355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Лев Троцкий » Проблемы международной пролетарской революции. Основные вопросы пролетарской революции » Текст книги (страница 29)
Проблемы международной пролетарской революции. Основные вопросы пролетарской революции
  • Текст добавлен: 7 октября 2016, 15:36

Текст книги "Проблемы международной пролетарской революции. Основные вопросы пролетарской революции"


Автор книги: Лев Троцкий


Жанр:

   

Публицистика


сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 34 страниц)

15. Важнейшим политическим и экономическим результатом НЭПа является серьезное и прочное соглашение с крестьянством, для которого доступ к открытому рынку стал импульсом к расширению и интенсификации хозяйства. Опыт последнего года, в частности – расширение озимого посева, дает все основания ожидать дальнейшего систематического улучшения сельского хозяйства. Таким путем создается не только продовольственный фонд для промышленного развития России, но и важнейший товарный фонд для внешней торговли. Отныне русский хлеб будет появляться на европейском рынке во все возрастающем количестве. Значение этого фактора для социалистического переворота на Западе понятно само собой.

16. Те отрасли промышленности, которые непосредственно работают на потребление, в особенности на крестьянский рынок, сделали несомненные и весьма заметные успехи уже за первый год НЭПа. Тяжелая промышленность находится еще, правда, в крайне тяжком положении, но эта отсталость тяжелой промышленности, целиком вытекающая из условий последних лет, находит свое объяснение также и в условиях восстанавливающегося товарного хозяйства: только первые успехи в сельскохозяйственной области и в сфере легкой индустрии могут дать настоящий толчок к правильному развитию машиностроения, металлургии и топливной промышленности, которым, разумеется, обеспечено самое внимательное отношение со стороны государства. Это последнее будет расширять свое хозяйство, собирать в своих руках все большие оборотные средства, а затем, путем государственного («первоначального социалистического») накопления, обновлять и увеличивать также и основной капитал. Нет решительно никаких оснований считать, что государственное накопление будет идти медленнее, чем частно-капиталистическое, и что таким образом частный капитал выйдет победителем из борьбы.

17. Поскольку дело идет об иностранном капитале (смешанные общества, концессии и пр.), его роль на территории России, независимо от его собственной крайне выжидательной и осторожной политики, определяется соображениями и расчетом рабочего государства, которое выдает промышленные концессии и заключает торговые соглашения в тех пределах, в каких это не может подорвать основ государственного хозяйства. Монополия внешней торговли является в этом отношении одним из важнейших залогов социалистического развития.

18. Переведя свое хозяйство на основы рынка, рабочее государство не отказывается, однако, даже и на ближайший период от планового начала в хозяйстве. Уже тот факт, что вся железнодорожная сеть и подавляющее большинство промышленных предприятий эксплуатируются непосредственно за счет государства и финансируются последним, делает неизбежным сочетание централизованного государственного контроля над этими предприятиями с автоматическим контролем рынка. Государство все больше сосредоточивает свое внимание на тяжелой промышленности и транспорте, как основах хозяйства, приспособляя, в значительной степени, к их потребностям свою финансовую, фискальную, концессионную и таможенную политику. Государственный план хозяйства, в условиях нынешнего периода, не ставит себе утопической задачи – заменить универсальным предвидением стихийную работу спроса и предложения. Наоборот, исходя из рынка, как основной формы распределения хозяйственных благ и регулирования их производства, хозяйственный план сегодняшнего дня направлен на то, чтобы сочетанием кредитных, налоговых, промышленных, торговых факторов обеспечить государственным предприятиям максимальное преобладание на рынке, внести во взаимоотношения между этими предприятиями максимальное предвидение и единообразие и, таким образом, опираясь на рынок, содействовать скорейшему его преодолению – прежде всего во взаимоотношениях между самими государственными предприятиями.

19. Вовлечение крестьянства в плановое государственное, т.-е. социалистическое, хозяйство представляет задачу, еще более сложную и длительную. Организационно пути для этого прокладывает контролируемая и направляемая государством кооперация, обслуживающая важнейшие потребности крестьянина и его хозяйства. Экономически этот процесс будет совершаться тем быстрее, чем большую массу продуктов государственная промышленность сможет предоставить деревне через посредство кооперации. Но полного торжества в земледелии социалистическое начало может достигнуть только через электрификацию сельского хозяйства, которая нанесет спасительный удар варварской разобщенности крестьянского производства. План электрификации составляет, поэтому, важную составную часть общего государственного хозяйственного плана, и эта часть, неизменно возрастая по мере подъема производительных сил советского хозяйства, должна в дальнейшем получать все большее преобладание, пока не станет основой всего социалистического хозяйственного плана в целом.

20. Организация хозяйства состоит в правильном, целесообразном распределении сил и средств между разными отраслями и разными предприятиями и в разумном, т.-е. экономном применении этих сил и средств внутри каждого предприятия. Капитализм достигал этой цели путями спроса и предложения, конкуренции, подъема и кризиса.

Социализм будет достигать той же цели сознательным построением национального, а потом и мирового хозяйства, как единого целого, по общему плану, исходящему как из наличных производственных средств, так и из наличных потребностей, всеобъемлющему и чрезвычайно гибкому в то же время. Такой план не может быть построен априорно: он должен быть выработан, исходя из того хозяйственного наследства, какое получает пролетариат от прошлого, путем систематических изменений и перестроек, все более и более решительных и смелых, по мере повышения хозяйственной выручки пролетариата и умножения его технического могущества.

21. Совершенно очевидно, что между капиталистическим режимом и законченным социализмом неизбежно должна пролегать длительная эпоха, в течение которой пролетариат, пользуясь методами и организационными формами капиталистического оборота (деньги, биржа, банки, коммерческая калькуляция), все в большей и большей степени овладевает рынком, централизует, объединяет его и тем самым, в последнем счете, упраздняет рынок, заменяет его централистическим планом, вытекающим из всего прошлого хозяйственного развития и являющимся предпосылкой дальнейшего хозяйствования. На этом пути и находится сейчас Советская Республика – будучи несравненно ближе к точке отправления, чем к конечной цели. Только тот факт, что советское государство, после навязанного ему обстоятельствами военного коммунизма и вследствие задержки революции на Западе, оказалось вынужденным проделать известное отступление, более, впрочем, формального, чем материального характера, затуманивает картину и дает повод мелкобуржуазным противникам рабочего государства говорить о капитуляции перед капитализмом. На деле же развитие Советской России совершается не от социализма к капитализму, а от капитализма, временно придавленного методами так называемого военного коммунизма, к социализму.

22. В корне несостоятельным, исторически невежественным, является утверждение, будто упадок производительных сил России является результатом нерациональности социалистических или коммунистических методов хозяйства. На самом деле упадок явился результатом прежде всего войны, а затем революции, в той ожесточенной форме длительной гражданской войны, какую она приняла в России. Великая Французская Революция, создавшая предпосылки для мощного капиталистического развития Франции и всей Европы, непосредственно породила чрезвычайные опустошения и хозяйственный упадок. Через 10 лет после начала Великой Революции Франция была беднее, чем накануне революции. Тот факт, что промышленность Советской Республики дала за последний год не более четверти средней довоенной производительности, свидетельствует не о несостоятельности социалистических методов, которые еще не успели даже найти себе применение, а о глубине хозяйственного распада, неизбежно связанного с самой революцией. Но до тех пор, пока существует классовое человеческое общество, оно будет неизбежно оплачивать каждый свой крупный шаг вперед человеческими и материальными жертвами – все равно, идет ли речь о переходе от феодализма к капитализму, или о другом, несравненно более глубоком переходе: от капитализма к социализму.

23. Из сказанного выше вытекает сам собою ответ на вопрос о том, в какой мере то, что называется в России новой экономической политикой, является необходимой стадией всякой пролетарской революции. В новой экономической политике надо различать два элемента: а) охарактеризованный выше момент «отступления» и б) ведение пролетарским государством хозяйства на основах рынка и всех с ним связанных методов, процессов и учреждений.

а) Что касается «отступления», то оно и в других странах может явиться результатом чисто политических причин, т.-е. необходимости в разгаре гражданской войны захватить у врага гораздо большее количество предприятий, чем пролетариат сможет хозяйственно организовать. Вытекающие отсюда частичные отступления не исключены ни в одной стране. Но вряд ли они в других государствах будут иметь такой глубокий характер, как в крестьянской России, в которой, к тому же, гражданская война развернулась настоящим образом только после захвата пролетариатом власти. Сейчас уже можно не сомневаться в том, что в большинстве капиталистических стран пролетариат придет к власти только через ожесточенную, упорную и длительную гражданскую войну. Другими словами, главные вражеские силы пролетариат Европы должен будет разбить до завоевания власти, а не после завоевания ее. И уж, во всяком случае, сопротивление буржуазии, военное, политическое и хозяйственное, будет тем более слабеть, чем в большем числе стран власть успеет перейти в руки пролетариата. А это значит, что момент военного захвата промышленности и следующий за ним момент хозяйственного отступления будет в остальном мире, по всей вероятности, играть несравненно меньшую роль, чем в России.

б) Что же касается использования методов и учреждений, созданных капитализмом для регулирования хозяйства, то все рабочие государства должны будут в той или иной мере пройти через эту стадию на пути от капитализма к социализму. Другими словами, каждое новое рабочее правительство должно будет после неизбежного в той или иной степени разрушения, в процессе гражданской войны, капиталистических хозяйственных органов (биржи, банки, тресты, синдикаты) – восстановить эти органы, подчинить их себе политически и организационно, связав их со всем механизмом пролетарской диктатуры, творчески овладеть ими для постепенной перестройки при их помощи хозяйства на социалистических началах. Чем большее число стран уже подпало под власть пролетариата, чем могущественнее овладевающий в данной стране властью пролетариат, тем труднее эмиграция капиталов и даже капиталистов, тем меньше почвы для саботажа со стороны административно-технической интеллигенции, тем меньше будет, следовательно, разрушение материальных и организационных капиталистических аппаратов – и тем легче их восстановление.

24. С какой скоростью рабочее государство будет проходить через эту стадию, в которой строящийся социализм еще живет и развивается под капиталистической оболочкой, это будет зависеть, как уже сказано выше, помимо военно-политической обстановки, – от организационно-культурного уровня и состояния доставшихся ему производительных сил. Совершенно очевидно, что чем выше будут оба эти уровня, тем быстрее рабочее государство совершит переход к социалистическому хозяйству, а затем и к полному коммунизму.

1/XII 1922 г.

Л. Троцкий. О КРИВОЙ КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО РАЗВИТИЯ[267]267
  «Вестник Социалистической Академии» (теперь Коммунистической) – научный социально-экономический журнал, выходящий раз в два месяца. Письмо тов. Троцкого помещено в 4-ом номере за апрель – июль 1923 г.


[Закрыть]

(ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ ВМЕСТО ОБЕЩАННОЙ СТАТЬИ)

В своем введении к Марксовой «Борьбе классов во Франции» Энгельс писал:

"При суждении о событиях и группах событий современной истории никогда не будет возможности дойти до последних экономических причин. Даже теперь, когда соответствующая специальная литература доставляет такой богатый материал, невозможно даже в Англии изо дня в день проследить ход промышленности и торговли на мировом рынке, равно как и все изменения, происходящие в способах производства, – невозможно проследить так, чтобы в любой момент можно было вывести общий итог из этих многообразных, переплетающихся и постоянно меняющихся факторов. Самые важные из них к тому же по большей части в течение долгого времени действуют в скрытом состоянии, пока, наконец, внезапно и мощно не найдут себе проявления. Ясная картина экономической истории данного периода не может быть приобретена, пока этот период еще не завершился: она приобретается лишь потом, post factum, когда уже собран и просеян материал. Статистика является здесь необходимым вспомогательным средством, а она плетется всегда позади. Поэтому по отношению к текущей, современной истории слишком часто приходится рассматривать фактор, имеющий наиболее решающее значение, как постоянный; экономическое положение, сложившееся к началу изучаемого периода, как постоянное и неизменное для всего периода; или же приходится обращать внимание лишь на такие изменения в экономическом положении, которые вытекают из явных, несомненных событий и потому так же ясны и несомненны, как сами эти события. Материалистический метод вынужден поэтому слишком часто ограничиваться сведением политических конфликтов к борьбе интересов между классами общества и фракциями классов, которые уже даны к начальному моменту исследования, уже созданы экономическим развитием, и рассматривать отдельные политические партии как более или менее адекватное выражение этих самых классов и их фракций.

«Само собою понятно, каким источником ошибок является неизбежное игнорирование одновременно происходящих изменений экономического положения, этого истинного базиса всех исследуемых событий» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Собр. соч., т. III, стр. 6. Госиздат 1921. Курсив мой. Л. Т.).

Эти мысли Энгельса, формулированные им незадолго до смерти, не получили необходимого дальнейшего развития. Насколько могу припомнить, они даже редко цитировались – гораздо реже, чем того заслуживают. Более того, многие марксисты как бы утратили смысл их. Объяснение этому факту кроется опять-таки в указанных Энгельсом причинах невозможности сколько-нибудь законченного экономического истолкования текущей истории. Определять те подпочвенные толчки, которые политика сегодняшнего дня получает от экономики, – задача очень трудная, в полном объеме неразрешимая; между тем политические явления нужно объяснять безотлагательно, потому что борьба не терпит. Отсюда – необходимость прибегать в повседневной политической работе к объяснениям, настолько широким, что они, при длительном употреблении, превращаются в шаблоны. Пока политика протекает в одних и тех же формах, в одних и тех же берегах, с одной и той же, примерно, скоростью, т.-е. пока накопление экономического количества не переходит в изменение политического качества, – такого рода объяснительная абстракция («интересы буржуазии», «империализм», «фашизм») еще более или менее выполняет свою задачу: не истолкования политического факта во всей его конкретности, а сведения его к знакомому социальному типу, что имеет, конечно, свое неоценимое значение. Но при серьезном изменении обстановки, тем более при крутом повороте, такое общее объяснение обнаруживает всю свою несостоятельность, целиком превращаясь в пустопорожний шаблон. Тут уж непременно нужно пропустить зонд анализа поглубже, чтобы определить с качественной стороны, а по возможности и количественно измерить толчки экономики в сторону политики. Эти «толчки» представляют собою диалектическую форму «заданий», исходящих от динамического базиса и подлежащих разрешению в сфере надстройки.

Колебания экономической конъюнктуры (подъем – депрессия – кризис) уже сами по себе означают периодические толчки, порождающие то количественные, то качественные изменения и новообразования в области политики. Доходы имущих классов, бюджет государства, заработная плата и безработица пролетариата, размеры внешней торговли и т. д. тесно связаны с конъюнктурой и, в свою очередь, самым непосредственным образом влияют на политику. Уже одного этого достаточно, чтобы понять, насколько важно и плодотворно было бы проследить шаг за шагом историю политических партий, государственных учреждений и пр. применительно к циклам капиталистического развития. Мы этим вовсе не хотим сказать, будто циклы объяснят все: этого не может быть уже по тому одному, что сами циклы представляют собою не основные, а производные экономические явления: они складываются на основе развития производительных сил через посредство рыночных отношений. Но циклы объяснят многое, образуя своей автоматической пульсацией необходимую диалектическую пружину в механике капиталистического общества. Через переломы торгово-промышленной конъюнктуры ближе всего подойдем к критическим узлам в развитии политических течений, законодательства и всех форм идеологии.

Но капитализм характеризуется не одной только периодичностью своих циклов, – иначе была бы сложная повторяемость, а не динамика развития. Торгово-промышленные циклы имеют в разные периоды различный характер. Главное различие их определяется количественным соотношением между кризисом и подъемом внутри каждого отдельного цикла. Если подъем с избытком возмещает то, что уничтожено или сокращено во время предшествующего кризиса, то капиталистическое развитие идет вверх. Если кризис, знаменующий разрушение или, по крайней мере, сжатие производительных сил, превышает по силе своего действия соответственный подъем, то мы имеем в результате упадок хозяйства. Если, наконец, кризис и подъем имеют приблизительно одинаковую силу, мы получаем временное застойное равновесие хозяйства. Такова грубая схема. Исторически мы наблюдаем, что однородные циклы группируются сериями: бывают целые эпохи капиталистического развития, когда ряд циклов характеризуется ярко выраженными подъемами и слабыми скоропреходящими кризисами. Это дает в результате резко повышательное движение основной кривой капиталистического развития. Бывают застойные эпохи, когда эта кривая, через частные циклические колебания, сохраняет в течение десятилетий приблизительно один и тот же уровень. И, наконец, в некоторые исторические периоды основная кривая, проделывая, как всегда, циклические колебания, в общем идет вниз, знаменуя упадок производительных сил.

Уже априорно можно предположить, что эпохи энергичного капиталистического развития должны иметь резко отличные – в политике, в праве, в философии, в поэзии – черты от эпох застойных или экономически упадочных. Более того: переход от одной такой эпохи к другой должен, естественно, вызывать наибольшие потрясения в отношениях между классами и между государствами. Об этом пришлось говорить на III Конгрессе Коминтерна – в борьбе против чисто механического представления о происходящем ныне капиталистическом распаде. Если периодическая смена «нормального» подъема «нормальным» кризисом отражается во всех областях общественной жизни, то переход от целой подъемной эпохи к эпохе упадочной, или, наоборот, естественно вызывает величайшие исторические пертурбации, и нетрудно показать, что во многих случаях революции и войны стоят на грани двух разных эпох экономического развития, т.-е. на стыке двух разных отрезков капиталистической кривой. Рассмотреть под этим углом зрения всю новую историю есть, поистине, одна из благодарнейших задач для диалектического материализма.

Профессор Кондратьев[268]268
  Кондратьев – видный буржуазный экономист. Работник Госплана; автор научных трудов в области мировой экономики.


[Закрыть]
подошел к этому вопросу после III Конгресса Интернационала – тщательно, как водится, обходя ту постановку, какая была дана вопросу на самом Конгрессе, и попытался, наряду с «малым циклом», охватывающим десятилетний период, установить понятие «большого цикла», охватывающего, примерно, пятьдесят лет. По этой симметрически-стилизованной конструкции большой экономический цикл состоит, примерно, из пяти малых циклов, при чем половина их имеет в сумме своей резко выраженный подъемный, а другая половина – кризисный характер, со всеми необходимыми переходными ступенями. Цифровое определение больших циклов, данное Кондратьевым, подлежит внимательной и не очень доверчивой проверке, применительно как к отдельным странам, так и к мировому рынку в целом. Уже заранее можно отвергнуть попытку профессора Кондратьева придать эпохам, которые он называет большими циклами, ту же «строго-закономерную ритмичность», какая наблюдается у малых циклов, как явно ошибочное обобщение по формальной аналогии. Периодичность малых циклов обусловлена внутренней динамикой капиталистических сил, проявляющей себя всегда и везде, раз налицо рынок. Что же касается тех крупных (в 50 лет) отрезков капиталистической кривой, которые профессор Кондратьев неосторожно предлагает тоже назвать циклами, то их характер и длительность определяются не внутренней игрой капиталистических сил, а теми внешними условиями, в русле которых протекает капиталистическое развитие. Приобщение к капитализму новых стран и материков, открытие новых естественных богатств и, вслед за этим, большие факты «надстроечного» порядка, как войны и революции, определяют характер и смену подъемных, застойных или упадочных эпох в капиталистическом развитии.

По какому же пути должно идти исследование?

Установить кривую капиталистического развития в ее непериодических (основных) и периодических (вторичных) изгибах и переломах – в отношении к отдельным интересующим нас странам и в отношении ко всему мировому рынку – такова первая часть задачи. Имея перед собой фиксированную кривую (метод ее фиксации есть, конечно, особый вопрос и отнюдь не простой, но он входит уже в область экономико-статистической техники), мы разбиваем ее на периоды, сообразно с углом ее подъема или спуска по отношению к горизонтали (см. таблицу). Таким путем получим наглядную схему экономического развития, т.-е. характеристику «истинного базиса всех исследуемых событий» (Энгельс). В зависимости от конкретности и детальности исследования нам может понадобиться ряд таких схем: в отношении сельского хозяйства, тяжелой индустрии и пр. Исходя из этой схемы, сопоставленной синхронистически с политическими событиями (в широком смысле), мы ищем не только соответствия или, чтобы выразиться осторожнее, соотношения между определенно окрашенными эпохами общественной жизни и резко выраженными отрезками кривой капиталистического развития, но и тех непосредственных подпочвенных толчков, которые развязывают события. Разумеется, на этом пути не так трудно дойти до вульгарнейшей схематизации и, прежде всего, до игнорирования цепкой внутренней обусловленности и преемственности идеологических процессов и забвения того, что экономика решает лишь в последнем счете. Но мало ли какие карикатурные выводы ни делались из марксистского метода! Отвергать, по этой причине, указанную выше постановку вопроса («пахнет экономизмом»), значит демонстрировать полное непонимание существа марксизма, который ведь в изменениях экономического базиса, а не в чем-либо другом, ищет причин изменений в общественной надстройке.

Не без опасения вызвать теоретическое негодование противников «экономизма» (а отчасти с прямым расчетом вызвать их гнев) мы даем здесь схематический чертеж, изображающий произвольно нами конструированную кривую капиталистического развития за девяносто лет. Общее направление основной кривой определяется характером образующих ее частных конъюнктурных кривых. На нашей схеме резко выделяются три периода: 20 лет очень медленного капиталистического развития (АБ), 40 лет энергичного подъема (БВ), 30 лет затяжного кризиса и упадка (ВГ). Если мы на эту диаграмму нанесем важнейшие исторические события за то же время, то уже одного наглядного сопоставления крупных политических фактов с изгибами кривой будет достаточно для того, чтобы дать мысли неоценимые отправные точки для историко-материалистического исследования. Конечно, параллелизм политических событий и экономических изменений является очень относительным: по общему правилу «надстройка» лишь с опозданием регистрирует и отражает новообразования в сфере хозяйства. Но этот закон должен обнаружиться при конкретном исследовании тех сложных взаимоотношений, графический намек на которые мы здесь даем. В докладе на III конгрессе мы поясняли нашу мысль некоторыми историческими примерами: из эпохи революции 1848 г., первой русской революции (1905 г.) и переживаемого ныне периода. К этим примерам мы отсылаем читателя (См. «Новый этап»). Они не дают ничего законченного, но достаточно характеризуют исключительную важность выдвигаемого нами подхода, прежде всего, для понимания наиболее критических скачков истории: войны и революции. Если в данном письме мы пользуемся чисто произвольной графической схемой, не пытаясь взять за основу какой-либо реальный период истории, то по той простой причине, что попытка подобного рода слишком походила бы на неосторожное предвосхищение результатов сложного и кропотливого исследования, которое еще только нужно произвести.

Сейчас нельзя, разумеется, сколько-нибудь точно предвидеть, какая часть исторического поля будет освещена, и с какой именно яркостью, материалистическим исследованием, в основу которого будет положено более конкретное обследование капиталистической кривой и ее взаимоотношений со всеми сторонами общественной жизни. Достижимые на этом пути завоевания могут определиться только в результате самого исследования, более систематического, более упорядоченного, чем производившиеся до настоящего времени историко-материалистические экскурсии. И во всяком случае такого рода подход к новой истории обещает оплодотворить теорию исторического материализма гораздо более ценными завоеваниями, чем та, более чем сомнительная спекулятивная игра понятиями и терминами материалистического метода, которая, под пером некоторых наших марксистов, переносит в сферу материалистической диалектики приемы формализма, сводя задачу к уточнению определений и классификаций, к расщеплению пустой абстракции на четыре пустые четверти, словом, софистицирует марксизм пошловато-щегольскими манерами кантианского эпигонства. Нелепо, в самом деле, без конца точить и оттачивать инструмент, стирая марксову сталь, когда задача состоит в том, чтобы применять инструмент для обработки сырого материала!

Нам кажется, что тема эта могла бы составить предмет плодотворнейшей работы в наших марксистских семинариях по историческому материализму. Самостоятельные исследования в этой области, несомненно, осветили бы новым или, по крайней мере, более ярким светом и отдельные исторические события и целые эпохи. Наконец, самая привычка мыслить в указанных выше категориях чрезвычайно облегчила бы политическую ориентировку в нынешнюю эпоху, которая есть эпоха более чем когда-либо обнаженной связи капиталистической экономики, достигшей высшего насыщения, с до конца разнуздавшейся капиталистической политикой.

Я давно уже обещал «Вестнику Социалистической Академии» развить эту тему. До сих пор обстоятельства не позволяли мне выполнить свое обещание. Я не уверен, удастся ли мне выполнить свое намерение и в ближайшем будущем. Ограничусь поэтому пока настоящим письмом.

21/VI – 23 г.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю