Текст книги "Попугайчики"
Автор книги: Леонид Каганов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Леонид Каганов
Попугайчики
Я собрал вас, как, курица птенцов своих под крылья свои. Что ныне сделаю вам? Отвергну вас от лица Моего.
3-я книга Ездры, гл.1, стих 30
«Дз-з-з-з-з!» – требовательно раздалось в коридоре. От неожиданности Кард Иванович просыпал большую горсть кунжута мимо лотка.
«Дз-з-з-з-з!» – снова раздалось в прихожей.
– Иду, иду! – крикнул Карл Иванович, запахнул халат и закашлялся.
«Кого там в такую рань?» – думал он, шаркая тапочками по линолеуму, усыпанному перьями и зерном. Плотно притворив за собой дверь комнаты, он приоткрыл входную дверь, накинув цепочку.
В полумраке лестничной площадки стоял высокий молодой парень с орлиным носом и таким же орлиным взглядом. Карл Иванович порылся в кармане халата, достал очки и нацепил их на нос. Парень производил неопределенное впечатление: абсолютно бритая голова настораживала, а стопка книг под мышкой успокаивала.
– Доброе утро? – улыбнулся парень. – Мы проводим месячник по распространению книг преподобного учителя Свами Прабхупады. Вы слышали про Господа Кришну?
– Слышал, – поморщился Карл Иванович. – Я все уже слышал в этой жизни, молодой человек.
– Вы можете звать меня просто Коля, – сообщил молодой человек и вопрошающе покосился на дверную цепочку.
– А могу я вас не звать? – саркастически произнес Карл Иванович, не собираясь снимать цепочку.
– Могу спорить, – как ни в чем ни бывало продолжал Коля, – вы не очень в теме, как Господь Кришна дарует вечное наслаждение и освобождение от страданий!
– И как?
– Впустите Господа Кришну в свое сердце!
– Ему там не понравится, – выдохнул Карл Иванович. – Старое изношенное сердце, два инфаркта. Что ему там делать?
– Да не ему, а вам! – рассмеялся Коля. – Попробуйте повторять: Харе Кришна, Харе Кришна – Кришна, Кришна, Харе, Харе. Сразу станет легче!
– Просто повторять?
– Конечно!
– Повторять может и попугай.
– А вот смотрите, что по этому поводу говорит Прабхупада… – Коля ловким движением распахнул верхнюю книгу строго посередине. – Вот слушайте…
– Коля, – перебил Карл Иванович. – Я старый человек, фронтовик, атеист. Найди себе юную красивую девочку и рассказывай ей все это. Поверь мне, Коля, выйдет куда больше проку.
Коля разочарованно вздохнул и по-детски вытянул губы трубочкой.
– А кто-нибудь из внуков дома есть? – спросил он, аккуратно вглядываясь в сумрак прихожей.
– Я один живу, – покачал головой Карл Иванович. – Внучка в Германии.
– Ну… извините за беспокойство. Счастья вам! Харибол! Карл Иванович запер дверь, дошлепал до кухни, налил стакан воды, сел в кресло и выпил. Некоторое время он дремал, откинувшись на плетеную спинку. Затем открыл глаза, посмотрел на часы, нацепил на голову радионаушники и включил телевизор. Тот тут же принялся бубнить. Карл Иванович положил на колени стопку газет, а за ухо пристроил карандаш, просунув его за дужкой наушников. Газеты он листал быстро, останавливаясь лишь на предвыборных новостях. Пару раз нахмурился, один раз понимающе кивнул и обвел карандашом заметку.
В какой-то момент ему показалось, что к бойкой скороговорке дикторши добавился посторонний звон. Карл Иванович сдвинул наушник с левого уха и прислушался. «Дз-з-з-з-з!!!» – надрывался звонок в прихожей.
Кратко выругавшись, Карл Иванович поднялся из кресла и поспешил к двери под непрекращающийся перезвон,
* * *
На лестничной площадке стояли две женщины лет шестидесяти, одна из них держала красную папку и давила на кнопку звонка.
– Прекратите трезвонить, с ума сошли?! – рявкнул Карл Иванович, и женщина испуганно отдернула руку.
– А я уж думала, никого нет, – простодушно откликнулась она, и ее спутница согласно кивнула. – Доброе утро! Мы собираем подписи за кандидата в губернаторы от нашего округа Адаскина Эмиля Гарриевича.
– Зачем? – нахмурился Карл Иванович. – Через неделю выборы. Зачем подписи?
– Честно говоря, – вступилась за подругу вторая женщина, – мы бы хотели просто вас проинформировать о нашем кандидате. Эмиль Гарриевич – очень честный человек, у него два сына и четыре внука, он владелец сети супермаркетов «Русская троечка». Очень честный. Может, вы нас впустите?..
– Как может честный человек владеть сетью супермаркетов? – не выдержал Карл Иванович. – Зачем твердить о том, чего не знаете? Заладили как попугаи: честный, честный! Так и говорите: талантливый предприниматель, удачливый бизнесмен. Про честность-то зачем? Нахапал денег на торговле оружием в первые годы перестройки. Я в «Русской троечке» даже зерно для птиц не покупаю!
– Зато сметана самая дешевая, – обиженно заметила женщина с папкой, – А про оружие это вам глупость какую-то сказали» первый раз такое слышу.
– Честность! – негодуя продолжал Карл Иванович. – Вот скажите, фокусник – это честный человек или нет?
– Смотря какой, – убедительно возразила тетка с папкой.
– Любой! Талантливый! Гениальный фокусник! Можно сказать про фокусника, что он очень честный?
– Да при чем тут фокусник?
– А вы не знаете, кто был его отец? – удивился Карл Иванович.
Женщины переглянулись.
– Вы знали отца Эмиля Гарриевича?
– Его отца, Гарри Адаскина, знали все, – грустно заметил Карл Иванович. – Спросите у любого фронтовика, вам расскажут. Талантливейший был фокусник-иллюзионист до войны, царство ему небесное. А уж во время войны, когда по частям ездил, по передовым… Знаете, как обожают артистов на фронте? А после войны он бы первой звездой стал, но его в пятидесятом посадили как врага народа. Ни за что.
– Ну вот, видите, а вы его сына ругаете.
– Я не его ругаю. Я вас поправлено. Не надо говорить, что он честный. Надо говорить – предприимчивый.
– Так вы проголосуете за него? Карл Иванович покачал головой.
– Я не хожу голосовать.
– Это почему еще? – опешила женщина с папкой.
– Так.
– Вы что, хотите, чтобы прошел Райков?
– Райков не пройдет, – заявил Каря Иванович. – Пройдет ваш Адаскин. У него и деньги, и связи. В общем, победит он, поверьте на слово.
– Откуда вы знаете?
– Да уж поверьте, – усмехнулся Карл Иванович.
– А чего же тогда голосовать не ходите, раз такой умный и все знаете? – спросила вторая.
– Потому и не хожу, – ответил Карл Иванович.
Тетка открыла рот – то ли попрощаться, то ли поспорить, но в это время из недр квартиры глухо донеслось: «Эмиль Гарриевич – лучший в мире мэр!»
Карл Иванович поморщился и взглянул на часы.
«Да здравствует наш мэр – дорогой Эмиль Гарриевич!» – снова произнес таинственный голос глухо и вкрадчиво.
– Это кто у вас? – заинтересовалась тетка с папкой. – Позовите его, пусть распишется.
– Это попугай, – отмахнулся Карл Иванович. «Эмиль Гарриевич – лучший в мире мэр!»
– А голос человеческий… – засомневалась вторая. «Да здравствует наш мэр – дорогой Эмиль Гарриевич!»
– Всего вам доброго, – заторопился Карл Иванович, проворно закрыл дверь, запер ее на ключ и зыркнул в глазок.
Тетки стояли все там же и недоуменно переговаривались. Одна махала папкой, другая пожимала плечами.
– Что за день сегодня такой? – проворчал Карл Иванович. – Так и ходят кто попало.
* * *
Следующий звонок прозвучал через полчаса. Карл Иванович хмуро дошел до двери и посмотрел в глазок. В центре шара фантасмагорически выпуклой лестничной клетки располагались две девочки. В руке одной была корзинка, и оттого она напоминала Красную Шапочку.
Кард Иванович накинул цепочку и отворил дверь, – Здравствуйте! – пропищали девочки, выставляя вперед корзинку, где что-то влажно копошилось. – Купите котенка, пожалуйста, недорого!
– Вот только котенка вше не хватало, – возмутился Карл Иванович.
– Тогда возьмите бесплатно!
– У меня аллергия на шерсть! – крикнул Каря Иванович и захлопнул дверь.
Девочки еще немного постояли, затем одна выразительно покрутила пальцем у виска.
– Аллергия на шерсть у него! Маразматик старый, у него пух по всей квартире летает, – донеслось из-за двери.
Карл Иванович: уже не удивился, когда раздался следующий звонок. Трезвонил неопрятного вида парень с горящими глазами.
– Вы что-нибудь слышали об Иисусе Христе? – спросил он сходу,
Карл Иванович приподнял очки над переносицей и медленно смерил его взглядом с головы до йог и обратно.
– Ну что вы, откуда? Мне девяносто семь лет… Да-да, девяносто семь. Я коренной москвич. Фронтовик. Военный летчик. У меня двести сорок боевых вылетов и шесть орденов Славы. Первый раз в жизни слышу про Иисуса Христа! Это наверно кто-то из собеса?
Парень сперва не нашелся что ответить, а затем ловким движением словно из рукава вынул крохотную Библию.
– А вот что по этому поводу… – начал он, но Карл Иванович не дал ему закончить.
– Вы из какой церкви?
– Из христианской.
– Я понимаю. Называется как? – Вообще-то мы баптисты.
– Ну а мы атеисты, – отрезал Карл Иванович, давая понять, что разговор закончен.
Следующий звонок раздался ровно в шесть часов вечера. Карл Иванович как раз поменял воду во всех поилках, вернулся на Кухню и прилег поспать на диванчик. Звонок не унимался, словно палец пришедшего прилип к нему.
За дверью стояли двое рослых мужиков в плащах. Лицо одного было хмурым и квадратным, другой же оказался голубоглазым и приятным на вид.
– Добрый вечер, Карл Иванович, – улыбнулся голубоглазый, ловким движением распахивая служебные корочки. – Мы к вам по делу.
– Кто такие? – насторожился Карл Иванович.
– Вы нас впустите сначала, – произнес голубоглазый таким тоном, одновременно вежливым и бескомпромиссным, что даже Карл Иванович не смог отказать, хотя буквы в удостоверении толком не разглядел.
Войдя в прихожую, гости деловито огляделись.
– Пройдемте на кухню, – сказал Карл Иванович. – Там нам будет удобнее разговаривать.
Он зашел и устроился в кресле. Голубоглазый сел на старую табуретку, смахнув перышко, а хмурый застыл у двери, видимо, не решаясь опуститься на расстеленный диванчик.
– Карл Иванович, наш визит неофициальный, – деловито сообщил голубоглазый. – Мы хотели бы сегодня просто познакомиться с вами.
Карл Иванович молчал, и мужчина продолжил:
– В надежде на будущее сотрудничество. Карл Иванович снова промолчал.
– В определенных кругах ходят слухи о вашем уникальном даре предсказывать результаты политических выборов.
– А вы на улице прохожего остановите, – посоветовал Карл Иванович. – Хоть кто-нибудь не горазд это делать?
– Верно, – кивнул голубоглазый. – Но только вам это удается безошибочно.
Карл Иванович кивнул на телевизор с наушниками и стопку газет, исчерканных карандашом.
– Это потому, что я интересуюсь политикой, – пояснил он. – А в чем, собственно, дело?
Голубоглазый побарабанил пальцами по столу, обернулся и посмотрел на хмурого.
– Соседи на вас жалуются, – проронил тот. – Антисанитарное состояние. Превратили жилплощать в курятник. По всей площадке пух.
– А что, теперь запрещено держать в квартирах попугайчиков? – спросил Карл Иванович, в упор разглядывая хмурого.
– У вас же не один и не два.
– А где указано, сколько можно? – осведомился Карл Иванович.
– А это просто указывается, – буркнул хмурый. – Это, значит, приходит санитарная комиссия. Проверяет, значит, состояние квартиры. И выписывает, значит, предписание. Ежели предписание не выполняется – отключается вода, газ, электричество, и квартира опечатывается.
Карл Иванович некоторое время размышлял.
– Я пенсионер, – заметил он. – Фронтовик. Инвалид.
– И бизнесмен, – вставил голубоглазый.
– Ну, это громко сказано, – спокойно возразил Карл Иванович. – Был бы бизнесменом, жил бы на Рублевке. Попугайчики – мое хобби.
– Говорящие попугайчики, – уточнил голубоглазый.
– Политически грамотные.
Наступила тишина, и в этой тишине вдруг явственно щелкнуло реле таймера.
«Да здравствует наш мэр – дорогой Эмиль Гарриевич! – раздалось из недр комнаты. – Эмиль Гарриевич – лучший в мире мэр!»
Карл Иванович прошествовал в прихожую мимо посторонившегося хмурого и щелкнул тумблером. Голос смолк на полуслове. Карл Иванович вернулся в кресло и прикрыл веки.
– Молодые люди, объясните прямым текстом, чего вы добиваетесь.
– Объясняю, – откликнулся голубоглазый. – Вы выращиваете попугайчиков к выборам. Обучаете их лозунгам и сразу по итогам продаете различным людям и организациям…
– Так, – согласился Карл Иванович. – Различные люди и организации любят выслужиться перед новым начальством, поселив в кабинете политически грамотного попугайчика с самого момента объявления итогов. И новое начальство с большой симпатией относится к таким проявлениям служебной вежливости. Кто-то покупает портрет, кто-то говорящего попугайчика. Я не пойму, в чем проблема?
– Проблема, Карл Иванович, в том, что вы за двадцать лет ни разу не ошиблись. И мы бы хотели с вами об этом поговорить, а может и посотрудничать. На выгодных для вас условиях. Мы ответственная государственная структура, и нас интересует источник вашей безошибочной информации. Что тут непонятного?
– Что значит, ни разу не ошибся? – переспросил Карл Иванович.
– Это значит; – объяснил голубоглазый, – что вы ни разу не заставили ваших попугайчиков репетировать имена тех кандидатов, которые потом не прошли.
Карл Иванович как будто не слышал. Затем веки его дрогнули и приоткрылись.
– Ах вот оно что… – произнес он. – А я-то думаю, куда вы клоните… Что за тон, что за шантаж с санитарной инспекцией… – Карл Иванович привстал в кресле, оперся на палку, поднялся на ноги и зашаркал к выходу из кухни. – Я-то думаю, что за фантастика, что за намеки… – Он остановился на пороге и махнул палкой. – А ну-ка, брысь отсюда оба! Живо, я сказал! Живо!
Незваные гости недоуменно уставились друг на друга.
– Живо! – повторил Карл Иванович. – Ишь ты, совсем с ума посходили.
– А в чем дело? – Голубоглазый пытался сохранить невозмутимость, но по его лицу было понятно: все идет не так, и он уже сам это чувствует.
– Кто вам вообще про меня доложил? – кипятился Каря Иванович. – Откуда информация?
– У нас свои каналы.
– Ваши каналы – взять и выпороть, – заявил Карл Иванович. – Кто вам сказал, что я никогда не обучал попугаев именам проигравших кандидатов? Кто? Вы хоть знаете, как у меня все устроено? У меня – две комнаты, сам живу на кухне. В каждой комнате – по обучающей колонке. В одной комнате попугаи разучивают одного кандидата, в другой – другого. Двери всегда закрыты. Каких больше учить, каких меньше – это я решаю по газетам. Выигравших продаю. Проигравших – бесплатно раздаю активистам штаба. Тупых и упрямы, кто имен повторять не научился, – выпускаю в форточку. Лесопарк рядом, пусть живут как котят. Ясно? Голубоглазый многозначительно посмотрел на хмурого.
– Пусть покажет, как он учит за Райкова, – пробасил хмурый. – Он за одного Адаскина учит.
– Покажите пожалуйста, в какой комнате вы учите хвалить Райкова, – попросил голубоглазый.
– Разумеется в маленькой. Извольте. – Карл Иванович щелкнул тумблером.
«Райков Алан Кайсанековнч, заслуженный поэт! – загремел голос из загаженной колонки. – Да здравствует наш мэр Райков!»
– Всего хорошего, Карл Иванович, – козырнул голубоглазый. – Извините, что побеспокоили, ошибка вышла.
– Я вот чего не понимаю, – обернулся хмурый. – Вы им что, прослушивание потом устраиваете?
– И прослушивание тоже. А в основном запоминаю, кто как чирикал у меня.
– Всего доброго, – еще раз козырнул голубоглазый, но вдруг остановился на пороге. – Так значит, Адаскин?
– Девяносто пять процентов.
– Попугайчика можно приобрести?
– Триста долларов. Чем кормить, как ухаживать знаете?
Голубоглазый кивнул, вынул бумажник и начал в нем деловито копаться. Карл Иванович направился в комнату и скоро вышел оттуда с небольшой клеткой. Просунув между прутьев палец, он погладил испуганного волнистого попугайчика по макушке.
– Ну? Чего скажем? – ласково шепнул он.
«Эмиль Гарриевич – лучший в мире мэр!» – доверительно проскрежетал попугайчик, косясь испуганным глазом.
– Благодарю! – голубоглазый вручил старику деньги и взял клетку.
– Фантасты… – саркастически произнес Карл Иванович, запирая дверь.
* * *
Волнения беспокойного дня не прошли даром – к вечеру разболелось сердце. Карл Иванович укрыл ноги пледом и лег на диван, положив под язык таблетку нитроглицерина. Голова кружилась, в висках стучало, а грудь пронизывала острая боль. Было не столько больно, сколько страшно, и очень не хватало воздуха. Такие приступы случались и раньше. Прошло минут пять, и вроде боль стала потихоньку отступать. Карл Иванович полежал немного, встал, медленно дошел до окна и распахнул створку. А затем так же медленно вернулся на диван.
Он лежал и думал, что надо полежать еще немного, а затем встать и насыпать попугаям кунжута. А потом в окно вдруг яростно ударил холодный осенний ветер, и вдалеке распахнулись двери обеих комнат. А этого допускать было никак нельзя, чтобы попугаи не смешались и не вызубрили лишнего. Карл Иванович попытался приподняться, но вдруг боль схватила грудь со страшной силой, а потолок стал стремительно приближаться. Последнее, что он услышал – это птичью возню в коридоре, а последнее, что увидел – аккуратно заглядывающих в кухню попугайчиков.
Боль постепенно исчезала, но вместе с телом. Карл Иванович падал в черный бесконечный коридор, пока вдалеке не показалось ослепительное сияние. Оно приблизилось – и вдруг коснулось светящимся дыханием бесплотной макушки Карла Ивановича, проникая глубоко внутрь.
Раздался громовой голос. Хотя это был и не голос, и говорил он не слова, а будто заглядывал в самую глубину души – туда, где еще недавно было сердце. И этот взгляд словно бы произносил: «НУ? ЧТО СКАЖЕМ?»
Карл Иванович, потомственный коммунист, названный в честь Маркса, летчик и фронтовик, убежденный атеист, железный Карл, как его звали в полку, впервые в жизни ощутил такую полнейшую душевную растерянность, какой никогда не испытывал даже в детстве. Он не знал, что ответить. Иисус? Аллах? Кришна? Душа просто молчала.
«ЧТО Ж ТЫ», – дохнул трубный голос и подбросил. Карла Ивановича высоко вверх.
Светящееся пятно, кружась, осталось внизу, а впереди забрезжила невиданная ослепительная свежесть, не фермой, а чем-то совсем другим неуловимо напоминавшая гигантскую форточку.
Карл Иванович влетел в нее, на миг ослеп и камнем пошел вниз. Но вдруг на спине сами собой расправились два белоснежных крыла и подхватили Карла Ивановича. Он взмахнул ими раз, другой, третий – и начал легко подниматься вверх, начиная оглядываться по сторонам и. все пытаясь понять, то ли душа его такая легкая, то ли на душе так легко.
