Текст книги "Европа и Америка"

Автор книги: Лев Троцкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Из доклада «Международная обстановка»

(3 октября 1918 г.)

Англия вынуждена была заниматься военной импровизацией, т.-е. создавать армию из ничего. Вот почему весь первый период войны принадлежал Германии. Ее военная промышленность, более кастовая организация германского дворянства, большая дисциплинированность, интеллигентность германского народа, – все это в соединении, создавало такую машину войны, перед которой пасовали объединенные силы Франции, Италии, России и других более мелких союзников. Затем с большим, запозданием выступили Соединенные Штаты Америки, без большой армии, но с могущественной техникой.

К этому моменту чудовищная машина германского империализма уже изнашивалась, и прежде всего изнашивались рабочие силы и фабрики истребления; с другой стороны, экономическая и военная мощь Америки росла и развивалась за счет разрушения Европы, и в решительный момент Соединенные Штаты обратили свою военную мощь против Германии. Почему это случилось? Первые три года войны Америка стояла в стороне, американский Шейлок поставлял Европе орудия и средства истребления, и только, когда германская неограниченная подводная война поставила под угрозу американскую торговлю со странами Согласия, американский Шейлок потребовал создания внутреннего рынка для пушек, снарядов, винтовок, которые скоплялись на побережьи Америки, так как вывоза в Европу не было. Вот где возник последний толчок, развитый американской дипломатией, бросившей Америку на путь новой авантюры, вот на основе чего Америка сыграла огромную роль в развитии Европейской войны. Правда, в Германии было тупоумное юнкерство, которое по недомыслию приветствовало вступление Соединенных Штатов в войну. Мы покончили одним ударом со всеми врагами – т.-е. с мировыми конкурентами, – говорили они, – но они просчитались. Чудовищная по своим силам американская машина была колоссальна и по своим запасам, и это поняли только те люди, которые отдавали себе отчет в характере совершающихся событий, сохранили ясный, трезвый, политический взгляд и оценивали события под углом зрения исторического материализма. Теперь, когда мы, марксисты, оглядываемся на пройденный путь и рассматриваем программы, которые развивали империалисты, их лакеи, демократы, и лакеи их лакеев, шейдемановцы, реноделевцы, – мы видим, что эти 4 года усеяны не только трупами рабочих, погибших в этой борьбе, но и трупами разных программ, планов и теорий.

«Как вооружалась революция». Том I, стр. 367.

Из доклада «На страже мировой революции»

(18 ноября 1918 г.)

Соединенные Штаты – могущественная капиталистическая страна, вмешавшаяся в войну после того, как европейские народы уже почти три года истощали друг друга. Критические месяцы – январь и февраль 1917 г. – я был в Америке и наблюдал период подготовки к вступлению Соединенных Штатов в войну. Может быть, вы помните, как тогда писала наша патриотическая печать и печать всех стран Согласия о том, что благородный президент Вильсон, выведенный из себя всеми бесчинствами и преступлениями германского милитаризма, в особенности, подводной войной, истреблением пассажирских пароходов и пр. и пр., бросил, наконец, и свой меч на весы мировой борьбы, – «для того, чтобы дать перевес добродетели над пороком». В действительности дело выглядело гораздо прозаичнее, чем писала буржуазная печать.

Америка заняла с самого начала по отношению к обоим лагерям то положение, которое в предшествующих войнах занимала Англия по отношению к континенту, – она делала это посредством организации и поддержки разных дипломатических комбинаций и союзов. Я сказал уже, что Англия делила Европу на две враждебные части; она сидела на своем острове и говорила: "пусть они ослабляют друг друга, я буду поддерживать более слабых, чтобы для меня не выросло слишком сильных соперников". Когда Германия слишком усилилась, Англии пришлось перейти в лагерь открытых врагов Германии. Тогда Америка у себя на своем гигантском острове, по ту сторону "большой воды", – так американцы называют океан, – стала в выжидательную позу и сказала:

«Европа вместе с Англией разбита на два лагеря. Мы, американцы, сначала будем наблюдать, как они будут друг друга обескровливать и истощать. Занимаясь наблюдением, мы не будем, однако, оставаться пассивными, будем по возможности заботиться о „бизнесе“, о гешефте, о барыше, будем продавать динамит, снаряды, винтовки той и другой стороне и за наш нейтралитет беспрерывно получать хорошие капиталистические проценты».

Вот в чем была первоначальная политика буржуазного класса Северной Америки. И с самого начала войны «честный» американский купец направлял таким образом политику «честного» президента Вильсона. Со своим честным динамитом он совался в оба воюющие лагеря и предлагал его воюющим сторонам по самым честным ростовщическим ценам. Но Англия объявила блокаду и сказала Америке: – «Нет, своего динамита в Германию ты не повезешь». Получилось сразу величайшее обострение отношений между Америкой и Англией. Вильсон выступил перед лицом своей биржи: «справедливость попрана, свобода морей поругана, честный американский динамит не имеет доступа в Германию». Разумеется, вся биржа, вся военная промышленность клокотали от нравственного негодования против Англии, которая установила блокаду. Шли тревожные заседания тузов военной промышленности с банковскими заправилами и дипломатами, и они обсуждали вопрос, объявлять или нет войну Англии. Нейтральный Вильсон возражал так:

«Сейчас мы отрезаны блокадой от центральных империй. Если же мы с Англией порвем, то исчезнут также и англо-французский, русский и итальянский рынки для нашей военной промышленности, и мы с вами останемся на бобах».

Интересы американской промышленности и торговли требовали, чтобы Вильсон стоял за нейтралитет, который позволял бы американскому купцу вывозить свои товары в колоссальных размерах в страны Согласия.

В самом деле, внешняя торговля Соединенных Штатов за время войны увеличилась в два с половиной раза. Эта была уже не старая торговля, когда вывозились хлеб, машины и вообще все продукты, нужные для человеческой жизни. Это была торговля почти исключительно военными запасами. Это была, главным образом, торговля орудиями истребления и смерти. Таким образом, вильсоновский нейтралитет позволял американской промышленности делать прекрасные дела.

Но вот в противовес Англии выступила Германия со своей неограниченной подводной войной. Это было в январе 1917 г. Положение получилось такое: вся Америка покрыта заводами военной промышленности, которые рассчитывают на европейский сбыт. Их отрезала английская блокада от центральных империй, а потом немецкая подводная блокада грозила отрезать их от Англии, Франции, России, Италии, и естественно, что тут уже переполнилась чаша терпения военной индустрии, а стало быть и вильсоновского «пацифизма» и его «нейтральности».

Я забыл вам сказать, что Вильсон являлся апостолом «пацифизма», т.-е. идеи мирного сожительства народов – до тех пор, пока эта идея была торговым флагом для "нейтрального американского динамита". Но с того момента, когда две блокады встали на его пути, великий апостол лицемерия Вильсон начал склоняться к тому, что сейчас время вмешаться. Американская буржуазия давала ему много времени для размышлений. Она указала ему: —

«Вот вавилонская башня военной промышленности, вот Монблан снарядов и патронов, которые мы создали для Европы, – куда их нам девать?»

Вильсон развел руками и заявил, что против подводной войны он не изобрел средств. Ему сказали:

«Ты должен взять эти товары для американского государства. Если ты не можешь их все перевести в Европу, так заплати за них средствами американского рабочего и американского фермера».

Вот где источник чудовищно выросшего в короткий срок американского милитаризма, – американская промышленность готовила этот милитаризм на вывоз для Европы, потом он перерос через голову американского народа, и этот последний вынужден был сам поглощать его в Америке. Вмешательство Вильсона в войну было, следовательно, вызвано, с одной стороны, стремлением придушить Германию, а с ней вместе и всю Европу, а с другой стороны, – непосредственными барышническими интересами американской военной промышленности. Вот каковы нравственные принципы старого ханжи Вильсона.

* * *

В лице Соединенных Штатов Америки мы имеем централизованную милитаристическую империалистическую страну. Власть американского президента нисколько не меньше власти какого-нибудь короля или царя. Во всех основных вопросах жизни и смерти, в вопросах войны и мира американский президент, как исполнитель воли финансового капитала, сосредоточил в своих руках за время войны всю власть. Милитаризм там создан истинно-американского масштаба и размаха. Жизненное положение масс ухудшено до последней степени.

«Как вооружалась революция». Том I, стр. 386–388.

Из доклада на заседании коммунистической фракции Х Съезда Советов с участием беспартийных делегатов

(28 декабря 1922 г.)

Но в отношении к Америке неправильно было бы сказать, как мы говорим по отношению к Европе, что капитализм для нее уже сегодня означает приостановку хозяйственного развития. Европа гниет, а Америка живет. В первые годы или, вернее, в первые месяцы, в первые 20 месяцев после войны могло казаться, что Америка будет сейчас же немедленно подкошена хозяйственным упадком Европы, ибо Америка не пользовала, а эксплоатировала европейский рынок вообще и военный рынок в особенности. Этот рынок для нее зачах, иссяк, и чудовищная вавилонская башня американской индустрии грозила подкоситься, лишившись одного из устоев, и повалиться окончательно. Но Америка, лишившись в прежней степени европейского рынка, тем вернее (помимо эксплоатации собственного внутреннего рынка, стомиллионного богатого населения) захватывает и захватила рынки некоторых европейских стран – Германии, в значительной мере Англии. И мы видим, как в 1921 и 1922 гг. американское хозяйство переживает подлинный торгово-промышленный подъем, в то время как Европа проходит только через отдаленные отражения этого подъема. Стало быть, в Америке производительные силы развиваются еще и при капитализме, медленнее, конечно, чем развивались бы при социализме, но все же развиваются. Как долго – это другой вопрос. Американский рабочий класс, конечно, по своей хозяйственной и социальной мощи вполне созрел для того, чтобы овладеть государственной властью, но по своим политическим и организационным традициям он несравненно дальше от этого, чем европейский рабочий, и наша сила – сила Коммунистического Интернационала – в Америке еще очень слаба. И если спросить себя (разумеется, это только условная постановка вопроса), что произойдет раньше, победоносная пролетарская революция в Европе, или же создание сильной коммунистической партии в Америке, то я бы рискнул сказать на основании всех тех данных, которые имеются у нас сейчас (разумеется, возможны всякие новые факторы, в виде, скажем, войны Америки с Японией, а война есть, товарищи, большой локомотив истории), и если брать нынешнее состояние в его дальнейшем логическом развитии, то я сказал бы, что несравненно больше шансов, что пролетариат победит раньше в Европе, чем в Америке выдвинется и разовьется могущественная коммунистическая партия. Другими словами, – подобно тому, как победа революционного рабочего класса в октябре 1917 года была предпосылкой к созданию Коммунистического Интернационала и росту коммунистических партий в Европе, так, по всей вероятности, победа пролетариата важнейших стран Европы будет предпосылкой быстрого революционного развития Америки. Вот в чем разница этих двух областей: Европы с хозяйством, загнивающим и распадающимся, с пролетариатом, уже производственно не растущим (потому что некуда расти), а дожидающимся, пока разовьется его коммунистическая партия, – и Америки, которая еще хозяйственно идет вперед, эксплоатируя распад Европы.

* * *

Товарищи, мы до последнего времени недостаточно дифференцировали Европу и Америку, и, под этим углом зрения, медленность развития коммунизма в Америке могла внушить кое-кому пессимистические идеи в том смысле, что в деле революции Европа должна дожидаться Америки.

Этого нет. Европа ждать не может. Другими словами, – если бы революция в Европе оттянулась на десятки лет, это значило бы, что Европа вообще вычеркивается, как культурная сила. Вы знаете, что в Европе есть теперь модная философия Шпенглера о закате Европы. Это есть в своем роде правильное классовое предчувствие буржуазии. Не замечая пролетариата, который бы заменил буржуазию и взял власть, они говорят о закате Европы. Разумеется, если бы это было так, то хоть и не закат, но длительное, хозяйственно-культурное гниение Европы было бы неизбежно, и тогда с запозданием пришла бы американская революция и взяла бы Европу на буксир. Но для такого прогноза, пессимистического с точки зрения срока, нет никаких серьезных оснований. Конечно, в отношении сроков гадание – вещь довольно ненадежная и не всегда серьезная, но, я говорю, нет никакого основания думать, что между 1917 г. – началом новой революционной европейской эпохи – и между ее крупнейшими победами в Западной Европе должно пройти больше лет, чем между нашим 1905 и 1917 гг. У нас прошло 12 лет между началом революции, между первым опытом и победой. Сколько лет пройдет между 1917 г. и первой крупной и прочной победой в Европе, мы, конечно, не знаем. Не исключено, что пройдет меньше 12 лет. Во всяком случае, величайшим преимуществом является факт существования сейчас Советской России и Коммунистического Интернационала, как централизованной организации революционного авангарда, и связанный с этим факт систематического организационного укрепления коммунистических партий в разных странах.

* * *

Если даже Америка и отстанет, мы свое все равно возьмем. Американская буржуазия грела руки у европейского костра во время империалистической войны. Но, товарищи, когда зажжется революционный пожар в Европе, американская буржуазия долго не устоит. А нигде не сказано, что европейский пролетариат должен дожидаться, пока американский пролетариат научится не поддаваться обманам своей трижды растленной буржуазии. Нигде этого не сказано. В настоящее время американская буржуазия поддерживает сознательно Европу в состоянии гниения. Американская буржуазия, обожравшись европейской кровью и золотом, хозяйничает во всем мире, посылает своих уполномоченных на конференции без обязательств, там они молчат и решают, а время от времени кладут свою американскую ногу на стол, и дипломаты европейских стран видят, что нога эта в превосходном американском башмаке, и этой ногой Америка диктует Европе свои законы. Европейская буржуазия – не только Германии, Франции, но и Англии, на задних лапках ходит перед буржуазией американской, которая во время войны извела Европу своей поддержкой, своими займами, своим золотом, а теперь поддерживает Европу в состоянии агонии. И американской буржуазии достанется от европейского пролетариата. И эта месть будет тем скорее, чем тверже будут наши советские успехи. Пропаганда наша, хороша она или плоха, – это факт 3-й или 4-й степени, а факт первостепенный – это наше хозяйство. Товарищи крестьяне, – насколько я знаю, здесь присутствуют и беспартийные товарищи крестьяне, – я могу сказать с полной уверенностью, что каждый лишний сноп урожая есть маленькая гирька на чашу весов европейской революции. Чего боится рабочий класс Англии, чего боится германский рабочий класс? Голодная Европа живет 3 года войны и послевоенные годы американским хлебом. Американская буржуазия, разумеется, открыто грозит, что, в случае новых революционных замешательств в Европе, она учинит голодную хлебную блокаду, подобно тому, как Англия и Франция учинили промышленную блокаду по отношению к Советской России. И этот вопрос очень важен в расчетах европейского и, в первую голову, германского рабочего класса. И мы, Советская Россия, должны сказать – и делом подготовить это, – что европейскую пролетарскую революцию хлебом будет кормить Советская Россия.

Это, товарищи крестьяне, не слова, не фраза, ибо вся судьба Европы зависит от решения этого вопроса. Есть две возможности: европейский пролетариат, под страхом американского сапога, или европейский пролетариат, получающий поддержку русских рабочих и крестьян, поддержку хлебом в самые трудные дни и месяцы революции.

«Пять лет Коминтерна», Изд. II, стр. 537, 538, 539, 548, 549.

Из речи «На путях европейской революции»

(11 апреля 1924 г.)

Развитие Европы может в ближайший период пойти по двум путям, в зависимости от того, даст ли Антанта дышать Германии, или нет. После того опыта, который был в прошлом году, когда красный призрак коммунизма чуть-чуть не стал в Германии плотью и кровью, буржуазия Франции, Англии и Соединенных Штатов может попытаться несколько облегчить положение Германии, дать ей некоторые кредиты и предоставить ей в платежах ту рассрочку, при которой хозяйственная жизнь Германии будет возможна. Это вызовет неизбежно известный подъем германской промышленности, а в связи с этим возрастет и германский экспорт. Германская промышленность работает сейчас примерно на 50% против своей мощности, и если чуть-чуть облегчить хозяйственное и финансовое положение Германии, мы будем иметь быстрый рост германского экспорта. Емкость рынка Европы, однако, мала, и в результате роста германского вывоза мы будем через год, а то и ранее, наблюдать катастрофический кризис английской и французской промышленности. Малейшее облегчение участи Германии неизбежно увеличит кризис в Англии, в которой и сейчас около миллиона безработных. Совершенно ясно, что это должно будет дать могущественный толчок борьбе английского пролетариата. Макдональд, нынешний английский министр-президент, о котором нам придется еще сказать несколько теплых слов, понимает, конечно, что при нынешних условиях помощь германской промышленности может нанести удар английской промышленности. Решив так он может умыть руки. От пересмотра Версальского мира он ведь уже отказался. Допустим, что и Соединенные Штаты не придут на помощь Германии, и что Пуанкарэ продолжит свою политику удушения Германии. При этих условиях германская марка через несколько недель начнет падать еще более бешеным темпом, чем это было раньше, цены будут не менее бешено расти, промышленность будет падать, безработица снова возрастет, и революция будет развиваться еще более быстрым темпом, чем в прошлом году.

* * *

Да мы вместе с рабочей Англией помогли бы Европе уменьшить бремя вооружений, мы приблизили бы создание рабоче-крестьянских Соединенных Штатов Европы, без чего Европе грозит неминуемый экономический и политический упадок.

* * *

Соединенные Штаты продолжают переваривать в своем огромном хозяйственном желудке те богатства, которые они награбили во время и после империалистической войны у Европы. Соединенные Штаты – ведь это тоже архи-демократическая страна. Их вмешательство в последнюю империалистическую войну произошло из чисто идейных побуждений – помочь демократии против милитаризма. Мы все это помним… Ограбив, обессилив и обескровив Европу, Соединенные Штаты стали колоссальной вавилонской башней буржуазного могущества. Переваривая награбленное, они держатся в стороне от европейских дел. Но в то же время тщательно готовятся к войне будущего. Авиация и газы стоят на первом месте. Соединенные Штаты, огромная фабрика мира, становятся все более фабрикой удушливых газов. Это готовится не только для ослабленной Японии, но и для Европы. В газетах попадаются сообщения в том смысле, что просвещенные американцы считают, что старые методы войны слишком варварские, устарелые, средневековые, и что необходимо применение новых методов, более тонких, химических, гуманных, которые не будут умерщвлять, но будут усыплять, и даже навевать радостные сны. Вы знаете, товарищи, какое значение имеет веселящий газ в некоторых операциях; насколько знаю, дантисты часто выдергивают зубы под этим газом. Но когда американский капитал подготовляет веселящий газ для того, чтобы, при случае, вырвать революционные зубы у Европы, то нам нужно очень и очень быть начеку. Пока-что просвещенная Америка пробует свои газы на своих преступниках, которых там уже не электрифицируют – отсталый способ, – а подвергают воздействию «веселящих» газов. Это последнее слово техники и квакерской гуманности! Действию своих газов американцы обещают подвергать целые города, районы, области. Вы представьте себе эту перспективу: богатая и сытая Америка посылает на голодную революционную Европу эскадрильи самолетов и сбрасывает на наши головы свои веселящие газы.

«Запад и Восток», стр. 13, 14, 18, 23 и 24.