Текст книги "Конец и вновь начало. Популярные лекции по народоведению"

Автор книги: Лев Гумилев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 28 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Лев Гумилев
Конец и вновь начало.
Популярные лекции по народоведению

Глава первая
Этнос. Его свойства и особенности

Человек в биосфере

Поставим вопрос так: почему эта проблема нам интересна? Ведь простое коллекционирование каких-либо сведений никогда не западает человеку в голову и не вызывает интереса. И если уж мы учим что-нибудь и тратим на это силы, то надо знать, для чего? Ответ будет прост.

Человечество, существующее на Земле совсем немного, каких-нибудь 30–50 тыс. лет, тем не менее произвело на ее поверхности перевороты, которые В.И. Вернадский приравнивал к геологическим переворотам малого масштаба. А это очень много. Каким образом один из видов млекопитающих сумел до такой степени видоизменить, и не в лучшую сторону, Землю, на которой живет?

Эта проблема актуальна для нашего поколения, а особенно актуальной станет она для наших потомков, потому что если мы не вскроем причины тех перемен, которые ныне совершаются на всей Земле и которые всей мыслящей частью человечества считаются проблемой номер один, то тогда незачем выходить замуж, жениться, рожать детей, ибо биосфера погибнет и погибнут все дети. Но для того, чтобы разобраться в этом вопросе, нужно исследовать его историю.

Человек, как существо биологическое, относится к роду Homo. Для этого рода при его появлении на Земле было характерно довольно большое разнообразие. Это касается и тех видов Homo, которые мы, строго говоря, не вправе считать за людей, а именно: питекантропов и неандертальцев (Pithecantropus и Homo primigenius – по-латыни, но я буду называть их общепонятными русскими словами). Эти два вида отличаются от современного человека так же, как осел от лошади или собака от лисицы. Однако у нас и у них были общие черты, которые весьма и весьма нас роднят: эти первоначальные виды человека были тоже весьма агрессивны, имели технику и знали огонь и, кроме того, занимались каннибализмом – пожирали себе подобных, что другим животным несвойственно. Откуда они происходят и почему они исчезли? Я не могу сказать. Гипотез по этому поводу много, но они совершенно беспочвенны и ничем не подтверждаются.

Неандертальцы отличались от современных людей прежде всего ростом; они были коренастыми – 155–160 см (такие здоровые пузатые карапеты) – и очень сильными. Ноги у них были короткие, бегали они хуже, чем наши предки, но черепная коробка у них была больше, значит, больше пространства для мозгового вещества. Следовательно, они были умнее. Каменная техника у них была очень развита. Была и костяная техника, которая отрицалась до 30-х годов, но я сам лично выкопал в неандертальской стоянке костяную иглу. Значит, шить они умели.

Очевидно, у них была очень высокоразвитая техника из нестойких материалов, потому что они могли убивать даже пещерных медведей. Они любили заниматься коллекционированием. Коллекционировали черепа этих пещерных медведей и складывали их в своих пещерах. Жили ли они в этих пещерах постоянно или использовали их как музеи – сказать трудно. Я склоняюсь к тому, что они жили большей частью под открытым небом, а в пещерах – иногда, когда им было это необходимо. Но тем не менее огромные скопления черепов пещерного медведя – до 1000! – находятся в неандертальских пещерах.

Надо сказать, что пещерный медведь был раза в четыре больше, чем наш медведь; соответственно он имел лучшие психофизические качества – был более поворотлив, быстр, силен, вообще гораздо страшнее, чем наш современный медведь, на которого только самые смелые охотники выходили с рогатиной. На пещерного медведя выходить с рогатиной было бы бесполезно. Даже более слабый современный медведь-гризли, обитающий в Америке, настолько страшен, что индейцы считали охоту на гризли равной войне с соседним племенем и убийство гризли – подвигом, равным убийству вождя соседнего племени, а не просто воина. В настоящее время охота на гризли в США запрещается на том основании, что безопасно убить гризли можно только из снайперской винтовки, но это уже не охота, а просто расстрел. Если же вы пользуетесь обыкновенным нарезным оружием, стреляете с достаточно близкого расстояния, но не попали ему прямо в сердце и не сразу убили, то он вас догонит. А бегает он со скоростью лошади. То есть практически гризли, который слабее пещерного медведя, и сейчас при всей нашей технике не является объектом для охоты.

Каким же образом неандертальцы истребили пещерного медведя так, что его вообще не осталось? Очевидно, у них были для этого возможности. Какие? Мы не знаем. Но лучше не знать и признаться в этом, чем выдвигать какие-нибудь легковесные гипотезы, все объясняющие и распадающиеся при первом столкновении с практикой. Я думаю, что так целесообразнее. Оставим вопрос открытым.

Встречались ли неандертальцы с современными людьми? Да! В Палестине в пещерах – Схул, Кармел, Кафзех – найдены захоронения странных людей, которых Я.Я. Рогинский определил как метисов неандертальца и современного человека. Каким образом могли появиться такие странные метисы, притом что неандертальцы были людоедами, я не знаю. Но факт остается фактом – появились метисы, явно нежизнеспособные и не оставившие никакого потомства.

Последние данные раскопок в Крыму (они еще не опубликованы, мне рассказывал о них один украинский археолог) очень любопытны: найдены неандертальско-кроманьонские (кроманьонцы – это мы) слои, где, скажем, слой кроманьонский, затем слой неандертальский и в неандертальском слое разбитые кости съеденных кроманьонцев, затем опять кроманьонский слой, затем опять неандертальский. То есть в Крыму шла какая-то жуткая борьба между видами Hominides, из которых одни (неандертальцы) исчезли без следа, другие размножились и населили Землю.

Несколько иначе обстояло дело на Дальнем Востоке, где существовал синантроп. Его останки нашли возле Пекина. Он ближе к современному человеку – монголоиду с уплощенным лицом, но тоже людоед и тоже достаточно большой. При этом следует отметить, что огонь знали и те, и другие, и третьи.

Древние виды Hominides не пережили ледникового периода, причем это очень странно. Ледник захватывал не всю сушу Земли, а жить около ледника было очень неплохо. Обычно говорят, что жить у ледника холодно, голодно. В наше время тоже есть ледники: в Швейцарии – Давос, у нас на Кавказе – Теберда, в Средней Азии – Тянь-Шань. Это все курортные места. Туда люди едут отдыхать и очень дорого за это платят, что совершенно разумно. Ледник – это огромное скопление льда, который только потому и существует, что над ним стоит столб чистого воздуха с высоким давлением, то есть антициклон. Огромная масса чистого, ясного воздуха захватывает значительно большее пространство, чем сам ледник. Значит, рядом с ледником, рядом с глыбой льда, которая поднимается на километр, иногда на 2–3 километра, будет совершенно ясное небо, а следовательно – огромная инсоляция. Температура воздуха низкая, но солнце светит и нагревает землю. На земле растет трава. Солнце нагревает тела животных и людей, им не холодно. Ветра почти никогда не бывает.

Высказывалось мнение, что вокруг ледника вьюги навевали огромные сугробы снега. Это географическая безграмотность, свойственная гуманитариям. Если бы навевало снег, это означало бы присутствие теплого влажного ветра, и тогда бы растопило ледник. Ничего подобного! Снега и дождя выпадало очень мало. Разогретая почва создавала конвекционные токи воздуха, и иногда из соседних широт, там, где были циклональные условия, могли пробиваться небольшие влажные воздушные массы, которые выпадали в виде дождя или очень небольшого снежного покрова. Этого было достаточно, чтобы за ледником в зоне антициклона расстилалась великолепная сухая степь с небольшим количеством снега, что не мешало травоядным животным зимой добывать из-под снега сухую траву, очень калорийную, пропитанную солнцем.

С другой стороны, ледник под солнечными лучами тоже таял, то есть с него стекали струйки и ручейки чистой пресной воды, которые образовывали по закраине ледника озера. А где озера, там и рыба, и водоплавающая птица, которая переносит икру на своих лапах. А где влага, там будет расти пышная растительность, там будут расти леса. Там при большом таянии начнется сброс вод в виде рек, и они потекут туда, куда им подскажет рельеф. Эти реки создадут в сухой степи, окаймляющей ледник с юга, необходимые животным водопои. Сухая степь вроде монгольской, где очень мало выпадает снега, – раздолье для копытных, которые могут зимой разрывать снег копытами и доставать себе еду. А где копытные, там и хищники, а среди хищников и человек. Тающий ледник – это оптимальные условия для развития человека.

Другое дело, когда там теплело. Ледник все время перемещался. От Таймыра он, все время нарастая, шел к Фенноскандии и таял в Атлантике. Циклоны приносили дождь, туманы, мокрый снег, который падал на ледник и увеличивал его. А на восточной окраине ледник таял, поэтому тут и были лучшие условия. Лучшие условия в ледниковый период были в Сибири!

И так было до тех пор, пока ледник не ушел под течение Гольфстрима и там растаял. А Гольфстрим прорвался и понес влажный атлантический воздух до Енисея и дальше, до Якутии, куда, в свою очередь, пришли тихоокеанские муссоны, и на месте степи выросла тайга.

Тогда стало плохо. Огромные заносы снега лишили животных растительной пищи. Погибли мамонты, носороги, туры; уцелели выросшие в тайге олени, зайцы и комары. Людям жить стало почти невозможно. Численность населения резко спала. Однако люди выжили и, мало того, расширили свой ареал!

Почему же вид Homo sapiens распространился по всей суше Земли и всю ее превратил в свою Ойкумену – место, где он живет? За счет чего человек смог распространиться повсюду? Ведь все животные живут в определенных для каждого вида условиях. Так, волк – степной зверь. Он живет в степи или в перелесках, где скрывается, но в глухой тайге волка нет; медведь – лесной зверь, в степи ему делать нечего, в лесу он и живет. А как же белый медведь, который живет во льдах? Это другой вид, относящийся к роду медвежьих. Он настолько уже отдалился от своего какого-то прапрапредка, что к современному лесному бурому медведю относится так же, как лошадь относится к ослу и человек к неандертальцу, то есть это разные виды. Белый медведь приспособился жить на арктических льдах, питается тюленями и ловит рыбу. Но кроме того, есть гималайский медведь, который так приспособился есть плоды, что живет только на деревьях.

Итак, мы констатируем, что все животные для того, чтобы занять другие ареалы, чтобы жить в иных ландшафтных условиях, эволюционируют за пределы вида. Человек остался в пределах одного вида. Все люди, ныне живущие на Земле, относятся к одному виду, но тем не менее они распространились от Арктики до тропиков. Они живут и в сухих местностях, и в высокогорных, и во влажных лесах Севера, и в тропических джунглях – где угодно, везде адаптируясь в ландшафте.

Каким образом случилось, что все животные живут в привычных условиях, а человек распространился по всей суше Земли, захватывая в некоторых случаях даже морские заливы?

И ведь человек сумел добиться победы не только за счет техники. В период палеолита техника была еще небогатой. И тем не менее человек смог устроиться и в тропических областях, и в полярных, во влажных и сухих, в горных и степных. Надо признать, что у человека есть какая-то способность, не только социальная, но и природная, которая также отличает его от животных. Эту способность мы можем характеризовать как повышенную лабильность, пластичность, даже способность к реадаптации, повторному приспособлению. За счет чего такая мобильность?

Мозаичная антропосфера

Обратим внимание на одно обстоятельство. Антропосфера делится на сообщества, которые мы называем попросту народами, по-научному – нациями, по совершенно научному – этносами. «Народ» – термин неудобный, он слишком полисемантичен. Термин «нация» принято применять только к условиям капиталистической и социалистической формаций, а до этого, считается, наций не было. Не будем спорить о термине. Но термин «этнос» очень пригоден для того, чтобы им обозначать сообщества, на которые распадается все человечество. Налицо факт мозаичности антропосферы, и правильнее называть ее этносферой.

Когда мы сталкиваемся с этой проблемой, кажется, что никакой загадки нет, все очень просто – есть немцы и французы, англичане и итальянцы. Какая разница между ними? Какая-то есть. Когда возникает вопрос, какая же именно разница, то оказывается, что найти ответ сверхтрудно.

Конечно, на то и существует Институт этнографии, и возник он тогда, когда сложность проблемы не стала еще очевидной; каждому было ясно, что есть разные народы и надо их изучать. Но наука развивается. Многое, ранее ясное, сейчас надо объяснять. Поэтому было избрано самое легкое решение. Как известно, человек – животное общественное. Никто этого оспаривать не собирается. И следовательно, сказали некоторые этнографы, все отношения людей между собой – это отношения только общественные, то есть социальные. А раз люди делятся на этносы, то и это тоже явление социальное.

На первый взгляд это как будто звучит убедительно и логично. Но что мы при этом подразумеваем под социальными отношениями? Исторический материализм нас учит, что человек развивается сообразно с развитием своих производительных сил; сначала он жил в первобытно-общинной формации, потом появились рабовладельческая, феодальная, капиталистическая. При таком формационном делении есть ли место для этнических делений? Феодалом может быть и француз, и англичанин, и сельджук, и китаец, и монгол, и русский. (К этой точке зрения примкнул Ю.В. Бромлей.)

Точно так же и с крепостными, рабами, наемными рабочими. Словом, социально-экономическая характеристика человека игнорирует этническую. Но значит ли это, что нет ни французов, ни китайцев, ни персов, что разница между ними иллюзорна; есть только феодалы и крепостные, буржуа и наемные рабочие – все остальное не существенно? Если так, то зачем нужен Институт этнографии? Да и сама этнография? И все-таки оказывается, что этнография нужна и выкинуть ее нельзя.

Итак, что такое этнос? Каковы переходы из одного этноса в другой? Какова разница между этносами? Некоторые говорят, что никакой разницы нет. Мол, что написано в паспорте, то и хорошо. В паспорте можно написать все, что угодно. Вот, скажем, любой может записаться малайцем. Но ведь от этого он малайцем не станет.

Есть еще одно определение – лингвистико-социальное. «Все люди говорят на каких-то языках, и поэтому, – сказал мне член-корреспондент АН СССР А.А. Фрейман, – французы – это те, которые говорят по-французски, англичане – те, которые говорят по-английски, персы – те, кто говорит по-персидски, и т. д.».

«Прекрасно, – сказал я ему, – а вот моя собственная родная мама в детстве до шести лет говорила по-французски, а по-русски научилась говорить уже потом, когда пошла в школу и стала играть с девочками на царскосельских улицах. Правда, после этого она стала русским поэтом, а не французским. Так была ли она француженкой до шести лет?»

«Это индивидуальный случай», – быстро нашелся ученый-академик.

«Ладно, – говорю я ему, – ирландцы в течение двухсот лет, забыв свой язык, говорили по-английски, но потом восстали, отделились от Англии и крови не пожалели на это отделение – ни своей, ни чужой. Если по-вашему судить, то эти двести лет они были настоящими англичанами?»

«Я знал, что вы этот пример приведете, а еще?»

Тут я ему привел десяток примеров и задал еще такой вопрос: «Вы же сами в Средней Азии бывали, вы же великолепно знаете, что жители Бухары и Самарканда с одинаковой легкостью говорят на трех языках – на таджикском, узбекском и русском. Русский нужен для школы, и они говорят по-русски, как мы с вами. Таджикский и узбекский – это языки базаров. При всем этом они ничуть не путают, кто узбек, а кто таджик, хотя в паспортах могут записаться таджиками, будучи узбеками, и наоборот. И даже про одного моего знакомого, который, будучи самаркандским таджиком, записался узбеком, другие таджики говорили: „Миллат фуруш“ – продавший свой народ или изменник своего народа. А записывались они так, потому что узбекскими националистами был пущен слух, что тот, кто запишется таджиком, будет выселен из городов в горы. И все записались узбеками. Хотя в принципе – какая разница, как записаться? Ведь знакомый-то мой не стал узбеком».

Итак, что есть разные этносы – все знают. Этносы – это французы, немцы, папуасы, масаи, эллины, персы. Но на вопрос: «Что же это такое?» – ответа толкового не было. И я его сразу дать не могу. Если бы я мог это сразу сделать, я ограничился бы небольшой статьей, а не предложил бы вниманию читателя книгу.

Поставим и другой вопрос: имеет ли проблема этноса практическое значение? В бытовых случаях мы не путаемся. Если к нам, допустим, приедет английский ученый, мы сразу видим, что это человек иной, чем мы: хоть он и говорит по-русски, но не по-нашему, и костюм он носит по-иному. Но в тех случаях, когда эти внешние различия скрадываются, возникает сомнение в значении этнической принадлежности.

Например, в трамвай входят 4 человека – одинаково одетых, одинаково хорошо говорящих по-русски и т. д. Допустим, один из них русский, а другие – кавказец, татарин и латыш из Прибалтики. Есть между ними разница или нет? Казалось бы, каждому понятно, что есть. Однако один мой оппонент заявил, что, если между ними не произойдет какого-нибудь глупого, надуманного национального конфликта, никто и не узнает, что между ними есть разница, и вообще, реально ее нет. «Нет, – ответил я, – никакого национального конфликта здесь может и не быть. Любое событие вызовет у этих людей разную реакцию. Влезает, например, в тот же трамвай буйный пьяный и начинает хулиганить. Что произойдет? Ну, русский, конечно, посочувствует, скажет: „Ты, керюха, выйди, пока не забрали“. Кавказец не стерпит и даст в зубы. Татарин отойдет в сторону и не станет связываться. Западный человек немедленно вызовет милиционера. Это четыре совершенно разных стереотипа поведения! Итак, именно стереотипы поведения у разных этносов всегда более или менее различны, но и эти различия при близких условиях жизни часто скрадываются».

У нас около Ленинграда живет большое количество финских племен: карелы, ближе к Онеге вепсы, чухны (чудь белоглазая), как будто они внешне от русских не отличаются и говорят по-русски правильно. И когда он идет по Литейному – его не узнаешь. Но как только попадаешь в их родные деревни, то этнические различия выявляются.

На что это похоже? Поставим вопрос: какого цвета воздух? В комнате цвета воздуха не видно, потому что его относительно мало, а в окне – голубое небо – это цвет воздуха. Так и здесь: ЭТНИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ЛУЧШЕ ВОСПРИНИМАЕТСЯ И УЛАВЛИВАЕТСЯ В БОЛЬШИХ МАССАХ, НЕЖЕЛИ В ЕДИНИЧНЫХ СЛУЧАЯХ. Но как мы видели из первого примера, этнический стереотип выявляется иногда и в единичных случаях. Если так, то это явление чего – социальной жизни человека или его природы? Надо условиться о терминах.

Этнос – не общество

Что такое социальный? Латинское слово socium, переводимое как «общество», «общественный», в таком значении употребляется во всех западноевропейских языках применительно к формам как животной, так и человеческой организации. В советской науке характеристику «социальный» принято относить только к человеческому обществу. Для обозначения животных коллективов применяется термин «сообщество» – комбинация нескольких видов животных и растений, взаимосвязанных «цепью питания». Такое разделение представляется обоснованным, поскольку социальная форма развития свойственна только человеку. Это развитие является спонтанным и прогрессивным, идет по спирали и связано с развитием техники и отношения к труду. Ни техники, ни труда у животных нет, следовательно, то, что есть общего у животного и человека, не может быть социальным. Так является ли этнос феноменом, общим с животными, или нет?

Об этом и возник у меня спор с моими московскими оппонентами: они утверждают, что этнос – явление социальное. Я говорю: каким же это образом? Разве этнос развивается спонтанно и по спирали и связан однозначно с развитием способов производства? Разве хоть какой-нибудь этнос существует с самого начала развития человека от питекантропа? Разве есть такая карта, где бы этносы были показаны ну хотя бы от начала исторического периода? Нет их! Были сарматы, на их месте – нет ничего, на месте сарматов были половцы (куманы) – и их нет.

Говоря об этносах, мы говорим все время «было». Никакого развития по спирали у этносов нет. Если мы употребляем слово «социальный» в нашем, марксистском смысле, мы должны понимать под этим форму коллективного бытия, связанную с производством, – «общество». А существуют ли у человека коллективы, не являющиеся социальными? Коллективы, кроме и помимо общества? Маркс по этому поводу высказывался довольно точно и определенно, правда в ранних произведениях. Он называл общество немецким словом Gesellschaft, а кроме общества выделял первичные коллективы. Их он называл Gemeinwesen. Gemein – это «общий», a Wesen – это «суть», «суть дела», «существо», «основание». По-русски нет такого слова, но смысл понятен. Эти-то первичные коллективы, существовавшие еще до появления у человека материального производства, Маркс считал предпосылкой появления общества.

Первоначальные образования, первоначальные коллективы, особи вида Homo sapiens действительно никакого отношения к еще не существовавшим производительным силам просто не имели; просто люди жили коллективами-группами, потому что ни один дурак не стал бы жить один. И это групповое деление с появлением общества, естественно, не исчезло, а, наоборот, постепенно развиваясь, создало те целостности, которые мы называем этносами.