Текст книги "Небесная лыжница"
Автор книги: Леонид Панасенко
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)
Леонид Панасенко
Небесная лыжница
Он попробовал подняться и захлебнулся болью. Тело конвульсивно дёрнулось – Роберт, упираясь коленями, прополз немного вниз по склону и упал без сил. Боль гнездилась во всём теле, источив его, будто жук-короед дерево. Особенно трудно было дышать. Казалось, в груди засел клубок колючей проволоки: при каждом вдохе колючки вонзались там в нечто нежное и растерзанное.
Во что бы то ни стало надо было спуститься к Западне.
Там погибель, а значит – спасение. От всех страданий и мук, от безысходности его нелепой жизни.
Он хотел сплюнуть, но слюна слабо запузырилась на губах, и он уткнулся лицом в жёсткую траву. Только теперь какой-то клеточкой мозга Роберт осознал, что он не стонет, а мычит: громко, при каждом выдохе.
«Когда-то с тобой уже так было...» – шепнула всё та же клеточка.
Роберт с тоской смотрел, как неуклюже ворочается среди пылающих деревьев аспидно-чёрный Змей. Плазменный червь всё ещё околачивался возле шахты подземной электростанции. Он заметно ослаб, пробиваясь на волю сквозь толщу бетона, и был страшно голоден. На фоне сожжённой травы Змей сиял первозданной тьмой, которую уже постепенно поглощало облако инея. Змей насыщался, заглатывая всё подряд – солнечную энергию, тепло, радиоволны, перед тем как вновь взорваться выбросом, истратить себя. Надо во что бы то ни стало подползти к нему поближе. А может, смилостивится сам. Змей: повернёт в его сторону, приблизится к нему, своему хозяину? О, тогда всё будет просто. Вспыхнут сухая трава и обломки планера, уйдёт боль. А главное, сгинет память, покинет это полумёртвое тело. Превратится в ясный огонь.
«Когда-то с тобой уже так было. Похоже... – настойчиво повторила клеточка. – Помнишь, ты от нечего делать поехал с альпинистами в Кордильеры... Это было лет десять назад. На зимнее восхождение. Помнишь? Ты случайно сорвался на снежном склоне, уже на спуске, на подходе к низкорослым сосенкам. Да, тогда тебя тоже хорошенько шмякнуло. Вот почему тебе знакома эта боль... Правда, ты тогда не искал смерти... Это твоя четвёртая боль, Роберт. Две драки в колледже, случай в горах и вот сейчас. Хотя, похоже, тебе скоро станет легче...»
«Нет! – мысленно воскликнул он. – Только не сейчас. Ещё немножко. Я должен дождаться... Дождаться, пока Змей не сожрёт всё, что ему полагается... И почему всё время Роберт и Роберт? Меня зовут иначе. Это кличка, глупый псевдоним – не более. Меня зовут...»
Он так и не смог вспомнить своё настоящее имя.
С некоторым удовлетворением Роберт подумал, что провалы в памяти, наверное, условный сигнал для мозга. Пора, мол... А ещё он подумал:
«Хорошо как. В небе всё началось, в небе и кончилось. А умирают все одинаково – на земле. И Бланка, и я...»
Он как будто вновь увидел её. Улыбнулся, потянулся к девушке. Ведь настоящая жизнь для него началась только после встречи с Бланкой, несколько недель назад. Началась и уместилась вся без остатка в эти несколько недель. А раз так, то и вспоминать было почти нечего. Уж больно короткой получилась жизнь.
НАВАЖДЕНИЕ
Роберт полулежал в кресле и тупо смотрел в иллюминатор. Его подташнивало, и он время от времени прикладывался к термосу с ледяным кофе. Кофе помогал слабо.
«И надо же было вчера так надраться», – Роберт поморщился. В нём бродило беспричинное раздражение. Бродило и не находило выхода. В этом дурацком загримированном под пассажирский самолёте не было даже с кем поругаться.
Самолёт-лаборатория шёл ровно. В пустом салоне тускло светились приборные щитки да изредка позвякивал коньячный прибор посреди овального стола для экстренных совещаний, «мозговых атак» и всякой прочей ерунды, которой нормальные люди занимаются исключительно на земле.
«Хоть бы Хьюза чёрт в компанию послал, – подумал Роберт и сам себя похвалил за шутку. – Ну кто ещё может послать Хьюза в компанию?»
Представив почтительно-наглую физиономию полковника, он невольно покосился в сторону стопки гигиенических пакетов. «Да, Хьюз – не мятный леденец. Зато парочка словесных дуэлей с ним – и ты уже в рабочей форме. Желчь кипит, а разъярённый мозг, как кошка, взлетает на любой забор из формул. Даже самых колючих...»
Полуторачасовое воздушное путешествие близилось к концу. В разрыве туч мелькнула кромка океана, буро-зелёная масса Опухоли (так называли место испытания генной бомбы), рябая, если смотреть сверху, солончаковая степь. Теперь ещё двадцать минут полёта – и встречай, Западня, своего шефа по научным вопросам.
Луч солнца защекотал ему щеку, Роберт повернулся к иллюминатору. Впереди и везде сияло небо. Особой прозрачности и голубизны, чуть выцветшее от обилия света. А под крылом расстилалась бескрайняя равнина облаков.
«Какие там облака, – улыбнулся про себя Роберт, прищуривая глаза от белого блеска. – Просто поле. Заснеженное поле. Вон и сугробы, и ветер позёмку метёт – космы развесил. А вот и наша тень. Тень самолёта на снежной целине. Там, где тень, там и твердь. О, это уже смахивает не на позёмку, а на настоящую вьюгу...»
И в этот миг он увидел... лыжницу!
Девушка в чёрном свитере и старых джинсах внезапно выскочила из-за холма облака и, увидев перед собой стальную птицу, испуганно метнулась в сторону.
– О господи! – воскликнул Роберт. Он схватил бинокль, бросился к другому иллюминатору. Наваждение не исчезло. Теперь он успел разглядеть даже смуглое лицо беглянки, дрожащие от растерянности губы, смоляные волосы, туго стянутые на затылке. Заметил он и её «лыжи» – какие-то примитивные конструкции из двух согнутых палочек или трубок, обтянутые то ли плёнкой, то ли тонкой тканью. Скорее всего это были вовсе не лыжи, а ласты, потому что девушка не скользила на них, а резко и сильно отталкивалась, будто ныряльщик, стремящийся поскорее уйти в глубину.
И она ушла. Нырнула в белое кипение облаков – и исчезла.
Роберт потряс похмельной головой, зажмурил и вновь открыл глаза. Что это? Что это было? Новый вид спорта? Ведьма? А может, белая горячка?
Первой, кого он встретил в административном корпусе, была Эвелина.
– Шеф. – Она легко остановила Роберта, заслонив своим крупным телом чуть ли не половину коридора. – Вашу ручку, шеф. Не забудьте – послезавтра плановый осмотр.
Пульс Эвелина считала смешно и непосредственно: рот полуоткрыт, а губы чуть вздрагивают – как бы в такт ритму чужого сердца.
– Ты увлекаешься, крошка, – сказал Роберт. Ему вновь почему-то стало муторно. – Ночью надо всё же время от времени спать. Тем более, что на прошлой неделе у тебя была великолепная возможность изучить мой организм. Р-р-разносторонне. Неужто ночи не хватило?
– Вы несносны, Роберт, – Эвелина засмеялась. – Я серьёзно. Не забывайте, что ваше здоровье – одна из статей моего скромного дохода. Причём главная. Так что вам ещё нужно пожить хотя бы в порядке одолжения. За все мои... заботы.
– Уговорила, крошка. Я теперь даже виски начну разбавлять. Жить так жить.
«У нашего доктора оригинальная религия, – подумал Роберт, тщательно запирая за собой дверь. – Зачем, мол, самому тащить на Голгофу крест, если все грехи человеческие можно искупить в постели?»
Он бегло просмотрел почту и смахнул её со стола в ящик секретера: Ральф разберётся. Потом нашёл свой любимый фужер с отбитой ножкой, плеснул туда виски и залпом выпил. Прислушался к себе. Плеснул ещё. «Этот старый дикобраз Хьюз ехидничает, что мой фужер – верный способ надраться без особых зазрений совести... М-да, его, действительно, не очень-то отставишь в сторону».
Спускаться в лабораторию не хотелось.
Роберт закурил, походил немного по комнате и включил голограф. В детстве он ещё застал плоский экран, и хотя это было тысячу лет назад, до сих пор объёмное изображение то ли удивляло Роберта, то ли настораживало. Удивительный эффект присутствия. Вот и сейчас. Разве скажешь, что Оливера нет здесь, в его комнате, что он жуёт свой дурацкий бутерброд глубоко под землёй, за толщами бетона и стали. Кстати, до чего противная привычка – всё время жевать. Уж он-то, ведущий биохимик Центра, никак не может похвастаться голодным детством. Впрочем, пусть жрёт. После Опухоли, после такой неудачи хороший аппетит – роскошь. Другого бы сразу вышвырнули вон, но у Оливера, кроме челюстей, как ни странно, есть ещё и мозги. Пусть жрёт...
Он выключил голограф, закурил. И только теперь вспомнил о Змее. За те дни, что он отсутствовал, Змей должен был накопить «жизненный» импульс, то есть проснуться. С ним, наверное, уже можно общаться. Конечно, в пределах тех скупых понятий, которые он, Роберт, самолично ввёл в память чудовища.
Роберт на минуту задумался.
Со Змеем всё получалось весьма удачно. Замысел создать эдакий самоуправляемый, мобильный накопитель электроэнергии появился у него сравнительно недавно – прошлым летом. Вернее, не накопитель, а пожиратель энергии. В итоге получился кокон из электромагнитных нолей, в котором разместилось устройство для поглощения энергии – контактёр, а также блок управления и связи. Эдакое чёрное «нечто», превращающееся во время сброса в огромное подобие шаровой молнии. В огнедышащего дракона, который собрался было взорваться, но передумал... Стратегическая задача: обесточивать энергокоммуникации и энергоёмкости противника, начиная с электростанций и линий высоковольтных передач и заканчивая автомобильными аккумуляторами. Плюс ко всему гуманный фактор. Непосредственно для человека Змей опасен только в момент сброса.
Роберт набрал код Змея на браслете связи. Монстр тотчас же отозвался:
– Голоден! Голоден! Голоден! – глухой, булькающий голос прозвучал неожиданно громко, будто рядом. – Ощущаю острую нехватку энергии. Готов аккумулировать её. Готов потреблять. Могу передвигаться и вести поиск источников энергии. Функционирую нормально. Очень голоден!
Роберт улыбнулся – куда Оливеру до этого обжоры. Он Змею такой аппетит запрограммировал, что тот бы и Солнце слопал.
«Пора, кстати, и себе пообедать, – подумал Роберт. – Время».
В столовой уже сидели Оливер и Эвелина.
– Шеф сегодня не в духе? – мельком поинтересовался толстяк.
– Если у вас кончилось «лекарство», Роберт, я могу выручить. – Эвелина была сплошное сострадание.
– Как ты можешь, крошка? – Роберт притворился обиженным. – Ты же знаешь, что делает эта отрава с моим пульсом... Всему виной самолёт. Меня малость укачало.
В столовую вошёл Хьюз. Полковник сдержанно поклонился сотрудникам, а для Роберта соорудил подобие улыбки.
– Доктор, – Оливер опять оторвался от супа. – Говорят, вы летали в город?
– Нет, я был в Пента...
Хьюз поморщился, и Роберт со смехом закончил:
– В Пента-клубе, разумеется.
«У полковника это уже не просто пунктик, а настоящая мания, – подумал Роберт. – Он бы и родную мать засекретил. Не было, мол, и нет у меня никакой матери. Рождён по решению сенатской комиссии..»
Упоминания о Пентагоне Роберту показалось мало.
– Послушайте, полковник, – обратился он, наливая себе суп. – Вам пламенный привет от Змея. Этот славный малый уже проснулся. И аппетит у него, кстати, почище, чем у Оливера. Так что через недельку-другую приглашаю на полигон...
– Доктор! – только и сказал Хьюз. – У меня уже нет сил с вами бороться. Конечно, все мы здесь друзья... Но вы пренебрегаете элементарными правилами безопасности. Такую информацию – вслух?!
«Интересно, – подумал Роберт. – Я научный руководитель Центра, однако точного статуса Хьюза не знаю... Ну, начало его биографии представить не так уж и сложно. Школа военной разведки, потом где-то служил. Скажем, на острове Тайвань, есть там специалисты по радиоперехвату. Или в Агентстве национальной безопасности. Клерком по вопросам «электронного шпионажа». Потом скачок. Полковничьи погоны и пост главной ищейки Западни. На кого же он теперь работает? ФБР? Или на его армейского двойника „Си-Ай-Си“ – военную контрразведку? Или одновременно на обе службы? Можно запутаться в них.. Везде дублирование. Двойная, тройная слежка...»
– Не сердитесь, мистер Хьюз. – Роберт отставил тарелку. – Вы тоже славный малый. Я даже дал Змею ваш голос. В знак особого расположения.
Эвелина расхохоталась:
– Ну, Роберт, вы сегодня несносны.
А Роберт вспомнил такой же обеденный час.
Было это года три назад, осенью. Их исследовательский Центр только открыли. Роберту поручили целую кучу различных организационных вопросов, и он мотался как заведённый. За обедом, пропустив пару рюмок, он стал рассказывать какую-то новую сплетню, которую услышал в Пентагоне. Полковник юмора не оценил, не дошло.
«Сэр... – заметил он, побагровев. – Вы злоупотребляете своей осведомлённостью. Я вынужден сделать вам замечание».
«Минутку», – сказал Роберт и отправился в свою комнату. Возвратившись в столовую, он бухнул на стол толстую книгу, положил на неё ладонь, будто на библию.
«Полковник совершенно прав, – официальным тоном начал Роберт. – Мы стали слишком беспечны. Поэтому предлагаю ввести псевдонимы. Перед вами известная книга Роберта М. Как автор идеи принимаю имя автора. Остальные – имена героев. Вы будете Эвелиной. Вы – Оливер. Вы – Ральф. Дальше – Стивен... Запоминайте, коллеги. Вы, полковник, отныне будете именоваться Хьюзом. Сам Центр – Западнёй. А Пентагон...»
«Пента-клуб», – подсказала Эвелина, пряча улыбку.
«Вот именно, – согласился Роберт. – Прошу всех отнестись к моим словам серьёзнее».
Полковник что-то проворчал себе под нос. А Оливер громко спросил у Роберта:
«Послушайте, шеф, вы хоть читали эту библию?»
«Читал, – улыбнулся тот. – Там такая же идиотская компания, как наша, остаётся в живых после атомной войны. В вагоне метро... Вполне подходящая вещь, чтобы засекретить нас на вечные времена».
«Роберт, – Эвелина первой тогда приняла правила игры. – Не будьте жадиной, дайте почитать...»
Вечер выдался бессонным, бесконечным.
Роберт лежал на кушетке, курил и поглядывал на звёзды. Через распахнутое окно в комнату потихоньку текла прохлада. В парке то вспыхивал, то гас женский смех.
«Что-то я сегодня распсиховался, – думал он. – Придираюсь ко всем, брюзжу. К чему бы такие страсти? Кажется, всё в порядке. Жив, здоров, богат, успехи множатся. Змея хоть сейчас выпускай на полигон... Стычка с Хьюзом? Чепуха! Полковник, может, и обиделся чуть-чуть, но за что обижаться? Подумаешь, взял его голос... А Змей у меня молодец. Как он своё „голоден!“ вопил. Я, кстати, тоже...»
Он даже присел, повинуясь ещё не вполне осознанному движению мысли.
«Да, да. Я тоже... голоден. Отчаянно голоден душой! Мне всё осточертело – и Центр, и вечно жующий толстяк Оливер, и эта продувная бестия – Ральф. А Змей?.. Другие электростанции проектируют, новые источники энергии ищут, а я... Выплодил чудо техники. Змей от Змея!»
Роберт беспокойно завозился – пепел сигареты упал на кушетку.
Мысль ходила по кругу, уже сформулированная и понятная, но ощущение тоски имело ещё какой-то подтекст.
И тут Роберт вспомнил утреннее наваждение.
«Лыжница! Вот что мучило меня! – Перед его мысленным взором опять возникло смуглое лицо, дрожащие губы. Чёрный свитер, тонкий стан, испуганные глаза... – Что же это было? Что?»
В который раз он допрашивал собственный мозг, будто от ответа зависело нечто очень важное для него.
«Наваждение, мираж, фантом? Отпадает. Слишком уж реальное видение. К тому же; столько подробностей, да и бинокль для разглядывания призраков не приспособлен. Значит, Лыжница – факт. Но что стоит за ним? Новый вид спорта? Тоже отпадает. Ни крыльев, ни винта, ни реактивных двигателей... Уж в Пента-клубе технические новинки знают. Левитация? Да-а, это уже из области фантастики. Однако, факт, будем считать, установлен. И имя ему – смуглянка в чёрном свитере. Но, господи, прохмели меня, наконец: с каких пор хорошенькие девушки разгуливают в небесах, будто в собственном саду? Левитация, галлюцинация... Я, кажется, потихоньку схожу с ума. Надо взять себя в руки. Себя или... Эвелину».
ЕСЛИ СОБАКИ ЛЕТАЮТ...
Что-то испортило Оливеру аппетит. За завтраком он по обыкновению заказал двойную ветчину – розовую, со слезой, – но ковырял её вилкой без всякого вдохновения. Это был тревожный симптом.
– В чём дело, старина? – поинтересовался Роберт, подсаживаясь к толстяку.
– А, это вы, шеф, – биохимик оживился. – Помогите мне. Я окончательно запутался. Эта Опухоль ни на что не похожа. Лавина вторичных эффектов и все разные... А тут ещё Хьюз зудит и принюхивается, будто я нарочно путаю карты.
– Погоди, а как же Ральф? – Роберт поискал глазами своего маленького помощника.
– Зачем вы, шеф? – Оливер отодвинул прибор. – Вы не хуже меня знаете цену показухи. У русских, заметьте, это нечто вроде ругательства.
– Короче, что вы от меня хотите?
– Самую малость. – Толстяк развёл руками, будто собирался или обнять своего руководителя, или вцепиться в него мёртвой хваткой. – Давайте слетаем в Зону. Прихватим с собой Хьюза. Полковник давно рвётся к Опухоли, да побаивается, как бы там не заразиться. А за компанию...
Роберт откинулся в кресле, насмешливо посмотрел на биохимика.
– Я ведь не специалист по опухолям, старина. Я энергетик! Понимаешь, светлая твоя голова? Вы уж лучше Эвелину с собой прихватите. Она – врач, ей это ближе. Да и попутчик из неё куда более приятный, чем я.
– Вам виднее, – Оливер пожал плечами. – Но вскоре от нас потребуют отчёт, я честно сложу оружие – для меня, поверьте, это лучший выход, – а Ральф...
Дверь распахнулась, и в столовую вошёл Ральф. Он даже жевал со значением. Так, будто с минуты на минуту ожидал прихода какой-то гениальной мысли, но праздное шевеление челюстями портило всю торжественность момента.
– Так вот, – завидев помощника Роберта, Оливер заговорил уже зло и нарочито громко. – Я капитулирую и меня простят. А Ральф тотчас объявит: расследование, мол, велось неорганизованно, методику не разработали, научный руководитель не вник...
– Исследование, – поправил его Роберт.
Толстяк побагровел.
– Не учите меня жить, доктор. Я знаю цену словам так же хорошо, как и некоторым своим коллегам. Опухоль – это уже расследование.
– Вы его не слушайте, Ральф. – Роберт посмотрел на часы. – Оливер – известный завистник. И что вы думаете его раздражает? Тайна Опухоли и ваше наплевательское отношение к этому небезынтересному факту? Ничуть не бывало...
Ральф тускло улыбнулся.
– Его бесит ваша конституция, мистер Ральф, – продолжал паясничать Роберт, взвешивая в уме аргументы биохимика. – Толстяки всегда завидовали изящным мужчинам.
В столовой послышался смех.
– Но он мудр, – задумчиво покачал головой Роберт. – Когда придёт время разбрасывать камни, их в самом деле высыпят на мою бедную голову. Ты мудр, Оливер, как мой ненаглядный Змей. А посему я готов лететь.
Он острил, всё время, пока шли сборы, по поводу и без повода, но как только взревел двигатель, и струя воздуха примяла вокруг машины траву, умолк, отключился от разговора.
Вертолёт мягко, будто кошка, прыгнул в небо.
В считанные секунды ушли вниз приземистые здания лабораторного и административного корпусов, куб энергоблока, незатейливые аллейки парка. Слева качнулась и пропала громада холма, верхушку которого утыкали антенны из хозяйства профессора Доуэна.
Незаметно пролетело что-то около часа.
– Похвалы маленьких людей редко кого трогают, – напыщенно произнёс Хьюз, – но все надежды теперь на вас, доктор. На вашу интуицию. Это неизвестное излучение натворило там та-ко-го...
Роберт хмыкнул:
– Полковник, зачем льстить? Я могу поверить, что у вас повышенное давление, но – повышенная скромность?.. Нет, ни за что.
– Хьюз думает, что у вас, Роберт, карманы набиты генеральскими звёздами, – без тени улыбки, не скрывай ненависти, заметил Оливер. – Или же хочет подсластить пилюлю по имени Опухоль.
Полковник, не поворачивая головы, небрежно бросил:
– Я не так глуп, как вы полагаете, Оливер. Я хоть делаю своё дело. Исправно делаю. А вы только обжираетесь за счёт налогоплательщиков и долдоните о «вторичных эффектах»... Условия вам для опытов создали, механизм действия генной бомбы на клетку в принципе известен. Так чего вам ещё надо? Была б моя воля...
– Подлетаем, – прервал их ссору Стивен, выглянув из пилотской кабины. – Прошу всех надеть защитные костюмы.
– Какая гадость! – Ральф, поскользнувшись, упал, поспешно поднялся и теперь не знал, о что бы вытереть руки – бурая слизь выпачкала ему перчатки, клейкими лохмотьями повисла на коленях. – Здесь невозможно идти: всё расползается под ногами, всюду разложение и смрад. Здесь нечем дышать, доктор.
– Успокойтесь, – буркнул Роберт, останавливаясь и осматриваясь по сторонам. – Благодарите бога, что вам дали респиратор. Руки можете вытереть об одежду. Всё равно после дезактивации защитные костюмы сожжём.
Они шли по узкой просеке.
По обе её стороны вставала буро-зелёная стена деревьев, кустов и лиан, заполученных сюда, казалось, со съёмок фантастического фильма. Даже безразличного ко всему Роберта поразил их вид и размеры. Всё живое утратило здесь чувство меры и пропорции: папоротник уходил в поднебесье, будто кипарис, а тростник в болотце – тростник ли? – разбросал в разные стороны толстенные колченогие стволы. Кожистые листья-свитки, которые росли прямо из земли, чередовались с бурыми горообразными наростами, ядовито-зелёными космами слизи, которая на всех «этажах» опутывала этот странный лес.
– Я так понимаю, – брезгливо сказал Роберт, – вы сейчас занимаетесь идентификацией: что из чего получилось после взрыва генной бомбы.
Оливер, проследив его взгляд, отрицательно покачал головой:
– Нет, это не тростник. Это скорее всего хвощ. Или какая-нибудь поганая водоросль, покинувшая естественную среду обитания. Здесь всё перепуталось, доктор. Ни о какой идентификации не может быть и речи. Кстати, вся эта сельва – мутанты на уровне травы. Наросло... после взрыва. Мы же вам докладывали, показывали фото...
– Плевал я на ваши фото, – доверительно заявил Роберт, всматриваясь в хмурые лица попутчиков. – Что же вы мне все толковали: «вторичные эффекты», «вторичные эффекты». Бомба – я вижу – не выполнила свою сверхзадачу.
Хьюз насторожился, а толстяк, наоборот, сник.
– Поэтому я и просил вас, – пробормотал Оливер. – Так сказать, коллегиально, сообща... Лично я уже давно сложил оружие. Это непосильная загадка. Мы не ждали...
– Какая загадка?! – рявкнул Роберт. Ему ужасно захотелось глотнуть разок-другой из армейской фляжки, с которой не расставался, но не станешь же пить на глазах у этих болванов. – Нет загадки, нет никакой Опухоли. Есть элементарная неудача. Ваша «добрая бомба», Оливер, должна подавлять жизнеспособность генов, примитизировать их. Это аксиоматично. Но где здесь признаки регресса, где? Уродцы, мутанты, трава, превратившаяся в джунгли, – вся эта пляска обезумевшей жизни годится-для эксперимента, но не для вашей «гуманной» бомбы.
– Мы и есть экспериментаторы, – окрысился вдруг Оливер. – Вы ведёте себя так, шеф, будто мы фабриканты оружия, а вы – прогрессивный профсоюзный деятель...
– Лучше помалкивайте, – посоветовал ему Роберт, пытаясь на ходу сковырнуть ботинком какое-то низкорослое растеньице с удивительно мощными стеблями. – Не знаете кто мы такие – спросите у полковника.
Они как раз вышли на скальную террасу, несколько возвышавшуюся над унылой местностью Зоны. Хотя подъём был весьма непродолжителен, лица за прозрачными щитками респираторов посерели, в шлемофонах слышалось прерывистое дыхание.
– Мы тщательно охраняем зону Опухоли, – не без гордости заявил Хьюз. – Обратите внимание, доктор, вон на те сторожевые вышки. Кроме электронных систем, задействованы и старые добрые методы: круглосуточное патрулирование, тройное ограждение, естественно, ток.
Роберт хмуро кивнул. Пред его взором открылась почти вся Опухоль. В огромной массе зелени – гипертрофированной, уродливой – чувствовалось нечто грозное и нездоровое. Жизнь действительно здесь вспухла, размножилась вне всяких пределов. По краю сельвы, где над обезумевшей биомассой вытыкались сторожевые вышки, шла чёрная полоса. Такой же выглядела с высоты и просека, по которой они сюда пришли.
– Выжигаем огнемётами, – пояснил Хьюз, угадав невысказанный вопрос Роберта. – Каждое утро. И просеку тоже. Эту зелёную заразу иначе не остановишь.
– Вот именно, – подтвердил Роберт. – Ваша генная бомба, Оливер, не подавила, а разбудила ген. Признаки распада и разложения – это всего лишь результат непомерной жизнедеятельности растений.
Всё ещё обиженный биохимик буркнул:
– Ещё неизвестно что лучше: превратиться в бессловесную скотину, деградировать или помереть от того, что жизненные системы пойдут после облучения вразнос, сожгут самое себя.
– Что там? – вдруг испуганно прошептал Ральф. Его маленькая ручка указывала в сторону океана, берег которого скрывала распухшая зелень псевдосельвы.
– Где? – спросил Роберт.
– Там, там, там...
Золотистые лучи заходящего солнца выхватили в дальней «проплешине» несколько тростниковых крыш.
– Покинутые бунгало, – с готовностью объяснил Хьюз. – Использовались для съёмок какого-то фильма. Кинокомпания имущественных претензий не имеет.
– Всё-то вы знаете, полковник, – поморщился Роберт.
Оливер вдруг побледнел, а Стивен, который всю дорогу беззаботно насвистывал, зачем-то поправил кобуру пистолета.
Быстро темнело.
Уже не только крыши, но и сама «проплешина» растворилась в болезненном теле Опухоли. Из болот поползли смрадные туманы, а над Фиолетовой пустошью, куда пришёлся эпицентр взрыва генной бомбы, зашевелилось призрачное, беспокойное свечение.
Затем просека сузилась, нырнула в долину, и маленький отряд, спешно возвращавшийся к вертолёту, инстинктивно сгруппировался вокруг Роберта.
В зарослях, чернеющих по обе стороны просеки, творилась непонятная людям ночная жизнь: вскрикивали птицы, что-то шипело и ухало, а на болоте неизвестная тварь методично и оглушительно скрежетала зубами.
– Хищники здесь раньше были? – спросил Роберт.
Ральф хихикнул, а Стивен на всякий случай расстегнул кобуру.
– Что вы. Насекомые, птицы, грызуны. Правда, – Оливер замялся, – они тоже частично... изменились. Кто есть кто – не понять! Но, к счастью, вся эта живность держится зоны Опухоли. К примеру...
– Вот вам пример! – взвизгнул Хьюз. Затем грянуло два выстрела. На Роберта вдруг надвинулось из мрака нечто чёрное и лохматое. На уровне его лица нежданно-негаданно оказалась оскаленная в злом рычании морда собаки. Роберт шарахнулся в сторону, выстрелил. Собака тут же исчезла во тьме.
– Улетела... – выдохнул изумлённый Стивен.
– Не мелите чепухи! – вспылил Хьюз. – Она прыгнула на меня.
– Полно вам, – заявил обстоятельный Ральф. – Полковник явно ошибается: для прыжка собака двигалась чересчур медленно. Она действительно... как бы это сказать... плыла в воздухе.
– А глаза, глаза, – всё ещё удивлялся Стивен. – Глаза-то у неё горели. Жёлтые такие. И светятся...
Какое-то жуткое ощущение, будто они находятся не на Земле, а идут по незнакомой и опасной планете, заставило Роберта поёжиться. Он грубовато приказал:
– Прекратите разговоры. К вертолёту, за мной!
Оливер весь вечер помалкивал и много пил.
«Понимаю тебя, приятель, – сочувственно подумал Роберт, добавляя в стакан лёд. – Одно дело – теория. Разные там выкладки, формулы, рекомендации... А вот результат... Да если он к тому же такой мерзкий... Я, конечно, не специалист по Опухолям, но эта обезумевшая биомасса впечатляет... Ничего, приятель. Это – наш хлеб! Дерьмовый, не спорю, но наш, наш, наш...»
Его понемножку начинало разбирать, и Роберт весело приветствовал как входящих в бар, так и тех, кто выходил.
Они зашли сюда все, не сговариваясь, как только вертолёт вернулся на базу. Пока Стивен искал пятый стул, Роберт осмотрел свою унылую команду и не без иронии отметил: жить в подобных засекреченных Центрах всё равно, что годами играть в захолустном театре один и тот же спектакль – осточертевшие декорации, те же лица вокруг, одинаковые слова и страсти. Бр-р-р!
Ральф вспомнил было, о летающей собаке, но Роберт тут же заявил: в Зоне могут летать даже коровы, и пускай, мол, Ральф благодарит бога, что ни одна из них... После такого сакраментального заявления все засмеялись, и разговор об Опухоли на время прекратился.
– Вы сегодня много пьёте, доктор, – осторожно заметил Хьюз. – Вас что-то беспокоит?
– Уморил! – захохотал Роберт. – Честное слово, уморил. Полковник, вам не идёт роль пастора. Шпионите за нами – пожалуйста, но чтобы я вам исповедовался... Но-но-но!
Роберт пьяно погрозил полковнику пальцем.
– С вами невозможно разговаривать, – обиделся Хьюз. – Я разделяю все ваши тяготы, беспокоюсь... Сегодня, можно сказать, жизнью рисковал...
Роберт снова рассмеялся:
– У вас, приятель, мания величия... Да кому ваша жизнь нужна? Вы просто струхнули в зоне Опухоли. Да? Собаки испугались? Бояться надо коров, полковник. Уж если коровы начнут летать...
– Между прочим, среди охранников есть случаи заражения, – упрямо сказал Хьюз. – Какой-то вирус-мутант. Кожа становится золотистой и...
– И что? – Роберт плеснул себе виски. Полковник пожал плечами:
– Не знаю. Но факт заражения остаётся фактом.
– Какая чушь, – поморщился Роберт. – Объясните ему, Оливер, что в Зоне происходит с кожей. Да... Остаточный фон. Влияет только на пигмент. Появляется эффект «загара». Вы, кстати, Хьюз, сегодня тоже подзагорели.
Полковник побледнел, судорожно глотнул из своего стакана.
– Что с вами? – удивился Роберт. – На вас лица нет. Бросьте вы свои страхи. Вы перестали понимать шутки, а это уже опасно. Лучше выпейте со мной и всё забудьте.
В Зоне, кстати, можно гулять без всяких там защитных костюмов... Плесни-ка нам, Стивен.
Хьюз отодвинул свой стакан.
– Это правда? – спросил он у Оливера, вытирая покрытый испариной лоб.
– Что именно? – не понял толстяк.
– Эффект загара, пигмент... – нетерпеливо пояснил тот. Не ожидая ответа биохимика, Хьюз вдруг громко захохотал. – Да, Роберт, я боялся. Я чертовски боялся золотистой заразы. Налей, налей мне побольше, Ральф.
Стена наклонилась и решительно двинулась навстречу Роберту. Он выставил руки, чтобы не расшибиться, немного постоял. Коварная стена заходила теперь с другой стороны, примерялась, чтобы ударить в спину.
– Я всё вижу, – с угрозой сказал ей Роберт. – Сгинь! В кабине лифта его поддержал телефон, на который ему после двух неудачных попыток всё-таки удалось опереться.
Лифт остановился на третьем этаже.
Выпитое нисколько не успокоило душу. Напротив, какие-то чужие голоса, лица и образы толклись в сознании, пока Роберт не собрался с силами и не прогнал их. После этого появилось облако. Высокое, кучевое, с которого, будто с горы, спускалась небесная Лыжница.
– Уходи! – попросил её Роберт. Он, наконец, ввалился в свою комнату, рухнул на кровать. Тут же пол комнаты провалился. Роберт летел над Опухолью на своём одноместном планере, а навстречу ему, обрывая зловонные нити паутины, всплывала дохлая собака. Лыжница села на своём облаке и заплакала. Собака вдруг залаяла.