Текст книги "У нас в Кибертонии"

Автор книги: Леонид Сапожников

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Сапожников Леонид
У нас в Кибертонии

Леонид Сапожников

У нас в Кибертонии...

Кибертония... Кибер... Ки-бер... Не правда ли, в этом слове есть что-то техническое?

Кибертония... тония... тония... И музыкальное в нем тоже есть! Все объясняется очень просто – в стране Кибертонии живут музыканты и конструкторы. Они никогда не ссорятся друг с другом, не спорят, что важнее – аккорд или контакт. Это, если хотите знать, одни и те же люди.

Самое страшное ругательство в Кибертонии – "Он не знает, откуда берется электричество". И другое, не менее страшное – "Ему медведь на ухо наступил". Кибетонцы очень редко пользуются этими выражениями, и только дрянные мальчишки, которые есть даже в необыкновенной стране, нагло выводят их мелом на заборах.

Кибертонцы так любят музыку, что даже дома строили одно время в виде инструментов. Есть у них дом-рояль, в трех ножках которого бегают лифты, и дом-аккордеон, который можно сжимать и растягивать. Построил оба эти здания известный архитектор Плинтус. Он был очень удивлен и обижен, когда новоселы прислали ему коллективное письмо:

"Дорогой архитектор, у Вас нет музыкального слуха".

Оказывается, крышка рояля время от времени срывалась с подпорки, и тогда несчастные жильцы думали, что наступил конец света, в доме же аккордеоне стояли такие страшные сквозняки, что все в нем, от мала до велика, из-за хронического насморка разговаривали в нос. Постепенно все как-то уладилось: крышку рояля оборудовали часовым механизмом, и она падала ровно в семь утра, заменяя будильник, а по воскресеньям в восемь тридцать; для жильцов дома-аккордеона организовали курсы французского языка, и они учились только на "хорошо" и "отлично" благодаря прекрасному произношению.

Кибертонцы все, как один, влюблены в технику и не упускают случая что-то усовершенствовать или изобрести. Взрослые кибертонцы делают большие изобретения, а ребята – маленькие, но тоже очень полезные. Разве не здорово иметь надувную подушечку, сидя на которой вы будете выше всех? Ее придумал кибертончик Си специально для кинозрителей низкого роста. А другой школьник предложил, чтобы автомобили лаяли по-собачьи. Он доказывал, что такой сигнал необходим суеверным водителям: ни одна кошка не осмелится перебежать дорогу перед их машиной.

В Кибертонии, как и в любой стране, есть свои праздники. Они не выделены в календарях красной краской, все зависит от погоды. Распускаются листья начинается Большой Весенний Маскарад, выпадает снег – люди празднуют День Первого Снега. Иногда погода подшучивает над кибертонцами – подмораживает в мае, хлещет дождиком в декабре. "Это все электромагнитные поля!" – шепчутся в таких случаях кумушки.

В тот памятный кибертонцам декабрь на дворе стояли глубокие лужи. Люди ходили сумрачные, под стать небу. На всех перекрестках торговали модными калошами, – они при ходьбе не скрипели, а насвистывали вальс "Осенние листья". И вот, когда казалось, что зима уже не явится, радио прервало свои обычные передачи. "Слушайте важное сообщение! – громко и весело объявил диктор. – По сведениям кибертонского бюро прогнозов завтра, тридцать первого декабря, ожидается переменная облачность с осадками в виде снега!" Тут повсюду зазвучали трубы – это кибертонцы, взрослые и дети, выражали свою радость и ликование. А наигравшись вдоволь, они бросились готовиться к празднику доставать лыжи, санки, коньки... Ну и, конечно, доставать морковку, потому что снежных баб в Кибертонии делают точь-в-точь как у нас. Только один гражданин по прозвищу Неверьушамсвоим взял в руки не трубу, а телефонную трубку и, набрав номер бюро прогнозов, спросил: "А вы уверены, что снег действительно выпадет?"

"Конечно, – ответил дежурный метеоролог, – ведь прогноз составлен электронно-вычислительной машиной!"

"А она у вас как, в полной исправности?" – спросил Неверьушамсвоим и, получив утвердительный ответ, принялся искать босоножки.

За ночь ртутный столбик термометра сжался от холода; и когда кибертонцы в ярких лыжных костюмах высыпали на улицу, под югами похрустывал свежий лед.

С севера, со стороны моря, надвигалась черная как уголь туча, но кибертонцы знали, что она несет с собой снег, и бурно выражали свое нетерпение с помощью ксилофонов. Вот туча зацепилась за телевизионную вышку и остановилась. Стало так темно, что пришлось снова зажечь фонари. Люди напряженно смотрели вверх, каждый хотел раньше других увидеть первую снежинку.

"Летит, летит!" – закричал рыжий Тирляля, знаменитый на всю страну голубятник. И действительно, то замирая в нерешительности, то снова скользя вниз, в небе танцевала снежинка. Над ней другая, третья... Маленький мальчик подставил ладонь, и снежинка опустилась на нее, словно парашютист. Мальчик посмотрел на снежинку и заплакал: "Мама, мама, она черная!" А снег валил уже хлопьями – густой черный снег, от которого померкли фонари, и люди перестали видеть друг друга. В ужасе разбегались они по домам, сталкиваясь, падая, снова вставая... Они плотно закрывали за собой двери и, дрожа от страха, выбивали на барабанах зловещую дробь: "Тр-ра-катан! Тр-ра-катан!"

А бледные губы беззвучно, повторяли это имя.

* * *

Старая пословица говорит: "В семье не без урода", а пословицы, особенно старые, ничего не говорят зря. Вот и в семье кибертонцев, доброй и спокойной, был свой урод – конструктор Тракатан. С малых лет он учился в заморских странах, не подавал о себе никаких вестей – и вдруг приехал, низкорослый, угрюмый, с двумя чемоданами из крокодиловой кожи. Кибертонцы не сразу вспомнили, кто это такой, да и вспоминать-то было особенно нечего.

Тракатану предложили поселиться в одном из новых, прозрачных домов, но он отказался и выстроил себе на отшибе, у подножия горы Экстрэмум, железобетонный особняк, обнесенный каменной стеной. На дубовых воротах появились таблички:

"ДОКТОР

ТЬМА-ТЬМАТИЧЕСКИХ НАУК И ПРОФЕССОР ТРАКАТАН"

"... ВО ДВОРЕ ЗЛАЯ КИБЕРНЕТИЧЕСКАЯ ЧЕРЕПАХА"

Тракатан почти, никуда не выходил и гостей у себя не принимал. Все покупки за него делала черепаха, запряженная в специальную тележку на резиновых колесиках. Когда кибертонцы подходили и ней поближе, она шипела и высовывала длинный язык, похожий на змеиное жало.

Кибертонцы не понимали, как может человек жить совсем один. Они решили, что чем-то обидели Тракатана, и стали думать, как загладить свою вину. "Пошлем ему в подарок канифоль, – говорили одни. – Пусть натирает смычок своей скрипки".

"А откуда вы знаете, что у него именно скрипка? – возражали другие. Пошлем ему лучше арии из опер".

"Все это не то, – перебивали третьи. – Песенник ему нужен, песенник!"

Тут поднялся страшный шум, каждый отстаивал свою точку зрения – кто на скрипке, кто на виолончели, а кто и просто орал во все горло. Неизвестно, чем бы все эта кончилось, если бы не примчался на грузовике духовой оркестр по охране общественного порядка, который заглушил спорщиков старинным маршем бронетанковых войск.

Чтобы долго не спорить, можно подбросить монетку. Лучше всего медную: закатится – не жалко. Но у монетки только две стороны, орел и решка, как же быть, если в споре участвуют трое? "Айда к электронной гадалке", – предложил кто-то, и все обрадовано поддержали: "Айда!"

Электронная Звездно-Папиллярная Гадалка, Познавшая Шестьсот Шестьдесят Шесть Тайн Белой Магии и Черного Ящика, была задумана как обыкновенная вычислительная машина, но почему-то вышла такой глупой, что от нее отказался собственный конструктор. С тех пор она занимала в тихом переулке отдельную двухкомнатную квартиру со всеми удобствами, зарабатывала на ток и на масло советами и предсказаниями, а в часы досуга сочиняла на конструктора бесчисленные кляузы. Постепенно она вообще выжила из ума и стала коротко замыкаться в себе; все ждали, что со дня на день она объявит себя арифмометром Наполеона.

– Шурум-бурум! – приветствовала машина кибертонцев. – Позолотите рукоятку!

Она ловко притянула монеты магнитными щупальцами и опустила их в прорезь на животе.

– Можете не рассказывать, что привело вас сюда, – продолжала гадалка, тасуя колоду перфокарт. – Я и так вижу вас насквозь. Гексаэдр, октаэдр, додекаэдр! Сейчас вы получите то, за чем пришли.

Машина задумалась с такой силой, что из всех щелей повалил дым, но не успели кибертонцы закашляться, как она запустила длинную суставчатую руку себе во внутренности и извлекла оттуда листок черной бумаги, на котором большими белыми буквами было напечатано:

"САМООБСЛУЖИВАНИЕ – ПРОГРЕССИВНЫЙ МЕТОД!

АБВГДЕЖЗИИКЛМН ОПРСТУФХЦЧШЩЬ ЫЬЭЮЯ

Вы сами можете составить из этих букв любой совет и предсказание".

– Уже составил! – подпрыгнул от радости один из кибертонцев. – Канифоль!

– Дурак! – рявкнул другой. – Арии из опер!

– Пе-сенник, пе-сенник! – хором запели их противники.

– Цыц! – заорала машина нечеловеческим голосом. – Концерт будете устраивать в другом месте!

Притихшие кибертонцы вышли на улицу. Последние слова гадалки не выходили у них из головы. Концерт... А что, если в самом деле его устроить? На склонах горы Экстремум? Для Тракатана! И вот они уже мчатся вприпрыжку до мостовой, окрыленные новой идеей: "Лучший подарок – концерт! Лучший подарок – концерт!"

В тот же вечер вся Кибертония окружила виллу Тракатана; от подножия горы до ее середины выстроился рядами женский хор; по одну сторону дома сверкала медь духовых инструментов, по другую натянулись, как нервы, струны смычковых. Главного капельмейстера привязали за полы фрака к верхней ступеньке выдвижной пожарной лестницы; он чувствовал себя не совсем уютно, зато был у всех на виду. Вот он осторожно, чтобы не потерять равновесия, взмахнул руками, и началось! Грянул, как из тысячи орудий, женский хор, ухнули от неожиданности пузатые трубы, взвились, как сабли, смычки. Рыба в океане уходила от берегов, птицы прятались в. облака, – им казалось, что поднялась буря, но это была музыка: она накатывалась, волна за волной, на камень и железобетон, и стекла в тройных рамах дрожали от нее, как от ветра. Старый пастух высоко в горах жадно ловил долетавшие из долины звуки, а потом торопливо погнал вниз свое стадо, потому что тот, кто это слышал, не мог ни минуты оставаться один. "Иди к людям, протяни им руки, – звала музыка. – Отвори двери, отвори сердце, будь простым и чистым, как поле, как лес".

Смолкла музыка, опустил руки усталый капельмейстер, но в Тракатановом доме не шелохнулись даже шторы. Кибертонцы молча и подавленно стали укладывать свои инструменты, и в этот момент из маленькой лазейки в нижнем углу ворот выползла с письмом в зубах черепаха. На бланке с личным гербом Тракатана (змея, обвившаяся вокруг Луны) четким каллиграфическим почерком было написано:

"М и л е й ш и е!

Убедительно рекомендую в ваших же интересах прекратить раз и навсегда эти безобразия. Если шум в моей лаборатории превысит полтора децибела, пеняйте на себя.

Т р а к а т а н".

Всю зиму кибертонцы ходили на цыпочках. Мотоциклистов пересадили на велосипеды, льву в зоопарке сшили звуконепроницаемый намордник. В кинотеатрах шли немые фильмы, громкоговорители на площадях что-то такое нашептывали, на хоккей пускали только тех, кто набрал в рот воды.

Первыми нарушили новый порядок грачи. Ничего не подозревая, они устроили такой базар, что люди невольно заулыбались, потянулись к запылившимся инструментам; и спустя короткое время прежняя, непоседливая Кибертония закружилась, запела, заиграла под мартовским солнцем. А потом уже было не до Тракатана с его угрозами. Приближался День Большого Весеннего Маскарада, и нужно было уладить Тысячу дел.

Хуже всех в эту предпраздничную пору чувствовали себя школьники. Кибернетические учителя были совершенно нечувствительны к набухающим почкам, к весеннему ветерку, а футбольный мяч был для них лишь сферой определенного радиуса. Исключение составлял преподаватель кулинарии "КЕКС-25", который, кроме зрения и слуха, имел еще и обоняние. Он был запрограммирован на запах пригоревшей пищи, но апрельские ароматы тоже его беспокоили. Однажды коварные школьники принесли на его урок букет фиалок, и старик "КЕКС", вместо того чтобы проходить с классом борщ по-флейтски, углубился в изучение незнакомого запаха. И казалось ему, что он не машина, а человек, – вот отодвинет стул, выйдет на улицу и начнет пускать кораблики в больших теплых лужах... Когда "КЕКС" очнулся, класс был пуст.

Сорванцы не теряли времени даром. Прежде всего они побежали на пристань смотреть, как выгружают с иностранного судна большие деревянные ящики с таинственными надписями. "Господин Грауэн, – сумели перевести мальчишки. Галерея Ужасов".

И еще: "Не вскрывать – боится света". С пристани вся ватага двинулась к Тирляле, но дверцы его великолепной голубятни были закрыты.

– Занимается! – сказала почему-то шепотом мама Тирляли, проходившая как раз по двору за покупками. – День и ночь сидит!..

Это уже была новость! Тирляля, рыжий Тирляля, который вечно отлынивал от учебы и подкручивал учителям винтики, вдруг сидит над книгами? По доброй воле?! Тот самый Тирляля, аттестат зрелости которого директор назвал "восьмым чудом света"?!! Ребята до того растерялись, что вернулись в школу, хотя до следующего урока оставалось еще полчаса.

И вот наступил день, когда из почек вылупились первые листики – маленькие, беспомощные, похожие на новорожденных цыплят. С утра люди сидели у телевизоров – ждали Сигнала. А его все не было, шел концерт машинной самодеятельности, сначала один электронный мозг жонглировал шариками и роликами, потом; другой читал стихи собственного сочинения:

Идут дожди, идут часы,

Идут пожарнику усы,

Идет трамвай, идет прохожий,

Весна идет, зарплата – тоже...

Наконец ведущий инженер поблагодарил от имени участников концерта за внимание, и на экране появился сияющий диктор.

– Сегодня, – сказал он, – истекают полномочия Дона Кибертона и Синьорины Кибертины. Целый год они принимали послов, подписывали государственные документы и вообще играли в стране первую скрипку, показывая пример в больших и малых делах. По старинной кибертонской традиции большой весенний маскарад начнется с выборов нового Дона и новой Синьорины. Да здравствует маскарад! Все на выборы!

Будто прорвав плотину, хлынули в направлении Центральной площади потоки удивительных существ. Шагали циркули, топали турецкие барабаны, семенили какие-то козявки. Длиннющая сороконожка путалась в собственных ногах – это был известный своей неорганизованностью третий класс "В".

Посреди площади цветами в горшках было огорожено четырехугольное пространство – там на деревянном помосте возвышалась окрашенная в белый и черный цвета Избирательная Машина. Рядом под голубым сукном стоял стол жюри, к которому через всю площадь от парадных дверей Весеннего Дворца тянулась ковровая дорожка. "Кибермаг" распродавал последние маски; глашатай, стоя у входа на табуретке, зазывал покупателей:

Если хотите повеселиться,

Купите себе запасные лица

На всякий вкус,

На всякий цвет,

Для тех, кто "да",

Для тех, кто "нет".

Вы спросите: "Где?",

Вы спросите: "Как?"

К вашим услугам

Наш "Кибермаг"!

На противоположной стороне площади прилепился к ножке дома-рояля черный брезентовый балаган; кибертонцы с любопытством и недоумением читали рекламную надпись:

"ТОЛЬКО У НАС!

ТОЛЬКО СЕГОДНЯ!

ТОЛЬКО ОДИН СЕАНС!

ВЫ ПОЛУЧИТЕ НЕЗАБЫВАЕМОЕ НЕРВНОЕ ПОТРЯСЕНИЕ В КОМНАТЕ УЖАСОВ ГРАУЭНА.

К ВАШИМ УСЛУГАМ:

ГОВОРЯЩИЙ ЧЕРЕП,

УЛЫБКА ДРАКОНА,

СОБАКА БАСКЕРВИЛЕЙ,

САМОВЫПАДАЮЩАЯ ЧЕЛЮСТЬ

И ПРОЧИЕ РОСКОШНЫЕ ЛЮКСУСЫ,

ДЫБ ВОЛОС ОБЕСПЕЧЕН!

ЖЕНЩИНАМ И ЛЫСЫМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН!"

Билеты продавал сам господин Грауэн, высокий человек с лицом мертвеца. Он растягивал тонкие белые губы в улыбке, но от этого людям становилось еще страшнее, и они переминались с ноги на ногу, не решаясь подойти к кассе. Наконец рискнул закованный в латы рыцарь; он отсалютовал толпе мечом и скрылся за черной дверью. Снаружи стало очень тихо, внутри тоже стояла могильная тишина. Вдруг из балагана донесся короткий вопль, и что-то упало, громыхая, как ведро. Зрители шарахнулись назад, двое здоровенных служителей выволокли сомлевшего рыцаря, прибежали санитары, вскрыли плоскогубцами панцирь и сделали укол.

– Больше никто не желает? – осклабился Грауэн.

И в этот момент, разгоняя зевак Я лютым собачьим лаем, к балагану подъехал автомобиль. Человек без маски, одетый в траур, захлопнул за собой дверцу и купил билет. Кибертонцы протерли глаза. Не может быть!

Человек вошел в балаган" и оставался там несколько минут, а люди стояли, окаменев, пока он снова не появился на пороге. Сомнений больше не было: это Тракатан. Вытянутый вперед и книзу подбородок, запавший рот, близко поставленные глаза с недобрым блеском... Доктор тьма-тьматических наук подошел к владельцу балагана, пожал ему руку и что-то прошептал в большое вялое ухо; Грауэн кивнул головой и приказал помощникам запереть дверь. Все четверо уехали в машине Тракатана, оставляя после себя легкий запах бензина. Он быстро рассеялся, и кибертонцы заставили себя поверить, что все это привиделось, ведь никому не хочется в праздник думать о странных и неприятных вещах.

Ровно в двенадцать часов распахнулись двери Весеннего Дворца, и оттуда под звуки фанфар вышла процессия. Впереди выступали Дон Кибертон со шпагой и Синьорина Кибертина, голову которой украшала корона из радиоламп, за ними следовали члены жюри в масках древних мудрецов, а далее в простых черных домино шли кандидаты и кандидатки. Несмотря на маску, кибертонцы сразу узнали профессора Сурдинку. Его выдавал большой, толстощекий портфель, постоянно набитый бумагами и леденцами. Леденцами профессор охотно угощал детей, но все знали, что, когда никто не видит, он с наслаждением лакомится ими сам. Дон, Синьорина и мудрецы расселись за столом жюри, домино остались стоять у помоста. Профессор Сурдинка вынул из одного кармана бумажку с нотами, из другого губную гармошку и исполнил перед микрофоном краткое музыкальное приветствие. Площадь отвечала ударами в литавры.

Первыми на помост пригласили кандидаток. По сигналу профессора они скинули свои домино, и по площади пронесся – до-ре-ми-фа-соль-ля-си! – медноголосый гул восхищения. Это были самые красивые девушки страны или те, которые считали себя самыми красивыми; одна за другой подходили они к Машине и с улыбкой заглядывали в ее внимательные зеленые глаза.

– Милые девушки! – выговорила Избирательная Машина, собравшись с мыслями. – Все вы хороши собой, но этого недостаточно. Синьорина Кибертина должна иметь ум конструктора и сердце феи. Вам придется сдать два экзамена – по уму и по сердцу. Месяц назад каждая из вас получила домашнее задание – сконструировать умную машину. Сейчас мы увидим, как вы с ним справились.

Профессор Сурдинка взмахнул платком, и из дворца вырвалась Я орава механических существ, которые покатились, поскакали, поковыляли по ковровой дорожке.

Взобравшись на помост, они выстроились, рассчитались на первый-второй и временно отключились. Чего здесь только не было – Машина, которая обжигала горшки, машина, которая садилась только в свои сани, портняжная машина, которая прежде чем отрезать, отмеряла семь раз. Был очень интересный домашний автомат для мытья и битья посуды, – он бил посуду при крике "Изверг!" или "Я тебе покажу!" и мыл ее в остальное время. На левом фланге шеренги механизмов стояло что-то маленькое, похожее на киноаппарат.

– Это чей такой? – удивился профессор.

– Мой, – выступила вперед кандидатка по имени Айя. – Его зовут Поки помощник кинозрителя. Если вы хотите, чтобы у фильма был хороший конец, чтобы злые герои были наказаны, а добро победило, захватите его в кино, не пожалеете!

Мудрецы сделали какие-то пометки в своих блокнотах, и механизмы наперегонки устремились обратно во дворец. Ассистенты профессора в черно-белых шапочках и таких же халатах выкатили на помост деревянный столик.

– Перед вами, – сказала Машина, – маленький цветок высокогорных лугов. Он появился на свет слишком рано, сильно озяб и наверняка погибнет, если его не спасти. А спасти его может только музыка. Сыграйте для него, мои милые, разумные девушки!

Первая кандидатка подошла и столику и сняла с бледно-розового пятнышка хрустальный колпачок.

– Аккордеон! – приказала она ассистентам и заиграла что-то бодрое, веселое, похожее на физкультурный марш. "Вставай, расправь лепестки – раз-два, три-четыре! Не гнуться, держись ровнее – вдох-выдох, раз-два!.."

Она играла все быстрее, громче, повелительнее, но цветок даже не шелохнулся, и кандидатка, высоко подняв голову, возвратилась на свое место.

Следующая девушка попросила скрипку. Она очень жалела бедный маленький цветок, такой больной, такой одинокий; ей так хотелось, чтобы он скорей поправился и рос у нее на балконе в красивом просторном ящике.

Третья кандидатка села за рояль и стала возмущаться слабостью цветка. "Будь же ты мужчиной, бери пример с лопуха! Посмотри на крапиву – она женщина, да и то не даст себя в обиду!"

Девушки утешали цветок, льстили цветку, командовали цветком, а он лежал, озябший и безжизненный, на грудке сырой земли... И вдруг он вздрогнул, как вздрагивают от неожиданности люди, – это запела над ним пастушья свирель. О луге в горах, где растут такие же цветы, как он. О солнце, которое будет греть с каждым днем все теплее. О многих других понятных цветку вещах. Люди, слушая игру Айи, начинали верить, что цветок вырастет красивым и высокий, он сам начинал в это верить и выпрямлялся, выпрямлялся, выпрямлялся, а старые мудрецы не дыша следили за ним и, когда свирель смолкла, с облегчением вздохнули; "Будет жить!"

Покинули помост кандидатки, заняли их место юноши; у профессора Сурдинки затекла рука, которую он поднял, требуя тишины, а кибертонцы все еще ликовали. Даже семейство Неверьушамсвоим, которое пришло сюда в надежде увидеть провалы и конфузы, порезало на части заранее приготовленные транспаранты "Ай-я-яй!" и составило из этих частей "Айя! Айя! Айя!".

Наконец площадь утихла, но ненадолго. Кандидаты сняли домино, и все увидели, что на помосте среди других стоит Тирляля. Тот самый Тирляля! Всем известный Тирляля! Ой, потеха!..

Машина что-то говорила, но ее никто не слышал – все утонуло в смехе саксофонов. А Тирляля сцепил большие обветренные руки и смотрел на солнце, оно тоже смеялось, хоть и само было рыжее.

Изобретения кандидатов занимали так много места, что жюри решило показать их на экране. Под крышей Весеннего Дворца натянули белое полотнище, и по знаку профессора демонстрация гигантов началась. Показали машину, делающую из мухи слона, и машину, превращающую стадо слонов в стаю мух. Показали механическую гору, которая шла к Магомету, и автоматического Магомета, который шел к горе. Было там кибернетическое чудо-юдо, полукит-полуспрут, передняя половина которого имела очень умный вид, но ровно ничего не делала, а задняя, чтобы привлечь всеобщее внимание, била в медные колокола.

С каждым кадром нетерпение зрителей росло, всем хотелось узнать, что же придумал голубятник, но вот экран погас, а его имя так и не было упомянуто. Тут профессор встал из-за стола, подошел к Тирляле, вынул из кармана маленькую коробочку и высоко поднял ее над головой.

– Последний кандидат, – возвестил он, – порадовал нас изобретением компаса!

Площадь радостно захохотала:

"Ну изобретатель! Ну и голова!", но профессор был совершенно серьезен, и инструменты мало-помалу умолкли.

– Этот компас, – продолжал профессор, – не простой, а голубиный. Ему не страшны магнитные бури и аномалии. Человек с таким компасом не заблудится, не собьется с дороги. Он будет чувствовать себя в пути так же уверенно, как голубь в небе.

Сурдинка хотел еще что-то сказать, но только похлопал Тирляля по широкой, сутулой от смущения, спине.

|Кибертонцам стало очень стыдно, но они взяли себя в руки и дружно исполнили песенку "Он не парень, а просто клад". Они играли и плакали, потому что больше всего на свете боялись незаслуженно обидеть человека; в воздухе от их слез стало так сыро, что электронно-вычислительная машина бюро прогнозов чуть было не предсказала дождь. А потом на помост вышел самый старый человек Кибертонии, Дед Фальцет, и сказал, что народ хочет иметь Тирлялю своим Доном, потому что выдумывать из головы умеет всякий, но придумать что-то нужное людям может только душевный человек.

– Конкурс еще не окончен, – возразила Машина.

– Ну и не надо! – осерчал Дед. – Разве так не видно, что это за парень?:

И он с размаху расцеловал голубятника в обе щеки...

Машина сказала:

– Я вношу протест. То, что происходит, находится в противоречии с моей программой.

– Протест отклонен, – ответил профессор. – Жюри присоединяется к мнению большинства.

Торжественно запели фанфары, и Тирляля с Айей рука об руку приблизились к столу жюри. Бывший Дон Кибертон вручил Тирляле остро отточенную шпагу, а Кибертина наградила Айю улыбкой и короной. Ассистенты профессора с криками "три-четыре!" выкатили на помост сверкающий аппарат, очень похожий на рентгеновский. Это был Киберзагс, самый умный и приятный загс в мире. Он просвечивал жениха с невестой невидимыми лучами и, если они были созданы друг для друга, выдавал брачные свидетельства, а если в ком-то из них зрел очаг эгоизма или зияла каверна равнодушия, ставил соответствующий диагноз и назначал лечение. Первым просвечивался Тирляля. Включили рубильник, и на матовом экране вспыхнуло такое огромное пурпурное сердце, что Айя зажмурилась, ассистенты отпрянули, а на площади заиграли арфы. Очарованные кибертонцы играли, как никогда, но инструменты почему-то перестали их слушаться. Мелодия звучала все тише и, казалось, вот-вот оборвется совсем. Налетел ветер, со звоном посыпались стекла, и только тут люди почувствовали, что стало трудно дышать.

Профессор Сурдинка спрыгнул с помоста, выхватил у продавца надувных шаров разноцветную связку, и она понеслась, увлекаемая воздушным потоком, а профессор в маске мудреца с длинной развевающейся бородой бросился следом. Почуяв недоброе, побежал за профессором Тирляля, устремились вдогонку ассистенты, и спустя минуту на площади осталась одна Машина, которая твердо ре-жила, что кибертонцы сошли с ума.

Связка вывела людей за город и полетела напрямик. Они бежали, задыхаясь, через кусты и овраги, а над их головами отчаянно били крыльями обессилевшие птицы, Спуск – подъем. Спуск – подъем. Главное – не потерять связку из виду. Неужели она направляется в горы? Нет, нырнула, Нырнула и скрылась за каменной стеной, принадлежащей доктору тьма-тьматических. наук Тракатану...

Первыми достигли цели Тирляля и ассистенты. Ассистенты, крепкие ребята, выстроили пирамиду, и Тирляля привычно, как на голубятню, вскарабкался по ней на стену. Перед ним был сад, в котором росли черные, будто обгорелые, деревья; в глубине сада притаился дом с наглухо закрытыми ставнями. Посреди главной аллеи, на месте "центральной клумбы, громоздилось сложное сооружение с многочисленными трубами, воронками и мехами; оно шипело, как сто тысяч гадюк, и Тирляле все стало ясно. Тракатан построил машину, чтобы высосать весь воздух Кибертонии! Это единственный способ покончить с музыкой, которая так его раздражала.

Придерживая шпагу, Тирляля спрыгнул в сад. Скорей туда, к этому ненасытному чудовищу! Он покажет ему, на что способен Дон Кибертон! Но что это? Кибернетическая черепаха? Она мчится наперерез, высунув ядовитое жало? Тем хуже для нее, придется принять решительные ме...

В следующее мгновение Тирляля взлетел на дерево, а черепаха с ходу врезалась в ствол. Удар не произвел на нее ни малейшего впечатления, – она отползла в сторону и прилегла, всем видом показывая, что спешить ей некуда. Тирляля сжал кулаки. Эта скотина из нержавеющей стали весила не меньше хорошего быка! Тракатан, наверное, давится от смеха, глядя в щелочку на незадачливого тореадора... Тореадора? А почему бы в самом деле не устроить маленькую корриду? О гей! О-ля-ля!.."

Тирляля снял рубаху, нацепил ее на кончик шпаги и мягко соскочил наземь. Вытянув клинок, пританцовывая, он медленно приближался к черепахе.

– Ну, моя милая, торро! Будь же умницей, ну!

Глазки черепахи налились ртутью, но она не спешила с атакой. Под ее панцирем раздавались громкие щелчки – это счетно-решающее устройство тщетно пыталось разгадать замысел человека. Наконец зверь рванулся и пронесся мимо, ослепленный на момент плотной тканью. Тирляля, лавируя между деревьями, побежал туда, где сверкала полоска воды. Через двадцать шагов атака повторилась, и снова Тирляля отвел смерть движением руки. Выпад, шаг в сторону, перебежка. Выпад, шаг в сторону, перебежка. Выпад, шаг в сторону – и черепаха с разгону бултыхнулась в бассейн, распугивая маленьких крокодильчиков.

Машина заработала в ответ с удвоенной силой, черные раструбы со свистом пожирали воздух, и Тирляле показалось, что сейчас да они проглотят Айю, его, всех. Широко расставив ноги, чтобы не упасть под напором ветра, он рубил какие-то кабели, шланги, провода; они корчились, как обезглавленные змеи, извивались в предсмертных судорогах, но машина по-прежнему свистела, грохотали невидимые моторы, и Тирляля рубил прямо, вкось, наотмашь, пока не услышал спокойный голос профессора: "Остановитесь, Дон Кибертон, вы победили".

Тирляля вложил шпагу в ножны. В саду стояла звенящая Тишина. Запыхавшиеся кибертонцы с опаской ходили вокруг умирающей машины. Она была раскалена и тихонько потрескивала. Кибертонцам очень хотелось выразить свое негодование, но их инструменты остались на площади, и они молча направились к дому Тракатана.

Профессор долго стучал в холодную стальную дверь. Никто и не думал открывать. Тогда за дело взялись ассистенты. Дверь под их куланами заходила ходуном.

– Открывай, лишенный слуха! Открывай, не знающий ватной грамоты!

Наконец что-то лязгнуло, заскрежетало, и на пороге появился Тракатан. Он был в халате и мягких домашних туфлях.

– Чем могу служить?

– Вы преступник, – выступил вперед профессор. – Вас надо судить.

– Так вы по делу? – поднял бровь Тракатан. – Деловые разговоры я привык вести после обеда. Но для коллеги можно сделать исключение. Прошу вытереть ноги и идти за мной.

В гостиной находились Грауэни оба его помощника. Владелец балагана был предельно бледен и от этого еще больше напоминал мертвеца.

– Эти люди – ваши сообщники? – спросил профессор.

– Я прошу коллегу выбирать выражения, – процедил Тракатан. – И вообще, прежде чем отвечать на ваши вопросы, я сам хотел бы кое о чем спросить. Во-первых, на каком основании вы врываетесь в чужой сад? Во-вторых, по какому праву вы портите чужое имущество? В-третьих, где это видано являться в приличный дом в таком виде? – Тут он показал на голого по пояс Тирлялю.