Текст книги "Комната № 13"

Автор книги: Леонид Савельев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Совещание министров

В Мариинском дворце собрались на заседание министры. Хабалов читал отпечатанное по его приказанию объявление:

«ПЕТРОГРАД ОБЪЯВЛЯЕТСЯ НА ОСАДНОМ ПОЛОЖЕНИИ. ВСЯКИЕ СБОРИЩА ЗАПРЕЩАЮТСЯ. ВЫХОДИТЬ НА УЛИЦУ ПОЗЖЕ ДЕВЯТИ ЧАСОВ ВЕЧЕРА ВОСПРЕЩАЕТСЯ».

Но некому было приказать расклеить объявление по улицам.

Хабалов отправил воинский отряд против восставших волынцев. Время шло, а об отряде не было никаких известий.

– Неужели, – спрашивали министры Хабалова, – отряд разбит… Но ведь кто-нибудь должен был уцелеть и вернуться.

Хабалов молчал. Он сам не мог понять: целый воинский отряд пропал, точно провалился.

Наконец Хабалов узнал: посланный им отряд дошел до Литейного проспекта. На Литейном солдаты вместо того, чтобы стрелять в революционеров, смешались с народом.

Вдруг кто-то крикнул:

– Толпа идет к дворцу!

Все бросились тушить электричество, чтобы толпа не стала стрелять по освещенным окнам.

Так сидели министры несколько минут в темноте и тишине, не переговариваясь. Наконец вошел один из служащих и сказал:

– Ложная тревога: перед дворцом нет народа.

Когда опять зажгли электричество, все увидели, что один из министров вылез из-под стола. Но над ним никто не смеялся: все были сами перепуганы. Тогда совет министров послал царю телеграмму с просьбой об отставке.

Ночью министры разошлись по домам. Это было последнее заседание Совета министров. А Хабалов перешел в адмиралтейство. С ним были пулеметы и немного солдат.

Царь решает

Утром царь получил телеграмму от Родзянки: «Положение ухудшается. Надо принять немедленные меры, ибо завтра уже будет поздно. Настал последний час, когда решается судьба родины и царской семьи».

Но царь не поверил этой телеграмме.

Днем пришла телеграмма от Совета министров: просьба об отставке. Царь передал ответ: он запрещает министрам покидать посты и пошлет в Петроград генерала с войсками.

Генерал Алексеев лежал у себя в комнате; он был болен, его сильно лихорадило. Но когда он прочел ответ царя, присланный ему для передачи в Петроград, он пошел к царю.

– Ваше величество, надо уступить, – сказал он.

– Нельзя уступать, – сказал царь. – Я уже решил и не изменю своего решения.

За обедом рядом с царем сидел коренастый бородатый старик – генерал Иванов.

Царь сказал:

– В Петрограде бунтуют запасные и фабричные.

– Когда в Харбине были беспорядки, я пошел с двумя полками и усмирил бунтовщиков без единого выстрела, – сказал Иванов.

– Поезжайте в Петроград, – сказал царь. – Я поручаю вам прекратить беспорядки.

Генерал Иванов вышел и сказал своему адъютанту:

– Мы едем усмирять Петроград. Закупите здесь побольше окороков и крупчатки, привезем родным в подарок.

В распоряжение Иванова дали два кавалерийских и два пехотных полка, георгиевский батальон и пулеметную команду Кольта.

А царь решил поехать в Царское Село повидаться с семьей.

Блуждающий поезд

«Выехали сегодня утром в пять. Мыслями всегда вместе. Великолепная погода. Надеюсь, чувствуете себя хорошо и спокойно. Много войск послано с фронта».

Такую телеграмму послал царь с поезда царице.

Царский поезд вышел из Могилева ночью. Он состоял из семи вагонов. Поезд шел прямым путем к Петрограду.

Сначала ехали спокойно. На станциях поезд встречали чиновники и полиция.

Царская свита ни о чем не беспокоилась.

– Триста лет Россией правили Романовы, – говорили придворные, – неужели их свергнут в три дня? А полиция на что, жандармы, казаки, гвардейские полки!

Но на одной из станций к паровозу подошел железнодорожник и сказал:

– Дальше ехать нельзя.

Дальше станции были заняты войсками, перешедшими на сторону революции. Тогда паровоз перевели на другой конец поезда, и поезд двинулся назад к Бологому: царь решил проехать окружным путем, через станцию Бологое. Но и там его не пропустили: железнодорожники прислали сказать, что мост впереди испорчен. На самом деле мост был в исправности, но дальше стояли уже революционные войска.

– Ваше величество, – сказал один из придворных, – в Царское Село не пробраться, куда прикажете ехать?

– Все равно, – ответил царь. – Поедем туда, где есть прямой телеграфный провод, – в Псков.

Повернули и поехали в Псков.

У Таврического

Восставшие солдаты и рабочие взяли арсенал.

Сорок тысяч винтовок расхватали по рукам. Подняли другие полки. Раскрыли тюрьмы. Подожгли Окружный и Охранное отделение. Останавливали и проверяли автомобили и разоружали офицеров.

Все улицы, ведущие к Таврическому, полны народом.

Пронзительным гудком разгоняя толпу, летит автомобиль с вооруженными матросами и крутым поворотом подъезжает к Таврическому.

Навстречу ему ползет, тяжело ворочая цепями передач, огромный грузовик.

Ползет, тяжело ворочая цепями передач, грузовик.

Во все стороны торчат штыки. На грузовой платформе стоят, навалившись на плечи шоферов, рабочие, солдаты, студенты, женщины. Они держат винтовки наготове.

Вот проезжают гвардейцы-артиллеристы. Они скачут на откормленных, лоснящихся конях. Блестящими шашками отдают они салют народу.

Толпа кричит «ура», дети подбегают к лошадям, солдаты палят в воздух.

Посредине улицы митинг. На телегу взбираются один за другим ораторы. Толпа плотным кольцом окружила телегу и слушает. Тут же несколько человек в арестантских халатах, мужчины и женщины: это выпущенные из тюрьмы.

У Таврического огромная толпа. На улицах трещат костры. Мороз. Таврический дворец сияет огнями. Во всех его комнатах в эту ночь горит свет.

Ораторы – в пальто, без шапок – говорят с каменных, занесенных снегом ступеней Таврического. Толпа хлопает, кричит «ура» всем, не разбираясь, кто что говорит.

Еще не все войска перешли к народу. Еще сидят на чердаках городовые с пулеметами, но город уже во власти восставших.

А из-за домов, над городом, полыхают огненные столбы, разметавшись дымом: это горят Окружный суд и Жандармское управление.

В комнатах №№ 11–13 Таврического собрались уже выборные от рабочих и солдат. Двенадцать лет назад, в 1905 году, выборные от рабочих образовали Совет Рабочих Депутатов. Тогда армия еще подчинялась правительству и Совет просуществовал недолго. Теперь солдаты идут вместе с рабочими. И Совет называется: Совет Рабочих и Солдатских Депутатов.

Революционный штаб

В сорок второй комнате Таврического дворца устроился революционный штаб Совета: несколько солдат, представители от восставших полков, и революционные офицеры.

Вырвали план из «Всего Петрограда» и стали размечать, где восставшие войска, где полки Хабалова.

Но оказалось, что толком никто ничего не знает.

Беспрестанно звонили телефоны: из разных мест требовали подкреплений. Были посланы отряды на все вокзалы.

Ночью пришло известие: хулиганы собираются напасть на винный склад.

– Если склад разобьют, восстание потонет в водке, – говорили в революционном штабе.

«Триста штыков к складу, – отдал приказ революционный штаб, – рабочие и солдаты вперемежку. Действовать оружием, в случае нападения на склад, без всякой пощады. Если кто-нибудь из команды дотронется до бутылки – расстрелять на месте».

В одной из комнат был устроен склад оружия. Там собирали и складывали револьверы, винтовки, патроны, пулеметные ленты. На крышу Таврического взгромоздили четыре пулемета. Правда, стрелять из них нельзя было, – они были не смазаны, а вазелина под рукой не было, – но зато они придавали бодрость.

В коридорах, вповалку, подложив шапки под голову, спали солдаты с винтовками в руках.

В комнатах, на диванах, на креслах, на столах, на полу, не снимая пиджаков и фраков, спали члены Государственной Думы.

Вдруг в сорок второй комнате распахнулась дверь, и туда тяжелой поступью вошел хмурый Родзянко. Он сел в широкое кресло, уперся ладонями в стол и сказал:

– Господа офицеры, Временный Комитет Государственной Думы взял власть для восстановления порядка в городе. – Он помолчал и добавил сердито: – с этой минуты ваш штаб подчинен Временному Комитету.

Временный Комитет решает

Вот почему Временный Комитет Думы решил взять в свои руки власть.

– Я не бунтовщик, не революционер, – говорил Родзянко. Я не хочу брать власть без царского указа. Но ведь правительства сейчас нет, а не может же быть страна без правительства! Ко мне рвутся со всех сторон. Все телефоны обрываю!. Спрашивают, что делать. Как же быть? Брать ли власть?

– Берите, Михаил Владимирович, – советовали ему члены Государственной Думы. – Никакого в этом нет бунта. Ведь министры сбежали, где Протопопов – неизвестно, никого нет. Должен же их кто-то заменить? Если же все обойдется, то государь назначит правительство, и мы ему дадим власть. А не обойдется, так по крайней мере возьмем власть мы, а не те мерзавцы, что выбраны на заводах. Что же, наконец, делать, если императорское правительство так спряталось, что с собаками его не сыщешь!

И Временный Комитет Думы взял власть до назначения нового правительства. С досадой слушали члены Комитета Думы, как в соседнем зале воинский оркестр играл революционные песни. Но приходилось мириться с революцией: у нее была сила.

К Таврическому подходили полки с офицерами и знаменами.

К войскам выходил Родзянко и зычным голосом кричал:

– Воины православные! Поддерживайте порядок, слушайтесь ваших офицеров; не позволим врагу, проклятому немцу, загубить нашу матушку-Русь!

Потом он возвращался в комнату Комитета Думы и, отдуваясь, ворчал:

«Хоть бы скорой пришли войска с фронта и навели порядок».

Городовые в очереди

То там, то здесь раздавалась пулеметная стрельба. Это стреляли городовые, засевшие на чердаках.

Народ прежде всего искал городовых. Когда находили где-нибудь городовых, убивали их тут же на улице.

Городовые перепугались. Они поняли, что единственное их спасение – попасть скорей под арест. Поскорей снимали они свою форменную одежду, переодевались, и тайком, чтобы их по пути не узнали, пробирались к Таврическому дворцу.

И вот во дворе Таврического образовалась странная очередь – огромный, закручивающийся «хвост» городовых. С нетерпением ждали городовые, когда же их пропустят в дверь.

– Счастливец, – говорили городовые в конце хвоста, когда передний проходил в дверь, – его уже арестовали, ему теперь нечего бояться.

Солдат одного из восставших полков привел городового в Таврический и просил:

– Арестуйте его, тут он целее будет, а в городе, не ровен час, убью; а он – отец мне.

Явилось все жандармское управление и, выстроившись, точно на смотру, по чинам, от генерала до ротмистра, прошло под арест. Когда перетрусившие при аресте жандармы увидели, что им ничто не угрожает, что Дума взяла их под свою защиту, они приободрились.

– Не все ли равно, кому служить, Протопопову или Родзянко, – переговаривались они, – лишь бы жалованье платили. Мы еще понадобимся новому правительству!

И повеселевшие жандармы стали нацеплять красные банты.

Арест бывших министров

К студенту, проходившему по дворцу Таврического дворца, подошел пожилой человек в дорогой шубе. У него было серое, изможденное лицо, он еле держался на ногах.

– Скажите – вы студент? – спросил он.

– Студент.

– Я – Протопопов, отведите меня в Думу.

Взволнованный студент бросился искать Керенского, а по дороге сообщал всем:

– Протопопова веду!

Собралась огромная толпа. Раздались крики:

– Чего ждать, прикончить его на месте!

Солдаты взяли штыки на-перевес, кто-то схватил Протопопова за воротник.

В эту минуту появился Керенский. Он шел бледный, подняв одну руку вверх, точно для клятвы, другую вытянув вперед. Страшным голосом кричал он:

– Не сметь трогать этого человека! Он – великий преступник против революции.

– Ваше превосходительство, – сказал Протопопов срывающимся голосом. – Отдаю себя в ваше распоряжение.

Торжественно и мрачно, точно он ведет осужденного к месту казни, вел Керенский Протопопова в отдельную комнату. Вооруженный конвой окружал съежившегося человечка в помятой шубе, бывшего министра.

Толпа молча расступалась.

А когда дверь в комнаты захлопнулась, и Керенский остался один на один с Протопоповым, он сказал Протопопову обычным голосом:

– Садитесь, Александр Дмитриевич.

Разговор Иванова с Хабаловым

В девять часов утра, перед выездом из Могилева, генерал Иванов вызвал по прямому проводу Хабалова.

– Здравствуйте, я генерал Иванов.

– Здравия желаю, Ваше высокопревосходительство, я Хабалов.

– Какие части в порядке и какие безобразят?

– В моем распоряжении в здании адмиралтейства четыре гвардейских роты и две батареи, остальные войска перешли на сторону революционеров.

– Есть ли у вас продовольствие?

– Нет.

– Какие вокзалы охраняются вами?

– Все вокзалы во власти революционных войск, строго ими охраняются.

– Все ли министерства правильно работают?

– Министры арестованы революционерами.

– Много ли оружия попало в руки бунтовщиков?

– Все оружие в городе.

– В каких частях города поддерживается порядок?

– Весь город во власти революционеров.

Народ в Таврическом

Забрезжило утро первого марта. Керенский потянулся в кресле, зевнул и сказал капризным голосом:

– Вот начинается утро, опять ползут сюда какие-то толпы. Солдатня прет отовсюду, и нет никаких сил удержать ее.

В самом деле, перед дворцом и в самом дворце трудно было протискаться сквозь толпу. Одни уходили, другие приходили. Народу все прибывало. Полы в Таврическом стали оседать.

Студенты носили при себе план Таврического дворца и указывали каждому, как ему найти комнату, которую он ищет.

Мальчики и девочки в форме бойскаутов писали пропуска, носили пакеты и разливали чай. Сестра милосердия перевязывала раненых.

Старая власть была свергнута, нового правительства еще не было, и все шли за разрешениями и помощью в Таврический.

В Таврический привозили арестованных, приходили представители полков и заводов, железнодорожники, справляющиеся, какие поезда пропускать, какие нет, почтовики, лавочники, автомобилисты– и еще и еще.

Пришел извозчик и просил помочь разыскать угнанную лошадь. И важный царский сановник прислал лакея узнать: может ли он отправить своих собак на прогулку в Таврический сад.

Все новые и новые посетители входили толпой в Таврический. Но во дворце толпа разделялась: чиновники и офицеры поворачивали в комнату Комитета Думы, рабочие и солдаты шли в комнату № 13, где заседал Исполком Совета. Точно два потока образовались в Таврическом и каждый входивший попадал в один из них.

Два миллиона под столом

В комнату Временного Комитета Думы вошел какой-то человек с двумя солдатами. Он принес увесистый пакет и ушел. В пакете оказались тайные договоры России с иностранными государствами.

– Это самые важные государственные бумаги, – сказал один из членов комитета. – Надо их спрятать, а у нас в комнате нет ни одного шкафа, даже ящика в столе нет.

– Знаете что, – догадался другой, – бросим их под стол. Под скатертью ведь совершенно не видно. Никому в голову не придет искать их там.

Пакет положили под стол. Зеленую бархатную скатерть опустили до самого пола…

Опять пришел кто-то с солдатами и принес целый тюк. Посмотрели: в тюке два миллиона рублен ассигнациями. И этот тюк тоже отправили под стол.

Один из членов Государственной Думы подошел к Милюкову и сказал:

– Павел Николаевич, так дальше нельзя. Мы не можем управлять Россией из-под стола. Надо составить правительство.

Милюков сел за письменный стол и стал на лоскутке бумаги писать фамилии: так составилось новое правительство.

А Родзянко хрипло ругался:

– Эти мерзавцы из Совета узнали, что я собираюсь ехать к государю императору. Они отдали приказание не давать мне поезда. Они требуют, чтобы со мной ехал их представитель с батальоном солдат. Ну, слуга покорный, я с ним к государю не поеду. А пока Совет выхватывает у нас из под носу власть. Они отняли у нас комнату, а теперь отнимают власть. И мы ничего не можем поделать: за них солдаты.

Заговорщики

Милюков сказал Керенскому:

– Я вас включил в список министров нового правительства. Вы будете министром юстиции.

– Вы знаете постановление Совета? – отвечал Керенский. – Новое правительство – буржуазное, и ни один из членов Совета не может входить в правительство. А я член Совета и из Совета уйти не могу.

И действительно, если бы Керенский ушел из Совета, все перестали бы ему верить.

– Ну, так как же? – спросил Милюков и хитро прищурился.

– Я сумею убедить Совет, – заторопился Керенский. – Я буду министром…

В четыре часа ночи на второе марта в комнате Временного Комитета Думы сидели Родзянко, Шульгин и Гучков. Все трое ненавидели революцию, все трое хотели спасти царский строй.

Родзянко и Шульгин были помещики, Гучков – управлял крупным торговым предприятием.

Вдруг Гучков подошел к двери и запер ее на ключ.

– Надо действовать тайно и быстро, – заговорил Гучков, понизив голос. – Никого не спрашивая, ни с кем не советуясь… Чтобы Совет но узнал… Царь должен отречься, иначе теперь нельзя. Но надо России нового государя. Около него надо собрать все, что возможно, для отпора революции. Я немедленно поеду к государю и привезу отречение в пользу наследника. Но мне бы хотелось, чтобы поехал еще кто-нибудь.

– Я поеду с вами, – сказал Шульгин.

В шестом часу утра они сели в автомобиль и, когда уже серел зимний рассвет, прибыли на Варшавский вокзал.

– Я – Гучков, член Государственной Думы, нам совершенно необходимо по важнейшему государственному делу ехать в Псков. Прикажите подать нам поезд.

– Слушаюсь, – сказал начальник станции.

Через двадцать минут к перрону подошел паровоз с одним вагоном. Паровоз запыхтел, короткий поезд тронулся; Гучков и Шульгин поехали спасать царский строй.

Кругом измена

А в это время в Таврическом дворце просыпались спавшие уже третью ночь на полу солдаты и рабочие. Просыпались, – свободные.

Сколько столетий прошло, сколько людей было расстреляно, повешено, засечено, прежде чем настал этот день.

Сколько людей было разорвано в клочки германскими снарядами, искалечено, убито болезнями и голодом, прежде чем оставшиеся в живых решили: так дальше нельзя.

Вот эти, сидевшие теперь в министерском павильоне под арестом, всю жизнь приказывали, а солдаты должны были отвечать – «Точно так», «никак нет».

А теперь сила была в них, они могли делать, что хотят.

Они победили и теперь не знали, что делать. Они готовы были итти за каждым, кто называл себя революционером. Они верили всем. Они верили членам Государственной Думы, верили Керенскому, верили заранее новому правительству.

А кругом них была измена. У них была сила, у врагов была хитрость. Временный Комитет Думы сговорился с генералом Ивановым.

Керенский придумывал как бы стать министром и остаться вождем революционеров. В самом Исполнительном Комитете были случайные, ненадежные люди.

А Шульгин и Гучков ехали тайно в Псков, чтобы дать России нового царя.

Царь уступает

А царский поезд в это время подходил к Пскову.

Когда придворные узнали, что поезд не пропускают к Царскому Селу, что Петроград во власти восставших, они всполошились.

Старый адмирал, друг царя, переходил из вагона в вагон и кричал:

– Все будем висеть на фонарях. У нас такая будет революция, какой еще нигде но было.

– Дождались, – говорили другие, – и как это случилось?

Остальные молчали, точно ехали на похороны.

Вечером царский поезд пришел в Псков. Платформа была пустынна и не освещена. К поезду подошел, шлепая галошами, сутулый седой генерал, командующий северным фронтом, Рузский.

Придворные окружили его и взволнованно спрашивали.

– Войска еще надежны! Вы нам поможете? Что теперь делать?

– Что теперь делать? – желчно сказал генерал Рузский: – сдаться на милость победителя.

В девять часов вечера первого марта генерал Рузский вошел в вагон царя. Они сели за стол друг против друга. На столе была разложена военная карта. Но генерал Рузский закрыл рукой карту и стал говорить о событиях в Петрограде.

Генерал Рузский говорил долго. Он рассказал о том, что делается в Петрограде. Он рассказал о том, что все полки в городе перешли на сторону восставших.

– Надо назначить новых министров, ответственных перед Государственной Думой.

– Я ответствен перед богом, – сказал царь, – и не могу уступить власть.

Тогда Рузский стал говорить о том, что не один Петроград восстал, восстала вся Россия. В Москве войска переходят на сторону народа. В Кронштадте беспорядки и нельзя принять мер к усмирению: нет ни одной надежной части. Балтийский флот подчинился Временному Комитету Думы.

– А войска на фронте? – спросил царь.

– Если послать полки с фронта, они перейдут на сторону восставших, – сказал Рузский. – Генерал Алексеев считает единственным выходом назначение министров, которым доверяет Дума.

Царь встал и подошел к окну вагона. Он посмотрел в окно, потом опять сел и сказал вялым безразличным голосом:

– Телеграфируйте Родзянке, что он назначается председателем Совета Министров. Пусть он назначит остальных министров.

Рузский вышел и сказал встречному офицеру: – Прикажите телеграфисту вызвать по прямому проводу Родзянку.