Текст книги "По следу (Рассказы)"

Автор книги: Лев Линьков

Соавторы: А. Джанаев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

Начальник замолчал. Дед не хотел мешать его думам и рассматривал сверкавшие бриллианты.

– Я сам должен доставить шпиона в Никольск-Уссурийск, – сказал вдруг Кузнецов. – Я завтра тоже поеду… И насчёт твоего друга Син Хо вопрос решим попутно. Голубев останется за начальника заставы. Молод, горяч, но, я думаю, справится…

– Я ему помогу, – сказал Фёдор Иванович.

– Ты же уезжаешь, – удивился чекист. В душе он очень хотел, чтобы партизан побыл на заставе до его возвращения, и обрадовался, что тот сам, без уговоров, решился на это…

Кузнецов уехал четвёртого марта. С ним отправились два пограничника и Син Хо с сыном. В середине маленького отряда ехали три контрабандиста и японец. Руки их были связаны.

А восьмого марта Голубев сообщил Деду, что утром на маньчжурской стороне кто-то жёг костры.

– Надо глядеть в оба, – озабоченно сказал Фёдор Иванович. – Это не иначе, как Назаров.

Вечером Голубев уехал на границу. Кротенков наработался за день на ремонте сарая, устал и прилёг в комнатушке Кузнецова на устланный кедровыми ветками топчан.

Спать не хотелось, и он ворочался с боку на бок и всё думал и думал о Сучане, с жене с сынишкой, о том, что все его товарищи по партизанскому отряду давно возвратились к своим семьям и на шахты, а он застрял в тайге.

Наступала весна. Ещё не начали таять снега, по ночам прихватывали морозы, а над падями уже разносились голоса лебедей-кликунов. На полыньи озера опускались стаи рыболовов-бакланов. Не замедлили появиться и голенастые китайские журавли.

«Скоро цапли с ибисами прилетят, – прикидывал Федор Иванович, – проталины образуются, а там болота окончательно отогреются, всё размокнет – и не выберешься отсюда до самого мая. Скоро ли обернётся Кузнецов?.. Даша всё, поди, плачет, а может, и плакать перестала», – Фёдор Иванович представил вдруг, что не он, а кто-то другой любовно смотрит в её глаза, и хоть тотчас мысленно обозвал себя дурнем – не такой человек Даша, – а всё-таки не мог уснуть, поднялся с топчана и направился в канцелярию.

Семилинейная лампа была прикручена – керосин в тайге дороже золота! – и еле освещала небольшую комнатушку. На стене висела схема участка заставы. Чертил её, пользуясь советами Деда, сам Кузнецов. До гражданской войны он работал фрезеровщиком на московском заводе Михельсона и умел чертить.

Кроме Деда и дежурного, на заставе находилось ещё трое бойцов – двое спали, третий стоял часовым на дворе. Остальные пограничники были в нарядах на участке.

Дежурный, с явным трудом сдерживая зевоту, перечитывал роман Войнич «Овод». Это была единственная художественная книга на заставе, и даже Дед выучил ее почти наизусть.

– Ко сну клонит? – сердито спросил он.

– Клонит, – признался дежурный.

– А ты книгу-то брось и голову в ведро окуни, – посоветовал Фёдор Иванович. – Часового давно проверяли?

– Полчаса назад.

– Пора ещё раз проверить.

Кротенков вышел во двор. Темнота была кромешная, и Дед с трудом увидел часового Гладышева.

– Кругом ходишь?

– Кругом, – прошептал Гладышев. – Всё в порядке…

Фёдор Иванович вернулся в канцелярию и порекомендовал дежурному разбудить спящих бойцов.

– Неровен час, что случится. На улице зги не видно!

Минут через двадцать Дед решил снова проверить часового и вышел в коридор. Привычно придерживаясь за стенку, он направился в сени и остановился, услыхав чьё-то сдержанное дыхание.

– Сдавайся, во имя господа! – хрипло прошептал кто-то, обдав Деда перегаром. Коридор осветила яркая вспышка, и Деда ударило в плечо. Он пошатнулся, однако не упал, а, наугад вытянув руку, уцепился за ствол винтовки, которую держал неизвестный человек, рванул её, и тот повалился на Кротенкова, сквернословя и крича кому-то: «Давай сюда, давай!..»

Фёдор Иванович не выпускал врага. Наконец, ему удалось схватить его правой рукой за горло, а пальцами левой ткнуть в глаза. Враг взвыл.

В коридор выскочили дежурный и двое бойцов. Одновременно распахнулась дверь из сеней. Новые вспышки выстрелов осветили коридор.

«Назаровцы!» – подумал Фёдор Иванович, с трудом поднимаясь на ноги, и выстрелил в дверь из отнятой у врага винтовки.

Выстрелили и пограничники. Снова кто-то взвыл, кто-то упал, свалив стоящие на лавке вёдра. Дверь захлопнулась.

– Исаков, к окошку в казарме! Панюшкин, в канцелярию! Морозов, у дверей! – скомандовал Дед: он понял, что застава окружена. «Хорошо мы придумали, что сделали изнутри ставни с бойницами!» – мелькнула мысль.

В это время лежащий на полу бандит схватил его за ноги. «Недобитый!» – Фёдор Иванович ударил прикладом вниз…

Трое пограничников и партизан до рассвета отстреливались от бандитов. На рассвете прискакал Голубев с пятью бойцами. Банда бежала.

Часового – бандиты подкрались к нему сзади и прикончили ножом – похоронили неподалёку от заставы под пихтой.

На прибитой к стволу дерева дощечке Голубев написал большими печатными буквами: «Питерский пролетарий, красный пограничник и большевик – Степан Гладышев. Погиб на боевом посту от злодейской руки врагов народа 9 марта 1923 года. Вечная память тебе, дорогой товарищ!..»

Когда вернулся Кузнецов, рана у Фёдора Ивановича уже поджила, он свободно владел рукой и на радостях так сжал руку начальника, что тот невольно поморщился.

Фёдор Иванович подробно рассказал Кузнецову обо всём, что случилось на заставе в его отсутствие. Помимо нападения назаровцев, пограничникам пришлось выдержать бой с бандой Шубина. Кроме того, всё тот же Панюшкин задержал ещё двух контрабандистов.

– Словом, особенно долго спать было некогда, – закончил Дед свой отчёт.

– «Мы – солдаты на боевом посту», так нам говорил товарищ Дзержинский, – сказал Кузнецов. – Знаешь, кто такой твой японец? Очень крупный шпион.

Жил во Владивостоке с девятьсот третьего года. Прачкой в порту работал, а перед тем окончил академию генерального штаба. Он получал задания от самого генерала Ямато – командующего оккупационной армией. Шпион шёл к Назарову с директивой насчёт объединения банд в большую ударную группу. Никому не решился доверить это дело.

– Выходит, хорошо, что он у меня кабанов спугнул! – удовлетворённо проговорил Дед.

– Очень даже хорошо! – подтвердил Кузнецов. – Да что же ты не интересуешься судьбой Син Хо? Ему предложили на выбор – или жить в своей фанзе, или поехать на остров Аскольда: мы там создаём питомник чернобурых лисиц.

– Ну, и как он?

– Поехали оба на Аскольд: и он, и сын. Кстати, я давно тебя хочу спросить, что это за штука такая «тысяча смертей»? Помнишь, ты говорил, что Син Хо спас тебя после «тысячи смертей»?

– Игра самурайская, – хмуро сказал Кротенков – Поставят тебя к стенке, выстроят против взвод солдат. Офицер взмахнёт платочком: «Пли!» Ружья грохнут, а ты жив останешься: они холостыми стреляли. Потом опять на допрос поведут. Пытают, пытают, видят, толку от их иголок да шомполов мало – к виселице приговорят. Повесят, у тебя уже глаза на лоб вылезут, и в это время перережут верёвку – живи. И опять на допрос, опять иголки и щипцы в ход пошли. Молчишь? Решат голову отрубить, на плаху положат, палач подойдёт, размахнётся и ударит топором перед самым носом… И всё в таком роде. Который человек здоровьем слабый, у того сердце не выдержит, разорвётся. Это у самураев называется пыткой «тысячи смертей».

– Изверги! – Кузнецов покачал головой. – Неужели ты всё это перенёс?

– Пришлось, – спокойно ответил Фёдор Иванович. – Я тогда из тайги в подпольный губком партии пошёл, а шпики меня на явочной квартире накрыли. Ну, в общем, короче-то говоря, когда я из тюрьмы убежал и добрался до тайги, меня Син Хо укрыл у себя и вылечил.

…В ночь начальник заставы и Кротенков направились к границе проверять посты.

Они долго ехали, не разговаривая. Дед первым нарушил молчание:

– Ты, товарищ Кузнецов, напиши в Никольск-Уссурийск насчёт меня: пусть зачислят в твои помощники.

– Напишу, – ответил Кузнецов. – А ты бороду сбрей, завтра чтобы её не было. Не к лицу пограничнику с такой страшенной бородой ходить. Чего ради раньше времени в старики определился?!

Они проехали молча с версту, и Кузнецов спросил, словно только сейчас подумал об этом:

– А как же с отдыхом твоим будет?

– Какой там отдых! – разгорячился Фёдор Иванович. – Разве положено солдатам в такое время отдыхать?!