Текст книги "Дикая степь"

Автор книги: Лев Пучков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 7

…Спешу вас разочаровать, дорогие мои: испытанию, которым меня стращал Бо, вашего покорного слугу не подвергли. Только не в связи с тем, что мы с монашьим старшиной совместно пережили экстремальную ситуацию и спасли его от неминуемой гибели, а ввиду специфики мировоззрения, свойственного людям этой категории.

– Твою вину взяли на себя плохие люди. Теперь их нет, а их черная карма пополнила силы Абсолютного Зла…

Вот примерно в таком ключе. Сказано сие было в то время, пока Бо пребывал на аудиенции с Посвященным. Посвященный безвылазно торчал в небольшой юрте, располагавшейся в густой роще, и я его так и не увидел. Не скажу, что при нем была целая армия последователей, но взвод – точно был. Взвод бритых наголо товарищей в кирпичных накидках – монахи, одним словом.

Давняя склонность к картографическим исследованиям меня не подвела: в самом деле, на территории Калмыкии нет лесных массивов, подобных тому, где укрылась от посторонних глаз свита загадочного дядьки Бо.

Зато такие массивы в изобилии имеются на территории… сопредельного Дагестана!

– Тормоз! – Бо не просто хлопнул, а прямо-таки вдарил себя ладонью по лбу – как только мы выползли из балочки, где случилась трагедия, и получили возможность хорошенько сориентироваться на местности. – Ну конечно! Ой-е-е… Раньше сообразить не мог, уродливый урод…

– Это ты себя так?! – изумился я. – Это за что ж так?

Изумление мое было крепким и вовсе не нарочитым. Дело в том, что Бо живет в гармонии с собой, себя очень любит и никогда в обиду не даст – даже себе самому. А тут – такое неадекватное поведение.

– Дядька тут родился, – пояснил Бо, ткнув пальцем в сторону лесного массива. – Отару гнали дагам – продавать. Мать его была на сносях. Ну и – прихватило в пути… И я об этом знал. У нас все об этом знают. Мог бы сразу догадаться. Тьфу!!!

– И умирать, стало быть, приехал на то место, откуда появился на свет, – задумчиво пробормотал я. – Вот они, хитросплетения метафизики Дао! Ясно… Змея, кусающая свой хвост…

– Гонишь? – искоса глянул на меня Бо. – Какая, на фуй, метафизика? Какая, в жопу, Дао?! При чем здесь змея?

– Завершение цикла. Ворота, откуда я вышел… Все возвращается на круги своя. – Я пожал плечами и апеллировал к старому монаху, болезненно скрючившемуся меж верблюжьих горбов. – Все правильно! Спроси его – он об этом знает больше.

– А-а-а… – вымученно ответил монах. – О-о-о…

– К диспуту не готов, – пожалел я служителя культа. – Астральный план расфокусирован. Мирское превалирует над духовным началом.

– Профессор фуев! – обиделся Бо. – Да пошли вы оба! Хочешь сказать – тормоз, так и скажи…

…Из юрты Посвященного Бо вышел задумчивый, грустный и слегка оподаренный. Подарок был так себе – небольшой кожаный мешочек, похожий на кисет. Горловина мешочка была завязана какой-то странной тесемкой грязно-желтого цвета. На ощупь тесемка была холодной и скользкой, словно металл, и вообще казалась сплетенной из тонких золотых нитей.

– Сокровища! – обрадовался я. – Но – мало. Хорошо бы – бриллианты. Я в доле?

– Обязательно. – Бо криво усмехнулся и развязал горловину. – Можешь и мою взять. На, смотри!

Бриллиантов, увы, не было. И вообще ничего хорошего там не было.

– Это что за дрянь? – обескураженно поинтересовался я, вытягивая из мешочка за кончик почерневшую от времени кожаную бечеву, сплошь унизанную хаотично переплетенными узелками. – Это… а?

– Хана воспитывал шаман, – опустив предисловия, пояснил Бо. – Навязал узлы – с его слов. Это – завещание. Духовное, типа.

– Узелковое письмо! – несколько приободрился я. – Ясно! Уже лучше. Тут завязано, как клад найти?

– Завещание, нах! – терпеливо напомнил Бо. – Какой, в жопу, клад? Духовное, ебтэть, – тебе ж сказали!

– То есть сокровищ не будет, – разочарованно уточнил я. – А разве не может быть такого… может быть, наряду с духовным завещанием там прицепом окажутся координаты клада какого-никакого? Малю-у-усенького такого, килограмм на… ну, на двадцать хотя бы.

– Дядька сказал – народное достояние, – пожал плечами Бо. – А что у нас – народное достояние? Думаю, был бы клад – давно бы выкопали. Мои калмыки мастера на такие дела. Это им работать – в падлу. А как поискать чего, чтобы на халяву, – всегда пожалуйста.

– Хочу клад! – закапризничал я. – Зря страдали, что ли? Не пойду никуда, пока мне не прочитают это духовное завещание! Может, там координаты – между строк.

– Ну и тормоз, – ласково резюмировал Бо и весьма кстати вспомнил: – А! Чего дядька-псих эту дрянь с собой таскал все время? У калмыцких шаманов эти узлы были до жопы особые. Не как у всех, ебтэть. Они на Тибете пробовали прочитать – не получилось ни хера.

– И что? – насторожился я. – Ты хочешь сказать, что нам придется…

– Поискать шаманов, – кивнул Бо, радуясь моей сообразительности. – Только не понтовщиков, которых у нас фуева туча развелась в последнее время, а – натуральных.

– Так в чем проблема? Приедем – поищем.

– Да вот как раз проблема. – Бо сожалеюще крякнул. – Я, например, ни одного такого шамана не видел. Они – которые настоящие – тайно живут. Где-то в степи. Клиентов через доверенных людей подбирают. А степь у нас большая. Усек?

– То есть пока поиски клада откладываются, – резюмировал я. – Искать шамана нам недосуг. Верно?

– Откладываются не пока, а – совсем, – уточнил Бо. – Ты бы читал поменьше, Профессор… Откуда ты взял, что тут есть что-то про клад? Ты что-то знаешь про это?

– Ничего я не знаю, – с грустью сказал я. – Просто хотелось – клад. Если уж завещание – так непременно чтоб с кладом.

– Ничего, ты и так в порядке, – напомнил Бо. – Не нищий. Работай побольше, мечтай поменьше – и деньги будут. Давай трофеи пакуй – нам еще до трассы добираться…

По дороге домой осложнений не было, хотя, если разобрать ситуацию беспристрастно, таковые должны были у нас возникнуть в любой момент. И вовсе не потому, что за нами могли охотиться злые люди, преследовавшие монахов. Эти злые нас не видели вообще (а те из них, которые видели, уже никому о нас не расскажут). Просто мы решили самую малость отступить от первоначально гуманных пунктов нашего плана и вооружились. То есть прихватили с собой все, что добыли на поле боя: карабины, боеприпасы, ножи, бинокль и даже радиостанции. Мы мирные люди, но страшно не любим, когда кто-то в нас стреляет, а ответить нечем. И потому к трассе я, на правах младшего, вышел наподобие того верблюда, навьюченный двумя увесистыми мешками – только не между горбами, а, за отсутствием таковых, через плечо. Единственно – боевой нож метиса оставил в рукаве. Мешки крепко связаны горловинами, чтобы быстро взять оружие, нужно располосовать холстину.

Бо поднял руку, тормозя первую попавшуюся «Волгу» (он в мелких машинах ездить не любит – больно объемистый), и успокоил меня:

– Если «чичи» – я дам команду. Постарайся стволы быстрее достать. Если менты – я свои бабки отстегиваю. Ты – гость, потому не в пополаме. И сделай рожу попроще. Здесь Кавказ, все вопросы решаются бегом. Лишь бы бабки были…

В отношении финансов, слава богу, у нас был порядок, так что домой мы добрались без проблем. Только Бо потратился.

– Четире сотна бакс, – выставив четыре пальца, заявил пожилой дагестанский дядька – владелец «Волги», оценив нас мимолетным цепким взглядом и ровно на секунду задержавшись на моих подозрительных мешках.

Бо, ни слова не говоря, полез в карман, а я вежливо возмутился:

– За такие деньги, отец, можно из Махачкалы в Москву восемь раз на самолете слетать! Не многовато будет?

– Тры блекпост абъизжят, – невозмутимо пояснил дядька. – Адын – гибедеде на Элста въезд. Нэ хочиш – сам хады…

Вот такой догадливый дядька. Оказывается, в степи куча дорог, по которым запросто можно объехать торчащие на трассе блокпосты. И десятка три «левых» въездов в Элисту, для нелюбителей общения с республиканской ГАИ.

Прибыли в сумерках, припрятали трофеи под кровать, наскоро обмылись и наспех соорудили легенду о срочных делах, которые потребовали нашего внезапного возвращения в Новотопчинск. Затем вызвали по телефону такси и отправились отмечаться на швейную фабрику, где публика догуливала второй свадебный день.

Наша легенда была принята с первого предъявления, поскольку публика, пользуясь хрестоматийным выражением, уже давно дошла до кондиции и пребывала в приятном состоянии всеобъемлющей любви и доверия. Моей недолюбленной Саглары на торжестве не оказалось, как, впрочем, и большинства молодежи – аудитория сплошь была представлена зрелыми товарищами, свято верящими в безразмерные возможности своего организма.

Отчасти из-за перенесенного накануне стресса, отчасти из-за утраты бдительности я на пару с Бо употребил столь ударную дозу, что окончание вечера запечатлел в памяти весьма расплывчато. Обстоятельства же возвращения домой не помнил совсем – а такое, прошу мне поверить, со мной случается очень и очень редко. Физкультурник я, мать мою так, – энтузиаст здорового образа жизни!

Можете себе представить, что чувствовал ваш покорный слуга, будучи разбуженным на следующее утро, в половине седьмого хриплым командирским рыком:

– Подъем, ебтэть!!! Форма «раз», на зарядку – становись!!!

С трудом разодрав веки, я определил, что чувствую большое недовольство по какому-то смутно припоминаемому поводу, а рык, как и следовало ожидать, исходит от похмельно-бодрого Бо.

Не определившись в причинах недовольства, я переключился на Бо: выразил объективную оценку его фигуры и личика и в доступных выражениях пожелал ему долгой и мучительной смерти. Ласково ухмыльнувшись, толстый сообщил, что через пятнадцать минут мы в полном составе убываем.

– ???

– Вывозим родню жениха в степь…

– ???!!!

Оказывается, родню жениха вывозят в степь вовсе не для того, чтобы там бросить, а просто – на шашлыки. И разумеется, водочкой попоить. А завтра – промежуточный день. С утра – ритуалы, затем – каждый по своим подворьям. Самые близкие собираются все вместе – и вечерком, на воздухе, во дворике… А послезавтра – наоборот. То есть жених вывозит родню невестину и опять же – на шашлыки. С водочкой.

– Это какое-то безумие, – пробормотал я, отказываясь верить в такую сказочную перспективу. – Это как же надо себя не любить, чтобы пять дней подряд…

– Подъем, бля!!! – весело повторился Бо. – На зарядку – становись!!!

Я в ответ повторил свои пожелания. Толстый не отступил и даже пообещал в случае неподчинения организовать мне водные процедуры прямо в спальне. Выглядел он вполне респектабельно – даже рожа не опухла. В нормальной компании его надо поить в соотношении один к трем, чтобы получить результат, аналогичный моему утреннему пробуждению.

– Мне очень, очень плохо, – предсмертным голосом сообщил я и, зная, как слабо действуют на моего монстра увещевания, привел факты: – Ты знаешь мою норму. Вчера я ее превысил как минимум втрое. Мне срочно нужна реабилитация. Ты знаешь, как я лечусь. Сон до обеда. Много прокисшего однопроцентного кефира. Разминка до седьмого пота. Полноценная баня. Иначе умру от токсикоза…

Толстый факты принял – он прагматик до мозга костей. Видимо, у него в отношении меня были какие-то планы, поскольку он не захотел, чтобы я умер немедля.

– Ладно, – согласился он после недолгого раздумья. – Скажу – пусть баню затопят. Пока мы там готовимся, Санал смотается, привезет тебе лекарство. Остаешься на хозяйстве.

– Спасибо, – прочувствованно поблагодарил я и посмел выразить скромное пожелание: – С…бались бы вы побыстрее – я бы поспал еще пару часиков.

– Пять минут, – пообещал Бо и озадаченно поскреб подбородок. – Так… тренажеров, сам видел, в бане нету. А размяться… А! Размяться захочешь – в сарай. Там у Санала гантели, груша и пара машек[35]35
  Машки – макивары (жарг.).


[Закрыть]. Тебе как раз сгодится. Поправляйся…

Проснувшись через некоторое время самостоятельно, я не отметил заметного улучшения состояния и хотел было продолжать томный отдых, но организм напомнил о некотором избытке жидкости в системе. Вяло произвел утренние процедуры, побродил по большому дому дяди Бо, в котором нам отвели комнату для расквартирования, и обнаружил, что действительно остался «на хозяйстве» – более в усадьбе никого не было.

Помимо своего одиночества, я обнаружил на столе в кухне двухлитровую запотевшую банку с пузырящимся от избытка газа кумысом и рядом записку: «Лекарство».

– А! – хрипло порадовался я. – Спасибо, не бросили…

Взяв банку с кружкой, я вышел на крылечко и приступил к первой фазе лечения.

Кто кумыс пробовал – знает, что это такое. А тем, кто не сподобился, сообщаю: если опыта нет, экспериментировать следует осторожно – особенно если вы крепко с похмелья. У меня опыт имелся, неоднократно доводилось угощаться, когда Бо присылали гостинцы с исторической родины. Но опыт, прошу заметить, был обычного плана, без похмельного отягощения.

Храбро выдув поллитровую кружку в одиннадцать глотков (залпом не получается, даже если вы самый законченный степняк, – после каждого глотка личико выворачивает так, что Фредди Крюгер в сравнении с тобой кажется этаким симпатичным милашкой), я пару секунд прислушивался к организму, затем с низкого старта рванул за угол.

Все-таки военное прошлое дает похмельному человеку несомненное преимущество в сравнении с обычным штатским забулдыгой. Мне хватило этой пары секунд, чтобы сопоставить два маршрута и отчетливо проанализировать: к туалету, находящемуся в доме, – не успеваю. Это ж надо открыть три двери: входную, из сеней в прихожую и собственно туалетскую. А там еще крышка унитаза…

За угол действительно получилось быстрее, хотя до летнего сортира тоже не успел. Но ничего – почва все же. Попугав утробными рыками притихших в своих клетках энерджайзеров (из всей доступной живности дядя Бо держит только кроликов – в городе шибко со скотинкой не побалуешь, больно накладно выходит), я поплескался в бочке, минут пять поработал лопатой, ликвидируя последствия побочного эффекта лечения, и вновь вернулся на крыльцо – продолжать процедуры.

Кумыс – мощное средство, как в плане физиологическом, так и в информационно-восстановительном. Уговорив за час полтора литра, я почувствовал себя значительно бодрее и додумался до причин смутного недовольства, терзавшего меня с момента первичного пробуждения.

Первое: Саглара. Не было ее на вчерашнем вечере, не было. Попытки «навести мосты» успехом не увенчались: окружающие были сильно пьяны и по этой причине информацией делиться не могли либо просто не хотели.

Второе: краевед. Этот веселый болтливый дядька, которого в первый день не было, подсел к нам с Бо, и мой боевой брат его так и представил:

– А это – наш краевед. – И, заметив тень беспокойства на моем нетрезвом лице, поспешил объяснить: – Не, это не такой краевед. Это – в натуре краевед. Заведующий краеведческим музеем. Ученый, ебтэть…

Вникнув в причины моего беспокойства, «краевед в натуре» уговаривал Саглару забыть. Навсегда. Ну ее в задницу, недотрогу бидешную. Других навалом – и не хуже. А он, добрый малый, свезет нас с Бо в одну веселую баньку: поплескаться всласть с доступными девами, после которых мне будет не до Саглары.

– Ух! Ух! Ух!!! – распутно вскрикнул краевед, отчетливо обозначив крепенькими кулачками движения сильно спешащего лыжника. Затем подумал и, лукаво подмигнув, привел в качестве очень весомого довода некую позицию, каковая, вне всякого сомнения, может в этой самой баньке возникнуть: – Раком, на бортике бассейна! Оп-па! С разбегу!!! Эть! Эть! Эть!!! Ух-х-хх!!!

– Ур-рр! – соблазнился Бо. – Раком? На бортике? Годится…

Затем краевед принялся настойчиво приглашать нас на телепередачу. Для чего мы ему были там нужны, я помнил смутно, но Бо неожиданно вежливо принялся отказываться.

– На телевидении – пидеры одни. Мужику нормальному – западло. Не, не покатит…

– Ну что ты, какие там пидеры? – обиделся краевед. – Ведущая – дама. Очень даже ничего…

Толстый такой аргумент принял, но, самую малость подумав, опять вежливо отказался. Дама – это хорошо. Это лучше, чем пидеры, безусловно. Но… Видал я, дескать, вашу телепередачу в продукции бюро ритуальных услуг.

А я, расплывчато поразмыслив, извинился перед краеведом, вытащил Бо на крылечко и посоветовал согласиться.

– Ну и за каким фуем оно нам надо? – резонно поинтересовался Бо. – Светиться лишний раз?

Да нет – вовсе не светиться, а совсем наоборот: показать, что мы ничего не опасаемся, успокоить противника своей беспечностью и открытостью. Вот, мол, мы какие – всей душой и ничего не боимся. Не надо нас опасаться. Мы тут просто так – гуляем. Кроме того – нам информашку собирать надо или где? А на передачу, как обещал краевед, за каким-то членом припрется целая кодла деятелей культуры и науки. Среди этих деятелей наверняка будут представители «спящей» оппозиции: познакомимся поближе, подружимся, потом в баньку пригласим – без доступных дев, разумеется, чисто культурно. Глядишь – информашкой подходящей разживемся. Лишние приятели в таком деле – не помеха…

– Годится, – согласился с аргументами Бо. – Банька – это да… Сближает, конечно. Но лучше, конечно, – раком. На бортике…

– Да никуда это не уйдет! – Я идею насчет бортика бассейна всецело одобрял, но в настоящий момент горел желанием получить доступ к Сагларе и потому перспективой баловства с распутными девами как-то шибко не воодушевился. – Нам главное – чтобы для дела была польза. А это, безусловно, большой шаг вперед в плане наведения мостов…

– А! – вдруг озарился Бо. – Я ему подарю узлы. Он краевед – пусть и распутывает. Шамана мы один хер не найдем – нам некогда. А оно – народное достояние. Так Посвященный сказал. Вот пусть и достанется народу. Пошли, я скажу краеведу…

Я против такой постановки вопроса горячо возразил и, пока мы возвращались от входа к своему месту, недвусмысленно намекал, что неплохо было бы эту историческую загадку попробовать распутать самим. Кто его знает, вдруг там окажется такое, что волосы дыбом встанут – и не только на голове? Вдруг действительно – клад. Кроме того, есть опасность на самом деле засветиться: если узнают, что Посвященный передал ему узелковое письмо… нетрудно будет сделать вывод, после каких трагических обстоятельств сия передача произошла – со всеми вытекающими отсюда последствиями… Но Бо был настроен скептически – не верил он в благоприятные исторические расклады. И от причастности к трагическим событиям в балке открестился двумя штрихами – недаром в нашем кругу имеет репутацию хитрющего лиса.

– Мы придем, – сообщил он краеведу, который, как мне думается, уже и забыл о своем предложении – на момент нашего возвращения он мило беседовал с другими застольщиками. – Ты только звякни заранее – предупреди. А то непорядок будет, если без предупрежа. Мало ли какие у нас дела.

– Отлично! – обрадовался краевед. – Ты будешь гвоздем программы! Я тебе старинную книжку подарю – там про твоего пращура написано.

– Спасибо, – вяло отреагировал Бо на обещание – он вообще книги почитывает, но в основном детективы. – Я тебе тоже кое-что подарю. У меня там от дядьки кое-что осталось. Еще с сибирских времен, когда все вместе жили…

– Да неужели?! – живо заинтересовался краевед. – И что же там осталось?!

– Ну это – как его? – Бо толкнул меня в бок – я кисло ухмыльнулся и подсказывать не спешил, намекая, что вот сейчас как раз самое время переосмыслить решение насчет такого скоропалительного подарка. – Ну – кожаная веревка, а на ней – узлы. – Остановить Бо было довольно проблематично, как в вопросах расправы, так и при акте широкодушевного дарения – тем более когда он был, что называется, «под градусом». – Ну, послание, типа…

– Узелковое письмо? – Краевед от радости чуть не подпрыгнул. – Неужели такое… такой раритет все-таки существует? До сих пор я встречался лишь с письменными упоминаниями…

– Я те говорю – то самое письмо. – Бо доверительно подмигнул. – Личное послание хана, ебтэть. Завещание, типа, духовное. Прикинь?!

– Это раритет!!! – Краевед от волнения осип и почему-то перешел на «вы». – Это… Это… Эм-м… Вы представляете себе, что это такое вообще?! Нет, это что-то невообразимое… Только вы никому – я вас прошу…

– Да почему – никому? – небрежно бросил Бо. – Пусть всем будет – народное же. Пусть все приходят в музей и офуевают: ну ни фуя себе, какие офуенные узлы, бля!!! Вот это узлы так узлы, ебтэть! Это вам не пидерка какая-нибудь засранная или коврик обтруханный! Только условие…

– Условие? – насторожился краевед.

– Да не, не деньги, что ты! – успокоил Бо. – Условие: никому не говори, что от меня. Придумай что-нибудь – откуда взял. Понял, нет?

– Понял. – Краевед недоуменно пожал плечами. – Но почему, собственно…

– Я сказал, – отрезал Бо. – Если не обещаешь – ни хера не получишь. Понял?

– Понял, – кивнул краевед. – Не хочешь – как хочешь. И вообще, бескорыстие и альтруизм – это прекрасно…

Вот такой широкий жест…

Легко представить себе мое негодование: я почему-то рассчитывал, что после приключений с добычей компромата мы на некоторое время задержимся в гостеприимной Калмыкии и самую малость развлечемся с ханским завещанием. Никто же ведь не знает, что там на самом деле. Вдруг действительно: координаты. Представляете? Чем мы с Бо хуже героев приключенческих романов, на которых на ровном месте обрушиваются древние рукописи и полуистлевшие карты с указанием места захоронения сокровищ?!

Но – Бо обещал подарить. В нашем кругу разбрасываться обещаниями не принято – я уже говорил. Если обещал, будь добр – выполни. Так что уговаривать боевого брата взять слово назад даже и не стоило. Это было бы просто неприлично…

…Героически добив оставшийся кумыс, я технически рассчитал время воздействия целебного напитка и спустя пятнадцать минут, когда организм выдал первый тревожный сигнал о переполнении газами, уже сидел в туалете. Живописать весь акт не буду, скажу лишь, что очистительная процедура прошла с успехом. Через некоторое время, чувствуя в теле чудесное облегчение, я направился в баню на предмет проверки готовности оной к принятию моей одинокой персоны в жаркие объятия.

Баня была в порядке. Небольшое кирпичное строение, отделанное изнутри деревом (газовая колонка в пристройке снаружи), с компактным предбанником, заполненным пучками полыни и дубовыми вениками, источавшими в сухом преддверии жара терпкий аромат.

В Элисте вообще к баням отношение особое. Многие калмыки, длительное время проведшие в ссылке, соорудили в своих усадьбах вполне сносные баньки по сибирскому образу и подобию. Те же, кто лишен такой возможности, регулярно посещают многочисленные сауны и парные общего либо учрежденческого типа.

Перед отправкой в баню я настолько пришел в себя, что вспомнил про трофеи, добытые на поле боя. На мой взгляд, Бо проявил досадную беспечность, оставляя оружие и экипировку в нашей спальне – мешки так и лежали под моей кроватью! С другой стороны, мой ленивый боевой брат за время нашей совместной деятельности настолько хорошо изучил меня, что наверняка не сомневался: как только приведу себя в порядок, обязательно обслужу и спрячу.

Итак: обслужить и спрятать. Поковырявшись в ветхом гараже, где жил допотопный «УАЗ» дяди Бо, я запасся ветошью, паклей и маслом, поставил за угол, у клеток с энерджайзерами, два табурета (не на крыльце же этим заниматься!) и приступил к техническому обслуживанию трофеев.

Вычистив пороховой нагар, обработал тонким слоем масла все металлические части оружия, затем позаимствовал с постели Бо простынку и пододеяльник, с двух сменных костюмов Бо (хотел толстый родичей удивить, на каждый день торжества – новый костюм!) содрал целлофан, на скорую руку соорудил импровизированные чехлы и, достаточно герметично упаковав оружие с боеприпасами в мешки, отправился на рекогносцировку.

Довольно скоро выяснилось, что лучшим местом для схрона является узкий овражек, петлявший за забором палисадника. Судя по нетронутым зарослям кустов, окрестная детвора сюда не шастает: в Элисте масса недостроя и других более интересных мест для ребячьих тусовок, чем ирригационные прорехи в жилом секторе. Ржавый гвоздь из полусгнившей доски – долой, доску – в сторону, и мы уже в овраге. Если приспичит, рукой подать и в то же время вне усадьбы. Попробуй докажи, что наше. Мало ли что здесь закопано – тут у вас, говорят, террористы всякие ходют!

Сбегав за лопатой, я тщательно исследовал окрестности на предмет обнаружения непрошеных свидетелей, наличия таковых не отметил и, воровато озираясь, оборудовал в кустиках схрон по всем правилам военного искусства.

Свершив обряд захоронения трофеев, я изрядно вспотел и встретил данный факт с оптимизмом: токсины выходят! Не удовлетворившись, однако, первичным потением, я решил перед отправкой в баню дополнительно размяться и, воспользовавшись советом Бо, посетил тот самый сарай, в котором Санал оборудовал спортзал.

Санал – двоюродный братец Бо, двадцатипятилетний оболтус, фанат рукопашки и доморощенный спортсмен-универсал (ничем серьезно не занимается, но все перепробовал и ведет себя соответственно – примерно как трехкратный чемпион мира по боям без правил).

В сарае действительно было мило: самодельная груша в чехле из хорошей кожи, прошитом отличной кожаной бечевой, вкопанные в землю машки, обтянутые все той же кожей, сделанная на заказ штанга, гантели с разновесом и…

– Оп-па! – Вот тут я вспотел гораздо серьезнее – и даже тренироваться не пришлось. Вспотел я, дорогие мои, от внезапно пронзившей меня мысли.

Дело в том, что спортсменистый Санал трудится на республиканском предприятии «Арсчи». Предприятие специализируется на производстве разнообразных изделий из кожи: национальная одежда, дубленки, всякие там чуни и чувяки (или как там они еще называются на местном диалекте) и так далее. Платить деньги на этом «Арсчи» считается признаком дурного тона, зарплату выдают исключительно продукцией производства – только не готовой, а первичной.

В общем, не буду растягивать прелюдию к осенению или, если хотите, к озарению: в углу сарая громоздилась куча этой самой продукции. Разнообразные лоскуты кожи, куски выделанной овчины и… мотки кожаной бечевы, которой, судя по всему, прошивались эти самые изделия.

В общей сложности, по моим скоротечным подсчетам, этой бечевы было километра три, не меньше. И представьте себе, показалось мне, что похожа сия бечева как две капли воды на ту, что послужила в свое время ханскому шаману для вязания узелкового духовного завещания…

– Вот так, значит… – тихо сказал я, опускаясь на кучу кожаных ингредиентов и пытаясь представить себе, насколько этична будет пакость, которую я собирался сей момент соорудить. – Значит, так…

Впав в раздумье, я прогулялся в дом, вытащил из вещей Бо кисет с «завещанием» и вновь вернулся к сараю.

При ближайшем рассмотрении выяснилось, что бечева там и там имеет ряд существенных различий. Та, что в кисете, была несколько толще, гораздо темнее и значительно мягче современного материала, полученного Саналом в «Арсчи».

Не будучи специалистом в данном вопросе, я сделал вывод, основываясь на имеющемся наборе исходных данных: материал-то один! И там и там – кожа. То, что в ней за три столетия появились лишние радионуклиды, канцерогены и прочая дрянь, особой роли не играет. Просто та бечева, что в сарае, высохла и скукожилась. А наглухо завязанный кисет сыграл роль своеобразного термостата. Отсюда и мягкость.

Выбрав в куче моток посимпатичнее, я бросил его отмокать в бочку с водой, а сам сел у сарая, размотал ханское наследие по всей длине и принялся его изучать. Тут выяснилась одна деталь, на которую я при первом поверхностном осмотре внимания не обратил. Завещание было разделено на два фрагмента. Основной составлял что-то около трех с половиной метров в длину, а второй был вообще несерьезным: сантиметров шестьдесят, не более.

– Ну и к какому концу его приставлять? – пробурчал я, полагая, что вследствие ветхости бечевы произошел отрыв какой-то части послания.

При более подробном рассмотрении оказалось, что бечева, несмотря на древность, по-прежнему сохраняет первозданную прочность и об отрыве здесь не может быть и речи. Оба фрагмента завещания с двух сторон были отрезаны острым ножом: срезы очень ровные, сделаны под одинаковым небольшим углом и слегка скруглены под воздействием времени. Кроме того, если узлы основного фрагмента располагались на достаточно большом удалении друг от друга, то на коротком отрезке они буквально «сидели» один на другом, а в двух местах даже образовали некое подобие гроздей.

– Шамана бы сюда, – мечтательно сказал я. – Хоть пару намеков – чего там такое…

Увы, данное пожелание было не намного реальнее, чем существование в природе обожаемого дамами сказочного героя – Многочлена (в народных кругах он имеет более конкретное имя: Шестиглавый Семифуй). Бо сказал, что настоящие шаманы избегают людского общества и найти их чрезвычайно трудно. Поэтому мне оставалось ограничиться созерцанием.

Всматриваясь в лежавшие передо мной фрагменты бечевы, я пытался представить себе, как человек из легенды составлял ханское завещание. Мне очень хотелось уяснить для себя, какие движения делали его пальцы, ловко вязавшие узлы, каков в целом общий стиль такой вот вязки. Эти умозрительные упражнения были вовсе не лишними в свете того, чем я собирался заняться спустя полчаса.

В конечном итоге мое балованное воображение, вволю поплясав на потемневших от времени бечевках, выдало вполне целостный образ вязальщика завещания. Этакий мрачноватый мудрый старичок, сидящий в сгорбленной позе на какой-нибудь кошме, почтительно слушающий хана и неторопливо, машинально нанизывающий узлы. При этом, возможно, он даже не смотрел на свою работу, а скорее всего прикрывал глаза и шевелил губами, проговаривая про себя важные и значительные слова ханского послания потомкам.

Только вот проговаривал ли он координаты – я так и не представил. Зато уяснил для себя природу короткого фрагмента. Скорее всего старичок связал основной фрагмент и что-то упустил. Что-то, по его мнению, особенно важное. И когда он это понял, то отрезал еще кусок бечевы и довязал последний фрагмент…

Поздравив себя с выдающимися аналитическими способностями, я решил, что достаточно вошел в образ и вполне готов к производству бракованной репродукции. Достав из бочки отмокшую бечеву, я растянул ее на траве рядом с подлинником и принялся вдумчиво вязать узлы. При этом я самую малость лукавил, слегка меняя расстояние между узлами и в произвольном порядке переставляя отчетливо выраженные тесные группы. Наловчившись на большом фрагменте, маленький отрезок я составил и вовсе уж стихийно.

– Пусть попотеют ваши шаманы, – пакостно ухмыльнувшись, пробормотал я, закончив вязку и любуясь на свою работу. – Если вообще таковые в природе существуют…