Текст книги "Невероятные приключения Междупальцева и Хорохорина в Тридевятом царстве"

Автор книги: Лев Альтмарк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

– Концерт продолжать будем? Или как? – печально подал голос Петрушка.

– Да ну тебя с твоим концертом! – отмахнулась Баба Яга. – Всё равно у тебя ничего путного не получается – один шум, гам и тарарам… Совсем мы разучились гостей принимать, потому к нам никто и не наведывается в последнее время. Паутиной да плесенью поросли. Приходится случайных людей из аэропорта зазывать… Вашим липовым артистам только дай волю – всё перевернут с ног на голову. И, главное, спроса с них никакого – так, твердят, сегодня принято, а мы всего лишь художественная самодеятельность. Да и вы не профессионалы, чтобы нас ругать. И кому за всё это безобразие отвечать? Мне, старой…

– Отвечать – перед кем? – не понял Междупальцев.

Но Баба Яга даже пустила непрошеную слезу:

– Перед своей совестью! И перед вами! Мы, сказочные персонажи, всегда были для вас, людей, примером для подражания, а что в итоге получается? Не вы нам теперь подражаете, а мы вам. И во всём без исключения – самодеятельность… Думаете, я вас сюда просто так затащила, по собственной прихоти? Думаете, это простая случайность?

– Случайность – она же есть фатальное везение! – неожиданно и не к месту отчеканил Хорохорин. Оказывается, неистощимая бутылка с настоящим армянским коньяком вкупе с настойкой на семи травах развязала язык даже такому записному молчуну, как Степан Борисович.

– И вовсе это никакая не случайность и не везение! У нас, волшебников, не бывает везения. Оно нам ни к чему. Скажем, захотелось какому-нибудь магу или чародею чего-нибудь сию секунду, ну, предположим, попасть в Сандуновские бани, да ещё в отдельный номер, куда простому смертному изначально ходу нет. Махнул он волшебной палочкой или произнёс соответствующее заклинание – и раз-два! – перенёсся за тридевять земель. Оглянуться не успел, а уже в предбаннике тебя в свежую простынку заворачивают, услужливый халдей тащит двойное баварское в чистой кружке и к нему бутерброды с паюсной икоркой… Тут, ребятки, дело совсем не в везении, а в желании! Если хотите знать, в нашем деле главное – не зарываться и не переборщить, а возможности у нас – ух, какие немереные! С тем же самым пением, леший бы его побрал…

– Это всё, бабуля, чистая демагогия! – Междупальцев хитро прищурился и прикинул, что пора традиционно садиться на любимого конька. Он обмахнулся салфеткой, словно веером, и продолжил: – Ты нам всё-таки обоснуй, если уж пошёл такой разговор: почему именно мы оказались у тебя в гостях? Ты что-то уже начала говорить. Это случайный выбор, и на нашем месте мог быть кто-то другой?

– Мог бы и другой. Но выбор всё-таки неслучайный, – Баба Яга на минутку задумалась, потом махнула рукой. – Времени у нас достаточно, расскажу всё, что думаю и знаю. Может, и поймёте, почему это так необходимо для нас. Вот послушайте…

6. Печальные откровения о закате Тридевятого царства

– А дело вот в чём. Стали мы, жители волшебной страны, созданной вашей же человеческой фантазией, замечать в последнее время, что люди относятся к нам, персонажам сказок, чересчур легкомысленно. Не то, чтобы совсем позабыли, но как-то вспоминают всё реже и реже. А может, вы и вовсе стыдитесь нас из-за чего-то. Детишкам своим бездушные комиксы подсовываете, мультфильмы крутите со всякой космической и вампирской нечистью, за компьютеры с бесконечными играми-стрелялками усаживаете, будто всё это делает их добрей и человечней. А старыми добрыми сказками брезгуете, мол, времена нынче совсем другие, и совсем другие сегодня понятия о добре и зле. Дескать, при нынешнем развитии общества приоритеты давно поменялись. А мы, сказочные герои, кажемся вам устаревшими и недалёкими, никак не вписывающимися со своим наивным волшебством в достижения вашего научно-технического прогресса…

Она неожиданно всхлипнула, но, упрямо махнув рукой, продолжала:

– Да разве же за этим прогрессом угонишься? Конечно, ничего невозможного для нас по-прежнему нет, но мы – не конъюнктурщики какие-нибудь, есть у нас и чувство собственного достоинства. Жалко, понимаете ли, со старыми шутками-прибаутками расставаться, всё-таки копились они веками, и не одним поколением ваших же дедов и прадедов. И не одно поколение детишек на этих сказках воспитывалось. Так-то вот… Мы давно уже заметили, что пока человек находится в юном возрасте, с ним ещё можно общаться на одном языке. Тогда ему с нами интересно и поучительно, и нас можно даже побаиваться, хоть мы, по большому счёту, совсем не страшные, ведь в сказках-то всегда побеждает добро. И ребёнок это знает, потому что в состоянии разобраться, кто прав, а кто нет. Разве это не самое главное для него?.. Но проходит время, человек взрослеет, кругозор его становится шире, и вот тут он сталкивается с окружающим миром, который совершенно не похож на добрую и наивную детскую сказку. И всё, что мы заложили в него некогда, идёт прахом. Не то, чтобы он совсем забыл о сказке, но как бы отодвинул её на задний план, и мы ему уже не интересны. Мы, конечно, не претендуем на то, чтобы маячить всё время перед глазами, но без нас жизнь, согласитесь, становится более пресной и скучной. Новые друзья и новые герои приходят к человеку, и не всегда это верные помощники, которые ничего плохого не насоветуют. Трудновато с ними конкурировать, да и частенько не по силам. Но… как можно старых-то друзей забывать и выбрасывать на свалку, словно отработанный материал?.. В старину, честное слово, приличней и спокойней было: люди нас всю жизнь помнили, детям передавали, среди самых заветных книжек сказки хранили. И ведь не были же суеверными или какими-нибудь дремучими, просто уважали и не забывали то, что передано отцами. Наверняка никто нас и в старину особенно не боялся, тем не менее, как стемнеет, так нормальный человек за ворота носа не кажет, кроме татей окаянных, а уж про то, чтобы шляться бесцельно по улицам, и в мыслях никто не держал. Причина-то, по большому счёту, не в сказочных героях и не во всяких привидениях и чертях, но кое-что и от нас в памяти задерживалось. Откуда, как не из сказок, человек узнавал, что утро вечера мудренее, а всякая нечисть именно по ночам, как вы сегодня говорите, активизирует свою деятельность? Хотя даже самые страшные наши персонажи никогда, по сути дела, не были кровожадными и злобными. Наоборот, мы стремились только сдерживать вас и хотя бы изредка хватать за руку, когда вы замышляли недоброе против соседа. Мной, Бабой Ягой, да Кощеем Бессмертным детишек пугали в многочисленных сказках, но вырастали-то дети, тем не менее, смелыми и справедливыми, как большинство наших положительных сказочных героев. А теперь – куда всё подевалось? Если вы и припомните «Бабу Ягу», то только в насмешку над некрасивой женщиной, которая статью и лицом не вышла. А «Иванушкой-дурачком» кличете вовсе не простоватых и наивных парней, а правдолюбов и людей, не умеющих врать и прогибаться… Неужто это хорошо? Разве я совсем уж такая страшная? Вот ты, Федя, ответь на этот вопрос. Я же вижу, ты к женской красоте неравнодушен…

– Почему я? – покраснел Междупальцев. – Что ты, бабуля! Лицо у тебя как лицо, и ничем не хуже, чем у многих наших дам. А если ещё с некоторых косметику смыть, а тебя припудрить… Но какое это отношение имеет к сказке?

Однако Бабу Ягу его ответ не интересовал. У неё было своё на уме:

– А кого сегодня Кощеем дразнят? Ну-ка, припомните. Сами же грешны, между прочим… Точно, собственных строгих начальников! Ну, разве они в чём-то виноваты? Гоняют вас, нерадивых работников, и правильно делают. О каком тут зле разговор? Вы же сами знаете, что над каждым начальником сидят ещё три начальника, и чем их больше, тем меньше покоя для подчинённых. А ваш начальник только крутится под ними, как чёрт на сковородке… Причём здесь наш бедняга Кощей? А вы его шутом гороховым почему-то всегда выставляете…

– Не понимаю, о чём мы сейчас разговариваем? – слегка возмутился Междупальцев. – То наше начальство вспоминаем, то сказки с каким-то обиженными кощеями… Неужели нам в новогоднюю ночь поговорить больше не о чем?.. И потом, никак не возьму в толк: ты это, бабуля, всерьёз говоришь или подшучиваешь над нами? В твои-то годы пора бы уже не сказки рассказывать, а трезво вокруг себя посмотреть. В реальной-то жизни проблем куда больше. Но нет – одни сказочные проблемы на уме… Да если бы у нас только они остались, мы бы, честное слово, были самыми счастливыми людьми на свете!

– Твои слова, Федя, яркий пример тому, о чём я говорила, – хмыкнула старуха, – ничего вы не хотите понимать: вам бы только о своих баранах думать, а что будет завтра, безразлично. Пускай какой-то чужой дядя в будущее заглядывает, а мы, мол, и без ваших замшелых сказок проживём. А ещё мудрыми и дальновидными себя считаете! Никакого уважения к сединам! Честное слово, тут впору позавидовать вашим собачкам, которых на поводках водите и блошек пинцетами по вечерам выбираете, или попугаям, которых в клетках держите, даже несмотря на то, что они вас всё время дураками обзывают… А ведь мы, между прочим – ваш фольклор, ваша история и культура, и без этого вы – иваны, не помнящие родства.

– Всё это ты, бабушка, славно по полочкам разложила, но вопрос не по адресу, – с трудом выговорил Хорохорин, которого после сытного приёма пищи начало потихоньку клонить в сон. – Мы – простые инженеры-технари, и разбираться в сказках – не наш профиль. Обращайся с подобными жалобами к каким-нибудь литературоведам или университетским профессорам, которые в этом вопросе собаку съели. А мы-то с Фёдором здесь причём? Прибыли в командировку, спокойно сделали своё дело, посидели с тобой за праздничным столом, мирно выпили по рюмке, послушали твои байки и домой сразу же отправимся, едва самолёты начнут летать.

– А вот это как раз легко не получится! – хитро усмехнулась Баба Яга и даже потёрла свои сухонькие ручки одна о другую. – Вас я пока никуда отсюда не отпускаю.

– Это ещё почему?!

– Не отпускаю – и точка. Открою маленький секрет – вы у нас тут, соколики, не просто так. Всё узнаете рано или поздно, потому что вы теперь как подопытные кролики. В масштабном эксперименте принимаете участие. Честь вам такая выпала.

– Не понял! Что ещё за подопытные кролики?! – Хорохорин вытаращил глаза и попытался трезво поглядеть на расплывающуюся в алкогольных парах посмеивающуюся физиономию старухи.

– Да-да, самые что ни на есть подопытные! Просто нам захотелось раз и навсегда выяснить, как взрослые и серьёзные граждане, напрочь лишённые всяких романтических представлений и вооружённые последними достижениями науки и техники, поведут себя, попав в совершенно нереальную для них сказочную ситуацию. Ну, и ещё целая куча дополнительных вопросов к вам…

– Не морочь голову, бабка, – слабо запротестовал Междупальцев, – мы уже в детские игры давно не играем. Возраст, знаешь ли, не тот и положение…

– А мы и не строим никаких иллюзий. По окончании эксперимента сделаем соответствующие выводы и решим, как дальше себя вести по отношению к людям из реального мира.

– Кто это – мы? – непонимающе протянул Хорохорин, но Междупальцев его поспешно перебил:

– Ну, уж нет! Ни на какие эксперименты с нашим участием мы не согласны! Верни нас, бабка, назад, в зал ожидания. Спасибо тебе за приём и за угощение, но пора и честь знать. Что-то мне больше не хочется находиться в этом сумасшедшем доме, да ещё на положении подопытного кролика. Не знаю, как Степан Борисович, но я категорически против… Тем более, у нас командировка закончилась, и сразу после новогодних праздников нам нужно выходить на работу, писать отчёты, составлять план на новый год. Как прикажешь объясняться с начальством за опоздание, и кто подопытным кроликам оплатит время, потраченное на эти ваши дурацкие эксперименты?

– Точно говорит! – рявкнул Хорохорин и даже стукнул кулаком по столу. – Вдруг сейчас, в этот самый момент, пока вы нам тут, как малым детям, концерты самодеятельности впариваете, посадку на самолёт объявят, и наши билетики – тю-тю! – пропадут. Придётся лететь другим рейсом, а кто его оплатит – ты, бабка, или твой придуманный Кощей Бессмертный?

– Геть! – вдруг страшным голосом закричала Баба Яга, да так зычно, что стены покачнулись, канделябры на столе задрожали, а жареный лебедь, к которому ещё не приступали, пугливо взмахнул крыльями и взмыл над головами, брезгливо стряхивая с лапок налипший гарнир. – Никуда вы отсюда не улетите! Будете сидеть за столом столько, сколько скажу!.. Утешу вас лишь тем, что за то время, что вы отдыхаете и закусываете у меня в гостях, ни один самолёт не взлетит и ни один человек в зале ожидания не пошевелится. И даже стрелки на часах не передвинутся ни на секунду. Сами посмотрите!

На тёмной стене, как на киноэкране, тотчас возникли огромные ходики с кукушкой, и конструкторы машинально подняли на них глаза. Там и в самом деле минутная стрелка замерла на одном делении от цифры двенадцать.

– Не обманываешь, бабка, с часами-то? – недоверчиво поинтересовался Междупальцев, неожиданно успокаиваясь и снова окидывая взглядом стол. Про себя он сразу решил, что эту агрессивную старуху лучше понапрасну не дразнить, а то мало ли что у неё на уме…

– Что же это делается, братцы?! – раскидывая тарелки по столу и нетрезво всхлипывая, ни с того ни с сего запричитал Хорохорин. – Я тут, значит, пью и гуляю, концерты похабные разглядываю, а вы, моя жена и детушки ненаглядные, ждёте своего папку, который к вам всё не летит! Как вы там без меня?

– Они тоже ничего не заметят, – высокомерно усмехнулась Баба Яга, – время сейчас остановлено для всех людей на свете без исключения.

– Ну, тогда ладно! – облегчённо протянул Хорохорин, моментально успокаиваясь и подтягивая к себе блюдо с жареными потрошками. Попутно он опрокинул рукавом бутылку с неиссякающим армянским коньяком.

– Слабый пошёл нынче инженерно-технический персонал! – тоже успокоилась старуха. – Одно слово – не люди, а персонал… А ещё по полдня на работе в курилках болтаете, что вам море по колено и сам чёрт не брат. Мол, гусары мы по женской части и извечные диссиденты по политической – короче, соль земли. Эх, вы!.. Впрочем, у меня что-то после общения с вами и этого хвалёного гала-концерта тоже голова начинает раскалываться. Не только у тебя одного, Стёпа! – она лукаво посмотрела на Хорохорина, потом перевела взгляд на Междупальцева и вдруг сладко зевнула. – Новый год от нас никуда не уйдёт. Подождёт, сколько потребуется. А нам самое время малость передохнуть. Тем более, на завтрашнее утро запланирована обширная программа…

Валеты, стоявшие за креслами, заученно взмахнули своими игрушечными топориками, и посреди комнаты на месте пиршественного стола тотчас возникли огромные резные ворота. С хрустальным звоном створки распахнулись, и молчаливые юноши в джинсовых кафтанах, словно белокрылые ангелочки, подхватили наших друзей под белы ручки. Казалось, земля ускользнула из-под ног порядком осоловевших конструкторов. Да так оно, по сути дела, и было. То ли от хмельных напитков, то ли от стремительного полёта, но головы их закружились, а впереди в непроглядном мраке вдруг нарисовались освещённые мягкими розовыми и голубыми лучами высокие кровати с богатыми резными спинками и горами разнокалиберных подушек. С трудом стянув с себя одежду и утопая в пуховых перинах, каждый из наших друзей успел перед тем, как сомкнуть до утра очи, произнести всего по одному слову:

– Мистика! – обиженно пробормотал Хорохорин, растирая кулаками покрасневшие глаза.

– Гипноз! – почему-то всхлипнул Междупальцев и сразу же сладко захрапел.

7. Первое приключение: молочная река с кисельными берегами

Ни свет, ни заря в одно и то же мгновение наши конструкторы раскрыли ясны очи и принялись удивлённо осматриваться по сторонам. Но что за чертовщина творилась вокруг – ничего знакомого в поле зрения не оказалось! Даже полутёмного зала с пиршественным столом, за которым они так уютно сидели вчера вечером.

Повсюду, куда ни глянь, расстилался прекрасный луг, усыпанный цветами. Чего тут только не было – и скромные весенние ландыши, и буйные летние ромашки, и осенняя трава выше колен, а аромат от зелени исходил такой, что дух захватывало. И всё это… в новогоднюю ночь!

Пока друзья пугливо озирались, не решаясь выбраться из-под пуховых шёлковых одеял, первые лучи рассветного солнца выглянули из-за дальнего леса, а следом за ними показался розовый солнечный край… И по-прежнему нигде не было ни одной снежинки!

Таким неожиданным и странным оказался переход от снежной новогодней ночи к ясному солнечному утру, что наши конструкторы не сразу и припомнили, что происходило с ними вечером.

– Неужели всё это было в действительности? – почти простонал Междупальцев и ущипнул себя за локоть, на котором после застольных щипков уже образовался чуть ли не синяк. Потом ущипнул за колено, чтобы удостовериться ещё раз, что не спит, и даже шлёпнул себя для убедительности по животу. – Всё никак не пойму: наяву это было или во сне?

– Одно и то же одновременно присниться обоим не может! – упрямо возразил Хорохорин и озадаченно почесал отросшую за ночь щетину на помятых щеках. – Но… вчерашний концерт! Всю ночь, чёрт бы их побрал, мне мерещились эти певцы, танцоры и жонглёры, спать не давали!

Последнее он уже приврал, потому что проспал до самого утра крепким младенческим сном, каковым не спал даже дома в собственной постели.

– Но это же полный абсурд! – не отрывая головы от подушки, бубнил Междупальцев, у которого никак не получалось собраться с мыслями. – Это противоречит всем законам природы! Метафизика, честное слово…

– Метахимия, метабиология – какая нам разница?! Обыкновенная чепуха на постном масле! Бред сивой кобылы! Просто, Федя, выпили мы с тобой вчера лишнего, вот и приснилась вся эта ерунда… Правда, как нам удалось выпить этого лишнего – не вспомню, хоть ты меня режь. Галиматья сплошная вспоминается, будто мы в сказке оказались… И куда нас после этого понесло? Траванулись мы с тобой чем-то, что ли?

Хорохорин теперь всем своим видом пытался показать, что ему до смерти надоели глупые розыгрыши. Такому серьёзному человеку и примерному семьянину, как он, негоже лезть в подобные авантюры.

– А где эта самая… как её… Баба Яга? – опасливо огляделся по сторонам Междупальцев и, наконец, спустил ноги с кровати.

– Чёрт её унёс, наверное, аферистку эту! – мрачно проворчал Степан Борисович и тоже принялся вставать.

После вчерашнего бурного застолья обоим было немного не по себе. Всё-таки бесконтрольное употребление крепких спиртных напитков под вкусную, хоть и жирную пищу никогда не остаётся без последствий. И хоть наши друзья вовсе не были адептами здорового образа жизни, лишний раз они убедились, как вредно много есть и пить, особенно на ночь.

Тем не менее, Хорохорин, как человек строгих, раз и навсегда устоявшихся правил, заявил:

– Не мешало бы позавтракать. Я с утра всегда голоден.

– Тебе вчерашнего мало было? – слабо улыбнулся Междупальцев и вдруг вспомнил шевелящегося поросёнка на блюде и летающего жареного лебедя. – Давай хотя бы разберёмся на трезвую голову, куда нас занесло. А то, чувствую, мы и сейчас ещё из этой передряги не выбрались.

– Что предлагаешь?

– Сперва надо выяснить, где находимся. Что-то это не очень напоминает окрестности аэропорта… Предлагаю лёгкую утреннюю пробежку. Заодно найдём какую-нибудь речонку или ручеёк и умоемся.

Хорохорин недовольно оглянулся и сдвинул брови:

– А куда делись наши сумки и портфели? А одежда?! Мы же остались, извиняюсь, в одних трусах и майках.

– И с этим тоже нужно разобраться. Хотя, сам посмотри, как тепло вокруг – не замёрзнем…

Хорохорин минутку постоял, потом, вздохнув, побежал за другом, который уже резво семенил по полю среди ромашек, по-заячьи перепрыгивая через редкие кустики и высокие травинки.

Долго ли, коротко ли бежали друзья, но не успели и оглянуться, как путь им преградила неширокая река с пологими берегами в зарослях камыша.

– Тут и искупаемся! – обрадовался Междупальцев и принялся стаскивать майку.

– Что-то у берега вязко, как бы не утонуть. Болото какое-то! – заосторожничал Хорохорин, почёсывая мохнатую сибирскую грудь, но уже не так грозно. Чувствовалось, что ему предстоящее купание по душе. – Эх, была не была!

Пока Междупальцев зябко ёжился, стоя по колено в прохладной утренней воде и пытаясь унять невольную дрожь, Хорохорин разбежался и с утробным рёвом нырнул. Прошла минута, другая, круги на поверхности разошлись, а он всё не выныривал. Фёдор Викторович уже начал не на шутку волноваться, даже в мыслях теперь не предполагая погружения в воду, но тут у противоположного берега с шумом вынырнул товарищ и громогласно закричал:

– Ничего не понимаю, Федя! Ты только посмотри, это не вода, а самое настоящее парное молоко!

Междупальцев недоверчиво глянул на воду, которая и в самом деле имела какой-то молочно-белый цвет, потом наклонился и зачерпнул горсть.

– И в самом деле, молоко! – он пил и причмокивал, но на лице его было написано крайнее изумление. – А жирное какое! На наше трёхпроцентное не похоже. Вполне на сливки потянет… Ну, и чудеса!

– Здорово-то как! – радовался Хорохорин, выписывая размашистыми саженками круги по молоку. Наплававшись вдоволь, он подплыл к барахтающемуся у берега товарищу и попробовал встать на ноги. – Не пойму, что тут у берега, – он зачерпнул горсть маслянистой красноватой жидкости со дна и понюхал. – Кисель какой-то…

– Ну-ка, ну-ка! – Междупальцев макнул палец в красную жижу и облизал. – И в самом деле, кисель! Притом отличный, вишнёвый…

Конструкторы выбрались на берег и присели на корточки. Всё ещё слизывая кисель с ладони, Междупальцев сообщил:

– Догадываешься, Стёпа, что это такое? Это же молочная река с кисельными берегами. О ней во многих сказках говорится. Помнишь, в каких?

– Издеваешься, что ли? – лениво протянул Хорохорин и вдруг подскочил, как ужаленный. – Опять ты про сказки вспоминаешь?! Мало нам этой сумасшедшей старухи! Ну что за наваждение?!

– Разве ты ещё не понял, где мы находимся? Хочешь верь, хочешь нет, но это так. Не наврала старуха… В сказке мы с тобой, Боря, в сказке, и это факт!

Хорохорин в сердцах сплюнул, но осторожно, чтобы не попасть плевком в молочную реку или кисельный берег, и стал мрачно грызть травинку. Потом принялся натягивать майку, но Междупальцев сыто, как кот, растянулся на бережке, подставляя солнечным лучам то один бок, то другой, и сладко щурясь, мечтательно произнёс:

– Я, кстати, очень люблю молоко. Это напиток напитков! Вот бы мне такую молочную речку, да чтобы рядом с домом была и во двор затекала. Я бы закуточек для сметаны оборудовал и маслобойку приспособил. Понадобилось, скажем, свежего масла утром для бутерброда, вышел во двор, и на тебе – пожалуйста, кушай на здоровье. Мечта!

– А потом, небось, работу бросил бы и на своём молочном заводике нетрудовую копейку зашибал бы – молочком торговал бы и киселём консервированным, да? – съязвил Степан Борисович. – Куркуль ты, Федя, все твои интересы крутятся вокруг личного обогащения! Я давно за тобой это замечал.

– Что в этом плохого? Чем тебе маленький молочный заводик не угодил?

– Плохо от такого жирного молока тебе не станет? – не унимался Хорохорин, всегда с недоверием поглядывавший на частное предпринимательство.

– Ни в коем случае! – Междупальцев скосил глаз на товарища и вздохнул. – Только такое, к сожалению, реально лишь в сказке… А молочко я с детства уважаю. Помню, как мой батя корову держал, и я пацанёнком её пас на лугу. Вот жизнь была замечательная – весь день на свежем воздухе, и всегда под рукой натуральные продукты. Никакой химии даже близко не было… И на что в итоге свою розовую мечту променял? На унылое ежедневное прозябание в бюро и изобретение всякой чепухи, от которой если и есть кому-то польза, то их ещё поискать надо… А выговоры и погоня за премией? А испорченные нервы? А паршивая еда в нашей столовой?.. Кто меня только надоумил губить в таких нечеловеческих условиях свою бесценную жизнь? Не понимаю…

Хорохорин презрительно глянул на друга и покачал головой:

– Знаешь, кто ты? Ты – самый что ни на есть меркантильный тип, и я поначалу даже подумать не мог, что ты таким окажешься! Откуда ветерком повеяло, туда и хвост поворачиваешь! Попил жирного молочка с кисельком – и продал душу… этой Бабе Яге! Мало же ей понадобилось усилий, чтобы тебя совратить. Гнильца в тебе, Федя, всегда была – я это давно подозревал, но молчал. Вот она и проявилась… Впрочем, я тебя не неволю, можешь оставаться здесь навсегда. А мне эта частнопредпринимательская речка нисколько не интересна. Я ухожу.

– Ну, разошёлся! Пошутить нельзя! Погоди, я с тобой, – Междупальцев мгновенно подхватился и стал натягивать майку на влажное тело. Едва поспевая за быстро шагающим другом, он недовольно ворчал: – Конечно, для некоторых молоко – не напиток. Им коньячную реку подавай, да чтобы берега были из жареных поросят – тогда этим некоторым ничего другого для полного счастья не надо. Тоже себе, правдолюб…

Хотели было наши конструкторы вернуться к своим кроватям с пуховыми одеялами и поискать брошенную где-то рядом одежду, ведь не бродить же по незнакомым окрестностям в таком непотребном виде, да не тут-то было. Не было больше никаких кроватей, хоть весь луг из конца в конец обойди. Поискали они ещё некоторое время, запыхались, голые ноги о жёсткие колючки искололи, потом присели на какую-то кочку и пуще прежнего друг на друга надулись.

– Это всё из-за тебя, мелкий собственник! – ворчливо гудел Хорохорин. – О молочке, видите ли, размечтался! И твои утренние разминки – из этой серии. Оделись бы, не торопясь, и поискали бы, в первую очередь, где худо-бедно позавтракать, а потом принялись бы ситуацию разруливать. А так – сколько времени напрасно потеряли… Но нет – подавай ему молочную реку с кисельными берегами и к ней закуток для сметаны! Что теперь делать будем? Как людям в таком обличии на глаза покажемся?

– Не всё так плохо, – слабо оправдывался Междупальцев, – хоть молочка попили, а иначе совсем голодными остались бы.

Огляделись друзья вокруг, а солнце незаметно уже в зенит поднялось, полдень близится. Да и молоко, если говорить честно – не тот завтрак, к которому они привыкли. Ведь всем давно известно, что на молоке да на киселе ни один уважающий себя инженер-конструктор долго не протянет. Мясо ему с гарниром непременно подавай, и никого не интересует, что медицина пугает мясоедов преждевременным старением и всевозможными болячками. Влачить долгое и унылое вегетарианское существование мало кому из серьёзной публики по нынешним временам интересно.

– Пошли хоть в лес, – предложил Хорохорин и указал на горизонт. – Всё равно, от сидения на одном месте толку мало. Да и в тени лучше будет. Чувствуешь, как солнце припекает?

– И то верно, – отозвался Междупальцев, – под деревьями хоть шалаш какой-никакой соорудим. А то сколько нам ещё придётся блуждать, пока куда-то выйдем? И, опять же, в лесу грибы, ягоды…

– Снова ты за своё?!

– Я всего лишь говорю, что на одном месте сидеть – гиблое дело. Да и время не ждёт, и так почти полдня потеряли… Помнится, читал я в одной книжке, как попали путешественники на остров, населённый людоедами…

– Ну, уж это ты брось, – вздрогнул Хорохорин и огляделся вокруг. – Нам только людоедов тут не хватает. Бабы Яги с её артистами тебе мало…

Не успели наши друзья и сотни шагов сделать, а лес уже перед ними. Всё-таки сказка не заканчивалась, и фантастические вещи продолжали происходить непрерывно.

Мохнатые ели обступили наших конструкторов, ветками разлапистыми цепляют за руки. Кустарник густой повсюду шевелится, мешает проходу, мёртвые сучки под ногами, как живые, потрескивают. А деревья с каждым шагом выше и выше, кроны свои смыкают над головами, и солнышко всё реже сквозь листву лучиками пробирается. Откуда-то из дальних болот уже прохладным ветром дохнуло, а с ним и запахом тины потянуло. Скоро и вовсе похолодало так, что топать дальше в одних майках совсем уже никуда не годилось.

И ведь совсем немного друзья прошли по лесу, а из сил выбились и запыхались с непривычки. Когда же от холода и сырости кожа гусиными пупырышками покрылась, окончательно приуныли. Страшно в незнакомом лесу, ни души вокруг, и даже на слабые их крики никакое, самое захудалое эхо не отзывается. Мало ли что может приключиться с незнающим человеком в такой глухомани заповедной…

День, тем не менее, потихоньку к вечеру клониться начал, а казалось, только-только было утро. Тут уже не до выяснения отношений. Принялись проклинать конструкторы судьбину свою горькую и сетовать в один голос на то, что если в ближайшее время никто на помощь не придёт, то придётся закончить им жизнь в этом гиблом и мрачном месте.

Когда же окончательно выбились из сил и присели на какие-то пеньки, то рассорились совсем в пух и прах. Начали друг друга во всех смертных грехах винить, вспоминать давно забытые обиды, а признаваться-то в собственной неправоте, если таковая была, всегда несладко. Никому не хочется быть виноватым, а побеждает всегда тот, кто более искусно может сделать своего оппонента козлом отпущения. Хотя в сегодняшней ли неприглядной ситуации об этом рассуждать?

Хорохорин по давней своей привычке принялся обличать и выводить на чистую воду всех подряд, даже тех, кого здесь нет, потом припомнил Междупальцеву столько нелицеприятных вещей, что тот, несмотря на свою неистощимую говорливость и умение любого заткнуть за пояс, обиженно замолк и даже смотреть в сторону приятеля больше не захотел.

Не проронив ни слова, поднялись они и пошли дальше порознь, но далеко друг от друга не отходя, потому что, не ровен час, потеряешься в дремучей чаще, и тогда уже, прав ты или виноват, никому интересно не будет – сгинешь в этой чащобе ни за понюх табаку.