Текст книги "Путь к сердцу"

Автор книги: Лесли Лафой

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Ривлин подумал про себя, что пока знает историю жизни Мадди только с одной стороны – от нее самой. Возможно, дамы-благотворительницы порассказали бы о ней такое, от чего у него волосы встали бы дыбом. И все-таки, несмотря на такое одностороннее изложение, Ривлину хотелось, чтобы Мадди могла вспоминать прошлое в более радужном свете, поэтому он заговорил, осторожно выбирая слова:

– Мне кажется, вам не стоило бы рассматривать вашу беду как падение, если учесть, что в сложившихся обстоятельствах вы просто не могли обойтись без порции свинца.

Мадди посмотрела на разделяющий их занавес из одеял, и глаза ее потемнели.

– Они заявили, что я должна была прибегнуть к помощи закона, а не действовать как судья, присяжный и палач в одном лице.

– Кто это «они»?

– Духовенство.

Мадди продолжала есть, но уже без прежнего аппетита.

Проклятые благодетели человечества!

– Просто они не побывали в вашем положении, – серьезно заметил Ривлин. – Не их дело судить вас и ваше решение. Я на вашем месте поступил бы точно так же.

Мадди чуть не уронила тарелку; дыхание ее участилось, она смотрела на Ривлина с таким облегчением, что на него это подействовало почти как физическое прикосновение. Он вдруг понял, что оказался первым, кто хотя бы попытался понять, почему она застрелила Калеба Фоли.

– Вы убили бы его? Это правда?

– Возможно, не сделал бы этого так легко и безболезненно, как вы, – сначала он бы дорого заплатил за содеянное.

– Хотела бы я, чтобы вы были в числе присяжных во время суда надо мной, Килпатрик, – с невеселой улыбкой произнесла Мадди.

– Вы подавали апелляцию по поводу приговора? Просили назначить новый состав суда?

– Какой в этом прок – ведь у меня нет свидетелей…

Итак, она покорилась своей судьбе. Отчего-то Ривлину вспомнились глухие заунывные звуки погребального колокола, и это причинило ему душевную боль, которую он не мог объяснить.

– Скажите, Килпатрик, – неожиданно спросила Мадди, собирая ложкой с тарелки остатки картошки. – Вам доводилось кого-нибудь убить… до Мэрфи?

Ривлин догадывался, почему она задала этот вопрос. Какая-то часть его души хотела солгать, но он этого не сделал.

– Я давным-давно потерял счет тем, кто принял смерть от моей руки.

– Они являются вам в ночных кошмарах?

– Только один. – Сет Хоскинс. – Но он уже давно не посещал меня. – Ривлин уставился на грязный пол, пытаясь захлопнуть двери памяти, чтобы не видеть перед собой глаза Сета и не чувствовать ужасную тяжесть вины, от которой сжималась грудь и кровь отливала от сердца.

– Скажите, как вам удалось избавиться от его визитов?

Ривлин глубоко вздохнул и сосредоточил все свое внимание на женщине, которая сидела напротив него по ту сторону очага.

– Я заключил с ним сделку, – медленно ответил он и поднял глаза. – До тех пор, пока я придерживаюсь принятых на себя обязательств, он оставляет меня в покое.

Мадди облизнула губы, и Ривлин, догадываясь, о чем она хочет спросить, покачал головой.

– Нет. Вам нет нужды заключать сделку, Мадди Ратледж. Вы не совершали ошибок, которые надо исправлять. В следующий раз, когда этот сукин сын явится вам во сне, пошлите его к дьяволу, перевернитесь на другой бок и продолжайте спать.

Мадди грустно улыбнулась, закрыла глаза и прислонилась головой к дощатой стене.

– Хотела бы я, чтобы это получалось так просто.

– Предоставьте дело времени.

– Вас не клонит в сон от выпитого?

Выпитого… Ривлин вспомнил, медленно выдохнул воздух из легких, поднял уже остывший котелок с чаем и разлил оставшееся в две кружки.

– Напоследок, – произнес он и легонько потер донышком кружки красивые ровные пальцы ее ножки.

Мадди открыла глаза, лениво усмехнулась и взяла кружку.

– Я вовсе не хочу, чтобы это вошло в привычку, – сказал Ривлин, когда Мадди устроилась у все еще красных углей очага, держа кружку в ладонях. – Виски начинает управлять вашей жизнью, если вы ему это позволяете, а то, от чего вы хотите убежать, снова с вами, едва вы протрезвеете.

Мадди сделала глоток и с интересом поглядела на своего спутника.

– Это звучит как результат горького опыта.

– Не стану отрицать – что было, то было.

– Чувство необычайно приятное – словно тебя завернули в теплейшее, мягчайшее одеяло, – тихо сказала Мадди. – Теперь я понимаю, почему дамы-благотворительницы были такими ярыми противницами крепких напитков. К слову сказать, они были противницами всего, что может принести радость и развеселить. Им не нравилось, когда мы смеялись. Они твердили, что часы бодрствования мы должны проводить в молитвах, умоляя Господа о прощении, а заслужить прощение – весьма трудная задача… – Она негромко рассмеялась.

– Да, я это знаю.

Мадди заметила в его тоне нотки грусти, и ей стало слегка не по себе. Это она виновата, она и ее неуместные вопросы. Он постарался сделать ей приятное, а она отплатила тем, что вызвала у него тревожные воспоминания о прошлом…

– Пойду приведу лошадей и заодно наберу еще дров. – Ривлин встал. – А вы, пока я буду этим заниматься, приготовьте место для сна.

Мадди кивнула и молча смотрела, как он двигается за занавесом из одеял. Сухое пространство в их лачуге занимало примерно двадцать пять квадратных футов, посредине горел огонь. Мадди ни секунды не сомневалась, что Ривлин не позволит ей спать, не приковав к себе наручником за запястье. Этот непреложный факт наряду с ограниченностью пространства означал, что спать им придется совсем рядом.

Мадди взглянула на одеяла, оберегающие тепло в их убежище. Достаточно ли они высохли, чтобы спать под ними? И если так, снимет ли их Килпатрик с балки? Тепло тогда попросту улетучится в пространство. А если они так и останутся висеть, отгораживая сравнительно теплый уголок, им придется использовать вместо одеял плащи. Сомнительный барьер от физической близости.

Впрочем, ей ничего не оставалось, как только мириться с обстоятельствами. Теплое, мягкое одеяло алкоголя так уютно обволакивало. Мадди хотелось лишь одного: спать. Надо бы парочку минут отдохнуть, тогда она, может быть, что-то придумает с их обустройством.

Мадди опустила голову на грудь и закрыла глаза. Вскоре она почувствовала прикосновение металла к правому запястью. Второе кольцо сомкнется вокруг левого запястья Килпатрика, она это знала точно. Рука, в которой держат оружие, останется свободной. Мадди открыла глаза и увидела Ривлина рядом: он сидел спиной к стене. Стало заметно теплее; огонь весело плясал, охватывая подложенные в него дрова. Вот ее конвоир наклонился и накинул ей на ноги пальто.

Она снова закрыла глаза. Ей тепло, удобно и безопасно – чего еще желать от жизни?

Глава 7

Мадди поплотнее прижалась к теплому ложу, недоумевая в полусне, отчего это оно такое твердое. Окончательно она очнулась, когда ложе слегка отодвинулось от нее. Мадди полуобернулась и увидела перед собой глаза Ривлина Килпатрика. Сердце ее упало. Мадди отвернулась и уставилась на еле тлеющие угли очага; голова ее лежала на вытянутой мужской руке, а тело было уютно прижато к его телу. Вторая рука Ривлина, скованная наручником с ее рукой, покоилась у нее на талии.

Щеки Мадди жарко вспыхнули. Каким образом выйти из такого положения хотя бы с относительным достоинством?

– Доброе утро, – наконец произнесла она. – Хорошо спали?

– Разумеется. А вы?

Мадди перевела дыхание, прежде чем ответить:

– Я спала очень крепко.

– И как полагаю, впервые пробудились в такой необычной ситуации…

Ривлин явно ее поддразнивал, и Мадди почувствовала себя еще более неловко.

– Вне всякого сомнения, – заявила она. – Любые ваши предложения по поводу того, как мне поступить теперь, будут приняты с искренней благодарностью.

Смех Ривлина был негромким, но Мадди ощущала, как подрагивает все его большое тело.

– Я вижу, – заговорил он, – что вы типичная школьная учительница: начинаете употреблять высокий слог, едва попадаете в неловкое положение.

В этих словах Мадди углядела некий вызов.

– Ну и в чем же заключается для меня ценность этого вашего наблюдения?

– Скорее всего ни в чем, – отозвался он. – Я просто хотел сказать, что это вас выдает.

– Вы считаете, я намерена что-то скрыть?

Ривлин поднял брови:

– Скажите мне, Мадди Ратледж… вы испытываете боль?

– Прошу прощения, какое отношение это имеет к делу?

– Вы беспокоитесь о том, как найти выход, но не спешите это осуществить. Значит, положение не слишком вас тяготит.

Такая прямота лишила Мадди остатков сдержанности.

– Я считала вас более благородным! – выпалила она. Ривлин предостерегающе посмотрел на нее.

– Тот факт, что я мужчина, в значительной степени ограничивает мои хорошие качества, – спокойно заметил он. – Не ждите невозможного, и вы не будете разочарованы.

Это была почти угроза. Услышав ее, Мадди одновременно ощутила некое возбуждение и сжалась от страха. Здравый смысл подсказывал, что ей лучше все же соблюдать дистанцию.

– Снимите с меня наручник, – потребовала она.

– Не забудьте – я конвоир, а вы узница.

Два года тюремного заключения не отучили Мадди негодовать по поводу собственного бессилия. Услышав напоминание Ривлина, она ощетинилась:

– Вы ведете себя омерзительно!

– А вы – по-детски. Что плохого в том, чтобы проснуться и обнаружить, что вам тепло и удобно?

Мне это было приятно. При этой мысли Мадди вспыхнула. Только бы Ривлин не услышал, как сильно забилось ее сердце!

– Вам кто-нибудь говорил о том, какая вы хорошенькая, когда краснеете?

К полному ужасу Мадди, щеки у нее запылали еще сильнее.

– Нет!

– А ведь это так и есть, – мягко произнес он. – Очень хорошенькая.

С ней никто еще так не разговаривал, и ничьи слова так не будоражили ее.

– Вы собираетесь остаться здесь на весь день, чтобы посягать на мое достоинство, или мы поедем дальше? – спросила она с деланным равнодушием.

Ривлин молчал. Мадди ждала, почти не дыша; она только теперь услышала, как дождь стучит по земле и по крыше, услышала низкое, тоскливое завывание ветра.

– Почему это назвать вас хорошенькой означает посягнуть на ваше достоинство?

Внутри у Мадди что-то дрогнуло.

– Тщеславие – один из смертных грехов, и вам это известно.

Снова воцарилось долгое молчание, сопровождаемое только шумом дождя и воем ветра.

– Вы правы, – заговорил наконец Ривлин. – Но полагаю, обвинение в тщеславии – не главная ваша забота. Так оно и было, но Мадди не могла это признать.

– Я считаю, что неразумно забывать о моральных нормах, – с трудом сглотнув, сказала она.

– Стало быть, вы хотите вернуться к тому, с чего начали, – возразил Ривлин неожиданно жестким голосом. – Большинство из нас так не делает. А некоторые просто не могут.

«К примеру, убийцы вроде вас», – молча закончила вместо него Мадди. Ей было наплевать, понимает ли он, что она в ярости.

– Вы намекаете на то, что для меня нет смысла следовать чувству порядочности?

На какую-то долю секунды в глазах у Ривлина промелькнули удивление и смущение, но их тотчас сменила холодная твердость.

– Ни на что подобное я не намекаю, – заявил он. – Я только говорю…

Крыша затрещала – звук был громкий, долгий и пугающий. Мадди запрокинула голову, и тут же струи грязной воды каскадом хлынули вниз, неся с собой клочья сена. Треск усилился и превратился в угрожающий рокот. Громко заржали перепуганные лошади. Вода лилась теперь потоками.

Сквозь адский шум Мадди услышала, как ругается ее конвоир. Затем сильные руки подхватили ее, отбросили в угол, и сверху навалилось что-то тяжелое.

Поняв, в чем ее спасение, Мадди крепко прижалась к его сильному, жаркому телу, которое защищало ее от груды падающих обломков. Ривлин Килпатрик действовал не раздумывая, подчиняясь инстинкту самосохранения. Он затолкал Мадди в самый угол и удерживал ее там; его быстрое дыхание обжигало ей висок, а сердце громко билось у ее груди.

Но вот он откинулся назад и отвел мокрые пряди волос с ее лица.

– Мадди?

Она посмотрела в его темные, встревоженные глаза, и спазм сдавил ей горло.

– Мадди, с вами все в порядке?

Нет. Я хочу, чтобы ты поцеловал меня.

– Все хорошо. А вы? В порядке?

Ривлин кивнул. Долгую минуту он глядел на нее испытующе, и Мадди почувствовала, что ее нескромное желание угадано. Ее пульс стал сбивчивым при одной мысли о том, что он поддастся искушению… Но вместо этого Ривлин отвернулся, медленно вздохнул и приподнялся со словами:

– Думаю, вопрос о том, оставаться нам или ехать, таким образом решен.

Он сунул руку в карман, достал ключ от наручников и молча разомкнул их.

Мадди потерла запястье и, собравшись с духом, спросила:

– Скажите, а нет ли здесь поблизости еще одной заброшенной фермы?

– Нет. – Ривлин носком сапога расчистил проход среди обломков. – Я пойду посмотрю, что там с нашими припасами и с лошадьми, а вы пока попробуйте собрать то, что осталось от одеял и прочих вещей.

Поспешно кивнув, Мадди взялась за дело. Это оказалось нелегко, так как все вещи были погребены под грудами щепок и кучами черной тяжелой пыли. Работала она достаточно успешно, пользуясь доской для того, чтобы отбрасывать в сторону мелкий мусор и выкапывать вещи, вымокшие и грязные. При этом Мадди в мельчайших подробностях вспоминала, какими глазами смотрел на нее Ривлин Килпатрик сразу после катастрофы. Теперь, как и тогда, сердце у нее от этих воспоминаний колотилось как бешеное, а в горле все пересохло. Она твердила себе, что даже единственный поцелуй таит серьезную опасность, но это не помогало – разум отказывался управлять ее эмоциями.

Однако само осознание этого разлада не только встревожило, но и отрезвило Мадди. Она и Ривлин Килпатрик тесно связаны друг с другом, и не известно, когда они доберутся до Левенуэрта. Было бы нелепо отрицать, что Ривлин кажется ей привлекательным мужчиной – таким сочла бы его любая женщина. Если она будет честной сама с собой, ей придется признать, что мысль об интимной близости с ним не вызывает у нее отвращения… Ясно, что и Килпатрик относится к ней с определенным интересом: он предупредил ее, что легко поддается искушению.

Как понимала Мадди, лишь два обстоятельства служили преградой тому, что можно было бы назвать ее падением. Первое – ее решительное нежелание осложнять себе и без того непростую жизнь.

Мадди вздохнула. Было время в ее жизни, когда мир четко разделялся для нее на черное и белое, – тогда она легко определяла, что есть добро, а что зло, молилась об избавлении от искушения и строго придерживалась религиозных и общественных ограничений. Однако все, что направляло ее жизнь, в одну секунду рухнуло, когда она увидела Калеба Фоли и нажала на спуск. Лишь после Мадди начала понимать, что абсолютная правда на самом деле таковой не являлась: жизнь богата различными оттенками серого цвета, а добро и зло относительны, и в одно мгновение любое из них может перейти в собственную противоположность. Как пройдет твой путь во времени и пространстве, не решается на основании железных правил и предписаний. Дубы стоят, не кланяясь ветрам, но они часто падают и умирают, зато тополя гнутся в нужную минуту и благодаря своей гибкости переживают бурю за бурей.

Именно это, решила Мадди, собирая одеяла, станет ее единственной дорогой в будущем. Что выйдет из ее путешествия с Ривлином Килпатриком, то и выйдет, и она не будет стараться изменить течение событий.

Когда она вынесла сохранившиеся вещи под моросящий дождь и присоединилась к своему спутнику, тот сразу заметил – что-то в ней изменилось. Ривлин не мог бы сказать точно, что именно – Мадди сидела верхом точно так же, как всегда: плечи выпрямлены, ноги в мокасинах твердо упираются в стремена, – и тем не менее он чувствовал это. Он подозревал, что происшедшая перемена относится не к ее физическому состоянию, скорее она заключается в ее отношении к миру. Первая догадка возникла у него, когда Мадди вынесла из разрушенного дома их вещи. Возникла именно в первые секунды, когда они вновь оказались вместе после обвала крыши.

Понимала ли она, какие мысли бродят у него в голове? Понимала ли, насколько он близок к тому, чтобы забыть о присяге? Нужно быть слепой и глухой, чтобы не заметить его напряжение. Как ни странно, она вовсе не кажется подавленной или разгневанной тем, что произошло, наоборот, выглядит более… уравновешенной. Да, это самое подходящее слово: она была капризной и возбужденной, а теперь у нее вид человека, решившего смириться. У Ривлина сильно забилось сердце при мысли о последствиях такой возможности.

Черт побери, не слишком ли он размечтался? Если есть на свете женщина, с которой ему не стоит связываться, то это именно Мадди Ратледж. Она его узница, и профессиональная этика запрещает вступать с ней в интимные отношения. Даже целовать ее совершенно недопустимо. Однако именно этого он больше всего хотел. Проснуться и ощутить, как тесно прижимаются к нему соблазнительные округлости, было бы ни с чем не сравнимым наслаждением. Будь он по-настоящему разумен, ему бы следовало попросить о замене в ту же минуту, как они приедут в Уичито. Лучше всего сдать Мадди на руки местному начальству и немедленно улетучиться, не оставаться вместе с ней ни на секунду дольше, чем того требует необходимость. Однако эта женщина более чем достаточно натерпелась в прошлом от соприкосновения с законом и его представителями, и ему вовсе не хотелось становиться виновником ее новых бед. С ее исключительным везением Мадди вполне может заполучить Ходжеса в провожатые до Левенуэрта. Нет, разумно это или неразумно, самое правильное – оставаться с ней до конца. Надо только иметь трезвую голову на плечах, держать себя в руках и надеяться, что Мадди не включится в борьбу между его совестью и желанием.

– Хочу вас спросить из чистого любопытства, не более, – прервала Мадди затянувшееся молчание. – Откуда у вас такое имя – Ривлин?

– Ирландское. Это девичья фамилия моей матери.

– Ривлин Килпатрик… Я всегда считала, что Мадди Ратледж звучит ужасно.

Ривлин хотел было сказать ей, что ему это имя кажется красивым, но побоялся – такое суждение могло быть принято не лучше, чем комплимент насчет румянца. Но пожалуй, отозваться на ее слова все-таки следовало, поэтому он вежливо спросил:

– Кто дал вам имя? Леди из сиротского приюта?

Мадди кивнула:

– Думаю, меня уже как-то звали, прежде чем я попала в приют, но тогда мне было всего четыре года и я не помнила как. Они выбрали Маделайн – это имя казалось им утонченным, а фамилию мне дали в честь какого-то уважаемого гражданина из Айовы.

Прошло несколько минут, прежде чем Мадди спросила:

– Сколько вам было лет, когда вы попали на войну?

– Семнадцать. Я тогда удрал из дома, чтобы записаться в армию.

Вот как? Он был слишком юным, чтобы в чем-то разбираться.

– Очевидно, ваши родители возражали?

– Мой отец занимался производством военного снаряжения по крупным правительственным контрактам и обладал большими связями в правительстве. Я мог бы работать в его фирме и получить освобождение от действительной военной службы. Родители считали, что именно так мне и следовало поступить.

– Почему же вы этого не сделали?

– Я рассудил, что не получу справедливую долю славы, если останусь дома и буду ежедневно перекладывать бумажки на письменном столе.

– И что же – обрели вы вашу славу?

– Я обнаружил, что на войне такой штуки не водится. Там только кровь и смерть.

Ривлин почувствовал на себе ее взгляд и понял, что она оценила всю степень его сожаления и разочарования. Как же он не принял этого во внимание? Она одна на всем свете.

– И ваша семья до сих пор производит военное снаряжение? – спросила Мадди, искусно уводя разговор от того, что причиняло ему боль. Ривлин сухо рассмеялся:

– Кажется, существует постоянная необходимость в том, чтобы что-нибудь взрывали или в кого-нибудь стреляли.

– Почему же вы не вошли в семейный бизнес после войны? Почему уехали сюда?

Он пожал плечами.

– Я дважды возвращался домой. В первый раз – непосредственно после войны, а потом – после смерти отца, когда дело перешло ко мне и моему брату, но… Все это не нравится мне так же, как не нравилось в семнадцать лет. В первый раз я снова записался в армию, а во второй, плюнув на собственную гордость, поступил на мою нынешнюю службу. Я просил родных помочь мне избавиться от ненужных мучений, и они оказались достаточно добры – примирились с моим решением, чтобы я не спятил.

Мадди пристально поглядела на Ривлина, а потом покачала головой:

– Не могу себе представить вас в офисе и в модном костюме.

– Вы не могли бы написать об этом в письме к моей матери и сестрам?

Она засмеялась веселым мелодичным смехом, и у обоих сразу стало легче на душе.

– Может, мне лучше послать им телеграмму? Далеко ли еще до Уичито?

– При той скорости, с какой мы двигаемся, будем там завтра к ночи.

Завтра к ночи. После этого ее мир снова ограничат четыре стены. Надолго ли? Она должна быть в Левенуэрте через десять дней. Если бумаги не готовы и не ждут Килпатрика в Уичито, пройдет некоторое время, пока он получит их, и тогда ему придется везти ее поездом, иначе они не попадут вовремя в суд.

Мадди подняла голову и огляделась, радуясь своей относительной свободе. Воздух сырой и прохладный, солнце прячется за толстым слоем серебристых облаков. Земля мягкая после давешнего дождя, даже топот лошадиных копыт звучит глухо…

Чем больше они удалялись от Ларнеда, тем сильнее менялся характер местности. В узких лощинах, защищенных от порывов южного ветра, росли тополя, и во все стороны до самого горизонта простиралась равнина, покрытая пожелтевшей травой – лишь кое-где виднелись бледно-зеленые пятна. Ветер, задувая с севера, нашептывал что-то приятное.

Они ехали по дороге между двух невысоких холмов, как вдруг Мадди невольно дернулась вперед в седле: ее лошадь фыркнула и затанцевала на месте. Ривлин повернул своего коня так, чтобы он преградил Мадди дорогу, но тот рыл копытами землю и не желал слушаться поводьев. По другую сторону небольшой быстрой речки Мадди увидела двух всадников; один из них весь зарос седой неряшливой бородой, другой был совсем молодой и чисто выбритый. Поперек колен старшего лежало ружье. Мадди заметила, как уголки его губ приподнялись в усмешке.

Мадди проглотила комок в горле. Впереди нее Килпатрик повернулся в седле таким образом, чтобы создать себе прикрытие. В левой руке он держал поводья, а правую положил на бедро, в нескольких дюймах от рукоятки револьвера. Слишком далеко, решила Мадди, посмотрев на дуло ружья бородатого всадника. Ривлин не успеет выхватить револьвер и послать пулю.

– Добрый день, джентльмены, – поздоровался Ривлин с непринужденностью хозяина, вышедшего на крыльцо собственного дома. – Могу я спросить, что привело вас сюда?

Мадди смотрела на спину Ривлина и дивилась тому, как он может оставаться таким спокойным. Ее так трясло, что она всерьез опасалась свалиться с седла. Некоторое время было слышно только, как лошади незнакомцев беспокойно переступают копытами.

– Ваша фамилия, случайно, не Килпатрик? – спросил наконец старший всадник. Проклятие!

– Может, да, а может, нет, – все с той же легкостью ответил Ривлин. – Почему вы спрашиваете?

Оружие… Ей необходимо оружие. Если что-то случится с ее конвоиром… Мадди глянула на землю, и ей живо представилось, как Ривлин лежит, распростертый в траве, и жизнь из него уходит вместе со струящейся кровью. Будет ли у нее время, чтобы соскочить с лошади, выхватить револьвер из его руки и защитить их обоих? Скорее всего нет.

– Нас отправили на поиски вас и вашей узницы.

Мадди поймала почти незаметное движение правой руки Ривлина и поняла, что он приготовился достать револьвер. «Не надо, – молча умоляла она. – Он убьет тебя, прежде чем ты расстегнешь кобуру».

– Ах вот как? – протянул Ривлин почти равнодушно. – Кто вас отправил? И зачем?

Повинуясь внезапному порыву, Мадди высвободила левую ногу из стремени, отвела назад и с силой провела ею по лошадиному боку. Как и во дворе Форт-Ларнеда, лошадь фыркнула, шарахнулась в сторону и заметалась. Мадди в слепом отчаянии балансировала в седле.

Два выстрела сотрясли воздух, и лошадь ринулась куда-то вбок. Мадди, напрягая все силы, пыталась натянуть поводья и утихомирить животное. В пылу борьбы она услышала ржание, скрип кожаного седла и глухой удар о землю. Густой, остро пахнущий кислотой пороховой дым медленно плыл над землей; сквозь него она разглядела Ривлина – он сидел в седле прямой, как стрела, и твердой рукой сжимал револьвер.

Вдевая ногу в стремя, Мадди бросила взгляд на тело старшего всадника, распростертое в грязи у копыт лошади.

– У вас, мистер, – услышала она слова Ривлина, обращенные ко второму всаднику, – есть выбор. Рекомендую бросить оружие и поднять руки вверх так, чтобы я это видел. Затем я надеюсь услышать ответ на вопрос, кто заплатил вам за то, чтобы вы приехали сюда и разыскали нас.

– Он не назвал своего имени.

– Не назвал? Но надеюсь, вы запомнили, как он выглядел?

– Низенький щуплый паренек, – отвечал молодой всадник голосом, полным страха. – Откуда-то с восточного побережья. Не знаю, откуда точно, только он не южанин. Носит котелок. Кучерявые бачки. Одет по моде.

– Рассказывай все до мельчайших подробностей. Юнец перевел дух.

– Особо нечего рассказывать. Этот тип зашел в салун во Флоренсе и…

– Когда это случилось? – нетерпеливо перебил его Ривлин.

– Примерно три недели назад. Мы должны были устроить так, чтобы вы и ваша свидетельница не попали в Левенуэрт. Сотню вперед и еще четыре после того, как разделаемся с вами. Если бы они вчера утром не получили известия от нас, то решили бы, что мы вас все еще ищем. Джим считал, что вы предвидели все это и направились в Уичито. Вот почему мы поехали по этой дороге, вместо того чтобы искать вас севернее.

– Тот человек говорил вам, почему он хочет нас убить?

– Нет. Но мы и не спрашивали.

Мадди перебирала в уме сведения, которые сообщил незнакомец, соображая, какие все это может иметь последствия лично для нее. Руки у нее дрожали, и она крепче стиснула поводья.

– Какие доказательства того, что вы в самом деле убили нас, вы должны были предъявить?

– Вашу шляпу, сумку и левую ногу женщины, отрезанную выше лодыжки. Кажется, у нее там рубец.

Так они собирались отрубить ей ногу? Перед мысленным взором Мадди тускло сверкнуло лезвие занесенного топора. Кровь застыла у нее в жилах, по спине пробежала дрожь.

– А каким способом вы должны были представить эти свидетельства нашей смерти и получить деньги?

– Нам велели послать телеграмму в Канзас-Сити на имя Уильяма Б. Джоунза, а потом встретиться с ним в Империи, чтобы он проверил подлинность доказательств и заплатил нам.

Ривлин негромко выругался.

– Ратледж, – скомандовал он, – слезайте с седла и подберите оружие. Не забудьте о том револьвере, который в кобуре, да прихватите с собой лошадь.

Выполняя приказание, Мадди старалась не смотреть на лицо убитого. Нелегко было засовывать револьверы за пояс брюк скованными руками, но она с этим справилась. Потом, держа в одной руке ружье, а второй ухватившись за поводья, она привела лошадь, оставшуюся без хозяина.

– Вы не можете бросить меня здесь без оружия, – заявил парень, когда Мадди передала ружье Килпатрику.

– Могу. – Голос Ривлина оставался абсолютно безразличным. – И даже без лошади. Слезай с седла. Руки держи поднятыми вверх. Теперь отойди на пятнадцать шагов.

Устраиваясь в седле, Мадди видела, как ее предполагаемый убийца послушно отошел в сторону, остановился и уставился на Ривлина горящими глазами.

– Если я здесь погибну, грех падет на вашу голову, – дрожащим голосом сказал он.

Держа его под прицелом, Ривлин холодно произнес:

– Если ты принимаешь это так близко к сердцу, я оставлю тебе коня и оружие, но при этом тебе придется стать покойником, чтобы ты не мог воспользоваться ни тем ни другим, выслеживая нас. Как тебе такая перспектива?

– Сукин ты сын!

– Вот и помни об этом. И знай, если ты решишь еще раз погнаться за мной, я тебя убью, можешь быть уверен на все сто.

Ривлин спрятал револьвер в кобуру и тронул коня; за собой он вел еще двух лошадей. Мадди ехала рядом с ним.

Когда они проехали две мили, Ривлин остановился, спешился, снял с лошадей, которых вел за собой, седла и отпустил животных.

Снова сев в седло, он протянул руку в сторону Мадди:

– Дайте сюда револьверы.

Она отдала ему один со словами:

– Учитывая обстоятельства, я бы предпочла второй оставить у себя, чтобы прикрывать вас сзади.

– Или всадить мне пулю в спину, – ответил он, не опуская руку. – Давайте.

– Мне показалось, – возразила Мадди, – что в последние дни я заслужила хотя бы частицу вашего доверия.

– Но ведь ваша лошадь идет свободно, я не держу ее в поводу, не так ли? Я зашел по дороге доверия куда дальше, чем предполагал. Давайте револьвер.

Она подчинилась, заметив:

– К вашему сведению… Если что-нибудь случится с вами, я намерена воспользоваться вашим оружием.

У Ривлина слегка дернулся уголок рта.

– Чтобы защитить себя или прикончить меня?

– И то и другое, – дерзко ответила Мадди, чтобы подразнить его.

Ривлин, не выдержав, усмехнулся.

– Ладно, только ради Бога не промахнитесь. – Он тронул пальцем переносицу и добавил: – Цельтесь вот сюда и точно нажмите на спуск.

Мадди ощутила неприятный спазм в желудке. Она, разумеется, никогда бы не сделала ничего подобного. Ее встревожило то, с каким холодным спокойствием, с какой деловитостью он говорил о таких вещах. Казалось, мысль о смерти его совсем не беспокоила. Почему?

– Тот человек сказал, что предложение убить нас дали им три недели назад. Вы тогда уже знали, что вам придется меня сопровождать?

– Никоим образом, – ответил Ривлин, разбирая револьвер. – Но кто-то, понятно, знал.

– Вы имеете представление, кто это маг быть? Например, кто-то из ваших коллег?

Мадди наблюдала, как ловко, без усилий движутся руки Ривлина.

– Это мог сделать человек, обладающий большим влиянием, из тех, кто способен благодаря этому добиться чего хочет. – Он разбросал в разные стороны части разобранного револьвера, а барабан сунул в карман. – Не думаете ли вы, что парень, который так сорит деньгами, и есть приятель Тома Фоли? – Ривлин принялся разбирать второй револьвер.

– Щуплое телосложение и кучерявые бачки вполне подходят, – медленно проговорила Мадди, припоминая наружность приезжего друга Фоли. – И тот человек в самом деле носил котелок. Скорее всего это он и есть.

– Или его кузен, или дядя, или брат, – пробурчал Ривлин, выбрасывая части второго револьвера. – С этими типами с Востока вечная путаница – они все на одно лицо.

Далее он с потрясающей быстротой разобрал ружье, выбросил его части, оставив только спусковой механизм; потом, глянув через плечо, направил коня вперед.

Мадди догнала его и поехала рядом.

– Все это мне кажется очень странным… Почему они хотят уничтожить и вас? Если бы им нужно было только убить меня, они не стали бы требовать реальных доказательств вашей смерти.