Текст книги "Холодная война: политики, полководцы, разведчики"

Автор книги: Леонид Млечин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 49 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Рузвельт писал Черчиллю:

«Умоляю, не просите меня оставить американские войска во Франции. Я просто не могу этого сделать! Мне надо будет вернуть их домой. Я отказываюсь опекать Бельгию, Францию и Италию: это вам следует воспитывать и наказывать собственных детей…

Я не хочу, чтобы Соединенные Штаты брали на себя бремя перестройки Франции, Италии и Балкан. Это не наша задача, коль скоро мы отдалены от этих мест более чем на три тысячи миль».

В последние месяцы войны, когда решалась судьба Европы, Франклин Рузвельт, переболевший полиомиелитом, уже медленно умирал от церебральной ишемии. Он страдал от высокого давления. Больное сердце не могло в должной степени снабжать кислородом мозг.

Вице-президент Гарри Трумэн, побывав в Белом доме, бодро сказал журналистам:

– Президент отлично выглядит, мы съели больше, чем я обычно съедаю на обед.

Но друзьям Трумэн с ужасом поведал:

– У Рузвельта трясутся руки, он не мог налить сливки в кофе. Президент с трудом говорит. С головой у него все в порядке, но физически он буквально разваливается на части.

Считается, что на Ялтинской конференции в феврале 1945 года Рузвельт чувствовал себя настолько плохо, что не понимал Сталина.

– Мы действительно всем сердцем верили в то, что занимается заря нового дня, о наступлении которого все мы молились, – вспоминал советник Рузвельта Гарри Гопкинс. – Ни у президента Рузвельта, ни у кого-либо из нас не возникало ни малейшего сомнения в том, что мы сможем мирно жить и ладить с русскими.

Впрочем, никто в действительности не знал, какие мысли скрывал в своей голове Рузвельт. Он был загадочным человеком. И по сей день исследователи еще не до конца в нем разобрались. Мелкие уловки и высокие принципы – все сочеталось в нем самым невероятным образом. Он был политиком до мозга костей.

В Сталине Рузвельт видел партнера в сохранении послевоенного мира. Но если бы он убедился, что советский вождь не таков, каким он себе его представлял, Рузвельт стал бы его противником. 24 марта 1945 года, перед тем как отправиться на воды в Джорджию, Рузвельт прочитал телеграмму своего посла в Москве и произнес:

– Аверелл прав. Со Сталиным невозможно иметь дело. Он нарушил все обязательства, которые взял на себя в Ялте.

Выходит, холодная война была неизбежной? Однако же президент Рузвельт верил, что накал напряженности можно снизить с помощью доброй воли, и у него это получалось. Если бы Рузвельт еще пожил, возможно, накал и масштабы холодной войны были бы меньшими. Но мастер очаровывать людей и находить компромиссы Франклин Делано Рузвельт 12 апреля 1945 года ушел в мир иной.

Гарри Трумэн стал вице-президентом, потому что группа влиятельных политиков хотела избавиться от прежнего – Генри Уоллеса. Это был очень серьезный и яркий политик, биолог по образованию и профессии. Уоллес был думающим человеком и сторонником рузвельтовского «нового курса» и подлинно демократической Америки, выступал в защиту гражданских прав. Но он был, пожалуй, слишком интеллигентен для практической политики, учил русский язык, развлекался тем, что бросал бумеранг, и был мистиком – советовался с духом ушедшего из жизни индейского вождя. Для циничных политиков он был неприемлем.

Джеймс Бирнс, который потом станет государственным секретарем Соединенных Штатов, казался очевидным кандидатом в вице-президенты. Но Бирнс был католиком, а женившись, стал протестантом. Ясно было, что американские католики за отступника голосовать не станут. К тому же южанин Бирнс был сторонником расовой сегрегации.

– Если дать неграм политические права, – пугал однопартийцев Бирнс, – они не только вступят в Демократическую партию, они станут контролировать партию.

Южане не хотели Уоллеса, потому что он был сторонником равноправия. Северяне не принимали Бирнса как раз за обратное. Возникла кандидатура Гарри Трумэна, как очевидно компромиссная. Сам он не знал, как ему относиться к перспективе вице-президентства. Делился с другом:

– Вице-президент председательствует в сенате и ждет похорон.

Партийные боссы решили в пользу Трумэна. У Трумэна не было врагов, он придерживался умеренных взглядов, что всех и устроило. Но Рузвельт не нуждался в вице-президенте, не принимал его всерьез и не вовлекал в большую политику.

До конца февраля 1945 года Рузвельта вообще не было в стране. Через два дня после инаугурации в обстановке полной секретности он поехал на поезде в Норфолк, где сел на борт крейсера «Квинси», который отправился в Средиземное море. С Мальты президента на самолете доставили в Ялту.

Трумэну объяснили, что в случае крайней необходимости он может связаться с президентом через Белый дом. О встрече лидеров великих держав в Ялте его даже не поставили в известность. 1 марта 1945 года на совместном заседании обеих палат он вместе со всеми выслушал рассказ Рузвельта о конференции в Ялте. Президент произнес речь сидя. Он выглядел очень плохо, говорил с трудом.

В роли вице-президента Гарри Трумэн пробыл всего восемьдесят три дня. За это время они с Рузвельтом встречались – если не считать заседаний кабинета министров – только дважды – 8 марта и 19 марта, и оба раза ничего важного не обсуждалось. Франклин Рузвельт не ввел его в узкий круг, где принимались все важные решения.

Рузвельт любил нюансы, тонкости, игру. А Трумэн предпочитал простые вопросы и ясные ответы – хорошо или плохо, умно или глупо. Рузвельт был актером, Трумэн – простым и небогатым человеком. У него даже не было собственного дома. А Рузвельт в глазах Трумэна принадлежал к высшему обществу. За глаза Трумэн называл президента Санта-Клаусом, примадонной и факиром.

Для Трумэна президент был слишком уклончив. Трумэн привык к людям, которые говорят прямо. Трумэн жаловался:

– Когда встречаешься с президентом, всегда говорит он – и о том, о чем он желает говорить, и никогда не говорит о том, о чем ты хочешь с ним побеседовать.

Гарри Трумэн не знал, что обсуждалось на высшем уровне с союзниками. Не знал, что атомное оружие практически создано. Не знал, что Америке делать в Европе. Разрушенная и отчаявшаяся Европа лежала между двумя главными победителями – ее можно было оккупировать, спасать или сражаться за нее.

Вступив в должность президента Соединенных Штатов, Гарри Трумэн признался:

– Это чудовищная ответственность, и я последний, кому она по плечу.

После смерти Рузвельта ведущую роль взял на себя Уинстон Черчилль. Из участников «Большой тройки» он был самым старомодным. Он жил идеалами исчезнувшей Британской империи. Иногда он вел себя как выдающийся государственный деятель, иногда как большой ребенок. У Черчилля легко зарождалась эмоциональная привязанность к тем, с кем ему приходилось сотрудничать, временами даже к Сталину.

Старомодный аристократ, Уинстон Черчилль происходил из семьи, которая поколениями давала Англии государственных деятелей и солдат. Он пошел в армию и стал кавалеристом. Во время Англобурской войны попал в плен, но бежал. Буры назначили награду за его поимку – тридцать фунтов стерлингов.

Он был невероятно далек от жизни простых людей. Сын лорда и внук герцога, он родился во дворце. Его всегда окружали слуги. У него никогда не было времени на серьезное изучение предмета. Он был блистательным импровизатором, человеком неожиданных идей и стремительных действий. Его не пугала война. Он словно предчувствовал, что это его время, что он станет героем. Его не пугали трагизм и кровь войны. Его характер закалился в борьбе, когда выбор был простым: убей, или тебя убьют.

Когда Гитлер напал на Россию, именно Черчилль сделал первый шаг навстречу Москве. Бывший организатор крестового похода против коммунизма заявил:

– Прошлое с его преступлениями, безрассудством и трагедиями остается позади, теперь Англия окажет любую помощь России и русскому народу.

В своем кругу Черчилль объяснил:

– Если бы Гитлер вторгся в ад, я бы публично поддержал самого дьявола.

Понятие «железный занавес» Черчилль впервые употребил не в Фултоне, а значительно раньше, в письме президенту Трумэну 12 мая 1945 года: «Железный занавес опустился над их фронтом. Мы не знаем, что за ним происходит».

18 мая премьер-министр Черчилль пригласил к себе советского посла Федора Тарасовича Гусева на рабочий завтрак и сказал послу, что он хотел бы провести новую встречу «Большой тройки» на территории поверженной Германии: «Без личной встречи руководителей трех стран невозможно разрядить весьма напряженную обстановку» (см. журнал «Новая и новейшая история», № 4/2005).

– Вы держите в руках европейские столицы и никого туда не пускаете, – говорил послу Черчилль. – Польские дела загнаны в тупик, общая атмосфера накалена – все это не может не вызывать у нас тревогу. Я знаю, вы являетесь великой нацией и своей борьбой заслужили равное место среди великих держав, но и мы, британцы, являемся достойной нацией, и мы не позволим, чтобы с нами обращались грубо и ущемляли наши интересы.

Федор Гусев сообщал в Москву, что Черчилль с трудом сдерживал себя.

Через несколько дней после поражения Германии премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль приказал своим военным готовить планы грядущей войны с Советским Союзом. Секретный план получил название «Операция «Немыслимое». Он предусматривал совместные действия американских и британских войск при поддержке немецкого корпуса, которому вновь выдадут оружие.

Предлагалось сконцентрировать сорок семь англо-американских дивизий плюс десять германских (хотя и понимали сложность мобилизации немцев на новую войну – однако полагали, что страх перед большевизмом подтолкнет их к сотрудничеству с англичанами и американцами) для противостояния советским войскам в Восточной Европе. Авиация Англии собиралась действовать с баз в Дании и Северной Германии, флот – двинуться вперед вдоль балтийского побережья.

Планировщики исходили из того, что в ответ Сталин, скорее всего, оккупирует Норвегию, вторгнется в Грецию и Турцию, захватит нефтяные месторождения Ирана и Ирака – на этом направлении одиннадцати дивизиям Красной армии могли противостоять только две индийские бригады.

Начальник имперского Генерального штаба и главный военный советник Черчилля Алан Брук еще в 1943 году пришел к выводу, что именно Советский Союз станет следующим врагом. 22 мая 1945 года Черчиллю доложили, что придется противостоять СССР объединенными силами Соединенных Штатов и Британской империи. Но через день, на совещании 24 мая, британские военачальники нашли идею войны с Советским Союзом «фантастической и немыслимой» и отвергли план. Им рисовались другие картины ближайшего будущего: как быть, если Красная армия не остановится в Германии, а двинется дальше, оккупирует Францию и соседние небольшие страны?

Когда общий враг, Гитлер, был повержен, вновь встал вопрос: как относиться к Советскому Союзу? Массовые репрессии, насильственная коллективизация, голод – все это привело к тому, что в представлении западного мира Советская Россия мало чем отличалась от нацистской Германии. Заместитель начальника британского Генерального штаба генерал-лейтенант Генри Паунал пометил в дневнике, что не может относиться к советским вождям как к союзникам: «Они убийцы».

Британский посол Кларк-Керр жаловался, что в Москве он живет как в клетке. Мало кто из советских граждан рисковал принять приглашение на прием в британское посольство. Послу позволяли встречаться только с узким кругом советских чиновников. За ним постоянно следили. Его утешало только одно:

– Меня окружало четверо, а японского посла восемь человек.

Впечатления английских дипломатов и военных от пребывания в Советском Союзе и от общения с советскими чиновниками были столь тягостными, что они затмевали более реалистический анализ политики Москвы. Британские разведчики говорили о «примитивной азиатской расе». При мысли о появлении у ворот цивилизованной Европы таких варваров возникала мысль о необходимости сдерживания Красной армии.

– Вполне естественно относиться к русским как к разумным человеческим существам, – говорил в своем кругу Александр Кадоган, постоянный заместитель министра иностранных дел Великобритании. – Но поскольку они таковыми не являются, а охвачены безумной подозрительностью, то от нас требуется невиданное терпение.

По существу, вернулись предвоенные настроения. Тогда, после пакта с Гитлером, Советский Союз рассматривался как фактический союзник нацистской Германии. Война Советского Союза с Финляндией едва не стала в 1940 году поводом для почти открытых действий Англии против Советского Союза. Управление специальных операций готовило диверсии на советских нефтяных объектах. Британские добровольцы-горнолыжники тренировались во Французских Альпах, ожидая отправки в Финляндию. Они должны были стать своего рода «интернациональной бригадой» и помочь финнам.

Многие в Англии и Соединенных Штатах считали Сталина и Гитлера двумя главными преступниками в мире. Сторонники такой точки зрения исходили из того, что союз со сталинским режимом мог быть только временным.

Генерал Джон Дин, который во время войны руководил американской военной миссией в Москве, считал, что в Вашингтоне, занимаясь поставками оружия и стратегически важных материалов по ленд-лизу в СССР, перестарались и передали советской армии больше, чем следовало, – в особенности после того, как в войне наметился поворот в результате Сталинградской битвы.

«Абсолютно правильным было относиться к России как к союзнику, – доказывал генерал Дин, – до тех пор, пока она терпела поражение в войне, но ситуация для нас стала очень серьезной, когда русские начали контрнаступление».

Британские дипломаты составили доклад, в котором говорилось: «Общее мнение всех стран, граничащих с Советским Союзом и испытавших на себе советское правление, таково, что, каким ужасным бы ни было поведение немцев, это меньшее зло, чем правление России».

22 мая 1945 года британский посол при польском правительстве в эмиграции сэр Оуэн О’Малли жаловался, что советское правление в Восточной Европе означает «чистки, аресты и расстрелы». Запад делает вид, что не замечает этого, во имя сохранения единого фронта против нацистской Германии, но настало время менять политику. Советская система «такая же жестокая, как правление нацистов». 1 октября 1945 года британские военные докладывали в Лондон, что пребывание советских войск на территории Польши сопровождается «повсеместными убийствами, изнасилованиями и грабежами. Такое поведение советских войск всем уже знакомо».

В свою очередь, Сталин опасался, что англичане и американцы могут сговориться с немцами и вместе повернуть против него. 29 июня 1945 года маршал Георгий Константинович Жуков отдал приказ провести полную перегруппировку советских войск, находящихся на территории Германии, и подготовиться к ведению боевых действий против неназванного противника.

Шанс преодолеть разногласия представился на встрече «Большой тройки» в Потсдаме. Гарри Трумэн считал очень по-американски, что большинство проблем – результат непонимания. Нужно встретиться со Сталиным – «лицом к лицу» – и обо всем спокойно договориться. Трумэн с детства гордился своей способностью договариваться с людьми.

Гарри Трумэн объяснял историку Роберту Шервуду:

«Внешняя политика, проводимая моей администрацией, является продолжением той, что была у страны с 1939 года. Я полагаю, что все мы испытывали к России самые добрые чувства как к нашему союзнику, и я знал, направляясь в Потсдам, что готов оказать ей помощь в деле восстановления…

Но печальный опыт, кажется, свидетельствует, что русские не относятся к договорам с тем же священным трепетом, с которым относимся к ним мы».

Когда Трумэн приехал в Потсдам, Черчилль пожелал с ним познакомиться. Президент пригласил его на одиннадцать утра. Дочь британского премьер-министра Мэри потом сказала, что отец не вставал так рано лет десять.

Черчиллю было за семьдесят. У него было ощущение, что он уже все видел. Он привык, что им восхищаются. Но выглядел он неважно, устал. Черчилль произнес множество комплиментов Трумэну. Американский президент записал в дневнике: «Уверен, что мы бы прекрасно поладили, если бы он не пытался все залить елеем».

Днем 16 августа Трумэн захотел осмотреть разрушенный Берлин. То же сделал и Черчилль, он провел полчаса на развалинах имперской канцелярии. Увидев развалины, сказал:

– Вот что было бы с нами, если бы они победили.

Все задавались вопросом: где же Сталин?

Советский вождь приехал позже остальных, вечером 16 августа, на поезде. Говорили, что его задержали дела. Возможно, он просто хотел подчеркнуть свою значимость. Англичане и американцы изумились сталинской охране. Он появился в Потсдаме в сопровождении тысяч солдат НКВД. Западные дипломаты полагали, что у советского вождя паранойя.

Посол Аверелл Гарриман, который тоже приехал в Потсдам, поздравил Сталина с победой.

– Вы дошли до Берлина. Рады?

– Чего радоваться? – ответил Сталин. – Император Александр дошел до Парижа.

К новому американскому президенту Гарри Трумэну Сталин сам приехал знакомиться. Дипломаты заметили, что вождь постарел. Он медленно двигался, говорил мало и тихо. Трумэн попытался обратиться к Сталину фамильярно – «дядя Джо», но понял, что этого не следует делать. Сталин уверенно сказал, что Гитлер жив и скрывается где-то в Испании или Аргентине. Повторил свое обещание принять участие в войне против Японии.

Гарри Трумэн неуверенно пригласил Сталина пообедать. Вождь с удовольствием остался. Подавали суп со шпинатом, жареную печень и бекон, запеченную свинину, картофель, фасоль, хлеб, джем, фрукты, пирожные и сигары, от которых Сталин отказался, и калифорнийское вино, которое он оценил.

Трумэн написал жене: «Сталин мне нравится. Он прямой человек».

Здесь, в Потсдаме, началась атомная эпопея. Трумэн сказал Сталину, что создано новое оружие. Принято считать, что президент сообщил тогда об успешном ядерном испытании, чтобы произвести впечатление на Сталина, надавить на него. Но Трумэн приехал в Потсдам в хорошем настроении. Морское путешествие доставило ему удовольствие. Показывали кино, нашлись партнеры для игры в покер. Он много гулял по палубе и думал, что со Сталиным поладит.

«Идея использовать атомную бомбу для давления на русских никогда не обсуждалась в Потсдаме, – писал Аверелл Гарриман. – Трумэн просто об этом не думал. Настроение было такое: относиться к Сталину как к союзнику, трудному, конечно, союзнику – в надежде, что будет вести себя соответственно».

В Потсдаме решали, что делать с разгромленной Германией. Договорились полностью уничтожить ее военную промышленность, распустить все нацистские учреждения, объяснить немецкому народу, что он сам виноват в своем бедственном положении, и реконструировать германскую политическую жизнь на демократической основе.

В какой-то момент Трумэн поинтересовался у Сталина, что произошло с польскими офицерами, о которых говорят, что их расстреляли в Катыни. Сталин ответил холодно:

– Они убежали.

Прямо во время конференции в Потсдаме «Большую тройку» покинул Уинстон Черчилль. Еще 25 мая 1945 года на аудиенции у короля он подал в отставку как премьер-министр кабинета военного времени. Король поручил ему сформировать временное правительство и провести выборы, которые назначили на 5 июля. Британские солдаты, разбросанные по всему миру, тоже голосовали, поэтому на подсчет голосов потребовалось две недели.

Черчилль, который находился в ореоле славы, рассчитывал на победу. Но Консервативная партия потерпела тяжелое поражение. По мнению историков, консерваторов постигло возмездие за их зазнайство. Несмотря на свою проницательность и опыт политической борьбы, Черчилль не сумел уловить настроения страны и допустил плачевные ошибки, выступая по радио. Он третировал соперников – Либеральную и Лейбористскую партии – как сборище наглецов, которые берутся не за свое дело.

Консервативная партия впервые с 1929 года перешла в оппозицию. В среде тори всегда преобладал элемент дилетантства благодаря глубоко укоренившимся традиционным воззрениям, что политика есть дело добровольное. Но личные качества лидеров, тот характер, который правящей элите прививали закрытые привилегированные школы, еще недостаточны, чтобы завоевать доверие страны.

Победили лейбористы. Страна поверила в их обещание создать государство всеобщего процветания. После тягот войны никто не хотел думать о большой политике.

26 июля в Потсдам пришли ошеломляющие новости из Лондона. Больше всего была потрясена советская делегация. Неужели заранее не был известен результат выборов, удивлялся Молотов. Черчиллю пришлось покинуть Потсдам. Его сменил на конференции новичок – лидер лейбористов Клемент Эттли, который чувствовал себя неуверенно рядом с Трумэном и Сталиным. Впрочем, все основные решения были уже приняты.

Когда прощались, то много было рукопожатий и пожеланий крепкого здоровья и благополучного возвращения домой. Гарри Трумэн и Иосиф Сталин больше не встретятся. Это была их первая и последняя встреча.

После неожиданного поражения на выборах Уинстон Черчилль казался сломленным человеком, бледной тенью великого лидера. Он привык в военные годы к тому, что его появление на публике вызывало неподдельный энтузиазм. Хотя увидеть его своими глазами могли немногие, сам факт его присутствия рождал спокойствие и уверенность, отсутствие вызывало обеспокоенность и тревогу. После разгрома Франции летом 1940 года его голос был единственным оружием англичан, оставшихся один на один с нацистской военной машиной. Когда он выступал по радио, все так внимательно вглядывались в громкоговорители, будто могли каким-то чудом разглядеть его лицо. Большей частью они слышали голос актера Норманна Шелли, который зачитывал по радио речи, произнесенные Черчиллем в палате общин.

После капитуляции Германии он признался: без войны стало скучновато. Ощущение опасности гальванизировало его мысль, пробуждало в нем жажду действий. Да и страна нуждалась в нем, пока шла война. Когда она закончилась, англичане предпочли другого сорта политиков, обещавших им комфортную жизнь.

Окружение Черчилля советовало ему покинуть большую политику. В том числе его собственная жена. У него начались серьезные проблемы со здоровьем – из-за курения и выпивки. Он выкуривал в день восемь сигар. Не отказывал себе ни в вине, ни в бренди, ни в виски, которые сопровождали обильные трапезы.

В августе сорок пятого Черчилль отправился отдыхать в Италию. Он хотел подумать и решить, что ему делать. Вслед за Черчиллем отдыхать на юг в начале октября отправился и Сталин. «Он постарел, – вспоминала его дочь Светлана. – Ему хотелось покоя. Он не знал порою сам, чего ему хотелось…»

Черчилль много гулял, наслаждался итальянской кухней, устраивал пикники, рисовал и размышлял. Он следил за той драмой, которая разворачивалась на просторах разрушенной Европы. Он отказался удалиться на покой. Лидер оппозиции его величества вернулся в парламент.

Зима сорок шестого – сорок седьмого года была в Англии очень суровой. Промышленность практически остановилась. Экономический кризис привел к уменьшению продовольственных пайков, отмене выдачи бензина, запрете поездок за границу. Сократилась и программа жилищного строительства.

Возник первый серьезный политический кризис из-за советских войск в Северном Иране. В конце августа 1941 года советские и английские войска с двух сторон вошли в Иран, чтобы покончить здесь с немецким влиянием, контролировать нефтепромыслы и обезопасить военные поставки Советскому Союзу. После окончания войны советские войска должны были вернуться домой. Но 1 марта 1946 года они отказались уходить. В Иранском Азербайджане и Курдистане с помощью советских войск возникли две непризнанные республики, которые ориентировались на Москву.

Из-за Ирана великие державы столкнулись в первый раз.

«Историки будущего, – считал шах Реза Пехлеви, – придут к выводу, что холодная война фактически началась в Иране. События в Иранском Азербайджане стали причиной доктрины Трумэна».

В октябре 1941 года вместо коммунистической партии Ирана, запрещенной властями за десять лет до этого, образовалась Народная партия Ирана, Туде. При активной поддержке советских властей партия Туде захватила власть в северо-западной области – Иранском Азербайджане. Шахским войскам пришлось отступить. 12 декабря 1945 года в городе Тебризе Народное собрание провозгласило создание народно-демократического государства Южный Азербайджан. Президентом стал лидер только что созданной партии Сеид Джафар Пишевари. Указом правительства 21 декабря началось формирование Народной армии. Ввели собственную денежную систему. Советский Союз перечислил большие суммы в Тебризский банк для поддержки нового правительства.

Так же развивались события и в населенной курдами западной части Иранского Азербайджана, где в небольшом городке Мехабад была провозглашена независимая Курдистанская республика – также при активном содействии Красной армии. Правительство в Мехабаде поддержали около двух тысяч бойцов, прибывших из соседнего Ирака под командованием муллы Мустафы Барзани.

Соединенные Штаты обратились с запросом к союзнику: в северной части Ирана вспыхнуло восстание, направленное против законного правительства, почему советские власти препятствуют правительственным войскам в наведении порядка?

Через неделю, 29 ноября 1945 года, нарком Молотов ответил:

«События, имевшие место в последние дни в Северном Иране, не только не являются вооруженным восстанием, но и не направлены против шахиншахского Правительства Ирана. Теперь, когда опубликована декларация Народного Собрания Северного Ирана, видно, что здесь дело идет о пожеланиях относительно обеспечения демократических прав азербайджанского населения Северного Ирана, стремящегося к национальной автономии в пределах Иранского Государства и имеющего свой особый язык, отличный от персидского языка…

К посылке новых иранских войск в северные районы Ирана Советское Правительство отнеслось отрицательно и сообщило Иранскому Правительству о том, что посылка дополнительных иранских войск в Северный Иран могла бы вызвать не прекращение, а усиление беспорядков, а также кровопролитие, что заставило бы Советское Правительство ввести в Иран свои дополнительные войска в целях охраны порядка и обеспечения безопасности советских гарнизонов…»

Американцы и англичане предполагали, что за этим конфликтом стоит желание советского руководства получить в Иране концессии на разработку нефти.

Сталин объяснил американскому послу интерес к иранской нефти:

– Вы не понимаете нашу ситуацию. Главный источник нашей нефти – месторождения в Баку. Они близки к границе с Ираном, и они очень уязвимы. Берия и другие говорят мне, что вредители – один человек с коробком спичек – могут принести нам серьезный ущерб. Мы не можем рисковать поставками нефти…

Вождь говорил о потребности Советского Союза в получении большей доли в эксплуатации мировых нефтяных ресурсов. Зачем же Англия и Соединенные Штаты препятствуют России в поиске нефтяных концессий?..

– Я вполне понимаю желание Советского Союза получать нефть из Ирана, – говорил американский посол в Москве. – Об этом вполне можно было договориться, не прибегая к аргументации силой, то есть соглашением, заключенным после вывода советских войск из Ирана. Соединенные Штаты вовсе не возражают против стремления СССР обеспечить свою безопасность. Противоречия возникают только в связи с теми методами, которые при этом употребляются с советской стороны…

Соединенные Штаты принялись уговаривать Сталина исполнить свое обещание и уйти из Ирана. Вашингтон не собирался воевать из-за иранской нефти. Но и не понадобилось. Обещание Гарри Трумэна поддержать вместе с Англией жалобу Ирана в Совете Безопасности ООН подействовало на Сталина, чувствительного к настроениям мирового общественного мнения: 24 апреля 1946 года войска были выведены.

Казалось, это лишь досадный эпизод. Посол Гарриман пришел к Молотову в примирительном настроении.

– Конечно, разногласия есть, – рассуждал посол, – но при добром желании всех сторон и при наличии подходящей атмосферы через всякие противоречия можно перекинуть мост. Советская сторона в последние месяцы была уж слишком подозрительной и недоверчивой. Я прекрасно понимаю исторические корни этих чувств, но все-таки советским людям следует проявить немножко больше доверия к союзникам по великой войне… Советская сторона часто просто отвечает «нет» и ставит точку. Такое отношение обижает американцев, создает почву для всякого рода нездоровых подозрений, страхов и опасений о целях и стремлениях Советского Союза. К чему это? Нельзя ли почаще консультироваться? Нельзя ли давать более подробные ответы на дружеские дипломатические запросы?..

Молотов ответил в своем стиле:

– Я прекрасно понимаю важность психологического фактора в отношениях между странами, но и тут должен спросить, все ли в этом отношении безупречно со стороны наших партнеров?.. Если уж говорить с той откровенностью, которую допускает наше с ним старое знакомство, то – да простит меня Гарриман! – советским людям кажется, что как раз американцы в последнее время несколько зазнались и не дают себе труда даже скрывать это…

После Корделла Халла в ноябре 1944 года государственным секретарем Соединенных Штатов стал Эдвард Стеттиниус. Но он провел на этом посту несколько месяцев и в июне следующего года ушел. 3 июля 1945 года президент Трумэн поручил внешнюю политику своему старому знакомому и опытному человеку Джеймсу Фрэнсису Бирнсу, в прошлом конгрессмену, сенатору и члену Верховного суда.

28 апреля 1946 года государственный секретарь Бирнс пригласил Молотова на обед в парижской гостинице «Мерис». Нарком выразил недовольство недружественной позицией американцев в отношении иранских дел.

«Молотов, – отмечено в записи беседы, – говорит, что в последнее время действия Правительства США были направлены против СССР и способствовали созданию атмосферы недоверия вокруг СССР и развертыванию международной кампании, враждебной СССР…

Взять хотя бы пример с Ираном. Правительство США не пожелало отложить обсуждение иранского вопроса на две недели, как об этом просило Советское Правительство. Позже Правительство США настаивало на оставлении иранского вопроса в Совете Безопасности вопреки просьбам СССР и Ирана…

Бирнс говорит, что ссылки Советского Правительства на то, что Иран может представлять опасность для СССР, неосновательны. Что касается иранской нефти, то еще во время Крымской конференции Стеттиниус и Иден заявили об отсутствии у США и Англии возражений против получения Советским Союзом нефтяных концессий в Иране. Следовательно, оставление Советским Союзом войск в Иране было вызвано стремлением Советского Правительства добиться от Иранского Правительства принятия советских требований… Это создало у мирового общественного мнения впечатление, что СССР стремится в Иране к экспансии так же, как он это делает в Европе…»