Текст книги "В поисках Библии: Тайны древних манускриптов"

Автор книги: Лео Дойель

Жанры:

Религия

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Назад к карточке книги

Древнейшие книги мира

Современный мир получил наследство от Древнего Египта, как и от Греции, по двум различным каналам. Во-первых, имела место прямая историческая преемственность… Но, во-вторых, осуществлялось своего рода запоздалое усвоение культурного наследия, и здесь Шампольон и его преемники сыграли по отношению к Египту такую же роль, как ученые Возрождения по отношению к Греции.

Алан X. Гардинер

Папирусы греко-римского Египта начиная с последней четверти XIX в. вызывали огромный интерес, и уже плохо осознавался тот факт, что эти документы, в конце концов, были оставлены чужеземными пришельцами, причем поздними. В представлении широкой публики папирология с ее профессурой, международными конгрессами, научными журналами, методологическими трактатами и специальными коллекциями занимается почти исключительно текстами на классических языках. Однако папирусы на греческом и латинском языках составляют лишь небольшую часть многоязычных свидетельств культурной жизни Египта на протяжении более пяти тысяч лет. Наряду с греческими и иногда латинскими текстами были найдены папирусы, написанные на арамейском, древнееврейском, пехлеви (среднеперсидском), сирийском, ливийском, многих малоазиатских, коптском, эфиопском и арабском языках. Одной из диковинок были обрывки готских текстов – возможно, самые ранние существующие образцы германской письменности, которые подтверждают предание о том, что римляне использовали на Ниле солдат-варваров с севера, – факт, известный читателям романа Чарлза Кингсли "Ипатия".

Однако к тому времени, когда появились все эти документы, великая цивилизация Египта процветала уже около трех тысячелетий. И в обширном наследии, оставленном Египтом, далеко не последнее место занимает папирус как материал. Использование папируса для письма было египетским нововведением, и папирус изготовлялся из местного египетского растения. Мы не знаем точной даты, когда начали использовать для этой цели папирус, но произошло это еще в эпоху додинастического Египта, примерно в 3100 г. до н. э.

Обитатели берегов Нила были, следовательно, грамотны все это время, гораздо дольше, чем любой другой народ, исключая, может быть, шумеров Месопотамии. В отличие от месопотамской египетская письменная культура оставалась фактически неизменной и в христианскую эпоху и закончилась только с приходом арабов и с постепенным отмиранием древних систем письма, рисуночной иероглифики и ее скорописных разновидностей – иератического и демотического письма. Однако коптский язык, последняя форма коренного египетского языка, просуществовал до XVII в. и все еще используется сегодня в обрядах коптской христианской церкви.

Фрагменты арамейского (справа), сирийского (вверху слева) и древнееврейского (внизу слева) папирусов, найденных в Египте. Таковы многоязычные свидетельства культурного разнообразия и политических судеб Нильской долины, климат которой способствовал сохранению не только египетских по происхождению документов.

Имя "Птолемей" в демотической (скорописной) и иероглифической передаче

Как только копты восприняли модифицированный греческий алфавит, они быстро утратили навык чтения и письма с использованием древней письменности. Сохранились только самые смутные представления о значении этих странных символов. К сожалению, даже и эти представления оказались окончательно запутанными в описаниях классических авторов, которые, начиная с Платона и Фалеса, отражали непомерное уважение греков к почти сверхъестественной, по их представлениям, мудрости египтян. Утерян был ключ к многочисленным надписям на руинах храмов и обелисках. Утрачена была вся, до последнего памятника, древнеегипетская литература. Скептики даже сомневались в том, что египетское письмо, если не принимать во внимание религиозные заклинания, вообще использовалось в каких-либо целях, кроме чисто утилитарных. То, что Египет имел литературу в современном смысле этого слова, литературу удивительной жизненности, духовной силы и разнообразия, казалось немыслимым еще двести лет назад.

В Европе многочисленные предположения о значении пиктограмм высказывались еще со времен немецкого ученого-иезуита Афанасия Кирхера, жившего в XVII в., но проблема казалась неразрешимой. Конечно, полностью исламизированные египтяне смотрели на реликвии своих языческих предков едва ли не с отвращением и бесцеремонно разрушали все творения рук "идолопоклонников", попадавшиеся им на глаза. И мы можем быть уверены, что они не делали различий между отдельными видами папирусов, будь они написаны на греческом или на египетском, иератическим или демотическим письмом. Граф де Вольней, путешествуя по Египту и Сирии перед Великой французской революцией, слышал об аутодафе, совершенном над тремястами "написанными на неизвестном языке" и обнаруженными местными жителями близ Дамьетты свитками, которые местный шейх приказал немедленно уничтожить.

Вряд ли европейцы уделили какое-то внимание египетским папирусам раньше, чем греческим, хотя время от времени некоторые случайные находки могли попадать в частные коллекции, чтобы оказаться забытыми и покрыться пылью. Если судить по отчетам, лишь немногие путешественники в Египте демонстрировали знакомство с чем-либо кроме монументов, расположенных над поверхностью земли: пирамид Гизы, залов Карнака и скальных гробниц Долины царей, В известном смысле новые препятствия были созданы находками в Геркулануме, которые привели к тому, что люди начали отождествлять папирусы с греческими памятниками письменности, – предубеждение, которое с тех пор было характерным для работ по папирологии.

Иероглифические символы, передающие различные понятия (идеограммы)

Три основных вида египетского письма. Сверху вниз: иероглифическое, иератическое и демотическое. Демотическое, наиболее упрощенное и курсивное, появилось, вероятно, только в позднединастическую или птолемеевскую эпоху. Иероглифическое письмо было дешифровано раньше других и создает для ученых значительно меньше трудностей, чем его скорописные варианты.

Однако с приходом Наполеона египетская письменность – на камне, остраконах (черепки и обломки известняка), дереве и не в последнюю очередь на папирусах – стала попадаться на глаза французским ученым на каждом шагу в ходе их исследований. Это было началом потока папирусов с египетскими и другими письменами, хлынувшего в Европу. В последующие десятилетия этот поток значительно усилился благодаря бесцеремонным операциям Бельцони и генеральных консулов западных держав в Александрии, как, например, Бернардо Дроветти, ветерана наполеоновской кампании, который работал в пользу Франции, Генри Солта, агента Англии, Джованни д’Анастази, армянина, работавшего на Швецию, и Жана Франсуа Мимо, действовавшего для Сардинии.

В результате их усилий были заложены основания коллекций в Париже, Лондоне, Риме, Флоренции, Турине, Берлине, Лейдене и в других местах.

Но все чудеса Египта и его забытые тексты, о которых сначала поведали французы в роскошно изданных томах и которые стали явью после прибытия груженных древностями кораблей, скорее сделали еще более волнующей, нежели разрешили, загадку цивилизации, считавшейся древней еще до того, как ахейские воины разграбили Трою.

Все мы достаточно хорошо осведомлены о том, как благодаря главным образом изобретательносги и решимости одного человека, Жана Франсуа Шампольона, завеса была наконец приподнята. Если сравнить "завоевание Египта" Шампольоном с кампанией корсиканского авантюриста, последняя покажется шутовской и нелепой. Его гению археология обязана одним из своих драматических триумфов – броском в прошлое на целое тысячелетие, который стал возможен, поскольку был подобран ключ к жизни, истории, мысли и религии Древнего Египта. Монументальным достижением Шампольона была расшифровка иероглифов, в чем неоценимую помощь оказал Розеттский камень, один из трофеев Наполеона. Решение иероглифической головоломки позволило возродить неизвестные книги и тексты – в сущности, целую литературу – и открыло значительную эпоху в истории человечества. Однако по сей день обнаружена лишь небольшая часть когда-то, по-видимому, обширной литературы.

От расшифровки египетских систем письма к полному овладению языком вела извилистая дорога, которая даже сегодня пройдена еще не полностью. В конце концов египетский язык претерпел огромные изменения за три или четыре тысячи лет, и язык ранних династий начала III тысячелетия до н. э. не так-то легко было понять людям Среднего царства тысячью годами позже, точно так же как письмо этих последних с трудом давалось людям XVIII династии во второй половине II тысячелетия до н. э., не говоря уже об их потомках. Однако был достигнут феноменальный прогресс: ученые составили словари египетского языка, а тексты прочитывались с возрастающей достоверностью.

Шампольон не только дешифровал письменность, но был и первым исследователем египетских текстов. Он издал первую грамматику давно уже мертвого языка, с пророческим рвением служил делу египетских папирусов и в одиночку вел борьбу с позицией, которую представлял, в частности, Франсуа Жомар, пессимистически смотревший на возможность прочтения иероглифов. (Жомар считал также, что фактически все папирусы являются копиями одних и тех же погребальных текстов.) Особенно возмущен был Шампольон, когда Жомар посоветовал французскому правительству воздержаться от дальнейших покупок. Именно из-за Жомара ресурсы папирологии Парижа были превзойдены в других центрах, как, например, Турине и Берлине – в последнем благодаря настоятельным усилиям Александра фон Гумбольдта. До своей преждевременной смерти в возрасте сорока одного года Шампольон изучил все папирусы, к каким он мог получить доступ во Франции и Италии, и совершил открытия, не уступающие по своему значению его первому достижению. В результате то, что прежде относили к числу забавных курьезов, превратилось в ценные документы, на основе которых оказалось возможным реконструировать одну из наиболее древних цивилизаций. Среди этих текстов были литературные произведения, потерю которых никто даже не оплакивал, так как мир ничего не знал об их существовании.

Шампольон предпринимал многочисленные путешествия для того, чтобы скопировать папирусы, как только он узнавал об их существовании. С 1824 по 1826 г. он путешествовал по Италии и по предложению кардинала Анджело Маи привел в порядок в Ватикане быстро растущую египетскую коллекцию. Он посетил также Флоренцию и другие города. В неаполитанской officina dei papiri большую боль причинило ему состояние рукописей из Геркуланума. Он был убежден, что ученые, которым были доверены обуглившиеся свитки, оказались излишне небрежны, потому что считали, как и Жомар, что эти документы прочесть невозможно. "В противоположность этому я утверждаю, – писал он, – что при достаточной настойчивости мы вскоре из этих тысячи семисот манускриптов смогли бы извлечь значительное число литературных сокровищ…" Но он берег свою энергию для египетских папирусов. Наиболее результативные его исследования были проведены в Турине, столице Сардинского королевства, которое незадолго до этого приобрело партию египетских трофеев Дроветти, ранее отвергнутую представителями властей в Париже.

Созерцание таких богатств, по признанию самого Шампольона, привело его в состояние транса. Его понимание египетского языка росло не по дням, а по часам. На каждом шагу папирусы раскрывали ему неизвестные аспекты истории и культуры Египта. Одно из его наиболее замечательных открытий касалось так называемого "погребального ритуала", или "Книги мертвых" (как впоследствии назовет ее немецкий египтолог Рихард Лепсиус), которая не была столь подчинена стандарту, как было принято думать, но существовала в различных версиях разной длины и содержания.

Многие дни он провел, переписывая эти прекрасно сохранившиеся сокровища, а затем, к своему удивлению, услышал, что на чердаке Туринской академии хранится еще больше египетских рукописей, однако из-за их состояния они были "ни на что не годны". Только в результате проявленной настойчивости Шампольону было позволено взглянуть на них. "Войдя в эту комнату, которую я впредь буду называть колумбарием истории, я был ошеломлен. Передо мной был стол длиной метра в три, покрытый во всю ширину слоем фрагментов папирусов толщиной по крайней мере сантиметров в пятнадцать… Я не могу описать все, что чувствовал, когда исследовал эти останки мировой истории. Даже самое уравновешенное воображение было бы возбуждено, ибо кто может сдержать свои чувства, прикасаясь к древнему праху столетий? Я впал в транс. Никакой отрывок из Аристотеля или Платона не является столь красноречивым, как эти папирусные холмы!.. Я мог смаковать даты, о которых история утратила всякие воспоминания, и имена богов, которым не воздвигали алтарей уже более пятнадцати веков…" Примерно в таком духе было выдержано все его письмо к брату Фижаку.

Таблица, характеризующая эволюцию некоторых египетских иероглифов и их скорописных эквивалентов (по Г. Мёллеру, 1919)

Но не все эти пыльные фрагменты освещали серьезные исторические вопросы. Они также показали, по словам ученого, "что от великого до смешного всего один шаг… Рядом с правительственным указом Рамсеса Великого или другого выдающегося руководителя… я видел фрагменты египетских карикатур, изображение кошки, держащей в лапе пастушеский посох, как будто она охраняла уток, или обезьяны, играющей на флейте… Вот погребальный текст, на обороте которого запечатлелась печать мирских забот в виде акта о торговой сделке; там остатки рисунков, чудовищная безнравственность которых несколько поколебала мое представление о безмятежности и мудрости Египта".

После шока, вызванного тем, что египтяне оказались столь же склонными к порнографии или, по крайней мере, к безудержной чувственности, как и более поздние жители Помпей и Геркуланума, Шампольон быстро пришел в себя. Скорее всего, убеждал он себя, в те отдаленные дни щепетильное египетское правительство конфисковало эти "грязные картинки".

Этим Шампольон вернул себе прежний энтузиазм. Теперь он сообщал своему брату о находке, которая с тех пор стала рассматриваться как важнейший источник по египетской истории, – о туринских списках царей, которые он датировал по крайней мере XIX династией: "Я смог извлечь из праха двадцать кусков этого драгоценного манускрипта, каждый из них не более одного-двух пальцев шириной, которые, однако, содержали более или менее усеченные имена семидесяти семи фараонов… Только Египет мог дать нам документы такой удивительной древности. Ты поймешь, что возраст Лагидов (Птолемеев) и даже персов начинает вызывать у меня жалость – все это принадлежит лишь вчерашнему дню в сравнении с тем, что я держал в руках последние восемь дней".

Учитывая тогдашнее неуверенное и отрывочное знание Шампольоном древнеегипетского языка, мы можем считать почти чудом, что он столь много узнал из папирусов за несколько лет жизни, оставшихся ему после первой дешифровки иероглифов. К счастью, Шамиольон мог погрузиться в приливную волну египетских папирусов, как раз в то время поступавших в Европу.

У французского частного коллекционера М. Салье в Эксе (Прованс) оказалось во владении несколько ценных папирусов (позднее приобретенных Британским музеем), среди которых Шампольон опознал восторженную поэму, повествующую о приписываемой Рамсесу II победе при Кадеше над народом, название которого Шампольон прочел как Scheta и в котором увидел скифов. Гораздо позже было установлено, что в действительности это были хетты, о которых ранее почти ничего не было известно. Государство хеттов было одной из величайших империй древнего Ближнего Востока.

Со временем Шампольон наконец ступил на египетскую землю и там обратил внимание на копию поэмы о Рамсесе, высеченную на стене Рамессеума в Фивах. Именно тогда он взялся за лопату и раскопал здание древней храмовой библиотеки в Карнаке.

Поток египетских папирусов, вероятно, никогда уже не был столь обильным, как в первой половине XIX в. Он значительно оскудел после экспедиций грабителей могил в Фиванский некрополь и разграбления руин храмов и во второй половине века был всего лишь струйкой по сравнению с размахом поисков греко-римских папирусов, относящихся к более позднему времени. Залежи иератических и иероглифических документов в мусорных кучах встречались крайне редко. Поэтому раскопки – независимо от того, проводились ли они местными любителями или европейскими профессионалами, – прибавили сравнительно немного. Только демотические тексты, написанные египетской скорописью, которая не могла появиться ранее эры Птолемеев, обнаруживались в довольно больших количествах. Но хотя эти тексты и дополняли греческие источники, в целом они имели небольшое значение для нашего познания доэллинистической египетской цивилизации. Более того, если не принимать во внимание более или менее организованные вылазки, можно сказать, что обнаружение египетских папирусов было полностью предоставлено случаю. В отличие от классических папирусов их не искали сколько-нибудь систематически, и даже сегодня нет каталога множества египетских папирусов, рассеянных в коллекциях по всему земному шару. Большое количество их, хранящихся в различных пользующихся солидной репутацией научных учреждениях, все еще ждет прочтения и опубликования.

Благодаря случайному характеру этих находок, как правило, сделанных местными жителями, мы почти ничего не знаем о местах и обстоятельствах обнаружения большинства даже самых ценных египетских текстов. Говорят, что папирусы М. Салье были приобретены у египетского моряка. Больше не известно ничего. И даже в этом нет полной уверенности. Англичанка миссис Д’Орбиней купила единственную копию знаменитой "Сказки о двух братьях" у какой-то неизвестной личности в Италии примерно в 1850 г.

Только в редких случаях у нас есть конкретные факты, как, например, о папирусе "Большой Харрис", одном из манускриптов, приобретенных в середине XIX в. А. К. Харрисом, английским путешественником и жителем Александрии, удивительную коллекцию которого его дочь продала Британскому музею в 1876 г. "Большой Харрис", или "Харрис I", длиннейший среди известных египетских папирусов (133 фута), был, по заслуживающим доверия сведениям, выкопан феллахами недалеко от Фив. "Большой Харрис", кстати, вполне заслуживает свой эпитет не только благодаря длине, но и из-за превосходной сохранности, прекрасного иератического письма и содержания: это панегирический перечень деяний Рамсеса III, несмотря на тенденциозный характер принесший ценную историческую информацию. Арабы извлекли его из скальной гробницы за храмом Мединет-Абу. Рассказывали, что, когда могилу открыли, она оказалась заполнена мумиями, оскверненными еще в древности. Перечень состоял примерно из двадцати свитков, но Харрис не смог купить их все, и остальные, к несчастью, рассеялись, так что теперь этот перечень неполон.

Происхождение столь же знаменитого папируса "Харрис 500", также находящегося в Британском музее и представляющего собой что-то вроде антологии египетской литературы Нового царства, менее определенно. Больше известно о его дальнейших злоключениях. При покупке его Харрисом он был полным, но часть его погибла в результате какого-то взрыва в Александрии. По слухам, Харрис скопировал весь текст до катастрофы, но местонахождение его списка установить так и не удалось. В результате мы, вероятно, навсегда лишились каких-то сведений о нескольких произведениях египетской литературы.

Судьба была более благосклонна к одному из произведений египетской светской литературы – истории Ун-Амуна, отправившегося в неудачную торговую поездку в Сирию. В 1891 г. несколько феллахов разбили лагерь в Эль-Хибе, где несколько лет спустя производили раскопки Гренфелл и Хант. Ночь была холодной, и они решили разжечь костер. Так как им требовалось топливо, которое, как известно, в пустыне является чуть ли не роскошью, они стали искать случайные куски дерева. К счастью, поблизости из песка торчала прекрасная, сухая, как порох, палка. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это исписанный свиток. В 1890-х годах феллахи хорошо знали цену фрагментам древних текстов, которые можно было обратить в сумму, достаточную для поддержания огня в нескольких кострах.

Так рассказ Ун-Амуна о путешествии попал к торговцу древностями и вскоре после этого был приобретен, несомненно за цену, возросшую на несколько сот процентов, профессором В. С. Голенищевым из Санкт-Петербурга, который к тому времени уже внес ценнейший вклад в дело возрождения египетской литературы.

Среди профессиональных археологов, сделавших важные находки иератических папирусов, заслуживает почетного упоминания молодой, страдавший чахоткой шотландский археолог X. А. Райнд; впрочем, знаменитый математический "Папирус Райнд" был куплен им у торговца. И снова Флиндерс Петри без труда захватывает инициативу. В Кахуне и Гуробе, около файюмских пирамид, он обнаружил папирусы, относящиеся к Среднему и Новому царствам. Папирусы XII династии из Кахуна содержали письма, отчеты, медицинский трактат по гинекологии и величественный гимн Сезострису III (XIX в. до н. э.), написанный при жизни фараона. Он дошел до нас как "самый ранний известный образец поэзии, демонстрирующий твердую строфическую структуру", и обнаруживает "параллелизм элементов" и эффектные метафоры, столь знакомые по библейским стихам. Хвалебные строфы, обращенные к монарху, принадлежали к распространенным формам египетской литературы. Эти, старейшие из дошедших до нас, являются непревзойденными. Читатель может получить представление о гимне по одной из шести составляющих его строф: