Текст книги "Невероятные приключения Междупальцева и Хорохорина в Тридевятом царстве"

Автор книги: Лев Альтмарк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Тут бы в самый раз Междупальцеву пространно пофилософствовать на одну из самых любимых своих тем – о природе человеческой подлости и двуличности, но ситуация, в которой оказались друзья, отнюдь не располагала к пространным рассуждениям. Да и фортуну искушать не следовало – вдруг этот мужик с алебардой разозлится и передумает пускать их в город.

– Скажи, дружок, только откровенно, – отодвинул плечом болтливого коллегу Хорохорин, – ты нас не разыгрываешь? Этот самый Змей Горыныч существует в действительности? Сам-то ты его видел? Разве этого гада не придумали в старину для того, чтобы держать народ в страхе и детишек пугать?

Презрительно усмехнувшись, стражник поправил съехавший на бок шлем:

– Ты ему сам попадись в зубы, а потом побеседуем, придуманный он или нет!

– Понял, – кивнул Хорохорин. – А вот ещё на вопрос ответь: правда, что Горыныч может принимать человеческое обличие, или вы стережёте ворота только для острастки населения?

– Вот темнота! – счастливо загоготал мужик. – Для острастки лишь подмётки на сапоги прибивают маленькими гвоздиками. А со Змеем Горынычем шутки плохи. Хотя о многом, что ему в последнее время приписывают, он и сам наверняка не ведает. Но слухи о наших действиях до него как-то доходят, вот он и лютует… А насчёт голов старики рассказывали, будто раз в сто лет принимает он человеческое обличие, вот только от трёх голов никак избавиться не может. В том-то и фокус-покус. Этим змеюка и отличается от нас с вами. Потому, в целях общественной безопасности и порядка, начальник нашей царской охранки распорядился проверять количество голов у каждого, кто приходит в город, невзирая на лица. Даже инструкцию на пяти свитках сочинили. А раз уж есть инструкция, то хоть ты тресни, но голову на проверку предъяви. Даже я, когда выхожу за ворота, а потом возвращаюсь, сам у себя головы пересчитываю. Вдруг я уже не я… Порядок должен быть соблюдён во всём. Разве на вашей родине, чужеземцы, не так?

– Но это же абсурд! – попробовал слабо возмутиться Междупальцев, однако Хорохорин потащил его за руку.

– Наше дело маленькое, – крикнул им вдогонку стражник и подхватил свою алебарду, – начальство велит по инструкции поступать, мы и поступаем. Не обессудьте.

Он долго смотрел ясными и честными глазами верного служаки вслед странным посетителям, потом до конца распахнул ворота, сунул табличку за голенище сапога и скомандовал толпящимся людям:

– А ну-ка, расступись и постройся друг за другом, чтобы каждого я мог видеть, и головы приготовить к подсчёту…

10. Хитрый Иван-дурак и бизнесмен Емеля

Иная сказка на таком количестве страничек давно бы уже закончилась, и началась новая история, не менее занимательная и поучительная, а наша даже ещё до середины не добралась. Да и расставаться с нашими героями посреди дороги, уверен, никому пока не хочется, ни автору, ни читателю. Тем более, оставлять друзей в незнакомом месте, да ещё в таком беспомощном состоянии – без одежды, документов и денег – ну, никак не годится.

Более того, не только автор, но и сами конструкторы так до сих пор не разобрались, в сказке они находятся или нет. Настолько всё, что происходило вокруг, выглядело неправдоподобно. А может, это была уже вовсе и не сказка, а быль? Кто сейчас разберёт? Сами-то наши персонажи совершенно запутались, притом настолько, что если им сейчас указать пальцем на автора, сочиняющего подобные приключения, то в ухо ему, может, и не заедут, но выпишут таких нелицеприятных комплиментов, до которых ни один самый злобный критик никогда не додумался бы.

Впрочем, вернёмся к нашей истории и посмотрим, как будут развиваться события дальше.

Так вот, проскочили доблестные конструкторы в городские ворота и, изрядно краснея перед прохожими за свой пляжный вид, побрели по широкой главной улице. Одно успокаивало: окружающие люди были и сами разодеты так пёстро и причудливо, что можно спокойно выдавать себя за какого-то оригинала-иностранца, специально вырядившегося так, чтобы привлечь внимание к собственной экстравагантной внешности. Ведь давно всем известно, что иностранцев хлебом не корми, дай пощеголять в дурацких нарядах да подразнить консервативные слои населения в наших целомудренных провинциях.

А людей вокруг и в самом деле сновало туда-сюда видимо-невидимо. Все спешили по делам, и никому не было ровным счётом никакого дела до двух почти раздетых незнакомцев. Постепенно конструкторы осмелели и стали чувствовать себя более уверенно. С интересом разглядывали они высокие рубленые терема и белокаменные палаты с затейливыми лесенками и потаёнными переходами. Правда, немного смущало отсутствие на улицах привычного асфальта, фонарей и тротуаров, зато жидкой чёрной грязи было более чем достаточно, а на перекрёстках вообще небольшие болотца сияли первозданной водной гладью, изредка рассекаемой дощатыми полузатопленными гатями. Передвигаться по таким доскам было, конечно, не очень удобно, но никого это, похоже, не беспокоило. Обилие впечатлений с лихвой покрывало такое небольшое неудобство и у наших друзей.

Однако впечатления впечатлениями, но следовало поискать ночлег. Солнышко-то совсем затянулось вечерними облаками, и на улицах без фонарей и даже без привычных огней в окнах домов становилось совсем мрачно и неуютно. Да и людей вокруг заметно поуменьшилось. Перспектива остаться без крова, на ночь глядя, да ещё по колено в грязи, друзей совсем не радовала.

– Ну, добрались мы до этой злосчастной столицы царя Додона, а толку? – стал канючить Междупальцев. – Куда денемся? Я даже не говорю о том, что нас в таком непотребном виде никто близко к царским палатам не подпустит, так нас, извиняюсь, без штанов даже из самой захудалой избушки с порога попрут. Какие предложения?

– Пошли куда глаза глядят, – мужественно махнул рукой Хорохорин, – куда-нибудь да придём!

Главная улица немного поизвивалась между теремов и палат и вывела на центральную городскую площадь, главным украшением которой служило лобное место, а за ним высился красивый бело-розовый собор с пятью золочёными куполами. Грязи вокруг теперь стало поменьше, а кое-где сквозь утоптанную до каменной твёрдости подсохшую землю даже пробивались тощие зелёные травинки.

Видимо, каждое утро на площади проходили ярмарки, и в крошечных лавках, теснящихся по обе стороны от собора, ещё горели огоньки. Чуть дальше, около возов с выпряженными лошадьми, сидели торговые люди, жгли костры и грели на огне таганы, из которых на всю округу разносился запах каши.

– Между прочим, я бы не отказался чего-нибудь перекусить, – скромно заметил Хорохорин и печально потупил взор, – поросёночка бы какого-нибудь жареного. Можно даже без лимончика…

– Я и от банки кильки, захлебнувшейся в собственном соку, сейчас не отказался бы, – попробовал сострить, но не очень удачно, Междупальцев, – или от овечки… вегетарианской.

– Пойдём, Федя, дальше, – с усилием выговорил Хорохорин, и его мохнатые брови жалобно изогнулись, демонстрируя страдания, которые при упоминании об ужине испытывал их хозяин. – Не могу тут находиться, тем более смотреть, как кто-то посторонний ест, а мы… а мы с тобой…

Междупальцев печально покачал головой и выдавил злобно:

– Ненавижу чревоугодников!.. Но эта зловредная Баба Яга с её праздничным столом сейчас была бы здесь весьма кстати.

– Ишь, чего вспомнил! Да ну её к лешему…

И хоть они собирались обойти стороной костры, на которых готовят пищу, тем не менее, ноги привели их прямо к людям, и теперь они, словно жертвы инквизиции, подвергаемые самым изощрённым истязаниям, тяжело пробирались между дымящимися казанами. Но никто так и не пригласил их присесть к котелку с вкусной, судя по запаху, горячей кашей, хотя они наверняка не отказались бы от такого незатейливого и попахивающего дымком угощения. Вероятно, упитанные и холёные телеса конструкторов не располагали к жалости и не вызывали желания у людей поделиться с ними последней краюхой хлеба. А может, просто ни у кого не возникало подозрений в том, что такие упитанные люди вообще могут проголодаться или выйти погулять на пустой желудок.

Наконец, не выдержав мук, товарищи одновременно и не сговариваясь остановились рядом с одиноко сидящим парнем, который чему-то блаженно улыбался и наигрывал озорную мелодию на тонкой писклявой дудочке.

– Что-то мне его лицо знакомо, – шепнул Междупальцев приятелю, – словно я его где-то уже встречал.

– Тем лучше, – Хорохорин подтолкнул его вперёд. – Со знакомым и разговаривать легче. Действуй, Фёдор Викторович!

– Но я его имени не помню!

– Какая разница? Кушать-то по-любому хочется. Схитри что-нибудь.

– Простите, любезный, – включил всё своё обаяние Междупальцев, галантно одёргивая майку и расшаркиваясь по грязи. Он нисколько не сомневался в том, что может любого человека очаровать хорошими манерами. Жаль, что женщины в понятие «любой человек» пока не входили. – Мне кажется, мы с вами где-то встречались. Вам случайно не доводилось работать в каком-нибудь… э-э… проектном учреждении или экспериментальных лабораториях нашего министерства? Может, мы с вами даже пересекались на совещаниях в Главке?

Парень перестал играть на дудочке и удивлённо вытаращил глаза.

– Нет-нет! – Междупальцев распалялся всё больше, подстёгиваемый мыслью о замаячившем на горизонте ужине, и его речь уже грозила из скудного словесного ручейка перерасти в бурный многословный поток. – И не старайтесь меня переубедить – где-то я вас точно видел! Не может быть, чтобы я ошибся, ведь зрительная память у меня превосходная. Единственное, я подзабыл ваше имя… Мой товарищ это подтвердит. Ведь правда, Степан Борисович?

Парень перевёл недоумённый взгляд на кивающего головой Хорохорина и неожиданно расхохотался:

– А чего тут гадать – со мной все в округе знакомы, кого ни спроси. Добрые люди меня Иваном кличут, а все остальные ещё «дураком» величают. Только они из зависти так говорят, потому что мне всё легко по жизни удаётся, за что ни возьмусь. А у них не получается. Вот и живу я который век Иваном-дураком.

– И этот туда же! – шепнул Междупальцев приятелю. – Что они тут, с ума посходили?! И Баба Яга, и Змей Горыныч, и Серый Волк. Все, как на подбор. Теперь ещё этот… С виду все вроде нормальные, а как начнёшь с ними разговаривать…

Но Хорохорин обрадованно похлопал парня по плечу:

– Ну, вот и прекрасно! Выходит, мы старые знакомые! Тесен мир…

– Конечно, тесен, – согласился Иван, – у меня незнакомых нет. Все меня знают!

– А что вы тут один делаете? – вежливо осведомился Междупальцев и не удержался, чтобы не съязвить. – И куда делись санитары?

– Ты что, замолчи! – зашипел Хорохорин. – Всё испортишь!

Но Иванушка-дурачок не обратил внимания на слова Междупальцева и охотно ответил:

– Как что делаю? Сижу, отдыхаю. Куплей-продажей весь день занимался. Вернее, обменом, потому что деньгами тут не пахло. Да и не люблю я деньги – всё зло от них. Стоит им завестись, так не знаешь, куда их пристроить. А нет денег – и забот никаких… Как вам моё последнее приобретение? – Он любовно повертел в руках дудочку и даже дунул в неё. – Вот какой замечательный музыкальный инструмент на корову выменял. С коровой, понимаете ли, морока – то ей сена накоси, то на луг отведи пастись, то стойло почисти, то стереги, чтобы лихие люди из-под носа не увели. А с дудочкой – благодать. Сунул в карман – и вся недолга. Никто не утащит, потому как она всегда при тебе. Сиди себе на лужайке и играй добрым людям на потеху. А тебя за это накормят, напоят, да ещё спасибо скажут. Особенно когда народу Моцарта или Рахманинова исполнишь. И забот никаких, и сам при деле вроде бы.

«Действительно, дурак, и без санитаров ясно», – решил про себя Междупальцев и почему-то с обидой подумал, что молочные реки с кисельными берегами достаются вовсе не тем, кому следовало бы, а вот таким, как этот ненормальный с дудкой.

Впервые Фёдор Викторович вдруг осознал, что всё происходившее с ними в аэропорту после знакомства со странной бабкой очень мало напоминало сон, а скорее – какую-то странную, совсем нереальную реальность. Вроде бы её и не должно быть, а она всё-таки есть. Он даже потёр глаза для убедительности.

– А где тут, братец, переночевать можно, не подскажешь?

– Везде, где душа пожелает! – Иванушка-дурачок радостно захихикал. – Неужели непонятно? Куда уляжешься, там и ночуй, никто тебя здесь не обидит. Ложись под кустик, там грязи поменьше, и спи себе на здоровье. Слава Богу, кустов на всех хватит. Ты, я вижу, не боярин, и пуховых перин тебе не потребуется. И слуг, чтобы мух отгоняли, тоже не нужно.

– Хорошенькое дельце, – проворчал Междупальцев, – в трусах и майке всю ночь на открытом воздухе провести! Так и радикулит, будь он неладен, обострится. А комары?!

– Сам-то где ночуешь? – с надеждой в голосе спросил Хорохорин. – Не на улице же!

– Сказанул тоже! Конечно, не на улице. У меня тут неподалёку дружок проживает. Емелей кличут. Не слыхали про такого? Так у него в хате печь персональная имеется. Он с неё ни днём, ни ночью не слезает, потому что она у него учёная – компьютер в ней, что ли? Но Емеля никому секрет не выдаёт. Куда ему надо, туда печка его и доставляет. Да вы, небось, слышали эту сказку, кто ж её не знает! Ну, и про щуку, которая научила Емелю словам «по щучьему велению, по моему хотению». Это пароль такой для входа в печной компьютер… Вот у Емели иногда и ночую. Да и сегодня пойду к нему.

– Слышали мы эту сказку, – уныло подтвердили конструкторы.

– А хотите, я вам самый страшный Емелин секрет открою? Щука-то, на самом деле, никакая не щука, а программист со стажем, который резиновую рыбью морду натягивает себе на голову, чтобы посторонних пугать. А для газетных репортёров общение со «щукой» – просто находка. На окладе она у Емели, потому что печь постоянно ухода требует: то вирусы надо почистить, то систему обновить, то какие-нибудь новые примочки установить.

– Послушай, дружок, – перебил Хорохорин словоохотливого Ивана. – Как думаешь, нас твой Емеля на постой пустит? Всего на одну ночь. Мы никаких его секретов выяснять не станем, нам лишь бы в тепле до утра подремать.

В другое время он с удовольствием порасспрашивал бы Иванушку-дурачка о принципе работы печного устройства на компьютерной тяге, но сейчас было не до этого.

– Отчего же не пустить на постой? Емеля никого в беде не оставляет. Но вы разве в беде?

– В беде, да ещё какой! – заверили его друзья.

– Если так, то у него ставка на этот случай чётко просчитана: полтинничек баксов с носа, и спи хоть всю ночь напролёт в сенях на лавке. Только шапку свою надо иметь, чтобы под голову подложить. С подушками у Емели туговато.

– Не дороговато ли за какую-то убогую хату и лавку без постельного белья? – возмутился Междупальцев. – Таких цен даже у нас в бархатный сезон на черноморском побережье нет! Так ведь там море и солнце, а тут?!

– Ну, и возвращайтесь к себе на море с солнцем и ночуйте на берегу. А здесь Тридевятое царство – Тридесятое государство! У нас и размах иной, и цены в соответствии с размахом. Это вы ещё не искали жильё на побережье нашего Моря-Океана… Да и Емеля, если говорить начистоту, не такой уж Емеля, как с виду кажется. Деловая хватка у него – будь здоров, какая! Акула бизнеса! Частное предпринимательство у нас не запрещено.

– Это не предпринимательство, а форменный грабёж среди бела дня. Точнее – среди ночи.

– И вовсе никакой не грабёж! Емеля все документы чин-чинарём выправил, чтобы даже комар носа не подточил. Всё у него на законном основании… Я бы и сам какое-нибудь выгодное дельце замутил, да только лень-матушка одолела. И такой деловой хватки, как у Емели, у меня нет… Или, может, в лабухи ресторанные податься? Вон, инструмент музыкальный я себе уже раздобыл. Сходить, что ли, на кастинг в какой-нибудь кабак? Что посоветуете? – Он посмотрел своими ясными голубыми глазами на друзей и ткнул дудочкой в грудь Междупальцева. – Ты, я вижу, мужик шустрый, не без понятий. Ответь-ка мне на такой вопрос…

Иванушке-дурачку, видно, очень хотелось почесать языком с новыми людьми, однако перспектива затяжной и, главное, безрезультатной болтовни наших друзей совершенно не прельщала. Им хотелось просто поесть чего-нибудь и незамедлительно завалиться спать.

– Понимаешь, друг, – смущаясь своей откровенности, сообщил Хорохорин, – у нас денег с собой сейчас не густо, а точнее, совсем нет. Так что мы к Емеле как-нибудь в следующий раз наведаемся. Посоветовал бы ты нам что-нибудь подешевле, а? Где без денег можно обойтись…

Иванушка только развёл руками и, отвернувшись, принялся наигрывать на дудочке, а друзья несолоно хлебавши побрели дальше, уже ни на что не рассчитывая и проклиная последними словами всю эту новогоднюю историю, в которую так неожиданно влипли. Их бранные слова и целые монологи цитировать мы, конечно, не станем, так как они совершенно не вписываются в канву сказочного повествования. Ограничимся лишь отдельными, заслуживающими внимания репликами, которые не оскорбят высокоморального читателя и не унизят наших героев в его глазах, хотя, напоминаю, никакие они не сказочные персонажи и даже не звёзды телеэкрана, которым многие гадости прощаются неизвестно за какие заслуги.

– Дожили! – возмущённо размахивал руками Междупальцев. – И эти два психа смеют претендовать на высокое звание любимых героев фольклора! Хапуги, рвачи и кровососы! И кто, спрашивается, додумался говорить «жить, как в сказке»?! Я бы его поселил сюда на пару дней… без денег и без штанов! Тут бесплатно и носа никто не почешет. Даже на каком-то занюханном сером волке задарма не прокатишься. Сказка называется… Хотя у нас… – тут он попробовал по привычке скаламбурить, – на волке вообще ни за какие ковриги не проедешь. Разве что на «Волге», да только кто сейчас на такой рухляди по улицам рассекает?

– А Емеля-то, подлец каков! – вторил ему Хорохорин. – Похлеще Волка-таксиста! Куркуль, рыночный торгаш, вымогатель – вот он кто такой!.. – и, вспомнив про Волка, сменил тему и завёлся ещё больше: – И всё-таки жаль, что я этому Волчаре горящим факелом в наглую физиономию не заехал! Узнал бы он, как с такими барыгами у нас в Сибири поступают…

Постепенно нашими конструкторами овладел настолько воинственный дух, что они, уже никого не опасаясь, принялись в полный голос ругать увиденное за этот неполный день, а что их ещё ждало впереди? Даже безобидной молочной реке с кисельными берегами досталось по первое число. Всё теперь выглядело в глазах друзей мрачным и подозрительным – и летний полдень в снежную новогоднюю ночь, и часы, остановившиеся по требованию неизвестно куда исчезнувшей аэропортовской уборщицы, и вычурные, как глазированные пряники, терема, вырастающие вокруг них, словно грибы, но, само собой разумеется, не идущие ни в какое сравнение с родными до боли, тоскливыми прямоугольными коробками стандартных панельных новостроек. Да и люди здесь – не люди, а людишки какие-то мелкотравчатые…

Шли теперь друзья, сами не зная куда, лишь в полный голос поливали обитателей волшебной страны. Тут бы в самый раз автору уложить их спать куда-нибудь под кустик, потому что утро вечера мудренее, а ночью, если что-то и случается, то только страшное и неприятное. Но не будем забывать, что наши герои – люди не сказочные, автору повествования не подчиняются, и так просто их под куст не затащишь. Одного авторского воображения недостаточно.

Тем не менее, события сегодняшнего дня, по-видимому, ещё не закончились, хотя, честное слово, лучше бы наши конструкторы не искали себе дополнительных приключений, а спокойно завалились под первый попавшийся сухой кустик и перетерпели бы до утра. Ведь устали-то они так, как раньше никогда не уставали…

11. Страсти на русалочьем озере

В стремительно сгущающемся сумраке всё реже возникали перед взорами наших конструкторов сказочные достопримечательности столицы царя Додона. Всё вокруг спало глубоким сном, и даже ветер почти не покачивал ветки деревьев, обступивших дорожку, по которой они шли.

Друзья не сразу заметили, как город остался за спиной, а перед глазами возникло преградившее им путь небольшое живописное озеро. Волны, поблёскивающие серебристой рыбьей чешуёй, кутались в рваные клочья подвижного вечернего тумана и, казалось, мерно покачивались на длинных зелёных плетях обступивших озеро ив. В траве громко стрекотали кузнечики, а из прибрежных кустов сперва несмело, потом всё громче и увереннее подал голос заливистый соловей.

Конструкторы невольно замолкли и прислушались к окружающим звукам – всё было настолько славным и умиротворяющим, что их раздражение сразу бесследно исчезло. Царящий вокруг покой охладил разгорячённые головы, и друзья присели на берегу, потирая натруженные ноги, и против желания стали принюхиваться к отдающим тиной, но почему-то таким знакомым озёрным запахам. Безмолвие, не нарушаемое стрёкотом кузнечиков и вкрадчивым шелестом листьев над головой, начало незаметно их убаюкивать, и они, сами того не замечая, с удовольствием растянулись на ещё не остывшей от дневного солнца траве-мураве.