Текст книги "Дневники и записные книжки (1909)"

Автор книги: Лев Толстой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

8) Бедственность теперь положенная Русского народа в одном: в ложном понимании людьми смысла жизни, в ложной вере. Правительство и Союз Р[усского] нар[ода] совершенно правы, всеми силами поддерживая ложную веру. Всё в этом.

9) Устроили Анну Каш[инскую]. Наказывают за мошенничество в подмеси к муке и т. п. А это страшное мошенничество спокойно совершается.

10) Вчера говорил с Любой и Алей о стихах. А надо б[ыло] спросить: знаете ли вы, как надо жить? А пока этого не узнаете, ничего нельзя изучать.

11) Возмущает жестокость и несправедливость только при первом впечатлении. Потом привыкаешь. А когда родишься и живешь в ней – как теперь, захват земли – то даже не можешь видеть ее.

12) Бог открывается одной любовью, но утверждается разумом.

13) Бог открывается человеку и любовью и разумом. Это две стороны Его, доступные человеку.

15 Июня.

Утром походил. Начал писать, но скоро оставил, не кончив. Всё уясняется и усиливается. Помо[гай] Б[ог] кончить. Кажется, не заблуждаюсь, что важно. Нездоровится, болит голова и желудок. Написал письмо каторжному. Письма неинтересные. На душе оч[ень] хорошо. Записать нечего. Читаю буд[дийский] катехизис. Всё подвигаюсь в внутренней работе. Никогда не поверил бы, ч[то] это возможно в 81 год. Всё большая и большая строгость к себе и от того всё большее и большее удовлетворение. Главные две черты: преданность Его воле и неосуждение в мыслях. Теперь 10-й час.

[17 июня 1909.]

16 июня. (Вчера.) Оч[ень] нездоровилось. И целый день всё хуже и хуже. Утром опять поработал над Е[диной] З[аповедью]. Кажется, подвигаюсь. Не дурно. Продиктовал и подписал несколько писем. Ходил через силу. Соня уехала. Не читал К[руга] Чт[ения]. Записать:

1) Человек знает, что умрет, и даже с каждым днем умирает. Казалось бы, довольно знать это, чтобы понять (то, чего никто не понимает), что смысл жизни не может не быть независимость от временности существования, а имен[но], во всяком случае тот, чтобы исполнять в этом мире то, чего хочет пославшим, или то, что даст смысл всякому моменту жизни, а даст такой смысл только одно: исполнение, стремление к исполнению единого желания, в к[отором] одном свободен: нравственного совершенствования.

2) Когда я задался задачей подавлять в себе всякое чувство недоброжелательства, мне дело это казалось не важно, главное, п[отому], ч[то] я не верил в возможность его исполнения. Так мне казалось и первые дни. И вот прошло, я думаю, около двух месяцев, и я нынче думал на прогулке о том, к кому у меня есть недоброе чувство, стал вспоминать и – удивленье и радость – перебирал, кого мог, и не нашел никого.

Подумал, ч[то] мож[ет] быть это – хорошее расположенье духа, в к[отором] я нынче. Но нет, и во времена самого дурного расположения духа у меня уже нет этого недоброжелательства, хотя и нет той любви ко всем, какую испытываю теперь. Главное при это[м] нужное и действительное: это ловить себя в недоброжелательстве в мыслях и подавлять, разъясняя.

Как бы хотелось научить этому люд[ей]. Да не поверят – или подумают, что это-то, ч[то] одно нужно на свете-не нужно им.

Вчера приехал М[ихаил] С[ергеевич], привез расск[аз] о Парфении и царе и статью в Р[усских] Ведомостях]. В[от] с чем надо бороться: это с удовольствием, испытываемым от похвал, признания значения. Скверно это. Буду стараться.

Вчера прекрасные письма Молочныкова и Александра.

17 Июня. Встал гораздо лучше здоровьем. Оч[ень] слаб, походил, напился кофе, записал дневник и сам не знаю, что буду делать. Художественное не тянет. В этом тоже, слава Богу, стал лучше. Не придумываю, ч[то] писать и писать ли вообще, а отдаюсь побуждению и думаю, ч[то] оно верно, если нет других.

18 И.

Вчера писал Ед[иную] Зап[оведь] много и недурно, но надо еще работать. Ходил довольно много. Письма неинтересные и гости неинтересные. Вечером делал пасьянсы, а на ночь опять Е[днную] 3[аповедь]. Нынче оч[ень] мало спал, много, много думал. Кое-что записал. И очень хорошо, свежо, бодро. Записать:

1) Короткая молитва: Знаю, ч[то] если я в любви, то я с Тобою. А если я с Тобою, то всё благо. Так буду же всегда любить всех в делах, словах и мыслях. (Выучил наизусть.)

2) (Глупость.) Как редки и дороги люди, говорящие то, что точно думают.

3) Надо найти прежде, где замок и чем он держит, а потом найти ключ. Замок, запирающий всё, солдатство. Ключ, отпирающий замок – один: вера в Бога. Солдаты производят и держат солдат. Разумное соображение о том, что мы сами себя мучаем, недостаточно, нужна вера.

4) (Очень важное.) Разум есть то, посредством чего мы познаем то, что есть Бог, – познаем любовь. Пока не познал любовь, разум представляется всем, Богом (Бог есть слово).

Нынче ночью пришла в голову постыдная, сумашедшая мысль, а именно то, что как удивительно, что я, мое мерзкое, жалкое, исполненное всяких гадостей «я», избрано Богом для проявления себя – бесконечно-малой, ничтожной, но все-таки части Себя.

19 Июня.

Вчера, кажется, немного работал над Ед[иной] Зап[оведью]. Ходил много. Спал, к обеду много народа. Пустота разговора тяжела. Вечером, спасибо Л[юбови] Д[митриевне], пришлось серьезно поговорить с девочками. Мальчики боятся.

Нынче много ходил. Теперь 10 часов. Хочет[ся] много работать.

1) Человек ограбил всё селенье и сложил в кучу ограбленное и сторожит. Пришел раздетый и утащил рубаху. Грабит[ел]ь поймал и по закону, к[оторый] сам составил, наказал. Разве не то же самое со всеми богачами среди бедных и в особенности с земельными собственниками: не переставая грабят тысячи людей на милионы. У них взяли корм с земли для коровы, лоша[ди] – судят и казнят не грабителя, а взявшего необходимое с земли, к[отор]ая его по самым неоспоримым актам.

Прежде чем составлять законы, запрещающие воровство хомута, дерева, сена, надо бы составить законы, запрещающие грабеж сам[ой] законной собственности людей: – земли.

20 Июня.

Вчера ничего не работал, если не считать поправки в Е[диную] 3[аповедь]. Славно поговорил с Базилевск[ими] девочками. Как жалко всех таких. Права молитва Магом[ета] о бедности. Ездил верхом к столетнему жалкому, с раком на лице, старику. Бабы милые с ребятами. Вечером ничего не делал. Таня хороша. Тоже могла бы быть. Да, брак это главное препятствие к жизни настоящей. Идеал всего должен быть безбрачие. А никак не освящать эту гадость.

Да, читал вчера о Марксе Энгельса... Нынче проснулся от ясного, простого, понятного всем опровержения матерьялизма. На яву вышло не так ясно, как во сне, но кое-что осталось. А именно то, что матерьялисты должны допускать нелепость Творца, чтобы объяснить, отчего сложилась материя так, ч[то] из нее образовались отдел[ьные] существа, из к[оторых] первый я, и с такими свойствами, как чувства и разум.

Для нематерьялиста же ясно, ч[то] всё, что я называю миром вещественным, есть произведения моего духовного «я». Тайна для них главная отделенность моя и существ.

Не допишу. Теперь 10-й час. Походил, голова лучше.

21 Июня.

Попытался прочесть и продолжать художественное. Могу, но едва ли успею из-за других дел. Ничего не делал больше. Ездил верхом – на хуторе беседовал с мужиками. Оч[ень], оч[ень] устал. После обеда опять ничего, кроме чтения, не делал. Вечером разговор о палеонтологии, по случаю зуба мамонта. Чем дальше отодвигается что по времени – палеонтология – и пространству астрономия, тем очевиднее ничтожность всего вещественного в бесконечном пространстве и всех его изменении в бесконечн[ом] времени.

Сегодня встал не рано, гулял, много беседовал с ровесником стариком. Теперь 10 час[ов].

1) Как ни странно сказать, матерьялисты неизбежно должны признавать Творца для того, чтобы ответить па вопрос, почему материя, (Зачеркнуто: (приняла) сложилась так, что из нее выросло сознание,) откуда явился матерьяльный мир с своими изменениями? Без признания основой всего сознания, и вещества в пространстве и времени единственной возможностью понимания окружающего мира, нет другого объяснения существования материи, как только Бог Творец. Матерьялисты гордятся своим безбожием, а все их учение implique[содержит в себе,], включает понятие Бога Творца. Extremes se touchent[Крайности сходятся.]. Только признание основой всего – сознания не нуждается в понятии Бога творца.

2) Злы, глупы и виноваты не люди, а зол, глуп и виноват только мир.

3) Два врозь и умные и добрые человека делаются и глупы и злы, когда сходятся. Что же может быть хорошего, когда сойдутся 20, 100, 1000, когда сойдутся все?

4) Как важно знать и помнить это на людях и быть настороже. От этого-то так и важно религиозное учение. Оно выводит из этой подчиненности толпе. Только оно одно.

(Запись в подлиннике ошибочно помечена цифрою 4)

5) Бог это то Всё, от чего я сознаю себя отделенным.– Бог будет и у того, кто сознает себя отделенным от Всего матерьяльного, но горе в том, что Всё матерьяльное есть бессмыслица, так [как] оно бесконечно по времени и пространству.

22 Июня.

Сколько помнится, ничего не делал вчера, если не поправлял Е[диную] 3[аповедь], и несколько писем, из к[оторых] одно обратительно[е] бросил. Потом поехал с тремя Танями в лес. Пошел оттуда и набрел на косцов – вся деревня. Говорил о многом с ни[ми], о земле, о солдатчине, о том, что сами себя порабощают. О том, что трудно освободиться от бедности, а еще труднее от богатства. Что жить надо для души, и всё будет хорошо. Обедал, читал. Чувствовал себя сравнительно бодро.

Сегодня, – спал хорошо, походил, кое-что записал. Хорошо молился, живо понимал свое ничтожество и не величие– величие сказать мало, а бесконечность – не гадины Льва Толстого, а существа, сознающего себя Божественным. Неожиданно занялся опять Е[диной] 3[аповедью], поправил хорошо и вписал эпиграфы. Письма неинтересные. Ездил в лес верхом. Пообедал, играл в шахматы и, 8-и час, записываю.

1) Самые злые дела делаются из-за славы людской. – Делаются злые дела и из-за похоти, но похоть с годами ослабевает, соблазн же славы людской с годами только крепнет и усиливается.

2) Казалось бы, что может быть невиннее незлобивой веселой шутки, а между тем шутка есть одно из самых обычных и сильных, коварных средств для скрывания от себя людьми, не желающими ее видеть, серьезности жизни и своих грехов.

3) Старики забывают многое, почти всё. Умирая, забывается последнее. Если представить себе рождение и будущей жизни, то рождающийся ничего не помнит, вступая в свет, т. е. находится в том положении, в к[отором] в нашем мире находится всякий рождающийся ребенок (буддисты так и думают). Неверно тут только то, что при возрождении предполагается время, а забвение всего есть выход из условий времени. Смерть всегда останется возвращением к тому, из чего вышел, но никак не переход к другой жизни. Работник отработал свой урок и возвращается к хозяину за новыми приказаниями.

Теперь 9-й час, иду в гостиную.

[23 июня.]

Случилось неожиданное то, ч[то] я прочел вслух Е[диную] 3[аповедь]. Ответ – молчание и явно скука.

23 И.

Спал оч[ень] хор[ошо]. Проснувшись, думал и о вчерашнем. Пора понять, что если хочешь служить людям, то работай для grand monde [большого света] рабочего народа и его имей перед собой, когда пишешь. Наш брат в огромн[ом] большинстве безнадежен. А те жаждут. Записать:

1) Дурное расположение духа не только не вредно, но всегда полезно для работы над собой.

2) Нельзя ли вместо того, чтобы думать, что мысль плохо работает от прилива крови к мозгу, или на душе мрачно от того, ч[то] печень не в порядке, думать, что недостаточно прилива крови к мозгу и печень не в порядке от слабости работы мысли и от мрачности души. Одно нераздельно с другим. Что причина и что следствие. Признаем же мы обыкновенно вещество причиной духовного п[отому], ч[то] внимание наше направлено на вещественные изменения, а не на духовные.

3) Когда человек один, ему легко быть хорошим. Только сойдись с другими – и он становится дурен. И чем больше людей сходится вместе, тем труднее им удержаться от дурного. От этого-то так важна, нужна любовь. Только с нею, не делаясь хуже, могут сходиться люди.

Отец мой, начало любви, помоги мне, помоги в том, чтобы делать то, чего Ты через меня хочешь.

Теперь 11-й час. Сажусь за работу.

24 Июня.

Всё ничего не пишу, кроме поправок Е[диной] З[аповеди] и писем. Вчера начал поправлять, упрощая язык и форму. Но повело это только к перестановке глав и исправления[м]. Ходил гулять. Нога не хужеет. Вечер со всеми. Голицына. Тяжело говорить без цели. Нынче только проснулся – известие о Ч[ерткове]. Отказ. Написал ему и Гале письма. Опять занялся Е[диной] 3[аповедью], погулял и теперь поеду в Велью к старику. Получил Июнь Кр[уга] Чт[ения]. На душе оч[ень] хорошо. Но всё не могу привыкнуть к молитве при общении с людьми. Надо и можно.

26 Ин.

Совершенно неожиданно пропустил день. Третьего дня опять поправлял Е[диную] З[аповедь]. Читал Н(овый] Круг] Ч[тения]. Не дурно. Ходил пешком недалеко. Приехала Зося. Я ходил встречать и встретил Вас[илия] Панюшкина. Долго гуляя говорил с ним. Прекрасный юноша. В этих, только в этих людях надежда на будущее. Да хоть ничего не выходи из них, хорошо и для них, и для меня, и для всех, что они есть. – Вчера 25. Опять то же. Всё больше и больше просится «Казнь Евдокима». Ходил по парку. Большая слабость, сонливость. После обеда ходил к Ефрему. Только ограниченность большая и еще большее самомнение. Нынче ошибся часом и встал в 6. Погулял, начал новое Н[ет] в м[ире] в[иноватых] и кое-что сделал. Написал два письма. Слаб. Ездил с милой Таней. Письма от Оли и Ч[ерткова] и тяжелое от С[офьи] А[ндреевны]. Искренно жаль ее. Сашу жду, но она не едет. Гусев уезжает.

Теперь 4 часа, ложусь спать.

1) Всякий добросовестный работник знает радость исполнения дела. Такая же, только в много раз большая – та, к[оторою] испытываешь дело любви, когда поставил его делом жизни. Особенность же этой радости при исполнении дела любви та, что делу этому, а следовательно, и радости от него ничто не может помешать,

2) Буддисты говорят, что как старики забывают всё прошедшее, так и вновь нарождающиеся души не помнят прежних жизней. Прибавить к этому можно еще то, что, приближаясь к смерти (в старости), мы не только забываем прошедшее, но и теряем всякий интерес к будущему, т. е. выходим из жизни временной и приближаемся к безвременному началу жизни, к Богу.

Вечером неприятн[ый] разговор с Зосей, т. е. я приписываю важность тому, ч[то] ее не имеет. – Простился с милым Н[иколаем] Николаевичем].

27 Ин.

Проснулся слабым. Ходил по парку. Поправлял Е[диную] З[аповедь], кажется, не дурно. Письма хорошие. Сейчас ничего не хочется делать. От Саши (тяжелое о Соне). Она не едет.

Записать:

Всё вещественное даже не ничтожно, а ничто, п[отому] ч[то] всё всегда есть a/? = 0, часть бесконечного. Действительно существует только «я» -мое сознание. Скажут: «если так, то ничего нет; нет жизни или смысла ее». Это неправда. Жизнь в уяснении, а это уяснение может происходить только в мире временном и пространственном, к[оторый] сам в себе не имеет значения, но необходим для работы уяснения сознания. Магомет, кажется, сказал: Бог захотел не один испытывать бла[го] и сотворил людей.

Грустно, грустно, хочется плакать. 2-й час.

29 Ию.

Записать: 1) Как мы привыкаем креститься, произносить слова молитвы, так можно и должно привыкнуть любить и уважать людей. Благодарю Бога, недавно начал, а начинаю привыкать: делаю часто бессознательно. Помоги Бог! Как хорошо.

2) К Е[диной] 3[аповеди]. – Думать, что меня родила волшебница, к[оторой] я не вижу, а не мать, к[оторую] вижу, значит лишиться радости матер[инской] любви. А это самое делают люди, воображая себе Бога несуществующего, Бога– Творца всего мира и разных чудес, и потому не знающие своего истинного Бога, проявляющегося в любви.

Странное дело: вчера, 28-го, ничего не записал в дневник. Вчера после обычной прогулки почувствовал слабость и только дурно позаписал кое-что в Единую] 3[аповедь]. Интересные письма, но не отвечал. От Ч[ерткова], ч[то] он приодет. Послал ему телеграмму. Ездил верхом в Ломцы и оч[ень], оч[ень] устал и промок от дождя. За поздним обедом Сверб[еева], потом вечером играл в карты, Голицина. Зося уехала. Смешно ее пристрастие ко мне. В роде ухаживания за человеком из-за его денег, когда человек знает, что у него их нет.

Нынче 29. Встал рано. Казалось, спал хорошо. Пошел гулять, хорошие мысли, нужные, но на половине прогулки ослабел, насилу дошел. И дома ничего не мог делать путного. Поправлял Е[диную] 3[аповедь]. От Ч[ерткова] известие, что он не приедет. Это лучше. Слабость всё хуже и хуже. Спал днем от 2 до 4-го часа. Теперь 5-й, встал и все-таки слаб.

30 Ин.

Вчера вечер ничего не делал. Прошелся. Немного свежей. Сегодня хорошо спал. Ч[ертков] приезжает. Поеду в час. Гулял. Написал новую главу о чудесах недурно. Хорошие письма от мужиков и Молочн[икова]. Письмо Александра. Записать:

1) Кажется, старое: Истинное знание только одно: знать, как жить. Люди же знают оч[ень] многое, а не знают это и даже думают, что этого нельзя и не нужно знать. Ненужное знание забивает им головы и мешает знать то, ч[то] нужно.

2) Чудеса нужны тем, у кого нет разумной основы для веры.

3) При вере в любовь просить не о чем. Надо только делать.

3 Июля.

Два дня пропустил. 30 Июня. (Зачеркнуто: Писал чуть-чуть Е[диную] 3[аповедь] и, кажется, письма.) Поехал к Ч[ерткову]. Радостное свидаыие с ним. Вечером опять к нему. – I И[ю]л[я]. Утром писал оч[ень] недурной ответ крестьянину об образовании. Не кончил еще. Поехал на ярмарку. Хорошо б[ыло], но ожидал большего. Вечером к Ч[ерткову]. Опять хорошо очень было. Он сделал замечания об Е[диной] 3[аповеди] верные. – 2 И[ю]л[я]. Страшно слаб. Чуть-чуть приписал к «О науке» и ничего не делал. На душе недурно. Отложил отъезд. Как нарочно, вчера играла со мной в карты воспитанница Сухотина, директриса гимназии, с белыми руками, сытая, хорошая, выхоленная крестьянская сирота, к[оторой] дали образование...

Нынче встал рано, слаб, но хочу все-таки поехать.

Записано что-то, чего не могу ни разобрать, ни вспомнить.

5 Июля [Я. П.]

Поехал 3-го, как решил. Был у милого Абрикосова. Таня провожала до Мценска. Поехал в 3-м классе, и оч[ень] приятно– жандарм и переселенцы. Те люди, с к[оторыми] обращаются, как с скотиной, а к[оторые] одни делают жизнь и историю (если она кому-нибудь интересна). Дома хорошо. Саша всё такая же и хорошая. – Вчера, 4. Читал кучу писем. – Есть хорошие. Ездил к Гале проститься. Писал О Науке немного. После обеда пришел мил[ый] Николаев. Хорошо говорили, и поправил по его совету места в «Неизбежном Перевороте». Здоровье не дурно. На душе оч[ень] хорошо. Хочет[ся] обращаться к Богу, и все не наход[ил] обращения. Нашел наилучшее: благодарю, благодарю и благодарю за великое благо жизни. Проснулся в 5 и много думал обо всем – что и плохо.

Записать:

1) Самый трудный, критический возраст – это когда человек перестает телесно расти, сильнеть... я думаю, около 35 лет. Развитие, рост тела кончается, и должно начинаться развитие, рост духовный. Большей частью люди не понимают этого и про– должают заботу о росте телесном, и ложное взятое направление бывает губительно.

2) Не могу не удивляться, зачем Бог избрал такую гадину, как я, чтобы через нее говорить людям.

8 Июля.

Третьего дня, 6-го. Не помню; кажется, поправлял немного о Науке. Ходил по саду. Ничего больше не помню. На душе хуже. Но не падаю. Ив[ан] Ив[апович] милый б[ыл], хорошо говорили. Вчера совсем ничего или почти ничего не писал. Ездил к М[арье] А[лександровпе]. Олсуфьевы. Вечером Андрей. Мало борюсь с отвращением к нему. Хочу и буду бороться. Соня больна рукою. Олс[уфьевы] и Маша приятны. Читал Маше.

Нынче, 8-го, писал оч[ень] недурно. Да, забыл, вчера б[ыл] бестолковый разговорщик, я недобр был. – Ездил верхом один тихо. Сашины дела кончились. Стражника нет больше.

Нынче 11 Июля.

Нынче оч[ень] хорошо доканчивал о Науке. Ездил с Оничкой к Чертковым. У нас Денисенки, к[оторые] мне оч[онь] приятны. Сейчас Леночка рассказала мне историю Веры. Я рад б[ыл] узнать.

Вчера тоже писал письма вечером, а потом О Н[ауке] и, главное, каже[тся], кончил Е[диную] 3[аповедь] и письма.

Третьего дня помню только, что ездил верхом. Не помню. Устал. Решил ехать в Штокгольм. На душе хорошо.

12 Июль.

Оч[ень] мало спал. С утра дурно обошелся с глупым малым, просившим автограф. Два раза начинал говорить с ним серьезно, оба раза он перебивал меня, прося «на память». Вчера вечером б[ыло] тяжело от разговоров С[офьи] А[ндреевны] (Зачеркнуто: и др[угих]) о печатании и преследовании судом. Если бы она знала и поняла, как она одна отравляет мои последние часы, дни, месяцы жизни! А сказать и не умею и не надеюсь ни на какое воздействие на нее каких бы то ни было слов.

С утра до кофе взялся за О Науке и поправил, но весь вышел. Усталость мозга. Утром в постели записал кое-что для конгреса.

Записать:

1) Думал о старом вопросе: свободе воли. Думал вот что: Если бы кто хотел сомневаться в том, что в человеке есть... Нет, не могу писать. Голова слаба. Может быть, после.

2) Записано так: Сначала жутко отрешиться от мнения людского так, чтобы ложное, унизительное о тебе мнение людей не трогало тебя, – жутко и одиноко, но если удастся осилить, поставить всё перед Богом в себе, перед своей совестью, как твердо, непоколебимо, свободно. Юродст[во] великое дело.

Было 7 посетителей: юноша с сочинениями, потом совсем сочинитель, умный, Новиков. После обеда поехал к Ч[ертковым], читал там О Науке. Приятные разговоры о прочитанном. Записать нечего и некогда.

13 Июля.

Встал слабый. Но работал О Щауке] недурно. Гулял слабый. Вечером Николаев, Голденв[ейзер]. Сон лучше.

14 Июля.

Встал слаб. Кое-что записал ночью. Опять всё утро занимался письмом О Науке. Всё это не совсем кончил. Ездил с Оничкой в засеку. Очень приятно. Заснул. Встал оч[ень] слабый. Соне хуже. Много думал – не важного, но хорошего, даже очень. Теперь 9-й час. Записать:

1) И самое главное: Не могу отделаться от заботы о сужд[ении] людей. А как только есть эта забота, нет заботы о душе. Нынче несколько раз ловил себя на этом. И всякий раз, как только вспоминал, сознавал свой грех, думал о том, как бы только не переставая быть с Богом, т. е. любить всех, так сейчас и хорошо. Так б[ыло] нынче утром с бабочкой с ребенком – просила на бедность, плачет, говоря, что несет последний расстегай продавать, и показывает узел с расстегаем, а ребеночек миленький, веселенький, хлопает ручонкой по узлу и смеется. И так мне хорошо, трогательно это было, и я так хорошо полюбил ее, и так свободно на душе стало. Другой раз на езде верхом тоже что-то неприятно стало от мысли о нелюбви ко мне людей, вспомнил то, ч[то] я люблю их – и сейчас радостно. Тоже в слабой степени бы[ло], когда вернулся – и 5 оборванных просителей. Вспомнил – и хорошо стало.

2) К Штокгольму: Начать с того, чтобы прочесть старые, а потом новые письма отказавшихся. Потом сказать, ч[то] всё говорилось здесь оч[ень] хорошо, но похоже на то, что мы, имея каждый ключ для отпора двери той палаты, в к[отор]ую хотим взойти, просим тех, кто спрятались от нас за непроницаемой дверью, отворить ее, а ключи не прилагаем к делу и учим этому и других. Главное, сказать, что корень всего – солдатство. Если мы берем и учим солдат убийству, то мы отрицаем все то, ч[то] мы [можем] сказать в пользу мира. Надо сказать всю правду: Разве можно говорить о мире в столицах королей, императоров], главных начальников войск, к[отор]ых мы уважаем так же, как французы уважают M-r de Paris [палача.]. Перестанем лгать – и нас сейчас выгонят отсюда.

Мы выражаем величайшее уважение начальникам солдатства, т. е. тех обманутых людей, к[отор]ые нужны не столько для внешних врагов, сколько для удержания в покорности тех, кого мы на[си]луем.

3) Мы познаем Бога в трех видах: а) в Нем самом, б) в самих себе и в) в ближних. Познавать Его в Нем самом значит познавать Его волю, чтобы исполнять ее. Познавать Его в самих себе значит познавать эту волю в любви. Познавать Его в ближнем значит любить ближнего, как самого себя.

1-5 Июля.

Проснулся рано и всё думал о молитве Соничке. Написал и послал, но нехорошо. Письмо от Ч[ерткова]. Занимался письмом о Науке. Приближаюсь к концу. Ездил верхом. И опять несколько раз и дома и на езде вспоминал, когда что-нибудь казалось неприятным, о том, ч[то] живу не перед людьми, а перед Богом, и тотчас же проходило. Как, однако, глубоко засела в меня забота о суде людском. Она теперь больше всего стоит на моем пути к Б[огу]. – (Да, написал письмецо об устройстве общин.) Дошел, слава Богу, до того, что в мыслях один сам с собою могу побеждать заботу о суде людском сознанием жизни перед Богом, но не могу привыкнуть вспоминать это при всяком общении с людьми. Буду учиться и приучаться.

Иду обедать.

19 Ил.

Четыре дня не писал. Все эти дни всё писал Письмо О Науке. Вчера, помню, б[ыл] Давыдов. Я ходил пешком. 17-го ездил верхом с Оничкой, был, кажется, Андрей. Вел себя хорошо – я. 16-го не помню. Нынче с утра ходил, хорошо думал. Придумал молитву при встрече с человеком: Помоги, Бог, мне обойтись с этим проявлением тебя с уважением и любовью, думаю только о твоем, а не людском суде. И это хорошо помогает.

Вспомнил: вчера и третьего дня б[ыл] Павлов, приятель Александра. Письма от Александра], Молоч[никова], Калачева.

Нынче писал О Н[ауке], потом колпен[ские] мужики, потом милые юноши, рабочие из курсов Тиле. Хорошо поговорили. Ездил верхом. С[оня] всё так же хворает. Был с ней сначала тяжелый, а потом хороший, умиленный разговор. Записывать есть что, буду завтра. 12-й час, ложусь спать.

20 Июля.

Вчера ночью получена телеграмма от Поповой, матери судимого, о том, что она едет. Нынче утром, проснувшись, стал думать о том, что я мог бы для нее сделать, и написал письмо Столыпину, кажется недурное. Чувство было хорошее. А теперь 1-й час дня, а ее всё нет. Как обыкновенно, утром ходил по лесу, молился. И нынче в первый раз включил в конец молитвы о соблазнах самое нужное: сознание греха и ослабления от заботы о суждении людей. Помоги, Бог мой, при общении с людьми думать только о том, что мне перед Тобой одним надо делать. Трудно, но зато какая не только свобода, но могущество, когда достигнешь. Два дня читал понемногу Мечникова книгу и ужасался на ее легкомыслие и прямо глупость. Хотел написать не доброе. Нынче решил, ч[то] если напишу, то напишу любовное. Записать:

1) Тоскливое состояние – уныние; хочется помощи от Бога, от всемогущего Бога. И только одна помощь: отречение от себя и соединение с Ним. Тоска, уныние только от того, что ушел от Него, а вообразил себе, что ты – ты, Лев Толстой, а не то, что одно есть. (Не то.)

2) Вчера на молитве в первый раз с новой стороны понял слова: возьми крест твой на каждый день (Луки 9, 23). Особенно живо понял то, чтобы выше всего ставить сейчас, в настоящем, исполнять волю Его в себе. Тем-то и важна молитва – слова мудрости, что они способны иметь значение с разных сторон и потому с разных сторон воздействуют на душу и возвышают ее.

3) Первая мысль при известии о перелете Ламанша – как применить аэропланы к войне, к убийству.

Хотел здесь вписать пришедший в голову рассказ, да не не осилю сейчас, здесь. Начну отдельно.

Кажется, что много, много дела. А это неправда. Одно дело – работа над собой, очищение, освобождение в себе своего божественного я. И эта работа и радостная, и не спешная, и всегда по силам, и всегда по мере того, как прилагаешь к ней силы, совершается и никогда не кончается. Всегда впереди возможность той же, но только всё более и более радостной работы.

Сейчас для Штокгольма перечитывал и письмо к шведам и Царство Божие. Всё как будто сказано. Не знаю, что еще сказать. Кое-что думаю, что можно и должно. Видно будет.

Читая же это свое старое писанье, убедился, что теперешние мои писанья хуже, слабее. И слава Богу, не огорч[аюсь] этим. Напротив: буду удерживаться от писанья. Другая, более важная и нужная работа предстоит мне. Помоги, Бог мой.

21 Июля.

С вечера вчера С[офья] А[ндреевна] была слаба и раздражена. Я не мог заснуть до 2-х и дольше. Проснулся слабый. Меня разбудили. С[офья] А[ндреевна] не спала всю ночь. Я пошел к ней. Это б[ыло] что-то безумное. Душан отравил ее и т. п. Письмо Стах[овича], про к[оторое] я должен б[ыл] сказать, п[отому] ч[то] она думала, что что-то скрываю от нее, вызвало еще худшее состояние. Я устал и не могу больше и чувствую себя совсем больным. Чувствую невозможность относиться разумно и любовно, полную невозможность. Пока хочу только удаляться и не принимать никакого участия. Ничего другого не могу, а то я уже серьезно думал бежать. Ну-тка, покажи свое христианство. C'est le moment ou jamais [Теперь или никогда.]. А страшно хочется уйти. Едва ли в моем присутствии здесь есть что-нибудь, кому-нибудь нужное. Тяжелая жертва, во вред всем. Помоги, Бог мой, научи. Одного хочу – делать не свою, а Твою волю. Пишу и спрашиваю себя: правда ли? Не рисуюсь ли я перед собой? Помоги, помоги, помоги. Вчера или третьего дня в первый раз по-новому и лучше, чем прежде, сознал свое отношение к Богу. А именно вот как:

Мало того, что «Бога никто не видел нигде», но и постигнуть Его не во власти человека. Как сказал кто-то: знаем закон и источник, причину закона, и не только причину закона, но причину моей жизни. Но какова эта причина не то, что не могу постигнуть, но знаю, что и не могу пытаться; хвалить, просить, каяться – всё это невозможно по отношению к Богу. Не то что Он не слышит этого, но это не подобающее Ему отношение, как если бы хотел сказать: козявка бы испытывала закон тяготения, просила бы, хвалила, каялась по отношению к движению небесных тел. Но это всё не то. Я в первый раз понял то, что есмь одно из бесконечно малых проявлений жизни по отношению к бесконечно великой жизни, и потому мое отношение одно: я есмь почти ничто, но я есмь по отношению Всего. Нет, нельзя или не умею выразить не то что понятие Бога, но своего отношения к Нему.

Записано одно:

Считать свою жизнь центром жизни есть для человека безумие, сумашествие, аберрация.

22 Ил.

Вчера ничего не ел и не спал, как обыкновенно. Оч[ень] было тяжело. Тяжело и теперь, но умиленно хорошо. Да, – любить делающих нам зло, говоришь. Ну-ка, испытай. Пытаюсь, но плохо. Всё больше и больше думаю о том, чтобы уйти и сдел[ать] распоряжение об имуществе. Попова не приехала, и хорошее письмо Столыпину осталось без дела. Теперь утро. Пришел с прогулки. Не зн[аю], что буду делать. Помоги, помоги, пом[оги]. Это «помоги» значит то, что слаб, плох я. Хорошо, что есть хоть это сознание.