Текст книги "Северный страж"

Автор книги: Леонид Сидоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Облизнув пересохшие губы, Олаф недоверчиво оглянулся на лес.

О могучий Один! Говорящая нелюдь! Неведомо, чего он там дальше гавкал, но наказ уходить прозвучал вполне понятно. Неужто отпускает? Нелюдь отпускает просто так? Или предательски вдарит громом в спину, едва сделать первый шаг?

Алексей медленно опустил ружьё.

– Слушай, ну иди ты уже отсюда, а! Ты что, вообще ничего не соображаешь? Да не бойся ты, иди, стрелять не буду. Их бин нихт шиссен! Ком, ком!

Олаф кивнул и медленно попятился. Не сводя глаз с громовой палки, шагнул назад. Лэндвэттир даже не шелохнулся. И тогда зажав рану, Олаф повернулся к врагу спиной и что есть мочи побежал к спасительной реке.

Затылком чувствуя леденящий взгляд, одним махом одолел крутой склон, остановился на пригорке и глянул назад. Чудище всё так же неподвижно, словно неживое, молча глядело вслед…

Дождавшись, когда головорез скрылся из виду, Алексей тяжело вздохнул. Горячка скоротечного боя прошла. Навалилась какая-то невероятная усталость и полное безразличие. Оглядевшись, приметил у низенького сарайчика разбросанную копну сена. Устало закинул ружье на плечо и побрёл передохнуть. На душе скребли кошки.

Вот тебе и Финляндия, вот тебе и пикничок. Да уж, наворотил дел. Мужика не спас, рыжих двух положил… Хорошо хоть женщине помочь успел. Если бы она под ним чуть рыпнулась, рыжий бы её точно прирезал, чувствуется, мужики вообще без тормозов, вон как его дружок потом смачно щит грыз. Похлеще любой электропилы. Да, похоже, они тут все какие-то чокнутые. И ещё тот подванивающий педофил в лесу. Хорошо хоть додумался ему тесак сломать. А то новодел, новодел… Вот идиот… Однако ну и весёленькая тут компашка подобралась. Топоры, финки, щиты, мечи… Просто откровенный геноцид творят. Если вдруг вернутся, патронов на всех не хватит. Сколько там, штук семнадцать ещё осталось. Вот месилово-то выйдет… Замаскироваться, что ли, получше на всякий случай? Места отходов приглядеть. Боже мой, куда попал, что происходит, что делать… Абсурд полнейший! Бред! Бред, бред…

Тяжело дыша, Оттар выскочил на очередную развилку и с тоскою огляделся. Опять! Опять одно и то же! Место вроде то, да не то. Кругом мхи, сырость, да мохнатые ёлки. Попробуй их, поди, отличи!

С надеждой глянув на скрывшееся в облаках солнце, в сердцах выругался:

– Тролли их всех раздери! Где же эта проклятая деревня?

С надеждой поднёс ладони к ушам и прислушался.

Странно. Так тихо кругом. Брат уже точно должен быть на месте. Такой бы гвалт поднялся, а тут даже никто и не пикнет. Может, не туда пошёл? Может, надо в другую сторону? Да что ж такое, словно крутит кто!

Подозрительно глянув на чёрную нахохлившуюся ворону, примостившуюся на ёлке неподалёку, злобно сплюнул, повернулся и побежал назад.

Опираясь на клюку, Гертруда отогнула тугую еловую ветвь и вышла на тропинку. Усмехнувшись, глянула на мечущуюся фигуру и легонько крутанула рукой.

– Беги, милок, беги, пока можется. Ох, чую, и вдоволь же сегодня с тобою натешится леший.

Позади нурмана из-под земли выскочила низенькая косматая тень. Сверкнула зелёными глазищами, и неуклюже косолапя короткими лапками, засеменила следом.

– А ну шибче, шибче давай! Ату его, ату! – подзадорила ведунья. – А то ишь распоясался, ирод окаянный…

Глава 6

Сухонькая старушка в чёрном бесшумно появилась у изгороди словно из ниоткуда.

Алексей потрясённо вскинулся, недоверчиво разглядывая странную гостью.

Что за фокус? Склон до леса просматривается почти как на ладони. Высокие стволы, пожелтевшая листва, молодые ёлки. Как она успела так незаметно подкрасться без всякого камуфляжа? Или просто пряталась где-то рядом в кустах?

Осмотревшись, старушка вышла из-за укрытия. Опираясь на клюку, похромала к трупам. Медленно обошла место боя. Горестно покачав головой, наклонилась над обезглавленным пленником. Что-то пошептала и перешла к головорезам. Сурово поджав губы, потыкала клюкой развороченную грудину. Почему-то сложилось впечатление, что осматривает не с праздным, а с каким-то сугубо профессиональным интересом. Обычные люди как-то не испытывают особого желания лицезреть умерших, а уж тем более подробно рассматривать детали. Особенно если ещё и учесть ужасающий характер повреждений. А эта вот себе изучает, словно анатомические атласы перелистывает.

Осмотрев трупы, подошла к мумифицированной лошадиной голове. Несколько раз медленно обошла кругом, разглядывая с таким любопытством, словно увидела такое впервые в жизни. Вдоволь насладившись зрелищем со всех сторон, остановилась и вытащила из-за пазухи тонкий прутик. Что-то пошептав, несколько раз махнула в воздухе, словно заочно наказывая бездушных хозяев бедного животного. Закончив порку, наклонилась и воткнула прутик в прямо в высохший лошадиный глаз.

Откуда-то выскочила растрёпанная заплаканная женщина и кинулась к странной гостье. Схватила за руки и горестно запричитала.

Старушка улыбнулась, вытащила из-за пазухи разодранный платок и махнула куда-то в лес. Женщина охнула, упала на колени и принялась истово целовать старческие ладони.

Гостья поспешно отдёрнула руки. Что-то строго сказала и кивнула в сторону Алексея.

Явно потрясённая услышанным, женщина машинально повернула голову. Встретившись глазами с Алексеем, поспешно опустила взгляд и торопливо шмыгнула в ближайшую избушку.

Закончив осмотр, старушка повернулась и целеустремлённо направилась прямо к стогу.

Алексей заинтересованно приподнялся и поспешно пригладил волосы. Кто бы ни была странная гостья, но явно уважаемый человек. Скорее местная староста, или как они там раньше в деревнях назывались. Старейшина, кажется. Нет, скорее даже религиозный деятель, учитывая странный ритуал над трупами и бедной лошадкой.

Старушка подошла и остановилась в двух шагах, заинтересованно разглядывая с головы до ног. Особенно долго взгляд задержался на ружье. Судя по всему, прекрасно понимая его предназначение.

Лицо гостьи напомнило лица пожилых немецких туристов, которым частенько приходилось разъяснять дорогу то к Эрмитажу, то к Исаакию. Такие типичные, резкие, словно высеченные из камня, черты. Да наверняка немка, тут трудно ошибиться.

Машинально отметив застарелые рубцы от ожога на левой щеке, Алексей прервал молчание.

– Гутен таг, фрау!

Седые брови удивлённо поползли вверх. Всплеснув руками, старуха что-то возбуждённо затараторила явно на немецком.

Алексей растерянно улыбнулся.

Надо же, всё-таки угадал. Но легче не стало. Скудный словарный запас моментально иссяк. Английский худо-бедно понял бы, да, ну кое-что специфическое медицинское на латыни, но беглый немецкий… Нет уж, увольте. Эх, какой-нибудь электронный переводчик бы сюда.

– Пардон, мадам. Их бин нихт шпрехен зи дойч… Чёрт, вот попал, а! Ни сказать толком, ни спросить…

Старуха осеклась и потрясённо отступила на шаг.

– Боже мой! Так вы русский? Как давно я не слышала этого языка…

Слезинка покатилась по щеке.

Алексей подскочил от неожиданности.

– Что вы сказали? Вы… Вы что, понимаете меня? Кто вы? Что это за место?

Старушка слабо отмахнулась.

– Обождите, юноша, не тараторьте, я вас и так едва понимаю…

Достала платочек и вытерла слёзы.

– Столько лет не слышала русской речи, и, признаться, уже даже никогда и не надеялась… Прошу прощения, позвольте представиться, – сделала небольшой книксен, – Гертруда Фридриховна Бергер, бывшая фрейлина её императорского величества Екатерины Второй Великой…

Алексей едва не выронил ружьё.

– Кх… Кого-кого?

Старушка гордо выпрямилась и строго отчеканила:

– Екатерины Второй, императрицы и самодержицы всероссийской. Позвольте же узнать и ваше имя, о загадочный странник.

– Э-э-э… Алексей. Я… Извините…

Не обращая внимания на правила этикета, до боли сжал виски и плюхнулся на солому. В голове зашумело.

Вот оно и твёрдое доказательство. Точно прошлое… Но это невозможно, это бред какой-то! Бред! Бред! Какая фрейлина, какая вторая, какая императрица! Стоп, вторая… Значит… Чёрт, а что вообще это значит? Так, спокойно, спокойно… Надо от печки. Пётр основал Питер в семьсот третьем. Умер где-то годах в двадцатых, если память не изменяет. Как раз после шведов. Застудил почки, застарелый пиелонефрит обострился. Антибиотиков, естественно, не было и в помине, а как врачи тогда лечили вообще отдельная песня. Коновалы. Ладно, чёрт с ними, с этими антибиотиками… Так, что было потом… Потом вроде его дочка правила, потом ещё кто-то… Потом какие-то перевороты были… Выходит… Выходит это уже ближе к тысяча восьмисотому. Это что же… Это…

– Да уж, весело, – поднял растерянный взгляд. – Это какой же сейчас год получается? Тысяча семьсот… Какой?

– Хмм… Если бы тысяча семьсот, – загадочно усмехнувшись, Гертруда тяжело опустилась рядом. – Ох, лучше и не спешите с выводами, Алексей. Чую, беседа нам предстоит долгая, и, согласитесь, лучше вести её не здесь, – кивнула на жителей, робко выглядывающих из домов. – Взгляните, бедняжки и так напуганы до смерти. Только представьте, что им сегодня пришлось вынести! И разбойники, и выстрелы, и кровавые жертвы…

Алексей неопределённо пожал плечами.

– Так ведь, э-э-э…

– Нет-нет! – по-своему истолковала старушка. – Вы поступили, как подобает истинно благородному человеку. Просто я предлагаю позволить им хоть немного успокоиться и продолжить нашу беседу в более спокойном месте.

– Да пожалуйста. А что, здесь есть спокойные места?

– Конечно, тут совсем недалеко. Моя избушка. Кстати, там сейчас прячется моя воспитанница, которую вы избавили от насильника. Филиска, очень разумная и добродетельная девушка.

– А, эта, – невольно улыбнулся Алексей. – Да уж, визжала она здорово. Думал, все мёртвые поднимутся. Надеюсь, он её не сильно помял?

– По счастью, нет, гораздо больше напугана. Так что если бы не вы, всё могло бы закончиться очень трагично.

– Кстати, – всполошился Алексей. – Он ведь так и остался на кладбище. Я его прикладом там малость оглушил. Так что когда очнётся, вполне может, прийти и сюда. Да и эти головорезы тоже вполне могут вернуться.

– И всё же, сколь удивительно поменялся русский язык, – усмехнулась Гертруда. – Я едва понимаю вас, словно каким-то наитием… Нет, не вернутся. Вся шайка нурманов погрузилась на корабль и уже далеко отошла, а насильник блуждает по лесу. И смею уверить, будет блуждать ещё долго, – загадочно усмехнулась. – Так что вы решили? Идёмте?

– Ну раз так, идёмте, – Алексей легко поднялся и галантно предложил руку. – Прошу.

– Благодарю, – церемонно приняла помощь старушка. – Что ж, идёмте. Идём и ты, дух неведомый, – глянула куда-то вбок. – Наверно, вам с Карлушей тоже будет много о чём поговорить, – ласково почесала воздух над левым плечом. – Правда, Карлуша?

Непринуждённо закинув ружьё, Алексей украдкой покосился на спутницу.

Карлуша? Дух неведомый? Вот те раз. А с виду вроде вполне нормальная. Хотя кто этих фрейлин знает. Может, действительно пока торопиться не надо? В конце-то концов, и здесь неплохо поговорить можно. Сено, тепло, отличный круговой обзор. А местные как-нибудь потерпят ещё немного… А, да ладно, чего бояться-то, в самом деле. Пусть бабулька немного не в себе. Немудрено, кстати, по жизни такой. Зато, по крайней мере, хоть по-русски говорит. Жутко архаично, правда, и даже как-то чрезмерно артистично. В случае чего, вернуться назад всегда можно, а так, глядишь, и в самом деле, может, что прояснится…

Миновав плетень, старушка повернулась и заговорщицки приложила палец к губам.

– Тсс! Алексей, будьте добры, теперь ступайте как можно тише. И когда войдём в лес, постарайтесь не разговаривать даже шёпотом.

– А что такое? – всполошился Алексей.

– Лесной хозяин. Вы человек здесь новый, так что всякое может, быть. Лучше не тревожить его попусту.

– А-а-а, – Алексей изо всех сил постарался сдержать улыбку. – Конечно-конечно. Понимаю…

– А часом, нет ли у вас с собой чего-нибудь съестного?

– Э-э-э, да. Консервы и картошка.

– Боже мой! – Гертруда восторженно всплеснула руками. – Картошка? Чудесно! А консервы это что?

– Консервы?

Алексей остановился и скинул рюкзак. Выудив банку, подбросил в руке.

– Вот.

– Неужто это съедобно? – подозрительно осведомилась Гертруда. – Простите за сравнение, но выглядит словно оловянная бочка.

– Это чтобы лучше хранилось, – поспешно пояснил Алексей. – Еда внутри. Всё очень просто, открываешь и ешь. На самом деле там мясо. Даже говядина, судя по этикетке.

Конечно, сейчас не стоит вдаваться в лишние подробности, что это может быть, даже и не совсем мясо. Скорее, нечто идентично натуральному со вкусом мяса. Но с голодухи очень даже ничего. Серёга вон даже высочайше одобрил. Эх, Серёга, Серёга, и где же вы все теперь… Михалыч, наверно, в полном шоке. Пацан пропал, ружьё тоже. Такие разборки теперь там начались. А уж что дома творится…

– Хмм. Мясо? Пожалуй, такое чудо лучше не стоит. Это его лишь только разозлит. Вот что, Алексей. Вижу, наша беседа кажется вам немного странной, но прошу вас, сделайте, как я скажу. Когда в лесу подам вам особый знак, скажем, кивну, будьте любезны, положите картофелину на пенёк, хорошо?

– Хорошо, – заинтригованно кивнул Алексей, – чего ж не положить. Положу…

Бабулька становится всё чудней и чудней.

– Что ж, тогда идёмте, – Гертруда повернулась и бойко захромала по тропинке, опираясь на клюку.

На всякий случай сняв ружьё с предохранителя, Алексей накинул капюшон и зашагал следом.

Неизвестно на чём основана столь искренняя уверенность бабульки, что все головорезы уже спешно разъехались по домам, но лишняя предосторожность точно не помешает. Да и тот сексуально озабоченный, по её словам, тоже где-то по лесу бродит. Кто его знает, что он может, выкинуть при случайной встрече. Радостных объятий уж точно не дождёшься, особенно после такого неслабого ударчика прикладом по роже.

Минут через десять старушка решительно свернула в густой ельник. Выйдя на небольшую полянку, остановилась и выразительно покосилась на огромный замшелый пенёк.

Алексей потянулся в карман, нащупал картофелину и положил по центру пня, изо всех сил стараясь сдержать улыбку. Как говорится, люди всегда с ума сходят по-разному, но итог у всех один.

Впрочем, если судить по засаленности древесины, место добровольного пожертвования пользуется у местных просто бешеным успехом. В корнях проглядывали расплывшиеся заплесневелые крошки хлеба, обгрызенные рыбьи хребты и чешуя. Вот всяким мышкам и птичкам раздолье. Практически готовый шведский стол. Может, даже и кабанчики заглядывают на огонёк.

Гертруда торжественно кивнула, повернулась и поманила за собой рукой. Дескать, молодец, пошли. Мавр сделал своё дело, мавр может, уходить.

Алексей молча пожал плечами. Да не жалко. Обращайтесь, всегда пожалуйста. Можно хоть всю высыпать, мышкам праздник желудка устроить. Кстати, лесной хозяин лесным хозяином, но хорошо бы у бабульки нашлось на чём тушёнку разогреть. Да и картошечки пожарить. Во рту с утра совсем ни крошки…

Отойдя метров на десять, старушка вдруг остановилась. Медленно повернулась и многозначительно кивнула назад.

Алексей заинтригованно оглянулся. Картофелина исчезла.

Что за чёрт? Растерянно повернулся к Гертруде.

– А-а-а…

Старушка улыбнулась и заговорщицки шепнула:

– Принял он дар. Значит, глянулись вы ему. Всё, идёмте спокойно…

Заметно расслабившись, старушка заковыляла по едва заметной тропке.

Ещё раз недоверчиво оглянувшись, Алексей зашагал следом.

Да уж, хороший фокус. Но это ещё ничего не значит. Копперфильд вон ещё и не такое выделывает. То статуя Свободы исчезнет, то вагон с зелёным горошком. Ведь главное, с какой стороны зрителю показать. Может, отсюда срез пенька чуть повыше, вот картошку и не видно. А может, вообще всё гораздо проще. Какой-нибудь ручной бурундук или белка. Тащит с пенька всё что ни попадя. Эх, и дурят нашего брата во все времена. Люди вообще такие доверчивые…

Тропка вывела к небольшому пригорку. У подножия красовался огромный коренастый дуб. Царящая вокруг осень едва угадывалась в густой зелёной кроне.

Задрав голову, Алексей восхищённо присвистнул.

– Вот это да! Ну ничего себе деревце! Златая цепь на дубе том…

– Что? – удивлённо повернулась Гертруда. – Какая цепь?

– Златая. Так классика же! – загорелся Алексей. – Пушкин, не помните? И днём и ночью кот учёный всё ходит по цепи кругом… Пардон, – осёкся, слишком поздно сообразив, что сморозил глупость.

Как-то до сих пор даже в голову не могло прийти, что кто-то из русскоговорящих может, не знать классика русской словесности.

– Э-э-э… великий поэт. Был… Уже потом.

– Потом? – понимающе глянула Гертруда. – Ох, Алексей, признаться, просто сгораю от нетерпения услышать вашу историю, благо мы уже почти пришли, – воодушевлённо махнула рукой. – Избушка там, за пригорком. Только уж не обессудьте, придётся вам чуть подождать у порога. Вначале успокою мою подопечную. Бедняжка испугалась вас едва ли не больше самого нурмана.

– Меня? – поразился Алексей. – Здорово. С чего бы это вдруг?

– Вас-вас, – подтвердила старушка. – А причиной тому ваш странный наряд. Увидев столь ужасное косматое чудище, бедняжка приняла вас за лешего. Признаться, ваше одеяние мне и самой поначалу показалось жутковатым.

– Да уж, – улыбнулся Алексей. – Тогда понимаю. То-то она так визжала. Честно говоря, в какой-то момент я даже сам испугался.

– Ну-ну, полно, – усмехнулась Гертруда. – Не судите столь строго бедную девушку. На самом деле в вас имеется ещё одна весомая причина, но о ней мы поговорим в свой черед.

– Причина? – насторожился Алексей. – Во мне? Какая ещё причина?

– Будьте терпеливы, Алексей, – вздохнула старушка. – Понимаю ваше нетерпенье, но всему свой час. Насколько я вижу, сейчас вы к этому просто ещё не готовы. Потерпите немного…

Впереди на берегу ручья показалась небольшая покосившаяся избушка с потемневшей от времени пепельно-серой камышовой крышей. Каменные глыбы фундамента щедро устилал густой слой мха. Единственное маленькое оконце затягивала полупрозрачная плёнка с тонкой сеточкой вен. По всей видимости, то ли тонко выделанная шкурка, то ли мездра.

Старушка остановилась у кособокой двери и как-то виновато улыбнулась.

– Я вас окликну, хорошо?

– Хорошо-хорошо…

Прислонив ружьё к стене, Алексей скинул надоевший рюкзак. С наслаждением потянувшись, уселся на тёплый мох.

Положив последний стежок, Филиска придирчиво растянула ткань и сокрушённо вздохнула. Теперь шей, не шей, всё, считай, пропало платье. На людях в таком уже не покажешься, срамота. И платок пропал. Тёплый какой был. Пуховый. Вот ещё и матушка узнает, как дело было, ох уж задаст…

Снаружи послышались неясные голоса. Неужели нурманы? Сердце заколотилось так, что вот-вот станет слышно даже в лесу. Испуганно глянув на дверь, притушила лучину и спряталась за печь, прижавшись к теплому камню.

Голоса послышались ближе. От сердца сразу отлегло. Почудится тоже! Как можно быть такой трусихой? И вовсе это не нурманы, а бабушка Гертруда, разговаривает с кем-то на непонятном наречии. Интересно, и что за гость к ней пожаловал?

Дверь скрипнула. Ведунья ступила через порог и улыбнулась.

– Испужалась, деточка? Ничего-ничего, всё уже позади. Бежали нурманы, – поставила клюку к притолоке и скинула шаль. – Уплыли по реке.

– Уплыли? – обрадованно подскочила Филиска.

– Как есть уплыли, – подтвердила Гертруда. – Леший их твой побил, – лукаво взглянула из-под седых бровей, – и родичей твоих отстоял. Только напутала ты всё, деточка. Не леший то был, а ведьмак. И ведьмак молодой, даже в силу свою ещё не вступил.

– Ведьмак? – ахнула Филиска. – Да какой же это ведьмак, бабушка! Не иначе морок! Мхом и травой весь зарос, чисто колода лесная старая…

– Ох, девочка, – вздохнула ведунья. – Уж сколько раз я тебе твердила, – у страха глаза велики! Неведомую силу-то ты увидала, а ведьмака за лешего приняла. Не верь глазам своим, нутром надо смотреть, нутром! И вовсе не мох это. Одежда это его, просто хитрая одежда. А родом он из моих краёв… Ну что, гость за дверью ждёт. Снова не испугаешься? – пытливо взглянула в глаза.

Филиска виновато потупилась.

– Не испугаюсь, бабушка.

– Вот и умница. – Сморщенная ладонь ласково погладила по голове.

Гертруда повернулась к двери и окликнула:

– Алексей! Можете войти!

Собрав пожитки, Алексей как можно деликатнее открыл дверь. Пригнувшись, шагнул в низкий проём и замер от неожиданности. Внутри царил непривычный подвальный полумрак.

Филиска замерла, во все глаза разглядывая странного гостя. И правда, надо же быть такой дурочкой! Только сейчас стало ясно, что бабушка права. И вовсе никакой это не мох с травой, а одежда. Хотя и чудная очень. В такой по лесу ходить, любой за лешего примет.

Призрачная тень просочилась через дверь и бесшумно скользнула за спину гостя.

– Ой!

Невольно попятившись, Филиска испуганно оглянулась на ведунью.

– Не бойся, – спокойно глянула Гертруда. – Тоже гость мой званый. Смирный он, как и Карлуша. Всё им вдвоём веселее будет…

Алексей осторожно прислонился к косяку, терпеливо дожидаясь, когда глаза хоть чуть-чуть привыкнут к сумраку.

– Обожди, сейчас лучину зажгу, – догадалась Гертруда.

В углу вспыхнул крошечный огонёк.

– Теперь видно?

– Да-да, спасибо, – отозвался Алексей.

Выпрямившись, встретился глазами с девчонкой.

Девица зарделась и смущённо потупилась, стыдливо оправляя подол.

– А вот и та самая моя пугливая воспитанница, – с усмешкой представила Гертруда. – Филиска.

– Привет-привет, спортсменка, – усмехнулся Алексей. – По-русски говоришь?

Филиска непонятливо захлопала глазами.

Гертруда повернулась и что-то сказала. Девчонка кивнула и молча метнулась к печи. Схватила ухват, ловко подцепила глиняный горшок и сунула в широкий закопченный зев. Не обращая внимания на заинтересованный взгляд Алексея, сунула в печь кусочки бересты и принялась старательно раздувать тлеющие угли.

– Хозяюшка растёт, – одобрительно глянула Гертруда. – Нет, Алексей, не знает она русского языка. Вепсы это, может, слыхали?

Алексей смущённо улыбнулся.

– Нет, к сожалению. Я вообще в этнографии не очень силён. А где мы вообще? Это хоть Россия?

– Россия? – Гертруда погрустнела. – Да, пожалуй. Правда только ещё будет когда-то… Ладога здесь совсем недалеко. А в версте к западу отсюда река Паша. Великая, значит. Да вы проходите, проходите, – приглашающе повела рукой. – В ногах правды нет. Присаживайтесь вот на топчан. И если вас не затруднит, снимите своё одеяние, уж больно Филиска смущается, – с усмешкой покосилась на воспитанницу. – Чисто леший, говорит.

Алексей улыбнулся и потянулся к ремешкам.

– Вы не поверите, но костюм почти так и называется. Кикимора только.

Надо же, народ и вправду пугается. Костюмчик явно удался. Похоже, с выбором профессии явно поспешил. Впору в дизайнеры армейского спецснаряжения подаваться. По сравнению с дрянным качеством нынешней униформы от кутюр, наверняка нарасхват был бы, и дешевле обошёлся бы на н-дцать порядков…

Скатал в аккуратный рулон и пристроил у стены.

– Кикимора? – всплеснула руками Гертруда. – Ох, умора! А ведь похож, похож! – с интересом оглядела куртку. – Да и остальная одежда лесу под стать… Так как вы сюда попали?

Алексей тяжело вздохнул.

– Да попал вот. Сам не знаю как. Рысь какая-то бешеная во всём виновата, зараза…

– Рысь? – старушка задумчиво посмотрела куда-то в угол. – Боже, как всё это похоже…

– Что похоже? – заинтересовался Алексей, невольно покосившись вслед за Гертрудой.

Что она там увидела? Полки, пучки трав, снизки сушёных грибов.

– Судьбы, – вздохнула Гертруда. – И наши спутники… Только в разных ипостасях. Простите, понимаю, соловья баснями не кормят, обед будет совсем скоро, но умоляю вас, расскажите как можно подробней, как всё это произошло?

Алексей на миг задумался.

– Ну как… На выходные поехал с друзьями на охоту. На гуся. Зашёл в лес на минутку… кхм, переодеться. Весна у нас там была, кстати. Апрель… Вдруг чувствую, смотрит на меня кто-то, оглядываюсь, а это рысь! И главное смотрит так, словно вот-вот бросится. Я хвать ружьё, а её уж нет. Она со спины зашла, хитрюга. Пока я возился, она как прыгнет! Короче, с ног сбила. Когда я поднялся, очутился уже здесь. На болоте каком-то… Ну потом сюда кое-как дошёл. Остальное вы знаете…

Гертруда уставилась в пол, задумчиво потирая виски.

– Да-да, так и есть. Всё сходится…

– Что сходится?

– Умоляю, ещё немного терпения, Алексей! И что, неужели рысь прямо вот так бросилась ни с того ни с сего? – подняла испытующий взгляд.

– Ну не знаю. Во всяком случае, специально я её точно не злил. Может, там у неё нора была где близко, или детёныши, кто её, ненормальную, знает…

– Хорошо. И доселе больше ничего необычного с вами не происходило?

– Нет, – пожал плечами Алексей. – Ничего. Жил, учился как все. Чего там может быть, необычного?

– Так уж и нет? – спокойно усомнилась Гертруда. – Ну же, вспоминайте! Вы ещё совсем молоды, не должны жаловаться на память. Может, было так, что кто-то скончался на ваших глазах и случайно к вам прикасался?

Алексей похолодел.

А ведь точно. Монашка. Только откуда ей это известно?

– Ой… И правда было…

– Что было?

– Женщина. Совсем старая, – заторопился Алексей. – Монашка по виду…

– Монашка?

– Ну да, одежда у неё такая, – досадливо махнул ладонью Алексей. – Ряса, или сутана там, не знаю. Потому я и подумал…

– Продолжайте.

– На перекрёстке её джип сбил…

– Джип?

Алексей опомнился, вспомнив, с кем имеет дело.

– Ну машина такая. Э-э-э… Карета, по-вашему.

– Продолжайте.

– Ну так вот. Сбил он её, а я врач. Ну почти, в общем. Студент, короче. Наклонился к ней, думаю, может, чем помогу. А она как мёртвая лежит, кровь пузырями изо рта. Перфорация лёгкого… Я пульс пощупал, она вдруг очнулась и как захрипит…

– Забери, забери, – вздохнула Гертруда. – И вы невольно ей руку подали, верно?

– Да! – возбуждённо подпрыгнул Алексей. – Откуда вы знаете?

– Ах, как это всё мне знакомо, – грустно улыбнулась старушка. – И снова благие намерения… Увы, Алексей. Видимо, я вас огорчу, но мы вами с вами товарищи по несчастью…

Филиска отодвинула крышку, выпустив густой клуб дыма. Раскрасневшись, бесстрашно сунула ухват в пышащую жаром печь и вытащила горшок. Ловко перенесла на стол и загремела мисками.

Гертруда одобрительно оглянулась.

– А вот и наш обед поспел. Что ж, Алексей. Покамест ненадолго прервёмся. Руки можно помыть вон там, – кивнула на кадушку в углу. – Позвольте я вам помогу.

– Спасибо, – поднялся Алексей.

Опомнившись, досадливо хлопнул по лбу.

– Ё-моё! Совсем заболтался! – потянулся к рюкзаку. – Там же у меня и картошка есть, и тушёнка…

– Да полноте вам. Не трудитесь, Алексей. Как-никак, вы же всё-таки мой гость, ещё успеется…

Чинно усевшись за стол, Алексей пододвинул глиняную плошку. Густая каша клубилась лёгким дымком. С интересом оглядев деревянную ложку, нерешительно помешал в тарелке и принюхался. Аппетитно пахнуло грибами и какими-то специями.

– Кулеш, – пояснила старушка. – Не знаю, ведомо ли вам это блюдо. В бытность мою так готовили когда-то в Малороссии. Вкусно и сытно. Приятного аппетита!

– Спасибо. Филиска, и тебе, – Алексей повернулся к девице, скромно устроившейся в уголке стола.

Гертруда перевела.

Филиска вспыхнула и, скромно потупив взгляд, уткнулась в тарелку. Хотелось ответно поблагодарить ведьмака, но язык почему-то словно прилип к нёбу. Да и сидящая в углу, такая не похожая на давно знакомого маленького мирного Карлушу косматая тень всё-таки пугала. Сидит-то пока сидит, а вдруг как возьмёт да и прыгнет…

Едва коснувшись ложки, Алексей ошарашенно отпрянул. Кулеш оказался просто огненным, но едва солёным, даже пресным. Поначалу немного стесняясь, скромно подул на ложку, а когда каша чуть остыла, волчий аппетит взял верх.

Тарелка умялась в один присест.

– А не желаете ли добавки? – поинтересовалась Гертруда.

– С удовольствием! Честно сказать, такая вкуснятина!

Старушка польщённо улыбнулась.

– Сказать откровенно, глаз не нарадуется столь похвальному аппетиту, – наполнила миску до краёв. – Кушайте, кушайте, Алексей. Силы вам ещё пригодятся…

После обеда Филиска занялась мытьём посуды, Гертруда пересела напротив.

– Что ж, Алексей, – отодвинула чадящую плошку подальше от лица. – Наступил час поведать вам и мою историю. Вижу, вы всё ещё полны смятения. Простите, если мой вопрос покажется вам немного бестактным, но позвольте узнать, какой вы веры? – испытующе глянула в глаза.

– Веры? – замялся Алексей.

Ну вот, а так всё хорошо начиналось. Наверняка сейчас начнётся какая-нибудь вдохновенная проповедь. Последнее время всевозможные проповедники просто достали, особенно в преддверии широко разрекламированного индейцами майя очередного грядущего конца света. Суют все эти свои дурацкие брошюрки, книжонки, только успевай отмахиваться. И что ей сказать? Что никакой? А ладно, не врать же, в самом деле.

– Да, пожалуй, никакой. А что?

– Никакой? – с некоторой ноткой восхищения повторила старушка. – Что ж, смелый ответ. Вот они, плоды вольнодумства Вольтера и Монтескьё! Рада, не скрою. Это в корне меняет нашу беседу. Ах, если бы вы только знали, какой религиозный ужас я когда-то испытала! Думала, просто сойду с ума. А с вами всё иначе. Ваш разум свободен от пут. Не боясь, что затрону ваши чувства, буду с вами предельно откровенна, – рассеянно глянула куда-то вбок и погрустнела. – Да, увы, мы с вами товарищи по несчастью. Хотя, после стольких лет, я теперь уже и сама не знаю, счастье это или несчастье. Впрочем, что я говорю? Конечно, несчастье. По непонятой прихоти всемогущего рока быть выкинутой из круга привычного бытия… Нет, скорее я просто смирилась со своей печальной судьбой, – грустно усмехнулась и махнула рукой, – впрочем, не принимайте мои горькие слова слишком близко к сердцу. Просто накипело… Итак, вот вам и моя история. Когда-то, давным-давно, я была молода и беспечна, самая младшенькая и обожаемая в нашей большой семье. Батюшка мой был родом из богатого негоциантского рода, осевшего в России ещё при царе Петре. Он быстро обрусел, принял православие и стал вхож в богатейшие дома Санкт-Петербурга. Когда юная будущая императрица София Фредерика Августа Ангальт-Цербстская ещё только прибыла в столицу, ей было так одиноко. Только представьте – чужая речь, чужие обычаи… Бедняжка… Моя семья, как могла, давала ей хоть какое-то утешенье. Когда императрица взошла на престол, наша добродетель не была позабыта. Семья удостоилась высокой чести. Старшие сёстры были уже замужем, а я, как самая младшенькая, стала фрейлиной. Большего я и не могла себе пожелать. Я была просто счастлива. Служение государыне меня нисколько не тяготило, скорее даже наоборот. Жизнь моя стала словно красочный калейдоскоп. Положение в обществе, балы, завидные женихи… Будущее казалось светло и прекрасно. И вот однажды ранней осенью государыня велела заложить карету. Мы выехали ранним утром. Моросил мелкий дождь. Было слякотно и промозгло. Едва мы выехали за город, на обочине дороги показался сидящий в грязи нищий. Глубокий старик в рубище, видно, он совсем замёрз. Даже не поднял головы, когда с ним поравнялась богатая карета. Едва завидев несчастного, государыня повелела остановить экипаж. Она всегда славилась своим благочестием и добросердием. Протянула мне рубль и велела подать несчастному. Я вышла из кареты и окликнула беднягу. Старец даже не поднял головы. Подумав, что он глухой, я тронула его за плечо. Тогда он очнулся, протянул ко мне руку и прохрипел: «забери, дочка, забери», – выразительно умолкнув, покосилась в угол и едва слышно пробормотала: