Текст книги "Нашествие"
Автор книги: Леонид Леонов
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Можно к вам, Демидьевна?.. Не задремала?
Д е м и д ь е в н а. Не может. (С глухой мужицкой лаской.) Спи ты, касатка. Спи ты, яблонька моя полевая. Спи...
Т а л а н о в. Вот тебе лекарство, Федор. Оно на человечьей крови замешано.
Ф е д о р (почти спокойно). Кто же это?
Т а л а н о в. Ты видал ее у нас. Смешную Аниску помнишь? Она. Ей пятнадцать. Их было много... рыжих, беспощадных. Твоя мать нашла ее уже на дровах, в сарае. Всю в занозах.
Д е м и д ь е в н а. Была смешная, да и ни смешиночки в ей не осталося.
А н и с к а (высвободив голову и каким-то дрожким, пылающим голосом). Ска-азку давай... баушка. Где ты, где?
Д е м и д ь е в н а. Тут я, тут, яблонька. (Напевно и меланхолично.) И вот, махонька моя, лишь успел он вымолвить свое прошение, глянь – идут к нему полем четыре великих мастера. За руки держутся, голова в облаках. Один в сером, другой в полосатом пальте, в белом третей, а четвертый в черном. Ветер, дождь, мороз-воевода...
А н и с к а (с проблеском сознанья). А в черном-то кто же... баушка?
Д е м и д ь е в н а. А в черном пальте – солнышко. В черном-то, чтоб ему ненароком не спалить чего. Оно куда и полюбовно глянет, а там огонь бурлит.
Аниска заулыбалась, довольная, поднялась на локте. Демидьевна откидывает
со лба ее волосы.
И пошла меж их дружная работа. Ветер пыхтит – дорожки подметает, дожжик рощу моет, а солнышко радугу над воротами меелким гвоздичком приколачивает...
Ф е д о р (грубовато, тронув Демидьевну за плечо). А ну, пусти меня посидеть близ нее, нянька.
Демидьевна смотрит на Таланова, тот разрешительно кивает.
Т а л а н о в (вполголоса). Приподними ее немножко.
Д е м и д ь е в н а. Подымайся, звездочка. Ты его не бойсь. Это сынок хозяйский, Федор Иваныч. Он тебе пряничек преподнесет.
Безотрывно, опершись локтем в колено, Федор смотрит в горящие глаза
Аниски.
Ф е д о р. Есть у ней кто-нибудь из родни-то?
Д е м и д ь е в н а. Были. Были у ей и браты, соколиной рати. Один-то убит, в десантной части. А другой и пононче бессонно бьется. Танкист он подмосковный. Одна я у ей тута. А и самоё – утресь завязало в узелок, и развязаться не могу...
Ф е д о р (в самые глаза). Здравствуй, Аниска.
В лице Аниски родится ужас.
А н и с к а. Ой, беги, беги... они тебя за шею повесят, беги-и!
Она бессильно отваливается к стене. Федор поднимается, разминаясь.
Ф е д о р. Хватит мне, пожалуй. Уж больно жжет...
Д е м и д ь е в н а (Таланову). Спиночку-то еиную не показать ему? Спиночка-то вся сургучом закапана. (Решительно Аниске.) Сыми, давай, рубашечку-то, чернавушка. Пускай Федор Иванович посмотрит. Он из путешествия воротился, еще не знает...
И вот начала было приподымать розовую, с прошивками, Ольгину сорочку, но
Таланов остановил ее, а Федор уже отошел.
Т а л а н о в (поверх уже задернутой занавески). Лекарство пора, Демидьевна... Вот и все, Федор. Ну, спать нам тебя положить негде, а уж ночь во дворе...
Ф е д о р (смотря на свой портрет). Слушай... у тебя здесь никого нет?
Т а л а н о в. За дверью – Фаюнин, а здесь – нет. А что?
Ф е д о р. Поцелуй меня, отец. В лоб. Вперед и за все разом поцелуй... Можешь?
Таланов криво усмехнулся на непонятную просьбу сына. Вернулась на цыпочках О л ь г а. И вдруг оказывается, сами того не замечая, все смотрят на один и тот же предмет: тазик с ярко-красными бинтами после перевязки. Ольга делает прерывистое движение убрать таз, и это выдает тайну. Сдержанное лукавство проступает в лице Федора. Зайдя сбоку, он сильным и неожиданным движением сдвигает ширму гармоникой. Там стоит
Колесников.
Э, да у вас тут совсем лазарет. Комплект!.. Ну, как, приятно стоять за ширмой?
О л ь г а. Понимаешь, он случайно вывихнул руку, и вот...
Ф е д о р (насмешливо). Не вижу смысла скрывать... что к врачу на прием зашел такой знаменитый человек. (В лицо.) А за вас большой приз назначили, гражданин Колесников.
К о л е с н и к о в. Мне это известно, гражданин Таланов.
Ф е д о р. И все-таки за тебя – мало. Я бы вдесятеро дал. (Четко и не без вызова.) Вникни, старик, в мои душевные переливы. Сейчас я пойду из этого дома вон. Пока не выгнали. Никаких поручений мне не дашь?.. Могу что-нибудь твоим передать, а?
К о л е с н и к о в. Да видишь-ли... нечего мне передавать. Да и некому.
Ф е д о р. Та-ак, понятно. Как говорится в романах: и он удалился, низко опустив голову. Зря зашел, наследил только. (Наклоняясь к ногам.) Вы чего тут наделали в благородном семействе? Пошли вон!
И действительно, создается впечатление, что это устыженные ноги торопятся вынести его из дома. Все тревожно провожают его взглядом: какую решимость
уносит он под этим шутовством? Ольга, не выдержав, рванулась вслед.
О л ь г а (вдогонку). Большие деньги можешь заработать одним ударом! (И сразу ослабев.) Он все любовь переживает, шут гороховый.
Он обернулся на эту пощечину. Высоко приподняв одну бровь, он обводит всех почти смеющимися глазами. Потом резкий поворот, рывок в дверь, что то
упало на кухне, – и молчание.
(Презрительно.) Любовь переживает...
Т а л а н о в. Это ты зря сделала, Ольга. Теперь, я боюсь, вам придется быстро уходить отсюда, Андрей Петрович.
Колесников двигается к выходу. На пороге его останавливает А н н а
Н и к о л а е в н а.
Выпусти Андрея Петровича.
А н н а Н и к о л а е в н а (шепотом). Нельзя. Во дворе какой-то человек стоит. В шляпенке. Мычит и весь дрожит при этом.
Т а л а н о в. Может, больной ко мне?
А н н а Н и к о л а е в н а. Какие же теперь больные! Не думаю.
О л ь г а. Как же Федор-то ушел в таком случае?
А н н а Н и к о л а е в н а. Значит, не Федор ему нужен.
Двустворчатая дверь торжественно открывается. В одной жилетке, с приятностью в лице, в упоении от достигнутого могущества, входит Ф а ю н и н. Сзади, с подносом, на котором позванивают налитые бокалы, семенит К о к о р ы ш к и н. Шустренькая мелодия сопровождает это
парадное шествие.
Ф а ю н и н. Виноват. Хотел начерно новосельишко справить... Да у вас гости, оказывается?
Выхода нет. Точно в воду бросаясь, Анна Николаевна делает шаг вперед.
А н н а Н и к о л а е в н а (про Колесникова). Гости и радость, Николай Сергеевич. Только что сын к нам воротился.
Т а л а н о в. Через фронт пробирался. И, как видите, пулей его оттуда проводили.
О л ь г а. Знакомьтесь. Федор Таланов. А это градоправитель наш, Фаюнин.
Церемонный поклон, Кокорышкин подслеповато и безучастно смотрит в сторону.
К о л е с н и к о в. Простите, не могу подать вам руки.
Ф а ю н и н. Много и еще издалека наслышан о вас. Присоединяйтесь!
Все разбирают бокалы. У Кокорышкина дрожат руки, стекло позванивает.
Возьми и себе бокалишко да поздравь с возвращением молодого человека, муха.
Не спеша Кокорышкин ставит поднос на стол, выбирает бокал пополнее.
К о к о р ы ш к и н. Добро пожаловать... Федор Иваныч!
Все смущены. Кажется, Кокорышкин и сам понял свою оговорку – завертелся,
заюлил. И, может быть, это только танец его сокровенного ликованья.
О л ь г а. Забудьте вы эти слова, Семен Ильич. Попадете вы в историю!
Все смеются над смущением Кокорышкина.
Ф а ю н и н. Он теперь и наяву бредит: тайну бы раскрыть... (Поднимая бокал.) Ну, будем радехоньки!
Действие третье
Та же, что и вначале, комната Таланова, теперь улучшенная и дополненная во вкусе нового жильца: ковры, пальма, аристон, солидная мебель, вернувшаяся по мановению старинного ее владельца. Длинный, уже накрытый стол пересекает сцену по диагонали. К нему приставлены стулья – много, по числу ожидаемых гостей. На переднем плане высокое, спинкой к рампе, кресло для Виббеля. Кривой и волосатый о ф и ц и а н т, весь в белом, завершает приготовления к новоселью. Сам Ф а ю н и н, в золотых очках и дымя сигарой в отставленной руке, подписывает у столика бумаги, подаваемые К о к о р ы ш к и н ы м. Тот уже побрит, приодет, в воротничке, как у Фаюнина, даже как будто немножко поправился. День клонится к вечеру. На месте Фединой фотографии висит меньшего размера портрет человека с крохотными усиками и как бы мокрой прядью через лоб. Разговаривая, все
часто на него поглядывают.
К о к о р ы ш к и н. И еще одну, Николай Сергеич.
Ф а ю н и н. Что-то мне, братец, голову от твоих бумаг заломило.
К о к о р ы ш к и н. Государственное дело только с непривычки утомляет. А как обмахаешься, так и ничего. (Подавая следующую.) О сокрытии от германских властей пригодного для них имущества. Не беспокойтесь, сам Шпурре составлял-с!
Фаюнин подписывает.
И последнюю, Николай Сергеич. (Злорадствуя чему-то.) При мне господин Федотов, начальник полиции, от Шпурре выходили. Утирали платком красное лицо. Видимо, получивши личное внушение. От собственной, господина Шпурре, руки... Плохо Андрея ловит-с! (Подавая бумагу.) О расстреле за укрытие лиц партизанской принадлежности.
Ф а ю н и н (беря бумагу). Что с облавой?
К о к о р ы ш к и н. Осьмнадцать душ с половиной. Один – мальчишечка. Из них, полагают, двое соприкосновенны шайке помянутого Андрея.
Ф а ю н и н. Эх, его бы самого хоть пальчиком коснуться.
К о к о р ы ш к и н (тихо и внятно). Это можно-с, Николай Сергеич.
Выронив бумагу на колени, Фаюнин уставился в него поверх очков. Кокорышкин
многозначительно косится на официанта.
Ф а ю н и н. Слетай, ангелок, проведай там телятину. Не готова ли!
О ф и ц и а н т уносится на талановскую половину.
К о к о р ы ш к и н. Есть у меня один приятель... да дорого просит.
Ф а ю н и н. Ну!
К о к о р ы ш к и н. Смеяться станете!.. Имея довоенный еще позыв к политической деятельности, а также стремление искать и находить... Словом, поскольку господина Федотова теперь турнут за непригодность.
Ф а ю н и н (сообразив). В начальники метит твой приятель? Да он в своем уме? Это же к самому дракону в пасть лезть. Его сам Виббель трясется. Да ты сам-то видал Шпурре хоть раз?
К о к о р ы ш к и н (благоговейно вдыхая воздух). Уму непостижимо. Сила!
Ф а ю н и н. Деньги же дают, муха.
К о к о р ы ш к и н. Я с ним и так и сяк, – отказывается. Деньги, говорит, есть условный знак мирного времени. Теперь ничего на них не укупишь, а после взятия Москвы другие выпустят.
Ф а ю н и н. Еще когда выпустят-то! За Москвой-то еще Волга. А за ней Урал лежит в шубе снеговой. А еще дале – Сибирь, с речищами, с лесищами. А уж позади ее и невесть что! Только сполохи шатаются... Россия – это, брат, такой пирог, что чем боле его ешь, тем боле остается!
Кокорышкин пожал плечами: дескать, мое дело сторона.
Ты выуди адресок-то, да и обмани.
К о к о р ы ш к и н. Эх, Николай Сергеич! Нонче еще три солдатика задобропожаловали. Может, и сейчас заготовка на завтра идет. А ведь за это с градского головы взыщут... Скажут: все сигары курили-с?
Фаюнин суеверно откладывает сигару.
Повременим – может, и дешевше подвернется.
Он складывает бумаги в портфель: Фаюнин сердится. В сопровождении о ф и ц и а н т а, осунувшаяся и строгая, в зловещем черном платье,
Д е м и д ь е в н а вносит блюдо с телятиной.
Д е м и д ь е в н а (почти величаво). Куды падаль-то ставить, коршуны?
К о к о р ы ш к и н. Не задевай. Зачем, зачем торопишься? Час настанет, сама помрешь.
Д е м и д ь е в н а. Эх, недоглядела я тебя, Семен Ильич.
К о к о р ы ш к и н. Еще придешь ко мне в стряпухи наниматься. И прогоню... и прогоню!..
Ф а ю н и н (шикнув на Кокорышкина). Сюда, на серединку, ставь, старушечка. Ой, хорошо ли ужарилась-то? (Отрезав кусок.) Ну-ка, пожуй, не жестка ли?
Д е м и д ь е в н а. По моим зубам и каша тверда.
Ф а ю н и н. А все равно пожуй, старушечка.
Усмехнувшись на его опасения, Демидьевна ест мясо. Тогда, осмелев, и
Фаюнин лакомится куском поменьше.
Ай-ай, ровно бы горчит маненько, а?.. Пригаринка, видно. А не смейся. Видала на стенках-то? Уж ищут одного такого, Андрейкой звать. (Подмигнув.) Вот бы тебе хватануть капиталец, на черный-то день, а?
Д е м и д ь е в н а. Куды мне! Капиталу в могилу не возьмешь. Кабы еще продуктами выдавали.
Ф а ю н и н. Можно, можно и продуктами.
Д е м и д ь е в н а. Еще смотря, какие продукты. Сухие аль в консервах?
Ф а ю н и н. По желанию. Мыло да крупка хоть век пролежат.
К о к о р ы ш к и н. В Египте мумию нашли. При ей пшено и кусок мыла. Как вчера положено!
Д е м и д ь е в н а. А как уладимся-то, змей? По чистому весу, с нагиша, станешь платить аль с одежей? А ну-к, у ево бомбы в карманах? Ведь поди чугунные?
Деликатно отвернувшись, Кокорышкин беззвучно смеется. Плечики его
вздрагивают. Официант вторит ему, прикрываясь салфеткой.
Ф а ю н и н. Не омрачай мне праздника, старушечка. Именинник я. Уйди, уйди от греха. (Оглянулся.)
Официант усердно перетирает бутылки. Медленная и прямая, Д е м и д ь е в н а уходит, бросив на прощание: "Чушки!" Фаюнин толкает в
бок Кокорышкина.
К о к о р ы ш к и н. Уж дайте досмеяться, Николай Сергеич. Хуже нет, когда недосмеюсь!
Ф а ю н и н. Полно, рассержусь, полно.
К о к о р ы ш к и н. Ну, чево, чево вам от меня? Ей-богу, Мосальский дороже даст. Только мигнуть.
Ф а ю н и н. Человек-то он верный, приятель твой?
К о к о р ы ш к и н. Господи! (Вкладывая всю душу.) Он является сыном бедного околоточного надзирателя. Пятен в прошлом не имел. И даже наоборот, судился за растрату канцелярских средств. Сто сорок два рубля-с.
Ф а ю н и н. Больше-то, – аль рука дрогнула?
К о к о р ы ш к и н. Больше не доверили, Николай Сергеич.
Ф а ю н и н. Ты?
К о к о р ы ш к и н. Я-с!
Оба смеются.
Ф а ю н и н. Ну, показывай товар лицом, а то гости собираться станут.
К о к о р ы ш к и н. Увольте, сам тыщу лет ждал. Вся душа перегорела.
Ф а ю н и н. Хоть за ниточку-то дай подержаться. Может, ты только завлекаешь меня!
К о к о р ы ш к и н. Разве уж ниточку!..
Косясь на дверь к Талановым, он шепчет только: "Ольга Ивановна!" – и
отскакивает. Фаюнин раздумчиво мычит.
Ф а ю н и н. Сам-то он далеко отсюда находится?
К о к о р ы ш к и н. Небыстрой ходьбы... минут двадцать семь.
Ф а ю н и н. А не сбежит он у тебя?
К о к о р ы ш к и н. Я враз, как прознал, шляпу одну во дворе поставил. Сам не пойдет, чтоб своих не выдать... Все одно как на текущем счету лежит.
Ф а ю н и н. Ну, муха, быть тебе слоном. Бумаги отнесешь, надушись... и покрепче надушись... Пахнешь ты нехорошо! И приходи. Я тебя на Шпурре выпущу, а уж ты сам яви ему свое усердие.
С дороги Кокорышкин оглядывается, опасаясь за врученную тайну: "Не спугните, Николай Сергеич!" И верно, оставшись один, Фаюнин сразу оказывается у талановской двери. Он дважды собирается постучать туда, но еще прежде на стекле появляется силуэт Таланова и раздается стук. Отскочив
в противоположный угол, Фаюнин сурово вертит ручку телефона.
Комендатуру. Фаюнин. Подожду.
Повторный стук.
Войдите.
Это Т а л а н о в. Он очень теряется в своей новой роли просителя.
Ай-ай, а супругу-то на кухне забыл, просвещенный человек!
Т а л а н о в. Я не в гости, я по делу, Николай Сергеич!
Ф а ю н и н (суше). Личному?
Т а л а н о в. Не совсем.
Ф а ю н и н. Присядьте пока. (В трубку.) Не освободилась еще? Подожду. (Раздумчиво, глядя на стол.) Четверть века зажмурясь жил в надежде: проснусь... и всё позади. Отшумело, как дождь ночной. И солнышко. И яблонька в окошко просится. И раскрылись очи, и, эва, яства райские стоят, а на душе – ровно на собственные поминки попал. Как эта болезнь прозывается, доктор?
Т а л а н о в. Предчувствие, Николай Сергеич.
Ф а ю н и н. Предчувствие?.. (В трубку.) Спасибо, деточка. Битте, мне фирте нуммер нужен. Данке*. (Почтительно.) Это помощник господина Шпурре? Фаюнин беспокоит. Да опять насчет новоселья-с. Обещались. Что?.. Плохо слышно, что? (Он трясет и дует в трубку.) Комендант тоже обещались... в целях поддержания авторитета градского головы. Да, кое-кто уже собирается. Что?.. Не слышу, не слышу, что? (Таланову.) Визг какой-то. И кричит-то как, послушайте-ка!
Т а л а н о в (склоняясь ухом к трубке). Это женщина кричит.
Ф а ю н и н. Допрашивают... Ай-ай, и голос знакомый будто. (Озабоченно.) Ваша-то Ольга Иванна дома ли?
Т а л а н о в (вздрогнув). Была дома... А что?
Ф а ю н и н. Ну и слава богу. (Бережно повесив трубку.) Не будем мешать им. Вот я и готов, Иван Тихонович.
_______________
* Пожалуйста, мне нужен четвертый номер. Спасибо.
Таланов собирается с силами. Фаюнин слушает, откинувшись к спинке, прикрыв
глаза и играя цепкой часов.
Т а л а н о в. Я пришел выразить свою глубокую обиду.
Ф а ю н и н. Чем именно?
Т а л а н о в. Вам известно, что ко мне вернулся сын. Временно он живет у меня. Вчера он собрался в баню с дороги...
Ф а ю н и н. С прострелянной-то рукой? Ай-ай, не бережется наша молодежь... Виноват, слушаю, слушаю!
Т а л а н о в (решаясь после промаха идти напролом). И тогда оказалось, что к моим дверям приставлена какая-то гнусная фигура... в шляпенке да еще с обмороженными ушами.
Фаюнин приоткрыл один глаз, глянул, словно клювом ударил, и снова замер. И
только засуетившиеся пальцы обнаружили его волнение.
Ясно, Федору стало противно... и он вернулся домой. (Горячо и убежденно.) Слушайте, Фаюнин. Мне шестьдесят. Меня никто никогда не трогал. И я прошу господ завоевателей оставить мою семью в покое и теперь!
Он даже стукнул ладонью по столу, Фаюнин ловит его руку.
Ф а ю н и н. Да успокойтесь вы, Иван Тихонович. Голубчик, придите в себя, успокойтесь. Господи, да кто же вас обидеть собирается! Людей-то ведь нету... я да Кокорышкин на весь город. Ведь вы, к примеру, не согласитесь у чужих ворот постоять... ведь нет? Ну, вот! Вот и берут всякую шваль. (Возмущенно.) Да еще с обмороженными ушами... ай-ай-ай! И вид из окна портит, да еще и заразу занесет. Скажу, непременно скажу... чтоб сменили!
Часы-кукушка в соседней комнате глухо кричат шесть раз. Окончательно
смерклось.
Не идут гости-то. Вот вам и точность немецкая.
Фаюнин намеренно молчит, а Таланов все не уходит. Его мучит подозрение,
что Фаюнину что-то известно.
Кстати, как вы решили насчет того письмеца?
Т а л а н о в. Это какого письмеца?
Ф а ю н и н. Написали бы, говорю, а дочка ваша, Ольга Ивановна, и отнесла бы, поскольку она и теперь с ним видается. С Андреем-то!.. А вот и гости сползаются...
Просочился откуда-то в щель длинный, со стоячими волосами и в слежавшемся сюртуке г о с п о д и н а р т и с т и ч е с к и х м а н е р и л о ш а д и н о й в н е ш н о с т и. Он поклонился в пространство и сел, сложившись в коленях. Впорхнули – т о л с т я ч о к с у н и в е р с и т е т с к и м з н а ч к о м на толстовке под руку с в о с т р у ш е ч к о й в м е л к и х бантиках. Они задержались у столика, а когда отошли, оказалось, что там уже обмахивается веером с т а р у ш к а в б а л ь н о м п л а т ь е, под которым видны подшитые валенки. Г о с т и двоятся и троятся, как шарики под чашкой фокусника, переставляемой с места на место. И между всеми уже носится с одухотворенным лицом, теперь даже шикарный К о к о р ы ш к и н. Таланов
кланяется. Фаюнин провожает его.
А Федору Ивановичу я и пропуск выхлопочу. Пускай хоть ночью в баню ходит... (Заслышав оживление в прихожей и заглянув туда.) Я это ему, пожалуй, и сам скажу. (Уходя с Талановым.) Принимай гостей, Семен Ильич!
Кокорышкин включает свет. Теперь видны и г о с т и второго плана, уже плакатные, с ограниченными маникенными движениями. Нерусская речь из
прихожей. Кокорышкин выглянул и даже будто уменьшился в размерах.
К о к о р ы ш к и н (молитвенно). Внимание, господа. Шпурре!
Все взоры обращены к двери. Быстро входит М о с а л ь с к и й.
М о с а л ь с к и й (конфиденциально). Господа... я должен предупредить друзей, что Вальтер Вальтерович является сюда сразу после работы. Вальтер Вальтерович не спал ночь. И потому лучше не раздражать его... громкой русской речью...
Тишина испуга. Кое-кто попятился к дверям.
Нет, зачем же... вы разговаривайте, общайтесь. Вальтер Вальтерович сам любит повеселиться.
Все затаили дыханье. Мелким шажком, точно его катят на колесиках, появляется плотный, кубического сложения ч е л о в е к с ж е л т о в а т ы м л и ц о м, в штатском, фиолетовых тонов и в обтяжку, костюме. Шея поворачивается у него лишь вместе с туловищем. На пиджаке, под сердцем, железный крест первой степени. Он останавливается и глядит. Кокорышкин приближается, делая изящные движения кистями рук, точно плывет.
К о к о р ы ш к и н (просветленно). Добро пожаловать, добро пожа...
Это производит впечатление выстрела из пушки в упор. Вострушка ахнула. Середина сцены опустела. Рыжая щетка усов у Шпурре становится перпендикулярно к губе. Лицо меняет цвет. Он испускает странный свистящий
звук. Помертвевший Кокорышкин пятится назад.
Извиняюсь, нет, нет...
Ш п у р р е (шагнув на него, как в пустоту). Ah, Himmelarsch!*
_______________
* Солдатское ругательство.
Кокорышкин жмется к столу, падают позади него бутылки. В его лице закаменелое выражение какого-то смертельного восхищения. Шпурре запускает
ему ладонь за стоячий воротничок. Суматоха.
Колесникофф?
Он, как перышко, поворачивает Кокорышкина спиной к двери и ведет его вытянутой рукой. Они уходят ритмично, как в танце, нога в ногу и глаза в глаза. Кокорышкин не сопротивляется, он только очень боится наступить на ногу Шпурре. Процентов на тридцать пять он уже умер. При выходе его, как дитя, перенимает рослый д и н с т ф е л ь д ф е б е л ь. Затем карьера Семена Ильича идет много быстрее. Откуда-то сквозь стену доносится его сдавленный и, скорее всего, удивленный вопль: "Николай Сергеевич!" И все стихает. Самый выстрел похож на то, будто кто-то гулко кашлянул на улице. В ту же минуту, покусывая усы, возвращается Ф а ю н и н. Он с первого
взгляда понимает все.
Ф а ю н и н (поискав глазами). Тут у меня старичок был такой. Где же он?
Г о с т ь-л о ш а д ь (в октаву). Прекратился старичок.
М о с а л ь с к и й (нервно поламывая пальцы). Пустили бы какую-нибудь музыку, господа.
Кто-то запускает аристон. Погромыхивая на стертых валах, звучит
полька-пиччикато. Ш п у р р е вернулся.
Ш п у р р е. Уфф! (И, странно, из него выходил дым при этом.) Он... пошел... домой. (С юмором.) Немножко!
М о с а л ь с к и й (тихо). Das war eine alte russishe Redensart*.
_______________
* Это было старинное русское выражение.
Мгновение Шпурре быковато молчит, потом разражается громовым смехом. Тогда уже и все начинают подсмеиваться над блистательной неудачей Кокорышкина.
Ш п у р р е (хохоча). Redensart? Ha, Trottel!*
_______________
* Выражение? Ха, идиот!
Входят т р и н е м е ц к и х о ф и ц е р а. Фаюнин аплодирует, гости следуют его примеру. На губах переднего офицера родится язвительная
усмешка.
П е р в ы й о ф и ц е р. Das ist ja das reinste Paradies*.
В т о р о й о ф и ц е р. So fern's, im Paradies Bordelle gibt**.
Т р е т и й о ф и ц е р (явно под хмельком). Aber, es scheint, wir sind in die Abteilung fur Pferde geraten***.
_______________
* Да это просто рай!
** Если только в раю имеются бордели.
*** Но, видимо, мы попали в лошадиное отделение.
Они залпом и металлически смеются. Шпурре скосил глаза.
Ш п у р р е (ворчливо). Hier hangt das Bild des Fuhrers, meine Herren!*
_______________
* Здесь висит портрет фюрера, господа!
Струхнув, офицеры отходят в сторону. Их привлекает вострушка в бантиках, к
неудовольствию толстячка. Мосальский жестом подзывает Фаюнина.
М о с а л ь с к и й. Тебе лично известен весь этот зверинец?
Ф а ю н и н. Помилуйте, Александр Митрофанович. Промышленность, адвокатура-с! Даже бас имеется, только прославиться не успел.
М о с а л ь с к и й. Отвечаешь за благополучие вечера. Шампанское в доме найдется?
Ф а ю н и н. На столе-с. Победы ждут, извиняюсь, али приезжает кто?
М о с а л ь с к и й. Я скажу. Комендант будет через четверть часа. Приглашай к столу.
Ф а ю н и н. Прошу дорогих гостей закусить, чем бог послал.
Орава движется к столу. Влево от кресла, предназначенного для Виббеля, садится Шпурре. Пространство вокруг него знаменательно пусто. Мосальский кладет перед ним часы и стучит ножом о бокал, требуя внимания. Это приходится повторить, так как один офицер через стол рассказывает другому анекдот: "Ach, ubrigens... Kennen Sie schon den neuen Witz? Also, zu einem
Madchen kommt ein Jude..."*. Тот уже хохочет.
_______________
* Кстати, знаете новый анекдот? К одной девушке приходит еврей...
М о с а л ь с к и й. Хозяин просит налить бокалы.
В тишине булькает разливаемое вино.
Господин комендант, который уже вышел сюда, поручил мне сказать эту речь. Времени нет, господа, я буду краток. (Шпурре.) Можно говорить по-русски?
Тот монументально кивает головой.
Сейчас, господа, когда мы так приятно сидим у радушного хозяина, пишется последний абзац исторической справедливости. Германская раса, как в бутылку запертая славянами в старой тесной Европе, вышибла пробку и стремительно потекла на восток, неся новый порядок и повелевающую волю. В эту минуту мы ожидаем телефонных сообщений колоссального значения.
Ш п у р р е. Zeit*. (Среди тишины он по прямой идет к телефону и выжидательно кладет руку на рычаг.)
М о с а л ь с к и й (звеняще). Ржавый замок, тысячу лет провисевший на воротах Востока, взломан. Господа... сейчас взята Москва!
_______________
* Здесь в значении: пора!
Фаюнин украдкой крестится. Артист-лошадь вытирает лоб громадным носовым платком. Стоя, все берутся за бокалы. Телефонный звонок. Шпурре срывает
трубку.
Ш п у р р е. Hier Hauptmann Spurre. Wer dort? (И вдруг, почти наваливаясь на аппарат.) Ermordet... wen? Uff!! Wer noch? Lorenz, Pfau, Mulle... Ja!*
_______________
* У телефона капитан Шпурре. Кто говорит? Убит... кто? Уфф! Кто
еще? Лоренц, Пфау, Мюлле... Да!
Откинув стулья, офицеры обступают Шпурре.
Ф а ю н и н (подталкивая Масальского). Что, что там? Эх, спросить бы его, стоят ли еще московские-то соборы?
М о с а л ь с к и й (переводя междометия Шпурре). Тихо!.. Виббель убит. И с ним трое, из штаба. По дороге сюда.
Фаюнин схватился за голову.
Ш п у р р е. Wer ist der Tater? (Яростно.) Antworten sie auf meine Fragen und stottern sich doch nicht so, Waschlappen. Einer? Jawohl!.. Ha, sechs Schusse!*
М о с а л ь с к и й (для Фаюнина). Стрелял один. Шесть выстрелов... К черту руку!
_______________
* Кто убийца? Отвечать на вопросы и не заикаться, тряпка! Один?
Конечно. Ха, шесть выстрелов!
Фаюнин отдергивает руку от его локтя. Тем временем артист-лошадь под шумок
подносит бокал к губам. Мосальский с силой ударяет его по руке.
За что пьешь, скотина?
А р т и с т-л о ш а д ь (оскорбленно). Как вас понимать... в переносном смысле или буквально?
М о с а л ь с к и й (сквозь зубы). Буквально. Понимать.
А р т и с т-л о ш а д ь (стряхивая брызги с сюртука). Ну, тогда другое дело.
Шпурре шипит на них. Вид его страшен, воротник ему тесен. Гостей сразу становится вдвое меньше. Они растушевываются так же незаметно, как и
появились.
Ш п у р р е. Haben sie ihn geschnappt? So richtig. Ich bleibe hier. Bringen sie ihn her!* (Он вешает трубку и валится на случайный стул, одиноко стоящий посреди.)
_______________
* Схватили его? Хорошо. Я остаюсь здесь. Доставить его сюда!
Офицеры уже стоя и пальцами подкрепляют силы у стола.
Raus mit der Bande da!*
М о с а л ь с к и й (гостям, толпящимся у двери). Здесь будет происходить допрос, милорды. Продолжение увидите на площади. Покойной ночи, господа. (Он сам выпроваживает гостей.)
_______________
* Вон эту сволочь!
Шпурре недвижен. Кого-то ударили в прихожей. И тогда, не подозревая о случившемся, являются запоздавшие гости: муж и жена Т а л а н о в ы.
Т а л а н о в. Гостей еще принимают, Николай Сергеич?
А н н а Н и к о л а е в н а. Федор придет попозже. Ему делают перевязку.
Фаюнин скользит к ним, прижав палец к губам.
Ф а ю н и н. Слышали, камуфлет какой? Виббеля угрохали. И не пикнул. И с ним еще шестерых. Допрыгались.
А н н а Н и к о л а е в н а. Не может быть... Это ужасно!
Ф а ю н и н. Десять пуль, одна в одну всадил. Наповал.
Т а л а н о в. Кто же это, кто стрелял-то?
Ф а ю н и н. Должно быть, этот... не то Обозников, не то Хомутников. Ай-ай, Виббеля-то как жаль. В Амстердаме и сейчас еще его постановления на стенках висят. И угодил с размаху в русскую окрошку!
Т а л а н о в (берясь за скобку). Нам тогда, пожалуй, лучше...
Ф а ю н и н (преграждая выход). Наоборот, самое интересное начинается... Сейчас его сюда приволокут. (Кивнув на Шпурре, сидящего к ним спиной.) Самому невтерпеж стало взглянуть, что такой за Тележников. Присаживайтесь тихонько в уголок.
Ш п у р р е. Tisch. Papier*.
_______________
* Стол. Бумагу.
Он не меняет позы мешка с мукой, вкось поставленного на стул. К нему приставляют ломберный столик, приносят чернильницу, бумагу, графин с
водой, расставляют стулья для участников предстоящего допроса.
Nehmen sie Platz, meine Herren!*
_______________
* Займите места, господа!
Офицеры, дожевывая, занимают места. Грохот сапог и стук оружия. Деловито
возвращается М о с а л ь с к и й.
М о с а л ь с к и й (Шпурре). Он здесь. Разрешите ввести его?
Тот делает движение указательным пальцем. Склонившись, М о с а л ь с к и й уходит. Солдаты занимают места у выходов. Команда, потом слышен надрывный, уже знакомый кашель. Анна Николаевна тревожно поднимается навстречу звуку, Таланов едва успевает удержать ее. В ту же минуту быстро вводят Ф е д о р а. С непокрытой головой, в пальто, он своеобычно прячет платок в рукаве. Он кажется строже и выше. С каким-то обостренным интересом он оглядывает комнату, в которой провел детство. Конвойный офицер кладет перед Шпурре пистолет Федора и при этом на ухо сообщает дополнительные сведения. Тишина, как перед началом обедни. Шпурре обходит свою жертву, снимает неприметную пушинку с плеча Федора, потом в зловещем молчании
садится на место.
Ш п у р р е (Масальскому). Verhoren Sie ihn!*
М о с а л ь с к и й (со злой и подчеркнутой вежливостью). Встаньте дальше.
Ф е д о р. Не бойтесь. У меня все отобрали.
М о с а л ь с к и й. Встать дальше.
_______________
* Допрашивайте его!
Федор отступает на шаг, зябко потирая руки.
Рекомендую отвечать правду. Так будет короче и менее болезненно. Это вы стреляли в германского коменданта?
Ф е д о р. Прежде всего я прошу убрать отсюда посторонних. Это не театр... с одним актером.
Обернувшись в направлении его взгляда, Мосальский замечает Таланова.
М о с а л ь с к и й. Зачем эти люди здесь?
Ф а ю н и н (привстав). Свидетели-с. Для опознания личности изверга.
М о с а л ь с к и й. Я разрешаю им остаться. Займите место ближе, мадам. Вы тоже... (указывая место Таланову) сюда! (Федору.) Имя и фамилия?
Ф е д о р. Я хочу курить.
Мосальский смотрит на Шпурре. Тот делает разрешительное движение пальцем.
Держа папиросу за табак, Мосальский протягивает ее Федору.
И спичку.
Шпурре усмехнулся. Мосальский подносит спичку. Они смотрят в глаза друг другу. Огонь жжет пальцы, но ненависть еще сильнее. Мосальский