Текст книги "Веридикт (СИ)"
Автор книги: Лета Ли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 17 страниц)
Глава 8. Инженер
– У тебя что, языка нет? – сокрушался Алес Роз, заворачивая в узкий проулок в нескольких домах от трактира. На расстоянии двух вытянутых рук позади, словно на поводке, болталась икающая Меральда.
– А у вас что, глаз нет? – прорезавшимся голосом огрызнулась она.
– Та девчонка уже второй день глушит там дешёвое пойло, а патологически грустные дамы портят мне аппетит.
– И как, успели поднять друг другу настроение? – студентка понимала, что начинает откровенно хамить, но, не видя лица собеседника, сложно было сдержать порыв.
– Успели, – со смешком раздалось впереди. – Лун через семь стану отцом.
Улочка закончилась и они поравнялись, продолжая двигаться по краю мостовой. Девушка промолчала – развлечения официального фаворита королевы её никак не касались. Только дыхание спёрло, то ли от быстрой ходьбы, то ли от повторного осознания того, что едва не произошло в трактире. Интеллигентного вида супруги, а может и не супруги вовсе, собирались похитить невесту для своего сына. Без Алеса она бы так и не попала на борт экспресса, застряла бы на обочине мира, как беспомощная муха в капле янтаря. Неужели комиссариат всерьёз расследует кражу книг, когда у них из-под носа пропадают люди?
– Её парень из местных. По-хорошему ей следовало бы посетить нашего доблестного лекаря в красном. Но они составили ветки до четвёртого колена и не нашли близкородственных связей. Фармация не станет так заморачиваться и просто заберёт младенца, если узнает, что оба родителя – коренные миражийцы. А так, при условии чистых генов, у неё есть шанс на счастливое материнство.
Меральда стянула шляпу и на секунду застыла, уставившись на широкую спину профессора. Действительно, ветер. Шальной, порывистый, переменчивый, зачастую хлёсткий и колючий, буйный, неугомонный, а иногда наоборот – мягкий, игривый, весёлый и вкрадчивый, а для кого-то ещё и попутный.
– Что будет, если генетики решат проверить ваше родство с новорождённым? – она взялась за раскатывание рукавов, сложив свёрток с покупками на узкий подоконник.
– К тому времени, как они отловят меня для забора образца, им придётся признать малыша здоровым. Я ведь очень занятой человек, целых два часа в неделю, помнишь? А дальше уже не имеет значения, кто там отец, брат или сват. Извините, ошиблась, – тоненько передразнил он. – Ошибиться – не значит соврать.
Пожав плечами, профессор выпотрошил висящий на крючке плащ – девушка наконец разглядела скрытые в подкладке карманы, – и перебрался в гостиную. Ученица разулась, хотя её ноги были ненамного чище обуви. Алес достал огромную кастрюлю, наполнил водой и водрузил на плиту. Расстелил отрез на обеденном столе и ловко порубил на квадраты, чаще кособокие, но это и не имело значения, ведь они не собирались сшивать из них полноценную книжку.
– Где вы научились крахмалить вещи? – Меральда привела себя в порядок, надела обновки и теперь от безделья перебирала лоскутки, пока профессор готовил раствор. Дубовую столешницу покрывали мелкие царапины и потёртости, как немые очевидцы холостяцких ужинов без всякого намёка на скатерть.
– Помогал няне замачивать бельё.
– Прямо во дворце?
– Прямо во дворце, – Алес махом собрал рассортированные по размеру стопки и с особой запальчивостью отнял у неё кривой ромбик, который та задумчиво крутила в руках, решая, к какой кучке отнести.
– На тёмной ткани будут видны разводы от крахмала, – менторским тоном сообщила студентка, примащиваясь щекой к деревянной поверхности. С такого ракурса было удобнее рассматривать спинки тяжёлых стульев, обитые кожей так давно, что она приобрела благородный оттенок патины. Судя по всему, камней стабильности в городе тоже не было.
– Ничего, просто посильнее дави на мел.
Уставшие и голодные, они не стали заниматься сервировкой и умяли подостывшие порции прямо из контейнеров. Совместными усилиями разложили кусочки ткани вдоль буфета, на голом полу, и целиком устлали ореховый паркет в коридоре. Любуясь безвкусной траурной мозаикой на стыке со светлым ковром, будто от пристальных взглядов этот дизайнерский объект высохнет быстрее, они синхронно рухнули на диван. За окнами темнело, пасмурное небо теряло по полтона каждые несколько секунд.
– Профессор, у вас есть ещё какие-нибудь идеи? Я не стану важным свидетелем просто оттого, что назову общеизвестный факт – Вертигальд не пересекал порог библиотеки.
– Да неужели, – иронично фыркнул тот. – Передумала доказывать фиктивность книг? Отсутствие состава преступления – идеальный повод снять все обвинения и закрыть дело прямо в зале суда.
Конечно, он издевался. А Меральда терпела, до боли прикусив губу, чтобы не ответить что-нибудь резкое. Может, она и сглупила, приняв во внимание дикую версию человека, которого все вокруг сочли сумасшедшим. Но с другой стороны, это ведь историк Ван Орисо, уважаемый член Коллегии профессоров, преподаватель Солазурского Университета и бесспорный любимец студентов. Его повествование было выверенным, логичным. Разве безумцы придумывают обоснование для каждого своего умозаключения? Они просто говорят, что небо падает, книги ненастоящие, а вместо рук у них пережаренный омлет.
– Прости, орешек, у нас нет времени, чтобы провести полноценное расследование, – Алес зевнул и сполз пониже, пристраивая голову на мягком подлокотнике. – Иначе можно было бы поискать предмет, раскроивший череп твоему другу. Повторно опросить свидетелей – люди куда более сговорчивы, когда рядом нет крылатых выкормышей комиссариата. Найти того охотника, раз уж он проходил так близко, то вполне мог что-нибудь услышать или увидеть, если прям очень повезёт. Эти книжные воришки слишком нервируют Галиарда Первого, а братцу только дай повод выслужиться перед королём. Уверен, не будь у него столь явных зацепок, в туман отправился бы тот из вас, кто лебезил перед ним меньше остальных. Психология бастарда, лишённого права наследования.
Профессор изложил всё это в скучающей, ленивой манере, и Меральда почти поверила. Чтобы вернуть себе своё мнение, девушке пришлось зажмуриться и несколько раз прокрутить воспоминание, где герцог Хари с равнодушием мертвеца протягивал ей платок. Возможно, он любит своего отца – насколько муляж человека вообще способен любить, – но не стал бы ради родительского успокоения отдавать под суд первого попавшегося. И уж точно плевать он хотел на уровень чьего-либо пресмыкательства, для этого ему сначала надо научиться элементарно замечать людей. В любом случае открытая ненависть к брату не делала Алеса плохим – никто не застрахован от внутрисемейных конфликтов.
– Съездите со мной завтра в таверну? Мне нужно поговорить с Ионой Флетчберг.
– С храброй инженеркой? Валяй. О чём будете беседовать?
– Хочу узнать, чем она занималась в архиве и почему оказалась среди задержанных. Сами сказали, свидетели охотнее делятся информацией с теми, кто не носит белый мундир. И кто-то должен предупредить её о миражийских методах добычи иногородних невест.
– Не драматизируй, силком тебя никто бы не потащил.
На самом деле, Меральда не рассчитывала на показания Флетчберг, ей нужна была оценка случившегося с точки зрения инженера. Не зря в Академии преподают такой предмет, как криптография. Само его существование допускает наличие способов обмануть нейроинтерфейс. Если архангелы беспрепятственно изымают трансляции с чужих браслетов, может, некий умелец придумал обратную программу и подбросил Хотису снимок? Её не оставляло чувство, что Алес Роз что-то знает об этом недочёте в безопасности передачи данных и именно поэтому старается как можно реже надевать синк.
Пока она размышляла о недоступных ей технических тонкостях, профессор заснул. Лоскутки были ещё немного влажными и, чтобы тоже не задремать, девушке потребовалось чем-то себя занять. Приглушив свет, она сбегала в гостевую спальню и принесла для Алеса одеяло. Без своих многочисленных масок, расслабленный, утонувший в обличающей первобытности сна, он был похож на растерянного мальчишку. Хотя почему похож? Он и был им. Несмотря на то что давно вырос, возмужал и добился успеха, Роз всё равно оставался напуганным ребёнком, в одночасье лишившимся матери. И тщательно прятал его под слоями нездорового цинизма, словно позорное клеймо. Когда он лежал вот так, мятущейся душой наружу, робкий и потерянный, Меральде хотелось обнять его, погладить по волосам и пообещать, что всё непременно будет хорошо, как поступила бы с ней её мама. Предательские пальцы едва не коснулись линии скул, но студентка опомнилась и отдёрнула руку.
Досушив кусочек ткани на термалитовой плите, она устроилась за столом и неловко зажала мел всей пятернёй. Запись получилась размашистой и корявой, к концу суррогатной страницы суставы разболелись с непривычки. Второй ладонью девушка припечатывала жёсткую ткань за уголок, чтобы та не ёрзала по дубовой поверхности. И давила так сильно, будто проверяла, что сломается первым – массив дерева или её запястье. На поиск нужной трансляции ушло бы всего несколько минут, но Меральда решила для наглядности переписать весь лист. По тем обрывкам, что она успела сравнить без помощи мела, уже угадывалась истина, однако студентка до последнего не желала её принимать. Размяла пальцы и исписала ещё десятки квадратов. Почерк постепенно улучшался, вмещая на примерно одинаковые лоскуты всё больше символов. Глаза распознавали идентичные буквы, включалась мышечная память и рука бегло заполняла пыльную черноту от края до края. В письменности было что-то успокаивающее, как и в любом деле, требующем скрупулёзности и полной самоотдачи.
Наутро ученица проснулась в кровати. Затёкшую шею слегка ломило, но в остальном она чувствовала себя отдохнувшей, лёгкой и какой-то пустой. В голове не было ни единой мысли и, если бы с ней кто-то заговорил, то в ответ услышал бы собственное эхо. Она аккуратно заправила постель, приняла душ, уложила волосы и вышла в гостиную. Но стоило увидеть стопки размелованных лоскутков на столе, как спасительный вакуум внутри неё схлопнулся: девушка кулём осела на пол и заплакала. Она только сейчас со всей ясностью осознала, что до отбытия экспресса в Мареград осталось меньше суток, а ей совершенно нечего сказать правозащитникам. Прошлой ночью оборвалась ещё одна ниточка. Меральда ревностно осматривала каждую точку, каждый штрих, пока всё вокруг не превратилось в смазанное пятно от неперестающих слёз. А потом уснула, упёршись лбом в ворох бездарно испорченного тряпья, убеждённая ордой печатных фактов в полоумии профессора Вана Орисо.
– Чего ревёшь? – своим появлением Алес заполнил всю комнату неуместной жизнерадостностью, дешёвым фарсом по сути. Его лицемерие носило хронический характер, но сейчас, когда внешние проявления их чувств заняли противоположные концы розы ветров, девушке захотелось сделать ему по-настоящему больно. Содрать эту улыбчиво-снисходительную маску, вывернуть наизнанку и перебирать оголённые нервы, точно струны, пока правда не смоет остатки спеси с его лица. Ткнуть, как нашкодившего котёнка, в собственную ненужность. Брошенный матерью, сосланный из роскошного дворца в трущобы, ненавидимый братом и невостребованный в профессии, он таскался за каждой юбкой, подменяя желанием и страстью само понятие любви. Но ни одного слова так и не сорвалось с её языка. Меральда сидела, упёршись коленями в пушистый ковёр, и только громче захлёбывалась рыданиями. Когда профессор наклонился, чтобы помочь ей подняться, она замолотила руками по его груди и плечам в отчаянной попытке причинить боль любым доступным способом. Ладошка с характерным звоном врезалась в небритую щёку, и в следующую секунду ученица уже лежала навзничь, придавленная весом мужского тела. Запястья сковало мёртвой хваткой, впечатав их в мягкий ворс по обеим сторонам от головы. Знакомый стальной взгляд не предвещал ничего хорошего. На лезвии скулы проступало малиновое пятно. Опасаясь, что Роз снова её поцелует, Меральда втянула губы, для надёжности стиснув края зубами. Живот по-прежнему сводило плачем, а ноздри раздувались, силясь втянуть и выпустить как можно больше воздуха в промежутках между всхлипами.
– Умная девочка, – похвалил её Алес, впрочем, без насмешки. – Дыши носом. Так проще успокоиться.
Он перенёс обмякшее тельце девушки на диван, а сам пристроился рядом, на краешке. Подозрительно нахмурился, откидывая прядь с побагровевшей щеки, и строгим родительским тоном повторил вопрос:
– Что случилось?
Поперёк горла встал жёсткий, давящий комок. Студентка боялась, что истерика возобновится, стоит ей попытаться протиснуть через него любой звук. Поэтому просто зажмурилась, продолжая часто и глубоко дышать.
– Не можешь говорить?
Меральда кивнула.
– Запиши трансляцию. Голосовую, визуальную, полную, если хочешь. Давай, – раздался щелчок и холодный металл с настойчивостью преданного пса ткнулся в её предплечье.
«Ван Орисо был неправ» – говорилось в записке, но девушка не смогла сдержать эмоций. Слова пропитались горечью и безнадёгой, как обеденная салфетка пролитым супом.
– Загрузи свои библиотечные трансляции в картридж, посмотрю свежим взглядом.
Роз разместил прямоугольную пластинку на столе, включив открытую раздачу. Теперь он мог листать записи в точности как страницы книги. Меральда повернулась набок, поджав коленки и обхватив руками живот. Она наблюдала, как мужчина вдумчиво раскладывает карточки по столешнице, будто какой-нибудь пасьянс. Несколько раз подходил к ней, уточняя некоторые помарки, просил дорисовать испорченные влагой чёрточки, с дотошностью выводил углы и размытые линии. Девушке следовало исполниться благодарностью, но все чувства куда-то утекали через надсадно болящую брешь в центре груди. В конце концов, текстильная пародия на старинную рукопись превратилась во внушительную стопку, сложенную в правильной последовательности. Алес бережно подхватил её и, не говоря ни слова, вышел из комнаты. Вернулся уже с пустыми руками, опустился на корточки, прямо напротив ничего не выражающего лица ученицы, и скорбно покачал головой. Наверное, ждал, что Меральда снова на него накинется, но она лишь бесцветным голосом спросила:
– Что будете делать с тряпками?
– Не люблю оставлять улики. Постираю и отнесу няне, в большом хозяйстве всегда пригодится.
– Давайте я постираю, – студентка приподнялась, но Алес Роз удержал её за плечо.
– Лежи уж, восстанавливай нервишки. Нам ещё в таверну ехать.
Время ощущалось как река, прорвавшаяся через плотину. Оно неслось наперегонки с ветром, грохочущее, неуправляемое и безжалостное, а самое пугающее, что ни у кого не было шансов отстать. Время в сущности являло собой пятую стихию, первозданную и такую же опасную, как вода, огонь или воздух. Меральде казалось, что сломанной плотиной стала она сама, вынужденная считать секунды, каждая из которых стучала в голове тревожным набатом. Встретиться с инженером ей удалось уже после полудня. Иона забаррикадировалась в комнате и велела никого не пускать. Ученице повезло, ведь её спутник способен был договориться даже с химерой, чего уж говорить об опрятной хозяйке самого убыточного заведения в городе. Правда, сейчас, пока на втором этаже проживали туристы, харчевня на первом никогда не пустовала. И некоторые посетители с интересом поглядывали на девушку, наряженную в огромное чёрное пальто и со странным конусом на макушке. Близилось время обеда и Меральда вызвалась отнести кушанья замкнутой постоялице. Две подавальщицы и без того крутились по залу с вымученными, будто приклеенными, улыбками. Флетчберг открыла не сразу, сначала убедилась, что человек за дверью обладает женским голосом, а потом долго рассматривала прибывшую сквозь щёлку.
– Бесстрашная овечка, – резюмировала инженер, распахнула свой последний бастион, воровато огляделась и втолкнула девушку внутрь. Убедившись, что все замки надёжно заперты, она забрала у Меральды поднос и плюхнула на стол. Колченогий предмет мебели пошатнулся и ворчливо скрипнул. Он стоял поперёк комнаты, подпёртый с одной стороны кроватью, а с другой – стеной. Такие же шаткие стулья расположились у зашторенного окна и расстояние между ними предполагало, что раньше стол находился там. Иона забралась на койку с ногами и невозмутимо принялась за еду. На ней были широкие штаны с карманами и льняная безрукавка, волосы собраны в тугой пучок, а на лице – ни грамма косметики.
– Завтра, наконец, уберёмся отсюда, туман их всех сожри. Останешься? Можно будет спать по очереди, – Иона не глядя насаживала кусочки на вилку и торопливо жевала. Можно подумать, кто-то собирался отнять у неё тарелку.
– Женихи? – участливо поинтересовалась студентка, огляделась и села на крышку сундука. – У них проблемы с генофондом – город почти полностью изолирован.
Оконное стекло задребезжало, что-то несколько раз клацнуло, а потом с улицы донёсся крик: «Вы разбиваете мне сердце!». Меральда хихикнула, но тут же зажала рот кулаком, притворившись, будто просто прочищает горло. Невозмутимая Иона Флетчберг полоснула по ней таким взглядом, что ученица всерьёз забеспокоилась о своей безопасности.
– Моего друга обвинили в краже и я очень хочу ему помочь. Мне нужна консультация инженера, а вы – единственный инженер, с которым я знакома… – Иона молчала, нисколько не меняясь в лице. Сложно было понять, слушает ли она вообще. Меральда изложила только факты – Вертигальд физически не мог похитить книгу, а позже получил травму головы и потерял сознание, после чего архангелы нашли на его браслете компрометирующие снимки. – Возможно ли технически загрузить записи на чужой синк без ведома хозяина?
Флетчберг залезла повыше и вытянула ноги, продолжая безразлично крутить в руке грязную вилку. Ученица застыла в каком-то нечеловеческом напряжении, готовая срезонировать от любого слова, как сжатая пружина от неосторожного тычка.
– Я никогда не работала с синками, – призналась инженер и прежде, чем Меральда успела выдохнуть, добавила: – Всё, что я о них знаю, преподавалось на базовом курсе. Чтобы было понятно, синк представляет собой комбинацию металлов и камней, которые не могут функционировать друг без друга в полной мере. Веридикт распознаёт правду и ложь, он же взаимодействует с мозгом, воспринимает и передаёт информацию. Это даже не камень, а крохотная песчинка, добавленная в сплав. Основная часть браслета – просто металл, способный хранить данные, из него клепают картриджи. Для ограничения доступа датафлекс синтезируют с идентификатором, он делает слепок сознания в момент первого использования. Поэтому да, такое возможно. Если убрать из сплава идентификатор. В лабораторных условиях процесс займёт всего пару дней.
Девушки синхронно вздрогнули, когда в дверь поскреблись. Меральда хотела открыть, но Иона её опередила, шустро вскочив с постели с вилкой наперевес. На резонный вопрос «Кого там ещё принесло?» ответил тоненький мужской голосок: «Уборка номеров!». Флетчберг в сердцах пнула по запертой двери, послав псевдоуборщицу в известном направлении. Они обе уселись на сундук и почему-то перешли на шёпот.
– А картриджи для оплаты? Они принимают входящие трансляции, к тому же в точности определяют, от кого получен перевод.
– Это особенности картриджей, а не браслетов, – развела руками инженер. – Благодаря идентификатору, своими записями и веридиктом управляешь только ты.
– Но архангельские синки запросто копируют чужую информацию.
– Последняя разработка, в программе курса о ней ничего нет. Но, полагаю, тут дело не в составляющих – фармация вживляет хреновы браслеты прямо в руку. Выглядит крайне жутко. Заметила, как странно они себя ведут? Как заготовки на людей.
– Значит, гарнизон мог самостоятельно подбросить Хотису улики? – настаивала Меральда. Если, например, идеальные винтики правосудия подчиняются кому-то недостаточно идеальному.
– Не думала, что однажды буду объяснять основы инженерии кому-то без академического образования, – вздохнула Иона. – Понятие первоисточника существует не просто так. На самом деле, это не человек, а та самая железка, куда впервые записывается трансляция. Соответственно, корневые файлы можно отличить от сохранённых.
– И как это проверить?
– Подключиться и спросить. Камень правды и лжи, помнишь? Ценз легко распознаёт исходную правду.
– Тогда почему бы следствию просто не воспользоваться этим камнем, чтобы узнать, кто из подозреваемых врёт?
– Он не так работает. Веридикт – это как самый честный свидетель, знающий всего два слова – «да» и «нет», а вопросы ему можно задавать только трансляциями. Соответственно, на запись допроса он всегда будет говорить «да», подразумевая, что подследственный действительно отвечал так, как отвечал. Правильным вопросом может стать только трансляция происходящего, а не просто высказанные вслух воспоминания. Но человеческая память неспособна воспроизвести воспоминание с такой точностью, чтобы ценз подтвердил его правдивость.
Меральда замялась. Выходило, что её память была нечеловеческой, но студентке абсолютно не хотелось в этом признаваться. В конце концов, обычная девичья болтовня ни к чему её не обязывала.
– Так что у тебя за отношения с придверным ковриком королевы? – сухо спросила Иона. Даже откровенное любопытство не могло окрасить её размеренную речь интонациями.
– Профессор помогает мне в расследовании, – ответила чистую правду и густо покраснела, как будто её внутренний ценз давно разобрался в их партнёрстве и теперь пытался донести миру свою истину.
– Не вляпайся во что-нибудь эдакое. Алес Роз, конечно, красавчик, но обязательно воспользуется наивной дурочкой, как только найдёт ей применение.
– Кстати, о Розах. В Академии наверняка ходят слухи о пропавшем двадцать лет назад профессоре криптографии, это его мать?
– Так говорят, – пожала плечами Флетчберг. – Но не просто пропала, а перешла не ту дорожку. Сразу после её исчезновения, король признал Тобиэла Роза своим бастардом и взял братьев под крыло двора. Если это не попытка сберечь единственного сына от гнева королевы, то я – лемминг. А твой профессор во всей этой истории выглядит ещё противнее – спать с Грисель, зная, что она поспособствовала пропаже твоей матери…
Студентка прикинула даты в уме. Галиард Первый признал ребёнка, когда тому было восемь. Достаточный возраст, чтобы запомнить взрослые разговоры и впоследствии как можно реже пользоваться синком? Меральда не стала рассматривать версию с убийственной ревностью королевы Грисель. После встречи с Портным, она больше не могла доверять столичным сплетням – от дефицита информации их раздували до неузнаваемости.
– А кто из братьев старший?
– Честно – понятия не имею. Я бы решила, что они двойняшки, но в одном течёт королевская кровь, а в другом – кровь сапожника. Похоже, тебе следует подучить генеалогию, иначе Университет выпустит ещё одного паршивого историка.
Усилием воли Меральда проглотила рвущийся наружу протест. Собеседнице ни к чему знать, что факультет истории осведомлён гораздо хуже неё. Согласно лекторской программе, у младшего Хари нет брата, а имя матери нигде не упоминается. Маркиза Калмани никогда не существовало и неизвестно кого ещё постарались вычеркнуть из памяти следующих поколений.
– Погодки, наверное, – пробормотала девушка, отводя взгляд. – Я так и не поняла, что подразумевает криптография, если за передачу трансляций отвечают природные свойства руд?
– Подбор верной комбинации для производства картриджей, кореллирующей направленность и специфику деятельности, – как на уроке, ответила Флетчберг. – И давай закончим на этом. Там, походу, этот идиот опять в окно лезет.
Инженер грациозно перескочила через баррикаду в виде стола, прижалась спиной к стене и, подобравшись к зашторенному окну, аккуратно выглянула в щёлку. Раздался страшный треск, затем грохот. Иона ухмыльнулась.
– Водосток сломал, придурок. Надеюсь, товарищи отвезут его в здравницу, а я, наконец, высплюсь.
– Можно последний вопрос? – Меральда встала и теперь смущённо топталась у порога. Её собеседница перегнулась через стол и упёрлась кулаками в подбородок, всем своим видом выражая нетерпеливое внимание. – Почему гарнизон заинтересовался вами?
Флетчберг демонстративно уронила голову на столешницу, как если бы стрела вперилась ей в висок.
– В студенчестве я дружила с Аделари Алрат. Как раз до того момента, как она поехала в Архив и украла никому не нужный старый хлам. И нет, я не знаю и даже не догадываюсь, зачем она это сделала. Никаких предположений, ноль, абсолютная пустота.
Такая категоричность показалась Меральде странной, ведь о чём бы она ни заговорила, у Ионы на всё находилось своё мнение.
– А вы сами зачем туда поехали?
– Какого хрена я вообще тебе отвечаю? Я что, на допросе? – устало вздохнула девушка и выпрямилась, медленно утирая высокий лоб, – Слушай сюда, маленькая комиссарша. Я очень хочу, чтобы хоть кто-то в этом сраном мире мог уберечь своего друга от долбаного судилища. Но мне нечем тебе помочь. Я архитектор, и в тот день прибыла по поручению Академии для оценки технического состояния здания. Вот и всё.
– Аделари тоже была архитектором? – тихо уточнила Меральда, теребя в руках шляпу. Совсем недавно она намеревалась сорвать маску беспечности с физиономии профессора Роза, а теперь наблюдала, как плавится лицо непоколебимой Ионы Флетчберг. И чувствовала себя от этого ужасно, словно раз за разом тычет в человека раскалённой кочергой.
– Криптограф. Она училась на криптографа, – ответила инженер, тщательно сжимая губы после каждого слова.
Меральда вышла в пустой коридор и остановилась, в раздумьях затягивая ленты под челюстью в узелок. Щёлкнули замки. С обратной стороны послышался протяжный скрежет, а потом облупленная дверь затряслась, в такт доносившимся изнутри сдавленным всхлипам. Девушка поспешила убраться оттуда – в тишине ей было не так противно от самой себя. Теперь она знала, что нужно сделать, чтобы спасти Хотиса.
Осмотрев зал практически из-за угла и убедившись, что в нём нет достаточно крупных фигур, она подошла к стойке и улыбнулась румяной женщине, самозабвенно беседующей с профессором Розом.
– Хороший день! Не подскажете, в какой комнате остановился артист Том Мот из Вельхи? – и для убедительности занесла толстый валик рукава над платёжным картриджем. Алес мягко опустил кружку с сидром и с интересом уставился на спутницу. Похоже, ученица прервала его на середине какой-то гениальной шутки, сама того не заметив.
– Сожалею, но он выехал сегодня утром, – довольно дружелюбно ответила хозяйка, украдкой бросая восхищённый взгляд на посерьёзневшего блондина.
– Мне необходимо его найти, – к требовательному тону примешался отголосок отчаяния, и фраза прозвучала так, будто ребёнок за обедом канючил конфету.
– Помилуйте, Эбина! Вы знаете всех горожан как минимум в лицо, – с особым заискиванием вступил в диалог профессор. – Так с кем, говорите, он уехал?
– Да с этой охлынщицей, Вельдой Туркан. У неё несколько теплиц в северной части города. А овощи, все как один – гнилые!
Она бы ещё долго распиналась о качестве поставок бахчевых и салатных культур, но Меральда быстро перевела обещанный мист и настойчиво взяла Алеса под руку. Очевидно, хозяйка таверны не тешила себя надеждами, как лекарка Мольгрин, но всё равно прервалась и вздохнула, завистливо провожая парочку глазами.
Крепко держась за своё прикрытие от потенциальных ухажёров, студентка пересекла многолюдную площадь. Проезжая по ней впервые, она заметила лавку синковщика, он как раз приколачивал на фасад свежую вывеску. Этого вскользь оброненного взгляда хватило, чтобы запомнить местоположение лавки. Под осуждающее молчание профессора она купила несколько картриджей, а затем вышла на улицу и самостоятельно поймала карету. Однако от незнания города не смогла сформулировать конечный адрес.
– Северные теплицы, – перехватил инициативу Роз и пропустил даму в салон. Когда экипаж тронулся, а занавески оказались зашторены, он лениво поинтересовался, – Что-то нащупала?
– Не совсем. Я могу вам доверять?
Алес не ответил, только ухмыльнулся правой стороной рта, словно беззвучно говорил: «Это тебе решать, милочка». Меральда зажмурилась, тяжело и шумно дыша. В конце концов, он уже знал о её способностях, и то, как девушка собиралась их использовать, не вызывало в ней восторга. Скорее, лёгкую тошноту, страх и самоненависть.
– Я собираюсь подделать доказательства.
