Текст книги "Алёна (СИ)"

Автор книги: Леонида Подвойская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 7

Уже через какой– то час девушка мчалась на шикарном по её меркам «джипе» с тремя серьёзными, малоразговорчивыми типами. Они сразу не понравились Алёне, но новый знакомый так глянул на них после первой же шуточки, что мужики надели маски неразговорчивой скорби.

– У девушки умерла мать. Отец сейчас на нарах. Других родственников – никого, только братишки малые. Поможете похоронить. Все затраты на мой счёт, – инструктировал новый Алёнин знакомый хмурых подчинённых.

– Ну что вы, зачем за вас счёт? У меня есть…

– Что у тебя есть, я догадываюсь. Не будем. Рассчитаемся.

И вновь хмурые улыбки и липкие взгляды странных знакомых.

– Чтобы всё чин чинарём. ВСЁ! От начала и до конца. Чтобы комар носа не подточил.

– Не впервой, Север, сделаем.

И они действительно сделали. Прежде всего – вышли ко вновь собиравшимся односельчанам, моментально вычленили заводил и утянули тех в сарай "потолковать". После нескольких взвизгиваний те высочили и рванули по домам. Толпа рассосалась. Не секрет, что в большинстве своём такие толпы состоят из трусливого шакалья, которое и черпает-то отвагу в чувстве безнаказанности. Затем все трое гуськом, вразвалку двинулись в контору, к представителю местной власти. Вскоре туда же, на ходу застёгиваясь, рванулся из дома участковый. А ёщё через пол часа изрядно выпустивший пар председатель в окружении Алёниных "помощников" появился в хате.

– Беда, конечно, беда, Алёна. Всё поможем. Всё организуем, всё, что положено. Это же на завтра надо готовить, да? Сегодня привезёте?

– Ты, отец, давай, запрягай твоих дармоедов. Что, дитё само здесь справится? Чтобы через четвертной здесь всё кипело. Убрать, помыть, почистить. Машину давай. Сейчас за покойной поедем.

– Да де же у нас. Неожиданно так.

– Мы же уже покалякали. Опять базар начинаем? – искренне удивился заглавный.

– Нет. Я просто… Хорошо.

– А ты смотри, лейтенант. Если ещё какая пьяная морда сюда прицарапается под окна права качать, не носить тебе погон. Твой шеф тебе всё доходчиво растолковал?

– Ты, дивчина, бери одёжу, мы поедем. Там и помоют и оденут. Привезём чин чинарём, как шеф приказал.

– Что Вы! Я поеду. Я сама…

– Лады. Поедешь вон с Васо и Коляном, они там помогут. А я тут здешних подшевеливать буду.

В морге было холодно и неуютно.

– Ты мама, не стесняйся. Это же я. Всё сделаем, как следует. и помоемся, и оденемся. сами справимся, правда? – разговаривала девушка, обмывая сухонькое тельце. – Какая же ты у нас… Как же ты исхудала, мамочка! Зачем же ты так себя… – Не выдержав, Алёна упала на уже холодную материну грудь и разрыдалась. Выплакавшись, взяла себя в руки. Под руководством санитарки помыла мать и одела в немудрёную, но чистую одежду.

– Вот так, мамуля. Теперь поедем домой отсюда. Давай-ка, – она наклонилась и подняла лёгкое родное тельце с каталки.

– Вот так, – обняв покойную, она вынесла её в прихожую, где уже стоял гроб.

– Ты с ума сошла, девонька! – запричитала санитарка. – Разве можно так!

– Только так и можно. Это моя мама, – уклоняясь от рук пожилой женщины, объяснила Алёна. Она сама аккуратно уложила покойную в последнее ложе, поправила одежду.

– Теперь поможете? – обратилась она к перекуривавшим молодцам.

– Без базаров! – и вскоре автобусик – катафалк вёз Алёну и её мать в деревню.

Алёна, казалось, онемела от горя. Словно вне себя, она сутки просидела у гроба, о чём-то шепча, шепча и шепча матери. Её горе примирило потерпевших с этими осиротевшими детьми. Нет, они не простили, но стали терпимее. Или эти загадочные амбалы – незнакомцы внушили почтение? Но всё-таки, справедливости ради, следует признать, – большинство сочувствовало этому горю. Пришёл с цветами Костик. Потянулись другие одноклассники. Алёна на секунду отвлекалась, кивала головой и опять возвращалась к разговору с мамой. Порой вскакивала, металась в поисках братьев. Убедившись, что они под присмотром, возвращалась туда же, к гробу. Даже когда приехал отец, она посмотрела на него странным остекленевшим взглядом.

– Вот, папка, что вышло – то.

– Меня привезли. Только на похороны. Вон, видишь – кивнул он на конвой.

– Так садись, поговорим, попрощаемся. Красивая у нас мамка, правда?

Отец только кивнул. Наполняющимися слезами глазами он смотрел на ту, которая столько лет… Столько лет… А он… А он!

– Проси, прости, прости… Но это последнее… не я.

– Она знает, папка. Знает.

– Прости… – продолжал теперь уже вдовец. – Не слышишь…

– Она слышит, папка. Слышит. Ты дай мне руку. Так. А теперь разговаривай с ней. Кричи! Она уже далеко. Но ещё слышит.

Геннадий послушно закрыл глаза. Потом вздрогнул и замер. И долго сидел не шевелясь, не вытирая слёзы. Потом резко встал.

– Вот что, дочушка. Ты… слышала… наш… разговор?

– Она с тобой разговаривала.

– Доченька, ничего не поделаешь. Остаёшься за старшую. Наверное, придётся… – он прогнал подкативший к горлу ком. Придётся в детский дом… Нет у нас близких родных… Но это ненадолго. Ты ведь почти взрослая. Вернёшься. И братиков заберёшь назад. А дом всё равно за тобой будет…

– Я всё сделаю, па – рассеянно ответила Алёна, вновь что-то шепча матери.

– Ребята, мне бы, ну, знаете куда. Ну, побудьте здесь. Никуда я отсюда уже… Вот и спасибо.

А потом был дикий крик и суета. И беготня этих конвоиров. И нацарапанная на пачке сигарет записка.

" Прости. Пойду за ней. Береги братиков".

Похороны Марии решили отложить и хоронить обоих вместе. Воспротивился было поп, но Сазан (старший из подручных Севера) быстро того урезонил. Отца обмывали и одевали уже без Алёны. Та по-прежнему не отходила от гроба матери.

– Вот и папка к тебе, – прошептала только она, когда два гроба уже стояли рядом. – А ты, папка, зачем? А это всё мне одной? Зачем? – дико закричала она, после чего впала в оцепенение. Но в такое же оцепенение, впала, казалось и вся деревня. Молча, тихо, прошла процессия. Также тихо, только земля глухо стучала по крышкам гробов, похоронили. И даже на поминках было тихо. Пили не напиваясь. Глядя не девушку, на двух нахохлившихся, словно молодые воробушки, братиков, вдруг ужаснулись той травле, которую обрушили на эту семью.

– Прости Алёна! – прорвался к столу Костик, не допущенный по малолетству на поминки. – Прости! А то я тоже прямо вот сейчас! – он хватанул было нож, но тут же был скручен взрослыми мужиками.

– Ну что ты, Костюша, – горько улыбнулась девушка. – За что? Ты же единственный, кто…

– Гм… Вот что, девонька. И нас прости. Горе, оно ослепляет. И ожесточает. Ты же знаешь, и мы это всё недавно… Вот… Так что… но помогать будем всем миром. А мамка твоя… Давайте помянем по – людски. Святая была женщина, – высказался, наконец, бывший начальник покойной. Прорвало. Заговорили. Заплакали. Начали вспоминать. А Алёна пошла укладывать братиков.

Куда теперь? В детдом? Не пойду! К Даниловне? " Ты если что, сразу ко мне", – вспомнила она, как прощалась со старой знахаркой в больнице. А что? Поселюсь в лесу. Братиков заберу, – думала девушка на следующее утро, возвращаясь с кладбища, куда ходили " будить" покойных. Оставив братиков у той самой дальней родственницы, девушка пошла на свою полянку.

Словно почувствовав разлуку, на полянку начали слетаться, сбегаться и сползаться все, кому Алена когда-то помогла. Приближались, тыкались носом или клювом или чем ещё в её руки, шею, щёки и спешили по своим делам. Птахи, правда, ещё оставались на ветках, но остальное зверьё, озабоченное наступающей осенью, долго не засиживалось.

– Вы тут будьте повнимательнее, меня долго не будет. Помочь будет некому. Поэтому смотрите в оба и не ссорьтесь по пустякам, – напутствовала девушка лесных друзей.

Внезапно остававшиеся зверюшки насторожились, затем брызнули во все стороны. Это на поляну вышли те самые помощнички, сосватанные Алёне Севером. На это раз все трое глумливо улыбались.

– Вот ты где. А мы уж подумали, что сбежала неблагодарная девчонка, не хочет расплачиваться за наш труд, – заявил бритый Сазан.

– Ой, что вы, как вы даже подумать такое могли? Конечно, расплачусь. У мамы… да вы что?

Пока она говорила, они подошли вплотную и чёрноглазый Колян схватив её за руки, натренированным движением загнул их за спину.

– Здесь, а не "у мамы" и рассчитаемся. С нами. С Севером – после. Камеру, Васо.

Васо навёл на девушку видеокамеру, а Сазан с видимым удовольствием начал расстёгивать пуговички на Алёниной кофточке.

– Но у меня… нет… с собой ничего, – всё ёщё отказывалась поверить в происходящее девушка.

– Гы– гы– гы, – заржали все трое. – Кое-что есть и это мы сейчас проверим, – ответил бритый, развеяв все сомнения.

– Вы что? Вы зачем? Не прикасайся ко мне. Отпустите! – забилась в крепких руках девушка.

– Ты давай, сопротивляйся. Мы это на порно снимаем. Многие педофилы тащатся. Но имей в виду, надоешь, или, тем более, сделаешь мне больно, пройдём все извращения. Вплоть до групповухи. Видела в порнушке? Нет? Братаны, да нам попался нетронутый цветочек, – ёрничал Сазан, не спеша раздевая девушку. Поверив, наконец, в происходящее, Алёна ударила негодяя коленом и страшно закричала. По тому, как совсем слегка поморщился Сазан поняла – не попала.

– Ну, ты сама выбрала, – прорычал он и уже рывком разорвал нижнее бельё.

– Заснял? Всё. Клеим рот. До второго акта. Когда успокоится. Ты держи покрепче. И весь интим теперь – крупным планом.

Несчастная девушка успела ещё раз пронзительно закричать, пока её повалили на землю и заклеили пластырём рот. Всё трое действовали согласованно, без суеты, видимо, уже по отработанному сценарию.

– Ты бы всё-таки успокоилась, детка. Хватит. Всё равно от Севера теперь тебе не вырваться. А там, чем покладистей, тем себе же и спокойнее, – уговаривал Сазан, пытаясь утихомирить свою жертву. Затем ему удалось прижать ноги девушки своими коленями. Ощутив его липкие от пота пальцы на своём теле, девушка поняла, что вот-вот случится самое страшное. И забилась в похожих на предсмертные конвульсиях.

Но вдруг она почувствовала свободу рук и немедленно вцепилась ими в лицо уже вожделённо сопевшего насильника. И тут же раздался жуткий, перешедший в хрип крик "оператора". Тренированным движением ухода от опасности, Сазан резко откатился в сторону и тут же вскочил. Вскочила и Алёна.

Заступником – спасителем оказался серый зверюга – некогда спасенный Алёной волк. Только сейчас он был здоров и страшен в своём волчьем гневе. Колян уже лежал с разорванным горлом, пытаясь его зажать и постепенно затихая. Сейчас зверь сбил с ног оператора. Затем, собравшись для очередного прыжка, повернул жуткую окровавленную морду к последнему из негодяев. Но прыгнуть не удалось. Ахнул и прокатился эхом выстрел. Алёнин спаситель присел, и уже не прыжком, но направился к Сазану. Тот выстрелил вновь и вновь. Третий выстрел уложил серого, но тот, грозно оскалившись, продолжал ползти к своему врагу. Только четвёртый выстрел остановил героя и тот по– человечески застонав, закрыл глаза.

– Во, подыхай, падла. Я пока с твоей ведьмой разберусь, – и он повернулся к Алёне, стоявшей прижавшись к дереву и пытавшейся руками прикрыть разрывы в одежде.

– Сдаётся мне, ошибочка у Севера вышла. Не нужны ему такие ведьмы. Такая мокруха – он кивнул головой на двух бездыханных дружков – себе дороже. – Так что, прости, детка, будем считать, что тебя замочил мой дружок. Случайно. Защищаясь от этой падали. Ну, сдохни – вновь ударил он зашевелившегося волка.

Это было последней каплей. Собиравшаяся и клокотавшая ненависть к этой твари выплеснулась одновременно с ударом в грудь. Затем девушка ещё услышала звук выстрела. Страшно перекосившись не то в немом крике, не то в болевом спазме, упал Сазан. На рваной девушкиной рубашке расплывалось красное пятно. Было больно, но не так, как при сеансах исцеления в больнице. Но от слабости подкашивались ноги. Девушка сделала несколько шагов и опустилась у своего серого витязя. Тот ещё был жив и открыл свои карие, переполненные мукой глаза. Алёна обхватила его голову руками, попробовала спасти. Нет, сил не было. Она ещё смогла забрать боль умирающего зверя, пропустить через себя в землю. Затем, уверенная, что тоже умирает, затихла…

Часть 2

Глава 8

Полосатый жезл в руках милиционера прервал воспоминания. Джип останавливался долго. Милиционер не подходил, ждал. Алёна развернулась и поехала в обратном направлении. Теперь и остановивший её направился навстречу. Не спеша, помахивая жезлом. Этакий властелин шоссейных дорог.

– Старинсталеповава? – поинтересовался он.

– Что? – изумилась Алёна.

– Старший инспектор старший лейтенант Попов. Ваши права? – более раздельно произнёс старший лейтенант в открытое девушкой окто.

– Мне… дядя дал покататься.

– Права и документы на машину!

– Сейчас! Алена оглянулась на заднее сидение, где лежал пиджак здоровенного размера. Наверняка – столичного шефа.

– Я думаю, они здесь – протянула Алена бумажник.

Инспектор взял бумажник, раскрыл. Присвистнул.

– Да, они здесь. Много документов. Очень много! – он достал и стал запихивать в карман довольно солидную пачку.

– Но это же деньги! – простодушно возмутилась девушка.

– Это документы, заменяющие твои права, правда? Так своему дяде и скажешь.

– Но это же… взятка?

– Это будет стоить ещё столько же, – инспектор вновь полез в бумажник.

– Чтоб у тебя руки отсохли!

Тотчас же бумажник и деньги выпали из опустившихся рук взяточника.

– Да ты что! – Не понимая происходящего, старлей Попов так грязно выругался, что Алёна зажмурилась. Надо было вообще-то зажать уши, но очень неожиданно было слышать такое от стража порядка.

– И язык твой грязный тоже!

Попов замычал, затем вдруг кинулся бежать – перемахнул через кювет и рванулся куда – то к лесу. А пока девушка, открыв дверку. Поднимала бумажник и деньги, из инспекторского автомобиля торжественно выбрался целый майор. Кто их не видел, таких майоров? Мордастых, раскормленных, с вырывающимися из формы телесами? С тупой бульдожьей мордой под фуражкой. Где их берут? Или специально откармливают наиболее подходящих лейтенантов? Их не любят не только водители. Их не любят все. Кроме начальства. "Служака! Настоящий офицер. Этот спуску не даст!" А настоящий офицер уже на второй этаж поднимается, обливаясь потом. И руль уже в пузо упирается. Какие уж там погони. Тем не менее, неистребимо племя этих майоров.

– Что происходит? – поинтересовался он, глядя вослед удаляющемуся коллеге.

– Вот… ваш напарник хотел взятку. А я объяснила, что это – нехорошо.

– Твои права и документы на машину.

– А зачем они тебе? – тоже перешла на "ты" начинающая злиться девушка.

– Ты, соплячка, как с майором разговариваешь? Выйти из машины! Руки на капот! – и бульдог тоже грязно выругался.

– Гавкаешь? Всю жизнь теперь гавкать будешь! И клешни твои поскручивает! – ударила она ненавистью по тянувшейся к замку зажигания лапе. Когда она отъезжала, майор заливисто лаял вслед.

– Шум подымут. Может, надо было дать этих денег, и ехать себе дальше? – подумала девушка. Нет, нужны они мне. До города сколько осталось? – взглянула она на дисплей.

Но переживала она зря. Оторопевший от такой наглости майор проводил взглядом удаляющийся джип, затем рванулся к своей машине. Но на запустить двигатель, ни управлять автомобилем сжатыми кулаками было невозможно. Удалось лишь включить вызов в центральную дежурку. Но дежурный, вслушиваясь в раздающийся лай, пожал плечами и обратился к рядом сидящему коллеге:

– Они там совсем от безделья охренели. Посадили собаку и та лает в рацию. Ну, я рапортюгу на них накатаю.

Трудно было остановить и попутный транспорт. Водители, завидев грозящего им кулаком милиционера, настороженно притормаживали, но услышав в ответ на вопрос " Что случилось" натуральный собачий лай, давали по газам. В сердцах плюнув на тупых водил, майор двинулся пешком. Пешеходная прогулка с отвычки заняла два добрых часа. За это время незадачливый служака понял, что произошло что – то ужасное. Вот и напарник не зря рванул. Поэтому докладывать надо непосредственно начальнику управления.

В управлении он быстрым деловым шагом, не отвечая на вопросы, поднялся на третий этаж и прорвался мимо адъютанта в генеральский кабинет. Генерал – жёсткий служака, начинавший с опера, тоже недолюбливал такого типа майоров. И сейчас, увидев мокрого от пота, шумно пыхтящего подчинённого, ворвавшегося в кабинет без доклада, грозно встал.

– Надеюсь, что у Вас серьёзные основания прерывать наше совещание? – зловеще поинтересовался он.

– Гав!

Генерал зажмурился от неожиданности, потряс головой, затем очень тихо спросил:

– Что Вы сказали?

– Гав! Гав!Гав!! Гав!!! – вырвалось ещё у служаки, пока он в ужасе не зажал рот.

– Спасибо. Я так и услышал. Но мне показалось, что я ослышался.

В кабинете раздался вначале смешок, потом грянул хохот. А ещё через несколько минут уже бывшего майора увезли в госпиталь.

Больше повезло его коллеге. Проблуждав лесом до вечера, он вновь вышел на дорогу, ведущую в город. Добрался до своего отдела. И тоже попал в госпиталь, но в совсем другое, чем его начальник, отделение. Так что шума, который мог бы повредить Алёне, они не подняли.

В городе Алёна прежде всего остановилась у бутика.

– В мир возвращаюсь. Переодеться надо, – объяснила она свои пожелания.

В джип она села другой девушкой. Расспросив о дороге на вокзал, вздохнула, бросила автомобиль со всем, кроме бумажника, содержимым и остановила такси. Вскоре она сидела на диване мягкого вагона (других билетов якобы не было), смотря на мелькающие в окне пригороды. Второе место было пустым. Алёна получила от проводницы традиционный чай и включила телевизор.

– Надо бы самолётом, – подумала девушка. Но документов никаких нет. Евроньюс сообщил о землетрясении в Перу. И на девушку опять нахлынула лавина воспоминаний.

Комнатка была маленькой, но очень светлой. Она показалась бы даже уютной, если бы не кричащая пестрота обоев. Борясь с подкатывающей к горлу тошнотой, Алена закрыла глаза. Стало ещё хуже. Тогда девушка встала, прошла несколько шагов, взглянула в окно. Ахнула, попятилась, села в мягкое полукресло. Попыталась собраться с мыслями. Не получалось. И она вновь уставилась в окно. С довольно большой высоты открывалась странная, невиданная, невообразимая для сельской девушки панорама чужого города. Высотные здания перемежевались с небольшими, утопающими в зелени коттеджами. Каким – то нереальным пронзительно – голубым цветом блестели под жарким солнцем бассейны. Вдоль улиц и улочек гордо тянулись вверх пальмы. Да-да, пальмы! А дальше… Дальше, от широкой полосы песка играл бурунами океан. Алёна сразу поняла – океан. Слабо морю вот так – гордо и незыблемо разлиться до горизонта.

– Где я? – вслух задала девушка закономерный вопрос. Ей никто не ответил. Ответ следовало искать самой. Алёна заглянула во встроенный угловой шкафчик и, накинув какой-то лёгенький халатик, выбралась из комнаты. Внешне это напоминало гостиницу – длинный, довольно скучный коридор с одинаковыми дверями. Суда по всему, за ними скрывались такие – же комнатки. В коридоре было довольно душно, за дверями – тихо. Дверь на пожарную лестницу (это Алёна определила по рисунку) была заперта. Возле лифтовых дверей, наконец, обнаружилась живая душа – здоровенный гориллоподобный мужичище, явно скучая, сидел за пластиковым столиком.

– Здравствуйте! – решила завязать беседу девушка. Собеседник поднял на неё глаза, но не ответил, продолжая жевать резинку.

– Я бы хотела узнать… Что-то случилось. Ничего не помню. Где я?

Ответа не последовало. Но судя по всему, страж начал понимать, что обращаются к нему и несказанно этому удивился.

– Я не понимаю. Я, наверное, больна. Вы понимаете? – Сообразив, что её не понимают, девушка начала вспоминать хоть что – то с английского.

– Дую спик инглиш? Вот из ю нейм? Вэа ду ю лив? Ай вонт эт хоум. – высказалась она, пытаясь хоть что – то выжать от странного дежурного. Наконец, того проняло. Правда, реакция была совсем неожиданной. Поднявшись во весь гигантский (наверное – двухметровый, подумалось Алёне) рост, горилла молча взял девушку за плечё и поволок назад по коридору.

– Подождите, куда? Я же узнать хочу… – пыталась упираться девушка. Не обращая внимания на это сопротивление, страж доволок Алёну до её комнаты (Љ 1313 – надо же! – автоматически подметила девушка) и подтолкнул её в направлении кровати. Уже лежащей он сказал несколько слов на непонятном языке и захлопнул дверь.

В принципе по тону можно было понять, что высовываться ей не следует, а тем более заводить с вахтёром разговоры. Алёна вздохнула и подойдя к окну решила более внимательно изучить открывшуюся панораму. Начала проясняться память и вскоре девушка, отшатнувшись от экзотики, забилась в дальний угол комнаты.

– Шеф, это я. Здесь некоторые накладки. Еду. Да, везу. Но хлопцы. Всё шло по плану, но потом волчина проявился. Почему мент? Настоящий. Меня сразу оглушил, ничего не помню. Очухался – всё тихо лежат. И Сазан и Колян и волчара. И она. Я там допетрил – пальнул таки Сазан волчару. Но и девку тоже. Правда, не насмерть. Вот я её и везу. Их не успел. Камеру? Тоже… не успел. Куда? Да нет, кажется, не тяжело. Крови нет, и дышит. Сквозное. Понял.

Это девушка слышала, придя в себя в бандитском джипе. Затем сознание возвращалось, когда она лежала на каком-то холодном столе. И знакомый голос говорил: "Что-то ты не то наплёл, а? Где здесь ранение? Вот это? Сегодняшнее? Вот эти точки? Ты меня за недоноска держать решил?" и уцелевший подонок что-то виновато гундосил в ответ.

– Ладно, разберёмся. О, глазоньки открыла. Здравствуй, малышка! Ты оказалась совсем неблагодарной, а? Ну, ничего. Я зла не держу. Привык, что люди – животные неблагодарные. Может, потом спасибо скажешь. Ибо ждёт тебя головокружительная карьера и лёгкая. Полная удовольствий, а где-то даже переполненная некоторыми удовольствиями жизнь.

С этими словами Север что-то уколол Алёне в вену. Последнее, что девушка увидела – серые, страшные своим равнодушием глаза.

Алёну резко зазнобило. Она вдруг почувствовала на всём теле липкий, неприятно пахнущий пот. Проведя рукой по лбу, она увидела на ладони грязно-коричневые капли. Подбежав к зеркалу, Алёна ахнула – вся словно вывалялась в грязи. Недолго думая, она скинула одежду и уже через мгновенье нежилась под чуть тёплым освежающим душем. Неиспытанное ранее удовольствие принесли и всевозможные ванные прибамбасы – ароматные мыло и шампунь, кремы для лица и для тела. Конечно, все тюбики и баночки были в ярких упаковках с надписями на неизвестном ей языке. Но какая же девушка в этой всей парфюмерии не разберётся!

Когда посвежевшая и почти пришедшая в себя Алёна, закутавшись в пушистое полотенце, вышла из ванно – туалетного отделения, её ждал новый сюрприз. В комнате стоял столик – серебристый, металлический, на колёсиках – в общем, как из фильмов о шикарной жизни. И на нём в таких же серебристых, (как их назвать? В судках что ли?) исходили ароматом какие-то удивительные блюда. Было что-то там ещё. Но взгляд девушки на этом не задержался. В единственном кресле восседала… Алёна не смогла сразу подобрать правильное определение. По её меркам – тётка. Далеко за двадцать. Но это слово совсем не клеилось к посетительнице. Молодящаяся. Стройная до худобы. Крашенная. Не под блондинку – под русую. Тонкий нос. Пронзительно – зелёные глаза. Неестественно зелёные. Может, это то, о чём Алена раньше только слышала – цветные линзы? Какие– то острые черты лица хищной птицы. Тонкий с горбинкой нос с этими непропорционально большими глазами конкретизировали этот образ – скопа. Нервные, тонкие, чувственные губы. Длинные пальцы рук. В правой – бокал. Пальцы левой нервно теребят подлокотник кресла. Длинные, стройные ноги. Что-то подобное однажды промелькнуло в их деревне. Да. Библиотекарша. Посводила тогда с ума всех мужиков. И Алёниного отца тоже. Правда, куда ему было тягаться с сильными мира сего! Хотя, говорили, что никому не отказала. К счастью, быстро нашла солидного опекуна и перебралась в райцентр.

– Ну, что вызверилась, девонька? – прервала её неприятные воспоминания незнакомка. – Давай, садись, перекусим и поговорим. Догадываюсь, что вопросов у тебя много. Садись – садись. Голод – не тётка, поэтому давай, ешь. И не ищи свою одежду. Потом оденешь вон то – показала она в сторону лежащего на кровати чего-то ярко-пёстрого.

Алена послушалась совета и взялась за блестящую вилку.

– Где я? – уже с набитым ртом поинтересовалась она.

– В Бразилии, где очень много диких обезьян – явно привычно объяснила Скопа. Ну, не в самой, но всё же в Южной Америке. Выпьешь чего-нибудь? Так быстрее перевариваются такие новости.

– Нет, спасибо, – ошарашено поблагодарила девушка. Она, уже не ощущая вкуса, быстро проглотила находившейся во рту кусок какого-то овоща и отложила вилку.

– Это за окном…

– Да, милочка. Океан. У тебя, наверное, отлично по географии было? И вообще, наверное, отличница? – как то ехидно, с подтекстом спросила собеседница.

– Да, почти… А…

– Понимаю. Конкретно ты находишься в заведении, известном тебе под названием "публичный дом".

– Что Вы? – отшатнулась девушка.

– Да-да, милочка. И с сегодняшнего дня ты зачислена в наш персонал. В штат фирмы. Я – директор этой фирмы. Светлана Петровна. Фамилия для тебя значения не имеет.

Оценив шоковое состояние девушки Скопа решила, что настал лучший момент для её ломки.

– Здесь, на этом этаже, вот такие номера для жизни. "Рабочие места" – на этаж ниже. И слушай внимательно, милочка. Ты здорово влетела. Но такова селяви, как говорят французы. И никто, слышишь, никто тебе не поможет. Кроме меня. И тебя самой. Отработаешь годика три на совесть – отпустим. А будешь кобылятиться – всё равно отработаешь. Только по сажу на иглу, выжму всё, а потом продам. И не в гарем к шаху. В грязный дешевый бордель. И не жди помощи. У меня здесь всё схвачено. От полиции до мэрии. Ну! Думай быстро! Детство кончилось! Ну! – встряхнула она неподвижную девушку.

– Ладно, – не дождавшись ответа, продолжила Светлана Петровна. Она закурила тонкую сигаретку, отпила из своего бокала и, потянувшись через столик, воткнула свой зелёный взгляд в глаза жертвы.

– Слушай дальше. Судя по всему, ты ещё ммм нетронутая. Да? Так вот. Есть у нас особые любители на таких. Но есть любители поиграться в соблазнение, а есть – в изнасилование. Со вторыми – больнее и противнее. Хотя со временем – она вздохнула и потянулась. – Со временем понравится и это. Но на первых порах, я тебе скажу, очень больно и неприятно. По скотски. Пару вот таких дичек, как ты, даже наложить на себя руки пытались. Потом привыкли, втянулись, вошли во вкус. А одна, да. В окно выбросилась. Теперь, эти стёкла не бьются. А в комнатах видео. Во всех уголках. Даже в интимных. Кстати, когда ты мылась, уже оценили. Есть и такие любители. Так что с почином тебя… Ах ты дрянь! – Скопа вскочила, прервав вербовку, вытерла попавший в глаза плевок и наотмашь ударила девушку. Сильная оплеуха повалила Алёну на пол.

– Дрянь, дрянь, дрянь, – пинала девушку ногами Скопа. Полотенце смягчало удары, да и поражённое ужасом происходящего тело не чувствовало боли.

– Ладно, – спохватилась "директор фирмы". – Не буду портить товар. Видит Бог, я хотела, как лучше. Готовься, маленькая сучка. Потом ещё поговорим. После третьего. Или пятого. Сама приползёшь, – она вышла хлопнув дверью.

Алёна поднялась и кинулась одеваться. Но разглядев легкое, короткое платье и какие – то, похожие на ленточку трусики всхлипнула и ещё плотнее завернулась в полотенце. Затем забилась в дальний угол комнатки, загородилась столиком и, понимая всю наивность таких мер, расплакалась. Но плакать пришлось недолго. Своим плевком она так обозлила Скопу, что та не медлила. Дверь открылась резко, одним сильным рывком. Клиент заведения был здоровенный и неприятный. Не скрывая своих намерений, он рассмотрел жертву, затем порвал на себе рубаху и кинул её куда– то в угол. Тоже самое – чуть не разодрав наполовину избавился от брюк. Алёна выросла не в монастыре и всё– таки знала анатомию. Но когда этот бычила ( другого слова она не нашла), оголился совсем, к горлу девушки подкатила тошнота. Не обращая на реакцию беззащитного ребёнка никакого внимания, клиент схватил её за волосы и швырнул на кровать. Преодолев слабое для него сопротивление, распахнул полотенце, подмял жертву под себя и взгромоздившись на неё, сжал здоровенными лапищами голову и потянул её на себя. Это волосатое уже вспотевшее от страсти чудовище уже вызывало не тошноту. Отвращение переросло в гнев, который закипал и бурлил в девушке. И когда насильник всё– же коснулся своей плотью сжатых губ девушки, она, как тогда, на поляне, прожгла своей ненавистью это голое сопящее тело. Тут же Алёна почувствовала, как страшно, до окаменелости напряглись все мышцы мужчины, а уже через мгновенье его руки безвольно опустились, и сам он боком завалился на кровать. Девушка выскользнула из – под потного тела и кинулась к одежде. Уже не обращая внимания на фривольность наряда, она быстро оделась и кинулась в коридор, к лифту. Не успев сделать и нескольких шагов, она услышала крик Скопы.

– Стой, стой, тварюка – кричала та, выскакивая из дальнего номера.

" Наблюдала, – догадалась Алёна. Может, ещё и со зрителями?" – она оглянулась и действительно увидела выскочившего из той же комнаты мужичка. И не угаснувший ещё в Алёне гнев выплеснулся вновь. Скопа успела ещё крикнуть что-то на непонятном языке дежурившему у лифту шкафу. Затем, согнувшись почти напополам, она вскрикнув, упала и затихла. Схватившись за глаза, жутко закричал зритель. Ничего не понявший охранник распахнул руки навстречу бегущей девчушке, но тоже упал. Этот – безмолвно, но, как и положено шкафу, с грохотом. До того, как пришёл лифт, отчаянно давившая на кнопку вызова девушка с ужасом ждала, когда её мучители придут в себя. Потом с ещё большим ужасом убедилась, что охранник смотрит в потолок остекленевшим взглядом и Скопа, кажется, тоже не дышит. Извращенец – зритель был без сознания, но дышал. Насильника слышно не было. Пока лифт двигался на первый этаж, девушка собралась с мужеством, заставила себя неспешным шагом пересечь прохладный холл и направиться к выходу. Никто её не остановил. Только пару мужчин оценили её полуприкрытую фигурку липкими взглядами. Стеклянная дверь автоматически открылась, и девушка оказалась на тротуаре. Здание, из которого вырвалась Алёна оказалось довольно высотной гостиницей. По сидевшим в холле она поняла, что "бледнолицые" здесь всё– же не редкость. По широкому шоссе как– то лениво двигались автомобили, в большинстве своём без крыш. Прохожих было мало – сказывалась изнуряющая жара. На перекрёстке бездельничал полицейский. Может, от нечего делать он рассмотрел девчонку. Но Алене этот взгляд показался странным.