Текст книги "Внуки Серапионовых братьев (СИ)"
Автор книги: Леонгард Ковалев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
В те дни, когда мы соединились в нашем "Союзе", мы были молоды, полны фантазий, энтузиазма. В наших обсуждениях рождались неожиданные, подчас невероятные мысли, идеи. По мере того, как мы взрослели, набирались знаний и опыта, расширялся круг наших интересов, содержание бесед становилось всё более глубоким и, наверное, более опасным. К нам заглядывал Фёдор Петрович. У него было большое лицо, венчик седых волос вокруг лысины.
– Ну что философы? – спрашивал он и прибавлял, – смотрите, как бы чего не вышло.
Философы он произносил с ударением на втором "о". Поговорив, поулыбавшись, он возвращался в свой кабинет.
Евгения Ивановна подавала чай с печеньем.
Тогда мы не сознавали ещё до конца, что никакие идеи и мысли, кроме тех, которые излагала газета "Правда", этой власти не нужны. Более того, самые как будто безобидные, они были опасны для неё.
После того, как "Союз" просуществовал несколько лет, пришла идея вернуться к событию, положившему начало нашему братству.
Объявив себя потомками "Серапионовых братьев", мы решили, что вправе просить святомученика Серапиона о покровительстве. Между тем мы не имели никакого зримого образа его. Нужно было найти художника, который, согласившись с идеями, объединившими нас, взялся бы создать образ святомученика. Тогда своим образом и своим духом он освятил бы наш "Союз".
Все были согласны, и было решено искать художника.
Брат Адриан прибавил, что, кроме нашего небесного покровителя святомученика Серапиона, нам следует помнить и чтить нашего прародителя, оживившего в своих творениях Серапиона и Серапионово братство, то есть о великом писателе, имя которого Эрнст Теодор Амадей Гофман, портрет которого нам тоже нужно завести у себя.
Возражений не было, все были согласны. Обсуждение закончилось бурными аплодисментами, возгласами:
– Да здравствует "Союз свободного слова"!
– Да здравствуют "Внуки Серапионовых братьев"!
Мы брались разбираться в понятиях элементарных, простейших, настолько обычных в каждодневном обиходе, что никто не задумывается над вопросом: а что же это такое? Примером этому было понятие "счастья". Известный философ Бердяев определил его как "пустое" понятие. "Никто не знает, что делает человека счастливым или несчастным". Мы с таким утверждением не согласились. Прежде всего, обращаемся к "Толковому словарю", который вполне конкретно определяет счастье, как высшее состояние душевной удовлетворённости. Люди же, когда их спрашивают о счастье, толкуют об источниках счастья, как правило, мелких, частных. Но так как самых разных источников счастья неисчислимое множество, кажется, их нельзя свести к общему правилу. На самом деле такое правило есть, оно звучит так: Источником счастья является дружеское, а по возможности, любовное общение человека с Богом, человека с Природой, человека с человеком, человека с самим собой. Каждый мелкий источник счастья (купил автомобиль; защитил диссертацию; памятный по какой-то причине день; приобрела дорогую косметику, о которой мечтала) означает открывающуюся возможность или уже осуществлённое лучшее, желанное общение. В случае, когда общение по каким-либо причинам невозможно, возникает положение несчастья. Таких причин множество: одиночество, болезнь, нелюбовь, враждебность, ненависть, черты собственной личности или конкретно: разбил любимый автомобиль, завалил диссертацию и разное другое. Общение только тогда приносит счастье, когда оно желанно, когда в нём нет элемента привычки или принуждённости и когда оно основано на добрых чувствах. На этот случай есть мудрое слово Соломона: «Не учащай входить в дом друга твоего, чтобы он не наскучил тобою и не возненавидел тебя». В нашем «Союзе» как-то получилось, что нам удалось избежать охлаждающих моментов. Мы не так часто встречались, очень готовились к нашим обсуждениям. Другие личные дела каждого из нас, отвлекая, кажется, только усиливали желание сходиться снова и снова.
Понятие счастья, однако, не так просто. Каждый понимает его по-своему и у каждого оно своё. Люди, организовавшие разгром России, уничтожившие и обездолившие миллионы других людей, были конечно счастливы своим "успехом". Однако, такое счастье не от Бога, которого они отвергли.
Счастье – не обязательно восторг, чаще это спокойное чувство, когда у тебя всё хорошо. Люди чаще всего не понимают своего счастья. "О счастье мы всегда лишь вспоминаем" – говорил Бунин. Уж он-то, лишённый родины, любивший её, как никто другой, знал, что такое счастье. В основе счастья всегда содержится элемент общения.
Много времени было посвящено слову и языку – слову письменному, печатному, слову звучащему, неисчерпаемым сокровищам русского языка – грамматики, синтаксиса, используя которые, великие писатели создавали высокохудожественные произведения, прославившие русскую литературу.
О русском языке, справедливо и учительно, говорил Тургенев, в частности:
"Берегите чистоту языка, как святыню! Никогда не употребляйте иностранных слов. Русский язык так богат и гибок, что нам нечего брать у тех, которые беднее нас". И в другом месте: "Вы думаете, что я мог написать хоть одну строчку на другом языке, кроме русского?! Так вы меня позорите?! Для меня человек, который считает себя писателем и пишет не только на одном – притом своём родном языке – мошенник и жалкая, бездарная свинья".
О языке, о сокровенном в нём говорили все русские писатели.
Одной из тем, которые обсуждались, была о взаимовлиянии языков, в том числе о переводах с иностранных языков на русский. Все были согласны в том, что при переводе теряется какой-то элемент авторского оригинала из-за трудно переводимых оборотов, идиом, особенностей синтаксиса, народного просторечья. Тем не менее, было отмечено: русский язык, обладая значительным разнообразием присущих ему средств, способен преодолеть в переводе самые сложные текстовые конструкции, сохраняя их аромат, обаяние. Приводились примеры переводов Данте, Шекспира, переводы с арабского, китайского, античных авторов и другие. Вместе с тем всеобщее мнение сошлось на том, что переводы с древнерусского на современный русский, как ни странно, много теряют в своеобразном, неповторимом своём созвучии.
Мы обращались к теме искусства вообще. Оно начинается там, где возникает чувство и желание передать его другим людям. Об этом говорил Толстой.
Тот, кто создаёт подлинное искусство, постоянно имеет в душе чувство, которое есть способность любить всё, что достойно этого в окружающем мире. Чем выше уровень чувства в душе художника, писателя, музыканта, то есть способность любить простой цветок, звёздное небо, человека, тем значительнее, интереснее, сильнее создаваемое им. В случае, когда на это высокого уровня чувство ложится значительная художественная идея, тогда творческая личность переживает вдохновение. Если такая личность обладает такого же уровня уменьем, она создаёт шедевр.
Источник эстетических чувств художника неиссякаем.
В художественном произведении главным являются не содержание, не то, о чём сказано, а то, как сказано.
Там, где нет чувства, любви, там отсутствует искусство, там может быть всего лишь подобие, жалкие потуги при отсутствии таланта. Утверждение, что талант вовсе ненужен, соединяется с непримиримой враждебностью ко всему, что есть талант. Здесь уместно вспомнить слова Бальзака, которые он вложил в уста одного из своих персонажей: "У вас есть талант, моё дитя, и вы скоро узнаете, какую страшную, непрестанную борьбу ведёт посредственность с теми, кто её превосходит".
Сказанное выше о художнике и творческом процессе, обращает к пониманию того, что творческой личностью движет желание передать свои чувства, то есть желание общения. Читатель, зритель, слушатель, воспринимая талантливое произведение, отзывается на него волнением благодарной души. И значит, искусство является источником общения, которое дарит человеку возможность пережить мгновения счастья.
Об искусстве и творчестве есть много высказываний художников, мыслителей, которые полезно знать и помнить тому, для кого они необходимы, как правила жизни. Вот некоторые из них:
– Что такое искусство? Молитва, музыка, песня человеческой души. (Бунин)
– Быть правдивым и естественным, оставаясь в то же время пленительным, – это значит быть необыкновенной по красоте, цельности и силе натурой. (Бунин)
– Небесные чувства могут существовать в этом мире лишь при условии, что они не долго длятся. (Стендаль)
– Дорогой неизвестный друг, – потому и дорогой, что неизвестный, – отдайся искусству с доверием! Самые сухие на первый взгляд занятия принесут тебе в бездне твоих страданий великое утешение! (Стендаль)
– Если всё кажется лёгким, это безошибочно указывает, что работник весьма мало искусен и что работа выше его разумения. (Леонардо да Винчи)
– Живые правдивые образы создают мысль, а мысль не создаёт образов. (Чехов)
– Любите своих героев, но никогда не говорите об этом вслух. (Чехов)
– Толпа думает, что она всё знает и всё понимает, и чем она глупее, тем, кажется, шире её кругозор. (Чехов)
– Надо не Гоголя опускать к народу, а народ поднимать к Гоголю. (Чехов)
– Есть высокий стиль, но есть возвышенная простота. (латинское изречение)
– Что такое ум в искусстве – это уменье создать образ. (Гончаров)
– Реализм не есть что-нибудь новое, он есть не более, не менее, как настоящее творчество. (Островский)
– Искусством же люди передают друг другу чувства. (Л.Толстой)
– Искусство должно устранять насилие. И только искусство может сделать это. (Л.Толстой)
– Учитель (Конфуций) сказал: не беспокойся о том, что люди тебя не знают, а беспокойся о том, что ты не знаешь людей. (Беседы и высказывания Конфуция)
– Всего труднее, что нужно иметь душу. (Стендаль)
– Множеством посредственных картин, не совсем всё же скверных, мы обязаны людям с умом и выучкой, которые, однако, имели несчастье никогда не знать грусти. (Стендаль)
– Нет на свете мук сильнее муки слова. (Надсон)
– В грозы, в бури, в житейскую стынь,
При тяжёлых утратах и когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым -
Самое трудное в мире искусство. (Есенин)
– Как избыток масла гасит огонь, так избыток ощущений гасит мысль. (Гюго)
– Упадок искусства есть вернейший признак упадка цивилизации. Когда есть идеалы, то во имя этих идеалов производятся произведения искусства; когда же их нет, как теперь у нас, – нет произведений искусства. Есть игра – словами, игра звуками, игра образами. (Л.Толстой)
– Немало глупых нам поэтов век наш дал
И столько ж глупых им поклонников создал. (Буало)
– Секрет писательства заключается в вечной и невольной музыке в душе. Если её нет, человек может только «сделать из себя писателя». Но он не писатель. (Розанов)
– Понимающих литературу так же мало, как понимающих музыку, но предметом литературы часто бывает жизнь, которой все интересуются, и потому читают и судят жизнь, воображая, что они судят литературу. (Пришвин)
– Уединение – лучший страж души. Я хочу сказать – её ангел-хранитель. (Розанов)
– В мире есть только одна замечательная вещь – любовь. (Жорж Санд)
– Смотри, как в помыслах высок владыка слова Саади, -
Он пел любовь, одну любовь, – земных владык не восхвалял. (Саади)
– Художник всегда один – если он действительно художник. (Генри Миллер)
– Не может существовать ни мыслей, ни понятий без чувства. Оно для них – жизнь и душа. (Сведенборг)
– Какое всё же удивительное, чудесное искусство музыки, и как мало человек сумел проникнуть в её глубокие тайны. (Гофман)
– Музыка открывает человеку невидимое царство, мир, не имеющий ничего общего с нашим, человеческим миром, который его окружает и в котором он оставляет все свои определённые чувства, чтобы предаться несказанному томлению. (Гофман)
– В литературе всегда нужно различать пересказ действительности и созданную действительность. (Волошин)
– Художник должен быть воздержанным, чтобы суметь перевести эту силу в искусство. (Волошин)
– Область воспоминаний – область тайная, интимная. Сюда нельзя вводить всякого. (Волошин)
– Пережитое – описанное – всегда слабый пересказ, но не сама действительность. (Волошин)
– Слово выражает желание. Слово – это будущее, а не прошлое. Всякое желание исполняется, если не выражено в слове. Чтобы предотвратить его исполнение, его надо сказать. (Волошин)
– Слово – выражает мысли... и потому слово должно соответствовать тому, что оно выражает. (Л.Толстой)
– ... я вынес убеждение, что нет такой мысли, которую человек не мог бы себя заставить выразить ясно и убедительно для другого, и всегда досадую, когда встречаю фразу: «нет слов выразить»... Вздор! Слово всегда есть!.. (Некрасов)
– Если душа в запустенье, в ней лишь безумство плодится. (Маркабрюн, трубадур)
– ...есть источники радости, никогда не иссякающие: красота природы, животных, людей, – никогда не отсутствующие. В тюрьме – красота луча, мухи, звуков. И главный источник любовь – моя к людям и людей ко мне. (Л.Толстой)
– Кто прозорлив хоть немного, должен знать, что в трудный писательский путь нельзя пускаться налегке, а нужно иметь хоть в зачатке «Во Имя», которое бы освещало путь и питало творчество. (Блок)
– Чтобы произведения искусства доставляли полное наслаждение, они должны казаться сделанными, легко, без труда. (Стендаль)
– ...всё, что выдаёт в художнике слабость, убивает очарование, а то, что выдаёт небрежность от избытка таланта, усиливает его. (Стендаль)
– Страстная застенчивость – один из самых верных признаков таланта. (Стендаль)
– Это искусство волновать при помощи таких деталей – счастливый удел высоких душ. Вот то, чего чернь никогда не поймёт. (Стендаль)
– ...писать – это значит выражать себя, свою личность, свою мысль. (Жермена де Сталь)
– В прессе, рядом с рабьим языком, народился язык холопский, претендовавший на смелость, но в сущности представлявший смесь наглости, лести и лжи. (Салтыков-Щедрин)
– Надо уметь молчать вообще обо всём, что имеет значение лишь для тебя одного. (Честерфилд)
– Чем больше ты знаешь, тем скромнее тебе следует быть... Скромность – самый надёжный способ удовлетворить наше тщеславие. (Честерфилд)
– Критикою у нас большей частью занимаются журналисты, то есть предприниматели, люди, понимающие своё дело, но не только не критики, но даже и не литераторы. (Пушкин)
– Не уважаю я тех авторов опасных,
Что честь могли забыть в своих стихах ужасных
И добродетели позорно изменить,
Рисуя так порок, чтоб он нас мог прельстить. (Буало)
– Но часто ум людской в кичливости чрезмерной
Не может сам себе найти оценки верной. (Буало)
– А главное, чужда быть зависть вам должна -
Дитя свирепое вульгарных душ она;
Возвышенный поэт тревог её не знает,
Посредственность всегда пороком тем страдает. (Буало)
– Перестаёшь верить в действительность, читая Гоголя. Свет искусства, льющийся из него, заливает всё. Теряешь осязание, зрение и веришь только ему. (Розанов)
– Каждое произведение Толстого есть здание... Уже от начала всякое его произведение есть, в сущности, до конца построенное. И во всём этом в сущности нет сердца. (Розанов)
– Страшное дело – это забота о совершенстве формы. (Л.Толстой)
– У Толстого прекрасное понимание красоты, образов, положений – грамматического же чутья никакого. (Тургенев)
– Гончаров – правилен, широковещателен, сух и скучен... хоть я считал его тоже выдающимся из ряду писателем. Гоголь... если есть у нас гениальный русский писатель, то это Гоголь... что же касается до его слога, то он никуда не годится. (Тургенев)
– Я вспомнил «Житие протопопа Аввакума», вот книга! Груб и глуп был Аввакум, порол дичь, воображал себя великим богословом, будучи невеждой, а между тем писал таким языком, что каждому писателю непременно следует изучать его. Я часто перечитываю его книгу. (Тургенев)
– В характеристике людей, с которыми он (Герцен) сталкивался, у него нет соперников... Язык его, до безумия неправильный, приводит меня в восторг; живое тело. (Тургенев)
– Для писателя необходимо писать каждый день. Чуть заленишься, не пишешь некоторое время, – потеряешь привычку и трудно потом приниматься. (Тургенев)
– Всякому человеку следует не переставая быть человеком, быть специалистом, специализм исключает дилетантизм (извините за эти «измы»), а дилетантом быть – значит быть бессильным. (Тургенев)
– Только принимаясь за писательство, полагают, что никакой школы не нужно и что доступно оно каждому, кто обучился грамоте. (Тургенев)
– Иное быть пиитом, а иное стихи слагать. (Тредиаковский)
– Тонкость не доказывает ещё ума. Глупцы и даже сумасшедшие бывают удивительно тонки. Прибавить можно, что тонкость редко соединяется с гением, обыкновенно простодушным и великим характером, всегда откровенным. (Пушкин)
– Искренность драгоценна в поэте. Нам приятно видеть поэта во всех состояниях, изменениях его живой, творческой души. (Пушкин)
– Точность и краткость – вот первые достоинства прозы. Она требует мыслей и мыслей – без них блестящие выражения ни к чему не служат. (Пушкин)
– Что касается до слога, то чем он проще, тем будет лучше. Главное: истина, искренность. (Пушкин)
– «Анна Каренина» написана страшно неровно (видно, как ему надоело). Есть страницы и главы попросту бездарные. (Блок)
– Его стихи (Волошина) меня пленяли, но они не внушали того к себе доверия, без которого не может быть подлинного восторга. (Бенуа)
– Ведь сейчас марксистское миросозерцание регламентировано обязательным, а у меня от него мозги тошнит. (Волошин)
– Если кто свирепствует против печатныя строки, тот заставляет мыслить, что печатанное истинно, а мстящий таков, как о нём напечатано. (Радищев)
– Слава никогда не помогает мёртвым. Живым она много раз была гибельна. Что было причиною смерти Туллия, если не великая слава о его учёности? То же можно сказать о Сократе и Зеноне. (Петрарка)
– Что же ты гложешь меня, упрекая в беспечности, Зависть,
Будто напевы мои праздный талант породил?..
Брось твердить, что поэт не пошёл в цвете сил за отцами
Лавры войны добывать, пыльные лавры войны,
Или закон изучать пышнословный, или на форуме
Неблагодарной толпе имя своё продавать.
Всё, что ты ищешь, – умрёт, – мне же вечная слава мерцает,
Чтобы навеки везде песнь раздавалась моя. (Овидий)
В тот день, когда стало известно, что они поженились, я долго сидел перед окном у себя в комнате. Мать звала меня ужинать. Люба пришла откуда-то. А мне хотелось остаться одному, уйти туда, откуда заходящее солнце освещало комнату и меня...
Мы все поздравили их. Я тоже поздравил.
Их счастье было настоящим, оно было огромно. Вся светлая, в чудесном светлом платье, сияющая в своём чувстве, с тем детским, чистым в выговоре, особенно заметном и чарующем в этот день, она заставила меня пережить... Но, видит Бог, этого никто не заметил... Александр был мой друг – я крепко пожал ему руку. Все, все были рады их счастью. Рады были родители – добрая Евгения Ивановна, добрейший Фёдор Петрович. Брат Адриан улыбался, делал такое движение, будто хотел обнять их обоих.
Потом, когда Александра уже не было и Светлана оставалась одна, с сыном, когда прошли уже год или два, дикая мысль родилась во мне – я решился сделать ей предложение. Я видел, как одинока и как печальна она, голос звучал надтреснуто, глаза потухли. Мне казалось, я имел право и думал, что может быть так я поддержу её. Наверное эти мысли вызвали во мне желание прийти к Александру, к его могиле, как бы обратиться к нему. Но когда я пробрался запутанными кладбищенскими путями и оставалось сделать несколько шагов, я увидел... я был потрясён. За могильной оградкой, склонясь к надгробью, спиной ко мне на лавочке сидела она...
Был яркий день. Ветер играл вершинами старинных деревьев. Между памятниками и могильными плитами, среди цветов, которые клонились к ним, скользили бесшумные тени. Тишина простиралась над городом мёртвых. Я понял, что должен уйти...
Конечно, в жизни у меня были другие женщины, но наверно, я искал подобия – во внешнем, в характере. Эти глаза, чарующий голос, в нём, в улыбке детское, милое – я не нашёл таких больше нигде. В грустную минуту мы встретились у постели Адриана, нашего "председателя", нашего брата, потом на его похоронах. За поминальным столом мы сидели друг против друга. Взглядом заплаканных глаз она искала поддержки – ведь я был старый, старинный друг...
Я пережил всех близких и остался один – последний из внуков "Серапионовых братьев". Судьба назначила мне эту участь. Сейчас я уже не знаю, жива ли она, наши отношения прервались. У неё – сын, внуки, у меня – никого.
Всё-таки были чудесные дни. Воистину мы были братья – мы любили друг друга. В комнате брата Адриана, где мы собирались, были стол, кровать, книжные полки. На стене иконописный образ святомученика Серапиона, портрет Гофмана, которые брат Владимир заказывал у знакомого художника. Широкое окно открывало вид на двор и зелёные грядки. Два или три яблоневых деревца, цветы дополняли скромный пейзаж. На участке и дальше за ним – редкие сосны. Тихая, безлюдная улица с такими же домиками зарастала травой.
Заседания по установившемуся обычаю открывал брат Адриан, объявляя докладчика и тему. Светлана и Люба иногда посещали наши обсуждения, внимательно слушали выступавших. Светлана потом говорила: "Какие умные наши мужчины!"
Последние обсуждения мы проводили вдвоём: брат Адриан и я. Адриан был уже болен. Он полулежал на тахте, положив под голову подушку. В доме теперь жили он и Марина, жена. Дети их, сын и дочь, переселились в Москву.
Это была просто беседа двух стариков, которые одинаково понимали жизнь. В нынешние времена, после того, как власть в стране переменилась, положение общества "Внуков Серапионовых братьев" также изменилось. То, что в прежнее время грозило ГУЛАГом и прочими карами, теперь было возможно для обсуждения открыто и безопасно.
Талант получил возможность проявить себя во всей доступной ему полноте. И мы спрашивали себя: где же они, новые Толстые, Чеховы, Бунины? И кстати вспоминали, что полное собрание сочинений Бунина, о котором так страдала интеллигенция в советское время, продаётся в лучшем книжном магазине Москвы – уценённое, за полцены, и никто его не берёт.
Не только старость, а больше болезнь положила свою тяжёлую печать на нашего "председателя". Он весь был седой, круглое, когда-то молодое, лицо утратило свежесть, поблекло, щёки опали, ввалились глаза. Добрый свет их затуманивали печаль и страданье.
– Брат, – обратился он ко мне с выступившей на ресницах слезой, – мы прожили добрую жизнь... это было настоящее, дружеское... нет, любовное общение... ведь мы любили друг друга... вот настоящее счастье... Мы мечтали о свободе для искусства, для народа... Теперь, кажется, её уже так много, что она перестала быть необходимой... Ты остаёшься один – последний из нашего братства...
К горлу у меня подступил комок.
Сознавая своё положение, он просил меня взять к себе образ Серапиона и портрет Гофмана, но я отказался. Они, образ святомченика и портрет писателя, должны оставаться здесь – навсегда. Они перейдут наследникам, и может это будет что-нибудь значить для них.
Слабеющей рукой брат Адриан выразил мне свою благодарность.
– Спасибо, брат, – прошептал он ...
Его навещали дети, внуки, приезжала Светлана. Она была и на похоронах, и на поминках. Это была последняя наша встреча. В сущности это было прощанье. Мы были уже старики. Не было уже Любы, ничто больше не соединяло нас... Только память...
В прежнее время я старался попасть на каждый спектакль, где играла она. Её исполнение в чеховских пьесах трогало душу. "Дядя Ваня", "Три сестры", "Вишнёвый сад". Чехов был её писатель. Я сказал ей об этом, когда на следующий день после похорон провожал её на станцию.
– Ты смотрел мои спектакли? – удивлённо, с сомнением, глянула она.
– Да, почти все...
– Ты?.. – она остановилась, сквозь недоверчивую улыбку заблестела слеза. – Ты... бедный?..
– Нет, не надо... – остановил я её, – это будет больно ему... там...
На платформе мы обнялись. Она поцеловала меня... Как изменилась она!.. Как изменились мы...
Я снова погружался в воспоминания тех дней, когда дома у нас с нами была она и мы слушали интересную книжку, которую читала наша мать. Наверное это был Жюль Верн. Рядом бесшумная бабушка вязала свой носок. Не было с нами нашего отца, он не вернулся с войны.
Был сентябрь, был сорок пятый год. Война уже закончилась. И уже тогда начиналась наша дружба. Светлана и Люба были неразлучны с тех пор и всю жизнь. А я – каждую минуту думал о ней.
Умерли все, кто тогда были ещё нестары: наша мать, родители Светланы и Адриана. Умер брат Владимир, талантливый литературовед и писатель, замечательный рассказчик. Давно, от руки злодея погиб любимый нами брат Александр. Умер и Адриан. Братства "Внуков Серапионовых братьев" не стало.
Умерла и бедная моя сестра. Бедная, потому что мечты, надежды её не сбылись. Она хотела иметь детей, но их не было, хотела стать знаменитой артисткой, и тоже не получилось. В памяти остаются печальные лицо и глаза, и то, как мы гуляли втроём – в поле, в роще, среди старых деревьев, как радостно было это – быть вместе.
И вот остались мы двое, оба старики, оба уже старше наших родителей. Не знаю, увидимся ли ещё...
Вспоминаю, как на одной из прогулок, которые мы всегда совершали после наших обсуждений, брат Адриан сказал:
– Человека возможно опустить на самое дно мыслимого несчастья, если лишить его всякого общения. И такой опыт, если можно так сказать, существует: это судьба Ивана Антоновича. Он был заключён в каменный мешок Шлиссельбургской крепости, охране было строжайше запрещено вести с ним какие бы то ни было разговоры, он не знал про себя, кто он, не знал грамоты, книг, не знал Бога, не знал природы. Видел ли он хоть небо? Вот что значит общение – хотя бы какое-нибудь. И что значит, когда человек лишён его полностью и навсегда...
Тогда, после некоторой общей задумчивости, в которую всех нас погрузила мечта о судьбе несчастного Ивана Антоновича, брат Владимир сказал:
– Да, это ужасная судьба, это настоящее несчастье. Но есть пример противоположный, тот случай, когда человек окружён и дружеским, и любовным отношением, когда он сам распространяет вокруг себя и дружеское, и любовное начало. Я имею в виду замечательного, редкого человека, каким был Сергей Яковлевич Лемешев. Думаю, его судьба – это пример настоящего счастья. Он был безмерно талантлив, был любим всеми, кто имел хоть случай общаться с ним, и сам он отвечал людям любовью...
И тут брат Александр с улыбкой, вызывая в каждом тёпло своим удивительным голосом, сказал:
– Братья, друзья, а не является ли и наш "Союз" примером тому, что значит для человека дружеское и любовное общение? Ведь нас объединяет дружба, и мы любим друг друга...
Да, мы любили друг друга...
Мы шли берёзовой рощей. Над нами голубело небо. Близился вечер...
На этом заканчивается последняя запись в тетради, которую можно считать дневником брата Константина. В заключение надо сказать, что в архиве остаются интересные материалы, использовать которые в этом случае не получилось. В них много глубокого содержания, мыслей, отмеченных подчас своеобразным умом и литературным блеском. Они погибнут. А жаль...
Остаются ещё разрозненные, листы, записки, черновики, письма, и остались фотографии. Я долго рассматривал их и узнал каждого по описаниям, оставленным последним из внуков "Серапионовых братьев". И нетрудно было догадаться, какие из них запечатлели его самого – простое, но интересное, чем-то притягивающее, в чём-то значительное лицо...
(C) Ковалев Леонгард Сергеевич, 24.12.2017
