Текст книги "+35° Приключения двух друзей в жаркой степи (Плюс тридцать пять градусов)"

Автор книги: Лев Квин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 10 страниц)

– Погоди, я за Васькой сбегаю. Он такими делами больше меня интересуется.

Опять я остался один у калитки.

Соседский пес перестал вдруг гавкать, заскулил образованно. Наверное, хозяин вышел из дома.

Так и есть! А, знакомый! Бульдозерист, Савелий Кузьмич. Точно! Он же говорил, что живет рядом с Яскажуком.

Он тоже увидел меня, улыбнулся:

– Давно с тобой не встречались, сынок!

– Я к ним, – торопливо сказал я. Еще подумает, что к нему в гости, за медом.

– К Сашке Яскажуку, так – нет?

– И к Сашке, и к Ваське.

Он удивился, поднял одну бровь.

– Васька? Кто такой?

– Сашкин брат.

Бровь поднялась еще выше.

– У Сашки брат? Ты что! Никогда у него ни братьев, ни сестер не было.

– А тот, близнец?

Савелий Кузьмич смотрел на меня, словно на чудо какое-нибудь. Потом как расхохочется.

– Ай-яй-яй! – Он вытер рукавом глаза. – Верь ему больше! Он тебе наговорит. Яскажуки – они все выдумщики, что старые, что малые.

– Савва! – позвали из дома.

– Иду!.. Жинка кличет. Заходи к нам, сынок, не стесняйся, мы люди простые…

Только Сашка из калитки – я в нее.

– Куда ты? – спрашивает.

– За Васькой.

– Постой, – забеспокоился он. – Васька все равно не пойдет.

– Почему?

Он долго не размышлял:

– Дядя наказал. А дядя такой: сказал «не пущу», расшибись – не пустит.

– Ничего, я его уговорю.

– Погоди! – держит меня за рукав. – Сказано – нельзя!

Я возликовал.

– Ага, нельзя! Знаю, почему нельзя. Никакого Васьки нет на свете. Ты его сам выдумал. Артист! Только я не дурней тебя. Я сразу понял, но решил: ладно, пусть поиграет, посмотрю, как у него получится.

– Догадался? Эх, жаль! – Сашка был искренне огорчен. – А я думал с Васькой, по крайней мере, дня три протянуть.

– Ну зачем тебе нужно? Зачем?

Сашка сник весь, сделался таким печальным, даже побледнел и похудел прямо у меня на глазах.

– Ах, Толик, ничего ты не знаешь! У меня, правда, был брат Васька, близнец. Мы с ним так любили друг друга.

– Куда ж ты его подевал? – спросил я насмешливо. Нет, больше я на его крючок не нацеплюсь!

– Пошли купаться, он поплыл на другую сторону, а я барахтался у берега. И вдруг вижу, всплывает маленькая подводная лодка. Ну, метра четыре в длину, не больше. Помнишь, как в фильме «Юнга со шхуны „Колумб“»? Точь-в-точь такая. Хватают Ваську, борьба – и все кончено. Я бегом в милицию. Оттуда целую машину водолазов послали, штук двадцать. Шарили, шарили, так ничего и не нашли. Пропал Васька. Наверное, пожертвовал собой и потопил лодку со шпионами в каком-нибудь глубоком месте.

Теперь уже Сашка был не просто бледный, даже зеленоватый какой-то. И глаза… Вот-вот заплачет.

У меня от жалости заныло сердце, хотя я твердо решил больше не верить ни одному его слову. Вероятно, он опять пустил в ход свой гипноз. Говорил же мне Васька…

Хотя что я! Никакого Васьки нет и не было. Это же все Сашкины выдумки…

Мы сходили с ним на раскопки, он даже выпросил у Славы лопату и поработал с полчаса. Потом, когда возвращались домой, уверял меня всю дорогу, что на том месте, где он копал, спрятан золотой клад, он точно знает, есть верные приметы, только до него надо еще дорыться.

Сашка был снова румяный, веселый и о Ваське даже не вспоминал.

А я не мог забыть. У меня было такое чувство, что вот, познакомился с хорошим парнем, а он взял и пропал навсегда. Правда, Сашка тоже парень неплохой, но Васька все-таки лучше. Не такой выдумщик, спокойный, рассудительный. Мне бы с ним только и дружить. А то я заводной, Сашка тоже. Наделаем мы с ним еще дел, чует мое сердце!

Даже когда мы спать улеглись, я все еще о несуществующем Ваське думал, о его трагической гибели. Дядя Володя сидел у выхода, докуривал последнюю папиросу, пускал дым в щелочку.

– Дядя Володя, – спросил я, – если человек умер, а его не нашли, как тогда хоронить?

– Куда же он делся?

– Ну, скажем, утонул. А тело не нашли.

– Тело не нашли?

Он перестал курить и уставился в одну точку.

– Дядя Володя!

– Повтори, что ты сказал! – повернулся он ко мне.

Что с ним такое?

– Я сказал: дядя Володя.

– Нет, раньше.

– Человек утонул, а тело не нашли. Как тогда хоронить?

– Вот! – Он вдруг схватил меня и поцеловал. – Вот! Выскочил из палатки и как закричит:

– Подъем!.. Экспедиция, подъем!

Нет, что случилось? Я перепугался, выполз наружу вместе со спальным мешком. Из всех палаток высунулись удивленные лица.

– Толюхе первая премия! – объявил дядя Володя. – Поздравьте его, товарищи, с научным открытием. Завтра ему два борща, слышите, дежурные? А захочет, так три… Знаете, почему в тех могилах одни горшки, и нет ни костей, ни сожжений? Потому что это символические могилы. Человек утонул, бурная река унесла его тело. Человек пошел на охоту и не вернулся, растерзали дикие звери. И вот родичи хоронят его условно. Могила есть, горшок есть, а костей нет… Толька, ты гений!

Я не стал опровергать.

– Чудак! – шипел рядом со мной Слава. – Плюнь на борщи! Проси лучше «Казбек».

– Зачем? Я некурящий.

– Сменяемся на компот…

Вот я и сделал свое первое научное открытие.

Никогда бы не подумал, что они делаются так просто.

***

Утром меня разбудил негромкий разговор возле нашей палатки.

– …а если их встретить теперь? – спрашивал чей-то знакомый голос. – Топаешь по дороге, а они навстречу. Приветик, говорят, земляк, мы тоже из Малых Катков.

Отвечал дядя Володя: – Ты бы их не сразу отличил от любых других прохожих. Ну, лицо пошире, массивнее череп, низкие орбиты. Не очень заметно.

– Сделать бы машину времени, посмотреть, как они жили.

Как только я услышал про машину времени, сразу понял, чей это голос. Конечно же, Сашка!

Дядя Володя сказал:

– Давай, делай скорее! Буду твой первый пассажир. Мне к первобытным людям вот так нужно. Столько всякого для проверки скопилось…

Я выбрался из палатки. Еще было совсем рано, часов около шести. Все спали, даже Бип лежал, свернувшись в рыжий клубок на своем мешке возле палатки Славы. Только дежурные по кухне, зевая, разводили огонь в очаге.

Дядя Володя и Сашка сидели рядышком за шатким обеденным столом. На нем была расстелена длинная полоса бумаги – второй номер стенгазеты «Неандертальские новости». Сашка что-то рисовал цветными карандашами.

– А, поднялся, спящий красавец. – Дядя Володя подвинулся. – Садись! Смотри, какие тут у нас таланты открываются.

– Что так рано? – спросил я Сашку, усаживаясь и зябко ежась – прохладно, вся трава в росе.

– Дядя встает, и я с ним.

Он отошел на шаг и, прищуря глаз, критически оглядел свою работу.

Нарисовано здорово. Древние люди, таясь за стволами деревьев, с удивлением и страхом наблюдают за археологическими раскопками. И хотя холм, на котором идут работы, далеко и фигурки людей на нем совсем маленькие, я различаю дядю Володю в его старой выцветшей шляпе, полуголого Славу. А эти двое кто? Да мы же, мы с Сашкой!

– Ух, здорово! – вырвалась у меня. – Вот бы мне! А то по рисованию одни трояки.

– У меня тоже, – сказал Сашка.

Тут не только я, но и дядя Володя удивился:

– Как? Ты же здорово рисуешь!

– Павел Сергеевич говорит, мало хорошо рисовать, надо еще и тему правильно выбрать. Вот перед концом четверти он нам свободную задал. Я нарисовал встречу наших космонавтов с людьми из другого мира. У них там совсем не так, как у нас. Вся планета в воде. И города, и леса, и поля подводные. И люди тоже подводные, дышат жабрами, как рыбы. А так совсем на нас похожи – не отличишь, одеваются только иначе. И у меня на рисунке наш космонавт в водолазном костюме пожимает руку вот такому подводному человеку.

– Интересно! – сказал я.

– А Павел Сергеевич написал: «Неясная идея»– и трояк. Зато у Гутьки Иванова одни пятерки.

Дядя Володя спросил:

– А он что рисует?

– Чемоданы.

Сашка посмотрел на наши вытянутые лица, засмеялся и повторил:

– Да, чемоданы. Одни чемоданы. Так наловчился их рисовать – прямо загляденье. И замочки, и пупырышки на коже – все есть. Как свободная тема, он – раз! – и чемодан. И – раз! – пятерка. Чемодан – пятерка, чемодан – пятерка. У нас многие в классе стали чемоданы рисовать.

Дежурный заколотил молотком по рельсу, подвешенному к дереву:

– Подъем!.

К завтраку Сашка кончил рисовать стенгазету, и дядя Володя усадил его за стол вместе с нами. Он быстро освоился и, глотая горячую кашу, стал рассказывать про какие-то космические водоросли: и воздух в ракете они сделают пригодным к дыханию, и питаться ими можно будет в полете.

Я вертелся, словно сидел на гвозде. Нашел кому врать! Они же студенты, они все знают. Засмеют, и меня вместе с ним. Скажут: «Ну и дружок у тебя!»

Но никто не смеялся, все слушали. Лишь Миша, наш завхоз, вредно улыбался и хихикал.

Миша тоже студент, только совсем из другого института и никакого отношения к археологии не имеет. Но его мама, директор музея, упросила дядю Володю взять Мишу в экспедицию завхозом; у него что-то там такое со здоровьем, и ему полезен сухой степной воздух. Посмотришь на него, не поверишь: здоровяк, мускулы, как деревяшки, и какой-то воздух особый ему нужен. Врачи, наверное, напутали. Со мной тоже однажды было. Сделали прививку против оспы, а через несколько дней погнали снова. Потом, когда уже опять привили, оказалось, они меня с другим Кубаревым спутали, из десятого класса. А он даже не Анатолий– Серега.

Миша хихикал, хихикал, а потом сказал Сашке:

– Достал бы нам этих водорослей по блату.

Слава сразу добавил:

– Хоть бы раз наелись досыта!

Все стали смеяться над Мишей, потому что он – прижимистый завхоз. С ним каждое утро дежурные ругаются, что мало продуктов дает, а он кричит: «Хотите, чтобы у меня недостача была!»

Позавтракали, стали собираться на раскопки. Уже подошли из деревни наши вечные спутники – нести инструмент. Поднялись из-за стола и мы с Сашкой.

Путь к раскопкам. не близкий. Шли не деревней, а напрямик, полем. Шествие растянулось, наверное, на целый километр. Впереди мальчишки с лопатами. Потом основная группа с дядей Володей во главе: он что-то рассказывает, все слушают. Там и Рита, и Слава, конечно – я заметил, он от нее ни на шаг. Потом Миша с рюкзаком на спине, с ним Вера и еще несколько девушек. Мы с Сашкой идем замыкающими, позади нас один только Бип. Все эти дни он ластится ко мне, искупая свой грех. Все равно напрасно! Терпеть не могу ехидных собак.

Наш путь пересекает довольно широкая канава, через нее переброшена доска. Когда идешь по ней, она чуть покачивается под ногами. Вниз лучше не смотреть, внизу мутно-зеленая жижа.

Мы с Сашкой подошли к канаве в тот момент, когда здесь шел веселый спор. Миша утверждал, что перейдет по доске с закрытыми глазами. Девушки не верили, смеялись.

– Ах, так!

Он подошел к доске, расставил руки, зажмурился крепко. И пошел. Медленно, маленькими шажками. По его напряженной спине было видно, как ему трудно. И страшно тоже.

Он перешел на ту сторону. Повернулся к нам, веселый, счастливый. Девушки зааплодировали.

– А ну, теперь вы! – крикнул нам с Сашкой Миша. – Что, слабо?

Я посмотрел вниз. И пропал! Не надо было смотреть! Тогда еще можно было попробовать. А теперь…

Девушки, улыбаясь, ждали, что мы ответим. Я растерянно топтался на месте. Было стыдно. Но что я мог сделать? Я точно знал, что свалюсь, как только сделаю первый шаг по доске с закрытыми глазами.

А Сашка сказал:

– Нет, не слабо!

– Пойдешь? – спросил Миша ехидно.

– Пойду.

Миша перебежал по доске на нашу сторону, вынул из кармана платок.

– Поворачивайся! – скомандовал он Саше.

– Зачем платок? Я смотреть не буду.

– Ага, ага, испугался!

– Завязывайте! – махнул рукой Сашка.

Миша завязал ему глаза.

– Подведите к доске, – попросил Сашка.

– Сейчас, обожди, вот только камни с дороги уберу, споткнешься еще.

Миша подскочил к доске и, сделав нам всем знак, чтобы мы молчали, поднатужился, приподнял ее и развернул от канавы в другую сторону. Теперь доска лежала на земле. Он подвел к ней Сашку.

– Не раздумал?

– Нет, – ответил Сашка каким-то сдавленным голосом.

– Ставь ногу. Вот сюда… Готово! Пошел!

Сашка стоял на доске, балансируя руками. Постоял – немного, потом сделал скользящий шажок вперед. Еще один. Закачался вдруг, теряя равновесие, но все же устоял.

Это было очень смешно. Мы корчились от едва сдерживаемого хохота. Сашка прилагал все силы, чтобы не свалиться с доски, которая лежала… на земле!

Еще два крошечных шага – и он уже на середине. Миша – стал рядом с ним, нагнулся и, растянув рот до ушей, заквакал, словно лягушка, и так похоже – не отличишь от настоящей.

Девушки смеялись, зажимая руками рты. А мне вдруг стало обидно за Сашку. Я представил себя на его месте. Я иду по доске, уверенный, что внизу грязь, что каждую секунду могу в нее вляпаться. Мне страшно, но я преодолеваю страх, двигаюсь потихоньку вперед. А, оказывается, все это комедия, все это только для того, чтобы посмеяться надо мной.

– Сашка! – крикнул я. – Доска лежит на земле.

Он пошатнулся и упал. Сдернул повязку, вскочил. Посмотрел на нас, на канаву, губы у него дрогнули и, ни слова не говоря, он повернулся и пошел обратно, к деревне.

Первой опомнилась Вера.

– Ой, товарищи! – она взялась руками за голову. – Ой! Как некрасиво! Мы же будущие педагоги!

– Если человек шуток не понимает… – хихикал Миша.

– Что ты стоишь! – крикнула мне Вера. – Беги за ним! Ну, беги же!..

Я догнал Сашку и зашагал рядом с ним. Ни он, ни я ничего не говорили. Так, молча, дошли до шоссе. На обочинах, с двух сторон, в пыли, лежали мальчишки. Один из них держал черную, как сапог, кошку. Ей совали под нос кусочек мяса, но не отдавали, а перебрасывали на другую сторону. Кошка, облизываясь, бежала за мясом через дорогу.

– Зачем они?

– Игра такая, – сказал Сашка. – Видят мотоцикл или машину, пускают черную кошку и спорят: остановится или нет. Я в прошлом году тоже играл.

– И останавливаются?

– Редко… А еще такая игра есть. Когда дождь и развозит дорогу, пацаны считают застрявшие машины и тоже спорят: где больше засядет – перед мостом или за мостом. Делать нечего, вот и придумали…

Позади остался клуб, магазин. И я понял, что мы идем не просто так, без цели. Сашка куда-то меня ведет.

– Куда мы?

– Увидишь, – прозвучало загадочно.

На окраине деревни, довольно далеко, в стороне от других стоял одинокий дом, обнесенный высокой оградой. Мы направились к нему.

– Осторожно, – предупредил Сашка. – Сейчас на нас кинется Волк.

– Лучше уж сразу тигр, – засмеялся я.

Но он не шутил. Это я понял в следующий же миг, когда вдруг из-за ограды метнулась стремительная тень и раздалось свирепое рычание.

Я шарахнулся в сторону. Есть такой сорт собак, которым доставляет удовольствие пугать прохожих. Часами прячутся где-нибудь в засаде, у забора, не шелохнутся. А зазевается кто-нибудь, подойдет близко – прыгнут на всю длину цепи и так напугают, что будешь потом целый час отплевываться.

Вот Волк и был из этой хулиганской породы. Сделав свое некрасивое дело, он встал лапами на забор и смотрел мне вслед, ухмыляясь, вывалив из пасти длинный красный язык. Я, отводя сердце, молча погрозил ему кулаком.

За домом, примыкая одной своей стороной почти вплотную к забору, высился холмик, обсаженный кустарником.

– А, знаю! – вспомнил я. – Чертов курган.

Сашка взбежал на вершину:

– А почему он так называется – тоже знаешь? Я рассмеялся.

– Сейчас ты скажешь: потому, что здесь водятся черти.

– Не черти, а привидения, – поправил он спокойно.

– И ты их, конечно, видел?

– Нет. – Он с сожалением покачал головой. – Сюда надо ночью приходить. После двенадцати.

Я огляделся. Пустырь, за ним небольшое, без ограды кладбище. Неприглядно здесь ночью!

– А кто видел?

Не верил я в Сашкины привидения! Такая же выдумка, как с Васькой.

Не ответив, он подошел к забору:

– Тетя Поля! Тетя Поля!

Тетя Поля не отозвалась. Зато Волк примчался мгновенно – он был не на цепи, бегал свободно по двору. Лай у него точно такой же, как у пса Савелия Кузьмича: глухой, рыкающий. И масть похожая. Сразу видно: близкие родственники.

Появилась и тетя Поля. Худая, вся в черном, с плотно сомкнутым ртом совсем без губ.

– Здрассте, тетя Поля. Вам от мамы привет.

– А, Санька! – она не выказала особой радости. – Приехал уже? Рано что-то нынче.

– Тетя Поля, – перешел к делу Сашка, – вот он не верит, что на кургане привидения.

Ее маленькие глазки укололи меня.

– Что тут верить-не верить, когда вся деревня знает.

– Не может быть! – невольно вырвалось у меня. – Их же на свете нет.

– На свете, может, и нет, а здесь есть.

– Какие они?

– Кто их знает… Белые, как туман, все наскрозь видать. И мычат, тихо-тихо… Бр-р-р! – Она содрогнулась, словно вспомнила что-то очень неприятное. – Хватит! Нельзя о них говорить. Накличешь еще… Ну, мамка-то как?..

– Откуда ты ее знаешь? – спросил я, когда тетя Поля, сопровождаемая Волком, опять ушла в дом.

– Они с мамой в детстве подружками были. А потом она в бога стала верить, из школы ушла.

– Вот потому она и видит привидения. Намолится…

– А другие? – возразил Сашка. – Два года назад один дядька даже в обморок грохнулся, доктора вызывали… Опять не веришь? Савелия Кузьмича знаешь? Спроси у него.

У Сашки самые невероятные вещи сразу становились вполне возможными. Подумаешь, привидения – что здесь такого особенного?

Мы посидели немного на кургане.

– Слушай, Толька, – начал Сашка, и я уже знал, что он предложит. – Давай…

– Давай, – сказал я.

– Когда?

– Хоть сегодня! – Я хотел показать ему, да и себе тоже, что ничего не боюсь.

– Нет, так сразу нельзя. Дядя не пустит. Когда дома его не будет – вот тогда.

– А что мы на кургане делать будем?

– Не знаю. Посидим в кустах, посмотрим. Вдруг что увидим – вот будет здорово!..

Потом, уже на обратном пути в деревню, я признался:

– Знаешь, Сашка, я думал, ты обидишься на меня, что я крикнул. Ведь ты из-за меня упал. Если бы я не крикнул, ты бы прошел по доске – точно!

Сашка сказал:

– Если бы ты не крикнул, я бы никогда больше не стал с тобой дружить. Ты был бы все равно как предатель.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

В тот день на раскопках ничего интересного не было. И на следующий тоже.

Траншея попалась какая-то неудачная. Верхний слой снимали долго – он был твердый и серый, как цемент. А потом, когда, наконец, сняли и стали зачищать лопатами дно и стенки, оказалось, что нет пятен, по которым археологи узнают древние могилы. Вернее, пятна были, но все какие-то маленькие и безнадежные. Начинают копать, а они расползаются под лопатой. И становится земля рябой, как шкура ягуара. А еще ниже начинается желтенький песочек.

Пусто!

Народу к нам стало ходить меньше, ребята из охраны тоже смылись потихоньку – дядя Володя сказал, что у них пропал интерес.

Бросили эту траншею, начали другую. Еще хуже! Земля лопатам почти не поддается, только ломами ее и берут. А сколько можно ломом! Перерывы чуть ли не каждые пятнадцать минут. Один лишь работает как работал – Боря. Когда ни глянешь, стоит в траншее, рыжий, худущий, в кожаных перчатках и широкополой войлочной шляпе, долговязый, как аист, и долбает, долбает…

Настроение у студентов упало. Даже по вечерам ходили кислые. А вот дядя Володя не унывал. Шутил, как всегда, подбадривал, рассказывал всякие забавные истории. Только ночью я иногда просыпался и видел у палатки на фоне звездного неба его силуэт. Он курил.

– Вы что, дядя Володя? – спрашивал я шепотом.

– Ничего, спи!.. Брошу, вот возьму и брошу, – прикуривал он одну папиросу от другой. – Последняя пачка!

Но я знал, что он не бросит. Все курящие так грозятся: последняя пачка…

Лучше всех устроился Миша: он набил на руках кровавые мозоли. Ничего особенного, два красных пятнышка под кожей на правой ладони – я сам видел. Копать больше не стал, забинтовал себе руки, ходит со страдальческим видом. Валялся бы себе где-нибудь у речки, раз уж такой нежный, книжку читал. Так нет же! Выспится вдоволь – и на раскопки. Сидит в тени, брюзжит:

– А ну ее, вашу археологию! Не наука, а прямо каторга какая-то.

Слава ему сказал:

– Ну и езжай домой, к маме, кто тебя держит? Еще и деньги тебе на дорогу соберем.

А он:

– У меня жизненное правило такое: товарищей в беде не оставлять.

И смотрит на одну Риту, выставив напоказ свои маскировочные бинты.

Знаю я теперь, почему он не уезжает!

***

Вера прибежала от колодца, что возле совхозной конторы:

– С ума сойти! Знаете сколько градусов? Тридцать пять в тени!

– Тридцать пять? – Дядя Володя обмахнул шляпой красное лицо. – Очень хорошо!

– Что тут хорошего, Владимир Антонович?

– При тридцати пяти градусах у настоящих археологов сходит лишний жирок и начинается профессиональная закалка.

– А у ненастоящих? – спросила Вера.

– Те испаряются и исчезают.

Студенты дружнее налегли на ломы и лопаты; никому не захотелось испариться. Я тоже решил доказать, что тридцать пять градусов мне нипочем. Раз сбегал с ведром к колодцу – воду выхлестали моментально. Сбегал другой раз, третий – и впрягся. Можно было и не таскать, никто меня не просил. Но ведь самому неудобно. Они все машут лопатами, устают, а пить нечего.

Я тенниску скинул, бегаю в одних трусах, как Слава. И сам не заметил, как из белого сделался жарко-красным, словно рак вареный. Дядя Володя подозвал меня, смазал всего каким-то кремом и заставал снова надеть тенниску.

– Да я же еще совсем…

– Хватит! Останешься без шкуры, а я потом отвечай перед твоими родителями своей шкурой.

А вот Слава из бронзового стал совсем коричневый. Я с завистью смотрел на его загар.

– Здорово ты!

– Меня солнце любит, – смеялся он. – Рита, подтверди! Рита, как всегда, молчала.

И вдруг на его левом плече я заметил неширокую белую линию, по бокам которой шли такие же белые точки.

– А здесь почему не загорело? – спросил я.

– Не загорело – и все!

Он быстро отошел от меня, словно боялся, что я начну расспрашивать. Пришлось опять обращаться к дяде Володе.

– Это след операции, – ответил он. – В прошлом году Слава ехал с Ритой в кузове, машина перевернулась. Риту он успел вытолкнуть, а сам плечом попал под борт. Ну и раздробило. Пролежал в больнице целое лето.

– Значит, он спас ей жизнь?

– О, ты, оказывается, любитель высоких фраз! – улыбнулся дядя Володя. – Да, спас, если тебе так нравится. Даже в газете писали: «Спас, жертвуя собой!»

Ух ты! Так почему же он стесняется? Если бы про меня написали такое, я бы прыгал до потолка от счастья. И шрам не прятал бы, а, наоборот, выставлял напоказ, как боевую награду. Дал бы газету: «Читай», показал бы шрам: «Смотри!»

Вечером дядя Володя взял меня с собой в клуб – его просили выступить перед жителями Малых Катков, рассказать о раскопках.

Зал был набит – ни одного свободного места, даже вдоль стен стояли. Слушали очень внимательно.

– У меня один вопрос образовался. – Сгорбленный бородатый старичок сам был похож на вопросительный знак. Вот вы сказали, рыбу они здесь ловили и рыбой питались, эти дальние наши родственнички. А у нас в речке самая большая рыба – во!

Старичок под смех всего зала показал полпальца.

– Сейчас у вас и речка – во! – дядя Володя тоже показал полпальца. – А тогда была большая полноводная река, шириной от усадьбы совхоза до песчаного карьера за деревней.

– О! – восторженно выдохнул зал.

– Да! Карьер – прежний правый берег реки. Вообще, здесь все выглядело иначе. Кругом были не степи, а леса, кишевшие зверем. Вот почему здесь и селились древние люди. Вода, рыба, дичь, земли плодородные – что еще им было надо? Правда, зима холодная, но они старались запастись припасами и жили в своих землянках, не высовывая носа наружу.

– Может, тогда климат был другой? – спросил кто-то.

– Особой разницы не было. Для климата три-четыре тысячи лет – сущие пустяки.

– А вот скажите, товарищ ученый, – опять поднялся с места бородатый вопросительный знак, – вы кости выкапываете, посуду ихнюю разную. А как если они от болезней липучих померли? Не пойдет ли зараза по Каткам? Вон у Марфы Липягиной намедни внучонка в больницу забрали – не оттого ли?

Зал шумнул и снова притих. Я тоже с интересом ждал. Что же ответит дядя Володя?

– Я знаю, почему вы спрашиваете. Тут, в деревне, кто-то мутит воду, распускает про нас разные нелепые слухи. Дескать, покой мертвецов нарушают, будет вся деревня в ответе. Или вот про болезни. Ерунда все это, вздорные выдумки невежественных людей…

Было еще много вопросов. Но теперь уже спрашивали о находках, что они дают для науки, интересовались, какие вещи находил дядя Володя в других местах.

А когда все закончилось и мы вышли из клуба, к дяде Володе подбежала толстая тетушка с корзинкой в руках.

– Уф! Боялась, опоздаю. Вот, возьмите, пожалуйста. – Она, тяжело дыша, протянула дяде Володе корзину. – Огурчики свежие. Пусть поедят ваши ребятки. Только что с грядки.

– Спасибо, спасибо! – дядя Володя долго тряс ей руку.

Всю дорогу домой он только и говорил, что об этих огурцах. Получалось, они не огурцы вовсе, а какой-то символ какого-то признания.

И все равно это были самые настоящие огурцы. Зеленые, крепкие, с симпатичными пупырышками. За завтраком каждому досталось полторы штуки. Студенты смачно хрустели ими, на все лады расхваливая щедрую тетушку и заодно сегодняшних дежурных по кухне, хотя, по-моему, их совершенно не стоило хвалить, так как перловую кашу они здорово пересолили.

Встали из-за стола веселые, довольные – вот как могут исправить настроение обыкновенные огурцы!

– Сегодня найдем! – провозгласил Слава и потянул воздух носом. – Пять горшков! Нюхом чую… Нет, шесть, – поправился он. – Один поменьше, я его не сразу учуял.

– Ну и спрячь в карман свой нюх, никуда он у тебя не годится, – сказал дядя Володя. – Сегодня ничего не найдем. Точно! Сегодня объявляется выходной.

– Ура! – закричали все.

Стали спорить, что делать. Кто предлагает идти в лес по ягоды: уже созрела клубника. Кто – на речку, купаться, рыбачить.

Решили разделиться на две группы. Я метался туда, сюда, никак не мог решить, с кем. А куда Слава? С ним всегда весело.

Слава сначала примкнул к рыбакам, копал червей, восторгался шумно:

– Ох, и червячишки! Сам бы ел!

Потом вдруг круто перестроился. Отдал червей другим, а сам присоединился к ягодникам. Теперь я уже знал, почему. Из-за Риты своей. И что он к ней так привязался! Как будто не он ее спас, а она его.

Я сбегал за Сашкой – может, уже освободился? Последние дни он помогал дяде по саду и у нас почти не показывался.

И сейчас я нашел его в саду; вместе с Николаем Сидоровичем он таскал воду в большую бочку, врытую в землю по самую шею.

– Пойдешь с нами ягоды собирать?

Ответил Николай Сидорович:

– Иди, иди, Сашок! Уже немного осталось, я сам справлюсь.

Мы как припустили!..

Ягод собрали немного – каждый по полкружки. Мы с Сашкой еще меньше, потому что собирали, главным образом, в рот. Забрались далеко, растеряли всех своих. Стали аукать. Отзываются совсем с другого конца.

Мы пошли на голоса. Вон они, стоят все возле небольшого кургана, рассуждают. Дядя Володя тычет палкой в желтый песок, поросший редкой травой.

– Разрыто сравнительно недавно, – говорит. – Скорее всего, прошлым летом.

– Может быть, просто землю здесь брали? – сказала Вера. – Строители или кто.

– Зачем? У них за деревней удобный карьер, а сюда-то и дороги никакой нет. И потом, кто бы додумался ездить за землей в лес, на могильник?

Сашка толкнул меня в бок, прошептал:

– Никто ничего не разрыл. Просто она ожила и сама выбралась наружу.

– Кто – она?

– Мумия. Чтобы мстить.

Он говорил тихо, а Слава все равно услышал.

– «Месть мумии», – провозгласил он торжественно, как конферансье на концертах объявляет очередной номер. – Фантастическая повесть. Автор – Александр Яскажук.

Но Сашку не так-то просто смутить.

– Ты не смейся! Одна мумия отомстила, точно! Все, кто ее трогал, погибли – я читал.

С кем он заводится, с кем! Слава посмотрел на него, прищурив глаз, словно целился: сейчас пойдет сногсшибательная выдача!.. Но неожиданно Сашкину сторону взял дядя Володя.

– А ведь он правду говорит, напрасно вы не верите. Был такой случай в двадцатых годах, с мумией фараона Тутанхамона. Не в мести, разумеется, дело…

И рассказал, как умерли несколько английских археологов, которые вытащили мумию из пирамиды. До сих пор точно неизвестно, отчего; скорее всего, от лучевой болезни – египетские жрецы клали в гробницы знатных людей какие-то радиоактивные вещества.

Миша состроил испуганное лицо:

– А вдруг и наши горшки радиоактивны?

– Тебе-то что бояться, не понимаю, – пожал плечами Слава. – Дубам радиация только на пользу.

– Ты… Ты… – распыхтелся Миша.

Всю обратную дорогу Слава держался вблизи дяди Володи, а мрачный Миша показывал ему кулаки.

Обед запоздал, но зато на первое была уха – наши рыбаки постарались, на второе тушеное консервированное мясо с картошкой, а на третье компот из ягод. И хотя уха почти не пахла рыбой, а в компоте одна ягодка гонялась за другой и никак не могла догнать, все равно обед нам очень понравился.

Легли отдыхать. Кто заснул, кто лежал под тополем с книгой. И тут обнаружилось, что пропал Боря. Пообедал и исчез, словно в воду канул. Стали расспрашивать всех. Кто-то видел, как он входил в большую палатку, где хранились продовольственные припасы и инструменты.

Миша разбушевался:

– Сказано, в палатку не лезть! Там у меня материальные ценности. Потом отвечай!

– Погоди шуметь, завхоз, – остановил его дядя Володя. – Я, кажется, знаю, зачем он туда шел.

– А я, кажется, знаю, где он, – сказал Слава.

– И я, – сказала Вера.

Они зашли в палатку, взяли по лопате и двинулись по направлению к центральной усадьбе. За ними потянулись и все остальные.

– Ну, ненормальные! – ругался Миша. – Ну, психи! Сами же выходной день объявили и сами… Нет, я никуда не пойду! Вот не пойду – и всё!

И лег в тень, под дерево. А мы с Сашкой побежали догонять дядю Володю. Он уже был далеко впереди.

Пришли на место и, в самом деле, увидели Борю. Стоит в яме, в одних трусах, на голове войлочная шляпа, на руках кожаные перчатки, и копает себе, копает…

***

Утром дядя Володя с силой всадил лом в твердую серую землю так, что тот зазвенел, и сказал:

– Все! К черту! Иду к директору совхоза.

Надел сорочку, пиджак. Студенты тоже перестали копать, уставились па него.

– После того, что у вас здесь с ним произошло? – спросила недоверчиво Вера.

– Ничего, еще раз подерусь… Толюха, за мной! Ему не пришлось повторять. Я кинулся за ним со всех ног. Дядя Володя будет драться – интересно!

– Кто победил прошлый раз? – спросил я.

– Мы его нокаутировали в первом же раунде… В переносном смысле, конечно, – покосился он на меня.

– А из-за чего бой?

– Он требовал, чтобы мы прекратили раскопки. Ему, видишь ли, срочно понадобилась эта площадка под какое-то хранилище. Я говорю: через две недели – пожалуйста. Он: нет, сейчас! И полез в амбицию. «Кто здесь хозяин! Запрещаю!» А какое он имеет право запретить? У нас специальное разрешение. Кричал, кричал, и ушел ни с чем.