Текст книги "Империя террора. От «Красной армии» до «Исламского государства»"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 32 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Соединенные Штаты: цель номер один

Каждое великое государство несчастно по-своему. Несчастье Соединенных Штатов Америки состоит в трудности соединения своих белых и черных граждан в одно общество. Многие черные американцы предпочитают, чтобы их именовали афро-американцами, некоторые принимают ислам, а иные и вовсе становятся в ряды злейших врагов Соединенных Штатов.

А ведь полвека лет назад американцы считали, что преодоление старой вражды вполне возможно. Для этого достаточно покончить с расовой дискриминацией, дать черным американцам возможность получать образование, делать карьеру в государственном аппарате, армии и бизнесе и научиться не замечать разницу в цвете кожи.

За последние десятилетия удалось добиться очень многого. Американское общество создало черным американцам режим наибольшего благоприятствования – в получении образования, в приеме на работу. Правительство выделило огромные деньги на программы интеграции черного населения в американское общество.

Следы сознательного самовоспитания американского общества видны во всем. Современный белый американец не может позволить себе обратить внимание на цвет кожи. Неприлично даже сказать: «Да у меня полно черных друзей!» – это равносильно признанию в расизме. Когда газеты пишут о преступниках, они никогда не отмечают их расовую принадлежность. На телевидении много черных дикторов. И даже в фильмах один из положительных героев обязательно должен быть темнокожим.

И тем не менее, сейчас становится очевидным, что задача не решена, соединить черную и белую Америки в одну пока не удалось.

Значительное число черных в современную жизнь Америки не вписалось. Они не учатся, не работают, получают социальные пособия и занимаются торговлей наркотиками. Они живут отдельно от белых, в полуразрушенных, грязных кварталах больших городов, куда боятся заходить даже вооруженные полицейские.

Разумеется, теперь среди черных американцев появилось и немалое число образованных, даже процветающих людей. Но и они иногда чувствуют себя людьми второго сорта. Они все равно не могут достичь уровня жизни, которого достигли белые. И этот разрыв не сокращается, а растет.

Похищение Патриции Херст

Радикально настроенные темнокожие американцы первоначально ухватились за левые идеи. Но левый терроризм не получил особого распространения в Соединенных Штатах. Самым громким делом оказалось похищение дочери Рэндольфа Херста, одного из самых богатых людей Америки.

История Патриции Херст прогремела на весь мир. 4 февраля 1974 года ее похитили. Это сделали начинающие американские леваки-террористы из организации, которая именовала себя «Симбиционистская армия освобождения». Когда все уже будет позади, Патриция Херст подробно опишет этих людей и свою жизнь в заключении…

Все, что ей оставалось, это не стараться их не раздражать, слушать молча и думать про себя: делай все, что они требуют. Рано или поздно ее освободят, и мучения закончатся. Надо надеяться, что это произойдет раньше, чем они озлобятся и решат с ней что-нибудь сделать.

Она научилась различать голоса и знала, кто в данный момент с ней ведет политико-воспитательную работу. Даже удивительно, как она научилась распознавать характеры только по голосам. Голос Чина принадлежал парню, воспитанному улицей и умудрившемуся прогулять все школьные годы. Тонкий голосок принадлежал девушке, которая приставила пистолет к ее виску. Вполне грамотная речь принадлежала, без сомнения, нервничавшему на заднем сидении человеку. Еще была девушка, которая в момент похищения сидела на переднем сидении. Она, видимо, была черной, у нее был низкий, горловой, тягучий голос.

Постепенно она узнала имена. Мужчин звали Чин, Теко и Куджио. Девушек – Гелина, Фахидза, Иоланда и Зоя. Это были настоящие африканские имена, достойные революционеров. От данных им при рождении имен, достойных только рабов, они отказались.

Они давали ей есть, поили чаем, водили в ванную комнату. Они утверждали, что кормили ее тем же, что ели сами. Завтрак состоял из чая и двух кусочков хлеба. На обед было нечто тяжелое. Глаза ей не развязывали, а по вкусу она не могла определить, что у нее в тарелке. Там явно был рис, но что еще? Скорее всего, бобы. Такие бобы она никогда не ела. Когда она в этом призналась, ее назвали «капиталистической сукой», поскольку она даже и не предполагала, что этими бобами бедные американцы вынуждены питаться каждый день.

В первый раз ее покормили через восемнадцать часов после похищения. Она не успела доесть, как тарелка выпала у нее из рук, и остатки еды высыпались на ее одежду. Потом ее кормили рисом с бананами или рисом с небольшими кусочками рыбы и поили мятным чаем, который она возненавидела еще больше, чем эту еду.

На третий день Чин обратился к ней по имени и устроил формальный допрос по всем правилам. Не хватало только лампы, светящей в глаза. Она задавал вопросы о ее школьной жизни, друзьях, семье, о ее родителях, о том, сколько денег у ее отца, какими акциями она владеет, и какое еще имущество принадлежит ее семье. Он спрашивал об их доме, о привычках, о том, что они едят, с кем встречаются и так далее.

Она соврала только в одном: сказала, что ее сестры живут вместе с родителями. Она не хотела, чтобы и их попытались похитить.

На следующее утро, проснувшись, она обнаружила, что повязки свалились с ее рук. Чин махнул рукой и разрешил больше ее не связывать.

Чин продолжил допрос. Спросив, владеет ли ее мать акциями, он поставил ее в тупик. Она никогда не задумывалась над тем, есть ли у матери какая-то личная собственность.

– «Уолл-стрит джорнэл» она читает? – спросил Чин.

– Да, но…

– Тогда у нее есть акции, – уверенно заключил он.

Она не знала и о том, какими акциями владеет ее отец, и опять услышала, что она «капиталистическая сука». Она не знала, каков ежегодный доход ее отца.

Зачем ее отец ездил в Вашингтон? С кем он имеет дело – с президентом, ЦРУ, государственным департаментом?

Она знала только одну причину, заставляющую его регулярно наведываться в Вашингтон: корпорация Херста создала фонд, который платил за поездку двух школьников из каждого штата в столицу и возможность ознакомиться с тем, как функционирует государственная машина.

Чин рассмеялся ей в лицо. Неужели она будет делать вид, что ее отец не состоит в «Комитете сорока»? Движение все знает о «Комитете сорока». Этот засекреченный комитет, состоящий из миллиардеров, вместе с ЦРУ приказывает президенту США, какую политику ему проводить. Именно они и управляют страной. И ее отец, реакционная свинья, был одним из тех, кто богател на поте народа.

Чин требовал от нее соглашаться со всем этим вздором. Когда она делала это недостаточно быстро, он уходил. Дверь с треском захлопывалась, включалась громкая музыка, и она оставалась одна, запуганная и несчастная.

Она старалась не злить Чина и говорила все, что знала. Собственно, ей нечего было скрывать. Другое дело, что на многие интересовавшие его вопросы она не знала ответа. Она боялась, что ее убьют или подвесят к потолку и начнут пытать.

Чину и всем остальным страшно нравилось, что после похищения Патриции Херст все газеты писали об их движении. Они словно купались в лучах славы. Они уверяли ее, что таким образом революционная идея распространяется в массах: люди узнают, что можно восстать против угнетателей и успешно с ними сражаться. С капитализмом нужно бороться не только митингами и книгами, но и оружием.

Тем не менее, Чин сказал, что его армия вступит в переговоры с капиталистическими свиньями об условиях ее освобождения.

– Посмотрим, – сказал он, – захотят ли они спасти тебя.

Он сказал, что военный совет «Симбиционистской армии освобождения» решил, что ее отец должен сделать «жест доброй воли» и доказать тем самым искренность своих намерений. Ему придется вернуть народу малую часть того, что он украл у него. Для начала он выдаст продуктов на семьдесят долларов каждому бедняку в Калифорнии.

– Это ведь немного? – переспросил Чин.

– Конечно, конечно, – поспешила она согласиться.

Чин сказал, что надо будет записать на магнитофон ее обращение к отцу, чтобы он знал: она жива и требует сотрудничать с армией.

Чин разрешил отвести ее в ванную комнату, чтобы она приняла душ. Ванная оказалась маленькой, заполненной паром, вода – слишком горячей. Но ощущение было божественным.

Зоя, девушка с жестким, холодным голосом, сидела с ней и рассказывала о роли женщины в революции и о сексуальном равенстве в обществе будущего. Пока Зоя все это говорила, она с наслаждением смывала с себя пот и грязь. Она хотела бы вымыть волосы, но не решилась. Повязка могла соскочить, она увидела бы лицо Зои, тогда ее, возможно, не захотели бы отпускать.

Зоя рассказывала, как бедняки будут счастливы бесплатно получить еду, оплаченную Херстом.

– Вдруг кто-то не придет? – предположила Патриция. – Решат, что это унизительно.

Зоя взвилась от гнева:

– Ты – капиталистическая свинья! Простые люди не могут позволить твою буржуазную мораль! Их дети голодны, и им не приходится выбирать.

После ванной ей дали брюки и майку.

К вечеру к ней пришел Чин с магнитофоном. Он говорил ей, что ей следует говорить, и она покорно все повторяла в микрофон. Она была настолько напугана, что готова была сказать все, что угодно, только бы родители услышали ее голос и поняли, что ее нужно выручать из беды:

– Мама, папа, со мной все в порядке. Я немного простудилась, но мне дали таблетки.

Я не умираю от голода, меня не бьют и не запугивают.

Я знаю, что члены «Симбиционистской армии освобождения» огорчены из-за того, что газеты искажают истину. Они не сбивают вертолеты и не убивают невинных людей.

У меня завязаны глаза, так что я никого не смогу опознать. Мне бы хотелось, чтобы полиция перестала меня искать.

Я нахожусь под охраной вооруженного отряда, имеющего автоматическое оружие, так что у меня нет никакого шанса выйти раньше, чем меня освободят. Эти люди честны со мной, но они готовы умереть во имя своих идей. И я надеюсь, вы сделаете так, как они говорят, и сделаете это быстро.

«Симбиционистская армия освобождения» поддерживает идеологические связи с Ирландской республиканской армией, с филиппинскими партизанами и с социалистами Пуэрто-Рико, которые борются за независимость.

Я – военнопленная, и военнопленные – те двое членов «Симбиционистской армии», которых посадили в тюрьму Сан-Квентин. Если невиновна я, то невиновны и они. Со мной обращаются в соответствии с Женевской конвенцией. Меня взяли в плен потому, что я член семьи, относящейся к правящему классу…

Она только повторяла его слова, которые он произносил ей прямо в ухо. Внезапно она поняла, что он гладит ее грудь. Затем его рука скользнула вниз.

– Ты обидела сегодня нашу сестру Зою, – сказал Чин. – Не смей больше никого обижать. Иначе я разберусь с тобой.

Намек на сексуальное насилие был ясен. Она поняла, что не должна больше спорить или возражать кому бы то ни было из них.

Они отправили магнитофонную пленку только через три дня, которые ушли на то, чтобы продумать в деталях программу распределения продовольствия. Они решили, кому следует предоставлять эту помощь: всем, кто живет на социальное пособие, на социальную пенсию, ветеранское пособие, кто получает продукты по талонам, инвалидам, тем, кто освобожден из тюрьмы с испытательным сроком. Они перечислили пункты раздачи продовольствия и назвали организации, которым следовало это поручить.

К записи ее голоса и бумагам с планом раздачи бесплатного продовольствия Чин присовокупил свое короткое выступление:

«Я хочу, чтобы вы услышали голоса наших винтовок, которые говорят о свободе: привет нашим братьям и сестрам. Меня зовут Чин. Я – черный и представляю черный народ. Я – генерал-фельдмаршал объединенных федеральных сил «Симбиционистской армии освобождения».

Мы считаем корпорацию Херста и семейство Херстов врагами народа. Народ имеет право и даже обязан спасать жизни голодающих детей и женщин. Я вместе с другими представителями всех рас готов отдать свою жизнь для освобождения народа.»

Патриция Херст надеялась, что голос поможет им понять, насколько серьезны люди, которые ее захватили. Даже если они полусумасшедшие фанатики, они и в самом деле готовы умереть за свои идеи.

Кассеты они отослали на радио в Беркли. Через день или два вся пресса говорила о том, что подлинная цель армии – освобождение их товарищей, сидящих в тюрьме. Губернатор Калифорнии Рональд Рейган, будущий президент страны, отказался их освобождать:

– Об этом не может быть и речи.

Чин сказал, что газеты подсчитали: выполнение продовольственной программы потребует четырехсот миллионов долларов. Херст заявил, что у него нет возможности заплатить четыреста миллионов, но сделает похитителям другое предложение. Он сказал это по телевидению. Рядом с ним перед телекамерой стояла ее мать, одетая в черное.

– Это значит, что твоя мать уже тебя похоронила, – сказал Чин. – Твои родители скорее позволят тебе умереть, чем откажутся от части своих денег или власти. Твой отец – самая большая свинья. Он мог попросить своих друзей помочь ему… Четыреста миллионов – это ничто для такой свиньи, как твой отец. Просто правящий класс не хочет создавать прецедента, иначе другие тоже начнут похищать детей из богатых семей ради выкупа.

Чин стал ругать агентов ФБР и особенно прессу, которая служит фашистским транснациональным корпорациям. Идет классовая война: правящий класс против «Симбиционистской армии освобождения» и народа.

– Жаль, что тебе придется умереть во искупление грехов, совершенных твоими родителями, – сказал Чин. – Ты-то невиновна. Но тобой придется пожертвовать ради спасения миллионов детей, умирающих с голода в фашистской Америке.

Под конец он сказал, что ее судьба будет решена Объединенным военным советом, который возглавляет все подпольные группы в США, ведущие войну против империалистического режима. На военном совете, добавил Чин, у него будет только один голос.

Тогда она поняла, что будет убита. Возможно, мир полагал, что все в порядке: похитители пошли на переговоры, значит, они не собираются убивать заложника. Но для нее ситуация выглядела по-иному: они выдвинули требования, которые ее отец в принципе не мог исполнить. Но и похитители теперь не могли отказаться от своих требований и тем самым потерять лицо. Они должны были идти до конца. Это могло означать только одно: они убьют ее, чтобы показать остальным – их требования, самые невероятные, должны исполняться.

Через несколько часов она услышала, как Чин вернулся с заседания военного совета. Хлопнула дверь, раздались шаги, чьи-то голоса. Чин вошел в туалет и сказал ей:

– Тебе, сучка, повезло. Военный совет дает твоему отцу еще одну возможность спасти тебя. Твой отец должен начать кормить голодных, чтобы военный совет увидел искренность его намерений. Это не значит, что тебя сразу освободят, но по крайней мере тогда начнутся переговоры о твоем освобождении. Так что давай пошлем твоему папочке еще одну пленку.

К ее изумлению он разрешил ей снять повязку с глаз. Первые мгновения она ничего не видела. Сначала испугалась: что-то неладное с глазами. Потом вошел Чин, щелкнул выключателем, и она увидела своего похитителя в черной маске. Он велел ей говорить своими словами.

Она быстро наговорила текст с просьбой к отцу пойти навстречу армии, отговорить ФБР и полицию от их попыток арестовать кого-то из членов «Симбиционистской армии» и остановить газеты, которые публикуют оскорбительные для террористов статьи.

На следующий день Чин пришел и сказал, что ее отец выделил два миллиона долларов на продовольственную программу. На эти деньги создается фонд, который займется распределением продовольствия среди безработных в штате Вашингтон.

Чин пришел спросить ее, насколько, по ее мнению, это реально. Действительно ли ее отец даст все деньги? Она поняла, чем он огорчен: деньги пойдут через общественный фонд, а не попадут ему в руки.

Потом она поняла: он не знал, что ему делать дальше. Они похитили ее, чтобы обменять на двух арестованных товарища. Когда это не получилось, возникла идея продовольственной программы. Позднее она узнала, что другие радикальные организации были недовольны тем, что «армия» опорочила левые идеи криминальным похищением. И кроме того, между четырьмястами миллионами долларов, которые они потребовали сначала, и двумя миллионами, которые они получили, большая разница.

Она продолжала думать о том, что они все могут решить ее убить. Как это произойдет? Предупредят ли ее? Или это произойдет внезапно, и она даже не сумеет приготовиться к смерти? И что потом? Жизнь после смерти? А что это такое?..

Она вспоминала своих сестер, мать. Все они были веселы и счастливы, и она была как бы среди них, но на самом деле ее не было. Она сидела в темной туалетной комнате, запертая террористами.

Военный совет отверг предложение ее отца о двух миллионах долларов.

– Это просто издевательство над бедными людьми! – кричал Чин. – Но мы дадим ему последнюю возможность одуматься и вернуть дочь. Он должен добавить еще четыре миллиона долларов. И продовольствие должно быть распределено в течение не года, а месяца.

На сей раз они сами составили звуковое послание, которое заканчивалось угрозой: «Если это предложение будет отвергнуто, все переговоры прекращаются, и все пленные будут находиться в заключении до тех пор, пока не будут освобождены наши пленные. Любая попытка освободить пленных или нанести ущерб нашим солдатам приведет к немедленной казни пленных».

Она слышала, как Чин наговаривал на пленку свой текст:

– Не пытайтесь узнать мое подлинное имя. Вы знаете меня. Вы все давно знаете меня. Я тот самый негр, за которым вы охотитесь и которого боитесь. Я негр, такой же, как те сотни негров, которых вы убили. Вы знаете меня. Я негр, я слуга, я бедняк, я безработный. И я знаю вас. Мы все вас знаем – вы убийцы и грабители. Вы охотитесь за нами, вы грабите нас. Теперь те, на кого вы охотитесь, не дадут вам спать спокойно. Мы будем бескомпромиссны во имя наших детей. Смерть фашистам, которые мешают жить приличным людям!

Она слушала этот монолог в состоянии, близком к отчаянию. Ее первоначальные надежды улетучивались. Формула «требование выкупа – получение денег – ее освобождение» не сработала.

Чин сказал:

– У твоего отца есть двадцать четыре часа на ответ.

Зоя, самая жесткая из них, добавила:

– Если твой отец не заплатит, ты уже труп.

Гелина, наиболее симпатичная, утешила ее:

– Не горюй. Отец заплатит.

Теко, который служил во Вьетнаме, кричал на нее в гневе:

– Ты просто буржуазная шлюха. Что мы с тобой возимся?..

Она многое узнали от них. Особенно о тюрьмах. Чин повидал немало тюрем и этим гордился. По его словам, в тюрьмах рождались революционеры, особенно черные революционеры. Капиталистическое государство сажает черных лидеров по обвинению в изнасиловании или грабеже, чтобы не дать им возможности сражаться против истеблишмента. Но в тюрьме из них выковываются настоящие революционеры.

Чем больше они рассказывали ей о тюрьмах, тем более она убеждалась в том, что тюрьма – это место, для которого они созданы.

Они убеждали ее в том, что заключенные составляют собой целый класс и одновременно главный источник формирования потенциальных революционеров.

Один молодой человек с таким знанием дела рассказывал ей о калифорнийской тюрьме, что она подумала, что он там сидел. В этой тюрьме держали людей с психическими отклонениями, и она решила, что он насильник. Он рассказывал ей, что в тюрьме заключенным дают наркотики, чтобы они не могли сопротивляться.

Часами он сидел рядом с ней, читая ей коммунистическую литературу: «Коммунистический манифест», пособие для партизан под названием «За освобождение Бразилии» и маленькую книжку изречений Мао Цзэдуна.

У каждого из них было любимое изречение из Мао. Но они повторяли:

– Все левые читают Мао. Но только мы решились действовать.

Они были уверены, что рано или поздно революция разразится в США. Правда, не верили, что доживут до этого дня. Были готовы отдать жизнь во имя будущей революции. Она верила им, когда они говорили, что все умрут, если агенты ФБР обнаружат их укрытие.

Они разговаривали лозунгами. Они читали вслух эти книжки ей и самим себе. Их речь была полна марксистских и маоистских формул, которые они повторяли вновь и вновь. Как только кто-то из них открывал рот, она уже знала, что он (или она) сейчас скажет. В первые дни она не могла их слушать и молила бога о том, чтобы они ушли и оставили ее в покое. Потом она сходить с ума от одиночества и страха. Когда она слышала человеческий голос, ей становилось легче.

В душе она смеялась над их лозунгами, но спорить не решалась. Иногда они читали ей отдельные заметки из газет – о революционных акциях в Пуэрто-Рико, Мозамбике и на Филиппинах. Иногда она не знала, что и думать. До своего похищения она мало что знала об окружающем мире и много о чем не думала. Она даже и не читала ежедневные газеты. Тем не менее, вся ее натура противилась тому, что они ей внушали.

Над ее словами и ценностями они смеялись. Ее любовь к ведению домашнего хозяйства и кулинарии они считали проявлениям буржуазного духа. Обручальные кольца – проявлением мужского шовинизма. Сам брак – чисто буржуазным путем закабаления женщины. Моногамия – типично буржуазное изобретение, отрицающее свободу мужчины и женщины. Покупку новой мебели и разведение газонов они в равной степени сочли разбазариванием денег, которые могли бы служить благу бедняков. Ее спортивный автомобиль – игрушка, которой забавляются капиталисты в то время, как бедняки умирают от голода. Тем более они отрицали возможность отмечать день рождения.

Она изучала историю искусств – они считали, что это время она должна была посвятить народу. Они считали, что черные и другие угнетенные народы могут возглавить борьбу за освобождение. Только народы третьего мира знали, как вести эту борьбу. Белые для этого дела не годились. Тем более, что с исторической точки зрения они проявили себя предателями дела угнетенных народов.

– Белые браться и сестры должны гордиться тем, что им выпало такое счастье – сражаться под руководством черного фельдмаршала, – часто повторял Чин…

Ее продержали в заключении пятьдесят семь дней – пока она, считавшая, что каждый день может быть последним, в страхе за свою жизнь не заявила, что готова присоединиться к террористам. Чтобы убедиться в ее надежности, Патрицию заставили участвовать в ограблении банка.

Впрочем, вопрос о том, почему она все-таки присоединилась к террористам, не так прост: он многие годы занимал американских психологов, пытавшихся истолковать ее мотивы.

Но это решение закончилось для нее печально. Ее арестовали, судили, и она провела к заключении два года, прежде чем президент Джимми Картер помиловал ее.

Это была самая громкая акция левых террористов в Соединенных Штатах. В отличие от Западной Европы или Японии, здесь не возникла по-настоящему опасная «Красная армия». Пройдут годы, прежде чем американцы столкнутся с настоящим терроризмом…

Самый опасный враг – внутри

В 1995 году в Америке состоялся так называемый «Марш миллиона мужчин», который завершился невиданным по масштабам митингом темнокожих американцев в Вашингтоне. На этот митинг они съехались со всей Америки. Каждого пожелавшего прийти на митинг отпустили с работы.

Точных данных о том, сколько именно человек участвовало в митинге, нет. Называются разные цифры – четыреста тысяч, шестьсот тысяч, миллион. Цифра не так важна. Главное, что участников было больше, чем в знаменитом марше черных в 1963 году, который возглавил Мартин Лютер Кинг. Тогда Кинг и произнес свою знаменитую речь, которая начиналась словами «У меня есть мечта».

Марш 1963 года имел огромное значение для страны. Он заставил белых американцев понять, что они должны помочь своим черным согражданам, потому что белая Америка исторически виновна в их страданиях.

В романе классика американской литературы Уильяма Фолкнера «Свет в августе» сказано: каждый белый ребенок на юге Соединенных Штатов рождается распятым на черном кресте. Он несет в себе неосознанную вину белого перед неграми.

В марше 1963 года участвовало много либерально настроенных белых, которые сочли это своим долгом. В марше 1995 года белые практически не участвовали. Черные восстали против расизма и дискриминации. Они выдвинули экономические требования и требовали своей доли власти.

Тогда лидером черных был Мартин Лютер Кинг, который призывал отказаться от насилия и хотел, чтобы черные стали полноценными гражданами Америки.

В 90-е лидером черных стал Луис Фаррахан, предводитель черных мусульман Америки, глава организации «Нация ислама». Фаррахан сформировал черные боевые отряды, которые назывались «Плоды ислама», и хотел, чтобы черные отделились и создали собственное государство – без белых.

У черных американцев, которые составляют двенадцать процентов населения страны, по-прежнему много претензий к обществу.

Безработных черных больше, чем белых. Средняя черная семья зарабатывает в десять раз меньше, чем белая. Черные родители оставляют своим детям меньшее наследство, чем белые. Белые мужчины и женщины живут дольше, чем черные.

Черные чаще оказываются в тюрьме, чем в колледже. Они чаще, чем белые, погибают от рук преступников. И обычно черных наказывают более сурово, чем белых.

Каждый четвертый молодой черный американец находится или в тюрьме, или под следствием, или под надзором полиции. Каждый третий или осужден, или как минимум привлекался к суду. Даже темнокожие американцы, которые сумели пробиться, все равно чувствуют себя людьми второго сорта.

– Я получил ученую степень, я нашел хорошую работу, – говорит такой черный американец. – Но когда я иду по улице, белые меня сторонятся. Когда я вхожу в лифт, белая женщина смотрит на меня в ужасе. Ночью ни один таксист меня не повезет…

Белые боятся черных, белые считают, что черные кварталы – рассадник насилия и наркомании. Но черные с порога отвергают эти обвинения. Они считают, что преступность и наркомания порождены расовой дискриминацией, угнетением черных американцев. Белые сами породили то, от чего сейчас страдают.

– На этом месте, где мы сейчас находимся, – напомнил Луис Фаррахан, выступая перед участниками «Марша миллиона мужчин» в Вашингтоне, – когда-то располагался невольничий рынок, где продавали в рабство наших прадедов.

И об этом страшном прошлом черные американцы не могут и не хотят забыть.

«Марш миллиона мужчин» состоялся в тот самый момент, когда черным американцам было чему радоваться.

Во-первых, после самого громкого за последние десятилетия судебного процесса был оправдан Ориентал Джеймс Симпсон, знаменитый темнокожий футболист и популярный киноактер. Он обвинялся в убийстве своей бывшей жены и ее друга. Как показали опросы общественного мнения, белые американцы были уверены, что Симпсон виновен. Точно так же черные американцы не сомневались в его невиновности. Присяжные, которые решали судьбу Симпсона, были черными.

Во-вторых, начала восходить звезда отставного генерала Колина Пауэлла, первого черного, которого многие белые американцы готовы были сделать своим президентом. Колин Пауэлл стал героем операции «Буря в пустыне» против иракского лидера Саддама Хусейна. Затем он возглавлял комитет начальников штабов – эта высшая должность, которую может занять профессиональный военный в Соединенных Штатах, потому что министром обороны назначают только штатского человека.

Отслужив положенный срок, Пауэлл вышел в отставку, написал книгу мемуаров и решал вопрос, не выставить ли ему свою кандидатуру на пост президента. Если бы он решился это сделать, он стал бы самым серьезным соперником президента Билла Клинтона. Пауэлл отказался от этой мысли, но со временем стал государственным секретарем в администрации президента Джорджа Буша-младшего.

Ораторов на митинге в Вашингтоне было двое – Джесси Джексон и Луис Фаррахан.

Джесси Джексон – очень известный политик. Когда-то он считался лидером черных. Он был представителем Соединенных Штатов в Организации Объединенных Наций, считался возможным кандидатом в президенты. Но теперь черные полагают, что он слишком осторожен, дипломатичен, что он принадлежит к правящему истеблишменту, сблизился с белыми, дружит с семьей Клинтонов и далек от нужд черных.

Джексон говорил на митинге меньше получаса, а Луис Фаррахан – больше двух часов. Он стоял на трибуне в окружении своих боевиков в униформе «Нации ислама». Рядом с Фарраханом стоял его сын в той же униформе. Фаррахан хотел показать, что это он отныне является лидером черной Америки.

Фаррахан, артист и проповедник, заставил слушать себя не только потому, что он блистательный оратор. Он, а не старомодный Джексон, выразил дух времени, новую тенденцию, которая берет верх среди черного населения Америки. Не подражать белым, не пытаться стать такими, как они, а, напротив, жить по-своему, отказаться от сосуществования с белыми.

Многие черные американцы в последние годы переходят в ислам. Это выражение протеста против белой христианской Америки.

Ислам в Америке

Первые мусульмане прибыли в Америку с Ближнего Востока еще в ХIХ веке. Но они старались не смешиваться с местным населением, держались в стороне, занимались мелким бизнесом – держали магазины, кафе, рестораны.

В 60-е годы в Соединенные Штаты хлынул поток студентов из исламских стран, прежде всего из Египта и Пакистана, которые принесли с собой радикальную исламистскую идеологию.

В 70-е годы по всей Америке началось активное строительство мечетей – в основном на деньги, которые давали Саудовская Аравия, Ливия, Ирак и другие исламские страны. В настоящее время в Соединенных Штатах существует две с лишним тысячи исламских учреждений – мечети, исламские школы, издательские центры.

В мечети потянулись черные – по всей стране, от хлопковых плантаций Юга до городских гетто Севера. Во-первых, черным американцам пришлись по душе принципы равенства, проповедуемые исламом. Во-вторых, они отвергли христианство как религию, которая как оправдывала рабство в Америке, потому что изображала Иисуса Христа в образе белокурого человека с голубыми глазами. В Соединенных Штатах около пяти миллионов человек приняли ислам.

Мусульмане воспринимаются со стороны как нечто монолитное. Это большая ошибка. Мусульмане в Америке чрезвычайно раздроблены. Они делятся на шиитов и суннитов, которые плохо относятся друг к другу. Они происходят из разных стран и потому разговаривают на разных языках. Недавно приехавшие страну люди плохо знают английский и молятся каждый на своем языке. Наконец, одни хотят как можно скорее укорениться в Америке, которую считают богатой и процветающей, другие хотят все в этой стране поменять.