Текст книги "Музыка страсти"
Автор книги: Лесли О'Грейди
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
Лалла молча смотрела на темное неспокойное море листвы, на серебристую ленту реки у подножия холма, вдыхая свежую прохладу ночи. Воздух, казалось, был наполнен смутным ожиданием чего-то. Она вспомнила себя маленькой девочкой – вот так же замирала она в ожидании начала праздничного фейерверка. Почему вдруг на ум ей пришли подобные ассоциации, Лалла и сама не знала. Она рискнула посмотреть на Грея.
Его золотистые волосы искрились серебром в отблеске лунного света, а профиль стал еще более жестким и неумолимым. У Грея было лицо человека, неколебимо уверенного в себе, и в то же время глубокие складки в уголках рта придавали всему его облику какую-то трагичность. Он был так привлекателен, так желанен, что у нее невольно перехватило дыхание.
Лалла положила руки на перила балюстрады – камень все еще сохранял дневное тепло.
– Какая чудесная ночь! – взволнованно проговорила она. – Звезды, словно пригоршни алмазов, рассыпаны по небу.
– Мне совершенно не интересны твои сентиментальные настроения, Лалла. Оставь меня в покое, – отрезал он.
Его резкий тон неприятно поразил, однако она продолжала:
– Но разве в такой вечер мы не можем испытывать сентиментальных настроений?
– Я вообще не просил тебя составлять мне компанию, Лалла. А если тебе не нравится мое настроение, будь любезна, оставь меня в одиночестве.
– Но это было бы слишком просто. Не так ли?
Грей с раздражением посмотрел на нее:
– Ну что тебе нужно от меня, Лалла? Говори же!
Она подняла глаза и неожиданно ощутила, как со дна ее существа поднимается жар, готовый разгореться подобно маленькой искорке, перерастающей в пламя. Она постаралась побороть чувства, боясь их, но неумолимо и безотчетно придвигалась все ближе к Грею. Она понимала, что должна избегать его, иначе потом будет слишком больно, но ничего не могла с собой поделать. Искушение было слишком велико.
Лалла с трудом взяла себя в руки.
– Я хотела поговорить о Сиднее Кейне.
– Это тебя не касается.
– Нет, касается! – в бешенстве закричала она. – Человек, можно сказать, чуть не задушил меня, а я должна молча наблюдать, как теперь он будет издеваться над Дейзи!
Грей насупил брови.
– При чем тут Дейзи?
Лалла тут же пожалела, что слова эти сорвались с ее языка, и лихорадочно стала придумывать, как бы выйти из положения.
– Ну… он может опубликовать в своей газете грязную ложь о вашей семье. Представляю, как Дейзи будет расстроена!
– Ты, наверно, плохо знаешь мою сестру. В газетах и раньше было немало лживых, порочащих меня статей, еще будет немало, я не сомневаюсь. Но Дейзи не так наивна, чтобы придавать им значение. Она только посмеивается над подобными заметками. В конце концов, мы не зря носим фамилию Четвин – наш род всегда отличался самолюбием и гордостью. Мы выше этого! – Он вскинул голову.
Конечно, Лалла не стала говорить Грею истинную причину того, почему опасалась за подругу. Ведь если бы полиция узнала, что Дейзи скрыла подробности побега Джейн, то ни гордость, ни самолюбие, ни высокомерие Четвинов не возобладали бы над законом.
Ей нестерпимо захотелось рассказать Грею историю с «Огненным изумрудом». Однако Лалла вовремя вспомнила, что дала Дейзи клятву.
От Грея не ускользнул ее порыв.
– Что с тобой, Лалла? – Его глаза впились в ее лицо, ловя каждое движение ее бровей и глаз. – Ты хотела что-то сказать, но передумала.
Девушка покраснела и отвела глаза.
– Я только хотела спросить, что ты собираешься дальше предпринимать против Сиднея Кейна.
– Я повторяю: это не твое дело.
Опять та же надменная поза, та же небрежность во взгляде, то же самодовольство. Это было невыносимо! Лалла медленно повернулась и посмотрела ему в лицо:
– Знаешь, почему я отказалась выходить за тебя замуж? Ты никогда не желал обсуждать со мной свои проблемы. Ты специально вносил сумятицу в разговоры о своих делах – просто ты не хотел делиться со мной! Ты мечтал только об одном – чтобы своим присутствием я украшала твои выходы в свет, но не более… – Она с трудом сдерживала слезы.
– А чего, собственно, хотела ты? Может, стать президентом одной из железнодорожных компаний? – злорадно усмехнулся Грей.
– Ах, ты даже не хочешь понять меня! – Лалла покачала головой. – Не о бизнесе я веду речь, мне не нужно этого. Я хотела лишь, чтобы ты нашел того близкого, самого дорогого человека, которому без оглядки можно доверить самые сокровенные тайны. Женщину, с которой бы ты разделил все радости и невзгоды своей жизни.
– Разделил? Доверил? Ты предлагаешь мне себя в этой роли? – Он повысил голос почти до крика. – Но я знаю, что на самом деле, Лалла, ты хотела бежать в Париж и изображать из себя художницу. Одинокую, но гордую!
Несомненно, столь ядовитые высказывания Грея о ее неудачах на ниве искусства звучали чрезвычайно обидно. С трудом сдерживала она гневные слова, готовые сорваться с уст.
– Хорошо! Пусть я уехала в Париж, но разве ты устремился за мной? Ты даже не попытался бороться за меня, как если бы я была самым дорогим тебе человеком! Ты не желал доказать мне свою любовь, свою преданность!
Глаза Грея насмешливо блеснули.
– Ах, вот когда я наконец услышал правду. – Он поджал губы. – Ты хотела, чтобы я бросился за тобой, как герой-любовник из дешевой театральной пьески? Чтобы, как юный влюбленный мальчишка, бросился тебе в ноги, умоляя не покидать? – Он отвернулся. – Ты, видно, плохо изучила меня, Лалла. Иначе бы не говорила подобных глупостей.
– О, Грей, никогда не ждала я от тебя низкопоклонничества. Просто мне нужно было, чтобы за меня боролись! Но видишь – стоило мне только исчезнуть из поля твоего зрения, как ты тут же нашел себе другие развлечения. Я просто исчезла из твоей жизни. Ах, Грей Четвин, не пытайся оправдаться. Ведь все эти годы, живя в Париже, я узнавала о твоих маленьких и больших победах, благо находились нью-йоркские знакомые, которые оказывали мне подобную услугу. А потом ты женился. Вот и все…
Она замолчала, и Грей уставился на нее тяжелым взглядом.
– Так-так, вот значит, какое я бессердечное чудовище. Так ты считаешь? – Вдруг, не добавив больше ни слова, он схватил Лаллу за руку и потащил через террасу к дверям. – Сейчас ты увидишь, что я за чудовище, – только пробормотал он, входя в дом.
Впервые за этот вечер Лалле стало по-настоящему страшно.
– Куда ты ведешь меня?! – воскликнула она.
– В свою спальню.
В ужасе старалась она освободиться от его железной хватки, но Грей только сильнее стиснул пальцы и ускорил шаг. Лалла еле поспевала за ним.
– Не волнуйся, детка, – прохрипел он, проходя мимо гостиной и минуя коридор. – Я не собираюсь досаждать тебе своим навязчивым вниманием.
– Но… что ты делаешь?
– Минуту терпения, Лалла, и ты все увидишь сама.
Между тем они достигли комнат Грея. Здесь он наконец отпустил Лаллу, чтобы открыть дверь и зажечь лампу. Она обвела комнату глазами, и странный холодок закрался в ее сердце. Грей подвел ее к двери, ведущей в его загадочную комнату. Лалла застыла в оцепенении, слишком испуганная, чтобы сделать хоть шаг. Во все глаза смотрела она, как из одного из ящиков комода Грей достал маленький ключик и повернул его в замочной скважине. Дверь отворилась, и Лалла окунулась в бездонную темноту. Затем он зажег свет и чуть подтолкнул ее, пропуская в комнату. Лалла вошла и замерла. На стене секретного кабинета Грея висел ее портрет.
Глава 9
Лалла вошла в комнату. От страха у нее подкашивались колени и кружилась голова. Да, она увидела свой собственный портрет, который несколько лет назад написал Ренуар. Она была изображена на нем обнаженной, сидящей в ванне; ее нежная кожа чуть тронута солнцем, густые распущенные волосы закрывали спину и плечи; взгляд устремлен куда-то вдаль, выражение лица мечтательное и чуть загадочное.
Официальное название картины было «Девушка с темными волосами», но внизу художник приписал тонкой кистью: «Лалла». Теперь ей все стало понятно: вот откуда Грей узнал о том, что она позирует парижским художникам. Несомненно, ему принадлежал один из лучших холстов, где она была изображена обнаженной.
– Откуда у тебя этот портрет? – тихо спросила Лалла, опустив голову, чтобы Грей не видел ее зардевшегося лица. Она невольно вспомнила, как долго художник изучал пропорции ее тела, пока она замерзала в остывающей ванне.
– Приобрел в Париже несколько лет назад.
Только спустя несколько секунд Лалла поняла, о чем он говорит.
– Так ты был в Париже? – Она подняла на него глаза и уставилась не мигая.
Грей молча кивнул.
– Но я ничего не знала. Почему ты не говорил мне?
Грей проглотил комок в горле. Боже, сколько горечи, сколько отчаяния было в его глазах!
Неожиданно в синих глазах его сверкнули молнии, и он яростно стукнул кулаком по письменному столу, отчего Лалла подпрыгнула на месте.
– И ты еще спрашиваешь, что я делал в Париже? Неужели ты не можешь понять, что меня потянуло туда? О Господи! – Его голова бессильно упала на плечи. – Я преодолел тысячи миль, чтобы только увидеть тебя. Да, я хотел упасть пред тобой на колени и молить вернуться. О, Лалла! Теперь наконец ты довольна?
Она неожиданно вздрогнула, испуганная страшным признанием.
– Но я же не знала… – Ее голос срывался. – Что же ты не дал телеграмму? Почему не сообщил о своем приезде?
Грей нервно сжимал руки в карманах и неуверенно топтался на богатом турецком ковре.
– В тот день, когда я собирался нанести тебе визит, мы с друзьями решили совершить конную прогулку по Булонскому лесу. И вдруг в толпе гуляющих я увидел тебя. Ты была окружена кучкой кавалеров; ты смеялась, ты вся сияла от радости. О, Лалла, никогда я не видел тебя более счастливой, чем в то утро. Я помню, каким жгучим огнем горели твои глаза, как горделиво ты откидывала голову, заливалась смехом, как заблестели свежим румянцем твои щеки, когда один из поклонников наклонился и что-то шепнул тебе на ухо. Если бы ты знала, как больно мне стало, Лалла! Я тут же решил, что недостатка в ухажерах ты не испытываешь, и уж наверняка не пожелаешь больше видеть меня. Поэтому, стараясь быть незамеченным, я быстро свернул в одну из боковых аллей и покинул лес.
– Но Грей! Если бы ты только дал знак, если бы…
Он поднял глаза.
– Я гордый человек, Лалла! Но я готов был забыть и простить все, лишь бы ты вернулась ко мне. Однако, когда я увидел тебя, окруженную плотным кольцом поклонников, я понял, что все потеряно. Увы, сердце мое не из камня, как ты почему-то считаешь. И я не смог оставаться в Париже с мыслью, что больше не нужен тебе.
Лалла невидящими глазами смотрела на свой портрет.
– А потом ты приобрел вот это…
Он кивнул:
– Да. Перед самым отъездом в Америку я был приглашен в дом к одному хорошему приятелю. Он показывал мне прекрасную частную коллекцию, и среди картин я вдруг увидел эту. Друг сказал мне, что приобрел ее совсем недавно. Сначала я был поражен и даже удручен, что ты выставляешь свои прелести напоказ другим мужчинам, тогда как раньше тело твое принадлежало только одному мужчине – мне. Поэтому я решил, что обязан купить этот портрет. К счастью, никто из моих парижских друзей не знал о нашей прежней связи, и товарищ легко уступил мне картину.
Лалла в недоумении покачала головой:
– Но Дейзи никогда не говорила мне, что у тебя есть этот портрет.
Грей глубоко вздохнул. Тишина комнаты становилась угрожающей.
– Моя сестра не знает о нем, – наконец сказал он, понизив голос. – И никто в целом свете не знает. Я переправил его втайне от всех и собственноручно водрузил на стену. Ни один человек не входил в мою комнату с тех пор, даже горничная с ведром и тряпкой. Единственный ключ я держу у себя.
– Но почему, Грей?
– А как ты себе представляешь: респектабельный женатый джентльмен держит взаперти в тайной комнате портрет своей бывшей любовницы, да еще в обнаженном виде? Хороша история!
Да, конечно, Лалла, прекрасно понимала всю нелепость подобной ситуации. Естественно, узнай о портрете Джейн, она была бы оскорблена в лучших чувствах.
– Вот почему я держу комнату всегда закрытой. Зато никто и никогда не мешает мне оставаться здесь наедине с твоим образом и предаваться воспоминаниям. – Он горько усмехнулся. – Мучительным воспоминаниям. Ты была моей единственной усладой, Лалла. И вот я потерял тебя, и все, что оставалось мне делать, – смотреть на этот портрет и думать, как мы были однажды счастливы. Я засиживался здесь в тишине долгими часами, я был одинок, но все же я был с тобой, Лалла.
– А Джейн не знала? – почти шепотом спросила Лалла.
– Нет, за все время нашей недолгой совместной жизни она не была посвящена в мою тайну. Правда, она всегда с интересом, даже с боязнью спрашивала о моем личном кабинете. Почему-то Джейн казалось, что здесь я держу взаперти несчастного полоумного родственника. Но вот настал день… Это случилось незадолго до ее смерти. Как-то по рассеянности я оставил ключ в двери, и она не замедлила воспользоваться случаем. Она проникла в комнату и увидела картину…
У Лаллы мурашки побежали по коже, когда она представила себя на месте жены Грея. Холодный пот выступил у нее на лбу.
– И что же она сделала? – спросила она, почувствовав, как срывается и дрожит ее голос.
Грей устало провел ладонью по щеке.
– Она сделала то, чего я меньше всего мог ожидать от Джейн. Маленькая неприметная серая мышка в одночасье превратилась в огнедышащего дракона. Она устроила мне бурную сцену, назвав вещи своими именами. Она высказала мне, кто я есть на самом деле, и обвинила, что я женился на ней, в то время как любил другую женщину. Она обрушила на меня море гнева. Но к сожалению, Джейн была права…
Значит, Грей все еще любит ее. Он любил ее все это время! Лалла душой и сердцем ощущала это. Чувства переполняли ее настолько, что она без сил опустилась на стул.
– Но если ты любил меня, почему не дал знать о себе? Почему не написал письма? Почему менял женщин, одну за другой? Сдается мне, ты выбросил меня из своей жизни сразу же.
– Гордость, – глухо выдохнул он. – Глупая самонадеянность, тупое мужское высокомерие… – Голос его дрогнул, и Лалла подумала, что впервые видит Грея столь раскаивающимся. – Я же был великим Джеймсом Греем Четвином, самовлюбленным, респектабельным, богатым. Я имел положение в обществе. Я думал, что могу владеть всем миром. И что значил для меня твой отказ? Да я просто приказал себе: будь выше этого, Четвин!
– И, надо сказать, преуспел в этом, – сухо заметила Лалла.
– Я? Тебе только так кажется. Долгое время я скрывал, даже от самого себя, что в целом свете нельзя найти женщину, которая могла бы сравниться с тобой, Лалла. Я заставил себя окунуться в море беззаботных светских развлечений и удовольствий, утонуть среди пестрой толпы разодетых кавалеров и дам. Так прошло три года. Я съездил в Париж, увидел тебя, веселую и оживленную, и решил забыть прошлое раз и навсегда. Теперь, Лалла, когда ты узнала, какой урок я получил, ты удовлетворена? – спросил он с хрипловатым смешком, пристально поглядев в лицо Лаллы потемневшими глазами.
Она покачала головой. Выходит, Грей был готов бороться за нее, но спесь ему не позволила. Если бы только тогда, в Булонском лесу, он не повернул лошадь, если бы признался в своих чувствах, все могло быть иначе. Неужели несколько минут могут так круто изменить человеческую судьбу? Сотни тревожных мыслей кружились в голове бедной девушки. Наконец она заговорила:
– Значит, ты все еще любишь, Грей. Зачем же ты столько времени мучаешь меня? Почему в каждом твоем взгляде, каждом жесте, каждом слове скользит ничем не прикрытая ненависть?
Лалла подняла на Грея глаза и увидела, как гнев и какая-то бессильная ярость, видимо, раздиравшая его душу, выплеснулись в презрительную улыбку, исказившую его рот.
– Потому что я увидел, что ты всем своим видом стремишься доказать, как тебе хорошо без меня там, в Париже, где, казалось бы, сам воздух напоен свободой. Ты вернулась в Дикие Ветры и вела себя так, будто между нами ничего никогда и не было. Извини, Лалла, но это не так, я все еще не могу простить тебя. Поэтому я хотел заставить тебя страдать так, как сделала это ты пять лет назад.
– Да, Грей, я действительно хотела независимости. Пойми, ее я ценю больше всего на свете. И не думай, что сможешь причинить мне боль, – у тебя не получится!
– Прости, я не хотел потерять тебя…
– Нет, – перебила она. – Ты поступал именно так. Ни разу ты не просил меня выйти за тебя замуж – ты требовал! Для тебя существовала только одна вселенная – империя великого Грея Четвина, где мои чувства, мои мнения были ничтожны как капля в бескрайнем океане. И наконец, эта вечная надменность – надменность самовлюбленного эгоиста!
Грей тяжело вздохнул:
– О, как давно это было, Лалла. Я был тогда совсем другим человеком, привыкшим давать поручения и требовать их безукоризненного выполнения. Я был воспитан в такой семье, где женщина считалась образцом терпения, снисходительности, кротости и послушания, должна была преклоняться перед мужским умом и молча сносить все тяготы и хлопоты семейной жизни. Таким представлялся мне удел настоящей леди, таким я перенял его, наблюдая жизнь в родительском доме.
Лалла горько усмехнулась:
– А я всегда мечтала, что мой муж будет считаться с моим мнением, как отец мой всегда шел на компромисс по отношению к матери. – Она вдруг умолкла и обратила на Грея беспомощно-тоскливый взор широко раскрытых глаз. – Правда, я никогда не могла забыть тебя, как ни старалась.
– Но если все, что ты говоришь, сущая правда, почему же ты не вернулась ко мне, Лалла? – удивленно спросил Грей.
Она вздрогнула.
– Женская гордость. Глупая женская гордость, – беспомощно пробормотала она. – Сначала я пыталась равняться на своих сестер. Одна из них стала врачом, другая – актрисой. Я тоже должна была достичь вершин в какой-либо области. Представь себе, самым важным для меня была тогда не любовь, а успех, карьера. Только к ним были устремлены все мои желания.
– А теперь?
– Теперь? – Она горько усмехнулась. – Теперь я поняла, что не стану знаменитостью, как Миранда или Порция.
– Наверно, это серьезный удар по честолюбию?
– Еще бы. Каждому из нас хочется достичь в жизни определенных высот. Когда ты вдруг понимаешь, что твоей мечте не суждено сбыться, потому что Бог не наградил тебя талантом, это всегда больно. Но сейчас я изменилась: стала взрослее и мудрее. Я понимаю, как ничтожны все мои прежние устремления по сравнению с одной-единственной достойной мечтой – любить и быть любимой.
Грей уставился на нее в недоумении.
– Так я не ослышался? Боже мой, Лалла, значит, ты все еще любишь меня?
– Только теперь я поняла, как любила тебя на протяжении всех этих пяти лет, – вздохнула она. – Любила, сколько ни пыталась доказать себе обратное. Ведь за годы, проведенные в Париже, я так и не нашла мужчину, достойного внимания.
– И это не казалось тебе странным?
– Нет, я просто не могла отдать свое сердце ни одному человеку. Чуть только наши отношения переходили грань обычной светской любезности, как я отвергала все ухаживания. Мне становилось стыдно от одной мысли, что я могу изменить тебе.
Грей улыбнулся:
– Я счастлив твоей преданностью.
– И я, – улыбнулась она в ответ.
На несколько минут в комнате повисла завеса тишины, но почему-то Лалла не испытывала ни малейшего чувства неловкости. Ей стало вдруг так хорошо, так уютно в этой комнате, что не хотелось произносить ни слова.
– Какие же мы были глупцы, – прошептал Грей.
– Парочка самонадеянных идиотов, – рассмеялась она.
Он приблизился к стулу, где сидела Лалла, положил руки ей на плечи и заглянул в глаза.
– Любовь моя! Давай забудем то, что произошло между нами пять лет назад. Я хочу начать все сначала. Но учти, этот шанс – последний. Пожалуйста, не спеши с ответом. Я дам тебе время разобраться в своих чувствах. Но больше я никогда не заговорю на эту тему.
Лалла взяла руки Грея в свои и сказала:
– Я тоже хочу все начать сначала!
Он сжал ее влажные от волнения пальцы. Лалла поднялась. Ее руки обвились вокруг стройной талии Грея, и он так крепко сжал ее в своих объятиях, что они стали одним целым. Лалла чувствовала на себе тепло его дыхания; она ощущала, как дрожит его мощное тело – оно буквально пьянило ее. Как долго мечтала она физически прикоснуться к нему, что теперь не верила, что все происходит наяву.
– Боже! – прошептал Грей. – Как я люблю тебя, Лалла! Я никогда никого так не любил!
Слезы радости потоком хлынули из ее глаз. Для нее вдруг перестал существовать весь внешний мир: ее сестры, ее мать, ее друзья стали так призрачны, так далеки! Только они двое стали центром вселенной.
Они так и застыли в тесных объятиях, и не было больше сомнений в том, что чувства вспыхнули в них с новой силой. Так же как и Лалла, Грей множество раз за последние годы мысленно предавался страсти. Почему же им не хватало смелости, чтобы признаться друг другу в этом?
На какое-то мгновение Грей вдруг разомкнул объятия, напряженно поглядев в ее лицо. Она увидела застывший в его глазах немой вопрос.
– О да, да, – только и сумела пробормотать она.
Грей взял ее руки и, притянув, положил себе на грудь.
– Твои пальцы холодны как лед, – сказала она. – Разреши, я согрею их.
Она приложила руки Грея к своим пылающим щекам, а он начал гладить ее лицо легкими, невесомыми пальцами.
– О, как же долго я ждал этого момента! Жизнь моя! Любовь моя!
Внезапно Лалла почувствовала себя ужасно неловко, будто в первый раз открывала в себе силу желания, и опустила пушистые ресницы. Так было много лет назад, когда все в ее жизни происходило лишь впервые.
– Прошу тебя, – прошептала она, – делай это медленно, не спеша.
– Едва ли у меня получится. Ведь я так долго терпел.
– Нет, заставь меня снова испытать то, что я уже никогда не надеялась испытать. Ведь в моей жизни больше не было мужчин, с тех пор как…
– Молчи! Я все и так понимаю. Но едва ли я смогу долго сдерживать свои чувства.
Лалла мягко улыбнулась и обхватила его лицо обеими руками, упиваясь пьянящим ароматом его кожи, чувствуя прикосновение жесткой щетины на его щеках и подбородке. Она провела кончиками пальцев по его светлым бровям, очертила линию рта и глаз. Она будто бы рисовала на холсте мягкой кисточкой его портрет, вновь узнавая такие родные черты. Сердце ее готово было выскочить из груди.
– О черт! Я просто схожу с ума, – прошептал Грей.
– Я знаю, – кокетливо улыбнулась Лалла. Она встала на цыпочки и быстро прильнула смеющимися губами к его рту, продолжая искушать его, доводя до отчаяния.
– Ну, довольно! – застонал Грей, умоляюще поглядев на нее.
Он закрыл ей рот властными сильными губами, и Лалла поняла, что больше не владеет собой. Она вся изогнулась, раскрыв губы навстречу его мягкому влажному языку, и почувствовала на губах пьянящий, сладкий, словно мед, вкус.
Неожиданно Грей отпрянул и уставился на нее с пристальной безжалостностью, проникая глазами в душу.
– Значит, ты хотела, чтобы все было медленно? Долго? Мучительно долго? – ухмыльнулся он. – Так давай не будем торопиться.
Между тем губы его становились все более настойчивыми, и Лалла стала совершенно беспомощна под напором захлестнувших ее чувств.
Уцелевшим уголком сознания она вдруг поняла, что узнает себя как бы заново, слишком долго лишенная физического удовлетворения, и поэтому ласкает его с жадностью, граничащей с грубостью. Успокоение придет позже, подумала она, а сейчас все как будто в первый раз. Впрочем, сейчас ей совсем не хотелось об этом задумываться.
Глаза девушки блеснули как у тигрицы, застывшей перед прыжком, и она начала жадно расстегивать его жилет и рубашку. Очень скоро Грей стоял перед ней в одних брюках. Лалла на мгновение застыла, любуясь его обнаженной мускулистой грудью, провела ладонью по жестким золотистым завиткам, покрывавшим его живот.
– Божественно, – прошептала она, покрывая страстными поцелуями его тело.
Грей вздрогнул, переполненный лихорадочным огнем.
– Лалла… – Он глухо выдохнул ее имя. – Ты сводишь меня с ума.
– Сними с меня платье, – потребовала она.
– С удовольствием.
Он прильнул влажными губами к ее щеке, в то время как нетерпеливые пальцы его начали расправляться с крючками, опускаясь вниз по застежке. В какой-то момент они не выдержали этого мучительно долгого процесса; Лалла услышала треск разрываемой шелковой материи и почувствовала, как платье мягко соскользнуло и упало на пол.
– Извини, я так неловок, – произнес Грей, – но руки, кажется, отказываются слушаться своего хозяина.
Потом вниз упали изящная нижняя сорочка и отделанные кружевом панталоны. От прикосновения пальцев Грея Лалла вся потянулась ему навстречу.
– Ты, пожалуй, еще красивее, чем та, – он скосил глаза на портрет, – на картине. Особенно здесь, – его рука прошлась по ее пышной груди и спустилась на полные бедра, – и вот здесь.
Лалла в безумном порыве начала стягивать с него брюки.
– Ах, Джеймс Грей Четвин, вы хотите сказать, что я стала слишком пышнотелой, – захохотала она.
– Я бы сказал по-другому: стала более чувственной, – улыбнулся он, представ перед ней совершенно нагим.
– Ты всегда был хитрым и изощренным дипломатом!
– Я хочу тебя прямо здесь и сейчас, – пробормотал Грей еле внятно, скользя руками по ее прекрасному телу. – Давай я отнесу тебя в спальню.
Лалла кивнула, он подхватил ее на руки и положил на кровать. Сам Грей сел рядом и начал медленно разглядывать ее тело, от кончиков пальцев до корней волос.
Лалла освободила голову от множества державших прическу шпилек, и, когда копна ее каштановых волос, ничем не сдерживаемых, упала на плечи, Грей издал сладостный стон. Он с упоением брал в руки одну за другой мягкие пряди, поднося их к ноздрям и вбирая в себя нежный чистый аромат их восхитительной свежести.
– О, как долго я тосковал по этому шелку! – прошептал он.
В безумном порыве Лалла приподнялась ему навстречу, протягивая руки. Это было далекое, забытое чувство – раствориться в мужских объятиях, дрожа от вожделения. Разве не об этом мечтала она каждую ночь с тех пор, как покинула Америку?
Грей прекрасно понимал, что она как бы вновь открывала его для себя, поэтому старался действовать осторожно и медленно.
Губы его проскользнули по ее шее и достигли груди. Лалла закрыла глаза и обвила голову Грея своими руками. Он стал целовать ее упругие от возбуждения соски, оставляя на них влагу своего языка. Лалла вся выгнулась и издала мучительный стон. Она хотела сказать, что больше не в силах растягивать удовольствие и хочет его немедленно, сейчас же, но слова так и застыли на ее губах. Ей казалось, что вся она распадается на тысячи мелких осколков и постепенно сходит с ума.
Бешеная страсть разгоралась в ней с огромной силой, и она удивлялась, открывая все новые ощущения – сладостные, незнакомые, сильные, красивые.
– Пожалуйста, Грей! Сейчас! – с трудом пролепетала она.
Он нежно обхватил ее бедра, и Лалла почувствовала напрягшуюся мужскую плоть. Она прижала руки к его упругим ягодицам и вся устремилась навстречу волне безудержного желания. Ощутив, как волшебный горячий поток разливается по ее телу, она перестала владеть собой. Она будто уносилась в небеса, все выше и выше…
Лалла бессознательно выкрикнула его имя, и это еще больше подхлестнуло Грея. Он вздрогнул, достигнув пика наслаждения, и вскоре обмяк, уткнувшись лицом в ее грудь, зарывшись пальцами в ее мягкие волосы.
Лалла положила голову на мощную грудь Грея, их пальцы сплелись, и оба в одночасье забылись в сладком безмятежном сне.
Громкие и беззастенчивые стоны ветра разбудили ее несколькими часами позже.
Открыв глаза, она несколько мгновений лежала не двигаясь, принюхиваясь к резким ароматам одеколона и вербены, ощущая странную ломоту во всем теле, приглядываясь к незнакомой обстановке комнаты. Наконец она увидела растянувшегося рядом Грея, улыбавшегося чему-то во сне, и сама улыбнулась, предавшись воспоминаниям.
Лалла разглядывала его мускулистое стройное тело, освещаемое тусклым светом висевшего на стене газового фонаря. У него был вид безмятежно спящего юноши: счастливый, мирный, спокойный, без намека на прежнюю озлобленность, без горьких складок в уголках рта. Лалла смотрела на Грея и не узнавала: как он преобразился за одну только ночь. Она любовалась родным, любимым телом и думала, что всегда любила его – несмотря на то что пыталась забыть, даже тогда, когда они были разлучены временем, расстоянием и собственным эгоизмом. Лалла знала: с того самого дня, когда она лишь впервые постигла тайный язык любви, она неразрывными узами связала себя с этим человеком.
Неожиданно она почувствовала на себе напряженный взгляд синих глаз.
– О чем ты думаешь сейчас, дорогая?
– Я только что подумала о моей матери и сестрах, – ответила она.
– О матери и сестрах? – переспросил Грей и усмехнулся. – А я-то думал, в эту ночь ты способна думать лишь обо мне.
– Не беспокойся, Грей. Я просто представила себе, как они удивятся, узнав, что я променяла искусство на любовника. – Она положила голову ему на грудь. – Особенно на такого, как ты.
– Наверно, они будут ужасно разочарованы.
– И говорить нечего!
Грей приподнялся на постели и взял руки Лаллы в свои.
– Неужели это тебя сейчас волнует? – вкрадчиво спросил он.
– Нисколько, – беззаботно ответила Лалла. Перед ее глазами пронеслась картина их недавней встречи в детской. – Мир искусства, как ты понимаешь, проживет без такого художника, как я.
– Но не без тебя как модели, – лукаво улыбнулся Грей.
– Так, значит, ты не против, если я продолжу позировать?
– Но только мне!
– Ах, ты ужасный эгоист!
Внезапно лицо Грея вновь приобрело оттенок серьезности.
– Честно говоря, меня совершенно не беспокоит мнение твоих сестер. Насколько я помню их, то ни Миранда, ни Порция никогда никого не любили, кроме самих себя.
Лалла задумалась. Поначалу резкие слова Грея вызвали в ней неприятный осадок, поскольку в семье Хантеров было принято относиться друг к другу с уважением. Но чем больше думала она, тем больше соглашалась с ним. Действительно, сильнейшая страсть, испытываемая ее сестрой Мирандой к медицинским наукам, отпугнула в свое время не один десяток женихов, а ликование толпы театралов при появлении на сцене Портии почему-то ценилось ею больше, нежели любовь одного, но самого близкого человека.
– Да, Грей, мне тоже совсем не важно, что будут думать сестры, – мягко улыбнулась Лалла. – Я хочу быть свободна и идти своим путем.
– Путем… который ведет прямо к двери моей комнаты?
– Ты имел в виду – к кровати в твоей спальне?
– Неужели я совсем не сумел тебя заинтриговать? – расхохотался Грей.
– А ты собирался?
Вдруг улыбка оставила его губы.
– Боже, радость моя, как же я перепугался, когда узнал, что чуть не потерял тебя в ту ночь. Как я терзался, представив, что кто-то мог отнять тебя у меня, а я не был рядом и не мог помочь. – Лицо его исказилось от страха. – О солнце мое, как я люблю тебя!
