Текст книги "Свидание"

Автор книги: Лев Маляков

ГОЛОСА КОЛОСЬЕВ

«Укатилось, расплавилось солнышко…»

 
Укатилось, расплавилось солнышко —
На стерне золотится стезя.
На упавшее во поле зернышко
Не откликнуться сердцу нельзя.
 
 
Земно кланяться найденну колосу —
Как заблудшую душу спасать.
Покоряюсь нетленному голосу,
Что в наследство оставила мать.
 
 
Уступая желанной усталости,
Буду слушать, как песню, хлеба.
Не утрачу завещанной малости —
Да заполнится полем судьба!
 
 
Постигаю давно позабытое,
Обретенное в самом простом.
Помолчу на меже под ракитою
И замру, как над белым листом.
 

«Мне житье братана нравится…»

 
Мне житье братана нравится —
Стал он крепким мужиком.
У него жена —
                     красавица;
Словно терем новый дом.
 
 
По плечу братану разное:
И пахать, и убирать.
Он работает,
                   как празднует,
И жена ему под стать.
 
 
Сколько лет из русских кряжевых
Сортовые нянчил льны!
Не жалея сил, выхаживал
Гордость псковской стороны.
 
 
Расцветая,
               в пояс клонятся —
Бирюзовая волна!
И течет, ликует звонница
Удивительного льна.
 

«Честно трудится моторик…»

 
Честно трудится моторик
Возле бани на реке.
Дедов старенький топорик
Ухает в моей руке.
 
 
У поленницы на плахе
Я орудую, как встарь,
Босиком, в одной рубахе, —
Хорошо живешь, скобарь!
 
 
Ноздри щупают ядреный
Вкусный воздух смоляной.
На лесине окоренной,
Словно сахар, тает зной.
 
 
Ветерок рубаху сушит —
Это тоже благодать.
Дорогая тетка Нюша,
Что взамен тебе отдать?
 

«За Великой скирды хлеба…»

 
За Великой скирды хлеба
И бокастые стога.
За Великою в полнеба
Встала радуга-дуга.
 
 
В семицветье входят двое:
Он ведет к реке ее.
Я лишился вдруг покоя,
Вспомнив давнее свое.
 
 
А закат сочится,
Льется —
Воды плавятся в огне.
Звонко девушка смеется —
Смех, как солнышко, во мне.
 
 
Смех, как звонкая водица,
Как искристая звезда…
Не пойму,
Река струится
Иль текут мои года?
 

Картошка

 
Не из тарелки взять
                              с цветной каемочкой,
Из углей выхватить,
                               как сам огонь, —
Картошку черную
                           с хрустящей корочкой
И покидать с ладони
                               на ладонь.
 
 
Напополам ее
                     сломаю, угольну,
Вдохну картофельный
                                  здоровый дух…
За плугом хаживал —
                               не родич увальню, —
Один во полюшке
                           пахал за двух.
 
 
И до чего ж вкусна
                             картошка осенью
Под ясным куполом
                              среди полей!
Поля пронизаны
                         сквозною просинью,
А ветер к вечеру —
                            синее, злей.
 
 
Комбайны замерли,
                              зарей умытые,
Подняли хоботы
                        и смотрят вдаль.
Как перед праздником,
                                    душа открытая
Вбирает тихую
                      полей печаль.
 
 
А в небе лебеди,
                        как откровение,
На солнце красное
                             косяк плывет.
И горько-сладостно,
                               пусть на мгновение,
От непонятного
                        душа замрет.
 

«Среди болот и глухомань-лесов…»

 
Среди болот и глухомань-лесов,
В зеленом царстве птичьих голосов,
Вросла в бугор крестьянская изба:
В окне – заря,
А над зарей – резьба.
 
 
Изба стоит уже полста годов.
Тропинка от нее ведет на Гдов.
Другая – к югу,
                        в дальние края,
Которых и во сне не видел я.
 
 
Всему свой срок:
Аукнула судьба…
                       В разлуке запечалилась изба,
Осталась вековать среди лесов,
В весеннем хоре птичьих голосов.
 
 
Мне открывались чудо-города.
Избенке дедовой до них куда!
У каждого свой норов,
                                   голос,
                                            вид,
И каждый не полста годов стоит!
 
 
Но если было мне невмоготу,
К былому обращал свою мечту,
Припоминая старый дедов дом.
И он светил мне заревым окном.
 

«Мне кажется, прежний я…»

 
Мне кажется, прежний я,
                                       прежний,
И давние думы свои
Несу затаенно и нежно
Туда,
      где живут соловьи.
 
 
Как будто и нет за плечами
Далеких морей, городов.
Не здесь ли мечталось ночами:
Увидеть бы сказочный Гдов!
 
 
И что ж,
Повидал я с лихвою!..
Но сердце вернуться велит.
С покорной пришел головою, —
И что же мне встреча сулит?
 
 
Вот здесь, не знавала покою,
Стояла кормилица-печь.
Прижался к березе щекою,
Одна она вышла навстречь.
 
 
Остались сады и болото,
Что поле питало росой.
Тропинка вела на охоту,
А эта – на пожню – с косой.
 
 
Отсюда уехали люди,
Уехали, хутор любя…
И пусть нас никто не осудит,
Мы сами осудим себя.
 

«Смалу в деревне я рос непутевым…»

 
Смалу в деревне я рос непутевым —
Мне бы мечтать да играть.
С братом ходили в подлесок сосновый
Хворост к зиме собирать.
 
 
В глушь забреду —
                           от сосенок мохнатых
Глаз не могу отвести.
Хлебом с ладони кормил я сохатых,
Бабочек нянчил в горсти.
 

 
– Много ль с такого работника толку! —
Брат мне взашей поддавал. —
Зубы, бездельник, положишь на полку,
С песен какой капитал?!
 
 
Братья корили, наверно, напрасно
И наставляли, как жить.
Мне и поныне
                      мечтается красно:
Песню сложить.
 

«Солнышко ночей не досыпало…»

 
Солнышко ночей не досыпало,
Поднималось,
Землю облучало,
К полдню раскаляясь добела.
Облака над нею набухали,
Проливались и спешили в дали
Завершить весенние дела.
 
 
Гулкой подпоясанная речкой,
Зорькой подрумянена,
Как в печке
Испеченный сдобный каравай,
Пашня за околицей лежала,
Зерен полновесных ожидала,
Слушала грачиный грай.
 
 
В поле выезжали трактористы,
Веселы,
Чумазы и плечисты:
Начиналась жаркая страда.
Гул моторов повисал над краем,
И дышала новым урожаем
Свежая
Прямая борозда.
 

В сельском клубе

 
Художник старался на совесть —
Досрочно сработал заказ.
И вот она – трудная повесть:
Деревня моя без прикрас.
 
 
Расскажут потомкам картины
О нашей нелегкой земле:
На пашне весенней машины,
Лежит каравай на столе…
 
 
Как будто раздвинулись стены,
Небесной вобрав синевы.
Запомнил я образ Елены —
Того лихолетья вдовы.
 
 
Сидит, положив на колени
Не руки – России судьбу.
А возле сожженной сирени —
Бревешки на вдовью избу.
 
 
Елена – как будто святая —
Омыла очей бирюзу,
Глядит на себя, не мигая,
Роняет, как плату,
                           слезу.
 
 
Щедрей не бывает награды —
Художник застыл у окна.
В раскрытое льется прохлада,
И даль, как в картине, ясна.
 

«Уходил без сожаленья…»

 
Уходил без сожаленья —
Жизнь красивая звала.
Почему ж за отступленье
Совесть за сердце взяла?
 
 
Сорвался среди недели.
Чт ожена —
                сам черт не брат!
Подымались стройно ели,
Словно вышли на парад.
 
 
Понасыпало болото
Журавиц полным-полно…
Ворохнулось в сердце что-то
Позабытое давно.
 
 
От подлеска до заката
Вдоль реки —
                    луга, луга…
Вот оно, за что расплата, —
Ольхи встали, не стога.
 
 
Над родительским погостом
Словно шапки —
                         галки в лёт…
Оказалось, ох не просто
Сделать новый поворот.
 

ТЕТЕРЕВИНЫЕ ПОЛЯНЫ

«Проснусь однажды я лучом…»

 
Проснусь однажды я лучом —
Раздвину темноту плечом,
Пройдусь легонько по вершинам
Притихших на заре холмов,
Посеребрю полет машины,
Окошки высвечу домов.
 
 
Я в середину росной капли
Живым алмазом буду вкраплен.
Пройдусь по тихой речке кротко —
Прошелестит вослед лоза —
И, придержав свой лет короткий,
Вдруг потону в твоих глазах.
 

Осеннее

 
Петляет в лугах
Меж кустами дорога…
Присяду устало у доброго стога.
Присяду,
Озябшую спину согрею.
А листья куда-то —
Скорее, скорее…
Вот-вот закричат беспокойно,
Как птицы,
Над полем продрогшим
Начнут табуниться.
Но листья не птицы,
Не сбиться им в стаи.
Куражится ветер,
Бездомных взметая.
И хочешь не хочешь
И надо ль не надо:
Вбираешь душой
Маету листопада.
 

«Заявился я домой издалека…»

 
Заявился я домой издалека,
Не признала меня Гдовка-река.
Крепость Гдовская осела совсем,
И трава на ней в студеной росе.
Вечерами гусли звонкие тут
Песни славные о прошлом ли поют?
Возле крепости задумчив стою,
Отыграл я, видно, песню свою.
Неужели отгорожен межой,
В милом городе стал вовсе чужой?
Как на привязи по улицам кружу:
То налево, то направо погляжу.
Гдовитяночки – кровь с молоком,
Глаз не прячут, провожают хохотком.
Побелел я под осенний ковыль,
Поосела не дорожная пыль, —
Поосела пыль прошедших годов.
Не узнал меня, приезжего, Гдов.
Улыбнусь я и пойду на причал,
Где свидание любимой назначал.
 

Сберегите цветы полевые

 
Полевые цветы, полевые,
Их никто никогда не сажал…
Голубые мои, огневые,
В них блескучие росы дрожат.
 
 
Незаметно пьянит ароматом
Откровенье земной красоты…
Вы меня понимали, как брата,
Полевые цветы.
 
 
Сколько раз вы меня исцеляли —
Чуть горчило питье на устах.
Сколько раз вы меня окрыляли!
Вас все меньше теперь
Неспроста.
 
 
Неужели в далекие лета
Вы исчезнете вовсе с земли?..
Полевыми цветами согреты,
Разве мы не добрее росли?
 
 
Сберегите цветы полевые.
Как без вас на просторах дорог?
Голубые мои, огневые —
Колокольчик, кипрей, василек.
 

Лебедь

 
Уплывает лебедь,
                          белая птица, —
В сердце остается
                           красный след.
И тоска на озеро
                        дымкой ложится,
Над водой просторною
                                    меркнет свет.
 
 
Уплывает лебедь,
                          пропадает
Между небом черным
                                  и водой.
На откосе
             сердце умирает,
Догорает
            тихою звездой.
 
 
Силы мне достало бы
                                 выйти на кручу,
Напоследок
                 лебедушку увидать —
Уплывает белая
                        в синюю тучу,
И заря прорезала
                         озера гладь.
 

«Уеду праздновать осень…»

 
Уеду праздновать осень
Туда, где и в отпуск не ждут.
Вечерние тени, как лоси,
Тихонько к костру подойдут.
 
 
В лесу у озерного плеса
Всю ночь промолчу под сосной.
Прогрохают гулко колеса
По тряской дороге лесной.
 
 
Ничем тишины не нарушу —
Один на один у огня.
Лишь сосны в открытую душу
Глядят и врачуют меня.
 
 
А угли мерцают,
Мигают,
По углям змеятся огни.
Мне думать они помогают,
Забыться помогут они.
 

Поединок

 
Они сошлись в последний раз,
Рога скрестились,
Словно шпаги.
А в стороне она паслась,
Не замечая их отваги.
 
 
Сошлись старик и молодой,
Глаза синеют,
Словно сливы…
Она беспечно над водой
Застыла у ветвистой ивы.
 
 
Они —
Рога в рога стоят,
Схлестнулись опыт с ярой силой.
Заката красная струя
Рыжеет на земле остылой.
 
 
Как струны, ноги напряглись,
Кровенят ноздри,
Дышат стоном.
Сладка и беспощадна жизнь,
Суровы у нее законы.
 
 
Опали мокрые бока,
Прихваченные сединою.
Трещат рога у старика,
Как под копытом сухостои.
Скользит предательски нога.
У молодого злее хватка —
Достали острые рога
Незащищенную лопатку…
 
 
А та, которую берег
От волчьей стаи и напасти,
Другому ткнулась мордой в бок,
Готовая к беде и счастью.
 

«О, это тонкое – чуть-чуть…»

 
О, это тонкое – чуть-чуть —
Души моей отдохновенье.
И я могу легко вздохнуть,
В свое поверив воскресенье.
 
 
Дозволено плеча чуть-чуть
Коснуться в мягком полусвете.
Сумел я грань перешагнуть —
Теперь за нас двоих в ответе.
 
 
Пока в цвету земля моя,
Но все длиннее в полдень тени.
Ведут от песни соловья
К тебе высокие ступени.
 
 
В лугах убавилось росы,
И чуть слабей запахло тмином.
Уже весомо на весы
Кидает август золотины.
 
 
Куда от осени уйдешь?
Она одна для нас – награда.
Не огорчайся:
Сжата рожь.
В полях – разгулье листопада.
 

«Припоминаю, как в немом кино…»

 
Припоминаю, как в немом кино:
Июньский вечер и твоя улыбка,
Распахнутое на Пскову окно,
И вальс, —
               как волны,
                                медленный и зыбкий.
 
 
В лугах заречных догорал закат,
На город вечер наплывал лилово.
Река плескала что-то невпопад.
И ты ушла,
              не вымолвив ни слова.
 
 
А может быть, я все придумал сам,
И ты —
         всего лишь плод воображенья?
Но почему ж творятся чудеса
Со мной
И донимают сновиденья?
 
 
Я постарался обрести покой
Средь сосен,
                  величавых, как соборы.
Но ты нежданною обмолвилась строкой,
Что нашу глушь побеспокоишь скоро.
 
 
И снова я считаю каждый день
До нашей встречи,
                             как считал когда-то.
Ты приезжай,
В лесу такая звень —
Апрельские восходы и закаты!
 

На весеннем току

 
На ток слетались не впервые
Драчливые тетерева.
Им сосны нравились кривые
И прошлогодняя трава.
 
 
Слетались затемно,
Сходились
И славили весну и высь.
И жаром зорь они светились
И, как положено, дрались.
 
 
Крыло в крыло —
Сшибались гулко,
Раскинув радугой хвосты…
И никла дедовская тулка,
Не смея тронуть красоты.
 

«Я тоской зашелся по тебе…»

 
Я тоской зашелся по тебе…
Как пылает осень среди сада!
На двоих хватило б листопада
И тепла в родительской избе.
 
 
Тут я на озерах – сам-король,
Но теперь и этого мне мало.
Для меня желанна даже боль
Лишь бы о тебе напоминала.
 
 
От дождей набухли берега,
Заводи свинцово потемнели.
Вызвездило листьями луга.
Мягко стелет осень,
Мягко стелет…
 

Расплата

 
Душно мне. В избе не спится,
Выйду, что ли, за село.
В камышах журчит водица,
Ночь – что день:
                          светлым-светло.
 
 
Над водой застыла дымка,
Не шелохнется кругом.
Мне припомнилась заимка
И на ней высокий дом.
 
 
Ноги сами повернули
За околицу, туда,
Где в тумане потонули
Невозвратные года.
 
 
Вот и дом.
Крыльцо, врастая,
                            покосилось,
Села печь…
Жжется истина простая —
Не сумел любовь сберечь.
 
 
А поди ж, нашелся умник —
Разглядел издалека…
Месяц, два
Хожу бездумно,
Словно тронутый слегка.
 
 
Небо низкое покато,
Лебеди летят, трубя…
Принимай молчком расплату,
Не обманывай себя.
 

Возвращение к весне

 
Не впрок мне опыт —
                                 я неисправим:
Вновь возвращаюсь в памятное лето.
И, насмехаясь над собой самим,
Иду к тому единственному свету.
 
 
Прости меня,
                    что я поверить мог:
Как день осенний,
                            счастье на исходе.
Ведь в жизни столько пройдено дорог,
И доводилось всякое в походе.
 
 
Я не боюсь,
                 что выгляжу смешно:
Как лист перед травой,
                                    перед тобою.
Беру билеты на двоих в кино
И сам себе сдаюсь уже без боя.
 
 
Пока молчим.
Твоя рука в плену.
Твой мягкий профиль на моем экране.
Я возвращаюсь в давнюю весну,
Я одурманен запахом герани.
 
 
Как будто в жизни не было войны,
Потерь,
          разлуки,
                       самого забвенья
И этой сверхосознанной вины
За давнее слепое отступленье.
 

 
Теперь я понял:
                       стоило пройти
Пути любые,
Если надо —
                  пытки,
Чтоб этот вечер тихий обрести
И постоять у старенькой калитки.
 

Заповедная страна

Н. Л.

 
Нету радости предела —
Снова я вхожу в весну.
Пригласил тебя несмело
В заповедную страну.
 
 
В той стране нам все желанно.
Даже старенький шалаш.
И росинки безобманно
Озаряют берег наш.
 
 
На воде кувшинок звезды
Ослепляют белизной.
Над рекой рябины гроздья
Излучают терпкий зной.
 
 
Настоялись к полдню пожни,
Воздух льется, словно мед.
И куда ж нас бездорожье
Травяное заведет?
 

Прощание

 
Ушла любимая,
Ушла,
       не обернулась,
Меня как будто не было и нет.
Калитка ветхая беспомощно метнулась
И охнула моей любимой вслед.
 
 
Гляжу растерянно,
                            печально,
                                           оробело
Вдоль тихой улицы,
                               пустынной и прямой.
Дома молчат,
Домам какое дело,
Что вечер близится
                              и нет тебя со мной.
 
 
Стою,
        чего-то жду —
Вот-вот должно случиться:
Ударит гром,
                   обрушит окоем…
Вдруг слышу:
Надо мной затенькала синица,
Затенькала о чем-то о своем.
 
 
И солнце к вечеру
                           ничуть не помрачнело,
Нырнуло в озеро бедовой головой.
Листва осенняя
                        слегка залиловела,
Зашелестела грустно надо мной.
 

 
Стою, молчу, —
                       и лишь теперь поверил:
Синица,
           солнышко
                           мне посланы судьбой…
И сердце возвращается к апрелю,
В луга заречные,
Где встретились с тобой.
 

«Разгулялся сиверко по склонам…»

 
Разгулялся сиверко по склонам,
Что ни прутик —
                         отзывается стоном.
По-над лесом солнышко белесое
Тонет камнем в хлябях поднебесья.
 
 
Журавли затабунились на мшар ине,
На мшарине, словно на перине, —
Здесь не только танцевать,
Ходить невмочь.
С каждым днем короче день,
Длиннее ночь.
 
 
Молодые веселятся —
Ну и пусть! —
Не для них, как видно,
Осени грусть.
 
 
Только старый знает цену расставанью,
За осенней позолоченной пургой
Видит он такие расстоянья,
Слышит ветер —
                         верховик тугой.
 
 
Он-то знает:
С ветром шутки плохи —
Не спасет и выверенный путь.
Взмахи крыльев тяжелы,
                                      как вздохи.
И назад уже не повернуть.
 
 
Он стоит.
Но нет ему покоя:
Время,
         время стаю подымать!
И зачем придумано такое,
Что куда-то надо улетать?
 

ДАЛЕКОЕ И БЛИЗКОЕ

Антонов большак

 
Мой дед Антон —
                          дорожный мастер,
В деревне —
                 пролетариат.
Дорогу строил он для счастья,
Был несказанно делу рад.
 

 
Как для себя Антон старался —
Чтоб намертво булыжник лег…
И вот он —
               город показался,
А до чего же был далек!
 
 
Верста к версте —
                           легли каменья,
Как в песне звонкие слова.
Достала наше поколенье
Про деда добрая молва.
 
 
Дорога уходила в дали
И счастье
             все-таки нашла.
По ней тачанки проскакали
И революция прошла.
 
 
Давным-давно Антона нету,
И все-таки мой дед живет…
По каменке,
                 навстречу лету,
Спешит из города народ.
 
 
По ней,
         Антоновой,
                            надежной,
Я нынче еду не спеша.
И каждой возрожденной пожне
Внимает радостно душа.
 

«То не лебедь выходила из реки…»

 
То не лебедь выходила из реки
И вставала,
                белокрыла и легка, —
Возводили на Великой мужики,
Словно песню,
                       белу крепость – на века.
 
 
Поприладилась плечом к плечу артель.
На стене —
               сам бог и князь —
Мастеровой.
По земле идет играючи апрель,
Обжигает прибауткой ветровой.
 
 
«Ох ты, каменщиков псковская артель,
Плитняков многопудовых карусель,
Б алуй,
        балуй каруселькой даровой,
Словно не было годины моровой».
 
 
Не в угоду
Злым и добреньким богам,
Не за-ради,
                чтобы слава вознесла:
По горбатым,
По отлогим берегам,
Будто шлемы,
                    подголоски-купола.
 
 
Их оглаживали дальние ветра —
От восточных гор
И западных морей.
Поосыпано вороньего пера
У крещенных не крестом монастырей!
 
 
И с мечом,
и с бомбой жаловал гостек —
Не молиться на кресты и купола…
Только срок артельной силы не истек —
Та лебедушка навек —
                                 белым-бела.
 

Рождение

 
Бог весть какими шел путями,
Чтоб видеть,
                 слышать,
                               просто жить.
Из лыка первыми сетями
Меня пытались изловить.
 
 
А я в воде, подобно блику,
Был удивительно живуч,
Взлетал, над лесом легче крика
И прятался в наплывах туч.
 
 
И не случайно,
Лишь стемнеет,
Сажусь я молча на крыльцо.
Моя душа, как даль, светлеет,
Подставив космосу лицо.
 
 
От непонятного застыну,
Чему-то горько улыбнусь
И, распрямив внезапно спину,
Навстречу звездам засвечусь.
 

Бесконечность

 
Борода на широкой груди,
И ручищи —
                 дубовые плахи.
Возлежит он в посконной рубахе.
Бесконечность его впереди.
 
 
А ведь был он —
                        солдат хоть куда:
Он в разведку ходил,
                                а в атаке —
Не видали такого рубаки!
На подушке алеет Звезда.
 
 
Он как будто глядит из-под век,
Вспоминая,
                чего не успето?
От забот задыхается лето,
Да не властен помочь человек.
 
 
Не прибавить теперь,
Не отнять —
Все свершилось от точки до точки.
Возле гроба горюнятся дочки,
Сыновья попритихли и зять.
 
 
Встрепенулся подстреленно крик —
Не сдержалась студентка,
                                       меньшая…
Головою вот-вот покачает —
Не любил беспорядка старик.
 
 
Он предвидел беду наперед —
Заготовил себе домовину…
Похоронного марша кручина
Над толпой величаво плывет.
 
 
Замирают от марша в груди
Громогласные охи и ахи…
Возлежит дед в посконной рубахе.
Бесконечность его впереди.
 

Рассветное окно

 
Кардиология.
Просторная палата.
Костлявый кто-то спрятался в углу.
Так вот она —
                    за все,
За все расплата…
Вдыхаю воздух —
                           вязкую смолу.
 
 
И потолок,
              как палуба, покатый,
От лампочки —
                       зеленые круги.
А мысли заблудились вне палаты:
Друзья оставлены,
Не прощены враги…
 
 
А тот костлявый, в белом,
                                        шевелится,
Зовет меня —
И я к нему иду.
А сам кричу:
«Дай руку мне, сестрица!»
Но губы лишь бормочут
                                     как в бреду.
 
 
Ночь наседает, но опять не спится,
Все кажется:
Я здесь давным-давно…
За что бы в этом мире зацепиться?!
И взгляд нашел рассветное окно.
 

Вечность

 
И до меня за сотни лет
С утра, как новоселы,
В полях —
              едва взыграет свет —
Гудели важно пчелы.
 
 
Стояли смирно у воды
Покорные ракиты.
Грузнели к осени сады
Анисом знаменитым.
 
 
В реке гулял ленивый сом
И утка жировала…
Одних —
            забыл родимый дом,
Других —
            давно не стало.
 
 
За что же я в такой чести —
Иду тропой земною…
И без меня всему цвести,
Но лучше бы – со мною.