Текст книги "Сберегите цветы полевые"

Автор книги: Лев Маляков

ДОРОГА ДЕДА АНТОНА

 
Мой дед Антон —
                           дорожный мастер,
В деревне —
                 пролетариат.
Дорогу строил он для счастья,
Был несказанно делу рад.
 
 
Как для себя Антон старался —
Чтоб намертво булыжник лег…
И вот он,
            город, показался,
А до чего же был далек!
 
 
Верста к версте —
                           легли каменья.
Как в песне звонкие слова.
Достала наше поколенье
Про деда добрая молва.
 
 
Дорога уходила в дали
И счастье
             все-таки нашла.
По ней тачанки проскакали
И революция прошла.
 
 
Давным-давно Антона нету,
И все-таки мой дед живет…
По каменке,
                навстречу лету,
Катит из города народ.
 
 
По ней,
         Антоновой,
                           надежной,
Я нынче еду не спеша.
И каждой возрожденной пожне
Внимает радостно душа.
 

КОВАЛИ

 
В глуши
У ржавого болота
Селились предки-ковали.
Не густо было намолота
От той железистой земли.
 
 
Валили жаркую березу,
В землянках-домнах уголь жгли.
В сердца их.
Светлые как слезы,
Роняли песни журавли.
 
 
Случалось,
Филин рядом ухал —
Пророчил жуткую беду.
И та беда,
Ходили слухи,
У же играла во дуду.
 
 
Она негаданно являлась —
Врывалась ворогами в дом.
И ковалей святая ярость
Катилась лесом, словно гром.
 
 
Гудели горны.
Звон металла
Как будто поддавал жары.
Ковали деды не орала,
Ковали деды топоры.
 
 
Мечи точили боевые,
Ночами не смыкали глаз…
И это было не впервые,
И не в последний было раз.
 

«Небо – куполом иль вовсе непогожее…»

 
Небо – куполом иль вовсе непогожее —
В пути-дороженьке кал ики перехожие.
 
 
Потешали молодецкую братч ину,
В граде Киеве оплакали дружину
Князя Игоря.
И снова Русь былинная…
 
 
То не песня в поднебесье лебединая,
Перед бурей не птенцов скликают гуси —
Взрокотали звончатые гусли.
 
 
Шли кал ики с песнями да плачами
По векам, как по ступеням.
В стольный град
Заявились горемычные удачники.
Слушай гусельки
Кто рад и кто не рад!
 
 
Смерды слушали —
Душою приосанились.
А монахи да ярыжки прячут нос:
Чуть стемнело —
К володыке,
Земно кланялись,
Спешно стряпали на вольницу донос.
 
 
И затеялось гонение на звончатые…
Только видано ль,
Чтоб песню на Руси,
Недопетую и вольную, прикончили?
Наши деды песню пронесли
Через все кресты
И все запреты,
Деды – безымянные поэты!
 

«То не лебедь выходила из реки…»

 
То не лебедь выходила из реки
И вставала,
Белокрыла и легка, —
Возводили на Великой мужики
Церковь-крепость,
Словно песню, на века.
 
 
Поприладилась плечом к плечу артель.
На стене – сам бог и князь —
Мастеровой.
По земле идет играючи апрель,
Обжигает прибауткой ветровой.
 
 
«Ох ты, каменщиков псковская артель,
Плитняков многопудовых карусель,
Б алуй,
Балуй каруселькой даровой,
Словно не было годины моровой».
 
 
Не в угоду
Богатеям и богам,
Не заради, чтобы слава вознесла:
По горбатым,
По отлогим берегам,
Будто шлемы,
Подголоски-купола.
 
 
Их оглаживали дальние ветра —
От восточных гор
И западных морей.
Поосыпано вороньего пера
У крещенных не крестом монастырей!
 
 
И с мечом,
И с бомбой жаловал гостёк
Не молиться на резные Купола…
Только срок начальной силы не истёк —
Та лебедушка стоит белым-бела.
 

ЛИПА

 
Закипая веселой,
Ядреной листвой,
Ты вовсю хорошела
Над тихой Псковой.
 
 
Ох, и грузно же было
В июльскую звень
Из суглинка водицу тянуть
Долгий день!
 
 
А мальчишек
В зеленой охапке качать…
А влюбленных
С темна до светла привечать…
 
 
У Псковы я опять
Вечерами брожу
И на корни витые взглянуть
Захожу.
 
 
Им трудиться не тридцать,
А триста бы лет.
Да кому-то, наверно,
Ты застила свет.
 
 
Сникли,
Съежились листья —
Ободрали впотьмах…
И добро б человеку
Потребность в лаптях!
 

ОСТАЛИСЬ ЛЕТОПИСНЫЕ ЛИСТЫ

 
Считаемся —
                  лесная полоса,
Но крепко мы повысекли леса.
Не только мы —
                       и предки хороши:
Дома, как терема, —
                              сама мечта!
Умели деды брать для живота
И сверх того взымали для души.
 
 
Раздели липу,
                   иву на корье,
Свели до счета дикое зверье.
Десятка два в лесу тетеревов
С утра слагают про любовь стихи.
И разучились драться петухи,
Отпел зарю —
                    и фьють,
Бывай здоров.
 
 
А было время
(Летопись не врет,
Монах был зрячим —
                         не подпольный крот) —
Пскова носила на себе лодьи,
В ней,
        верь не верь,
                            водились осетры.
А за Псковой
                    звенели топоры —
Там лес валили,
                       ладили бадьи.
 
 
Монах писал:
А за Псковой леса,
Гнездится соболь,
                          черная лиса…
Остались летописные листы.
Но извели леса на берегу,
И соболь убежал давно в тайгу —
Подальше от опасной суеты.
 
 
Река не та,
              и лес теперь не тот.
Пскову вороны переходят вброд.
А наши деды баржи гнали тут.
С тех пор прошло поменьше ста годов,
А сколько встало новых городов!
Как жаль —
Леса так скоро не растут.
 

О ПРИРОДЕ

 
Нам все не так,
Сама погода
Не может людям угодить.
Понатерпелась мать-природа —
Ни ублажить,
                   ни пристыдить.
 
 
Дожди взыграют —
                             слишком мокро,
Теплынь на улице —
                                жара,
Снега до пояса —
                          морока,
Деревня тихая —
                         дыра!
 
 
Нам все не так.
Саму природу
Задумали учить уму.
Морями поразлили воду
В ее отлаженном дому.
 
 
Пустыни сделали из прерий,
Болота превращаем в пыль.
Степные подсчитав потери,
Качает головой ковыль.
 
 
Не продохнуть самим от смога,
Деревья никнут и цветы.
Мы часто мыслим однобоко,
Живя в плену у суеты.
 
 
Нам все не так.
Сама природа
От мудрых деток без ума
И вдруг
          шарахнет недородом —
И опустели закрома.
 
 
Сдерет рубаху,
Спустит кожу,
И в щепы разнесет ковчег.
Она и не такое может,
Об этом помни,
                      Человек!
 

ПРОЩАНИЕ

 
Борода на широкой груди,
И ручищи —
                 дубовые плахи.
Возлежит дед в посконной рубахе.
Бесконечность его впереди.
 
 
А бывало —
                 солдат хоть куда:
Он в разведку ходил,
                               а в атаке —
Не видали такого рубаки!
На подушке алеет Звезда.
 
 
Уходил от земли воевать —
Кто ж родится в России солдатом?!
На привалах мечталось:
Внучатам
Про добро
              и про зло рассказать…
 
 
Он как будто глядит из-под век,
Вспоминая,
                чего не успето?
От забот задыхается лето,
Да не властен помочь человек.
 
 
Ни прибавить теперь,
Ни отнять —
Все свершилось от точки до точки.
Возле гроба горюнятся дочки,
Сыновья попритихли и зять.
 
 
Встрепенулся подстреленно крик —
Не сдержалась студентка,
                                       меньшая…
Головою вот-вот покачает —
Не любил беспорядка старик.
 
 
Он предвидел беду наперед —
Заготовил себе домовину.
Похоронного марша кручина
Над толпой величаво плывет.
 
 
От него замирают в груди
Громогласные охи и ахи…
Возлежит дед в посконной рубахе.
Бесконечность его впереди.
 

«Стареет сад, ветшает дом…»

 
Стареет сад, ветшает дом,
Но никакой трагедии.
А мой приезд —
Не ход конем,
Как думают соседи.
 
 
Меня родная сторона
Приветила подвохом:
Прогнулась крыша, зелена, —
Покрыта густо мохом.
 
 
В сарае сено, как труха,
Крапива за амбаром.
В саду стеной стоит ольха —
К зиме дрова задаром.
 
 
Я вгорячах схватил топор
И поплевал в ладони…
Не слишком ли в решеньях скор?
Помедлил я и понял:
 
 
Не по плечу
                 амбар и дом,
Завещанные дедом.
Моя с веселым топором
Закончилась беседа.
 
 
Сам по себе зеленый сад,
А я – прохожим сбоку.
Прости, дружище,
                           виноват…
И зря спугнул сороку.
 

НА ПЕРЕКРЕСТКЕ

 
Отвыкли мы от цокота копыт,
Но с давних пор
Звенит он в наших душах,
Как в позаброшенных церквушках
Под куполами прошлый звон гудит.
 
 
На все лады
Не только в городах
Поют заливисто добротные моторы.
Нам по плечу подлунные просторы,
Мы с веком вроде бы в ладах.
 
 
Так почему ж,
Завидев иногда
В строю машин обычную повозку,
Мы замираем возле перекрестка,
Как будто с ней простились навсегда?
 
 
И раз в году,
На празднике Зимы,
Коней впрягаем в сани с бубенцами
И норовим гнедых потешить сами
И, словно дети,
Радуемся мы.
 

«Теперь и мне мотор сродни…»

 
Теперь и мне мотор сродни,
Железной силе не перечу.
Как вехи в будущее,
Дни
Летят распахнуто навстречу.
 
 
Я за рулем, как за столом,
Лишь сердце чуть прихватит зноем.
За лесом даль плывет светло.
И вот оно —
Село родное.
 
 
Как нарисована,
В окне
Моя бабуля – чище снега…
И снова чувствую:
Во мне
Скрипит и грохает телега.
 

«Какие высокие травы…»

 
Какие высокие травы —
Почти в человеческий рост.
Ручей говорливый
                            направо,
Налево —
             старинный погост.
 
 
Мальчишкой любил хорониться
В тех травах,
                 как в добрых лесах.
Мне пели веселые птицы
О всяких земных чудесах.
 
 
Лежал у земли я в объятьях,
И сам я ее обнимал.
Со мной —
               одуванчики-братья,
Над ними
             цветет краснотал.
 
 
И что-то меня заставляло
Лежать
         и глядеть в небеса.
Фантазия, знай, расцветала
И мчалась,
              раздув паруса.
 
 
Мне в облаке чудились звери —
В лесу не встречал я таких.
Готовый и в небыль поверить,
Я видел воочию их.
 
 
И больше того:
Мне казалось,
Что был я когда-то звездой…
Додумывать не удавалось —
Вспугнут или крикнут домой.
 
 
И что-то теперь заставляет,
Как прежде,
Уставиться вдруг
На звонкие звездные стаи
И месяца кованый круг.
 

ЗАВИСТЬ

 
Теперь, как видно,
Гость я тут,
Среди родимых пажитей.
Дома колхозные, растут —
Не мною, братом нажиты.
 
 
Поля одеты в зеленя —
Все братовы старания…
И даже на покос меня
Он нынче не заманивал.
 
 
Во двор он на своем стальном
Под сумерки подкатится,
Меня употчует вином,
Поздравит со свиданьицем.
 
 
А утром приведет коня,
Ударит конь копытами
И покосится на меня,
Лоснясь боками сытыми.
 
 
Я замшевой губы коснусь —
Ладонь теплом порадую.
Забытая одарит грусть
Нежданною наградою.
 
 
Давно меня сюда манит
(Хотя спокоен с виду я).
По-местному я знаменит,
А брату вот завидую.
 

БАБУШКА

 
Отдохнуть бы ей давно пора.
И откуда силы в старом теле?
Не присядет с самого утра,
Вся в делах,
                 как белка в карусели.
 
 
Солнышко застало с посошком —
Вывела теленка за овины.
А в обед
На станцию пешком —
Насбирала к поезду малины.
 
 
Леночке гостинец принесла
(Правнучка теперь уже в десятом),
На лугу сенцо перетрясла,
Любовалась розовым закатом.
 
 
Ягод насбирала у дорог,
У реки —
            целебной валерьяны.
Уж своя,
            посушенная впрок,
Ягода и травка —
                          без обмана.
 
 
К бабушке в ночь-заполночь стучат,
Слава добрая о ней в народе.
– Мой-то с балалайкой у девчат
До утра, бесстыжий, колобродит.
 
 
Бабка покачает головой,
Голова у старой —
                           Дом Советов.
Разговор сугубо деловой —
Шепотом,
Друг дружке по секрету.
 
 
Вправить грыжу
И свести лишай —
Выдаст сто очков вперед наукам.
Бабушкина слабость —
Любит чай,
Чтоб крутой,
                 из блюдца,
                                  и пофукать…
 

ПАШНЯ

 
Гулкой подпоясанная речкой,
Зорькой подрумянена,
Как в печке
Испеченный сдобный каравай,
Пашня за околицей лежала,
Зерен полновесных ожидала,
Слушала грачиный грай.
 
 
Солнышко ночей недосыпало,
Поднималось,
Землю облучало,
К полдню раскаляясь добела.
Облака над нею набухали,
Проливались
И спешили в дали
Завершить весенние дела.
 
 
В поле выезжали трактористы,
Веселы, чумазы и плечисты:
Начиналась жаркая страда.
Гуд моторов повисал над краем,
И дышала новым урожаем
Свежая
Прямая борозда.
 

ОТДЫХ

 
Наработался вволю
С утра на лугу…
Хорошо поваляться в духмяном стогу!
Хорошо в голубой вышине потонуть
И на миг ощутить
Бесконечности жуть.
Ощутить, словно жажду,
Внезапно мечту —
Самому поднебесную взять высоту,
И представить космические корабли
Где-то там —
В бесконечной туманной дали.
И увидеть миры
Вдруг открывшихся звезд,
В те миры звездолетом проложенный мост.
И себя
Как посланца земного добра…
До чего ж беспредельна
Фантазий игра!
 

СЕНОКОСНАЯ ПОРА

 
Под полою у красавицы зари
Отбивают косы косари.
Звонкая литовка, словно тетива,
Заливаясь, тоненько поет.
Замирая,
            слушает трава,
Тянется,
           на цыпочки встает.
 
 
Молоточки клювами стучат
И с ресниц проснувшихся девчат
Склевывают звонко —
                                   чок, чок, чок! —
Золотинки – ласковые сны.
Месяц,
         раскаленный пятачок,
Стынет на ладони у сосны.
 
 
Видишь —
Зоренька откинула полу,
Пригласила нас хозяюшка к столу,
На заречные луга с духмян-травой
Всей деревнею на праздник даровой
 

В ГОСТЯХ У ТЕТКИ

 
Честно трудится моторик
Возле бани на реке.
Дедов старенький топорик
Ухает в моей руке.
 
 
У поленницы на плахе
Я орудую, как встарь,
Босиком, в одной рубахе —
Хорошо живешь, скобарь!
 

 
Ноздри щупают ядреный
Вкусный воздух смоляной.
На лесине окоренной,
Словно сахар, тает зной.
 
 
Ветерок рубаху сушит —
Это тоже благодать.
Дорогая тетя Нюша,
Что взамен тебе отдать?
 

ТИШИНА

 
На родимое поле
Ничком упаду.
Я теперь от него
Никуда не уйду.
 
 
За холмом шелестят
Переплески зарниц,
Надо мной косяки
Улетающих, птиц.
 
 
Я шепчу, улыбаясь:
– До майского дня!
Не курлычьте,
С собой не маните меня!
 
 
И в мечтах о весне
Незаметно усну;
И во сне обниму
Ту страну-тишину.
 
 
И пойму,
Как надежно мне
В этой стране.
Как в кольчуге,
Лежу в полевой тишине.
 

СВЯТОЙ

 
Два года минуло,
                         как Марья-свет…
Но до сих пор поверить он не может.
И что ни год —
                      к себе все строже, строже.
Без Марьи счастья и удачи нет.
 
 
На людях Федор редко стал бывать —
Шутник и балагур переменился нравом.
У Федора в избе
                         детей орава
И согнутая в пояснице мать.
 
 
Старуха по утрам ворчит с печи:
– Тебя к Марии как приколдовали.
Ушел в поля —
                      и поминай как звали.
А я тут с ребятнею,
                            хоть кричи!
 
 
– К детишкам надо молодуху взять, —
Услужливо советуют соседки.
Нашептывают семилетней Светке,
Какую приглядеть сподручней мать.
 
 
А Федору от доброхотов впору взвыть.
Глядит угрюмо,
                      но в ответ ни слова.
Не понимают самого простого:
Не может он Марию позабыть.
 
 
Прошли года —
И волосы как дым,
Что над трубой сивеет спозаранку.
На выданье любимица Светланка.
Прозвали бабы Федора
                                    святым.
 

ПРЕДОСЕННЕЕ

 
Застыли низины и взгорки,
Печаль вековую храня.
Закончились сроки уборки,
Щетинится в поле стерня.
 
 
Прислушались чутко осины,
На цыпочки встала лоза,
У елок сутулятся спины
И спрятаны в гуще глаза.
 
 
В чащобе осталась прохлада —
И в полдень таится в тени,
Как будто засела в засаду
С ножом на погожие дни.
 
 
И вдруг тишину потревожит
Крикливых скворцов перелет.
Морозец пройдется по коже
И к сердцу надолго прильнет.
 

ОСЕННИЙ МОТИВ

 
Не из тарелки взять
                             с цветной каемочкой,
Из углей выхватить,
                              как сам огонь, —
Картошку черную
                          с хрустящей корочкой
И покидать с ладони
                               на ладонь.
 
 
Напополам ее
                    сломаю, угольну,
Вдохну картофельный
                                  здоровый дух…
За плугом хаживал —
                                 не родич
                                                увальню, —
Один во полюшке
                            пахал за двух.
 
 
И до чего ж вкусна
                             картошка осенью
Под ясным куполом
                              среди полей!
Поля пронизаны
                         сквозною просинью,
А ветер к вечеру
                        все злей и злей.
 
 
Комбайны замерли,
                              зарей умытые,
Подняли хоботы
                        и смотрят вдаль.
Как перед праздником,
                                   душа открытая
Вбирает тихую
                      полей печаль.
 
 
А в небе лебеди —
                           как откровение,
На солнце красное
                            косяк плывет.
И горько-сладостно,
                              пусть на мгновение,
От непонятного
                        душа замрет.
 

РОДИТЕЛЬСКАЯ ИЗБА

 
Изба избой,
               каких немало
Стоит у пыльных большаков,
Какие Русь наоставляла
Еще от дедовских веков.
 
 
И чт омне,
              что в избушке этой
О старых четырех углах?
И все же незажившей метой
Вдруг припечет,
                        как на углях.
 
 
Домой мы изредка писали
И обещали каждый год
Родителям:
Нагрянем сами
На августовский огород.
 
 
Когда,
       случалось, приезжали:
С дороги – в баню
                              и к столу.
И в рамках на стене дрожали
Ребячьи грамоты в углу.
 
 
А там опять —
                     в ином просторе:
Один моряк,
Другой – пилот…
На радость той избе иль горе,
Благословившей нас в полет?
 

ЗАКОН ПРЕДКОВ

 
Осенние поля текут со всех сторон —
В раздумье окунает нас природа.
У предков наших
                          добрый был закон:
Заботиться о продолженье рода.
 
 
Мой дед Антон имел двенадцать душ,
У деда Осипа семья поболе…
Их не пугала ни мокреть, ни сушь,
Ни ожиданье недорода в поле.
 
 
Явился в мир Антонов сын Иван,
У деда Осипа явилась Катерина…
И снова длится древний род славян —
В семье крестьянской поджидают сына.
 
 
И вот я есть —
Мужик,
         солдат,
                   поэт.
Дана мне власть над песней и оралом.
В ответе я за весь подлунный свет.
Но мне всегда чего-то не хватало.
 
 
Мне боязно признаться:
Я один.
Совсем иное —
                       братовей бы восемь!
И сам хорош:
Скучают дочь и сын.
А на моем дворе
                         бушует осень.
 
 
Шумят дожди —
Несут хлебам урон.
В полях нехватка нужного народа…
У предков наших
                          добрый был закон:
Заботиться о продолженье рода.
 

ИВАНЫ РОССИИ

Сыну моему Ивану

 
В душе моей российские Иваны
Как звезды в небе —
Нету им числа:
Оратаи,
         ваятели,
                     смутьяны
И мастера иного ремесла.
 
 
Коль памятью не слаб —
                                     бери повыше:
Иванов знаменитых знала Русь…
Иван мой спит,
Пожалуйста, потише!
Но зашумите —
                      я лишь усмехнусь.
 
 
Ведь нам не привыкать,
Нам,
     внукам дедов,
Праправнукам и Невских, и Донских,
Падения и взлеты —
                               все изведав,
Мы свято верим в сыновей своих.
 
 
В сараи,
Как в музеи, спрятав сохи,
Мы честью пахаря,
Как прежде, дорожим.
И на заре космической эпохи
Земная суть —
Зерно обычной ржи.
 
 
И пусть наш век,
Как паруса тугие,
Орбиты рвет,
Ликуя и грозя.
Хоть Русь теперь не та
И мы другие,
Но без Иванов нам —
Никак нельзя.
 

НА КРУТЫХ ОРБИТАХ

«Я, кажется, еще не понял…»

 
Я, кажется, еще не понял,
Зачем пришел на этот свет:
На топоре обжечь ладони
Или познать какой секрет?
 
 
Уйти в раздумье, как в берлогу,
С молвою не вступая в спор?
И все ж найти свою дорогу
Невзгодам всем наперекор?
 
 
Иль жизнь несуетно простую
Среди родных полей вести?
Или, как жилу золотую,
Любовь нежданно обрести?
 
 
И за нее любую долю
Принять,
Как благостный покой?
Иль замереть вот так от боли
Над неожиданной строкой?
 

ОГОНЬ

 
Порой придавит скукота:
И я скорее мчусь из дома
Попутной,
              к старикам знакомым,
Где вечно топится плита.
 
 
Присунусь зябко у огня —
До косточек промерз в дороге.
Мне обжигает жаром ноги —
Покой вливается в меня.
 

 
Как видно,
               это испокон:
Цветет в крови огня живина,
Из самой сердца середины
Исходит облегченья стон.
 
 
И час,
        и два сижу молчком,
Дымит меж пальцев сигарета…
Подкатит к сердцу теплый ком
Да и растает без ответа.
 

ПЕРЕД ОТПУСКОМ

 
Который год я лажусь ехать в дебри
Калашниковской дорогой деревни.
«Как постарел!..» —
Приму соседок ахи,
Раздам подарки —
                           шали да рубахи.
 
 
Как в детстве,
                   посижу в кустах на речке,
По-стариковски полежу на печке.
Вспашу делянку дальнюю за брата —
Здесь начинали вместе мы когда-то.
Грачатами бежали за «фордзоном»,
Цены не зная майскому озону.
С поклоном низким
                               заявлюсь я к полю —
Потери отдаются в сердце болью…
Сулился нынче быть в родных болотах,
Да, знать, опять мне помешает что-то.
А по ночам Калашниково снится,
Совсем бы мне туда переселиться.
 

ПИСЬМО К ЗНАМЕНИТОМУ ПРИЯТЕЛЮ

 
Будем вместе веселиться —
Ключик ты нашел к «частице»
И открыл ее, как двери
В старый бабушкин чулан.
Я сначала не поверил,
Думал – хвастает Иван.
А сегодня на экране…
Пригляделся:
Точно – Ваня.
Он в халате белоснежном
И в перчатках, как хирург.
Ты напомнил мне о прежнем
Добротой спокойных рук.
Родился Иван в рубашке,
Со своей чудной замашкой.
Забредем в горох к соседу —
Тут, конечно, не зевай!
А Иван начнет беседу,
Словно мы попали в рай.
Чуть чего – я ноги в руки
И подальше от науки.
Нас сосед учил крапивой —
До сих пор зудит спина.
Ты «удачлив» был на диво —
Не моя, прости, вина.
Встретил я того соседа,
Про тебя завел беседу.
Старый видел передачу —
Сбил ты деда наповал:
Говорит и чуть не плачет,
На горох зеленый звал.
 

ЧУДАК

 
Они встречаются не часто,
Не чаще,
          чем в тайге женьшень.
На мир глядят они глазасто,
Всегда светлы,
                     как майский день.
 
 
Их называют простаками,
И чудаками их зовут.
Но кто они?
Не знают сами.
И вряд ли скоро их поймут.
 
 
Чудак последнюю рубаху
Отдаст,
         оставшись нагишом.
Он вроде не подвержен страху,
Ему и плохо —
                     хорошо.
 
 
Он перетерпит,
                      перебьется,
Перезимует как-нибудь.
На дармовщину не упьется…
Он, может быть,
Всей жизни суть —
 
 
Та самая,
Что в чистом виде
Явилась доброю звездой?
Он никого-то не обидит,
Восстанет сам перед бедой.
 
 
Сидит смиренно у калитки —
Ему под солнцем благодать.
Обобранный,
                   считай, до нитки,
Глядит:
         чего еще отдать?
 
 
И рано ль,
             поздно ли
Пройдоха
Заявится,
            ну как на грех,
И оберет его до вздоха.
И все ж чудак —
Богаче всех.