Текст книги "О времени и о себе"
Автор книги: Леонид Нисман
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
Детство. Война. Эвакуация
Очень интересно слушать или читать воспоминания о детских годах людей, проживших долгую, насыщенную интересными событиями жизнь. С какого возраста мы начинаем запоминать происходящее с нами? Некоторые люди помнят, что с ними было в два года, а у некоторых не сохранилось никаких воспоминаний о себе вплоть до возраста 7–8 лет. Лев Николаевич Толстой утверждал, что его первые воспоминания связаны с десятидневным возрастом. С ним могли бы поспорить психологи и нейрофизиологи, мол, Вы гений, но не настолько же… Современная наука говорит, что в среднем обрывки воспоминаний начинают появляться у человека примерно с трех с половиной лет.
Вот я, как раз, и являюсь тем самым средним человеком. До своих трёх лет я не помню о себе ничего. Первое моё воспоминание относится к 1939 году. Тогда мне было три года. Я помню, как к нам в гости пришёл мой дедушка, папа моей мамы. Его звали Марк Абрамович, но тогда я этого ещё не знал. Это было точно не позднее 1939 года, так как в конце этого года дедушка умер. Бабушку Гинду Симоновну, мамину маму, я помню хорошо, она умерла в 1950 году, когда мне было уже 14 лет. Дедушку и бабушку с папиной стороны я видел только на фотографиях, так как они жили в другом городе.
Мама, мамина подруга, старший брат Вова и я
Дедушка Марк Абрамович и бабушка Гинда Симоновна
Ещё помню, что когда летом 1940 года мы жили на даче, не помню где, я украдкой вышел погулять, естественно, заблудился и начал плакать. Прохожие утешали меня и спрашивали мой адрес. Я отвечал, что живу «в Мочкве». Конечно, меня привели домой, но после этого меня долго называли «мочквич».
И вот – главное воспоминание, 22 июня 1941 года, это я помню очень хорошо. У нас был радиоприёмник СИ-235 и из него раздавался голос какого-то дяди, который очень волновался и, вероятно поэтому, сильно заикался. Это был Вячеслав Михайлович Молотов, он говорил о том, что началась война.
С этого дня жизнь изменилась во всей стране. Изменилась она и в нашей семье. Буквально через несколько дней мой папа, 35-летний беспартийный еврей, пошёл в военкомат и попросил записать его в добровольцы. Его тут же направили в артиллерию. При этом надо сказать, что дома осталась мама, инвалид второй группы, с двумя детьми. Мне было пять лет, а моему брату Вове – девять.
Немецкая армия приближалась к Москве. Гитлер открыто объявлял о том, что он планирует уничтожить всех евреев. К тому же, в это время откуда ни возьмись появившиеся в Москве антисемиты, которые раньше сдерживали себя, начали открыто выступать против евреев. Особенно открыто они издевались над еврейскими детьми. По этой причине мама решила изменить в документах фамилию и отчество мне и брату. Вместо еврейской фамилии Нисман и еврейского имени отца Нафтуль, она переписала нас на свою фамилию Манухина, которая звучала по-русски, и дала мне и брату отчество Анатольевич. Так что во время эвакуации я был не Леонид Нафтульевич Нисман, а Леонид Анатольевич Манухин. Через 46 с половиной лет, в своём письме от 25 декабря 1997 года, это официально подтвердил Центр розыска и информации Общества Красного Креста Российской Федерации в ответе на мой запрос.
У всех, у кого в это время уже были радиоприёмники, их отобрали. Евреям стало опасно оставаться в Москве, и они не видели другого выхода, кроме того, чтобы как можно скорее покинуть Москву.
Выехали мы из Москвы 20 июля 1941 года. Не помню почему, но ехали мы в Сталинград. Вместе с нами ехала мамина родная сестра (моя тётя Клара) со своими двумя дочками. Её муж к тому времени уже тоже был в армии. Старшей её дочке, Лиде, было шесть лет, младшей Неле – два года. Дорога была долгая и тяжёлая.
Мой старший брат Вова
Это – я
Наш папа – Нафтуль Яковлевич Нисман
Моя мама – Мария Марковна Манухина
Тётя Клара
Тётя Полина
Тем временем немецкие войска уже подходили к Сталинграду. Поэтому было решено высадить нас из поезда в городке Камышин, недалеко от Сталинграда. Поселили нас в доме выселенных из Камышина немцев Поволжья, но жили мы там совсем недолго, потому что немцы были уже совсем близко от Камышина.
Местные власти решили эвакуировать нас в более безопасное место. Но в первую очередь они решили эвакуировать детей. Я помню, как к пристани подошёл пароход и как сажали туда детей, а родители оставались на берегу. Родителям сказали, что за ними скоро придёт другой пароход. И тут мама и тётя Клара категорически отказались отпускать своих детей от себя. Мы с братом и две наши двоюродные сестры остались с мамами на пристани, чтобы помахать отплывающему пароходу. Пароход медленно отплыл, дошёл до середины Волги и почему-то остановился. Оставшиеся на берегу родители махали руками. И вдруг, прямо на наших глазах, пароход взорвался. Я помню, как будто это произошло вчера. Не буду описывать, что было с оставшимися родителями. Скажу только, что я всю свою жизнь помню, что мама тогда спасла нас с братом от смерти.
После этого нас решили перевезти в город Куйбышев (сейчас это Самара), но уже не на пароходе, а поездом. Ехали мы в так называемых теплушках, это товарные деревянные вагоны без окон и без отопления и только с одной входной-выходной дверью. Вагоны были переполнены людьми. Вокруг нас были старики и дети, все были голодны, у большинства были вши. Было много больных, они боялись за свою жизнь и теряли надежду. Я тоже заболел, но поставить диагноз мне было некому.
Мы постоянно боялись налётов немецкой авиации. Они были довольно частыми, но особенно мы боялись их ночью. Немецкие самолеты бомбили наш поезд несколько раз. Мы прыгали из вагонов и прятались, где только могли. Не всем это удавалось. Я помню, как на моих глазах люди, особенно старики и маленькие дети, попадали под бомбы и погибали.
После того, как в результате налёта немецкой авиации наш поезд разбомбили, нам пришлось долго идти пешком. Моя тётя и двоюродные сёстры шли с нами. Маме было особенно трудно, потому что у неё была ампутирована одна нога.
Наши вещи, которые мы везли из Москвы, были утеряны или украдены, мы голодали. С большим трудом, частично пешком, частично автостопом, на повозках, мы добрались до деревни Похвистнево, где установили мой диагноз – корь, желтуха и двустороннее воспаление лёгких одновременно. Антибиотиков тогда ещё не было. Как я остался жив, не знаю. Шучу, что меня неправильно лечили.
Вскоре нам удалось добраться до Куйбышева. К огромному несчастью, по дороге из Камышина в Куйбышев умерли обе мои двоюродные сестры, дочки тёти Клары.
Я до сих пор помню это ужасное время, постоянное чувство голода, холода, страха и безнадёжности. По сей день мне снятся ужасные ночные налёты и бомбёжки того времени. Я слышу звук взрывающихся бомб, вижу лица своих умерших сестёр. Эти ужасы войны, которые мне пришлось пережить, забыть невозможно.
В Куйбышеве нас подселили в коммунальную квартиру, где нам на троих (мама, брат и я) выделили комнату площадью 9,5 квадратных метров. Отопления в доме не было, туалет был во дворе. Я до сих пор помню наш тогдашний Куйбышевский адрес: улица Некрасова, дом 94.
Спустя более семидесяти лет мой внук, уже окончивший к тому времени Берлинский университет, был в служебной командировке в городе Самара, теперь так снова называется город Куйбышев. Я попросил его узнать, существует ли ещё в городе улица Некрасова и дом 94 на этой улице. Он узнал. И нашёл не только эту улицу, но и тот самый одноэтажный деревянный дом, стоящий в окружении многоэтажных современных домов. Естественно, что нумерация домов изменилась, и теперь он – номер 12.
Самара старая и новая
Когда мы приехали в Куйбышев, там уже жила семья тёти Полины, маминой сестры, которая была эвакуирована туда вместе с организацией, в которой работал её муж.
У мамы было три родных сестры – Клара, Полина и Вера. Тётя Вера, старшая сестра, вместе с бабушкой Гиндой, мужем и двумя детьми пережила войну в Москве.
Лёня-большой
Большой Лёня с Лёней-средним
Лёня-маленький с братом Вовой
Кроме четырёх сестёр в маминой семье был ещё их старший брат Лазарь. Он очень рано увлёкся революционной деятельностью, был активным участником революционного движения в украинском городе Николаеве и погиб там в 1918 году, когда моей маме было 12 лет. Но она его прекрасно помнила и рассказывала мне о том, что после его смерти все четыре сестры поклялись, что, когда они выйдут замуж, то обязательно назовут свих детей-мальчиков его именем. Эту клятву исполнили только три сестры, так как у тёти Клары были только дочки. Тётя Вера, тётя Полина и мама родили мальчиков, но учитывая, что еврейские имена были в то время, мягко говоря, не в почёте, вместо имени Лазарь всех нас назвали Леонидами.
У тёти Веры был Лёня-старший, у Тёти Полины – Лёня-средний, а у мамы я – Лёня-маленький. Три двоюродных брата с одним и тем же именем. И надо сказать, что кроме того, что мы были братьями, мы были большими друзьями.
Летом 1943 года все три сестры со своими семьями возвратились в Москву в свои квартиры. В нашей квартире, к счастью, всё было, как до нашего отъезда. Плюс к этому, нам возвратили наш радиоприёмник.
Никогда не забуду дату 5 августа 1943 года. Мы в Москве, в своей квартире, уже вечер, всё спокойно, мы готовимся ко сну. И вдруг совершенно неожиданно раздался сильнейший звук, похожий на одновременный выстрел из нескольких артиллерийских орудий, напомнивший нам отзвуки стрельбы, которые мы слышали, когда были в Камышине. Конечно, мы все перепугались. Прошло несколько секунд, и раздался второй залп, а потом третий, а потом четвёртый и так далее.
5 августа 1943 года. Первый салют в Москве
Мы были в страшном испуге. Мама велела нам с братом тихо сидеть, а сама пошла к соседям узнать, что происходит. Буквально через несколько минут она вернулась и, улыбаясь, сказала, чтобы мы не волновались. Наоборот, сказала она, надо радоваться. Это был первый салют нашим войскам, освободившим города Орёл и Белгород.
Согласно приказу Сталина, в ночь с 5 на 6 августа в столице было произведено 12 артиллерийских залпов из 124 орудий с интервалом 30 секунд. Стрельбу холостыми зарядами вели 100 зенитных орудий и 24 горные пушки Кремлевского дивизиона. За Орлом и за Белгородом закрепилось название «город первого салюта». Салют стал знаменательным событием для москвичей – несмотря на позднее время, люди выходили из домов на улицы и поздравляли друг друга.
Приближалось 1-е сентября, начало нового учебного года. В 1943 году в первый класс принимали детей, которым уже исполнилось 8 лет. Мне было тогда семь с половиной, но мама, как инвалид второй группы, упросила директора школы Лидию Васильевну Луцкову принять меня. Так мы с братом стали учениками 273-й мужской школы Щербаковского района города Москвы.
В то время мальчики и девочки учились отдельно друг от друга. Я пошёл в первый класс, Вова – в пятый. Мама была очень довольна этим по двум причинам. Первая – время было военное, все продукты питания можно было купить только по карточкам, а в школе давали завтраки, вторая – у меня рядом был старший брат, который мог меня защитить, если кто-то захочет меня обидеть. К этому времени мы с Вовой снова обрели фамилию Нисман.
1 сентября 1943 года я пошёл в 1-й «В» класс. Мою первую учительницу звали Александра Кузьминична. is
Школьные годы чудесные
1 сентября 1943 года я пошёл в 1-й «В» класс. Мою первую учительницу звали Александра Кузьминична.
Я не очень помню мои первые школьные годы. А то, что помню, к сожалению, не могу объяснить. Не могу объяснить, например, как получилось, что, придя в первый класс, я уже умел читать и знал наизусть довольно много стихотворений. Дело в том, что маме некогда было со мной заниматься, она должна была постоянно думать о том, чем нас с Вовой накормить и во что нас одеть. Может быть, я многое «схватывал» у Вовы и его друзей, к которым я всегда очень тянулся.
Учёба шла у меня легко, учился я с удовольствием. Параллельно с учёбой, участвовал в школьной самодеятельности. Ходил в шахматный кружок «Дома пионера и школьника» Щербаковского района, научился играть в шахматы и «заработал» там сначала пятую, а потом четвёртую категорию.
Пётр Розенкер
Я со своим первым аккордеоном
В третьем классе у нас в семье появился музыкальный инструмент. Это был трофейный немецкий аккордеон Hohner, небольшой, всего на 48 басов (называемый почему-то половинкой, хотя полный аккордеон имеет 120 басов). Он достался нам почти бесплатно от демобилизованного офицера, вернувшегося из Германии. Стал вопрос, кто будет учиться на нём играть. Решили, что учиться буду я. Через маминых знакомых нашли мне учителя.
Пётр Розенкер приехал в Москву из Одессы, где он руководил джазовым ансамблем. Участники этого ансамбля называли его «пианистом и аккордеонистом от Бога».
В Одессе, в сборнике еврейских песен, в его обработке была издана знаменитая песня «Ах, Одесса». Сам он записал собственную интерпретацию полузабытых и полузапрещённых шлягеров «Ужасно шумно в доме Шнеерзона», «Лимончики», «Попурри на темы еврейских свадебных песен», «Купите бублички!».
В Москве Пётр Розенкер выступал с оркестром в кинотеатре «Динамо». Певицей в его оркестре была Капитолина Лазаренко.
Он, действительно, был замечательным музыкантом.
И очень хорошим учителем. За два с половиной года занятий со мной он помог мне накопить довольно большой и разнообразный репертуар, от русских и еврейских народных песен до Штрауса, Россини, Баха. Он не только обучил меня нотной грамоте и обязательным гаммам и арпеджио, но постоянно внушал мне, что при исполнении любого музыкального произведения недостаточно только нажимать на правильные клавиши. Надо стараться понять характер произведения и пытаться выразить своей игрой своё личное понимание его.
До сих пор помню, как он рассказывал мне про вальс Штрауса «Жизнь артиста». «Пойми,» – говорил он мне, – «артист – это человек, у которого постоянно меняется настроение. Вот он выступает перед публикой, он весел, у него кураж, он доволен собой. Вот он дома после концерта вспоминает, как он выступал, он задумчив, он ложится спать. А вот он проснулся на следующее утро, он не выспался, он хмурый, скучный, ему ничего не хочется. А это всё один и тот же человек и это одно музыкальное произведение и ты своим исполнением должен суметь показать всё это. Конечно, это непросто, но к этому надо стремиться».
Мне очень хотелось научиться играть не только на аккордеоне, но и на пианино, но дома у нас пианино не было. После долгих просьб мне разрешили иногда играть на рояле в актовом зале школы.
После двух с половиной лет занятий Пётр Розенкер совершенно неожиданно исчез. Больше я его не видел. Потом нам рассказали, что он срочно уехал в Одессу и в Москву больше не возвращался. Я был очень расстроен, но до сих пор благодарен ему за то, чему он меня научил.
9 мая 1945 года закончилась война. Был замечательный праздничный салют. Мы ждали возвращения папы, но вышел указ, по которому демобилизовали только тех, кто был рождён до 1905 года включительно. Папа родился в 1906 году и, следовательно, демобилизации не подлежал. Вернулся он домой только через год, в 1946 году.
После возвращения папы родители сделали мне большой подарок, они купили для меня настоящий, полный аккордеон на 120 басов, на котором я мог играть уже очень серьёзные вещи.
9 мая 1945 года. Салют Победы в Москве
Забегая немного вперёд, хочу сказать, что именно благодаря музыке, я заработал свой первый гонорар. Это было, когда я учился в шестом классе уже другой школы, после того, как мы переехали на улицу Вахтангова. Мама моего одноклассника, Коли Сахновского, была культработником в системе московского метрополитена. В плане её работы был вечер, посвящённый товарищу Сталину. Песни, посвящённые товарищу Сталину, должен был исполнять сводный самодеятельный хор московского метрополитена. И вот буквально за несколько дней до концерта что-то случилось с аккомпаниатором. Тематический концерт «Песни о Сталине» отменять было никак нельзя. Мама Коли Сахновского, узнав, что я занимаюсь музыкой (а об этом знал уже весь класс), пригласила меня и обещала заплатить деньги. Я с радостью согласился и начал срочно разучивать песни о Сталине. Выучил музыку и слова всех исполняемых песен, весь вечер аккомпанировал хору и, в результате, получил свой первый в жизни гонорар. Мама Сахновского заплатила мне 30 (тридцать) рублей. С тех пор я всем говорю, что свой первый гонорар (сумму я не называю) я заработал на музыке. А песни о Сталине я помню и сейчас.
Мой папа
Я со вторым аккордеоном
Три двоюродных брата:
Лёня-старший
Лёня-средний
Лёня-младший
Музыка и шахматы не мешали мне хорошо учиться в школе. За каждый год обучения в течение первых пяти лет я получал похвальные грамоты «За отличную учёбу и примерное поведение» с портретами Ленина и Сталина.
Когда я учился в шестом классе, меня, как активного участника школьной стенгазеты, направили на «Курсы юных корреспондентов-организаторов», которыми руководил Самуил Яковлевич Маршак. То, что я получил от общения с этим великим поэтом и мудрым человеком, до сих пор помогает мне в быту, в работе, в творчестве.
В 1949 году, в середине шестого класса, наша семья переехала со 2-й Мещанской улицы в район Арбата, на улицу Вахтангова, в дом, в котором когда-то жил великий Фёдор Иванович Шаляпин. Совсем рядом, в Спасопесковском переулке, жили две родные сестры мамы – тётя Вера и тётя Клара. Это было очень хорошо и для нас с Вовой, так как мы стали чаще общаться с детьми тёти Веры, Лёней и Ирой, и Женей, дочкой тёти Клары, которая родилась в 1944 году.
Улица Вахтангова – чудесная улица! Тогда она располагалась между Арбатом и Собачьей площадкой. Самым знаменитым домом на этой улице тогда был, да и сейчас продолжает быть, училище «Щука» – с 2002 года Театральный институт имени Бориса Васильевича Щукина.
Две двоюродные сестры – Ира и Женя
Миша Державин
Шура Ширвиндт
Слава Шалевич
Кстати, в этом же доме, только в другом его крыле, жило много артистов, в основном из театра Вахтангова. А напротив «Щуки» стоял (и стоит до сих пор) двухэтажный дом, в котором в своё время жил Фёдор Шаляпин. Великий певец, естественно, занимал весь дом. Потом, после Шаляпина, дом разбили на «общие» квартиры, в одной из которых поселилась наша семья. Теперь в этом доме – режиссёрский факультет «Щуки».
Я был мальчиком общительным и очень быстро подружился со своими сверстниками, детьми живших рядом артистов.
Митя Дорлиак
Наташа Журавлёва
Валя Малявина
Со школьных лет моими друзьями стали Миша Державин, Слава Шалевич, Шура Ширвиндт, Митя Дорлиак, Наташа Журавлёва. Со временем все они стали известными артистами.
В нашей коммунальной квартире жили три семьи. В одной из комнат жила будущая известная актриса театра и кино, заслуженная артистка Российской Федерации, красавица Валентина Малявина.
С самого детства она мечтала стать актрисой. Проучившись год в Школе-студии МХАТ, Валя перевелась в «Щуку», в мастерскую народного артиста СССР Бориса Захавы. Диплом актрисы театра и кино она получила в 1962 году и сразу была принята в труппу одного из самых престижных столичных театров – имени Ленинского комсомола. Через 3 года Валентина перешла в Театр имени Евгения Вахтангова, в котором прослужила 14 лет. Затем в её жизни ненадолго возникали сцены Театра-студии киноактёра и коммерческий московский театр «Артист».
Она много снималась в кино. С 60-х до 90-х годов прошлого столетия Валентина снялась более, чем в 30 фильмах. Роли были разные – и главные, и эпизодические. Лично мне она больше всего понравилась в художественном фильме «Король-олень», снятом в 1969 году на киностудии имени Горького по одноимённой пьесе Карло Гоцци. В фильме заняты великие артисты – Юрий Яковлев, Сергей Юрский, Олег Ефремов, Олег Табаков. Валя играет там роль Анджелы, дочери второго министра Панталоне, робкого чинопочитателя. В этой роли она просто великолепна. В середине 90-х годов карьера Малявиной фактически сошла на нет.
Личная жизнь Малявиной – сюжет драматического сериала. Только главную роль, о которой мечтает, наверное, каждая женщина, она так и не сыграла.
Валентина Малявина и Александр Збруев
Валя – первая жена Александра Збруева. Познакомились они в ранней молодости. Будущий знаменитый актёр, а тогда обычный арбатский паренёк, был старше Валентины на 3 года. Они стали встречаться, и Валентине не было ещё и 18 лет, когда она поняла, что беременна. Молодые люди решили сначала пожениться, а родным сообщить об этом событии уже постфактум. Первой о состоявшемся бракосочетании узнала семья Малявиной, затем поставили в известность и Збруевых.
Информацию о том, что их дети теперь являются мужем и женой, родители приняли относительно спокойно, а вот новость об интересном положении молодой жены была воспринята со скандалом. Валентину, находящуюся на 7-м месяце беременности, повели к врачу, который вызвал искусственные роды. Позднее Малявина уверяла, что до последнего момента не имела понятия, куда и зачем её привели. Так или иначе, но после этого между ней и мужем начали возникать скандалы. Збруев, который очень хотел этого ребёнка, не смог смириться с потерей дочери.
Холодность в семье повлияла и на романы Малявиной на стороне. Во время съемок картины «Иваново детство» Валентина влюбилась в режиссера Андрея Тарковского, для которого этот фильм, кстати, являлся дебютом. Тарковский отвечал Валентине взаимностью, хотя было очевидно, что ничего серьёзного выйти из их союза не могло. Ни один из влюбленных не собирался оставлять официальных партнёров. Тарковский просил Малявину сниматься исключительно в его работах, и она была не против этого, но в итоге «Иваново детство» так и осталось их единственным общим фильмом.
Всё ещё находясь замужем за Александром Збруевым, Валентина на съёмочной площадке киноальманаха «Юность» познакомилась с режиссером и актёром Павлом Арсеновым. И если о Тарковском она супругу не рассказывала, то новый роман решила не скрывать. Более того, Малявина подала на развод, а после решения суда сразу официально вышла за нового возлюбленного замуж.
Впрочем, и этот брак не принес ей счастья. Общий ребёнок умер при родах. А затем в спектакле «Гамлет» Валентина увидела уже обретшего популярность актёра Александра Кайдановского. Валя увлеклась роковым красавцем. После совместных гастролей Малявина и Кайдановский стали любовниками. Об этой связи узнал её муж Павел Арсенов.
Всего у Валентины Малявиной было пять мужей: актёр Александр Збруев (1959–1963), режиссёр Павел Арсенов (1963–1969), актёр Станислав Жданько (брак не был зарегистрирован), кузнец и мастер по металлу Максим Краснов, иконописец и резчик по дереву Владимир Красницкий.
С 1983 по 1988 годы Малявина отбывала тюремный срок за обвинение в умышленном убийстве. Освободившись из мест заключения, она вернулась к работе в театре и кино. С 1988 года служила в Московском театре «Артист». В 1993 году ей было присвоено звание Заслуженной артистки России. В 2001 году Валентина упала, ударилась головой об пол и в результате травмы потеряла зрение.
В 1949 году я поступил в 6-й класс школы номер 69 Киевского района, в которой в это время в более старших классах учились будущие знаменитые артисты Игорь Кваша, Олег Анофриев, Валентин Никулин. С первыми двумя я так и не познакомился, а с Валей Никулиным, с которым мы жили в соседних домах, мы стали друзьями на долгие годы.
Игорь Кваша
Олег Анофриев
Валентин Никулин
Школьные годы мои проходили на улице Вахтангова, в двух шагах от театра. Естественно, что такое соседство не могло не отразиться на моих интересах и способностях. Я ходил по нашей улице и с наслаждением вдыхал в себя воздух искусства. С каким восхищением я смотрел на настоящих артистов, которых постоянно встречал около театра!
В то время, правда недолго, в репертуаре театра Вахтангова было только три спектакля – «Крепость на Волге» (автор Илья Львович Кремлёв), «Великий государь» (автор Владимир Александрович Соловьёв) и «Накануне» (автор Иван Сергеевич Тургенев). Благодаря дружбе с детьми артистов-вахтанговцев, я смотрел все эти спектакли по нескольку раз. Естественно, «главными» были два первых спектакля, так как соответствовали тогдашнему духу времени.
«Крепость на Волге» – это спектакль про Сергея Мироновича Кирова, который, став в феврале 1919 года председателем временного революционного комитета в Астрахани, возглавил подавление «контрреволюционного мятежа». Главную роль, самого Кирова, исполнял легендарный Михаил Степанович Державин, отец Миши Державина. В последующих спектаклях театра Михаил Степанович играл ещё много главных ролей. Почему-то врезалось в память, как он, стоя у открытого окна над служебным входом театра в костюме доброго Леонато из «Много шума из ничего», говорил кому-то, что «сегодня в театре кроме шума – ничего».
Михаил Державин
Михаил Ульянов
Владимир Этуш
Я был свидетелем первых выходов на сцену Вахтанговского театра молодого Михаила Ульянова, ещё студента «Щуки», который стал подменять Михаила Степановича в роли Кирова.
В той же «Крепости на Волге» в своей первой «кавказской» роли предстал перед зрителями молодой Владимир Этуш. Он играл там командира дивизии, грузина Коберидзе и говорил, конечно же, как через много лет в «Кавказской пленнице», с кавказским акцентом.
«Великий государь» – это спектакль про царя Ивана Васильевича Грозного. В изначальной версии пьесы её автор, Владимир Александрович Соловьёв, показывает царя, как дальновидного правителя, вынужденного в интересах государства применять насилие. В версии 1955 года, в соответствии с новой партийной линией и исторической правдой, царь кается, что погубил много невинных людей.
Я помню, как блестяще играл роль Ивана Васильевича народный артист СССР, Лауреат Сталинской премии, кавалер ордена Ленина, ордена Октябрьской революции, ордена Трудового Красного Знамени Иосиф Моисеевич Толчанов.
Иосиф Толчанов
Михаил Астангов
Николай Гриценко
Долгие годы «визитной карточкой» театра Вахтангова была пьеса Ростана «Сирано де Бержерак». Я помню, как замечательно исполнял заглавную роль неподражаемый Михаил Астангов.
Я помню, как «вкусно» рассказывал разные истории, стоя у служебного входа в театр, незабываемый Николай Олимпиевич Гриценко.
В те далекие годы я вместе со всей театральной Москвой наслаждался игрой молодого, но уже ведущего артиста театра Юрия Любимова, который блистал в роли Кирилла Извекова в пьесах Константина Федина «Первые радости» и «Необыкновенное лето». Как приятно было мне это вспомнить, когда через много лет в Берлине я снова увидел изумительное исполнение всемирно известным Мастером роли Фамусова в «Горе от ума» в интереснейшей постановке Андреаса Кристофера Шмидта!
Я помню семейный дуэт Андрея Львовича и Гриши Абрикосовых в «Фоме Гордееве» Горького, где они играли отца и сына.
Я вспоминаю вторую постановку в театре Вахтангова пьесы Горького «Егор Булычов и другие». Очень трудно было исполнять в ней главную роль после того, как в первой классической, ещё довоенной постановке, Егора Булычова играл Борис Васильевич Щукин, а вслед за ним – Михаил Степанович Державин. На этот раз роль Егора Булычова блестяще сыграл «кубанский казак» Сергей Лукьянов.
Юрий Любимов
Андрей Абрикосов
Григорий Абрикосов
Я помню, как красиво и гордо несла себя по улице в лисьей шубе великолепная молодая Юлия Борисова.
Я помню молодого, высокого, стройного красавца Юрия Яковлева в одной из его первых ролей – в роли Ленского. Правда, не в «Евгении Онегине» Пушкина, а в «Раках» Сергея Михалкова.
Сергей Лукьянов
Юлия Борисова
Юрий Яковлев
Я запомнил на всю жизнь высочайшее искусство Рубена Николаевича Симонова и Цецилии Львовны Мансуровой, Нины Орочко, Николая Плотникова.
Прошло много лет, а я вижу всё это, как сегодня. И я вспоминаю, вспоминаю, вспоминаю…
С мальчишками, жившими на нашей улице, я гулял по Арбату, играл в футбол и в шахматы, сплетничал о девчонках, ходил по театрам. Пересмотрел по нескольку раз все шедшие в то время спектакли в театре Вахтангова, знал в лицо всех артистов этого театра.
Решил, что у меня есть актёрские способности и в школьные годы любил выступать на вечерах и капустниках, был участником художественной самодеятельности, читал наизусть целые рассказы Чехова, Зощенко, Ардова. Декламировал много стихов, главы из «Василия Тёркина» и «Страны Муравии» Твардовского. Играл в самых разных пьесах, от Сафронова до Пушкина, рядом с будущими профессионалами, в дальнейшем – народными артистами. Помню, например, что в сценах из «Бориса Годунова» Пушкина мне поручили роль летописца Пимена, которого я играл в мамином платье.
А потом уже, будучи студентом совсем не театрального института, сам начал писать тексты для капустников, тексты для начинающегося в то время КВН, репризы для тех же будущих народных артистов.
Но это было уже потом, а в школьные годы я просто получал удовольствие от дружбы с Мишей Державиным, Славой Шалевичем, Шурой Ширвиндтом, Митей Дорлиаком и другими ребятами.
А ещё в доме напротив жили девочки – дочки актёров. Ну и конечно, я влюбился. В восьмом классе я был влюблен сразу в трёх – в Аню Державину, Таню Пашкову (дочку народной артистки России Галины Пашковой) и Машу Журавлёву (старшую дочку замечательного чтеца Дмитрия Николаевича Журавлёва). В девятом классе Машу я разлюбил, но Ане и Тане продолжал оставаться «верным».
До конца десятого класса жизнь моя была ужасно трудной – я любил двух и разрывался между ними. В течение этих двух лет наш любовный треугольник много раз становился многоугольником за счёт моих новых знакомых девочек и их многочисленных мальчиков. А к началу моей институтской жизни моя любовная жизнь облегчилась, так как Таня серьёзно увлеклась Юликом Димантом (первый разряд по самбо!), и мы с ней расстались. А с Аней стали дружить ещё крепче. С Мишей и Аней Державиными я дружил отдельно, хотя часто ходил к ним домой, писал им обоим (но раздельно!) стихи, вёл умные беседы с тётей Ирой, их мамой, учил почти всем школьным предметам их маленькую сестрёнку Таню. До сих помню мой первый стишок, посвящённый Мише. Помню и дату, и повод его написания. Это было 15 июня 1951 года, Мише исполнилось 15 лет. В стихе, конечно, отражалась и личность автора.
Он красив, высок и строен,
Жаль, нет шпаги и ремни.
Всех красавиц он Достоин
Точно также, как и я.
А вот Ане в день её 16-летия, 7 декабря 1953 года я написал уже более «серьёзный» стих:
Ань! Тебе в твой день рожденья,
День прекрасный и трагичный,
Я желаю наслажденья
И в любви, и в жирна личной.
Аня делала вид, что не знает о моей дружбе с Мишей. Миша делал вид, что ничего не знает о нас с Аней. Жизнь шла весело и увлекательно! Мы жили интересами нашей улицы и не замечали ничего вокруг.