Текст книги "Как на качелях"

Автор книги: Леонид Сергеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

Первый урок

Когда я должен был идти в школу, родители купили мне портфель, букварь, тетради, пенал, ручку, карандаш и ластик. Стал я ждать первого сентября. Все рассматривал свои принадлежности и перекладывал их из одного отделения портфеля в другой. Перекладывал, перекладывал и вдруг подумал, а если меня спросят что-нибудь, а я не знаю?! Что тогда?! Скажут: «Иди обратно в детский сад». Нет, такого позора я пережить не мог, и мне сразу расхотелось идти в школу. Но первого сентября мама дала мне в руки горшок с цветами и все же повела в школу. Еще дома я сказал ей:

– Не хочу идти в школу.

– Это почему же? – спросила мама.

– Не хочу, и все.

– Тебе там понравится, – сказала мама.

– А если не понравится?

– Понравится, вот увидишь. И потом все же ходят в школу, и ты должен идти.

По дороге к школе я сказал маме:

– Ладно! Один раз схожу, посмотрю. Если не понравится, больше ни за что не пойду.

Когда показалась школа, мне опять расхотелось в нее идти.

– Я только загляну, – сказал я маме. – Если не понравится, сразу сбегу.

Около школы толпились мальчишки и девчонки с портфелями и ранцами. Они выстраивались цепочками от ступенек школы. На ступеньках стояли учительницы и в руках держали буквы «А», «Б», «В». В одной цепочке я заметил рыжего мальчишку с бумажными погонами. На погонах были нарисованы огромные красные звезды. Учительница с буквой «В» заметила мальчишку, улыбнулась и отдала ему честь.

Мама подвела меня к учительнице с буквой «Б», и я встал за какой-то девчонкой. В одной руке девчонка держала портфель, другой сжимала куклу. Учительница с буквой «Б» стала ходить вдоль нашей цепочки и всех пересчитывать. Около девчонки с куклой она остановилась и сказала:

– Куклу убери в портфель и в следующий раз в школу не бери.

Учительница с буквой «Б» мне сразу не понравилась. Я вышел из цепочки и подбежал к маме.

– В чем дело? – к нам подошел толстый дядька в золотистых очках и с цветком в петлице. – Тебя как зовут?

– Егор Пенкин, – сказала моя мама.

– Очень хорошо, Егор Пенкин. А я директор школы Борис Васильевич. Так почему ты сбежал?

– Ему учительница не понравилась, – сказала моя мама.

– Вот это да! – удивился директор. – Ну, хорошо. Мы сделаем вот что. Пойдем, ты сам выберешь себе учительницу.

Директор взял меня за руку и подвел к учительницам. Потом наклонился и шепнул:

– Выбирай!

Я показал на учительницу с буквой «В».

– Очень хорошо! – сказал директор. А учительница с буквой «В» улыбнулась и первым провела меня в класс.

Нашу учительницу звали Ирина Николаевна. Она рассадила всех за парты и стала каждого записывать по имени и фамилии. Моим соседом оказался мальчишка с погонами. У него была смешная фамилия – Бутылкин. Вова Бутылкин. Он меня спросил:

– Считать умеешь?

– Угу, – сказал я.

– Ну, сколько будет три да три?

Я стал загибать пальцы под партой. Потом говорю:

– Пять.

– И нет! – засмеялся Вовка. – Во сколько, – и пальцем нарисовал в воздухе семерку. Когда учительница закончила всех переписывать, одна девочка на первой парте вдруг запела. А потом встала и пошла к двери.

– Лена Покровская, ты куда? – спросила учительница.

– Тузика кормить, – сказала Лена, и все засмеялись. И учительница улыбнулась. А потом посадила Лену Покровскую снова за парту и сказала:

– Тузиков и Мурзиков будем кормить после уроков.

Учительница мне понравилась, и понравилась Лена Покровская, но больше всех мне понравился Вовка Бутылкин. У него были замечательные погоны. Он обещал мне сделать такие же и предложил после школы слазить в угольную яму и посидеть на бревнах.

Задачки

Во втором классе мы с Вовкой Бутылкиным неожиданно стали отстающими по арифметике. И все из-за наших задачек. Мы наловчились сами придумывать задачки. Сделаем быстренько домашнее задание, разные там примеры и начнем выдумывать задачки. Вовка подумает, подумает и говорит:

– Ты пошел в школу коротким путем. Полез через забор, да порвал штанину. Пошел назад, чтобы мать зашила, да споткнулся о грядку. И у тебя над глазом появился фонарь. Пришел ты домой, а тебе еще мать всыпала за то, что ходишь не как все. Сколько ты всего получил тумаков?

А я Вовке сразу в ответ:

– Ты списал задачку у Генки, а я у тебя, и мы все получили по двойке. После уроков я хотел бить тебя, потому что ты плохо списал у Генки. А ты хотел бить Генку, потому что он неправильно решил. Кого надо было бить?

И так все время. Мы придумали около сотни задачек. Целый учебник можно было составить. Однажды на уроке учительница Ирина Николаевна велела каждому придумать по задачке. Все ребята как-то сразу приуныли. Только мы с Вовкой ужасно обрадовались. Уж что-что, а задачки-то мы придумывали отлично.

– Пара пустяков, – громко проговорил Вовка. – Раз-два – и готово! Сколько задачек надо придумать, Ирина Николаевна?

– Всего одну, Бутылкин. И успокойся, пожалуйста, и не прыгай! А ты, Пенкин, – это относилось ко мне, – перестань ему подмигивать.

В классе стало тихо. Только было слышно, как перья скрипят.

– Давай про болезни что-нибудь, – шепнул мне Вовка.

– Давай, – шепнул я ему. – Мне все равно про что. Про болезни так про болезни.

Вовка придумал такую задачку: «У Пети болела голова, и ему накупили всяких сладостей. Коля объелся огурцов, и, чтобы не ревел, ему подарили пробочный пугач. Ваня вывихнул ногу, и ему купили самострел. Чем лучше всего болеть?»

А я написал: «Петю собака укусила пять раз, а Ваню два. Петю положили в больницу, и его родители принесли ему целую корзину пирогов. А Ване только купили конфету. Кому лучше: Пете или Ване?»

Мы с Вовкой первыми сдали свои задачки и стали посмеиваться над соседями, шепотом давать советы, пока нас Ирина Николаевна не вывела из класса.

На другой день мы с Вовкой получили по двойке. Расстроился я и домой пришел в плохом настроении. Но чтобы родители не подумали чего плохого, сделал вид, что мне очень весело. Ходил и нарочно громко пел. После ужина мама сказала:

– С чего это ты так распелся? Уж не заболел ли?

А отец сказал:

– Ну-ка, давай показывай свой дневник!

У меня все внутри так и заледенело.

Ну, а потом отец поставил меня за сараем в угол. Стою я там, стою, вдруг вижу краем глаза, Вовка идет. Весь замызганный какой-то.

– Чтой-то ты, Вовка, – говорю, – такой грязный?

– Отец веником вздул, – пробормотал Вовка. – А ты что там? На доски смотришь?

– Ага, – говорю. – Меня в угол поставили на весь вечер.

Вовка только присвистнул и сказал:

– Мне лучше.

На следующий день нам с Вовкой, как отстающим, прикрепили Ленку Покровскую, отличницу. Сразу же после уроков Ленка устроила нам дополнительные занятия.

– Сядьте за парту. И слушайте внимательно, – сказала она, точь-в-точь как Ирина Николаевна. – Очень хорошо, что вы придумываете задачки. Но ваши задачки все глупые. Арифметика учит считать, а в ваших задачках нет счета. Вы думаете, они смешные, да? И нет вовсе. Они глупые, вот какие! И у них нет одного ответа. Каждый может ответить, как ему вздумается.

– Дурочка ты, Ленка! Нет ответа! – поморщился Вовка. – В моей задачке каждому ясно, что лучше всего вывихнуть ногу. Сразу получишь самострел.

Лена опустила голову, заморгала глазами, и губы у нее задрожали. Она посмотрела на меня.

– А ты, Егор, чем хотел бы заболеть в его задачке?

– Чтобы болел живот от огурцов. Пугач лучше самострела.

– Вот, – обрадовалась Ленка и хлопнула в ладоши. – Вот видишь, Вова, а Егор выбрал бы пугач. Он решил по-другому.

– Ты что, спятил? – накинулся Вовка на меня. – Самострел же лучше!

– Вот еще! – сказал я. – Лежать неделю с больной ногой. Не-ет! Пугач лучше. Стрела улетит, и все. А пробок везде полно.

– Не спорьте, – улыбнулась Ленка. – Давайте лучше вместе придумаем задачку. Со счетом и с одним ответом.

– А про что? – спросил Вовка.

– Про что хотите.

– Может, про море? – сказал я. – Про море лучше всего. Корабль тонет, и все спасаются.

– Точно, – сказал Вовка. – Десять человек сели в лодку, а остальные взяли спасательные круги. Сколько спаслось и сколько утонуло?

– Нет, – перебила его Лена. – Никто не утонул, все спаслись. Десять человек сели в одну лодку, десять в другую, а остальные взяли круги. Сколько было людей на пароходе, если кругов было…

– Семь? – подсказал я.

– Да, семь, – согласилась Ленка.

– Десять и десять, да еще семь, – произнес Вовка, закатил глаза к потолку и выдохнул: – Двадцать семь.

– Правильно, – засмеялась Ленка. – Замечательная задачка.

Диктанты

Что мы с Вовкой не любили по-настоящему, так это диктанты. Особенно на предложения, в которых было много запятых. Из-за этих проклятых запятых мы с Вовкой все время получали двойки. У меня запятых всегда штук пять не хватало, а у Вовки было слишком много, почти после каждого слова. Просто целый полк жирных таких запятых. Однажды перед диктантом Вовка мне шепнул:

– Сегодня наш ряд получит пятерки.

Вовка загадочно улыбнулся и подвел меня к первой парте, за которой сидела Ленка Покровская – отличница. От нее тянулась нитка по всему ряду парт.

– Понял? – спросил Вовка.

– Что понял? – спросил я.

– Эх ты, голова! Ленка будет дергать за нитку, когда ставить запятую, понял?

– Здорово, – обрадовался я. – Сам придумал?

– А кто же еще! – заважничал Вовка. – Я еще не то могу.

В это время прозвенел звонок и в класс вошла Ирина Николаевна. Урок начался. Ленка Покровская намотала нитку на палец левой руки, а правой приготовилась писать. Вовка тоже левой рукой взял нитку, а правой ручку. Ирина Николаевна начала диктовать.

Как Вовка и говорил, после слова, где надо ставить запятую, Ленка дернула за нитку. Вовка вывел крючок и дернул Борьке Зайцеву, который сидел за ним. Борька поставил запятую и дернул Гальке Котельниковой. Галька поставила запятую и подала сигнал дальше. Так мы и писали весь диктант.

На другой день весь Вовкин ряд, кроме Ленки Покровской, получил двойки. Вот как ребята написали одно и то же предложение.

Ленка Покровская: «Край неба алеет, светлеет воздух, яснеет небо, белеют тучки, зеленеют поля».

Вовка Бутылкин: «Край неба алеет светлеет, воздух яснеет, небо белеют, тучки зеленеют, поля».

Борька Зайцев: «Край неба алеет светлеет воздух яснеет, небо белеют тучки, зеленеют, поля».

Толька Жижин, который сидел на последней парте: «Край неба алеет светлеет воздух яснеет небо белеют, тучки, зеленеют, поля».

Дни на веревочке

За окном была весна. По всему городу текли ослепительные ручьи, в оврагах бушевали водопады, и первые смельчаки гуляли без пальто. А мой друг Юрка лежал в больнице.

Уже запах талого снега сменился на запах сохнущей земли. Уже почки набухли и светились, как лампочки. Уже от асфальта шел пар, и все тише бормотали задыхающиеся водопады, и облака становились высокими и неподвижными. А Юрка все лежал в больнице.

Уже солнце вовсю проказничало – кидало сверху пригоршни золотых зерен. Уже зеленым пухом покрывались метелки берез и в скворечнях галдели желторотые. А Юрка все лежал в больнице. Мой самый близкий друг Юрка лежал с воспалением легких.

«Наверное, ему там скучно, – думал я. – Он хочет со мной поболтать и поиграть в шашки…» Но мне все некогда к нему зайти.

Из нашего класса к Юрке ходит только одна Ольга, скучная и тихая девчонка. Она постоянно о чем-то грустит. Никогда и ни во что не играет и говорит только о музыке и стихах. Но я-то вижу коварство этой тихони. Она прекрасно знает, что мы с Юркой неразлучные друзья, и ходит к нему в больницу мне назло. Она завидует нашей дружбе, Влюблена в меня и ревнует.

Однажды мы сидим на уроке, а она пялит на меня глаза. Мне, конечно, приятно, но все же и не очень. Что подумают ребята? Значит, я дружу с девчонкой. Я смотрю на нее с усмешкой и отворачиваюсь. Вообще вчера она была какая-то странная. На перемене подходит ко мне и тихо говорит:

– Мне надо тебе что-то сказать.

– Ну, говори! – Я засовываю руки в карманы, приготавливаюсь слушать.

– Не сейчас, – шепчет Ольга. – После уроков.

До конца занятий у меня прекрасное настроение. Даже напеваю тихонько. «Все, – думаю. – Не выдержала. Решила признаться, что влюблена».

Выходим мы из школы, а Ольга молчит. Прошли всю улицу, все молчит. Мне надоело ждать, и я сам спрашиваю:

– Ну, так что ты хотела сказать?

– Ты гадкий эгоист, – вдруг сказала она. – Я все думала, ты сам догадаешься сходить к Юре в больницу, но до тебя разве дойдет? И почему только он с тобой дружит! – Она махнула рукой и ушла. И вот сегодня я отложил все дела и иду к Юрке.

Его кровать перед окном. Он сидит и что-то рисует. Бледный и худой, в смешном полосатом халате. Увидел меня, откладывает рисунок, улыбается и говорит:

– Что ж так долго не приходил?

– Дела, – говорю, – Юрка. Полно всяких дел.

– Какие дела?

– Разные, – говорю, а сам смотрю в потолок.

– А я вот скучал, скучал, – говорит Юрка. – Потом Ольга краски принесла. Стал рисовать. Каждый день по рисунку. Весну за окном рисую. – Юрка показывает в угол. Там, на бечевке, висят, прикрепленные зажимками, акварели. На самой первой еще зима, а на последней уже почти лето.

– А почему они на веревочке? – спрашиваю.

– Сохнуть вешал, – улыбается Юрка, – да так и не снял.

Тут приходит Юркина мать с букетом мимозы и разными сладостями в сетке. Расцеловала Юрку в обе щеки и сказала:

– Весна – лучший доктор. От всех болезней вылечит.

Она ставит пушистую мимозу в банку на окно, и вся палата освещается пахучей желтизной.

– Очень чувствительный цветок, – говорит Юркина мать и чуть дотрагивается до листка. – Видите, листья прячутся один за другого. А если рядом играет музыка, они подрагивают.

В палату тихо вошла Ольга. Поздоровалась и протягивает Юрке мандарин. Сразу за Ольгой шумно входит доктор.

– Ну-с, как самочувствие? – спрашивает он Юрку, а сам улыбается.

Доктор распахивает форточку, и в комнату врывается теплый воздух с песнями птиц и голосами прохожих. Доктор щупает Юркин пульс, а сам смотрит на часы. Потом встает.

– Ну, вот, все в порядке. Скоро будем выписываться. Видишь, и друзей у тебя сразу стало полно. – Он подмигивает Юрке и добавляет: – Я всегда говорил, лучший способ узнать, есть ли у тебя друзья – заболеть.

Доктор громко смеется и выходит из палаты.

Цветной сон

Однажды к нам пришел новый учитель физики, и фамилия у него была, как и у меня, – Пенкин. Николай Николаевич Пенкин. Обрадовался я. «Ну, – думаю, – теперь у меня будет замечательная жизнь. По физике пятерка обеспечена. Еще бы! И он, и я – Пенкины. Почти родственники».

Как-то Николай Николаевич задал домашнее задание: какой чайник на солнце быстрее нагреется – закопченный или блестящий? И какое одеяло теплее – новое или слежавшееся?

Все ребята мучились, решали эти задачки, а я и не думал. «Меня-то Николай Николаевич наверняка не вызовет, – рассуждал я. – А если и вызовет, то уж четверку-то поставит. Ну, неудобно же своему однофамильцу ставить тройку или двойку. А я еще скажу, что весь вечер Пушкина читал. Николай Николаевич любит Пушкина. Всегда с его книжками ходит. Может, пятерку за Пушкина поставит».

На уроке Николай Николаевич первым вызвал Валерку Дмитрюка. Валерка начал мямлить что-то о том, что от блестящего чайника лучи отражаются и он нагревается медленнее. Я сижу и рисую чертиков, посмеиваюсь. Ведь каждому ясно, что новый чайник лучше старого и, конечно, греется быстрее. Потом Валерка сказал, что в новом одеяле больше воздуха и оно теплее. «Больше воздуха!» Тут уж я совсем покатился от смеха.

– Пенкин, – сказал вдруг Николай Николаевич. – Мы не мешаем тебе? Что-то ты так развеселился? Покажи-ка свою тетрадку, как ты решил задачки?

– А я не успел их решить, – заявил я.

– Чем же это ты был так занят, если не секрет?

– Пушкина читал, – говорю.

– Это очень хорошо, – сказал Николай Николаевич. – А что именно ты читал?

– Бородино!

В классе поднялся невероятный шум, все загалдели, а Николай Николаевич поднял руку и продолжал:

– Ну, и как тебе понравилось Бородино?

– Очень, – говорю, – понравилось. Особенно когда наши пошли в атаку и фашисты дали драпака.

Весь класс так и грохнул. Николай Николаевич всех успокоил, потом сказал:

– Так вот, Пенкин, за то, что ты не сделал домашнее задание и еще обманываешь, ставлю тебе двойку. А за то, что ты не читал «Бородино» и Пушкина путаешь с Лермонтовым, тебе по литературе надобно поставить кол.

С этой двойки все и началось. Мне стали сниться сплошные двойки. В общем-то учился я неплохо и двойки получал редко, но сниться они мне стали каждую ночь: то еду на двойке верхом, то жонглирую ею. Я рассказал о своих снах бабушке, и она посоветовала положить дневник в сундук, «чтобы избавиться от дурного сна». Так я и сделал. Двойки действительно мне перестали сниться, но зато стали сниться сундуки.

Как-то Толька сказал мне, что ему снится то, что он читает на ночь. Захотел всю ночь командовать морским сражением, взял и почитал немного «Королевских пиратов». Захотел стать чемпионом мира, просмотрел «Советский спорт». Захотел вкусно поесть – полистал «Кулинарию». И так каждую ночь. Как в кино.

В тот же вечер я просмотрел сразу несколько книг и за одну ночь был зверобоем, шофером и капитаном корабля. Я побывал в Африке, на Северном полюсе, в Антарктиде… Я проснулся поздно, и мама, как всегда, после завтрака заставила меня подметать пол. Каждое утро она заставляла меня подметать этот проклятый пол, или выбивать коврик с оленями, или протирать окна. Я терпеть не мог эту работу и всегда старался оставить ее бабушке, а если и делал, то кое-как, и все время говорил, что не успею приготовить уроки.

И вот однажды я забыл перед сном посмотреть книги и не стал во сне ни знаменитым охотником, ни капитаном корабля. Зато мне приснился необыкновенный сон. По нашим комнатам бегал какой-то веселый мальчишка. Он натирал пол, выбивал коврик, протирал окна и все время пел. Он так быстро и ловко делал мою «черную» работу, что она стала цветной. Блестел пол, освещенный солнцем, сверкали и переливались радугой окна, по лугу бегали олени. Веселый мальчишка сделал мою работу, потом еще сходил в магазин и помог моей бабушке чистить картошку. И все это он делал так легко и весело, что казалось, он не работает, а играет и что все делается само собой.

Когда я проснулся, мне было как-то радостно. Не дожидаясь завтрака, я помог бабушке убрать со стола и вымыть посуду. Потом приготовил уроки. И странно, у меня на все хватило времени. Я даже до школы успел поиграть в футбол. А в школе исправил двойку по физике.

Как на качелях

Моя мама всегда просыпалась с улыбкой и всегда по утрам напевала. Папа говорил, что у нее счастливый характер. Я же постоянно вставал с «левой ноги». Утром меня раздражал бой часов, бренчание соседа на домбре, даже запах жареной картошки, тянувшийся из кухни. А уж пасмурные дни наводили на меня такую тоску, что я подолгу не вылезал из-под одеяла. Как-то в один из таких дней ко мне подошла мама и сказала:

– Вставай скорей. Ты хотел уроки доделать. Да и завтрак стынет.

– Еще посплю немного, – буркнул я и натянул одеяло на голову. «Зачем вылезать, когда под одеялом так тепло. К тому же уроки можно сделать и под одеялом. Вернее, придумать, как сделать, а потом встать и быстренько записать». Но мама продолжала меня тормошить:

– Эх, ты! Курица, а не мужчина. Говоришь одно, а делаешь другое. Вставай!

Кряхтя, я слез с постели и, не открывая глаз, на ощупь поплелся к умывальнику. После завтрака я немного повеселел, но не совсем. Надо было садиться решать задачки, которые я не успел сделать вечером. Полчаса я сидел над ними, но так ни одной и не решил. Настроение у меня вконец испортилось.

Когда я вышел из дома, все вокруг мне показалось неприветливым и скучным: и потрескавшиеся березы, и покосившийся забор, на котором было написано: «Катя дура», и холодный утренний воздух. По дороге в школу я встретил Надьку, которая училась во вторую смену. Беспокойная Надька в школе была участницей всех кружков, самодеятельных театров и хоров. «Корчит из себя танцовщицу, дуреха!» – с неприязнью подумал я и прошел мимо. Я остановился около дома, где жили старички. Старушка сидела на крыльце и выцветшими глазами, часто моргая, смотрела, как дед сажал в ящики цветы. Иногда старушка что-то советовала деду, называя его Дуся. Дед соглашался, кивал и в ответ звал старушку Буся. Подойдя поближе, я услышал, как старушка говорила:

– Странный ты, Дуся! С тех пор как полысел, все цветы сажаешь. А ведь в молодости совсем их не любил.

– Брось, Буся! Странный, странный! – бормотал дед. – Я и раньше цветы любил. Еще мальчишкой, бывало, иду с рыбалки, обязательно маме букетик нарву. – Дед провел ладонью по голове и вздохнул. – Эх, Буся, Буся! В детстве ведь у меня были золотистые локоны, да! Мама девочку хотела, а родился я. Так она до трех лет мне волосы отпускала и в платья наряжала…

– А у меня в детстве, Дуся, – перебила деда старушка, – были две длинные косички с бантиками…

«Как?! Неужели и они были маленькими? Глупые какие-то», – мелькнуло у меня в голове. Потом я увидел шофера дядю Федю. Он лежал под своим грузовиком и ремонтировал колесо. Я встал рядом, стал смотреть – починит или нет? Стоял, стоял, потом говорю:

– Чтой-то, дядь Федь, машина у вас часто ломается?

– Иди в школу. Опоздаешь! – буркнул дядя Федя.

«Так ему и надо, что колесо сломалось», – подумал я и отошел. На овощной палатке я заметил голубя. Не раздумывая, достал рогатку и выстрелил. Голыш упал рядом с голубем, но тот даже не шелохнулся. Только я прицелился второй раз, как из-за прилавка выглянула продавщица.

– А ну, прекрати сейчас же! – закричала она.

Потом я увидел впереди Вовку с портфелем. Он шел вприпрыжку, чиркая расческой по стенам домов. Заметил меня, подскочил.

– Приветик! А у меня во что! – и достал из кармана пищалку и пискнул. – Вчера я ездил на речку, – начал Вовка, пританцовывая, – а там камышины! Из них отличные пищалки получаются.

Вовка пискнул в пищалку мне прямо в лицо и перевернулся на одной ноге.

– Покажи своей бабушке! – крикнул я. Меня просто взбесил этот владелец счастья. Мало того, что он не позвал меня на речку, он еще и хвастается пищалкой. «Ну, погоди, – подумал я. – После школы сделаю себе свистульку из липы, посмотрю, как ты тогда попищишь».

– Побежали, а то опоздаем! – предложил Вовка.

– Ну и ступай! – отрезал я и направился к углу улицы, где сидел сапожник дядя Коля.

Дядя Коля чинил валенок. Подшивал подошву просмоленной дратвой.

– Что, в школу спешишь? – спросил он.

– Угу, – сказал я.

Дядя Коля закончил подшивать подошву и стал ее пробивать маленькими деревянными гвоздями.

– Дядь Коль? Зачем ты заколачиваешь в валенки гвозди? – поинтересовался я.

– Чтобы подошва лучше держалась, когда гвозди разбухнут.

– А от чего они разбухнут? От снега, что ли?

Дядя Коля кивнул, потом спросил:

– Ты в школу не опоздаешь?

– Не-ет, – протянул я и показал на валенок. – А если гвоздь выскочит, что тогда?

Дядя Коля только пожал плечами и продолжал забивать гвозди один за другим.

– А если гвоздь вопьется в ногу?

Дядя Коля только вздохнул и ничего не ответил.

«Скучный он какой-то, – подумал я, когда отошел. – Все время молчит и молчит».

В школу я все-таки немного опоздал, но, к моему удивлению, учитель даже не спросил, где я задержался. Он только сказал:

– Проходи, садись скорее.

Это было первое, что подняло мое настроение. Второе произошло после того, как учитель объявил, что спрашивать задачи не будет, а начнет объяснять новый материал. Третье, и самое главное, произошло на следующих двух уроках, когда я получил подряд две пятерки. Шутка сказать! До этого я и четверки-то редко получал. Первую пятерку я получил на уроке рисования. Учитель дал задание: нарисовать праздник. Каким мы его представляем. Я нарисовал праздник на воде: ночное море и огромный корабль, весь в огнях, с флагами. Корабль салютовал, и в темном небе сверкал фейерверк.

– Хороший рисунок, – сказал учитель и приколол мою работу к доске.

А потом была ботаника. И я опять получил пятерку.

– Сегодня я расскажу вам о растениях-хищниках, – сказала учительница. – Слышал ли кто-нибудь из вас о них?

Я сразу вспомнил, как летом на рыбалке дядя показал мне пузырчатку, и громко сказал:

– Я видел пузырчатку!

– Очень хорошо, Пенкин, – сказала учительница. – Расскажи нам, где ты видел пузырчатку?!

– Летом мы с дядей много рыбачили, – начал я. – На удочки. Ловили окуней, иногда плотвички попадались. А однажды поймали огромную щу…

– Ты говори о пузырчатке, – остановила меня учительница.

– Тогда и пузырчатку дядя мне показал. Она растет в воде. Вся в воде. И вся в пузырях. Над головой – только стебель да цветок. Желтый такой, как флажок.

– Правильно! – кивнула учительница. – На конце листьев пузырчатки – большие и маленькие пузырьки. От них она и получила свое название.

– Пузыри имеют дверцы, – продолжал я.

– Клапаны, – поправила учительница.

– Клапаны, – повторил я. – Спасается малек от окуня, ткнется в дверцу-клапан, она откроется и скроет малька. Только потом захочет малек выбраться наружу, а дверца его не выпустит. Так и съест пузырь малька.

Ребята загудели, заерзали на партах, но учительница сказала:

– Да, так. Стенки пузырька выделят кислоту, отравят малька и постепенно переварят совсем. Спрятался малек от окуня, да попал в западню… Молодец, Пенкин!

Я шел по улице, размахивая дневником. Около сапожника дяди Коли я остановился и рассказал, как получил пятерки. И дядя Коля отложил работу, улыбнулся и сказал:

– Молодчина! Всего можно добиться, главное – вовремя перебороть лень.

И тут я понял, что дядя Коля мне казался молчаливым оттого, что я сам много говорил. Потом я догнал Вовку. Мне почему-то уже совсем не хотелось делать свисток из липы, чтобы вызвать Вовкину зависть. Я достал из кармана перегорелую лампу и сказал:

– Пойдем кокнем?!

Проходя мимо овощной палатки, я показал продавщице дневник. И она вдруг заулыбалась и протянула мне грушу. Как и утром, я остановился около дома старушки с дедом. Они сидели на крыльце и задумчиво смотрели на улицу. Я попробовал представить старушку тоненькой девчонкой с косичками, а деда – мальчишкой с удочкой, но сразу почувствовал к ним жалость и, спрятав дневник, незаметно прошел мимо. Из своего дома выбежала Надька, покружилась на одном месте со своим ранцем и направилась в сторону школы. Около меня она остановилась, посмотрела на мое лицо и засмеялась.

– Ты чего? – удивился я.

– Смешной ты сегодня какой-то! – сквозь смех выдавила Надька. – Глаза, как у зайца… в разные стороны…

Тут уж и я не выдержал и тоже засмеялся.

Когда я подходил к нашему дому, все люди на улице казались мне удивительно хорошими. Да и сама улица, такая знакомая, вдруг стала какой-то особенно дорогой: и острокрышие дома с палисадниками, и высокие светлые березы, и видавший виды забор, и даже воздух, пахнущий яблоками.