Текст книги "О Белочке и Тамарочке"
Автор книги: Леонид Пантелеев
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Л. Пантелеев
О Белочке и Тамарочке
рассказы
© Л. Пантелеев, наследники, 2017
© Состав, макет, иллюстрации ООО «РОСМЭН», 2017
⁂
О честном слове
Ты когда-нибудь задумывался, почему одни люди хорошие, а другие – не очень? И как так выходит, что хороший человек дружит с плохими? Или почему из хороших детей иногда получаются такие взрослые, у которых вся жизнь как будто не удалась, всё в ней не так, как должно быть? А вот автор этой книги – Алексей Иванович Еремеев – задумался об этом очень рано.
Он родился в 1908 году в Петербурге, учился в реальном училище, любил маму, папу, брата и сестру, а потом случилась революция, наступили тяжёлые годы. Отец за несколько лет до этого ушёл из семьи, и теперь мать с детьми бежала из голодного Петрограда в Ярославль, а потом в Татарстан. Некоторое время спустя матери пришлось уехать в Петроград, оставив детей на попечение их тётке. Денег, еды, одежды – всего отчаянно не хватало, а тут ещё все заболели тифом. Старшего брата Васю взяли на «ферму», где жили и работали подростки. Алексей тоже туда пошёл, но то, что он увидел, его поразило. Дети воровали, старшие сами их этому учили, а ещё били и издевались. Алексей ушёл и решил во что бы то ни стало добраться до Петрограда и найти мать. Он пробирался на поезда, ехал, не зная куда, бродяжничал, общался с такими же детьми-бродяжками, воровал. Не раз попадал в детские дома, где было так же холодно и голодно, и снова и снова бежал, чтобы добраться домой. Чудом ему это удалось, и он нашёл мать и брата с сестрой. Оказалось, они уже вернулись в Петроград и переживали, ничего не зная о судьбе Алексея. И казалось бы, тут-то жизнь наладилась, верно? Но нет. Потому что даже самый хороший человек каждый день делает выбор – пусть маленький, но важный. И этот выбор бывает очень сложным: схитрить ради благой цели, украсть, чтобы помочь близким. Но чем чаще поступаешь нечестно, тем больше запутываешься, тем труднее вернуться на верный путь. Именно об этом не раз думал Алексей. Но судьба взялась за него строго. Он оказался в школе-коммуне имени Достоевского, где подружился с хорошими ребятами и получил прозвище Лёнька Пантелеев. Здесь же он познакомился с Григорием Белых, вместе с которым написал книгу «Республика Шкид», посвящённую их школьной жизни. Вскоре книга вышла, и совсем ещё молодые люди тут же стали известными.
Л. Пантелеев писал пьесы, повести, создал немало прекрасных рассказов – и для детей, и для взрослых, пережил блокаду Ленинграда во время Великой Отечественной войны и не переставая трудился. В этой книжке его самые весёлые, самые лёгкие рассказы: смешные истории о двух непослушных девочках Белочке и Тамарочке, забавная «Буква ты» об Иринушке, которая никак не могла выучить букву «я», и очень важный рассказ «Честное слово». Он, как и многие другие рассказы Л. Пантелеева, даже самые лёгкие и смешные, заставляет задуматься о том, что такое честность и порядочность. И это не пустые слова, ведь чтобы вырасти настоящим человеком и найти свой собственный верный путь, нужно помнить, как помнил об этом Л. Пантелеев, что честность – это очень дорого и очень ценно, хотя порой действительно трудно.
Честное слово
Мне очень жаль, что я не могу вам сказать, как зовут этого маленького человека, и где он живёт, и кто его папа и мама. В потёмках я даже не успел как следует разглядеть его лицо. Я только помню, что нос у него был в веснушках и что штанишки у него были коротенькие и держались не на ремешке, а на таких лямочках, которые перекидываются через плечи и застёгиваются где-то на животе.
Как-то летом я зашёл в садик, – я не знаю, как он называется, – на Васильевском острове, около белой церкви. Была у меня с собой интересная книга, я засиделся, зачитался и не заметил, как наступил вечер.
Когда в глазах у меня зарябило и читать стало совсем трудно, я захлопнул книгу, поднялся и пошёл к выходу.
Сад уже опустел, на улицах мелькали огоньки, и где-то за деревьями звенел колокольчик сторожа.
Я боялся, что сад закроется, и шёл очень быстро. Вдруг я остановился. Мне послышалось, что где-то в стороне, за кустами, кто-то плачет.
Я свернул на боковую дорожку – там белел в темноте небольшой каменный домик, какие бывают во всех городских садах; какая-то будка или сторожка. А около её стены стоял маленький мальчик лет семи или восьми и, опустив голову, громко и безутешно плакал.
Я подошёл и окликнул его:
– Эй, что с тобой, мальчик?
Он сразу, как по команде, перестал плакать, поднял голову, посмотрел на меня и сказал:
– Ничего.
– Как это ничего? Тебя кто обидел?
– Никто.
– Так чего ж ты плачешь?
Ему ещё трудно было говорить, он ещё не проглотил всех слёз, ещё всхлипывал, икал, шмыгал носом.
– Давай пошли, – сказал я ему. – Смотри, уже поздно, уже сад закрывается.
И я хотел взять мальчика за руку. Но мальчик поспешно отдёрнул руку и сказал:
– Не могу.
– Что не можешь?
– Идти не могу.
– Как? Почему? Что с тобой?
– Ничего, – сказал мальчик.
– Ты что – нездоров?
– Нет, – сказал он, – здоров.
– Так почему ж ты идти не можешь?
– Я – часовой, – сказал он.
– Как часовой? Какой часовой?
– Ну, что вы – не понимаете? Мы играем.
– Да с кем же ты играешь?
Мальчик помолчал, вздохнул и сказал:
– Не знаю.
Тут я, признаться, подумал, что, наверно, мальчик всё-таки болен и что у него голова не в порядке.
– Послушай, – сказал я ему. – Что ты говоришь? Как же это так? Играешь и не знаешь – с кем?
– Да, – сказал мальчик. – Не знаю. Я на скамейке сидел, а тут какие-то большие ребята подходят и говорят: «Хочешь играть в войну?» Я говорю: «Хочу». Стали играть, мне говорят: «Ты сержант». Один большой мальчик… он маршал был… он привёл меня сюда и говорит: «Тут у нас пороховой склад – в этой будке. А ты будешь часовой… Стой здесь, пока я тебя не сменю». Я говорю: «Хорошо». А он говорит: «Дай честное слово, что не уйдёшь».
– Ну?
– Ну, я и сказал: «Честное слово – не уйду».
– Ну и что?
– Ну и вот. Стою-стою, а они не идут.
– Так, – улыбнулся я. – А давно они тебя сюда поставили?
– Ещё светло было.
– Так где же они?
Мальчик опять тяжело вздохнул и сказал:
– Я думаю, они ушли.
– Как ушли?
– Забыли.
– Так чего ж ты тогда стоишь?
– Я честное слово сказал…
Я уже хотел засмеяться, но потом спохватился и подумал, что смешного тут ничего нет и что мальчик совершенно прав. Если дал честное слово, так надо стоять, что бы ни случилось – хоть лопни. А игра это или не игра – всё равно.
– Вот так история получилась! – сказал я ему. – Что же ты будешь делать?
– Не знаю, – сказал мальчик и опять заплакал.
Мне очень хотелось ему как-нибудь помочь. Но что я мог сделать? Идти искать этих глупых мальчишек, которые поставили его на караул, взяли с него честное слово, а сами убежали домой? Да где же их сейчас найдёшь, этих мальчишек?..
Они уже небось поужинали и спать легли и десятые сны видят.
А человек на часах стоит. В темноте. И голодный небось…
– Ты, наверно, есть хочешь? – спросил я у него.
– Да, – сказал он, – хочу.
– Ну, вот что, – сказал я, подумав. – Ты беги домой, поужинай, а я пока за тебя постою тут.
– Да, – сказал мальчик. – А это можно разве?
– Почему же нельзя?
– Вы же не военный.
Я почесал затылок и сказал:
– Правильно. Ничего не выйдет. Я даже не могу тебя снять с караула. Это может сделать только военный, только начальник…
И тут мне вдруг в голову пришла счастливая мысль. Я подумал, что если освободить мальчика от честного слова, снять его с караула может только военный, так в чём же дело? Надо, значит, идти искать военного.
Я ничего не сказал мальчику, только сказал: «Подожди минутку», – а сам, не теряя времени, побежал к выходу…
Ворота ещё не были закрыты, ещё сторож ходил где-то в самых дальних уголках сада и дозванивал там в свой колокольчик.
Я стал у ворот и долго поджидал, не пройдёт ли мимо какой-нибудь лейтенант или хотя бы рядовой красноармеец. Но, как назло, ни один военный не показывался на улице. Вот было мелькнули на другой стороне улицы какие-то чёрные шинели, я обрадовался, подумал, что это военные моряки, перебежал улицу и увидел, что это не моряки, а мальчишки-ремесленники. Прошёл высокий железнодорожник в очень красивой шинели с зелёными нашивками. Но и железнодорожник с его замечательной шинелью мне тоже был в эту минуту ни к чему.
Я уже хотел несолоно хлебавши возвращаться в сад, как вдруг увидел – за углом, на трамвайной остановке – защитную командирскую фуражку с синим кавалерийским око́лышем. Кажется, ещё никогда в жизни я так не радовался, как обрадовался в эту минуту. Сломя голову я побежал к остановке. И вдруг, не успел добежать, вижу – к остановке подходит трамвай, и командир, молодой кавалерийский майор, вместе с остальной публикой собирается протискиваться в вагон.
Запыхавшись, я подбежал к нему, схватил за руку и закричал:
– Товарищ майор! Минуточку! Подождите! Товарищ майор!
Он оглянулся, с удивлением на меня посмотрел и сказал:
– В чём дело?
– Видите ли, в чём дело, – сказал я. – Тут, в саду, около каменной будки, на часах стоит мальчик… Он не может уйти, он дал честное слово… Он очень маленький… Он плачет…
Командир захлопал глазами и посмотрел на меня с испугом. Наверное, он тоже подумал, что я болен и что у меня голова не в порядке.
– При чём же тут я? – сказал он.
Трамвай его ушёл, и он смотрел на меня очень сердито.
Но когда я немножко подробнее объяснил ему, в чём дело, он не стал раздумывать, а сразу сказал:
– Идёмте, идёмте. Конечно. Что же вы мне сразу не сказали?
Когда мы подошли к саду, сторож как раз вешал на воротах замок. Я попросил его несколько минут подождать, сказал, что в саду у меня остался мальчик, и мы с майором побежали в глубину сада.
В темноте мы с трудом отыскали белый домик. Мальчик стоял на том же месте, где я его оставил, и опять – но на этот раз очень тихо – плакал. Я окликнул его. Он обрадовался, даже вскрикнул от радости, а я сказал:
– Ну вот, я привёл начальника.
Увидев командира, мальчик как-то весь выпрямился, вытянулся и стал на несколько сантиметров выше.
– Товарищ караульный, – сказал командир. – Какое вы носите звание?
– Я – сержант, – сказал мальчик.
– Товарищ сержант, приказываю оставить вверенный вам пост!
Мальчик помолчал, посопел носом и сказал:
– А у вас какое звание? Я не вижу, сколько у вас звёздочек…
– Я – майор, – сказал командир.
И тогда мальчик приложил руку к широкому козырьку своей серенькой кепки и сказал:
– Есть, товарищ майор. Приказано оставить пост.
И сказал это он так звонко и так ловко, что мы оба не выдержали и расхохотались.
И мальчик тоже весело и с облегчением засмеялся.
Не успели мы втроём выйти из сада, как за нами хлопнули ворота и сторож несколько раз повернул в скважине ключ.
Майор протянул мальчику руку.
– Молодец, товарищ сержант, – сказал он. – Из тебя выйдет настоящий воин. До свидания.
Мальчик что-то пробормотал и сказал: «До свиданья».
А майор отдал нам обоим честь и, увидев, что опять подходит его трамвай, побежал к остановке.
Я тоже попрощался с мальчиком и пожал ему руку.
– Может быть, тебя проводить? – спросил я у него.
– Нет, я близко живу. Я не боюсь, – сказал мальчик.
Я посмотрел на его маленький веснушчатый нос и подумал, что ему действительно нечего бояться. Мальчик, у которого такая сильная воля и такое крепкое слово, не испугается темноты, не испугается хулиганов, не испугается и более страшных вещей.
А когда он вырастет… Ещё не известно, кем он будет, когда вырастет, но кем бы он ни был, можно ручаться, что это будет настоящий человек.
Я подумал так, и мне стало очень приятно, что я познакомился с этим мальчиком.
И я ещё раз крепко и с удовольствием пожал ему руку.
Буква «ты»
Учил я когда-то одну маленькую девочку читать и писать. Девочку звали Иринушка, было ей четыре года пять месяцев, и была она большая умница. За каких-нибудь десять дней мы одолели с ней всю русскую азбуку, могли уже свободно читать и «папа», и «мама», и «Саша», и «Маша», и оставалась у нас невыученной одна только, самая последняя буква – «я».
И тут вот, на этой последней буковке, мы вдруг с Иринушкой и споткнулись.
Я, как всегда, показал ей букву, дал ей как следует её рассмотреть и сказал:
– А это вот, Иринушка, буква «я».
Иринушка с удивлением на меня посмотрела и говорит:
– Ты?
– Почему «ты»? Что за «ты»? Я же сказал тебе: это буква «я».
– Буква ты?
– Да не «ты», а «я»!
Она ещё больше удивилась и говорит:
– Я и говорю: ты.
– Да не я, а буква «я»!
– Не ты, а буква ты?
– Ох, Иринушка, Иринушка! Наверное, мы, голубушка, с тобой немного переучились. Неужели ты в самом деле не понимаешь, что это не я, а что это буква так называется: «я»?
– Нет, – говорит, – почему не понимаю? Я понимаю.
– Что ты понимаешь?
– Это не ты, а это буква так называется – «ты».
Фу! Ну в самом деле, ну что ты с ней поделаешь? Как же, скажите на милость, ей объяснить, что я – это не я, ты – не ты, она – не она и что вообще «я» – это только буква?
– Ну, вот что, – сказал я наконец, – ну, давай, скажи как будто про себя: я! Понимаешь? Про себя. Как ты про себя говоришь.
Она поняла как будто. Кивнула. Потом спрашивает:
– Говорить?
– Ну, ну… Конечно.
Вижу – молчит. Опустила голову. Губами шевелит.
Я говорю:
– Ну, что же ты?
– Я сказала.
– А я не слышал, что ты сказала.
– Ты же мне велел про себя говорить. Вот я потихоньку и говорю.
– Что же ты говоришь?
Она оглянулась и шёпотом – на ухо мне:
– Ты!..
Я не выдержал, вскочил, схватился за голову и забегал по комнате.
Внутри у меня уже всё кипело, как вода в чайнике. А бедная Иринушка сидела, склонившись над букварём, искоса посматривала на меня и жалобно сопела. Ей, наверно, было стыдно, что она такая бестолковая. Но и мне тоже было стыдно, что я – большой человек – не могу научить маленького человека правильно читать такую простую букву, как буква «я».
Наконец я придумал всё-таки. Я быстро подошёл к девочке, ткнул её пальцем в нос и спрашиваю:
– Это кто?
Она говорит:
– Это я.
– Ну вот… Понимаешь? А это буква «я»!
Она говорит:
– Понимаю…
А у самой уж, вижу, и губы дрожат, и носик сморщился – вот-вот заплачет.
– Что же ты, – я спрашиваю, – понимаешь?
– Понимаю, – говорит, – что это я.
– Правильно! Молодец! А это вот буква «я». Ясно?
– Ясно, – говорит. – Это буква ты.
– Да не ты, а я!
– Не я, а ты.
– Не я, а буква «я»!
– Не ты, а буква «ты».
– Не буква «ты», господи боже мой, а буква «я»!
– Не буква «я», господи боже мой, а буква «ты»!
Я опять вскочил и опять забегал по комнате.
– Нет такой буквы! – закричал я. – Пойми ты, бестолковая девчонка! Нет и не может быть такой буквы! Есть буква «я». Понимаешь? Я! Буква «я»! Изволь повторять за мной: я! я! я!..
– Ты, ты, ты, – пролепетала она, едва разжимая губы. Потом уронила голову на стол и заплакала. Да так громко и так жалобно, что весь мой гнев сразу остыл. Мне стало жалко её.
– Хорошо, – сказал я. – Как видно, мы с тобой и в самом деле немного заработались. Возьми свои книги и тетрадки и можешь идти гулять. На сегодня – хватит.
Она кое-как запихала в сумочку своё барахлишко и, ни слова мне не сказав, спотыкаясь и всхлипывая, вышла из комнаты.
А я, оставшись один, задумался: что же делать? Как же мы в конце концов перешагнём через эту проклят! ую букву «я»?
«Ладно, – решил я. – Забудем о ней. Ну её. Начнём следующий урок прямо с чтения. Может быть, так лучше будет».
И на другой день, когда Иринушка, весёлая и раскрасневшаяся после игры, пришла на урок, я не стал ей напоминать о вчерашнем, а просто посадил её за букварь, открыл первую попавшуюся страницу и сказал:
– А ну, сударыня, давайте-ка почитайте мне что-нибудь.
Она, как всегда перед чтением, поёрзала на стуле, вздохнула, уткнулась и пальцем и носиком в страницу и, пошевелив губами, бегло и не переводя дыхания, прочла:
– Тыкову дали тыблоко.
От удивления я даже на стуле подскочил:
– Что такое?! Какому Тыкову? Какое тыблоко? Что ещё за тыблоко?
Посмотрел в букварь, а там чёрным по белому написано:
«Якову дали яблоко».
Вам смешно? Я тоже, конечно, посмеялся. А потом говорю:
– Яблоко, Иринушка! Яблоко, а не тыблоко!
Она удивилась и говорит:
– Яблоко? Так, значит, это буква «я»?
Я уже хотел сказать: «Ну конечно, «я»! А потом спохватился и думаю: «Нет, голубушка. Знаем мы вас. Если скажу «я», значит, опять пошло-поехало? Нет, уж сейчас мы на эту удочку не попадёмся».
И я сказал:
– Да, правильно. Это буква «ты».
Конечно, не очень-то хорошо говорить неправду. Даже очень нехорошо говорить неправду. Но что же поделаешь! Если бы я сказал «я», а не «ты», кто знает, чем бы всё это кончилось. И может быть, бедная Иринушка так всю жизнь и говорила бы вместо «яблоко» – тыблоко, вместо «ярмарка» – тырмарка, вместо «якорь» – тыкорь и вместо «язык» – тызык. А Иринушка, слава богу, выросла уже большая, выговаривает все буквы правильно, как полагается, и пишет мне письма без одной ошибки.
Рассказы о Белочке и Тамарочке
На море
У одной мамы было две девочки. Одна девочка была маленькая, а другая побольше. Маленькая была беленькая, а побольше – чёрненькая. Беленькую звали Белочка, а чёрненькую – Тамарочка.
Девочки эти были очень непослушные.
Летом они жили на даче.
Вот они раз приходят и говорят:
– Мама, а мама, можно нам сходить на море – покупаться?
А мама им отвечает:
– С кем же вы пойдёте, доченьки? Я идти не могу. Я занята. Мне надо обед готовить.
– А мы, – говорят, – одни пойдём.
– Как это одни?
– Да так. Возьмёмся за руки и пойдём.
– А вы не заблудитесь?
– Нет, нет, не заблудимся, не бойся. Мы все улицы знаем.
– Ну, хорошо, идите, – говорит мама. – Но только смотрите, купаться я вам запрещаю. По воде босичком походить – это можете. В песочек поиграть – это пожалуйста. А купаться – ни-ни.
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «ЛитРес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
