Текст книги "Нашествие"
Автор книги: Леонид Леонов
Жанр:
Драматургия
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)
Ф а ю н и н. Лета наша новая, господи, благослови.
Теперь уже и сквозь прочные каменные стены сюда сочится треск пулеметных
очередей, крики и лязг наползающего железа.
Ныне отпущаеши, владыко, раба своего по глаголу твоему с миром. Яко видеста очи мои...
Его бесстрастное бормотанье заглушается яростным звоном стекла. Снаружи вышибли раму прикладом. В прямоугольнике ночного окна – искаженные ожесточением боя, освещенные сбоку заревом, люди в касках. Сквозь плывущий
дым они заглядывают внутрь.
Это немцы.
Действие второе
Картина первая
И вот беда грозного нашествия застлала небо городка. Та же комната, но что-то безвозвратно ушло из нее, стала тусклой и тесной. Фотографии Федора уже нет, только срамное, в паутине и с гвоздем посреди, пятно зияет на обоях. Сдвинутые вещи, неубранная посуда на столе. Утро. В среднее окно видна снежная улица с тою же, но уже срезанной наполовину колокольней на бугре. Соседнее, высаженное в памятную ночь, забито поверх одеяла планками фанеры. Откуда-то сверху – то усилится, то затихнет – доносится унылое, от безделья мужское пение. О л ь г а, одетая по-зимнему, собралась уходить.
А н н а Н и к о л а е в н а держит дверь за скобку.
О л ь г а. Мама, мне каждая минута дорога... Мама!
А н н а Н и к о л а е в н а. А я не пущу тебя, Ольга, не пущу.
О л ь г а. Пойми, дети могли собраться... Из шестидесяти хоть трое. Что будет с ними?
А н н а Н и к о л а е в н а. Сядь и рассуди: какие же занятия сегодня? И кто, безголовый, пошлет своего ребенка в школу!
Два, один за другим выстрела. Пригнув голову, кто-то суматошливо и
беззвучно пробежал под окном.
Отойди от окна, Ольга.
О л ь г а (переменив место). Некоторые живут при глухих бабках, а те и землетрясенья не услышат, если бы случилось... Я должна, мне нужно пойти. Я деньги за это получаю, мама!
Т а л а н о в (из соседней комнаты). Дай человеку что-нибудь делать, Анна.
А н н а Н и к о л а е в н а. Ты хочешь потерять и дочь? Последнюю, Иван. (Демидьевне, которая вошла из кухни.) Чего они там распелись-то? Точно отпевают кого...
Д е м и д ь е в н а. И верх и флигелек во дворе заняли. Куды ни глянь – солдат торчит. (Доверительно.) Опять нонче четверых немцев нашли заколотых. А сверху записочка на всех общая.
А н н а Н и к о л а е в н а. А в записке что?
Д е м и д ь е в н а. А в записочке надпись, сказывают, – "добро пожаловать". Наро-оду похватали! И у нас на дому синяя бумага висит. Большие деньги сулят, кто докажет. Ищут...
А н н а Н и к о л а е в н а. Кого же ищут-то?
Д е м и д ь е в н а. Кто его знает, Андрея какого-то. А у нас в городу Андреев-то штук тридцать поди наберется.
О л ь г а. Нам это неинтересно, Демидьевна. Мы люди мирные. И вам лучше заниматься своим делом.
Д е м и д ь е в н а. В немки, что ль, записаться? (Обиженно.) Картошка-то у нас на погребе, мимо немца идти. Рази Аниску послать? Она, как ветерок, проскочит.
А н н а Н и к о л а е в н а. Пока не стихнет, никому из квартиры не выходить. Пошли ее сюда, на столе прибрать. (Ольге, после ухода Демидьевны.) Расспроси-ка ее, что в Ломтеве-то делается!
Ольга, не раздеваясь, терпеливо садится на стул. Вошла А н и с к а.
А н и с к а. Меня баушка послала. Что делать-то надо?
А н н а Н и к о л а е в н а. Прибери посуду, девочка, только не побей чего-нибудь.
Пыхтя от важности порученного дела, Аниска приступает к работе.
А вот Ольга говорит, что зря ты из Ломтева убежала.
А н и с к а (рассудительно). Чево зря! Лютовать стали, Анна Миколавна. Избу вытопят, сестры нашей, бабенок, нагонят, распатронят как следовает быть... и пошла карусель. У меня подружка была, на одной парте сидели, Клавушка... Так, нагишом, в ледяную воду и кинулась. (По-бабьи, концом головного платка она коснулась глаз.) Чать, помните озерышко-то наше?
А н н а Н и к о л а е в н а. Помнишь, Оля, ломтевские озерки? Ивы старые кругом... помнишь?
О л ь г а безучастно смотрит в окно.
А н и с к а. Офицер один боле всех зверовал. Белобрысый, ровно дым, а хроменькой. Надругается да еще спину сургучом припечатает. С чего бы это, Анна Миколавнушка? Ведь баба-то, чать, не письмо.
О л ь г а (решительно поднявшись). Ну, мамочка, я пошла. А то мне поздно станет.
А н н а Н и к о л а е в н а. Платок-то порваней надень. Да горбься, горбься на улице-то. Горбатая да убогая кому глянется!
Ольга отворила дверь и тотчас закрыла. Долетел шум ссоры: ворчливый басок
Демидьевны и знакомый тенорок Фаюнина.
О л ь г а (отцу, в соседнюю комнату). Иди, папа. Начинается светлая жизнь. К тебе власть с визитом. Я черным ходом пройду. (Обернувшись.) Не беспокойся, мама... я скоро вернусь. (Ушла.)
Обороняясь от наступающего гостя, появляется Д е м и д ь е в н а. На Ф а ю н и н е летний просторный пиджак со складками от лежанья в заветной укладке. Сапоги, стоячий воротничок и лысина блестят, как натертые воском.
У него вид и повадки дореволюционного филера.
Ф а ю н и н. Не заигрывай, голубушка, старик я. Пусти руки, не заигрывай.
Д е м и д ь е в н а. Не посмотрю, что Лазарь. Вдругорядь уже поглубже закопаем, чтоб не вылезал.
Ф а ю н и н. Ай-ай, дуреха какая. Уйди, не расстраивай меня, уйди.
Т а л а н о в (выходя к Фаюнину). И правда, уйди, Демидьевна.
Косясь и ворча, та отходит в сторону.
Ф а ю н и н. Разве можно такие слова, да на людях, да под горячую руку, да кому?.. Мне! Ай, дуреха. (Всем.) Поздравляю вас, родные мои. Не за горами, не за горами свет.
Все молчат. Он напрасно ждет ответа.
А вы не молчите со мной, родные. Не за платой квартирной, с миром пришел. И пришел к вам один. Мог бы и во множестве нагрянуть, а один пришел. Эва, весь тут.
А н н а Н и к о л а е в н а. Зачем же вы нас пугаете, Фаюнин?
Ф а ю н и н. Чем тебя, хозяюшка, птаха сирая испугать может, чем? Твой дом – полная чаща, а мое гнездо где? Где слава моя, фирма где? Одна газетина парижская писала, что де лён фаюнинский нежней, чем локоны Ланкло Ниноны... Нету! Где птенец мой любимый? В тесной земляной каморке почивает.
Д е м и д ь е в н а. В богадельню, что ли, его, краснорожего? Уж он людей травить зачал.
Ф а ю н и н (круто повернув голову, так что воротничок врезался в шею). Чего-с? У сирой пташки востры зубки прорезались. Как бы ей тебя, старушечка, не укусить!
Т а л а н о в. Ты, Демидьевна, так и не пришила мне вешалки. Принеси в кабинет. Пусть Анна Николаевна займется.
Обе поняли и уходят.
Т а л а н о в. Вы, конечно, по делу ко мне, господин Фаюнин?
Ф а ю н и н. Угадали. Второй день стремлюсь задушевно поговорить с вами, Иван Тихонович. (Аниске, которая подметает пол, намеренно пыля на Фаюнина.) Стань, деточка, в подъезде. Как машина подкатит, упреди. Брысь!
А н и с к а убежала.
Сядем, Иван Тихонович. Старики, а ровно на дуели стоим.
Т а л а н о в. Я слушаю вас.
Они сели.
Ф а ю н и н. Где пешком, где опрометью – светлый день грядет. Уже скоро, шапки снявши у святых ворот Спасских, войдем мы с вами в самый Архангельский собор. И падем на плиты и восплачем, изгнанники рая. (Мельком.) Давно в Кремле-то не бывали?
Т а л а н о в. Давно.
Ф а ю н и н (иронически). Я тоже, все как-то собраться не мог. Сперва, знаете, скитался, потом в одиночестве томился, затем строительством занимался, в горах Акатуя... (Заметив движение Таланова.) Виноват?!
Т а л а н о в. Мне непонятно... чем я вызвал такое доверие ваше.
Ф а ю н и н. Сходность судьбы-с. Милостями от прежних оба мы не отягощены; сынки наши, может, на одних нарах в казенном доме спали. Кроме того... (Он щелкнул крышкой часов и почмокал.) Ай-ай, время-то. Давайте уж пряменько. Домичек этот со всей его начинкой предназначен под комендатуру. Сперва в школу метили, где Ольга Ивановна ваша, да поскольку сгорела дотла, а ремонт нонче, сами знаете... Словом, сейчас сюда прибудут для осмотра адъютант Виббеля, коменданта, и Мосальский-господин. Значит, вас с супругой трянут отсюда на старости лет. Но... (почти на ухо, по-приятельски) бог-то силен! Виббель, по слухам, на тигров охотился, но, подобно Первому Петру, государю, ужасно мышек боится. Вот мы бы его мышками, а?
Т а л а н о в. Вы покороче, я понятливый.
Ф а ю н и н. Слушаю-с. (Деловито.) Утречком опять четверых нашли. Все одним почерком, в бочок, заколоты. И с записочкой... Следовательно, остался в городе один какой-то шутник, Андреем его зовут, Андреем. Кто бы это мог быть, а? Хоть бы фотографию взглянуть, что за Бова такой бесстрашный.
Т а л а н о в. Фотографией не занимаюсь. Андреев знакомых не имею. Все больше Иваны. И сам я тоже Иван.
Ф а ю н и н. Теперь неповинные пострадают. Виббель-то отходчив, да с него Шпурре требует. А Шпурре этот... Известно вам, что такое дьявол? Так вот, господин Шпурре этим самым дьяволом кровь у себя в управлении, как тряпкой, вытирает. Вытрет, выжмет насухо и сушиться на веревочку повесит. Да-с! А уж чего, казалось бы, этому Андрею руками махать. Можайск-то пал, уж в подзорную трубу воробьев на Архангельском соборе видать... (В самые глаза.) Убедили бы вы его при личном свидании, чтоб сокрылся от греха, не мутил бы нашего города!
Т а л а н о в. Это кого же убедить?.. Шпурре, дьявола или самый Архангельский собор?
Ф а ю н и н (почти по-детски). Нет, а этого самого Андрея.
Т а л а н о в. На площадь, что ли, выйти и кричать, пока не услышит?
Ф а ю н и н. Разве так дозовешься!.. А вы черканите ему письмишечко, чтоб пришел по срочному делу. Кокорышкин так полагает, что адресок его вам непременно известен. Вот и повидаетесь.
Он ласково поглаживает рукав Таланова. Тот поднялся, шумно отставив стул.
Т а л а н о в. И опять не туда вы забрели, Фаюнин. В должности этой я никогда еще не состоял.
Ф а ю н и н (тоже встав). Это... в какой должности?
Т а л а н о в. А вот в должности палача. Не справиться мне, силы не те. Тут, знаете, и веревку надо намылить и труп на плече оттащить...
Ф а ю н и н. Жаль, жаль! Боюсь... больно Кокорышкин кругом вьется. С Мосальским снюхается, из зубов кусок вырвут... (С надеждой.) Ведь не к спеху, можно и завтра, а?
С перепуганным видом А н и с к а влетает из прихожей.
Ну, что там?
А н и с к а. Енерал приехал! (Пометавшись, она потом незаметно прячется за портьерку.)
Фаюнин выглянул в окно.
Ф а ю н и н. Хватайтесь за свое счастье, Иван Тихонович. Сам Виббель прикатил. (Он заранее замирает в полупоклоне.)
Входит М о с а л ь с к и й, из эмигрантского поколенья, в русском, видимо отцовском, башлыке и дубленом командирском полушубке. Он пропускает вперед
похрамывающего адъютанта Кунца, белобрысого, как дым.
К у н ц. Achtung!*.
_______________
* Смирно!
Затем, потирая подмерзшие уши, появляется В и б б е л ь, высокий пожилой
офицер в шинели. Фаюнин устремляется навстречу.
Ф а ю н и н (скороговоркой). Рад приветствовать в собственном доме, где познал жизнь и сам родил сына моего, павшего в беззаветном бою с коммунизмом. Фаюнин... градский голова. Фаюнин.
К у н ц. Zuruck!*.
В и б б е л ь (Кунцу, гладко и медленно, точно читает упражнение). Я уже давал приказ моим офицерам говорить в этой стране по-русски. (Полуобернувшись.) Sklave?
М о с а л ь с к и й (переводит на ухо). Раб.
В и б б е л ь. Раб может не знать язык господина, aber** господин объязан знать язык раба.
К у н ц (покраснев и с усилием). Это та-ак трудно, господин майор.
В и б б е л ь (сердясь). Но я сам говорю по-русску. (Указав пальцем на Таланова.) Кто этот?
Ф а ю н и н (самозабвенно). Таланов, знаменитый здешний, извините за выражение, эскулап-с.
Виббель склонил голову к Мосальскому.
М о с а л ь с к и й (на ухо). Arzt!***.
_______________
* Назад!
** Но.
*** Врач!
В и б б е л ь. Пошему молшит?
Ф а ю н и н. Доктор Таланов взволнован честью видеть господина Виббеля.
М о с а л ь с к и й. Тебе приличнее, Фаюнин, называть господина коменданта – господин майор.
В и б б е л ь. Нишево. (Таланову.) Надо говорит, мой дружок.
Ф а ю н и н. Господина Таланова сын известен нам как борец против советской власти.
Т а л а н о в (вспыхнув и со стыдом). Это все неправда... Ложь и неправда.
Ф а ю н и н. От скромности!.. Господина Таланова сын совместно с геройски погибшим сыном моим Гавриилом...
Виббель хмурится.
М о с а л ь с к и й. Когда ты напомнишь это в десятый раз, Фаюнин, мы отправим тебя в долговременную побывку к твоему сыну. (Таланову.) Отвечай. Сколько здесь комнат и выходов?
Т а л а н о в. Когда вы родились, молодой человек, я уже лет десять верно служил моей родине. (Помолчав.) Три и кухня. Выходов два.
М о с а л ь с к и й (опустив глаза). Подвальное помещение у вас имеется?
Таланов отрицательно качнул головой.
Угодно господину майору осмотреть расположение комнат?
Ф а ю н и н (забегая вперед). Здесь, изволите видеть, у них кабинет. Имеется неудобство: как ни кинь, стол приходится против окна. Конечно, если поставить дополнительно часового...
Мосальский останавливает его за плечо.
М о с а л ь с к и й. Останешься здесь, Фаюнин.
Т а л а н о в. Могу я уйти теперь?
Ему не отвечают. Виббель взглянул на Кунца, тот остается.
М о с а л ь с к и й с В и б б е л е м уходят.
Ф а ю н и н (желчно). Уж если вы, Иван Тихонович, сами выгоды своей не понимаете, так мне по крайней мере не мешайте. Они же вам тут кровью все загадят!
Т а л а н о в. Ах, не трогайте вы меня, Фаюнин.
У окна, где стоит Кунц, дрогнула портьера. Кунц с интересом отводит ее в
сторону. Прижавшись к косяку, Аниска в ужасе молчит.
Кунц узнал свою беглянку.
Кунц. Ah? du? mein feiner Kafer!*
_______________
* Ах, это ты, милочка!
Он тянется пальцами к ее подбородку. Аниска с визгом бросается наутек; приговаривая: "Komm mal her? komm mal her? Liebchen"*, К у н ц спешит за нею. В сопровожденье М о с а л ь с к о г о возвращается встревоженный
В и б б е л ь.
_______________
* Поди сюда, поди сюда, красотка!
М о с а л ь с к и й. Кто тут кричал?
Ф а ю н и н (разводя руками). Такая оказия! Мышка скользнула да прямо девчонке под подол...
В и б б е л ь (тихо). Что есть мишка?
М о с а л ь с к и й (на ухо). Maus*.
Ф а ю н и н. Их тут и раньше пропасть бегало. По причине соседства булочной. За обоями так, бывало, стайками и шурстят.
_______________
* Мышь.
В и б б е л ь в нерешительности посматривает под ноги себе. Виновато
посмеиваясь, возвращается К у н ц.
Только они тута ласковые, господин майор, как канарейки...
В и б б е л ь (содрогнувшись). А, ньет. Этот плохой дом. Ньет этот, ну... Kein Raum fur die Wachtmannschaft*.
М о с а л ь с к и й. Конвойная рота.
В и б б е л ь. Да, так. Wir mussen in alte Loch zuruck**.
_______________
* Нет помещения для охраны.
** Придется возвращаться в прежнюю дыру.
Вскинув два пальца к козырьку и все еще поглядывая по углам, он поворачивается к выходу. Для прочности воздействия Фаюнин решается даже
преградить ему путь.
Ф а ю н и н. А ведь только, господин майор, от них вреда нету... от мышек. (Действием показывая, как это делается.) Ее в уголочек загонишь, пальчиками этак сдавишь шеечку... и в форточку. Сальто-морталь – и все!
В и б б е л ь ускоряет шаг. Не отставая, Ф а ю н и н убегает за ним.
М о с а л ь с к и й (уже вежливо). Скажите, доктор... Я не очень верю этой лисе. Сюда действительно забегали мыши?
Т а л а н о в (в лицо). И крысы, господин офицер.
В глазах Таланова не читается и следа насмешки. М о с а л ь с к и й неохотно берется за скобку двери. Вернувшийся Ф а ю н и н, облизывая
губы, сторонится в дверях.
Ф а ю н и н. Видали, – как пробка у меня вылетел! Вопите "ура", Иван Тихонович: сам буду жить у вас. (На радостях он даже пытается обнять Таланова.) Зато уж потесню маненько, кабинетик-то отберу. Временно! Крупной фирме место только в Москве. Кстати, я его и на новоселье пригласил. Четверть века именин не справлял... теперь уж по новому стилю их отпляшем. Подарков не жду, а уж с супругой пожалуйте!
Т а л а н о в. Вряд ли выйдет, – мы люди больные...
Ф а ю н и н. Не пренебрегайте: сам Шпурре будет. Пригодится! Насчет Андрея подумайте. И хотя... (загадочно) мы его, возможно, еще нынче вечерком сами увидим, политически важно, чтоб это исходило именно от вас. А ведь ловко придумано: д о б р о п о ж а л о в а т ь! Шпурре так распалился, что аж искры от него летят, как эти словца услышит.
Т а л а н о в. Я устал, я устал от вас, Фаюнин.
Ф а ю н и н. Лечу. Еще в управу надо, потом мертвяков немецких хоронить, потом с жителями совещание... Дела! Вы пока вещи-то переносите, а вечерком я и сам переберусь. Ауфвидерзен, что значит – будьте здоровеньки, господин эскулап! (И, сделав ногами балетный росчерк, убежал.)
Минуту Таланов стоит посреди, повторяя: "Обезьяны, обезьяны..." Потом начинает снимать фотографии со стен. За этим делом застает его А н н а
Н и к о л а е в н а.
А н н а Н и к о л а е в н а. Что ты делаешь, Иван?
Т а л а н о в. Освобождаю место, Аня. Здесь предполагается обезьянник.
Анна Николаевна закутывает голову шерстяным платком.
Далеко собралась?
А н н а Н и к о л а е в н а (с досадой). И ведь запретила из дому выходить. Солдаты шляются по городу, трезвые хуже пьяных... Аниска пропала, Иван.
Войдя через заднюю дверь, О л ь г а проходит к себе за ширму.
Хоть Ольга-то вернулась, слава богу. (Громко.) Оля, к тебе два каких-то товарища пришли по школьным делам.
О л ь г а. Ничего, подождут.
А н н а Н и к о л а е в н а ушла.
Т а л а н о в. Что у тебя в школе, Ольга?
О л ь г а (Почти беспечно). Как всегда, мама оказалась права. Из ребят никто не явился. (Она вышла, взяла хлеб со стола.) Ужасно проголодалась.
Т а л а н о в. Что же ты делала в школе?
О л ь г а. Заглянула в класс. Пустой, неприбранный... И только сквозняк Африку на стенке шевелит. Там окно разбито.
Т а л а н о в. Одно разбито... или несколько?
Опустив руку с хлебом, Ольга пристально смотрит на отца.
Мы жили дружно, Оля. И у тебя никогда не было от нас секретов. Но вот приходят испытания, и ты выдумываешь разбитое окно... и целую Африку, как могильный камень, нагромождаешь на нашу дружбу. Ты рассеянная. Ты даже не заметила, что школа-то сгорела, Оля.
О л ь г а (ловя руки отца). Милый, я не могла иначе. Я не имею права. Ты же сам требуешь, чтоб я дралась с ними... мысленно требуешь. Кого же мы – Федора туда пошлем? (Нежно и горько.) И я уже не твоя, папа. И если пожалеешь меня – уйду. (И сквозь слезы еще неизвестная Таланову нотка зазвучала в ее голосе.) Ах, как я ненавижу их... Речь их, походку, все. Мы им дадим, мы им дадим урок скромности! И если пушек не станет и ногти сорвут, пусть кровь моя станет ядом для тех, кто в ней промочит ноги!
Т а л а н о в. Вот ты какая выросла у меня. Но разве я упрекаю или отговариваю тебя, Ольга, Оленька!
О л ь г а. И не бойся за меня. Я сильная... и страшная сейчас. В чужую жалобу не поверю, но и сама не пожалуюсь.
Т а л а н о в. Вытри слезы, мать увидит. Я пока взгляну, что она, а ты прими своих гостей. (С полдороги, не обернувшись.) Фаюнин обмолвился, что вечером намечается облава. Так что, если соберешься в школу...
О л ь г а (без выражения). Спасибо. Я буду осторожна.
О т е ц ушел. Ольга отворила дверь на кухню. Она не произносит ни слова. Так же молча входят: Е г о р о в, рябоватый, в крестьянском армяке, и другой, тощий, с живыми черными глазами, – Т а т а р о в, в перешитом из
шинели пальтишке. Говорят быстро, негромко, без ударений и стоя.
Кто из вас придумал назваться школьными работниками? На себя-то посмотрите! А что в доме живет врач и вы могли порознь прийти к нему на прием, это и в голову не пришло?
Т а т а р о в. Верно. Сноровки еще нет. Учимся, Ольга Ивановна.
Е г о р о в. Ничего. Ненависть научит. Мужики-то как порох стали, только спичку поднесть. (Передавая сверток в мешковине.) Старик Шарапов велел свининки Ивану Тихоновичу передать: жену лечил у него... Видела Андрея?
О л ь г а. Да. Он очень недоволен. В Прудках разбили колунами сельскохозяйственные машины. Зачем? В Германию увезут или стрелять из молотилок станут? Паника. А в Ратном пшеницу семенную пожгли. Прятать нужно было.
Е г о р о в. Не успели, Ольга Ивановна.
Т а т а р о в (зло). А свою успели?
О л ь г а. И все забывают непрерывность действия. Чтоб каждую минуту чувствовали нас. Выбывает один – немедля, с тем же именем заменять другим. Партизан не умирает... Это – гнев народа!
Дверь распахнулась. Ничего не понять сперва: шум, плач, чей-то востренький смешок. Не замечая посторонних, вбежала А н н а Н и к о л а е в н а.
А н н а Н и к о л а е в н а. Быстро, дай что-нибудь теплое... юбку, одеяло, все равно!
О л ь г а. Что случилось? С папой? Ты вся дрожишь, мама.
С силой, непривычной для женщины, А н н а Н и к о л а е в н а выдернула из-под кровати чемодан Ольги и наспех выхватывает вещи. Ольга выглянула в
прихожую.
Она под машину попала, мама?
А н н а Н и к о л а е в н а (убегая с ворохом вещей). Самовар поставь... и корыто железное из чулана сюда!
О л ь г а (гостям). На кухню. Там договорим.
Е г о р о в и О л ь г а уходят. Татаров задержался: ему видна прихожая.
По его посуровевшему лицу можно прочесть о происходящем там.
Г о л о с Т а л а н о в а. Я подержу под руки пока... Освободи диван, Демидьевна!
Г о л о с А н н ы Н и к о л а е в н ы. Ничего, милочка, ничего. Здесь их нету... успокойся.
Пятясь и не сводя глаз с Аниски, которую сейчас введут в комнаты,
появляется Д е м и д ь е в н а.
Д е м и д ь е в н а (причитая). Махонькая ты моя, зве-ез-дочка, потушили тебя злые во-ороги...
Горе ее бесконечно.
Картина вторая
И вот переселение состоялось. Теперь жилище Таланова ограничено пределами одной комнаты, заваленной вещами: еще не успели разобраться. Вдоль стен наспех расставлены кровати: одна из них, видимо, спрятана за ширмой. Веселенькая ситцевая занавеска протянута от шкафа к окну, закрытому фанерой. В углу, рядом со всякой хозяйственно-обиходной мелочью – щетка, самовар, еще не прибитая вешалка, – стоит разбитый, вверх ногами, портрет мальчика Феди. Поздний, по военному времени, час. У Фаюнина передвигают мебель, натирают полы: торопятся устроиться до ночи... Только что закончилось чаепитие на новом месте. Присев на тюк возле стола, А н н а Н и к о л а е в н а моет посуду. Т а л а н о в склонился над книжкой
журнала.
Т а л а н о в (откладывая книгу). Так рождается новая область медицины: детская полевая хирургия!
С фаюнинской половины слышен визгливый голос Кокорышкина: "Краем, краем заноси... Люстра, люстра! В ноги надо смотреть..." Треск мебели, жалобный звон хрустальных подвесок, что-то упало и покатилось. "Мильонная вещь, деревенщина!" Какой-то огромный предмет протаскивают за открытой дверью. В жилетке, с перекошенным лицом, влетает, обмахиваясь картинкой, К о к о р ы ш к и н, произносит: "Упарят они меня нынче. Откажуся, откажусь... Капусту стану садить!" – и исчезает. Таланов идет закрыть дверь, но и после сюда сочится брань и скрежет; кажется, нечистая сила переставляет там стены с места на место, а на матовом стекле появляются размахивающие руками силуэты и тени фантомов, занятых благоустроением
фаюнинского уголка.
Помяни мое слово: съест Фаюнина наш Кокорышкин. В гору пошел!.. Ну, спать пора, Аня, поздно.
А н н а Н и к о л а е в н а. Надо еще Ольги дождаться. (Вдруг.) Как ты думаешь, зачем сюда приехал Федор?
Т а л а н о в. Не надо о нем, Аня. Мы похоронили его еще тогда, три года назад.
А н н а Н и к о л а е в н а. Да (обычным голосом). Не пора давать лекарство?
Т а л а н о в. Через десять минут.
А н н а Н и к о л а е в н а. Через десять минут уже нельзя ходить по улицам, а Ольги еще нет.
Т а л а н о в. Открыла бы дверь на всякий случай.
А н н а Н и к о л а е в н а. У нее есть ключ.
На кухне хлопнула дверь.
Легка на помине.
Рванув на себя дверь, вся в снегу вошла О л ь г а. Стоя к родителям спиной, она отряхивает шубку за порогом. Так удается ей скрыть одышку от
долгого бега.
О л ь г а (еле переводя дыхание). Кажется... я опять опоздала к чаю?
А н н а Н и к о л а е в н а. Чайник еще горячий. Пей. Что на улице?
О л ь г а. Снег идет... вьюга. По двору на ощупь шла.
На стекле сгущается силуэт К о к о р ы ш к и н а, потом входит он сам.
Ольга делает вид, что не замечает его.
Жалко часовых в такую ночь!.. Вам что-нибудь нужно, Семен Ильич?
К о к о р ы ш к и н. Метелочки у вас не найдется? Пыль обмести.
О л ь г а. Конечно. (Она подает ему щетку.) И вообще, если что-нибудь потребуется... Устраиваетесь?
К о к о р ы ш к и н. Расставляемся. Все фаюнинские вещи разыскал. Стол письменный в исполкоме, буфет из детских яслей вырвал... Бесстрашно по улицам ходите, Ольга Ивановна!
О л ь г а. О, у меня еще семь минут в запасе, Семен Ильич.
Голос Фаюнина: "Семи-он!"
К о к о р ы ш к и н. Несу-у... (Проникновенно и с намеком.) Ну, на новом-то месте приснись жених невесте! (Он побежал.)
Ольга прикрывает за ним дверь.
А н н а Н и к о л а е в н а. Я даже не знала, что его зовут Семен Ильич. Что же ты стоишь? Садись, пей чай, раз пришла.
О л ь г а (неуверенно). Видишь ли... я не одна пришла. Такое совпадение, знаешь. Я уже во двор входила, гляжу, а он бежит...
Т а л а н о в. Кто бежит?
О л ь г а. Ну, этот, как его... Колесников! А с угла патрульные появились. Я его впустила...
Родители не смотрят друг на друга: каждый порознь боится выдать, что знает
об Ольге.
Он уйдет, если нельзя. Он минут через шесть... или десять... уйдет.
Т а л а н о в. Так зови его. Где же он сам-то?
О л ь г а. Видишь ли, он ранен немножко. Пуля случайно задела. Пустяки, плечо...
Т а л а н о в быстро уходит на кухню.
Мамочка, ничего не будет. Папа перевяжет ему, и он уйдет... домой. Я так прямо ему и сказала... Он понимает.
А н н а Н и к о л а е в н а. Посмотри мне в глаза, Оля. (Она приподняла за подбородок ее опущенную голову.) Ты у нас смелая и честная девочка, но ты... последняя. Федор не вернется. Отец стар. Несчастье убьет его.
Ольга порывисто целует ее в лоб. Т а л а н о в впускает К о л е с н и к о в а. Он в той же меховой, уже потрепанной куртке,
небритый, рука бессильно висит вдоль тела.
О л ь г а. Что с ним?
Т а л а н о в. Сейчас посмотрим. Оля, воду и тазик. За ширму. Стань у двери, Анна.
Беззвучная стремительная суета. Все на своих местах.
Пройдите сюда, на кровать.
К о л е с н и к о в (идя за ширму). Как нескладно все получилось. И спать вам не даю, да и нагрянуть за мною могут. Снег бы не подвел!
Т а л а н о в. Придумаем что-нибудь. Снимайте ваш камзол. (Уходит следом за Колесниковым.)
Сцена пуста. Дальнейший разговор происходит за ширмой. Льется и булькает
вода. Таланов моет руки.
Снимите совсем. Помоги, Ольга. Не торопитесь, вытяните руку...
Треск разрываемой ткани.
Здесь больно?
К о л е с н и к о в. Немножко... Тоже нет, только ноет. А как странно все это, Иван Тихонович! (Его интонация меняется в зависимости от степени боли при перевязке раны.) Я говорю, как странно: восемь лет мы работали с вами вместе. Я вам сметы больничные резал, дров в меру не давал, на заседаниях бранились. Жили рядом...
Он замолк. Упали ножницы.
Т а л а н о в. Спирт. Потерпите, сейчас закончим. Выше, выше... Бинт.
Потом из молчания снова возникает голос Колесникова.
К о л е с н и к о в. И за все время ни разу не поговорили по душам. А ведь есть о чем. Нет, теперь не больно... И сколько таких неопознанных друзей у нас в стране...
Т а л а н о в. Пока все. Утром еще посмотрим. Где мы его положим. Аня?
Та не успевает ответить. Резкий и властный стук в раму окна. Смятенье. С усилием натаскивая на себя куртку, Колесников первым выходит из-за ширмы.
К о л е с н и к о в. Это за мной. Вот и вас-то подвел. (Идет к выходу.) Я встречу их во дворе. Сразу тушите свет – и спать.
А н н а Н и к о л а е в н а. Оставайтесь здесь.
К о л е с н и к о в. Они будут стрелять... Да и я так, запросто, им не дамся.
А н н а Н и к о л а е в н а уходит, сделав знак молчать. Текут томительные минуты. От Фаюнина несется игривая музычка: музыкальный ящик аристон. На кухне голоса. Колесников отступает за ширму. Обессилевшая, хотя опасность миновала, А н н а Н и к о л а е в н а пропускает в комнату Ф е д о р а. Он щурится после ночи, из которой пришел: непонятный, темный, тяжелый. Усики сбриты. Позже создается впечатление, что он
немножко пьян.
А н н а Н и к о л а е в н а. А мы уж спать собрались, Федя.
Ф е д о р. Я так, мимоходом зашел. Тоже пора бай-бай: уста-ал. (Садится, потягиваясь и не замечая, что все стоят и терпеливо ждут его ухода.) Деревни кругом полыхают. Снег ро-озовый летит, и в нем патрули штыками шарят. (С зевком.) Облава! (Подмигнул Ольге.) А я знаю, по ком рыщут... Найдут, черта с два! Он глядит где-нибудь из щелочки и ухмыляется. Бравый товарищ, я бы взял в компанию такого.
О л ь г а. А сам-то как же прошел? У тебя ночной пропуск есть?!
Ф е д о р. У меня в каждом заборе пропуск. (Задиристо.) Стрельнули бы, так и у меня есть. (Хлопнув по карману.) Пуля за пулю, баш на баш.
Т а л а н о в. Выдали, что ли... оружие-то?
Ф е д о р. Из земли вырыл, товарищ завещал. (И только теперь заметив обступившую его выжидательную тишину, поднимается.) Я ведь, собственно, по делу. У вас выпить чего-нибудь не найдется? Иззяб весь.
Т а л а н о в. Странно, Федор. Русские деревни горят кольцом, а тебе холодно. Зашел бы да и погрелся у головешек... (Резко.) Нет у нас водки, Федор.
Ф е д о р. У доктора да нету... Смешно!
О л ь г а (примирительно). Я на днях зарплату получила. (У нее все падает из сумочки при этом от спешки.) Возьми, купи себе... только там, там...
А н н а Н и к о л а е в н а. Убери свои деньги, Ольга. (И вдруг, сорвавшимся голосом.) Подлец... как тебе не стыдно! Волки, убийцы в дом твой ворвались, девочек распинают, старух на перекладину тащат... а ты пьяный-пьяный приходишь к отцу. Ты уже испугался, испугался их, бездомный бродяга? (Мужу.) Он трус, трус...
Т а л а н о в (дочери). Уведи на кухню. Фаюнин услышит.
О л ь г а. Мама, пойдем, мамочка. Там, за печкой, поплачешь. (Беря ее под руку.) Он сейчас уйдет. Осталось же в нем хоть немножко сердца. Он уйдет...
А н н а Н и к о л а е в н а. Бог его накажет... пусть бог его накажет!
О л ь г а увела плачущую. Федор выдерживает пристальный взгляд отца.
Ф е д о р. И опять сорвалось. Вот три дня мотаюсь по городу... и все додумать не умею. Сто мильонов разве меньше, чем я?.. Мелькнет ниточка и рвется. Озяб я... Дай мне лекарство, отец, чтоб спалило все внутри... Дай!
Т а л а н о в (не сразу). Хорошо, я дам тебе лекарство, сильней которого нет на свете.
Ф е д о р (хрипло). Сейчас дай.
Т а л а н о в. Сейчас дам. Выпей его залпом, если сможешь.
Он неторопливо отдергивает веселенькую занавесочку. Сперва и не поймешь, в чем дело. Сгорбясь, сидит Д е м и д ь е в н а, поглаживая кого-то, лежащего на кровати и накрытого почти с головой. Из-под одеяла
посверкивают горячечные точечные зрачки.