Текст книги "От Камчатки до Калининграда"

Автор книги: Лев Мачулин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

А разве здесь есть горы?

Вот так, весело, начался третий этап нашего путешествия. Продлиться он должен был до станции Обозерская под Архангельском – это километров 600 от Котласа, откуда от основной магистрали отходила построенная в годы войны ветка, соединяющая Северную и Октябрьскую железные дороги. Ехать еще довольно долго, поэтому, от нечего делать, снова прошу у Мальцева карты (не игральные) и в очередной раз изучаю, куда это, собственно, понес нас черт. Итак, горная система Хибин находится за Полярным кругом, компактно занимая пространство в западной части Кольского полуострова между озерами Имандра и Умбозеро. Ближайшие города – Кировск и Апатиты (на одной из самопальных карт безграмотно обозванные «Аппати-тами»). Горы сравнительно невысокие (до 1200 м над уровнем моря), со сглаженными платообразными вершинами, но с довольно интересными, крутыми и даже скальными склонами. Топонимика преимущественно саамская. Нашей целью являлись массивы Вудъяврчорр и Тахтарвумчорр – все это сравнительно недалеко от Кировска, так что «турецких походов» не предвидится и можно будет целиком посвятить время восхождениям. Лишь бы с погодой повезло. Пока – тьфу-тьфу – видимость миллион на миллион, но это тут, на юге…

Как обычно, приятно разнообразили дорожный досуг мои с Шурой политические дискуссии, начинавшиеся обычно после употребления некоторого количества пива. Сам я, будучи человеком достаточно левых взглядов, не мог не схлестываться на эти темы с «капиталистом» Тумановым, а доза пенного напитка лишь прибавляла мне красноречия. В чью пользу заканчивались эти (вполне, впрочем, дружелюбные) дебаты – оставляю судить нашим благодарным слушателям, однако замечено, что спустя некоторое время Шура уже старательно избегал при мне заводить подобного рода разговоры.

Проехали Коношу. Здесь заканчивалось южное «плечо» нашего маршрута и, начиная с этого момента, наш путь лежал строго на север. Поезд прибыл на станцию Обозерская в четыре часа утра. Побросав лыжи и рюкзаки на лавки в пустующем зале ожидания, мы, естественно, ринулись к расписанию. Увы, здесь нас ждало разочарование – движение в нужном направлении оказалось достаточно редким и ждать предстояло аж до вечера. Ничего не оставалось делать, как, подремав немного, отправиться – благо, погода была великолепная – осматривать местные достопримечательности. Таковые, впрочем, так и не были нами обнаружены – поселок Обозерский, несмотря на гордое звание «городского типа», внешне выглядел, как большая деревня. Во всяком случае, единственный дом, архитектура которого показалась нам мало-мальски нетривиальной, вызвал острое желание сфотографироваться на его фоне. Забрели в продовольственный магазин. Неугомонный Мальцев ухитрился и здесь купить целую банку какого-то подозрительного порошка, оказавшегося, впрочем, всего лишь безобидной растворимой шипучкой, почему-то израильского производства. Побродив еще часок-другой по улицам поселка и посетив, помимо продовольственного, промтоварный и книжный магазины, мы вернулись на вокзал с целью подкрепиться. Вокзал здесь, кстати, тоже был деревянным, но довольно внушительных размеров: о двух (или даже трех, если считать просторную мансарду) этажах. Такая вокзальная архитектура, как я заметил, вообще весьма характерна для Архангельской и Вологодской областей.

Надо сказать, что слоняющиеся по поселку личности в капроновых штанах, бахилах и анораках ощутимо диссонировали с его патриархальным укладом. Кто мы такие и что здесь делаем – так, наверное, никто толком и не понял. Хотя, кое-кто и пытался это выяснить. Например, продавщица в продмаге, которая, отпуская нам провизию, робко поинтересовалась: «А вы, наверное, туристы?» «Нет, мы альпинисты!» – возразил ей Паша, трепетно относящийся к подобным нюансам терминологии. На что молодая аборигенка с искренним удивлением произнесла фразу, до сих пор потрясающую меня своей чистой, незамутненной наивностью: «А что, разве у нас тут есть горы?!» О, это простодушное дитя природы было действительно поставлено нами в тупик. Ведь известно, что в радиусе нескольких сот километров от Обозерского не то, что гор – приличного холма не сыскать!

«Кемска волост»

Местный поезд Емца – Маленга состоявший из двух общих вагонов, запряженных в маневровый тепловозик (такого рода поезда Сергей Леонидович метко именовал «подкидышами»), неторопливо продвигался на запад, намереваясь обогнуть с юга Белое море. Переехали почти свободную ото льда из-за быстрого течения реку Онегу. Уже смеркалось, когда Мальцев вдруг сообщил нам, что в поселке Малошуйка, который мы должны были проезжать часов в 8 вечера, живут его родственники. Поскольку наш «подкидыш» должен был стоять там целых 40 минут, у него появлялась реальная возможность с ними встретиться.

По прибытии в Малошуйку мы с Мальцевым минут двадцать метались по станции в поисках телефона, каковой был, наконец, обнаружен в каком-то служебном помещении. О встрече с родней Серега договорился, но не в самой станции Малошуйка (туда они уже никак не поспевали), а на следующем полустанке, где наш кланяющийся каждому столбу «подкидыш» тоже должен был сделать остановку. И он ее таки сделал, в результате чего после рандеву с родней Мальцев вернулся с довольной улыбкой и – о, чудо! – трехлитровой банкой еще горячей картошки! Такая вот искорка нежданной радости…

На станцию Маленга наш убогий экспресс притащился поздно вечером. Выйдя из вагона, я обнаружил прямо напротив нас маленький вокзальчик из белого кирпича, на плоской крыше которого возвышалась табличка, на которой, помимо названия станции на «великом и могучем», было с гордостью выведено латинскими буквами: MALENGA. Из чего я сделал вывод, что мы уже въехали на территорию суверенной Республики Карелия.

Однако посетить этот вокзал нам оказалось не судьба. К счастью для нас, «подкидыш» Емца – Маленга удачно стыковался здесь с еще одним поездом (столь же сиротского вида) Маленга – Кемь, так что уже через полчаса мы снова имели удовольствие слушать знакомый перестук. Тем не менее, даже кратковременное пребывание в Маленге принесло мне некоторую пользу: рядом с путями я подобрал в снегу прекрасную столовую ложку из нержавеющей стали, причем была она как две капли воды похожа на… мою собственную! На всякий случай, проверил «жор-набор» – нет, моя на месте! Так я неожиданно я стал обладателем двух абсолютно идентичных столовых приборов. Впрочем, один из них я через несколько лет снова где-то посеял…

Вагоны здесь были сидячего типа. Не успел я глазом моргнуть, как Пол Абдулыч (эту кличку Паша получил за некоторое сходство имени-отчества – он у нас по батюшке Альбертович – с именем-фамилией популярной в начале 90-х годов американской певицы) тут же уединился с какой-то девицей на соседнем кресле и принялся о чем-то нежно с ней ворковать. Учитывая то обстоятельство, что старина Полли был в те годы как-никак женат на моей родной сестрице, я счел возможным присоединиться к ним. Девушка оказалась и впрямь весьма симпатичной, каковое впечатление еще более усиливал вагонный полумрак. Сама она была из Костомукши, а сейчас ехала до Беломорска. Вот так, втроем, мы мило и протрепались почти всю дорогу, пока ей не настала пора выходить. Собственно, там же, в Беломорске, поначалу планировали выходить и мы, поскольку отсюда уже можно было пересесть на прямой мурманский поезд, но в последний момент я отказался от этой мысли и решил малой скоростью проследовать до самой Кеми, чтобы ожидать мурманский поезд уже там. Предложение было принято на ура. «О, йа, йа! Кемска во-лост!» – с воодушевлением процитировал Шура Туманов фразу из известной кинокомедии. «Йа, йа! Кемска волост!!!» – наперебой заголосили с тем же идиотским акцентом Паша и Сергей Леонидович. Решение, таким образом, было принято единогласно.

Кемь, куда мы прибыли в начале пятого утра, встретила нас чувствительным предрассветным морозцем. Разместились, как водится, на вокзале, сдвинув по собственному разумению длинные скамейки. С билетами проблем не намечалось, и теперь оставалось только подождать несколько часов до ближайшего мурманского поезда. Однако эти несколько часов прошли весьма содержательно. Сначала в зал ожидания явилась некая помятая и не вполне трезвая личность, громко требовавшая денегу одной из работниц вокзала. Получив в конце концов желаемое, помятая личность удалилась. Однако, спустя некоторое время, тот же гражданин снова появился на горизонте, на этот раз уже с бутылкой водки и, присоседившись к какому-то горемыке аналогичной наружности, шумно принялся употреблять ее содержимое на пару с ним. По мере улучшения его настроения уровень шума рос. В конце концов явился наряд милиции и увел нарушителя спокойствия в неизвестном направлении. Именно в неизвестном, поскольку, когда милиция уводит в направлении известном, оттуда так быстро не возвращаются. А тут наш «клиент» не позднее, чем через час снова нарисовался на вокзале и, хотя уже не орал больше во все горло, все же продолжал вести себя достаточно беспокойно. Что самое интересное – урезонивать его ни у кого из нас не было никакого желания. Скорее даже, мы прониклись к нему известным сочувствием. В наибольшей степени это, похоже, коснулось Сереги Мальцева. Он в это время как раз затеял перекладывать содержимое своего рюкзака, и тут ему снова на глаза попался пакет пресловутого «кровоостанавливающего порошка». Уж не знаю, какими соображениями Сергей Леонидович руководствовался на этот раз, но только он вдруг встал и, решительно подойдя к алкашу, без каких-либо объяснений вручил ему злополучный пакет, после чего с чувством выполненного долга вернулся на свое место. Логика этого поступка была настолько расплывчатой, что какое-то время мы с Пашей сидели на месте, тупо пытаясь сообразить – что это, собственно, на этот раз затеял наш друг? Как бы то ни было, для меня было совершенно очевидно, что средство для обеззараживания отхожих мест нужно было этому старому алконавту в еще меньшей степени, чем попу гармонь.

– Мальцев! Ты зачем отдал ему это? – спросил я, понизив голос.

– Так, это… А чего оно тут у меня лежит? Куда мне его теперь? – было мне ответом.

Ага, все ясно! Похоже, Сергей Леонидович решил избавиться от не пригодившейся вещи, служившей, к тому же, постоянным напоминанием о котласском конфузе. Но просто так выбросить ее было жалко, поэтому он решил кого-нибудь облагодетельствовать. Оно бы и ничего, да только объект для благодеяния был выбран крайне неподходящий.

– Ты что, Мальцев, с дуба рухнул? Он же этот порошок сейчас по пьяни разведет и выпьет! Пойди, забери обратно!

– Да не-е, неудобно…

– А если он помрет, удобно будет?!

Наконец, после довольно продолжительных уговоров, Сергей Леонидович, видимо понял, что смерть этого несчастного и впрямь может пасть тяжким грехом на его душу и, нехотя перелезши через сдвинутые скамейки, отправился изымать опасный подарок.

Нам салютуют Хибины!

О, неистребимые студенческие привычки! Мы уже давно (и сравнительно неплохо) зарабатывали на жизнь честным трудом, но все еще норовили сэкономить на чем угодно, предпочитая, в частности, по-спартански перемещаться по стране в общих вагонах. Но на этот раз номер не прошел – в скором поезде С-Пе-тербург – Мурманск общих вагонов не было вовсе. Ну, что ж, пришлось раскошелиться на плацкарт. Однако брать постельное белье – это было бы уже слишком! И мы, как обычно, раскатав по полкам спальники, сладко захрапели под перестук колес. До цели, как нам казалось, было уже рукой подать.

Проснулся, как всегда, на остановке. Время – около полудня. Продрав глаза, выглядываю в окно. Станция Лоухи, стоянка 10 минут. Прогуляться, что ли?

На улице чувствуется, что мы почти подобрались к Полярному кругу – уже нет ни намека на солнце, небо плотно затянуто серыми облаками. Север в этих краях характерен не столько холодом, сколько ненастьем… Название станции наводит на совсем уж давние воспоминания: отрывки из эпоса «Калевала» в одной детской книжке. Была там такая противная старуха Лоуха (колдунья, естественно), которая жила в мрачной северной стране Похьёла и вечно пакостила доброму кузнецу Ильмаринену – ну, в общем, долго рассказывать… Судя по названию, приехали мы уже чуть ли не на край Земли – ан, нет – самое интересное еще впереди! И мы мчимся дальше, в Мурманскую область.

Запомнилась Кандалакша. Своими грациозно изогнутыми у подножия сопки станционными путями и симпатичным, напоминающим теремок, вокзалом. Это уже Заполярье. И погода продолжает портится на глазах. Наконец, в пятом часу вечера поезд прибывает в Апатиты. Наш путь сюда занял более трех суток.

Погода к этому времени становится совсем уже невразумительной – температура чуть ниже нуля, метет, видимость, мягко говоря, неважная. Типичный циклон. Каково же сейчас в горах? Впрочем, для начала надо добраться хотя бы до Кировска, а как? Насколько я понял, электрички по проложенной туда железнодорожной ветке не ходят (если вообще когда-нибудь ходили), да и рейсовых автобусов, как на грех, тоже что-то не видать… Не на такси же, в самом деле, ехать? Положение спас Пол Абдулыч, сторговавшийся с водителем какого-то частного автобуса. Причем тот согласился отвезти нас не просто до Кировска, а сразу до Полярного ботанического сада, что находился еще в нескольких километрах далее, прямо у подножия гор. Ну что ж, у нас за последнее время было столько пересадок, что было приятно уменьшить их количество хотя бы на одну!

Кировск находится примерно в 15 километрах от Апатит, уже практически на горных склонах, и выглядит из-за этого не в пример живописнее. Здесь находятся крупные горнорудные предприятия и одни из лучших в стране горнолыжных трасс, хотя, признаться, им все же далеко до австрийских или швейцарских. Обогнув озеро Большой Вудъявр и миновав рабочий поселок «25-й километр» (на картах – Кукисвумчорр), наш автобус повернул налево, проехал еще с километр и остановился возле какого-то недостроенного железобетонного здания. Все. Остаток пути нам предстояло проделать уже на своих двоих.

Вытряхиваемся из автобуса. В лицо ударяют порывы ветра, метет. Судя по карте, идти всего несколько километров, но куда? Видимости почти никакой, да и смеркается уже. Даже гор – и тех не рассмотреть! А ведь там еще надо будет где-то место для лагеря выбирать, палатку ставить, стенку от ветра городить… Учитывая все эти обстоятельства, острого желания ломиться невесть куда на ночь глядя не испытывал никто. Внимательно всматриваемся в окружающую муть. По правую руку от нас высится упомянутая уже «замороженная» стройка, по левую-домики комплекса Ботанического сада (уже интереснее!), а в паре сотен метров прямо по курсу виднеется какой-то пятиэтажный корпус, смахивающий на гостиницу (это уже явно не про нас, вариант даже не рассматривается). Итак, двигаемся к ботсаду. Сначала там нас ждало разочарование – рабочий день научных сотрудников уже закончился, и договариваться о ночлеге в одном из домиков было уже попросту не с кем. Я уже умыл было руки и вернулся обратно к оставленным на дороге рюкзакам, но тут меня окликнул Шура Туманов и сообщил благую весть – удалось-таки договориться о ночлеге со сторожем и шоферами ботсадовского гаража. Ну что же, это уже неплохо!

По узкой лестнице мы поднялись наверх и, открыв дверь, оказались в маленькой, насквозь пропахшей соляркой, бытовке с двумя длинными лавками, небольшим грязным столом, журнальным разворотом с Наташей Королевой на обшарпанной стенке и до жути замазученным полом. Здесь нам и предстояло провести ночь. М-да, комфорт тот еще – но, по крайней мере, тепло, светло и не дует! Засим, пожелав нам приятного времяпровождения, хозяева деликатно удалились, посоветовав нам воздержаться от прогулок на свежем воздухе после 11 вечера, поскольку в это время сторож выпускает на территорию собак.

Полагаю, приютившие нас водилы никогда еще не видели столь чистых полов в своей штаб-квартире, какие мы оставили им после своего пребывания там! Однако ошибаются те, кто подумал, что мы, по доброте душевной, решили сделать им приятное. Увы, мытье полов в бытовке было насущной необходимостью прежде всего для нас самих, поскольку на этом самом полу нам предстояло спать. А поскольку стелить спальники прямо на покрывавший его плотный слой грязи нам решительно не хотелось, пришлось засучить рукава и полчаса энергично поработать тряпками. После того, как естественный цвет полов был восстановлен, в углу бодро загудел примус – экономить бензин, находясь в стенах гаража, особого смысла не было. Вскоре состоялся ужин, украшенный, помимо всего прочего бутылочкой все того же портвейна. В разгар трапезы мы с Пол Абдулычем, также заядлым болельщиком, вдруг вспомнили, что сегодня вечером как раз должен был состояться ответный матч «Спартака» с «Нантом» в четвертьфинале Лиги Чемпионов (да, да, дорогой современник: теперь в это, конечно, верится с трудом, но ведь были времена, когда наши в Лиге Чемпионов ухитрялись выходить из группы!). Естественно, возникло желание проследить за его ходом. С этой целью я направился прямиком к сторожу, у которого имелся радиоприемник. Возражений против моей компании у того не возникло, и мы славно провели время, выпив за время репортажа и последовавших затем разговоров «за жизнь» не менее трех… чайников чая! Словом, когда я, счастливо избежав встречи с собачками, вернулся в нашу бытовку, там все уже давно спали.

Наши, кстати, после того матча благополучно вылетели из Лиги. В этом плане российские футболисты и тогда не отличались оригинальностью…

Утро обрадовало резким улучшением погоды. Выйдя на улицу и осмотревшись, я, наконец-то увидел кусочек того, за чем мы, собственно, сюда и прибыли – Хибинских гор. Правда, «пупырь», под которым примостились постройки Ботанического сада, горой можно было назвать еще с некоторой натяжкой, однако поодаль виднелись и более внушительные формы рельефа. Путь наш лежал по дороге к озеру Малый Вудъявр (размером примерно километр на два), которое занимает значительную часть довольно обширной межгорной котловины примерно в четырех километрах от нашего последнего приюта. Вот там-то нам и надлежало разбить базовый лагерь для последующих радиальных выходов на восхождения.

Надо сказать, что наем «шерпов» из числа местных жителей в наши планы не входил; в то же время значительное количество разного рода личного и общественного имущества практически не позволяло утащить все это за один раз. Рюкзаков у нас было больше, чем людей, и даже маленькие пластмассовые волокуши, предусмотрительно захваченные Мальцевым, помочь тут никак не могли. Таким образом, предстояло совершить по меньшей мере два челночных рейса. Альпинизм вообще характерен тем, что подразумевает использование множества специфических штуковин, часть которых занимает много места (веревки, каски), а прочие имеют немалый вес (ледорубы, кошки, карабины, лавинные лопатки, крючья, закладки и прочее «железо»). Если же присовокупить к этому джентльменскому набору переносную радиостанцию «Карат», а также прибамбасы сугубо лыжного туризма (палатка, тент, спальники, пила, топор, складная печка, примуса, а также топливо для этих самых примусов, плюс немалые запасы продовольствия и теплых вещей), то нет ничего удивительного, что на перетаскивание всех этих богатств на место будущего лагеря у нас ушел практически целый день.

Впрочем, все это нам пока только предстояло. А пока, распределив поклажу на два рейса и оставив половину ее в гараже, мы нацепили лыжи и сравнительно налегке двинулись в горы. Дорога к озеру Малый Вудъявр пересекала невысокую гряду, таким образом, для того, чтобы попасть туда, нам надо было преодолеть своего рода микро-перевал. Подъем был достаточно пологим и совершенно не напрягал, но обзор до поры до времени несколько ограничивал. Зато с верхней точки открылся замечательный вид на окруженную горами озерную котловину. Само озеро, лежащее на высоте около 350 метров и занимающее пространство примерно километр на два, было покрыто толстым льдом и располагалось чуть поодаль. Дорога, идущая в сторону перевала Рамзая, огибала его с востока и севера, нас же интересовали горные склоны, лежащие западнее. Поэтому, свернув с дороги, мы спустились вниз и пошли напрямик через котловину, двигаясь мимо выгнутых подковой обрывистых круч массива Вудъяврчорр. В последующие дни мы проделывали этот маршрут несчетное количество раз, и каждый раз я восхищался, с каким тонким вкусом матушка-природа слепила весь этот район. Местным жителям определенно повезло-такая красота, и прямо под боком!

Часть незанятого озером пространства котловины покрыта лесом, им же покрыты и подножия гор. Впрочем, на склонах, смотрящих на север, деревья забираются вверх сравнительно невысоко. Склоны же с южной экспозицией отличается куда большей небритостью – граница леса доходит здесь местами до 700 м над уровнем моря.

Головы у всех дружно повернуты строго налево, на ходу изучаются маршруты будущих восхождений. Периодически останавливаемся, чтобы в очередной раз свериться с описанием. Вот этот косой глубокий шрам, рассекающий гору снизу доверху, называется Лавинным кулуаром. Выглядит устрашающе, и название подходящее – сразу видно, что лавинам там действительно есть, где разбежаться. Дальше в хребте видна небольшая зазубрина, словно кто-то тюкнул по горам топориком – перевал Географов. Здесь Вудъяврчорр кончается и начинается уже Тахтарвумчорр, простирающийся до самого перевала Рамзая. Высота этих массивов не слишком велика – чуть больше километра, но впечатление они производили внушительное. Дело даже не в высоте, а в крутизне их склонов. Что интересного в пусть даже сравнительно высокой горе, если на нее можно взойти, что называется, пешком? Окрестные же ледово-скальные маршруты нам такой легкой жизни явно не обещали!

Погода великолепная, просто удивительно – еще вчера здесь была такая беспросветная муть… Что же, будем считать это яркое хибинское солнышко своеобразным салютом в честь нашего прибытия! В его лучах особенно выигрышно смотрятся огромные ледяные фигуры, образовавшиеся из фонтанировавших летом водяных скважин. Ими буквально утыкан участок долины, по которому мы продвигаемся. Мамочка моя, я тридцать лет жил на свете и не знал, что лед может быть такого интенсивного голубого цвета! Форма у этих замерзших фонтанов самая причудливая. Вот этот, словно павлиний хвост, распустился почти плоским трехметровым веером (боже, сквозь него просвечивает солнце! красотища-то какая!), а тот – вылитый роденовский «Мыслитель»! Уже только ради того, чтобы просто увидеть все это, стоило приехать сюда, а ведь наши планы куда как обширнее…

Последний отрезок пути был проделан уже непосредственно по льду озера. Место для лагеря было выбрано в чахлом лесочке на берегу, у подножия массива Тахтарвумчорр. Разгрузились, припрятали барахлишко и двинулись обратно в Ботанический сад за остальным снаряжением.

Наконец, приступили к установке лагеря. Надо сказать, процесс обустройства долговременного жилища в условиях зимнего Заполярья имеет свою специфику. Так, у нас на Полярном Урале некоторые туристы-пижоны даже ухитрялись строить себе из пиленого снега «иглу» на манер эскимосских и, говорят, неплохо там себя чувствовали. Мы до таких извращений решили не доходить и взяли с собой нашу старую добрую палатку «Зима» с полиэтиленовым тентом. При желании в «Зиму» можно запихнуть хоть десять человек, так что вчетвером нам там должно было быть вполне комфортно. Правда, дно у нашей палатки было отрезано, но это было сделано сознательно. Конечно, тепла такое «усовершенствование» ей не прибавляло; зато теперь, согласно, хотя и спорной, но неоднократно опробованной в деле, доктрине Мальцева (который в свое время и провел эту вредительскую акцию), мы получали право смело опрокидывать в ней котелки с супом, разливать на пол сгущенное молоко и вообще безнаказанно свинячить внутри палатки в свое удовольствие без риска развести там грязь и сырость.

Процесс же ее установки в общих чертах выглядит примерно так. Сначала снег на выбранном месте тщательно утаптывают лыжами до требуемой степени твердости. Процедура это совершенно необходимая, но наблюдающий ее со стороны имел бы все шансы заподозрить ее участников в недостаточной умственной полноценности: представьте себе четырех странно одетых мужиков, с мрачным видом и без видимой цели бродящих кругами по глубокому снегу! Затем утоптанная площадка густо засыпается еловым (или пихтовым – смотря где что произрастает) лапником. Важно, чтобы слой лапника был достаточно толстым – дна-то у палатки нет! После этого необходимо изыскать материал для центральной опоры. Обычно в походах ее роль выполняют особым образом связанные лыжи, их же используют и для фиксации боковых растяжек. Однако в нашем случае этот вариант использовать было невозможно. Не могли же мы здесь все время обходиться без лыж! Поэтому следовало позаботиться о поиске чего-нибудь длинного и прочного – иными словами, большого деревянного кола, в который вскорости и превратилась одна из росших неподалеку берез. Кстати, окружающий нас лесок оказался не таким уж чахлым, просто на его внешнем восприятии сказался «эффект Мюнхгаузена» – при толщине снега в добрые два метра мы могли видеть лишь верхушки деревьев.

Ну, а после установки палатки и натягивания поверх нее тента, начинается самое интересное – строительство вокруг нее ветрозащитной стенки, сначала со стороны господствующих ветров, а затем и по всему периметру. Здесь волей-неволей приходится прибегать к элементам эскимосской архитектуры, ибо снег – это единственный подручный материал, который позволяет быстро и без особенных проблем возводить подобного рода циклопические сооружения. Стенка периодически достраивалась и приобрела свой окончательный вид лишь через несколько дней, зато вышла на славу – в человеческий рост, с контрфорсами… Вещь это в высшей степени нужная: ведь помимо защиты от ветра, стенка играет также и роль теплоизоляции. Может быть, где-нибудь в гуще леса особой необходимости в строительстве такой стенки и нет. Однако попытки сэкономить силы и время на ее сооружение где-нибудь на открытых всем ветрам просторах тундры или, как в нашем случае, на берегу замерзшего горного озера, могут запросто привести к тому, что обитателям такой незащищенной палатки в один прекрасный день (а скорее всего, ночь) придется играть в Скарлетт О'Хару, которую сами знаете, что унесло. Не говоря уж о том, что в насквозь продуваемой палатке от холода все время ни у кого зуб на зуб попадать не будет.

Кстати, о борьбе с холодом, этой основной проблеме любого зимнего похода. Теоретически, при наличии у всех хороших спальных мешков, палатку можно не отапливать вовсе. Но существование в таком холодном режиме на протяжении полутора недель (а именно столько мы планировали прожить на берегу Малого Вудъявра) едва ли можно назвать комфортным. Для тех же, кого не привлекает перспектива постоянно видеть пар у своего рта, существуют специальные мини-печки, изготовленные из тонких листов титанового сплава. Печки эти в сложенном состоянии занимают очень немного места и на удивление легки, несмотря на то, что обладают почти всеми атрибутами настоящих печек-у них есть и труба (удивительная, кстати, штука – длинный тонкий лист металла, самосворачивающийся вдоль; при транспортировке его для экономии места сматывают уже поперек), и даже специальный короб-экономайзер для более полной теплоотдачи. А вот чего у этой чудо-печки нет, так это колосниковой решетки и поддувала. В силу чего она очень разборчива к качеству дров и что попало в ней гореть или просто не будет, или будет, но плохо. Кроме того, ее карманные размеры диктуют необходимость распиливания дров на совсем уж коротенькие чурочки, что резко увеличивает количество этих самых распиливаний.

В безлесных районах (если, конечно, не тащить туда дрова с собой) можно обогреваться примусами. Вообще-то это не самый хороший вариант: во-первых, элементарно небезопасно, во вторых, продукты сгорания бензина при этом поступают непосредственно внутрь палатки (трубы-то у примуса нет!), что, мягко говоря, неполезно для здоровья. Не буду вступать в полемику с теми, кто считает кощунственным кочегарить примус вхолостую с единственной целью согреться, рискуя при этом здоровьем и расходуя драгоценное топливо, но думаю, что в сильные морозы, по крайней мере, готовку на примусах стоит проводить все-таки внутри палатки…

Печку мы с собой взяли, предполагая, что с дровами здесь проблем не будет. Лес действительно как бы имел место, но ни одной приличной сушины, которую можно было бы спилить и пустить на дрова, в обозримой близости нам так нигде и не попалось. Кривая же карельская береза, не будучи высохшей на корню, гореть в нашем титановом очаге категорически отказывалась. Несмотря на все усилия, она лишь тихо тлела, почти не давая тепла, зато усиленно наполняя палатку дымом. Во всяком случае, о том, чтобы готовить на такой печке, не могло быть и речи. Тогда на свет Божий появились примуса. Их у нас было аж две штуки: общественный «Шмель» и личный мальцевский «Огонек», отличающийся маленькими размерами и отсутствием насоса. Так что без горячего мы, разумеется, не остались, но ночью было все же холодновато.

Кстати, разбирая свой рюкзак, Сергей Леонидович снова наткнулся среди вещей на знакомый ламинированный пакетик и вознамерился было немедленно утопить проклятый порошок в озере. Экологическую катастрофу предотвратило только активное вмешательство остальных членов группы…