Текст книги "Страда"

Автор книги: Лев Маляков

Об авторе

Поэт Лев Маляков родился в 1927 году на Псковщине, в небольшой деревеньке Калашниково, затерянной в отчаянном бездорожье, на задворках, у обширных гдовских болот. Тут прошло его детство. Отсюда берут начало партизанские тропы «нештатного» разведчика, четырнадцатилетнего мальчишки, а с 1943 года Маляков – партизан 4-го отряда 2-й Ленинградской партизанской бригады.

В 1944 году Лев Маляков добровольцем ушел во флот. В Кронштадте окончил курсы радистов, служил на торпедных катерах, принимал участие в разгроме Курляндской группировки врага.

После демобилизации, в 1950 году, он поступил на факультет журналистики Ленинградского университета. Окончил его в 1955 году и уехал на родину. Работал литсотрудником в газете «Псковская правда», редактором областной молодежной газеты «Молодой ленинец», заведующим сектором печати обкома партии. Лев Маляков председатель псковского литературного объединения.

Две книги стихов Льва Малякова изданы на Псковщине. «Страда» – третий сборник лирики поэта.

Я ЛЮБЛЮ

РОДИНЕ

 
От зари и до зари
Здесь до неба высь!
Ветер, зной – сполна бери,
Только не ленись.
 
 
А простор – шагай себе,
Верст не занимать!..
Насовсем в моей судьбе
Ты одна мне, мать.
 
 
И пускай мои пути
Затеряет даль,
Ненаглядная, цвети,
Душу не печаль!
 
 
За тебя готов идти,
Если что, в беду.
И пускай круты пути —
Все равно иду!
 
 
Все, что выдано тобой,
В сердце – на века:
Труд – так труд,
А бой – так бой, —
Вот моя рука!
 

«Скворцы на родину летят…»

 
Скворцы на родину летят.
В слезах зима лихая:
Не дровни большаком скрипят,
Телега громыхает.
 
 
И трактор, чуть засветит рань,
Старается на пашне…
Одна лесная глухомань
Томится днем вчерашним.
 
 
Ее лежалые снега
Не тронуты нимало:
Здесь до сих пор весны нога
Следов не оставляла.
 
 
Но близок, близок добрый день,
Когда в лесных оврагах,
Где затаились мрак да тень,
Вскипит вода, как брага.
 
 
Теплынью захлебнется стынь:
Была, а вот – и нету!
И жизнь сквозь бурые пласты
Пройдет! Пробьется к свету!
 

ПРОСЕЛОК

 
За деревню сквозь желтую осыпь
Вел проселок
То прямо, то косо,
Опоясав низину подковой,
Заворачивал в клевер медовый,
 
 
Вдоль ракитника вел над рекою,
Прятал в спелую рожь с головою
И волнистым шуршащим навесом
Убегал к синеватому лесу.
 
 
Тот проселок за долгие годы
Утоптали, как ток, пешеходы.
По нему шли туда,
Где раскаты,
Шли на смерть
В сорок первом солдаты.

Укатали проселок обозы
И листвой застелили березы,
Сапогом да узорчатой шиной
Пропечатана матушка глина….
 
 
Выбегают проселки такие
На большие дороги России.
 

СТРАДА

Владиславу Шошину

 
Страда зачиналась в марте
В табачном дыму зыбучем,
Когда бригадир на карте
Гулял пятерней по кручам.
Да в кузне мой батька молотом
Набатил на всю округу,
Даруя вторую молодость
Видавшему виды плугу.
 
 
Страда выходила к апрелю,
Захлебываясь капелью,
Весенней крутой водою,
И радостью, и бедою.
Моторы стреляли не где-то —
В деревне у выбитых ямин,
С берез осыпая рассветы
В проталины воробьями.
 
 
Страда разгулялась в мае —
Вбирала, тянула соки.
Надеждой на урожаи
Ложилась в земные строки.
И не было ей остуды,
И не было ей покоя:
То в поле звенит посудой,
То косами за рекою.
 
 
Пылит на сквозных проселках
Машинами со стогами,
Гостюет у баб на полках
Румяными пирогами.
Страде до всего есть дело.
С лица она подобрела,
Невестой богатой скоро
Заявится к комбайнеру.
 
 
И снова в метельном марте
С присловьем мужицким смачны
Пройдется она по карте
В ядреном дыму табачном.
 

МАЙ

 
Гулкой подпоясанная речкой,
Зорькой подрумянена, как в печке,
Ну, скажи, как пшенный каравай,
Пашня за околицей лежала,
Зерен полновесных ожидала
Под задиристый грачиный грай.
 
 
Солнышко ночей недосыпало,
Поднималось, землю облучало,
К полдню раскаляясь добела.
Облака над нею набухали,
Проливались и спешили в дали
Завершать весенние дела.
 
 
В поле выезжали трактористы,
Веселы, чумазы и плечисты:
Начиналась жаркая страда!
Гуд моторов повисал над краем,
И дышала новым урожаем
Свежая прямая борозда.
 

ПСКОВЩИНА!

 
Полыхает заря,
Голубые
За рекой розовеют снега, —
Все знакомо,
Но снова впервые
Я встречаю твои берега.
 
 
Здесь и летом,
И в зимние стыни
Без умолку гудят провода,
И столбы электрических линий,
Будто люди, текут в города.
 
 
От истоков
До устья Великой
Исходил я леса и поля:
До чего же она многолика,
Наша тихая матерь земля!
 
 
По утрам журавлиные всклики
Будоражат сторожкую тишь.
И птенцами рассветные блики
Осыпаются в строгий камыш.
 
 
За болотом
Фабричные трубы —
Не дадут в глухомани пропасть.
Тянет солнышко жаркие губы,
Чтобы к росной поляне припасть.
 
 
От истоков
До устья Великой,
То снежком, то цветами пыля,
В черных тучах и солнечных бликах
Предо мной раскрывалась земля.
 
 
Я дышал разнотравья цветеньем,
Ночевал у студеных ключей,
Упивался воинственным пеньем
Одуревших в любви косачей.
 
 
И не раз у лосиного стада,
Замирая, стоял на виду…
Как мне мало,
Как много мне надо!
Я к тебе,
Как на праздник, иду!
 

ЧЕЛОВЕК ПРИШЕЛ

 
Среди безлюдья буйная река
В гранит вгрызалась долгие века.
Никто не знает, сколько лет подряд
В горах ревел могучий водопад,
Кремнистые дрожали берега,
Гудела непролазная тайга.
И только летом в солнечные дни
Играли ярко радуги над ним.
Над ним свечой взмывали птицы ввысь
И молодые ястребы дрались.
А на горбатом гладком валуне
Медведь верхом, как будто на коне.
Застыл косматый бурый рыболов.
Здесь все его: леса, река, улов…
И вдруг он показал зубов оскал:
Зверь человека в чаще увидал.
А тот стоял: за поясом топор, —
Глазами шел недолгий разговор.
Пришельца зверь не смог переглядеть:
Ворча, в тайгу поковылял медведь.
А человек сурово глянул вслед —
В глазах ни страха, ни сомненья нет!
Он поплевал в ладони не спеша.
Тайга ждала, стояла не дыша.
Взметнулись щепки из-под топора —
В ответ протяжно охала гора,
Тайга медведем пятилась в тайгу…
И пятистенок встал на берегу!
 

ПРОБУЖДЕНЬЕ

 
Забыв о поплавке,
Гляжу во все глаза —
Как будто зорьку
Я впервые вижу.
На небе заиграла бирюза,
Подпалиной прихваченная рыжей.
Густая синь на запад потекла,
Ершистые смывая с неба звезды.
И ночь уже не ночь —
Белым-бела,
И распирает грудь,
Как радость,
Воздух.
Я закричать готов:
Гляди, гляди,
Береза занялася, словно свечка!
И вот уже пожар вовсю гудит
В кустарнике прибрежном
И на речке.
Забыв о поплавке,
Готов опять,
Как маленький,
Рожденьем дня дивиться.
И хочется мне
Этот край обнять
И ласковым березам поклониться!
 

НА ВОСХОДЕ!

 
Лежу в траве,
А надо мной
Торчит осочина, как сабля,
На ней висит, что шар земной,
Обласканная солнцем капля.
В малютке роске – приглядись —
Кипит взаправдашняя жизнь:
Стоит, огрузнув, поле ржи
И дышит тяжко-тяжко.
На проводах сидят стрижи
Во фраках нараспашку…
Я примостился половчей,
Чтоб разглядеть игру лучей.
И надо же, стряслась беда:
Ударил шмель-ракета.
Сверкнула искрою вода —
И микромира нету,
И черной молнии зигзаг
Призвал меня к ответу:
А что, коль вдруг ударят так
Ракетою планету!..
 

«В соснах искрятся сосульки…»

 
В соснах искрятся сосульки,
Падают звонкими вспышками.
Робко под снегом забулькал
Новорожденный ручьишко.
Взгорки в рыжинах-накрапах:
Солнце впечатало пробы,
Терпкий березовый запах
Тянут ноздрями сугробы.
Затканный инеем густо,
Лес притаил что-то древнее.
Словно по звончатым гуслям,
Ветер прошелся деревьями.
В бульканье тетеревином
Мне на заре затеряться б,
Завтрашним быть и былинным —
Как это здорово, братцы!
 

ПОСЛЕ РАБОТЫ

 
Вались, как сноп, и до утра
Блаженствуй в росной роздыми.
Но щи духмяные с костра
Несут с приправой звездною.
 
 
И хочешь, нет – усадят в круг:
Спеши повеселиться!..
Под звонкий ложек перестук
Пошла, пошла работа рук —
Испарина на лицах.
 
 
Кухарка потчует ребят,
Похваливает варево.
И лезет ложка наугад —
Соседу в миску…
– Эко, брат,
Со щей-то пораспарило!..
 
 
Роса шарахнулась с куста:
Хохочут – ночь разбужена,
Как будто за день на мостках
Двух норм не передюжено!
 

УТРО СЕНОКОСНОЕ

 
Под полою у красавицы зари
Отбивают косы косари:
Звонкие литовки, будто тетива,
Каждая по-своему поет.
Замирая, слушает трава,
Тянется, на цыпочки встает.
Молоточки клювами стучат
И с ресниц у девонек-девчат
Склевывают звонко: «Чок, чок, чок!» —
Золотинки – ласковые сны.
Месяц, раскаленный пятачок,
Стынет на ладони у сосны.
Дробным цокотом молчунья тишина
Поразбужена, зарей подпалена.
По округе гул моторный вкривь и вкось
Перестуком крепко-накрепко прошит.
Спозаранку дело каждому нашлось,
Только, чур, коль веселиться – от души:
Видишь, зоренька откинула полу!.. —
Пригласила нас хозяюшка к столу,
На заречные луга с духмян-травой
Всей деревнею на праздник даровой.
 

ЗОВ

 
Живешь заботой городскою,
Насквозь прохвачен и прогрет.
И вдруг под ложечкой заноет,
Да так, что потемнеет свет…
С чего бы, сам не понимаю,
Тоской захолонуло в мае,
Когда на влажных тротуарах
Асфальт теплынью разморен:
Его вздувает, что опару.
Да что гудрон, когда бетон
Зеленой молодью пропорот.
И вроде город мне не в город.
 
 
Так вот с чего тупая боль
Отозвалась под сердцем гулом:
Полями вешними пахнуло…
И ты хоть как себя неволь —
Уснуть не сможешь:
Ночь, другую
Все видишь землю дорогую
С крутым опасным половодьем,
Когда ручей под стать реке,
А в нем березы налегке
Бредут, смеясь над непогодьем.

А бани, словно пароходы,
В субботу густо задымят.
И до потемок огороды
Богато ведрами звенят.
Листа березового запах,
Моренного в жару сухом,
Ложится в лунные накрапы
Еще не сложенным стихом.
 
 
В тех банях сверстники с устатку,
Как боги в облаках парят…
Я сладко шевельнул лопаткой,
Как будто жаром тем объят.
И до утра усну едва ли.
Я знаю: ждут меня поля,
Зовут,
Зовут родные дали…
Прости, отцовская земля!
 

1956

САМОЦВЕТЫ

 
Задымилась густо над рекою,
Избы запорошила сирень…
Здравствуйте,
Стихов моих герои,
Жители сутулых деревень.
 
 
Я не на побывку к вам,
Не в гости.
Зря плетешь недоброе, молва.
Мне, что голубые угли в горсти,
Ваши самоцветные слова.
 
 
Их ковали прадеды веками
На смолистых зоревых кострах,
Как мечи,
Грабастали руками
И калили в водах и ветрах.
 
 
Пращуры, в их силу свято веря,
С ними в сечь на крестоносца шли,
Их,
Друзьям распахивая двери,
Мы подносим, будто кошели.
 
 
Приглядись:
Горят слова, как блики
Лунности, рассыпанной в ночах,
Вспыхивают алостью гвоздики
У любимых наших на плечах.
 
 
Чудо-самоцветами-словами
Сердце я врачую от невзгод.
И всегда готов делиться с вами
Всем,
Что самородок мне дает.
 
 
По нему в стихах моих поймете
Даже недосказанное мной…
Хорошо в сиреневом сумете
Остудить дорог далеких зной!
 

«Воздух зноен…»

 
Воздух зноен,
Спрессован туго,
Свет как пламя над кромкой ржи.
Над приречным широким лугом
Резвокрылый чибис кружит.
 
 
А мотор все гудит,
И небо
Захлебнулось голубизной,
В нем стозвонная песня хлеба
Раскаляет июньский зной.
 
 
Перегретый мотор устало
Напоследок вздохнул и затих.
И такое вдруг заиграло,
Засвистало, защебетало:
Песен, песен-то,
Сколько их!
 
 
Ты катнул жернова-лопатки,
Увлажненных не пряча глаз.
Вот бы квасу теперь с устатку,
Полведерка бы —
В самый раз!
 

 
Но деревни вдали не видно.
А вода —
Тут подать рукой.
И хозяйской походкой завидной
К быстрине ты идешь над рекой.
 
 
Приняла раскаленное тело,
Холодком обожгла чуток,
Обжурчала,
Такого напела:
Набирайся силенок, браток!
 
 
А потом расплескалась в смехе,
Поумерила юный пыл:
Делу – время,
Часок – потехе,
Будет, парень,
Мотор остыл!
 

ОСЕННЕЕ

Игорю Григорьеву

 
Поет над родимым болотом,
Трубит журавлиная стая,
Сентябрь раскидал позолоту —
Ни счета,
Ни меры,
Ни края!..
 
 
А утро студено и мглисто,
Заря багровеет над логом.
И кличет вожак голосистый,
Бедует не птичьей тревогой.
 
 
Узнать бы,
О чем они тужат,
Какая их гонит неволя?..
Но встал —
И молчишь на разлужье,
Захлестнутый песней до боли.
 

ЗА НАМИ ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО

 
Вздыбилось море,
Гривастое, злое,
Играет с баркасом
Опасной волною.
 
 
И нам не до шуток.
Но мы не заплачем,
Не молим пощады,
Не просим удачи.
 
 
Волне разъяренной
Врезаемся в гриву,
Взлетев, опускаемся
В пропасть с обрыва.
 
 
И снова и снова
Паденья и взлеты:
Налево, направо
Руля повороты.
 
 
И вдруг захлебнулся
Мотор раскаленный,
Баркас, как живой,
Накренился со стоном.
 

 
Ну что ж, мы не дремлем:
За весла беремся,
К желанному берегу
Яростно рвемся.
 
 
В ладонях бугрятся,
Вскипают мозоли:
Мы насмерть схватились,
И нам не до боли.
 
 
Гребем,
Не сдаемся стихии суровой,
И знаем:
За нами последнее слово!
 

ПРИСЯГА

СОЛДАТУ

 
Деревья падают со звоном,
Хлеба исхлестаны свинцом…
Война металлом раскаленным
Тебя ударила в лицо…
 

 
Но вечно близкие картины
Пылают, видятся кругом:
Созвездья над деревней стынут,
Искрясь в сосульках под окном.
 
 
Да у завьюженных овинов
Цветут сугробы при луне,
Мороз седеет на стене,
И голубеет тень за тыном…
 
 
Ты все поймешь:
Как первый луч
К земле уснувшей прикоснется,
Как солнце выйдет из-за туч
И край заснеженный проснется.
 

 
Тебе, тебе ли не понять
Лесную тишь и синь болота,
Ту землю, что пришлось пахать,
Горячей кровью поливать
И орошать соленым потом!
 

ПРИСЯГА

 
Гулко падали листья в ночь,
Звонко сыпались в август звезды.
Нам никто не может помочь:
День и ночь
Фронт уходит прочь…
Ох, как душен
Холодный воздух!
 
 
Обложили село кольцом,
Топчут травы чужие солдаты.
И над школьным резным крыльцом
Хлещет свастикой флаг в лицо,
Глуше, глуше боев раскаты.
 
 
Кто нам скажет: когда,
Когда
Возвратятся наши с победой?
На селе – не в страду страда:
Придавила людей беда,
И пути всего – до соседа.
 
 
За село однажды тайком
Ночь свела сыновей солдаток:
Мы на цыпочках, босиком,
Где бегом, но больше ползком —
Прочь от вражьих колючих рогаток.
 

 
Мы ложились земле на грудь,
Забывали про все невзгоды,
Замирали, страшась дыхнуть,
Слово другу боясь шепнуть,
Землю слушали возле брода.
 
 
Под щекою в мягкой пыли,
Где Желча у камней смеется,
Билось сердце родной земли.
Это значит – бои вдали,
Это значит – Русь не сдается!
 
 
Мне запомнилась эта ночь:
Над рекою созвездий гроздья,
И присяга —
Отцам помочь…
Гулко падали листья в ночь,
Звонко сыпались в август звезды.
 

ПОЛЕ

1

 
Полюшко виды видало,
Поле живет не с твое:
Горькие песни певало,
Тощее знало жнивье.
 
 
Межи стояли, как стены,
Только попробуй затронь —
Вспомнит межу непременно
В пасху Христову гармонь.
 
 
Благословленные властью
И помолившись кресту,
Колья со злобною сластью
Бились на шатком мосту.
 
 
Пенясь, река завивала
Сбитых в крутые ключи…
В голос жена причитала,
Только кричи не кричи…
 
 
С майского ярого поля
В шаткое вдовье крыльцо
Веет голодною долей —
Углится бабье лицо.
 

 
Будь же ты проклята,
Клята,
В поле родимом межа!..
Нам ли не помнить, ребята,
Время стыда-дележа?
 

2

 
Нас, кто о меж ах по книжкам
Вычитал страшную суть,
Поле вздымало, как вышка,
В завтрашний день заглянуть.
 
 
Щедро оно одаряло
Нас прямотою борозд,
Выдало смалу орала,
В небе – по пригоршне звезд.
 
 
В пожни мы к батькам послушно
Бегали, видно, не зря:
Зябкими росами души
Нам омывала заря.
 
 
Нрав непокорный и кроткий —
Псковским увалам сродни.
Валкой мужицкой походкой
Вышли в недобрые дни.
 

3

 
Помним не кровные счеты
Дедов в сивушном чаду —
Старосты знаем работу
Мы в сорок первом году.
 
 
Жилистый, на руку крепкий,
Филька свой час не проспал.
Даже урядника кепку
Где-то, подлец, раскопал.
 
 
С хлебом на скатерти белой
Бил чужеземцам поклон…
Полюшко,
Что ж ты хотело?
Клятый вернули закон.
 
 
На поле Филька покоен —
Как же, евона взяла:
Щупает землю ногою,
Землю,
Что людям была
 
 
Радостью, родиной, болью,
В ней и восход и закат…
В бороздах крепкие колья,
Словно занозы, торчат.
 
 
Враз обескровились зори,
Криком хотелось кричать!..
Горькое плакало горе
В полюшке нашем опять.
 
 
Будто и не было детства.
Вот он —
Мужания срок.
Приняли дети в наследство
Мести нелегкий зарок.
 
 
В дружбу подпольную веря,
Мы в лопоухий бурьян
Ставили, словно на зверя,
Волчий на Фильку капкан.
 
 
И довелось посмеяться:
Фильке раздроблена кость.
Но матерям отдуваться
За малолеток пришлось.
 
 
Поняли:
Волчьи капканы
Надо сберечь про запас.
Слово с тех пор
                       «партизаны»
Стало священным для нас.
 
 
В пади Сорокина бора,
В топи Соколичьих мхов
Нас проводили просторы
Под переклик петухов.
 
 
Шли по родимому полю,
Взяв его силу и страсть,
Чтоб усмехаться от боли,
Чтобы без крика упасть.
 
 
Волю неслыханной болью
Мы закалили, как меч.
Ради родимого поля
Можно ли сердце беречь?
 

4

 
Можно ль тому удивляться,
Что мы вернулись опять?
Поле кричало нам: «Братцы!» —
Руки тянуло обнять…
 

МАТЬ

 
В тот вечер холодный,
В тот вечер
Ты долго за ротою шла.
Как ворон, на скорбные плечи
Садилась чернющая мгла.
 
 
С бойцами усталыми рядом
Ты шла далеко за село
И вслед
Всепрощающим взглядом
Глядела, глядела светло.
 
 
Мы в ливни ходили стальные
И видели:
Рядом ты шла
По гневной великой России,
Спасала в минуты лихие
И совестью нашей была.
 

ПОБРАТИМ

 
Бывает, пооблепит лень
Тягучей паутиною…
Тогда – как совесть —
Давний день
Встает с тропой лосиною,
С медвежьей Васькиной спиной —
И я за ней,
Как за стеной.
Ты мог послать на мост меня —
На страшное и вечное.
И все же сам
В разгар огня
Ушел тропой приречною.
Ушел,
Чтоб я остался жить:
Довоевать и долюбить.
Не знаю:
Дрался ль за двоих
В те годы горевые?
Но помню я,
Что болью
Стих
Обжег меня впервые.
С тех пор,
Василий, побратим,
В тяжелый час
И в светлый миг
Я помню тяжкие пути,
Что наперво душой постиг,
И твой последний,
Главный бой, —
Он стал мне клятвой
И судьбой!
Тот бой несу,
Что крест литой,
Как взрыв, в душе упрятанный,
Стал радостью и маетой, —
В крови,
Да незапятнанный.
Василий,
Он тебе под стать, —
Мне совесть по нему сверять!
 

ПАРТИЗАНЫ

 
С плеч избитых,
С израненных спин
Дула черных зрачков
Не сводили.
В ельник частый
За дальний овин
На расстрел партизан уводили.
 
 
Над землею
Кровавый восход,
Стыл над гумнами месяц глазастый.
Два мальчишки
В последний поход
Отправлялись по хрусткому насту.
 
 
Шли раздетые,
Шли босиком,
След багровый в снегу оставляли.
Их в деревне за каждым окном
Наши матери благословляли.
 
 
Сколько пролили женщины слез,
Пряча скорбные очи в косынки…
А у них
Даже в жгучий мороз
В потемневших глазах
Ни слезинки!
 

 
На висках седина —
Не беда:
Время
Знаком отличия метит
Тех, кто клятву великую дал
Быть за волю Отчизны
В ответе.
 

ПЕРЕД АТАКОЙ

 
Потускнела заката медь,
Край передний во тьму погружен.
На дыбы привстал, как медведь,
У сожженной деревни клен.
 
 
Близко утро,
Но нам не до сна:
Пробегает мороз по спине.
Будто каменная,
Тишина
Надавила на плечи мне.
 
 
Ты поймешь меня, друг, всегда,
Сам окопную знал тишину,
Сам в минуту прожил года,
На войне ожидая войну.
 

ВДОВА

 
Дорогие, да сколько ж вас
По российским бескрайним далям
Незабвенных своих провожали
В лихолетья набатный час?
 
 
…Вот ведь время-то как течет!
А давно ли, кажется, было!
Ничегошеньки не забыла,
Свято верила: мой придет!
 
 
А потом – извещенье:
«Андрей…»
Ох, как сердце твое кричало!..
Сколько ты ночей отмолчала,
Неприкаянной,
Сколько дней?
 
 
Только время, как мудрый врач,
Ножевые, душевные раны
Врачевало.
И поздно ль, рано —
Звонче радость,
И тише плач.
 

НА ЛИНИИ МАННЕРГЕЙМА

 
Я приемлю это запустенье,
Прошлого вдыхая горький чад:
В два обхвата стены Маннергейма,
Чахлою испятнаны сиренью,
Будто спины мамонтов, торчат.
 
 
Из-под сосен смотрят амбразуры —
Не страшней пустых барсучьих нор.
А представь: из этакой вот дуры
Бьют по наступающим в упор.
 
 
Под прямым, кинжальным, перекрестным
Снег едва ль от смерти заслонит.
Люди, как подкошенные сосны,
Падали в искромсанный гранит.
 
 
Политых хмельной солдатской кровью,
Сколько здесь покоится могил!
Лишь ракитник горестно, по-вдовьи,
Голову над ними приклонил.
 
 
Время боль утрат не притупило…
Знаю я, что не когда-нибудь,
А теперь
Растет такая сила,
Чтоб народы к братству повернуть.
 
 
Верю я, что люди запустенью
На святом совете предадут
Так же вот, как стены Маннергейма,
Самый страшный – атомный редут.
 

О СЕБЕ

 
Деревни вдоль реки,
Как поезда,
С проулками,
С ольховым ломким тыном…
Мне по душе
В вагонах тех езда.
Но, кажется,
Я снова опоздал:
Прослыл в своем селенье
Блудным сыном.
 
 
Но в чем моя вина?
Безус, простоволос
Из дома бросился,
Что из вагона, —
И кубарем скатился
Под откос.
А поезд громыхал
По перегонам.
 
 
Я шел в огонь,
Вжимаясь в землю, полз,
От злости в голос выл,
Совсем по-бабьи.
Деревню,
Как потрепанный обоз,
Бросало, будто в пропасти,
В ухабья.
 

 
Что человек усердно натаскал,
Как муравей,
По бревнышку веками,
Подмял огнем
Орды откатный вал,
Попробуй вновь
Дома поднять руками!
 
 
На тех печищах
Бабы, старики,
Не изменив
Привычкам и заботам,
Ложили не венцы —
Смолистые венки,
Осыпанные, как росою,
Потом.
 
 
А я тогда
На Балтике служил
В заглавном чине
Старшего матроса.
На вахте
Потихонечку тужил
По августовским
Выбеленным росам.
 
 
Мне говорили:
Ты свое бревно
Кладешь в тот сруб
Невидимо и скромно.
Сберечь границу —
Это все равно,
Что выстроить деревни
Для бездомных.

Я верил:
Это так,
Но все же знал:
Не топорище
Взгорбило ладони,
Не мною
Новый выстроен вокзал,
В полях объезжены
Стальные кони.
 
 
И я пришел
К началу всех начал:
Ходил на промыслы,
Пахал, ковал подковы.
И даже, каюсь,
Дедов поучал,
Как хлеб растить
Или кормить корову.
 
 
Но до сих пор
В тот поезд не попал,
Который не подвластен расписанью:
То ль проскочил разъезд,
Иль попросту проспал
И на вокзал приехал
С опозданьем…
 
 
И тешусь только тем,
Что новая строка
Деревне-поезду
Поможет выйти в кручу,
Что стих прочтет
Земляк наверняка
И обо мне
Подумает получше.
 

ПРЕДЗОРЬЕ

«За рекою песня вешней птицей…»

 
За рекою песня вешней птицей
Крыльями взмахнула, поднялась.
Закружила, на душу ложится,
Полоняет песенная власть.
 
 
Из деревни, спрятанной когда-то
В темь лесов потомком кривичей,
Вдоль домов, заулочком горбатым
Вымахнула силою крылатой
В царство звезд и солнечных лучей.
 
 
И забылись надолго невзгоды:
Будто бы не жгли мороз и зной,
Будто нашу крепкую породу
Тяжкие не испытали годы…
Песня, что ты делаешь со мной!