Текст книги "Инвестком"

Автор книги: Леонид Подольский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– И всё-таки, вы мне скажете, кто такой Горюнов? – продолжал настаивать Козлецкий.

Это был уже театр абсурда. Козлецкий откровенно, по-мальчишески издевался.

– Вы думаете, что всё дозволено? – спросил Игорь. – Вся история с детектором – это просто сумасшедший дом.

– Идите, – неожиданно сказал Козлецкий, продолжая улыбаться странной, Иудушкиной улыбкой.

Игорь поспешно вернулся в отдел. Ясно было, что его в «Инвесткоме» не оставят.

«Нужно забрать документы по расселению», – сообразил он.

Игорь поспешно зашёл в недавно выделенную комнатку Валентины Антоновны, взял с полки толстую папку, где хранились документы по его сделкам – на сей раз это было расселение трёхкомнатной квартиры на улице Королёва, – и стал запихивать в дипломат. Едва Игорь рассовал документы, снова вошёл охранник.

– Опять к Козлецкому, – сочувственно глядя, сообщил он.

Теперь Козлецкий не улыбался.

– Я решил вас уволить, – сообщил он.

– Вы на всё присвоили себе право: нарушать трудовое законодательство, не платить налоги, издеваться над сотрудниками… Вы плюёте людям в лицо и получаете от этого садистское удовольствие… Вы – очень странный человек… извращенец… – Игорь резко повернулся и вышел. По дороге он торопливо заскочил в отдел, схватил дипломат с документами и, пока не спохватились, быстрым шагом прошёл мимо охранника.

Как ни странно, никто не спохватился, что Игорь забрал документы, никто не стал его искать. Люди в расселяемой трёшке оказались приличные, тут Игорю повезло, он легко с ними договорился и сделал расселение без «Инвесткома». Это расселение надолго стало рекордным: Игорь заработал восемь тысяч долларов. В девяносто шестом году это были очень большие деньги…

32

После увольнения Игорь позвонил Васильеву.

– Из-за ваших незаконных действий меня уволили. Мне плевать, что мы когда-то учились в одной группе. Я буду обращаться в прокуратуру.

– Я не делал никаких заключений. Только передал результаты вашему руководству. И действовал я с вашего согласия, – Васильев отвечал терпеливо и вежливо.

– Фамилии вы придумывали сами?

– Кроме двух. Какие, разглашать не имею права.

– Надо полагать, работы у вас много. Копаетесь в грязном семейном белье и в криминальных разборках. Помогаете олигархам следить за жёнами. Продали душу ГБ, – Игорь со злостью бросил трубку. Тут концов не найдёшь. Только потеряешь время…

…Живет ли на свете Горюнов, из-за которого его уволили, или это всего лишь мистификация Козлецкого, так и осталось неразгаданным.

В первые дни, пока не остыл, Игорь хотел осуществить идею, позаимствованную у Козлецкого, – написать в налоговую полицию. Но скоро одумался. Он слишком мало знал и навредить мог скорее себе. Если он станет жалобщиком и об этом узнают, он не сможет устроиться ни на одну фирму…

…С другой стороны, Игорь должен был быть благодарен Козлецкому. Вместо многолетнего прозябания в «Инвестко-ме» – с каждым годом риэлторов там становилось всё больше, а зарабатывали они всё меньше – Игорь организовал своё дело и вскоре стал зарабатывать в несколько раз больше. Сделка с обменом, которую Полтавский в последний месяц увёл из «Инвесткома», привела его в «Бонико», где он покупал комнату для расселения. Там он наконец-то разобрался в механизме оформления неприваток и принял окончательное решение. На сей раз ему повезло. Работать с неприватками оказалось выгоднее и легче, чем заниматься расселениями. Это был маленький конвейер. Но, главное, деньги капали намного регулярнее.

33

Иногда Игорь спрашивал себя: правильно ли он сделал, что закрыл свой «Мегаполис»? И всегда по размышлении отвечал: правильно. Самое лакомое время было до дефолта[65]65
  В августе 1998 года Российская Федерация отказалась платить по своим обязательствам. Вслед за этим рухнули ведущие банки. Курс рубля в течение короткого времени упал в 4 раза. Значительно снизилось производство, кризис привёл к резкому падению доходов граждан и цен на недвижимость – с лагом в несколько месяцев.


[Закрыть]. Потом сразу – шок. В сентябре ни одной сделки. Но затем рынок постепенно стал оживать. Потенциальные покупатели, кто не потерял свои доллары в банках, кинулись покупать неприватки. Три месяца – октябрь, ноябрь, декабрь – оказались для Игоря золотыми. Сделок не стало больше, чем раньше, но – цены на комнаты ещё оставались прежние, с продажи Игорь, как и раньше, брал две тысячи зелёных, а вот рубль рухнул, оформление стало почти дармовое. Однако с нового года цены на комнаты и за оформление резко пошли вниз, а необходимые расходы начали быстро расти, прибыль сразу упала. Когда через пару лет цены на комнаты снова стали расти, неприваток на рынке оставалось уже мало – их разрешили приватизировать. Окончательно этот бизнес добили изменения законодательства: сначала сроки регистрации сделок выросли до месяца, соответственно, оборачиваемость подставных площадей снизилась в разы, а потом и вовсе запретили обмены неприватизированных объектов на приватизированные. Но к последнему, заключительному акту Игорь давно закрыл свою фирму, а потому финал он наблюдал со стороны, втайне злорадствуя по поводу краха последних из бывших конкурентов.

Но дело заключалось не только в неприватках. Другая причина – люди. К началу двухтысячных все как-то пристроились, найти хороших, честных агентов стало почти невозможно. Конкуренция с крупными фирмами шла не только за заказы, не меньше – за людей. И эту борьбу малые фирмы безнадёжно проигрывали. Чтобы привлечь новых работников и удержать прежних, Игорь решил увеличить проценты, – увы, его доброта и добила «Мегаполис» окончательно.

Существовала и ещё одна причина: воровство. Во всех риэлторских фирмах воруют, то есть уводят варианты. В этом проявляется разумное экономическое поведение – своя рубашка всегда ближе к телу; разумное экономическое поведение вовсе не обязано совпадать с высокими нравственными принципами. К тому же и нравственные принципы можно толковать по-разному. Можно следовать максиме «не укради», а можно – «экспроприируем эксплуататоров». Как бы там ни было, пока сохранялось тучное время, воровали в пределах приличия. Стало хуже – агенты не захотели терять свои заработки. Противоядия от воровства Игорь не знал. Слишком зарвавшиеся обычно попадались сами, их было нетрудно вычислить, но выгонять непойманных Полтавский не мог – агенты были на вес золота. К тому же он знал: другие будут не лучше. И – не по-человечески. Он всё же интеллигентный человек, не крутой.

В последний год, наступило новое тысячелетие, Игорь в основном перешёл на квартиры; неприваток почти не оставалось, а фирму всё больше трясло: прибыли регулярно сменялись убытками. Игорь устал, у него сильно убавилось оптимизма, он не захотел рисковать и ждать, когда станет совсем плохо. Стало ясно: пора закрывать свой бизнес.

34

Вскоре после закрытия «Мегаполиса» Игорь как-то ехал с бывшей своей агенткой Настей. Настя была высокая, ширококостная, крепкая, задиристая, курящая, чрезвычайно привлекательная, на восьмом месяце беременности бой-баба. «Девяносто килограммов неземного блаженства», по собственному её недавнему выражению. Настроена Настя была игриво: на «Жигулях» пятой модели, купленных несколько лет назад за шестьсот долларов и давно рассыпавшихся от старости, – Игорь величал их «Антилопа Гну» – она с громким, воинственным кличем подрезала едущие рядом иномарки; когда один из водителей в отместку покрутил у виска пальцем, Настя пришла в полный восторг и принялась азартно ругаться, не выходя, впрочем, ввиду присутствия Игоря, за пределы нормативной лексики. Игорю, честно сказать, стало слегка страшновато от такой Настиной лихости.

– Настенька, хватит, ведь нарвёмся, – попросил он, когда разъехались с очередной иномаркой.

– Люблю поиздеваться над пижонами, – Настя всё ещё светилась от блаженства.

Момент казался благоприятный для разговора.

– Ладно, Настя, Бог с ними, с пижонами. Лучше скажи, ты у меня воровала комнаты?

– Вполне по-божески, – созналась Настя, – одну из пяти.

– Действительно, по-божески, – согласился Игорь. – А другие?

– А как вы думаете? Помните Ленку Воронину?

Конечно, Игорь помнил. Лена – бывшая артистка провинциального театра, лет около сорока, деятельная и предприимчивая. Игорь ей симпатизировал, всё-таки образованная, читала наизусть Есенина и Бёрнса. Время было лихое, театры закрывались, артисты бедствовали – на поиски лучшей жизни Лена с почти взрослым сыном и матерью отправилась в Москву. Где она познакомилась с Настиным соседом, двадцатипятилетним Русланом, покрыто было завесой романтической тайны; они вступили в гражданский брак, в результате которого Лена со всем своим семейством и молодым мужем оказалась в однокомнатной квартире рядом с Настей. Музам Лена больше не служила. Настя привела их обоих – Руслана и Лену – к Игорю в «Жилкомплекс». Скоро они стали отличными агентами, сделок у обоих, особенно у Лены, было немало, и Игорь решил её поощрить: предложил стать диспетчером, фактически руководителем группы.

Теперь у Лены имелась целая служба: секретари на телефоне, подрабатывавшие за копейки, – они отдельно принимали звонки от продавцов и от покупателей и передавали диспетчеру; Лена должна была связывать сделки и руководить своими агентами. Полтавский ожидал от неё успехов и денег, но, едва Лена стала диспетчером, сделок у неё и у её агентов (среди них был и Руслан) практически сразу не стало. Игорь надеялся, что они проклюнутся, медлил и ждал, пока Настя не сообщила: «Игорь Григорьевич, Лена с Русланом работают налево. У вас нет сделок, а они покупают новую мебель». Чтобы окончательно рассеять сомнения, Игорь попросил дальнего родственника – это был тот самый журналист Александр Суворин, что ездил в Холм-Жирковский, – притвориться покупателем и обратиться к Руслану. Всё оказалось именно так, как и следовало ожидать. Едва Александр согласился купить комнату, Руслан раскрылся: «Вы можете купить комнату через «Жилкомплекс», но это будет дороже, или частным образом, через меня, но дешевле». Лену с Русланом пришлось уволить. Да разве одну Лену! Другая диспетчер, Валентина Ивановна, бывшая сотрудница министерства, сладкоголосая, льстивая, – Игорь снимал для неё с дочкой квартиру в качестве офиса – года полтора проработала очень успешно, но постепенно мать и дочь сориентировались и обнаглели – сделок не стало. Пожалуй, из всех агентов лишь одна, лучшая, Надежда, бывшая директор школы из Воронежской области, сделки не уводила, но и она в конце концов испортилась – стала требовать от Игоря особых условий. Не согласиться с ней было нельзя, уйдёт, но и согласиться – тоже. Такое соглашение могло взорвать коллектив. Стоит уступить одному… Игорь договорился с ней втайне от всех и в тот же день почувствовал, что прежняя симпатия к Надежде исчезла. Заноза в сердце оставалась, даже когда он закрыл свою фирму. Дело заключалось не только и даже не столько в деньгах: Надежда взяла над ним верх.

– Кстати, ты не знаешь, Лена всё ещё замужем за своим старичком?

– За каким старичком? – удивилась Настя. – Рассказывайте.

– Они с Русланом нашли комнату. Мне её тоже предлагали, какой-то мужчина, дальнобойщик, вроде бы дальний родственник старичка. Но оформить обычным образом оказалось невозможно. Не хватало сколько-то сантиметров до пятнадцати метров общей площади, в «Мосжилсервисе» не брали документы. Старичок вроде должен был умереть со дня на день. Рак. Вот Лена и вышла срочно за него замуж. А дальше самое интересное. У Лены с Русланом не хватило денег, чтобы расплатиться с этим мужчиной, а может, они пожадничали и сделали вид. А старичок, в свою очередь, передумал умирать. Когда я не так давно встретил Лену, она всё ещё ожидала его смерти. А пока носила продукты.

– Вот это да, – восхитилась Настя, – ну Ленка даёт. Я бы тоже вышла, не на жизнь, а на смерть. Зато знаете, Руслан Ленку бросил. После вас они устроились в «Домострой». Там Рустик закрутил роман с секретаршей.

– Этого логично было ожидать.

– Вы их очень разбаловали, агентов, – сказала Настя. – Сначала все воровали по-божески, но потом жадность заела.

– А что, по-твоему, я мог делать? Выгонять всех подряд? А кто бы работал?

Настя молчала. Ответа у неё не было.

– А Ирина Александровна? – продолжил расспрашивать Игорь. Ирина Александровна, основной, а потом и единственный диспетчер, служила у Игоря главной фигурой в работе с неприватками, всё было завязано на неё. Через Ирину Александровну шли все заявки по комнатам. У самого Игоря никогда не хватило бы на это терпения.

Он приметил Ирину Александровну почти в самом начале работы в «Жилкомплексе». В прежней жизни Ирина Александровна трудилась в космической отрасли, месяцами сидела на Байконуре с какими-то секретными измерениями. Рассказывали, что дома у неё множество фотографий – чуть ли не со всеми космонавтами. У космонавтов даже существовала такая примета: чтобы всё прошло гладко, нужно сфотографироваться на память с Ириной Александровной.

Когда всё рухнуло и нужно было начинать жизнь заново, Ирина Александровна открыла успешную торговлю цветами. С Игорем она делилась откровенно: у неё имелся умелец, который регулярно менял в кассовом аппарате ленты, а потому налогов она почти не платила. Но пришёл рэкет, она заупрямилась, – и киоски сгорели.

Во время разговора, когда Ирина Александровна всё это рассказывала, – они шли в «Мосжилсервис», и на ней была норковая шуба, – из-за этой шубы на Игоря и снизошло озарение: из этой энергичной, грубоватой, пробивной женщины должен выйти отличный диспетчер. Но то же озарение подсказывало: эта будет воровать, торговка. Прошлый космос не в счёт. Но, вопреки ожиданиям – Игорь так никогда и не верил ей до конца, – Ирина Александровна продержалась целых пять лет, так и не дав повода её заподозрить, разве что одна очень маленькая, сомнительная деталь, из которой нельзя было делать категорические выводы. Если она и уводила сделки, то очень умно и умеренно. Игорь как-то мысленно даже сравнил её с хитрым Штирлицем.

– Она тоже, – сказала Настя, – все хотят жить.

– Ты с ней договаривалась или уводила от неё? – продолжал допытываться Игорь.

– По-всякому, – весело призналась Настя.

– Ну, вот видишь. Я всё больше думаю, что это чудо, что я с таким народом продержался целых пять лет. Теперь лучше я буду воровать у других, чем вы все у меня.

– Вы слишком честный и не крутой, – сказала Настя. – Не стесняйтесь. Все воруют. И все кругом сволочи.

35

В скором времени последовать Настиному совету не удалось. После Перовского отделения «Инвесткома», где всё было глухо, Игорь отправился на собеседование в фирму с двойным названием «Риэлт-эстейт». Кроме звучного, но неграмотного названия[66]66
  Оба слова означают примерно одно и то же, обозначение фирмы, работающей с недвижимостью, то есть здесь явная тавтология, что-то вроде масляной каши.


[Закрыть], привлекала заманчивая реклама, обещавшая неограниченные возможности выкупа квартир и высокие проценты. Ради такого дела стоило ездить даже на Студенческую улицу, что для Полтавского было совсем неблизко.

Между тем у него появилась новая идея: договоры ренты[67]67
  Договоры ренты – договоры, заключённые с пожилыми людьми о праве наследования квартир в обмен на пожизненное содержание или единовременную выплату определённой суммы.


[Закрыть]. Игорю представлялось, что это последняя ниша, где нет запредельной конкуренции и где ещё возможно прилично заработать. Однако сразу снимать офис и набирать людей не стоило, следовало провести разведку малой кровью, для этого вполне годилась чужая фирма. Гипотетически доходы можно было бы честно делить пополам. От фирмы требовались лишь печать, стол и небольшое финансирование рекламных расходов.

– Вы бы сначала попробовали сами, на свои деньги, – выслушав Игоря, недовольно сказал директор «Риэлт-эстейта», немолодой, желчный мужчина, – если дело пойдёт, милости просим. Деньги у нас найдутся. Варианты получше будем скупать сами. А то вы пришли с улицы и хотите на халяву…

– Простите, а для чего вы мне будете нужны, если я всё налажу на свои деньги? – не удержался от встречного вопроса Игорь. – Я предлагаю идею и работу в обмен на рабочий стол и финансирование небольшой рекламы. Мне кажется, справедливо.

– А кто сказал, что у вас получится? – всё так же с недоверием спросил директор.

– Кто не рискует, тот не пьёт шампанское. Вы же обещаете в рекламе неограниченное финансирование. Я не навязываюсь. Дело ваше.

Они говорили на разных языках. Директор явно был из той нахальной породы людей, которые, ничего не вложив, хотят задаром получать прибыль. Впрочем, директор, кажется, ровно то же самое думал об Игоре.

Игорь поднялся и хотел уйти, но директор предложил:

– Вы говорите, что опытный риэлтор. Ну так поработайте. У нас очень даже неплохо. А там посмотрим…

– Трудовой договор вы подпишете, или вам надо верить на слово? – поинтересовался Игорь. – Один экземпляр дадите мне на руки?

Директор скривился, словно у него заболели зубы, но всё-таки пообещал:

– Подпишем и дадим. Не опасайтесь. На днях выйдет с больничного секретарша.

«Ничего он не подпишет, – понял Игорь. – Будет тянуть до последнего, авось я смирюсь». Судя по поведению директора, дела на фирме обстояли не ахти как.

Теперь предстояло побеседовать с завотделом купли-продажи. Пока Игорь сидел в холле, от того вышел солидного вида прилично одетый мужчина с пачкой листовок.

– Что, дали расклеивать? – заинтересовался Игорь.

– Да, сказали, что неделю нужно поклеить, – мужчина говорил без эмоций, словно так и было нужно.

«Из интеллигентов, наверняка остался без работы, риэлтором никогда не работал, пару месяцев побатрачит и уйдёт», – оценил его Игорь. Стало слегка жалко мужчину, но он промолчал.

Заведующим отделом оказался бойкий, нахальный и совсем молодой человек. Минут пять, не больше, он разговаривал с Игорем, так и не сказав ничего существенного, зато раздражался, когда Игорь задавал вопросы. Выяснилось, что высокие проценты – блеф и что насчёт выкупа квартир всё не так просто. В заключение молодой человек попытался всучить Игорю пачку листовок для расклейки.

– Расклеите в нашем районе, строго в тех местах, где я вам скажу. Поклейте неделю, потом поставим вас на дежурства, – субтильный молодой человек в собственных глазах наверняка выглядел генералом, а Игоря принимал за лоха.

– Вы разве не знаете, что от листовок никакого толка? – осадил его Игорь. – Листовки не позднее завтрашнего дня сорвут дворники. У вас что, нет даже расклейщиков?

На листовках напечатаны были только два телефона фирмы. Если кто-то всё же позвонит, заявку наверняка передадут кому-то из своих, скорее всего, самому молодому человеку. «Маленький лохотрон», – сообразил Игорь. Заманивают неопытных людей, те побегают месяц-два, а сливки снимут другие. Впрочем, похоже, со сливками было негусто.

– Вам бы ещё научиться разговаривать с людьми, – пожелал на прощание Игорь.

36

Через несколько недель поисков Полтавский остановился на фирме «Москва-эстейт», недалеко от станции метро «Профсоюзная». Не то чтобы эта фирма понравилась, скорее нет, но выбора не было никакого. Игорь решил попробовать и просидел там почти целый год, за который он так и не понял, чем эта фирма лучше его «Мегаполиса» и как ей удавалось выживать. Риэлторов здесь вроде бы не «кидали», зато это было царство сна, в котором, как в зеркале, отражалось российское, приличное и ненавязчивое, лицо безработицы. Люди вместо того, чтобы ходить на биржу труда, ходили на работу, где месяцами ничего не делали и не получали зарплату.

В первой, большой комнате сидели сам директор, ничем не выдающийся человек, иногда он спал, уронив голову на руки, менеджеры и с десяток стажёров, которых месяцами якобы чему-то учили. Среди стажёров выделялся седой старик лет за семьдесят, бывший настройщик пианино, добродушный склеротик. Он целыми днями сидел за большим столом и участвовал в непрерывном разговоре, где все другие участники попеременно менялись, – разговор был ни о чём, но его голос служил таким же привычным фоном, как полное молчание телефонов, жужжание неизвестно откуда взявшихся мух и полусонная секретарша за стойкой, где она вечно раскладывала свой нескончаемый пасьянс на компьютере. Работали, по наблюдению Игоря, только несколько человек.

Во второй комнате, разделённой надвое, сонно сидели, занимались своими делами и время от времени менялись риэлторы. Пожалуй, единственная достопримечательность – старый большой шкаф, куда складывали отработанные заявки. В этом шкафу Игорь и отыскал свой единственный стоящий вариант за год. Требовалось расселить современную трёхкомнатную квартиру в красивом новом доме на Новочерёмушкинской улице – дом этот виден был из задней комнаты, где находилась касса и где иногда сидела бухгалтер. Кто-то из риэлторов этой квартирой уже занимался, но то ли из жадности, то ли по незнанию так сильно занизил цену, что расселенцы отказались подписывать с ним договор. Присутствовало и ещё одно обстоятельство, о котором Игорь не знал вначале и которое могло отпугнуть и риэлтора, и будущих покупателей. Новый семнадцатиэтажный дом, в котором все квартиры больше года как были заселены, оказался не сдан строителями, то есть не принят префектурой. Типично московский парадокс: сила чиновников и их аппетиты так велики, что построить дом намного быстрее, чем собрать нужные подписи и получить заветное, на вес золота, решение. Но Игорь знал только, что квартира неприватизированная. Его это не пугало.

Встретила Игоря молодая симпатичная грузинка Манана и стала показывать квартиру. Квартира оказалась большая, современная, с одиннадцатиметровой кухней, с эркером. В светлых комнатах – симпатичные цветочные обои и нарядная, хотя и недорогая, мебель. Лишь в одной комнате, угловой, открыв дверь, – Манана не успела его предупредить – Игорь почувствовал смрадный дух и увидел лежащую на грязной постели почти голую женщину с мутным взглядом и страшными язвами на ногах, грязный стол, неубранную посуду, водочные бутылки на подоконнике и тотчас захлопнул дверь.

– Здесь живут мой бывший муж с матерью, – пояснила Манана, – они сильно пьют. Серёжа недавно ударил её бутылкой по голове. Вот с ними мы и хотим разъехаться.

– А мы – это кто?

– Я с дочкой, папа с мамой и мой новый муж Виталий.

– А дочка – от Сергея? – неуместно спросил Игорь.

– Нет, – смутилась Манана. – От первого мужа, настоящего. Мы беженцы из Абхазии. Тенгиза убили при штурме Сухуми.

– В девяносто третьем году?

– Да. Нино тогда было пять месяцев. Нас вывезли на российском корабле в Сочи, меня с Нино и родителей. А Тенгиз остался защищать город. Наши там были с одними автоматами против танков и БТРов. Абхазы нас обманули. И русские тоже. Подписали мирное соглашение[68]68
  Имеется в виду соглашение «о прекращении огня и выработке механизмов контроля» от 27 июля 1993 года. В соответствии с этим соглашением грузинская сторона отвела свои тяжёлые вооружения на предписанное расстояние от линии фронта. Соглашение было в одностороннем порядке нарушено абхазской стороной. Эти факторы и предательские действия со стороны сил, поддерживавших свергнутого президента Грузии З. Гамсахурдиа, а также негласная, но активная поддержка абхазской стороны со стороны российских вооружённых сил, расквартированных в Абхазии, и привели в конечном итоге к захвату Сухуми абхазскими и союзными с ними силами.


[Закрыть], – в соответствии с соглашением Грузия вывела тяжёлые вооружения, а абхазы сдали оружие на хранение русским. Русские за деньги им всё вернули и сами участвовали в штурме. Чеченцы, казаки, северокавказцы – это была очень хорошо продуманная операция. Говорят, её планировали в российском Генштабе. В плен никого не брали.

– Я слышал, отрезанными головами играли в футбол?

– Я тоже слышала, – сказала Манана. – Когда подписали соглашение, мы поверили и вернулись в Сухуми, всего недели за три до штурма. А Тенгиз оставался в городе всё время. Родители у него жили в Гагре, их убили ещё осенью девяносто второго года. Мы с Тенгизом закончили Сухумский университет. Успели. В перестройку в университет не стали брать грузин. В Тбилиси в противовес решили открыть в Сухуми филиал Тбилисского госуниверситета. «Айдгылара» – это абхазское национальное движение – в ответ устроила беспорядки[69]69
  Беспорядки в Сухуми в знак протеста против открытия филиала Тбилисского государственного университета происходили 15–18 июля 1989 года. Погибли 17 человек, 448 было ранено. Спровоцированы «Айдгылара», абхазским национальным движением. Эти беспорядки можно рассматривать как генеральную репетицию будущей войны 1992 года.


[Закрыть]. Они не хотели, чтобы в Сухуми учились грузины. С этого всё и началось. Даже чуть раньше – та же «Айдгылара» устроила сход с демонстрациями в селе Лыхны, стали требовать отделения. Они очень старались, вплоть до самой войны[70]70
  Грузино-абхазская война 1992–1993 годов – вооружённый межэтнический конфликт, в котором, кроме грузин и абхазов, принимали участие ополченцы из России (казаки, формирования Конфедерации горских народов Кавказа, чеченские сепаратисты, а также, неофициально, российские военные). В результате войны 1992–1993 годов Абхазская автономия де-факто завоевала независимость от Грузии, а сотни тысяч этнических грузин вынуждены были бежать за пределы республики. Конфликт сопровождался массовыми зверствами с обеих сторон, вероятно, можно говорить о геноциде грузин.


[Закрыть], но главные кукловоды были в Москве. Хотели наказать Грузию за 9 апреля[71]71
  С 4 апреля 1989 года в Тбилиси перед Домом правительства начался бессрочный митинг, организованный лидерами грузинской оппозиции в ответ на демонстрацию 18 марта 1989 года в абхазском селе Лыхны, организованную «Айдгыларой» при поддержке местных партийных и советских функционеров за выход Абхазии из состава Грузинской ССР и переподчинение России. Митинг в Тбилиси быстро перерос в выступление против коммунистического режима, за свободу и независимость Грузии. В ночь с 8 на 9 апреля войсками были предприняты действия по разгону митинга. Использовались слезоточивый газ «Черёмуха», газ «Си-эс» (самовольно), резиновые палки и малые сапёрные лопатки. Погибли 19 человек, в основном от асфиксии в результате возникшей на площади давки, усиленной отравлением сильнодействующими химическими веществами.


[Закрыть].

– Я вам очень сочувствую, – сказал Игорь. – Россия вела в Грузии двойную игру. Имперские комплексы. Я не вижу никаких рациональных мотивов. Знаю, что очень много людей погибло в Кодорском ущелье…[72]72
  Кодорское ущелье соединяет Грузию и Абхазию, проходит через горную Сванетию, расположено на высоте от 1300 до 3984 метров. После падения Сухуми и поражения Грузии в 1993 году десятки тысяч грузин вынуждены были бежать из Абхазии из-за проводившейся этнической чистки через Кодороское ущелье в условиях наступившей в горах зимы. От обморожений, из-за отсутствия пищи и тёплой одежды сотни людей погибли, потеряли здоровье, многие пропали без вести. По существу, это была очень крупная гуманитарная катастрофа.


[Закрыть]

– Да, – сказала Манана, – там тысячи людей замёрзли. В горах уже наступила зима, а люди были в летней одежде, без пищи и воды.

Игорь не стал расспрашивать, как Манана попала в Москву, как и зачем вышла замуж за Сергея. Этот брак казался странным, но ведь всякое бывает. Захочет, сама как-нибудь расскажет…

37

Кровавые волны далёких войн регулярно докатывались до Москвы. Так докатываются волны цунами, утихая…

Игорь видел: москвичи к сообщениям с периферии распавшейся империи, где бушевали конфликты и лилась кровь, относились довольно равнодушно, мало вникая в то, что там происходит, – с тем же ленивым любопытством они, наверное, встретили бы сообщение об инопланетянах – и СМИ о многом не говорили, и он, Игорь, тоже очень многого не знал. Да и знание его было чисто умозрительным, схоластическим, лишённым красок. Люди устали, они заняты были выживанием; это была физиологическая защита – не знать, не вникать… Чечня казалась не ближе, чем Афганистан. И даже Будённовск[73]73
  Вторжение отряда чеченских террористов в составе 195 человек во главе с Ш. Басаевым в г. Будённовск (районный центр Ставропольского края) 14 июня 1995 года с последующим захватом заложников (более 1600 человек) и больницы. В процессе спецоперации погибли 129 человек и 415 ранены. В результате переговоров террористы согласились освободить заложников (до этого в результате штурма 17 июня освобождён 61 человек), а российские власти – прекратить боевые действия в Чечне, вывести войска и предоставить возможность террористам вернуться в Чечню. Завершение спецоперации и возвращение террористов в Чечню произошло 18 июня 1995 года.


[Закрыть] и Первомайское[74]74
  9 января 1996 года чеченские террористы во главе с Салманом Радуевым и Хункар-Пашой Исрапиловым атаковали г. Кизляр в Дагестане. Первоначальная цель: ликвидация вертолётной базы федеральных сил. Однако в ходе событий боевики закрепились в местной больнице и взяли более 3700 заложников. Под влиянием руководства Дагестана (аргументы неизвестны) боевики со 100 заложниками согласились вернуться в Чечню, однако были блокированы на границе, после чего захватили село Первомайское. 15–18 января состоялся штурм села Первомайское, однако основная часть боевиков с заложниками сумела вырваться из окружения. 9 февраля 1996 года Государственная Дума постановила амнистировать участников «противоправных действий» в Кизляре и Первомайском при условии освобождения оставшихся в плену заложников. В результате боёв в Кизляре и Первомайском погибли 78 военнослужащих, милиционеров и мирных граждан, несколько сотен человек были ранены. Боевиками уничтожено 2 вертолёта Ми-8 и 2 БТРа.


[Закрыть] – на самой периферии сознания. Где-то в другом мире привозили гробы, хоронили убитых; через несколько лет войны чеченцы внезапно, как по мановению волшебной палочки, заняли ценой многотысячных потерь захваченный российской армией Грозный[75]75
  6 августа 1996 года в результате операции «Джихад» 850 чеченских боевиков заняли город, в котором находилось 15–20 тысяч российских солдат. В ходе последующей битвы за Грозный боевикам, к которым присоединилось примерно 2 тысячи народных ополченцев, удалось удержать город. В результате боёв за Грозный с 6 по 22 августа 1996 года, по российским официальным данным, федеральная группировка войск понесла потери: убитыми – 434, ранеными – 1407, пропавшими без вести (фактически погибли) – 182 человека. Разгром русских войск в Грозном в августе 1996 года привёл к поражению России в первой чеченской войне.


[Закрыть], потом был Хасавюрт[76]76
  Хасавюрт, Хасавюртовские соглашения – совместное заявление от 31 августа 1996 года представителей Российской Федерации и Республики Ичкерии о разработке «Принципов определения основ взаимоотношений между Российской Федерацией и Чеченской Республикой» (прилагались к заявлению), положившее конец первой чеченской войне.


[Закрыть] – облегчение пополам со стыдом. Всё происходило словно на другой планете… Вместо могучей и непобедимой предстали солдатики-срочники, мальчики, не обученные как следует воевать. Разворованную армию добивали коррупция, бестолковщина и пьянство. Росли недовольство и презрение к ничтожной власти и злоба против воинственных чеченцев. Тень этой злобы падала на весь Кавказ…

…А людей, как щепки после кораблекрушения, выбрасывало на берег. Иные из них добирались до Москвы, и сейчас, на одно мгновение, Игорь их вспомнил всех…

…Беженка из Грозного Серафима, красавица, она совсем недолго проработала у него агентом. Потом оказалось, что Серафима каким-то образом получила вид на жительство в Австралии.

…Чеченка с выбитым глазом, которая покупала у Игоря комнату, – он в то время работал в «Жилкомплексе». Женщина была ранена в первую чеченскую войну. Осколок был русский, артиллерия Рохлина[77]77
  Во время штурма Грозного (1994–1995 годов) генерал-лейтенант Рохлин командовал 8-м армейским корпусом; наиболее успешный и целеустремлённый из российских генералов, широко использовал артиллерию для обеспечения действий пехоты и подавления противника.


[Закрыть]била по квадратам, но она кляла и ненавидела Шамиля Басаева. Бывшая инженер-нефтехимик, она потеряла в Грозном всех родственников и теперь торговала на рынке, заведя своё маленькое дело. Возвращаться в Чечню, откуда несколько десятилетий назад были депортированы её родители, умершие в Казахстане, к родовым башням и незахороненным родичам, под сень воскресшего Пророка она больше не хотела. За годы, проведённые на чужбине, Фатима стала почти русской.

…Раиса Сметанина, тоже инженер, из Тбилиси. В независимой Грузии места ей не стало. НИИ, где она работала, закрылся, ни работы, ни зарплаты, ни родственников в Грузии у Раисы не осталось, и на русских после Абхазии стали смотреть косо – говорили, что продажные русские генералы за деньги послали русских лётчиков бомбить грузин и что русские офицеры за деньги передавали абхазам оружие. Раиса Сметанина тоже покупала комнату и так и осталась работать агентом.

…Грузинка-врач из Кутаиси, решившая перебраться в Москву и случайно оказавшаяся дальней родственницей Нани Орбелиани[78]78
  По замыслу автора данный роман является последним в серии из пяти романов, объединённых под общим заглавием «Идеалист» («Кооператор», «Политик», «Финансист», «Риэлтор» и «Инвестком»). О Нани Орбелиани предполагается рассказать в третьем и четвёртом романах, «Финансист» и «Риэлтор» (одна из линий).


[Закрыть]… Да, Нани, смуглолицая красавица Нани, рождённая для страданий, в которую Игорь был когда-то влюблён. Много-много лет прошло с тех пор, почти тридцать пять… О Нани сейчас лучше было не думать. Нани почти десять лет в психбольнице. Игорь на миг представил Кодорское ущелье. Чеченские бандиты убивают её мужа, затем насилуют и убивают дочку-подростка (сын Нани за год до этого погиб в Гагре), потом со смехом насилуют саму Нани…

Следом за Нани представились Игорю армяне из Карабаха – у этих всё было благополучно, но решили подальше уехать от войны. Их сыну, торговавшему водкой, Игорь продал собственную квартиру в Орехово-Борисово, в которой они с Юдифью боялись жить из-за бандитов. Квартира находилась на первом этаже, москвичи о ней и слышать не хотели, так что Игорю очень повезло с этими кавказцами…

И Изольда, его любимая Изольда, рыжеволосая красавица с фигурой и ногами богини, Изольда тоже была беженкой – из Баку…

…Да, Изольда, чудо природы, высокая, стройная, которую он так любил, и по-прежнему любит, несмотря на расставание, и каждый год ездит к ней в Германию, с тех пор как она развелась со своим кратковременным немецким мужем. И, может быть, когда-нибудь уедет совсем…

…Изольда – это вовсе не немецкое имя. Мама – еврейка, пианистка, была очень романтично настроена… Тристан и Изольда… Мама очень любила Вагнера… Антисемита… Всё окончательно перепуталось в доме Облонских…

…На грани XX века инженер из Ганновера приехал за богатством в Российскую империю, в сонную мусульманскую провинцию у границы с Персией, где женщины по-прежнему носили чадру и где, казалось, ничто не предвещало скорую бурю. Восток ещё спал, быть может, только начинал просыпаться… Нефть… Баку… Русский капитализм получал здесь международное крещение… Братья Нобель, Ротшильды, Рокфеллеры, чёрный город, крики муэдзинов, экзотика, запечатлённая на старых фотографиях и открытках, которые совершенным чудом сохранились…

…Он работал в «БраНобеле»[79]79
  «БраНобель» – товарищество нефтяного производства братьев Нобель (сокр. «БраНобель») – крупная нефтяная компания, основанная в 1879 году братьями Нобель, занималась добычей, частично переработкой и транспортировкой нефти. Основные районы нефтедобычи «БраНобе-ля» – Баку и Челекен (Хазар) в Туркмении.


[Закрыть]. Женился на местной немке из Еленендорфа[80]80
  Еленендорф – немецкое поселение в Азербайджане, основанное в 1819 году переселенцами из Швабии. Названо в честь великой княжны Елены Павловны, дочери Павла I, в 1938 году переименовано в Ханлар, в 2008 году – в Гёйгёль. Всего в Закавказье в XIX веке было образовано несколько десятков немецких колоний (поселений).


[Закрыть], согласно семейным преданиям, красавице. Изольда слегка похожа на неё, только смуглее – от примеси армянской крови.

Прадедушка и прабабушка Изольды были счастливы и рожали детей, они до последнего не догадывались, что им уготовано судьбой. Что история приготовила для них ловушку. Впрочем, Первую мировую войну они пережили почти благополучно. Зато в Гражданскую прадеда Гюнтера, инженера из Ганновера, расстреляли. Не за то, что немец, – красные комиссары считали себя интернационалистами, – а за то, что буржуй. А вот дедушку Дитера, который женился на армянке и, как и его отец, стал инженером, несмотря на все их запреты (для этого дедушке пришлось подделать документы и отслужить в армии), – дедушку Дитера вместе с бабушкой-армянкой выслали уже как немца в сорок первом. Им, однако, сильно повезло: попали не в морозную Сибирь, не в забытый Богом Казахстан, а в тёплую Среднюю Азию, в экзотический древний Коканд, бывшую столицу Кокандского ханства, где очень кстати пришлись и голова, и руки дедушки Дитера. В Коканде и вырос отец Изольды, Виктор, который тоже станет инженером, как и все его, в нескольких поколениях, немецкие предки. Но, главное, и он, и дедушка с бабушкой в середине пятидесятых счастливым образом возвратились в Баку, что казалось немаленьким чудом, потому что немцы в большинстве своём так и не вернулись из ссылки до самого конца Советов.

Армянский прадед Изольды тоже происходил не из простых – из меликов[81]81
  Мелик – восточный дворянский титул и титул владетельного феодала (от арабского «малик»). В армянской дворянской традиции титул «малик» соответствует титулу князя (ишхана), что равносильно мусульманским титулам хана или бека.


[Закрыть], наследственный домовладелец, очень грамотный, бухгалтер, в начале века он тоже работал в «Бра-Нобеле».

Когда Игорь приезжал в Баку, Изольда показывала ему длинный-длинный дом на целый квартал с огромным двором, наполовину деревянный, двухэтажный, старинный, начинавший разваливаться от времени, остатки былой роскоши скрипели и качались. Дом этот давно пора было сносить, на памятник архитектуры он не тянул, но обширный двор был полон детских голосов, музыки, криков и запахов – где-то поблизости жарили шашлыки, и в распахнутых настежь окнах трепетали многочисленные занавески. Этот доходный дом, чьё начало терялось в XIX веке, принадлежал когда-то прадедушке Аршаку, тому самому бухгалтеру и дальнему отпрыску некогда всесильных Багратидов[82]82
  Багратиды (Багратуни) – армянский княжеский род, одна из самых значимых княжеских династий Закавказья. С 885 по 1045 год царская династия Армении. Младшая ветвь княжеской фамилии правила в Грузии, где династия сохраняла царский титул, вплоть до начала XIX века. Короткое время династия Багратуни правила также в соседней Кавказской Албании. Согласно некоторым мифам, род князей Багратуни берёт начало от библейского царя Давида.


[Закрыть], которого Изольда застала девяностолетним. Прадед запомнился в очках, в тёмном костюме, в неизменной шляпе и с тростью; ещё раньше этот дом принадлежал отцу прадедушки, чьё имя Изольда не знала, а может быть, и деду.