Текст книги "Командир гвардейского корпуса «илов»"

Автор книги: Леонид Рязанов

Соавторы: Николай Чесноков
сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

Жаркое лето

Июнь сорок третьего выдался знойным... В такие дни хотелось сбросить с себя гимнастерку, ремень с тяжелым пистолетом, надоевшие сапоги и не торопясь идти по полевой дороге, загребая босыми ногами мягкую пыль, чувствуя, как слабый ветерок холодит тело под расстегнутым воротом рубахи. А потом где-нибудь на берегу тихого пруда раздеться и броситься в прогретую солнцем воду, поплыть саженками, во всю силу, чтоб за тобой – пенистый след, как от торпеды. И выйти на берег, роняя теплые капли воды, ощущая приятную усталость каждой мышцей тренированного тела. Хорошо!..

Василий Георгиевич с трудом оторвался от мечтаний, быстро, привычным движением застегнул крючки на воротничке кителя.

«Нет, а новая форма – ничего, – подумал он, покосившись на полевые генеральские погоны и мельком взглянув в тусклое зеркало. – Во всяком случае, лучше, чем полковничьи «шпалы». Генерал вдруг по-мальчишески озорно подмигнул своему отражению.

– Разрешите, товарищ генерал... – в открытом дверном проеме показалась знакомая фигура начальника отдела кадров корпуса. – Вы меня вызывали?

– Да, вызывал. Садитесь, подполковник. Хочу посоветоваться. Как у нас на сегодня с летными кадрами? Особенно меня интересуют командиры эскадрилий, летчики, способные водить на штурмовку группы самолетов.

– Я уже докладывал вам, что летным составом полки укомплектованы полностью, вакантных должностей комэсков нет.

– Да я не об этом. Мы люди военные, поэтому буду говорить прямо. – Василий Георгиевич прошелся по земляному полу хаты. – Бои, большие бои нам предстоят. А где бои, там потери... Как ни горько говорить об этом, но они, увы, неизбежны. И в первую очередь среди ведущих. Меня интересует сейчас одно: есть ли у нас люди, способные заменить командиров эскадрилий в случае их гибели?

– Наверное, есть, товарищ генерал...

– Это неопределенно. Я хочу знать, можете ли вы мне сейчас положить на стол список летчиков, которые в случае необходимости смогли бы заменить комэсков? Причем с краткой характеристикой, прочитав которую, я понял бы, почему рекомендуют на должность командира эскадрильи Сидорова, а не Иванова или Петрова.

– Такой список мы представить не можем.

– Плохо, товарищ подполковник. Пора бы знать своих людей, а летный состав особенно. Кадры нужно растить самим. Все. Можете идти.

Василий Георгиевич подошел к окну. Солнце садилось за горизонт, и все вокруг было освещено багровым светом. Вечерний ветерок принес прохладу. Где-то на окраине села пели под гитару песню о рабочем пареньке, которому очень хотелось стать летчиком. Генерал прислушался. Незатейливый мотив, простые слова. Но песня все же трогала сердце. Она была своей, авиаторской.

Только когда затих последний аккорд, генерал отошел от окна. Морщась, помассировал правый бок: «Не поймешь, то ли печень, то ли желудок. Главное – не поддаваться ни врагам, ни болезни. Прожито всего лишь сорок два...»

Генерал приоткрыл дверь:

– Завтра машину к четырем. Как обычно. Поедем в седьмую гвардейскую. А сейчас вызовите ко мне начальника тыла.

И вновь подошел к окну. Солнце совсем спряталось за горизонтом, но было еще светло. Вдалеке на малой высоте пролетел самолет с характерной, выступающей над фюзеляжем кабиной. «Из разведки, наверное. Задержался... – подумал Рязанов. – Интересно, кто его горбатым окрестил? Ведь точно: кабина на нем, как горб, торчит».

Еще на Калининском фронте «илы» были одноместными. После нескольких боевых вылетов выявился главный недостаток: слабая защита за спиной, да и обзор сзади у летчиков плох. При встрече с истребителями противника даже самые опытные пилоты привозили по два-три десятка пробоин, и все в хвосте.

А вскоре приехал главный конструктор Сергей Владимирович Ильюшин.

– Ну как вам наш самолет? – интересуется.

– Что ж, машина неплохая. Поедемте в полк, у тех, кто на ней летает, спросим.

Приехали в полк майора Митрофанова уже к вечеру. А там, как нарочно, ребята в этот день две машины потеряли. И обе фашист сбил одним и тем же маневром: зайдет в хвост, поймает в прицел и... Досталось тогда конструктору. За машину, говорили, спасибо, но кабину нужно двухместной делать, чтобы еще стрелка посадить с крупнокалиберным пулеметом или, еще лучше, со скорострельной пушкой. Тогда никакой истребитель не страшен.

Потом, когда вернулись из полка, конструктор спросил Рязанова, что он сам думает об этом. Генерал ответил ему без обиняков: если будет стрелок, то потери штурмовиков сократятся на двадцать-тридцать процентов. Пожалуй, ему и другие об этом говорили. Не случайно вскоре в корпус стали поступать штурмовики только с двухместными кабинами. Тогда и кончилась легкая жизнь вражеских истребителей. Не один из них получил крепкую порцию свинца из крупнокалиберного, когда пытался по привычке зайти «илу» в хвост... Заглянул адъютант:

– Товарищ генерал, к вам начальник тыла.

– Пригласите. – И Рязанов пошел навстречу входившему в хату подполковнику Белодеду. – Добрый вечер, тыловой начальник. Как у тебя дела?

– Сегодня утром, товарищ генерал, – начал докладывать подполковник, – я представил вам сводку. Боеприпасами, горючим, продовольствием, обмундированием корпус обеспечен полностью. Все заявки ПАРМов [1]1
  ПАРМ – передвижная авиаремонтная мастерская.


[Закрыть] выполнены. Подвозили, как приказано, в основном ночами, чтобы не демаскировать. Расход боеприпасов, горючего у корпуса пока небольшой, сами понимаете – затишье на фронте.

– Затишье... А если оно закончится, что тогда будем делать?

– Есть у нас, товарищ генерал, в одном из батальонов аэродромного обслуживания бывший летчик. Когда-то служил в этих краях. Все аэродромы помнит. Вот мы и отметили места, куда можно будет перебазировать корпус. Разрешите... – Белодед вынул из сумки карту, аккуратно развернул ее. – Если пойдем в наступление, перебазироваться корпус может сюда, сюда и сюда. – Тонко отточенным карандашом начальник тыла показал условные значки на карте. – А здесь у нас отмечены площадки, которые можно летом использовать как взлетно-посадочные полосы. Причем на них могут располагаться разные войсковые единицы, от эскадрильи до полка или дивизии. Здесь вот все отмечено...

– Ну что же, неплохо... Неплохо, когда начальник тыла авиационного корпуса такой предусмотрительный человек. Значит, так. Как только начнется наступление и наземные войска двинутся вперед, вы, тыловики, вместе со всем хозяйством пойдете за ними. Нужно, чтобы при перебазировании у летного состава не было ни одной задержки. Перелетая на новую точку, летчики и воздушные стрелки должны знать, что их уже ждут и землянки, и столовая, и горючее, и боеприпасы. А самое главное, чтобы их ждали ваши люди, товарищ начальник тыла. Летунам достается там, в воздухе. Кто и как будет продвигаться вперед, предусмотрели?

– Пока нет.

– Вот это плохо. Нужно срочно организовать передовые передвижные комендатуры. Чтобы у них на автомашинах имелось все необходимое, от боеприпасов и горючего до баллонов со сжатым воздухом и аккумуляторно-зарядных станций. Во главе каждой такой комендатуры поставьте опытного командира, подберите нужных людей. Пока затишье на фронте, пусть тренируются. Они обязаны не позднее часа после получения команды быть готовыми к передислокации на новую точку. Понятно?

– Так точно, товарищ генерал.

– Ну вот и хорошо, – улыбнулся Василий Георгиевич. – Или, может, еще вопросы есть?

– Есть один... Когда затишье-то кончится?

Рязанов хитро посмотрел на начальника тыла и, наклонившись, вполголоса произнес:

– Хочешь, я тебе, Кузьма Александрович, военную тайну открою? Ты спрашиваешь, когда в бой пойдем? Так я тебе честно отвечу: не знаю. Ты что думаешь, если я генерал, так со мной Генеральный штаб советуется? Ты лучше сам скажи, когда, по-твоему?

– По-моему, скоро.

– Вот и по-моему – тоже...

Снилось что-то приятное... Автомашина бежит по Подмосковью, в открытые окна задувает ветерок. Пахнет свежескошенным сеном и медом. Внезапно машина поворачивает на узкую лесную просеку и, не снижая скорости, мчится по ухабам. Начинает бросать из стороны в сторону. Он ударяется плечом о дверцу кабины и...

Тут Василий Георгиевич проснулся. Быстро вскочил, натянул сапоги. Взглянул на часы – первый час. Взял телефонную трубку и сразу узнал характерный басок командующего 2-й воздушной армией Степана Акимовича Красовского:

– Ну, начинаем! Поднимай своих орлов сразу же на рассвете, чтоб ни один фашист взлететь не сумел. Понял?

– Понял, Степан Акимович.

Рязанов положил трубку. Попросил адъютанта срочно вызвать к нему начальника штаба и замполита.

Скрипнула дверь, вошли новый начальник штаба генерал-майор Парвов, заменивший ушедшего на повышение полковника Брайко, и заместитель по политчасти полковник Беляков. Рязанов взглянул на их заспанные лица:

– Приказ Красовского – сегодня, 5 июля, с первыми лучами солнца нанести удар по восьми аэродромам харьковского узла. Эту задачу мы с вами отрабатывали на штабных учениях. Да кроме того, у меня здесь с фашистами старые счеты... Значит так: начальнику штаба поднять дивизии корпуса по тревоге. Я буду в седьмой гвардейской – с «передка» виднее. А ты, замполит, куда?

– Я, пожалуй, к Баранчуку в дивизию. Посмотрю, как истребители на прикрытие штурмовиков вылетать будут.

– Добро, – командир корпуса первым встал из-за стола. – Значит, начинаем!

...Короткая июльская ночь подходила к концу. На аэродроме в Сокольниках фашисты вели последние приготовления к вылету. Над летным полем стоял ровный гул прогреваемых моторов. Небо на востоке только-только начинало розоветь. Казалось, ничто не может помешать подняться в воздух армаде бомбардировщиков.

Когда первые «юнкерсы» двинулись к взлетной полосе, в небе появилась восьмерка наших штурмовиков. Во время первой же атаки они сбросили бомбы на стоянку, точными попаданиями разметав несколько самолетов. И все-таки один из «юнкерсов» упрямо пошел на взлет. Летчик стремился скорее выбраться из этого ада, в который превратился тихий аэродром...

Набирая скорость, бомбардировщик все быстрее катился по взлетной полосе, натужно ревя моторами и стараясь оторвать от земли свое начиненное смертоносным грузом брюхо. Еще несколько секунд – и он поднимется в воздух. Но тут прямо перед ним взорвались две бомбы, сброшенные штурмовиком, правое колесо попало в свежую воронку, шасси подломилось. Пропахав несколько десятков метров, «юнкере» неуклюже развернулся поперек взлетной полосы и вспыхнул. Сверху было видно, как выпрыгивали из кабины фашистские пилоты, как бежали они со всех ног, отстегивая на бегу парашюты, стараясь до взрыва спрятаться в какой-нибудь яме на краю аэродрома...

А восьмерка «илов» вновь пошла на штурмовку. Вражеские зенитчики, проворонившие первую атаку советских самолетов, открыли бешеный огонь. Но было уже поздно. Снова стоянки «юнкерсов» перечеркнули трассы авиационных пушек и пулеметов.

Командир штурмовиков капитан Степанов с большим удовлетворением наблюдал за работой своих подчиненных. Он оглядел группу – все самолеты были целы.

– «Горбатые», работу кончили. Возвращаемся! – приказал он.

Такой удар штурмовики Рязанова нанесли по фашистам не только в Сокольниках, но и на аэродромах в Рогани, Померках, Микояновке, Томаровке. Десятки вражеских бомбардировщиков не смогли в это утро выполнить задание.

...Бои на земле и в воздухе не затихали ни на минуту. Шел третий день битвы под Курском. Утром 7 июля застало Рязанова на переднем крае. Он всегда старался обосновать свой НП на самом горячем месте. Вот и сегодня не успели наладить связь с дивизиями и корпусом, познакомиться с командиром истребительно-противотанкового полка, сзади позиций которого расположились, как раздался тревожный возглас:

– Танки!

«Вот дьявол, – подумал Рязанов, – и оглядеться как следует не дали». Он посмотрел в бинокль. Отсюда, с этой высотки, господствующей над окружающей местностью, все поле предстоящего боя было видно как на ладони. Фашистские танки, набирая скорость, двинулись к окопавшимся нашим пехотинцам и артиллеристам.

– Пожалуй, около двух полков, товарищ генерал, не меньше, – тревожно прошептал адъютант Саша Дресвянников, тоже наблюдавший за этой атакой.

– Да, тут небольшими группами ничего не сделаешь. Нужен массированный налет. Придется менять тактику. Кто у нас на подходе? – спросил Рязанов связиста.

– Три группы восьмисотого полка.

Генерал решительно взял в руки микрофон рации:

– «Горбатые» восьмисотого. Я – «Грач»! Район удара – танки у деревни Сырцово.

Три десятка «илов» совершили внезапный массированный налет. Атакующие фашистские танки сразу же скрылись в плотной туче дыма и огня. Генерал видел только, как вновь и вновь ныряют к земле штурмовики а навстречу им несутся разноцветные трассы «эрликонов». С болью наблюдал Василий Георгиевич, как, клюнув носом, вошли в последнее пике два штурмовика, а один, теряя высоту, потянул к линии фронта. Пламя лизало левую плоскость самолета. Откуда-то сверху и сзади на израненную машину свалился вражеский истребитель. Однако летчик подбитого штурмовика словно не замечал смертельной опасности. Вот сейчас фашист зайдет в хвост и... Внезапно огненные шары реактивных снарядов перечеркнули курс вражеского самолета перед самым его носом. «Мессершмитт» резко отвернул в сторону, тотчас потеряв удобную позицию для атаки, и на бреющем вышел из боя.

Горящий «ил» тяжело приземлился на небольшую полянку у самого переднего края. Из кабины выпрыгнул летчик. Василий Георгиевич видел, как несколько вражеских танков изменили направление и, открыв огонь, направились к подбитому самолету. И тут на посадку пошел второй штурмовик...

– Ну куда, куда тебя понесло! – не выдержав, закричал генерал.

...Сначала все шло хорошо. Услышав приказ командира, комэск 800-го штурмового авиаполка Степан Пошивальников немедленно изменил курс своей эскадрильи. Он сразу заметил вражеские танки. С высоты они казались совсем безобидными. «Много их, трудно пехоте придется», – подумал комэск и повел эскадрилью на танки. Близкий разрыв снаряда тряхнул самолет. Первой мыслью было: «Подбили». Но штурмовик по-прежнему слушался каждого движения, мотор продолжал работать. Пошивальников бросил взгляд на приборную доску – все нормально. На всякий случай окликнул стрелка. В ответ молчание. Еще раз окликнул, и снова безрезультатно.

«Вот тебе и «все нормально», – подумал Пошивальников. – Стрелок убит – значит, машина сзади беззащитна. Но воевать-то на ней еще можно!»

И он вновь направил штурмовик на вражеские танки. Быстро падала высота. В прицеле росли бронированные коробки. Нажал гашетки и увидел, как задымили несколько фашистских танков. Но «ил» содрогнулся снова. «Опять зенитный снаряд... Вот не везет», – командир эскадрильи развернул штурмовик на восток и попытался набрать высоту. Однако машина почти не слушалась. Он с трудом удерживал ее от срыва в губительный штопор.

Внезапно Пошивальников почувствовал запах гари. Взглянув на изувеченную плоскость, увидел, как пляшут на ней язычки пламени. Можно было попробовать сбить огонь скольжением на крыло. Но как скользить, если до земли считанные метры? Выход был только один – немедленно садиться. Комэск не видел, как отвалил вражеский истребитель. Он вообще не заметил этой атаки. Его внимание было сконцентрировано на небольшой площадке у нашего переднего края. Только летное мастерство помогло Пошивальникову относительно благополучно посадить горящую машину.

Выключив мотор, он выбрался на крыло. В уши сразу же ударили звуки близкого боя. Заглянул в кабину стрелка. Тот сидел без движения, опустив голову: убит. Степан спрыгнул на землю. Близкий разрыв снаряда заставил его пригнуться. Из облака дыма и пыли прямо на него двигались четыре фашистских танка. Комэск огляделся: кругом ровная степь, не убежишь. Что делать? И вдруг он вновь услышал знакомый гул авиационного мотора. Поднял голову и увидел, как на посадку заходил штурмовик со знакомым номером на фюзеляже.

– Сашка Гридинский, мой ведомый, – прошептал Пошивальников. – Что он делает? Зачем? Ведь сам погибнет...

А «ил» уже приземлился и, поднимая пыль, рулил к подбитой машине. Степан бросился к знакомому самолету, вскочил на плоскость и сразу же увидел открытый фонарь кабины воздушного стрелка. Перевалившись через борт, сел на колени стрелку. Мощный мотор взревел. Штурмовик, набирая скорость, сделал короткий разбег и поднялся в воздух.

– Все в порядке, товарищ комэск. А мы уж думали, что вам крышка! – проговорил стрелок.

Пошивальников озорно щелкнул его по носу:

– Рано хоронить решили. Мы еще повоюем!..

Между тем атака фашистских танков продолжалась.

Все больше их горело на поле боя. Но пехоте и артиллеристам тоже приходилось несладко. Немало орудий разбито прямыми попаданиями, все реже слышны выстрелы противотанковых ружей. Несколько бронированных машин все же прорвались к командному пункту полка, но были подбиты и сожжены гранатами и бутылками с горючей жидкостью.

Помогло то, что над полем боя господствовали «илы» 1-го штурмового авиакорпуса. Они нанесли несколько сосредоточенных ударов по вражеским резервам. Едва только улетели, как над деревнями Большие Маячки и Красная Дубровка снова показалось несколько групп штурмовиков. Рязанов руководил ими, как опытный дирижер хорошо сыгранным оркестром. А иначе было нельзя: кое-где фашистские танки уже вели бой в глубине нашей обороны. Летчики могли легко ошибиться и ударить по своим.

Василий Георгиевич не выпускал из рук микрофона. Летчики слышали спокойный, уверенный голос командира корпуса, знали, что он следит за их атаками. День уже клонился к вечеру, а напряжение боя не уменьшалось.

Фашисты тоже поняли, что штурмовиками, которые принесли им сегодня столько неприятностей, руководит опытная рука. Они засекли место работы радиостанции, сюда-то и был направлен их удар. Все чаще вокруг НП Рязанова стали рваться снаряды, а с десяток вражеских «тигров» стали заходить в тыл, стремясь отрезать небольшую группу авиаторов от их подразделений.

Увлекшись боем, генерал не замечал надвинувшейся с фланга опасности. И только когда снаряды танковых пушек стали рваться чуть ли не у самой смотровой щели блиндажа, он обратил на это внимание. Положение оказалось очень сложным. Только что улетела последняя группа штурмовиков. Другие были еще на подходе. Правда, с фланга блиндаж прикрывали два расчета противотанковых ружей. Но что они могли сделать десятку закованных в мощную броню «тигров»?

Покидать наблюдательный пункт было уже поздно. Василий Георгиевич оглядел свое воинство: всего четыре человека, имевшие при себе три автомата, два пистолета да две противотанковые гранаты. «Вот так, – подумал он. – Для десяти «тигров» все наше вооружение – на один чих. Что же делать?» И он, вновь подняв к глазам бинокль, взглянул на приближающиеся танки. Фашисты не знали точного расположения хорошо замаскированного наблюдательного пункта авиаторов. Но были уверены, что командир штурмовиков находится где-то здесь, на этой высотке, которая господствовала над окружающей местностью. Уже можно было различить темные фигуры автоматчиков танкового десанта, заметить, как шевелятся, словно принюхиваясь, длинные стволы пушек... Вдруг почти одновременно вспыхнули два «тигра» «Неужели, пэтээровцы? – удивился про себя Василий Георгиевич. – Да не может этого быть! От их позиции до танков около двухсот метров. А с этой дистанции пуля бронебойки – семечки для «тигра», даже не почувствует. Нет, тут что-то не то...»

– Наши! – радостно крикнул кто-то.

Но генерал уже и сам видел «тридцатьчетверки», атаковавшие во фланг фашистские танки. Неуклюже разворачиваясь, «тигры» меняли объект атаки.

– Товарищ генерал, штурмовики на подходе, – доложил радист невозмутимым голосом.

– «Горбатые», цель – «тигры», левее Красной Дубровки! – приказал Рязанов. – Не заденьте наши «коробочки».

– Вас понял. Цель вижу, – ответил ведущий группы.

Штурмовики, пользуясь тем, что все внимание фашистов было обращено на атакующие советские танки, снизились чуть ли не до самой земли. Заход, еще один – и на поле боя запылали восемь вражеских машин.

Вечерело. Бой понемногу стихал. К наблюдательному пункту подползла закопченная «тридцатьчетверка». Откинулся люк, и из башни вылез невысокий лейтенант в выгоревшем комбинезоне. Он спрыгнул на землю, сдвинул на затылок шлем. Увидев выходящего из блиндажа человека и разглядев генеральские погоны на нем, встал по стойке «смирно».

– Товарищ генерал! Лейтенант Васильев из 516-го танкового.

Рязанов улыбнулся:

– Это ты, герой, вон те «тигры» атаковал?

– Так точно, я. Мне командир полка специальное задание дал – прикрыть ротой ваш НП. Только нам два удалось подбить, остальные ваши штурмовики растрепали. Здорово бьют, не дай бог под их удар попасть!

– Ну спасибо, лейтенант. Выручил сегодня нас...

К себе, в штаб корпуса, Василий Георгиевич вернулся поздно ночью. Едва успел умыться и сел поужинать, как вошел начальник штаба генерал-майор Александр Алексеевич Парвов.

– Заходи, заходи, не стесняйся. Что не спишь, полуночник? Какие новости?

– Звонил Красовский, благодарил за работу. А эту телеграмму мы получили на ваше имя.

Рязанов развернул небольшой листок и прочел: «Командиру 1-го штурмового авиакорпуса. Командующий 7-й гвардейской армией передал вам, что работой штурмовиков наземные части очень довольны. Штурмовики помогают хорошо».

– Надо, чтоб об этой телеграмме узнали все летчики корпуса. Это очень важно с точки зрения воспитания духа.

Парвов улыбнулся:

– А что, Василий Георгиевич, тебе комиссарское прошлое спокойно спать не дает?

– Зря улыбаешься, Александр Алексеевич. Есть прописная истина: хороший командир должен быть и хорошим воспитателем. А тем, что службу военную начал инструктором политотдела 17-й Нижегородской дивизии, горжусь. Да и в авиации с политработой не расставался: до двадцать седьмого года был помощником военного комиссара школы летчиков. Вот так, дорогой мой, Ты лучше скажи, потери в корпусе большие?

Начальник штаба молча опустил голову.

– Значит, большие. Эх, каких людей эта проклятая война уносит, каких людей! Потребуйте от командиров, чтобы своевременно представили к наградам отличившихся. Особенно обратите внимание на восьмисотый штурмовой. Там один летун товарища с подбитого самолета прямо из-под носа фашистов вывез. Спас от верной смерти или, хуже того, плена. Пусть представят к награде.

Курское сражение разворачивалось, словно туго cжатая пружина. В конце четвертых суток Рязанов возвращался на «виллисе» с передовой. Всю дорогу, пока машина пылила по проселку, он молчал, прислушиваясь к неумолкаемому артиллерийскому гулу. Его адъютант объяснял это молчание обычно разговорчивого командира тем, что сегодня для него выдался нелегкий денек. К тому же в течение двенадцати часов генерал не притронулся к еде. Последние недели Дресвянников с ног сбился в поисках хорошего повара, который мог бы готовить диетические блюда. Повезло: в одном из батальонов аэродромного обслуживания нашел солдата, который до войны работал в одном из московских ресторанов. Сказал об этом генералу, но тот, поморщившись, отмахнулся:

– Сейчас не до этого.

Войдя в хату, где размещался штаб, Василий Георгиевич расстегнул воротник кителя, сел и откинулся на спинку стула. Перед ним лежала кипа документов, которые требовали его подписи.

– Саша! – окликнул он адъютанта в полуоткрытую дверь. – Позови начштаба.

Вскоре вошел Парвов.

– Александр Алексеевич, покажите мне список потерь за сегодняшний день.

Парвов молча вынул из папки листок, на котором был напечатан длинный столбик фамилий. Рязанов начал медленно читать: дошел до фамилии капитана Малова и вопросительно взглянул на начальника штаба.

– Был смертельно ранен в районе Тетеревиного Лужка, – ответил тот. – Перетянул линию фронта. Упал на дубовую рощу.

– Соедини меня с подполковником Митрофановым, – резко бросил Рязанов адъютанту. И тут почувствовал, как защемило сердце...

Однажды на Калининском фронте он вместе с полковником Каманиным приехал в 800-й штурмовой авиаполк. Осмотрели самолеты, прошлись по влажной траве, которую только что смочил небольшой дождик. Потом в просторном доме собрались командиры эскадрилий и звеньев.

– Хочу узнать, как вы намерены воевать? – сказал Рязанов, обращаясь к собравшимся.

– Разрешите мне, – поднялся летчик с орденом Красного Знамени на гимнастерке. – Старший лейтенант Малов.

Рязанов взглянул на рослую, широкоплечую фигуру, на лицо с внимательными, глубоко посаженными глазами.

– Пожалуйста.

Старший лейтенант говорил о многом. Но главное – о дружбе штурмовиков и истребителей.

– Ведь если меня прикрывает каждый раз одна и та же группа, то я их почерк знаю, и они ко мне, к моим «выкрутасам» привыкают...

Рязанов слышал, как Малов, садясь, сказал старшему лейтенанту Пошивальникову:

– Мне нравится, что генерал не навязывает нам своих установок...

После совещания командиры стали расходиться. Генерал подошел к Малову. Он привык при знакомстве с подчиненными спрашивать, где те родились, учились, как жили до войны...

Были и еще встречи с Маловым.

30 октября прошлого года командир корпуса отдал приказ разбомбить аэродром фашистов севернее Смоленска. Каманин назначил ведущим группы старшего лейтенанта Михаила Малова.

– Сколько заходов сделаете? – спросил его командир дивизии.

– Не меньше двух, товарищ полковник.

– Вопрос о количестве заходов решайте сами по обстановке. Когда будете проходить над КП командира корпуса, доложите о своей задаче.

Да, Василию Георгиевичу часто приходилось слышать голос Малова по радио.

– Как самочувствие? – спросил он у ведущего, когда группа «илов» с ревом пронеслась над КП.

– Отличное, товарищ генерал.

Штурмовики, ведомые Маловым, точно в расчетное время вышли на вражеский аэродром. Сделали по три захода, уничтожив четырнадцать самолетов, двадцать автомашин, проштурмовав пулеметно-пушечным огнем бензозаправщики и склад боеприпасов. Рязанов с удовлетворением подписал первые наградные листы на Михаила Малова и его ведомых.

Пятнадцать раз водил Михаил эскадрилью на штурмовку вражеских позиций под Великими Луками. Однажды он обнаружил на железнодорожной станции два эшелона противника. Снизившись, расстрелял из пушек паровозы, затем приказал ведомым:

– Теперь ваше слово. Бейте по эшелонам!

Реактивные снаряды, пущенные «илами», угодили в вагоны с боеприпасами. Огненный фейерверк перекинулся на цистерны с горючим. Железнодорожная станция превратилась в кромешный ад.

В другой раз на станции Ново-Сокольники эскадрилья Малова накрыла разгружавшуюся из вагонов войсковую часть. В первый заход штурмовики ударили из пулеметов по разбегавшимся фашистам, во второй – разбили вагоны и пристанционные склады.

Несколько раз Малов водил «ильюшины» в район населенных пунктов Громово и Бутитино – сбрасывали «гостинцы» на фашистские танки и мотопехоту, не позволяя им соединиться с окруженным в Великих Луках гарнизоном.

Над Курской дугой Михаил тоже отличился. Как только его эскадрилья 5 июля сбросила бомбы на немецкие танки, он услышал в наушниках знакомый голос Рязанова:

– «Сокол-1», как «птабы»? Как чувствуют себя «тигры»?

– Горят, товарищ генерал. Здорово горят.

Через несколько дней над полем танкового сражения в прицел его пушек попал «мессершмитт». Удар был точен: снаряд надвое развалил желтый фюзеляж вражеского истребителя. Тогда же Малов сумел подбить и немецкую новинку – «Фокке-Вульф-190». Рязанов, узнав об этом, лично собрался поблагодарить аса за высокое летное мастерство и снайперскую точность, да вот не успел.

Вошел адъютант.

– Командир полка на проводе.

– Товарищ Митрофанов, – сказал Василий Георгиевич по телефону, – прошу о гибели Малова рассказать поподробнее.

Отогнав воспоминания, генерал вслушивался в слова сообщения.

– Сегодня, 8 июля, капитан Малов в четвертый раз повел эскадрилью в район Тетеревиного Лужка. Удар был, как всегда, точен. После штурмовки на земле осталось более десятка подбитых «тигров». Но и противник огрызался яростно... Один из зенитных снарядов угодил в самолет ведущего. Я сам видел, как он еле-еле тянет. На подходе к аэродрому мотор заглох, и Малов был вынужден садиться на деревья.

– Ну и что же? – нетерпеливо переспросил Василий Георгиевич.

– Я вызвал комэска по радио. Ответа не было. Послал санитарную машину с полковым врачом, техником и мотористом. Когда они подъехали – увидели просеку. В конце ее и уткнулся в землю «ил». Капитан Малов и воздушный стрелок Борисов были мертвы.

– Так-ак, – тихо и как-то растерянно протянул Василий Георгиевич. – Каких летчиков теряем!

И тут же приказал:

– Похоронить погибших в Новом Осколе со всеми воинскими почестями. А сейчас немедленно готовьте документы на награждение Малова. Представьте на Героя. Он заслужил этого.

– Ясно, товарищ генерал.

Через день Рязанов читал наградной лист на командира первой эскадрильи 800-го штурмового авиаполка капитана Малова. В нем говорилось о том, что за два последних года комэск в качестве ведущего группы совершил 80 боевых вылетов, провел пять штурмовок немецких аэродромов, где уничтожил восемь бомбардировщиков и четыре истребителя. На белгородском направлении Малов разбил 4 бомбардировщика, 2 истребителя, 17 танков, 36 автомашин, 2 орудия, 3 самоходные артиллерийские установки, взорвал 4 склада и расстрелял до 500 гитлеровцев.

Генерал еще раз перечитал скупые строчки наградного листа, и, вздохнув, подписал его.