Текст книги "Комната № 13"

Автор книги: Леонид Савельев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Леонид Савельев
КОМНАТА № 13

Две карты

В кабинете генерала Хабалова, командующего петроградскими войсками, висела большая, во всю стену, карта. Это была карта военных действий.

На карте флажками был обозначен фронт. Жирными черными линиями – железные дороги. Треугольниками – крепости. Кружками и точками– города. Видно было, что германские войска заняли уже много русских губерний.

Флажки шли от Балтийского моря до Черного.

Но генерал Хабалов не смотрел на карту военных действий. Он сидел к ней спиной. Перед ним на столе лежала другая карта: план Петрограда. Хабалов внимательно разглядывал план. В план были воткнуты флажки и карандашом на плане были нанесены значки.

За столом напротив Хабалова сидел жандармский генерал. Он терпеливо ждал, что скажет Хабалов.

– Расположение сил правильное, – сказал наконец Хабалов и поднял голову. – Центр города защищен со всех сторон.

– Эти флажки означают пешую полицию, – сказал жандармский генерал. – Эти– отрады конной. Эти– казачьи части. Треугольниками обозначены казармы запасных полков: точками – полицейские участки.

Город делится на шестнадцать районов. В каждом районе в помощь полиции – батальон солдат. Особыми отрядами охраняются все дворцы, министерства, вокзалы, заводы, мосты и арсенал. На плане они обведены кружками. На перекрестках будут выставлены воинские заставы. Всем фабрикам сообщены секретные номера телефонов для вызова полиции или войск.

– Когда можно ждать бунта? – спросил Хабалов.

– В любой день, – сказал жандармский генерал. – Настроение на заводах тревожное, а тут еще военные неудачи и недостаток хлеба. Министр внутренних дел со своей стороны принял меры, и как только начнутся волнения, вожди революционеров будут арестованы.

– Самое важное, – сказал Хабалов, – не допускать рабочих в центр города. Министерства, главный телеграф и телефонная станция должны быть в безопасности. Надо будет расстреливать толпы по очереди. Как придет толпа с окраины, так расстреливать, не дожидаясь, пока подойдет новая.

– Все наготове, – сказал жандармский генерал. – Пулеметы привезены и городовые обучаются стрельбе. Мы отобьем у рабочих охоту бунтовать надолго. С какой стороны не подойдут они к центру города, всюду их ждут: шашки или нагайки, винтовки или пулеметы.

В казарме

Все петроградские казармы были переполнены. В Петрограде стояли запасные полки. Солдат обучали, чтобы потом послать на фронт.

Короткий январский день кончился. В казарме Волынского полка пробил барабан. Дан сигнал ко сну. Тускло горит желтым светом электрическая лампочка. На нарах в три этажа лежат солдаты.

– Завтра опять весь день печатать ногами по снегу, – сказал солдат, лежавший под потолком. – А из деревни пишут: некому работать в поле.

– На фронте еще хуже, – сказал солдат со средней койки. – Посидишь в вонючем окопе за колючей проволокой, так рад будешь в город вернуться.

– Мне сегодня офицер опять в зубы дал, – сказал солдат с нижней койки. – Он меня бьет, а я молчу и гляжу на него, выпучив глаза. Иначе нельзя. Ну, погоди, придет мое время.

– Как затевали войну, так обещали, в месяц немцев разобьем. А теперь: третий год воюем и все нас бьют.

– Потому что министры– изменники, немцам продались.

– А царь-то, – начал солдат с нижней койки, но в это время в коридоре раздались тяжелые шаги.

Вошел офицер в золотых очках. Он встал посередине комнаты и закричал: – Кто здесь разговаривает?

Все молчали. Тяжелый храп шел по казарме. Офицер недоверчиво осмотрелся, повернулся на каблуках и вышел, хлопнув дверью.

Царь улыбается

В Таврическом дворце заседала Государственная Дума.

Прозвенел колокольчик, председатель Думы Михаил Владимирович Родзянко поднялся с кресла и сказал: «Объявляю заседание закрытым». Депутаты толпой пошли к дверям.

Депутаты собирались кучками у колонн и спрашивали друг друга, что делать.

В Государственной Думе заседали представители буржуазии. Несколько большевиков, представителей рабочих, попавших в Думу, были давно арестованы и высланы в Сибирь. Но и представители буржуазии не могли примириться с царским правительством.

– Министры или глупцы или изменники, – сказал седой профессор истории, депутат Думы Милюков. – С таким правительством мы проиграем войну.

– Я объездил фронт, – сказал депутат Гучков. – Я видел, как во время сражений наши войска оставались без снарядов. Я видел солдат зимой без сапог и без теплого белья. В лазареты привозили солдат с отмороженными ногами. Из нетопленых теплушек вынимали окоченелые трупы и складывали рядами, как дрова.

– Солдаты бегут с фронта. Вы знаете, сколько у нас дезертиров? Два миллиона!

– С министрами нечего разговаривать. Надо просить царя назначить новое правительство. Иначе будет революция и сметет и правительство, и нас.

Все сразу испуганно замолчали.

В это время вошел Родзянко.

– Я испросил высочайшую аудиенцию, – сказал Родзянко, – и сейчас еду к государю императору.

Родзянко поехал к царю. Царь принял его и пригласил сесть.

– Ваше величество, – сказал Родзянко, – умоляю, смените правительство. В городах не хватает печеного хлеба и слаб подвоз муки. Транспорт расстроен. Паровозы портятся и ржавеют на запасных путях. Заводы вырабатывают с каждым месяцем все меньше. Надвигается голод и разруха.

Царь молчал.

– Ваше величество, – сказал Родзянко, – назначьте министрами людей, которым доверяет Дума.

Царь молчал.

– Ваше величество, – сказал Родзянко хрипло, – если вы этого не сделаете, будет революция. Вы пожнете, что посеяли.

– Ну, бог даст, обойдется, – сказал царь и улыбнулся.

Он сделал знак, что разговор кончен.

Подложный паспорт

Дезертиров искали повсюду.

Поезд пришел в Москву. В вагон вошли жандармы и стали проверять у пассажиров паспорта.

Навстречу им поднялся молодой белокурый мужчина. В левой руке он держал небольшой чемодан, в правой– раскрытый паспорт.

Жандарм взял паспорт и спросил: – Откуда едете?

Пассажир сделал знак, что он не понимает по-русски.

Другой жандарм посмотрел паспорт и сказал – Финн, из Куопио, купец, можно пропустить.

Пассажир вышел на вокзал. Он поохал к знакомому рабочему.

Там он раскрыл чемодан и вынул революционные воззвания.

– Передай у себя на заводе, – сказал он, – и забрось в казармы.

Из Москвы он поехал в другие крупные города. В каждом городе у него были знакомые рабочие. Ночевать он старался каждую ночь на другой квартире. Потому что паспорт у него был подложный. Он был не финн и не купец и жил не в Куопио, а в Петрограде.

Он был членом Центрального Комитета партии большевиков.

Он вернулся в Петроград в феврале и сказал:

– Все наготове. Солдаты примкнут к нам. Зовите рабочих на улицу!

Звезды говорят

В феврале начальник охранного отделения делал доклад министру внутренних дел Протопопову.

Протопопов, развалясь в кресле, рассеянно слушал.

– Всюду недовольство, – говорил охранник. – Правительству не доверяют. На университетском празднике студенты запели вместо «Боже, царя храни»– рабочую марсельезу. Секретные сотрудники доносят: в очередях ругают министров и непочтительно отзываются о государе императоре. По заводам передают из рук в руки революционные прокламации, призывающие рабочих к бунту.

Протопопов, казалось, ничего не слышал. Охранник помолчал. Протопопов зевнул.

– У меня имеются сведения, что революционеры хотят убить одного министра, – сказал охранник.

– Кого? – встрепенулся Протопопов.

– Вас, – сказал охранник.

– Не удастся, – рассмеялся Протопопов. Охранник удивленно посмотрел на него.

– Мне нечего бояться, – сказал торжественно Протопопов. – Хотите знать почему? Наклоните ухо.

– Мне гадали по звездам, – зашептал Протопопов. – Это самое верное гадание. Звезды говорят: я буду долго жить, я– спаситель России. Звезды обещали: пока я у власти, революции не будет.

Охранник смотрел на Протопопова, не мигая.

Есть хотим

В феврале ударили жестокие морозы. По всей стране прошли снегопады и засыпали железнодорожные рельсы. Товарные поезда с мукой застряли в пути. В Петрограде не хватило хлеба.

23 февраля начались волнения. Женщины пошли толпами по улице, крича: «хлеба, хотим есть!»

Но не только женщины шли в толпе, – шли и рабочие мужчины. И кричали не только «хлеба!»– кричали еще и «долой царя!» Над толпой появились красные флаги.

Забастовало сто тысяч рабочих. Забастовщики шли толпой к фабрикам, где еще продолжалась работа. Напирали на железные ворота, срывали калитки, останавливали машины. Городовые грозили шашками и выхватывали револьверы. Но забастовщики врывались во двор. Навстречу им из ворот фабрики уже валил народ: забастовка перекинулась на новую фабрику.

На мостах стояли патрули пешей и конной полиции. Они выполняли план Хабалова: не пускали рабочих в центр города.

С Выборгской стороны в город ехал трамвай двадцатый номер. На Литейном мосту городовые остановили его: вошли в вагон и всех, кого по одежде можно было принять за рабочего, высадили.

– Назад! Не приказано дальше пускать!

Но рабочие были упорны. Скоро Нева покрылась черными движущимися точками. Это рабочие, которых не пускали через мосты, переходили по льду, протаптывая по снегу новые тропинки. На берегу стояли часовые. Но они стояли редкой цепью. Оглядываясь, нет ли поблизости офицера, часовые молча пропускали рабочих дальше.

Рабочие шли на Невский.

На улице

К вечеру рабочие пробрались на Невский проспект и запрудили улицу.

Невский принял странный и тревожный вид.

Никогда еще на Невском ее было столько народа. Люди шли лавиной, бедно одетые, пришедшие издалека люди, – рабочие. Извозчиков и автомобилей с каждым часом становилось все меньше: толпа шла прямо по мостовой. Магазины закрывались, раньше времени опускались железные занавесы. Стало тихо, только слышался непрерывный топот тысячи ног.

Тихим ходом шли трамваи и звонили без перерыва, но толпа не сходила с рельсов. Вагоны останавливались, рабочие вскакивали на площадки и отнимали у вагоновожатых ключи. А без ключа трамвай не может ехать.

Вереницей застыли на рельсах трамваи.

Постовые городовые ушли со своих постов. Они собирались вместе и выходили из участков отрядами. Толпа забрасывала их осколками льда, поленьями, камнями, бутылками. Городовые стреляли холостыми выстрелами. Но холостых выстрелов никто уже не боялся.

Солдат на улице не было. Правительство распорядилось запереть их в казармах, чтобы они не услышали на улицах революционных речей. Но рабочие подходили к казармам и кричали:

– Идите к нам!

Солдаты выглядывали из окон казармы и прислушивались. И только когда подходил офицер, часовой кричал: – Разойдись! Солдаты отходили от окон.

Вечером на Невском толпа устроила большой митинг. Оратор размахивал красным флагом и кричал: «Долой царя!» Вдруг из-за угла выехал казачий отряд.

Казаки скакали прямо на толпу.

Стало совсем тихо. Только слышно, как оратор говорит, да стучат копыта лошадей. Перед самой толпой казаки придержали коней, разделились и осторожно объехали митинг.

Тогда все стали кричать: «Казаки с нами! Да здравствуют казаки!»

Но казаки не отвечали и ехали дальше…

25 февраля забастовал весь город: заводы не работали, трамваи не вышли из парков, в школах не было занятий, газеты не вышли.

«Хоть один револьвер»

Большевики написали воззвание к рабочим:

Жить стало невозможно. Нечего есть. Не во что одеться. Нечем топить.

На фронте – кровь, увечье, смерть. Набор за набором, поезд за поездом, точно гурты скота, отправляются наши дети и братья на человеческую бойню.

Страна разорена. Нет хлеба. Надвинулся голод. Впереди может быть только хуже…

Кто виноват?

Виновата царская власть и буржуазия. Они грабят народ в тылу и на Фронте. Тянут войну без конца. Гонят на бойню народ!

А мы страдаем. Мы гибнем. Голодаем. Надрываемся на работе. Умираем в траншеях.

Все на борьбу! На улицу!

Поднимайтесь все. Организуйтесь для борьбы. Устраивайте комитеты Российской Социал-Демократической Рабочей Партии по мастерским, по заводам, по районам, по городам и областям, по казармам, по всей России. Это будут комитеты борьбы, комитеты свободы.

Всех зовите к борьбе! Все под красные знамена революции! Долой царскую монархию! Долой войну! Да здравствует братство рабочих всего мира!

В комитет большевиков пришли рабочие и потребовали, чтобы нм достали оружие.

– Теперь, если бы у нас оружие было, мы бы живо полицию разогнали.

И каждый просил:

– Дайте хоть один револьвер, товарищ!

Члены комитета отвечали:

– Ни одного револьвера не дадим. С городовыми справитесь, а против вас целый полк выставят с пулеметами. Револьвером пулемет не перешибете. Нет, хотите достать оружие, доставайте из казарм. Заговаривайте с солдатами, перетяните их на свою сторону, оттирайте от офицеров. Ведь солдаты – это те же крестьяне, только в военной форме. Если солдаты пойдут с нами, тогда мы победим.

Тихая жизнь

Царь был в это время в Могилеве: там помещался штаб командования всеми войсками.

Царь жил в губернаторском доме. У подъезда стояли часовые в дубленых полушубках, в саду дежурила дворцовая полиция.

На крыше соседнего дома стояли пулеметы в чехлах, – на случай налета немецких аэропланов.

День в Могилеве проходил так.

Утром царь совещался с начальником штаба генералом Алексеевым о военных делах. В час – завтрак. После завтрака – прогулка на автомобиле. В пять – чай. Потом царь просматривал почту из Петрограда. В восьмом часу обед.

25-го перед обедом от царицы пришла телеграмма.

«Совсем нехорошо в городе!»

Вечером царь сыграл партию в домино и выиграл. Потом он послал телеграмму в Петроград Хабалову:

«Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки».

Ни царь ни придворные не беспокоились. Ведь в Петрограде полиция, казаки, войска. Неужели же им бояться голодных женщин!

Один из придворных вел дневник. Он записал в этот день:

«Тихая жизнь началась здесь. Все будет старому. От царя нечего ждать перемен. Сегодня царь по виду весел».

Телеграмма царя

В полночь открылось заседание Совета министров. Председатель совета министров обвел всех взглядом и сказал:

– Некоторым придется уйти в отставку.

Министрам стало не по себе. Но глаза председателя остановились на Протопопове.

Протопопов вскочил и сказал:

– Пока я у власти, революции не будет, – за это я ручаюсь!

– Да ведь он сумасшедший, – шепнул один министр на ухо другому, – как мы не заметили раньше.

– Все полномочия по подавлению беспорядка передаются генералу Хабалову. – сказал председатель. – Войскам отдан приказ стрелять боевыми патронами.

Стрельба

Весь день 26 февраля Волынский полк охранял Знаменскую площадь. Солдат разместили по подвалам, дворницким, грязным сараям.

Шел снег. Солдаты сидели у плиты и пили кипяток. Хлеба не принесли.

– Лучше уж весь день здесь проторчать, чем народ на улицах расстреливать, – говорили солдаты.

Старый солдат, взводный, подходил то к одному, то к другому и говорил:

– Больше думай, ребята. Главное, больше думай, в кого будешь стрелять: ведь, наши родные– тот же народ.

А в полдень по Гончарной улице, к Невскому, двинулась огромная толпа.

Во двор вбежал офицер в распахнутой шинели и закричал:

– Ружья на плечо! На улицу!

Рота построилась цепью на улице. Толпа тяжелой волной подкатывала все ближе. Раздалась команда, и волынцы выстрелили. Но почти все солдаты выстрелили вверх, в воздух.

Офицер обегал солдат и, блестя очками, кричал:

– Куда стреляешь? В людей целься, в людей! Стрелять по одиночке, чтобы я видел.

Вдруг сверху затарахтел пулемет. Это стреляли полицейские, засевшие на чердаке.

Толпа разбегалась: люди бежали согнувшись, зигзагами; другие прижались к стенам домов, били кулаками в запертые железные ворота.

Раненые падали в снег, приподнимались, старались встать, бежали и снова падали.

В час ночи солдат повели назад в казармы. Офицер, успокоившись, говорил солдатам:

– Вот так и на войне бывает; сегодня поупражнялись. Только вы плохо сегодня работали. Ну, да ладно, и на том спасибо, в другой раз постараетесь.

Солдаты молчали. В казарме офицер сказал:

– На завтра приказываю выступить в восемь часов утра. А теперь спать.

Воззвание

Товарищи рабочие!

Нас расстреливают!

На улицах Петрограда пролилась рабочая кровь. Слуги самодержавия расстреляли голодных рабочих, вышедших на улицу с протестом против царящего произвола и голода.

И в эти дни, дни беспощадной расправы с народом городовых и кучки верных царю солдат, мы были беспомощны. На удар мы не могли ответить ударом, за смерть заплатить смертью. Мы были безоружны. Нас били шашками, топтали лошадьми и безоружный народ с ненавистью в сердцах к врагам, обращался в бегство.

В эти тяжелые дни яснее, чем когда бы то ни было, рабочий класс увидел, что без сильных мощных пролетарских организаций, без боевых дружин, без поддержки народа армией нам не сломить врага, не уничтожить самодержавия.

Эти дни показали нам также и то, что наши братья солдаты не всегда послушно идут на братоубийство. Привет казакам, гнавшим конных городовых от Знаменской площади. Солдаты начинают прозревать!

А Государственная Дума – лженародное правительство – преступно молчит. Государственная Дума глуха и слепа к народному горю.

Товарищи! Пусть замрет жизнь в городе. Пусть станут все фабрики и заводы, мастерские и типографии, пусть погаснет электричество. К всеобщей стачке протеста, к удару по самодержавному произволу зовем мы вас. Нам приказывает Хабалов стать двадцать восьмого на работу, а мы зовем вас на борьбу, на всеобщую стачку!

«Да здравствует революция!»

Так писали революционеры.

Восстание волынцев

Солдаты не спали в эту ночь. Поздно ночью собрались у одной из коек взводные. Шопотом стали они совещаться.

Решили: встать в шесть часов, захватить оружие и побольше боевых патронов и поднять бунт. И пошли сговариваться с другими ротами.

Поздно ночью собрались взводные.

Все понимали: начинается опасное дело. Если не удастся, не поддержат другие полки, зачинщиков бунта расстреляют.

В шесть часов утра все солдаты были на ногах. Ящик за ящиком выносили из полкового цейхгауза патроны. Набили себе сумки и карманы и, на всякий случай, наложили патронов еще за пазуху.

И вот пробил зорю барабан. Солдаты выстроились в длинном коридоре. Вошел офицер. Раздалась команда: «Смирно!»

– Здорово, молодцы! – крикнул офицер.

Но вместо обычного: «Здравия желаем ваше благородие», солдаты закричали:

– Не будем больше стрелять в народ! Ура!

Офицер подбежал к одному из солдат, схватил его за пуговицу шинели и закричал, задыхаясь:

– Что, что ты сказал?

Солдат взял винтовку на изготовку. Офицер отскочил. Он опустил правую руку в карман, нащупывая револьвер. Левой он вынул из кармана бумажку и сказал:

– Слушайте: «Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки». Это телеграмма самого государя императора.

Но солдаты застучали прикладами винтовок о каменные плиты пола. Глухой стук пошел по всей казарме. Офицер побледнел и метнулся к выходу. Он побежал во двор.

Солдаты бросились к окнам. Раздался выстрел, и офицер упал лицом в снежный сугроб.

Горнисты заиграли тревогу. – Куда итти? – кричали солдаты. – К преображенцам, к Московским казармам, к Литовским, чтобы все вместе!

Навстречу шла толпа рабочих. Рабочие остановились, не зная, будут ли в них стрелять солдаты. Солдаты замахали шапками и кричали:

– Мы теперь все заодно. Идем бороться за свободу.

И все, солдаты и рабочие, пошли к Таврическому дворцу.

Совещание в Думе

Старый важный швейцар с медалями на груди снимал пальто с входивших. Блестел натертый паркет. Старейшины Думы собирались на совещание в кабинет Родзянко.

В середине за столом сидел Родзянко, большой и грузный, как медведь. Огромное зеркало отражало его жирный затылок.

– Я получил высочайший указ о роспуске Думы, – сказал Родзянко. – Правительство сейчас бессильно, только Дума может сдержать напор революции. Если мы разойдемся, кто обуздает ее? Но не подчиняться царю мы не можем. Ведь мы не революционеры.

Собравшиеся решили: Дума подчинится царскому указу. Дума прерывает свои занятия. Но пусть никто не уходит из Таврического дворца: сейчас будет частное совещание. Конечно, уже не в большим зале, где происходили заседания Думы, а в малом зале, рядом. И члены Думы собрались там тесной толпой, перепуганные и растерянные.

– Поедем к министрам, – сказал кто-то, – пусть назначат генерала для подавления беспорядков.

– Правительство попряталось, – ответил другой. – Что же: Протопопова из-под кровати вытаскивать? Он все равно не поможет.

Никто не знал как поступить.

– Будем осторожны, – сказал Милюков. – Ведь мы еще не знаем кто победит. Подождем, посмотрим, как развернутся события.

В это время вбежал Керенский.

– Войска взбунтовались; медлить нельзя. Огромная толпа народа и солдат идет к Таврическому. Берите власть. Дайте мне автомобиль: я поеду успокаивать толпу!

Все глядели на Керенского с удивлением и надеждой. Он, казалось, совсем не боялся толпы.

– Керенский – член Думы, он нас в обиду не даст, – думали депутаты, – он социалист и связан с революционерами, толпа его послушает.

Керенский пошел встречать народ.

Члены Государственной Думы решили выбрать Временный Комитет Думы, пусть он распоряжается, как найдет нужным.

А в это время народ уже прорвал караул Таврического дворца и плотной гущей вливался во дворец, заполняя комнату за комнатой, зал за залом. В соседнем помещении уже бряцали оружием входившие солдаты.

– Пулеметов, пулеметов бы, да по всей этой сволочи! – думали про себя члены Государственной Думы и шли, улыбаясь, поздравлять восставших с победой.