Текст книги "Мальвина"
Автор книги: Лена Решетникова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
Вероника посмотрела ему в глаза и улыбнулась.
Разве могла она – любимица публики – признаться, что ловит чужие объятия как самая голодная. Она знала, что сама провоцирует мужчин повышать градус отношения к ней. Она понимала, что делает это нарочно. Она давно не переходила грань дозволенного, как будто играя сама с собой в игру «Сорвусь, или выстою?». Сейчас в ещё не совсем нагретой машине ей хотелось, чтобы Рома расстегнул ремень безопасности и сожрал бы её своими поцелуями. Она инстинктивно провела пальцами по губам, живо представила, как бы это могло быть, и выдохнула.
Это было невозможно терпеть. Вероника постоянно хотела физического удовольствия и постоянно себя сдерживала. Она доводила мужчин до исступления, но всегда оставалась недоступной. Эта игра и помогала ей – так её тело понимало, что оно желанно, но и истязала её – всё чаще это становилось невыносимым. Это было похоже на изощрённый мазохизм, который причинял ровно столько же боли, сколько и морального удовольствия. Как лекарство, без которого сразу поедет крыша.
Пробка стала заканчиваться, чёрная ромина машина начала двигаться быстрее. Потом – ещё быстрее. И вот он смело нажал на газ, и они полетели… насколько возможным было лететь по занесённой первым снегом дороге.
На работу всё равно опоздали. Вероника уже была готова спокойно слушать нытьё начальника про то, что она совсем озвездилась, раз решила, что ей можно приходить, когда вздумается, как услышала, что крики из нюс-рума вовсе не про это. Они с Ромой уже были у двери большого журналистского кабинета, как дверь открылась и оттуда вылетела плачущая корреспондентка в ультракороткой юбке.
– Там планёрка? – Ника пришла в ужас от собственной догадки. Зайти в кабинет опоздавшей, да ещё и во время общего сбора, было равносильно выговору.
– Давай вообще не пойдём, – это прозвучало как перед уроком в школе, когда ученики не выучили домашку, а учитель решил провести контрольную.
Вероника даже была готова согласиться на это, как дверь, которая успела автоматически закрыться, снова резко распахнулась, за ней появился Дима, который вчера благополучно бросил монтаж. Лицо его было маньячно свирепым. Под глазами были синие мешки – верный признак затянувшего ночного гулянья, залитого вёдрами крепкого алкоголя. Он собирался прошагать мимо, но увидел Нику и ударил её по лицу. От неожиданности она даже не вскрикнула, а отлетела к стене, не устояла на каблуках и больно упала на пол. Из носа полилась вишнёвая кровь. Её было так много, что рука, которой она машинально решила вытереться, сразу стала тёмно-бордовой. Вероника испугалась и закричала.
Через секунду она смутно увидела, как Рома колошматит монтажёра. Дима пытался дать сдачи, но ярость первого была настолько неудержимой, что он просто кулаками что есть силы бил его куда придётся. Ника плохо соображала. Кровь разлилась по жакету, заблаговременно снятая дублёнка валялась где-то в углу коридора, лицо ужасно болело.
Вся эта сцена заняла меньше минуты, и вот уже сотрудники сбежались. Кто – помогать Нике, кто – разнимать Рому и Диму.
– Что происходит? – Ника наконец собралась.
– Медведь узнал, что твой фильм монтировал не Дима… – Полина Агатова пыталась вытереть кровь с лица Ники, но она не останавливалась. Её длинные ярко красные волосы добавляли жути в общую картину. Издалека могло показаться, что женщина сидит на полу и из неё по жакету ручьём течёт кровь.
– Как он узнал? – перебила её Вероника, кровь попала в рот, и она снова машинально вытерла её рукавом.
– Дима вчера обдолбался своей наркотой и звонил Медведю с претензиями. Потом он ещё в клубе засветился. В общем, его начальник сегодня так имел, что он прямо на планёрке сказал, что пришибёт тебя, когда ты явишься. По его словам, если бы тоже вчера ушла, скандала бы не было. А так – всё из-за тебя.
– Железная логика.
– Тебе очень больно? – Поля жалостливо посмотрела на Веронику. Та кивнула. Кровь остановилась. Но её многочисленные следы были отчётливо размазаны по белоснежной новенькой плитке. Было похоже на то, что здесь, прямо на полу, неаккуратно разделывали мясо и хорошо наследили.
Откуда-то появился Рома. Он был суров и серьёзен. Кулаки были разодраны, а чёрный свитер порван. Он подошёл к девушкам и поднял Веронику на руки. Она попыталась сказать, что это лишнее, но он так сурово на неё посмотрел, что она решила заткнуться.
– Собери её вещи, – единственное, что он несдержанно выдавил из себя Полине.
Рома отнёс Нику в переговорную. Это было самое маленькое и самое тихое помещение в большом здании. Туда обычно приводили заказчиков и группу, которая будет делать то, что им надо. В 10 утра там, конечно, никого не было. Встречи обычно назначались после обеда, потому что традиционно сопровождались алкоголем. А утром мало кто на это соглашался. Рома пустил Нику на кожаный чёрный диван так, что она почти легла, а сам сел перед её лицом на колени.
– Ты убил его? – Вероника хотела немного пошутить, но вопрос прозвучал как просьба.
– Почти, – Рома громко дышал. В его вдохе-выдохе была ярость, был такой гнев, что он даже сжал кулаки, но ссадины затрещали, и он разжал их.
– Ты – мой герой сегодня, – Вероника ещё раз попыталась мягко и легко произнести фразу. Снова мимо.
– Хватит говорить чушь, – Рома рявкнул на неё. Ника в недоумении привстала, и в этот момент Рома резко притянул её голову к себе и начал целовать. Он сжирал её своими губами. Его горячий язык проникал в её рот. Он целовал её так, как в некоторых страшных фильмах вампиры пьют кровь. Это длилось и длилось. Вероника не сопротивлялась. Зачем? Рома поймал лучший момент, когда её самообладание было настолько низким, что проще было сдаться и получить адреналиновое удовольствие, чем сойти с ума от переизбытка эмоций. В этих поцелуях не было ни нежности, ни ласки. В них была какая-то почти звериная агония. Рома властно взял её лицо в другую руку, так, что Ника не могла даже пошевелиться, и впился в неё своими губами. Веронике было трудно дышать. Нос был забит кровью, а рот занят. Но она не отстранилась, а только чаще пыталась поймать воздух. Рома не давал ей возможности больше ничего сделать. Он крепко сжимал Нику и глубоко и с силой целовал.
Наконец он остановился. Он оторвался от неё, сел на край дивана и издал звук рёва. Большими ладонями он схватил свою голову и ещё раз громко проревел.
– Что ты делаешь?!! Вероника, что ты делаешь!!! Это же невозможно!
К Нике стало возвращаться самообладание. Она получила дозу адреналинового удовольствия. Подкрепилась, так сказать. И вот уже снова могла себя контролировать. Хотя, конечно, не без труда. Всё её тело жаждало секса. Она хотела, чтобы этот зверь продолжал. Но она уже могла остановить его сама.
– Если бы ты понимала, как сильно я тебя хочу! Это же конвульсии какие-то каждый раз!
Рома орал.
Ника спокойно приподнялась на диване, слегка обняла его за плечи и глубоко вздохнула.
– Я знаю. Рома, я всё знаю. Может, быть даже больше, чем ты думаешь.
Она прошептала это тихим очень низким голосом. И ему стало ещё хуже. Он схватил её за волосы и снова притянул к себе. На этот раз поцелуй был более спокойным.
– Но ведь это всё равно ничего не изменит, – Рома произнёс это, озвучивая то, что уже хотела сказать Вероника. Они ещё какое-то время помолчали.
– Давай я отвезу тебя домой, в таком состоянии ты всё равно работать не будешь в кадре.
Он встал, подошёл к двери и открыл её.
– Я жду тебя в машине.
Рома вышел, автоматическая дверь начала медленно закрываться. Вероника, измазанная кровью и зацелованная, осталась сидеть на кожаном диване.
* * *
Любой эфир всегда был очень важен для Вероники. Хотя последнее время они были насколько частыми, что она стала позволять себе вольности. Она могла прийти в студию с текстом, который ни разу не прочитала. Это принято называть ведением с листа, то есть когда ведущая только во время прямого эфира узнает, что написано в суфлёре. И дело было не в том, что ей не хватало времени, просто обычной дозы адреналина от прямого вещания уже стало мало. Она хотела большего заряда. Тот экстаз, который будоражил её раньше по окончании программы, становился недостаточным. А чтение с листа всегда было неожиданностью. Всё ужасно портили только тексты. Подводки для ведущей составляла Фаина Мильская. По должности она была не обязана это делать, но на канале с её приходом так повелось, что она новости полностью держала под своим надзором. И это было большой проблемой. Исправлять эти подводки было запрещено, а читать порой совершенно позорно. Грамотно составленный текст для ведущей универсален. У них же в редакции всё было наоборот. Каждая подводка – все время сюрприз. Ника часто буквально свирепела от текстов, ещё чаще ей было просто стыдно их читать.
– Это же моё лицо всё это озвучивает, – сетовала она после эфира, – Люди же будут думать, что это я такая овца глупая, раз такое произношу.
– Ну, уж не так всё плохо на самом деле, – однажды сказал ей Рома.
– Ром, начинать новостийный текст со слов «как мы уже сообщали» – это полный капец! Это правило о том, как точно делать нельзя. Это позорище для журналиста. Этому даже в университете учат, а там мало чему реально учат по профессии. Так что, сам понимаешь…
– Ты просто перфекционистка.
– В эфире – да, всё должно быть идеально, и никак иначе.
– Но ты же сама всем ведущим говоришь, «все люди, в прямом эфире совершенно нормально немного ошибаться»?
– Это другие, а это я. Я могу читать чисто. Всегда. Если тексты писать грамотные, а не предложениями на несколько строчек с причастными-деепричастными и вообще неадекватными терминами да ещё и с аббревиатурами, то всё вполне реально. 7 слов! 7, Ром! Это идеальное предложение. Вот сегодня первая подводка – здесь 28 слов! Ром, ну, чувствуешь разницу?
Они пили кофе после утреннего эфира. Он был короткий и, хоть и считался утренним, начинался в 10 утра. Вероника не особо любила эти эфиры. Их редко смотрели, да и приходить нужно было рано. Пока накрасят, пока причешут, пока свет выставят. Поэтому кофе после всего этого был крайне необходим.
– Привет, ребят! – к Нике и Роме подсела Полина Агатова. Она тоже пришла с чашкой, из которой ароматно пахло кофеином, – Я дома не успела, вот решила, пока есть время, тоже накофиться.
Все засмеялись.
– Да уж, у нас в профессии нужно всё успеть, пока никуда не заслали, особенно накофиться, – Рома сделал ещё глоток и взял печеньку.
– Вероника, ты видела мой вчерашний сюжет? – Полина, словно извиняясь, посмотрела на Нику.
– Конечно, ты молодец. Хороший сюжет, интересный. Только перестань говорить «задали интересующие их вопросы». Это какой-то текст из советского доклада. Просто не используй эту фразу. И вообще лучше не произносить лишний текст. Ну, понятно же, если встреча с гражданами, то люди задавали вопросы. И скорее всего, те вопросы, которые их интересуют. Лучше в пример интересненький вопросик приведи. И ещё. Перестань постоянно вставлять «Следует отметить», «Надо уточнить» и что-то подобное. Это только добавляет лишнего. Без этих фраз суть останется та же.
– Спасибо большое, – Полина пожалела, что пришла на кофе без блокнота. Всё хотелось записать, чтобы ничего не упустить. Нормальными советами особо на канале никто не баловал, – А ещё Мильская постоянно вставляет мне в текст какие-то умозаключения и приписывает им моё авторство. Это нормально? Мне просто странно такое говорить в новостях.
– И стрёмно, – Вероника сморщилась, – никаких собственных умозаключений в новостях быть не должно. Это не авторская программа, чтобы журналист высказывал своё мнение. Это фактическая информация. Любое мнение – только у респондента. Хочешь обозначить свою позицию – используй какие-то отдельные слова или интонацию.
– Я не поняла… Это как?
– Например, помнишь, ты недавно делала сюжет про сожжение наркотиков?..
– Да, я ещё кадры из твоего фильма брала…
– Так вот, совсем не обязательно целую подводку посвящать пространной речи о том, как плохо поступают люди, которые их распространяют. Дай статистику смертей, и всё без нравоучений будет ясно. Или назови ты наркотики отравой, и тоже будет всё понятно. Не надо думать, что зритель идиот, и ему нужно всё объяснять на пальцах. Надеюсь, ты не обижаешься, что я так прямо и резко?
– Конечно, нет! Это как раз то, что нужно! Как же научиться, если ничего не знать?
– Мало кто так рассуждает, – Ника сделала глоток кофе, – И я не открываю тебе каких-то великих тайн, это элементарное, этому учат уже на первых курсах журфака. Грустно, что на деле таких простых вещей не знает даже наш редактор.
– Сегодня же попробую в сюжете всё испробовать. Потом опять к тебе приду, – Поля благодарно рассмеялась, – Хотя сегодня мало выездов. В 12 же собрание.
– Какое собрание? Я ничего не слышала.
– Ты в эфире как раз была, когда объявили.
– Что-то случилось? По поводу чего общий сбор? Надеюсь, по поводу бездарных подводок в новостях?
Полина улыбнулась.
– Так нет же, сегодня будут представлять нового главного режиссёра.
– Ооооо! – Рома заметно воодушевился, – Может, нормального наконец возьмут, а то у нас все проекты шиворот на выворот без режиссёра.
– Говорят, он молодой, – Поля была рада рассказать то, о чём они не знали, журналистка брала в ней верх, – Ну, то есть ему лет 45, а не 68, как прежнему. И это всё, что я о нём знаю.
– До 12-ти всего час. Так что, скоро всё сами увидим.
Час пролетел очень быстро. Вероника сидела перед зеркалом в гримёрке, и визажист искусно рисовала ей стрелку на глазу. Прежняя немного растеклась, пришлось её стереть и мастерить заново. Выходило очень красиво. Ника была слегка похожа на египетскую царицу.
– Девочки, общий сбор, – в гримёрку забежала секретарь директора, – все через 5 минут должны быть в зале совещаний.
– Новый режиссёр приехал, – догадалась Ника и лениво стала слезать с высокого стула.
Зал совещаний был большим помещением, которое зачем-то всегда запирали. Там было всего несколько не особо дорогих кресел и зеркальный стол. Все мало-мальски важные события в конторе озвучивались именно здесь. В комнате было душно, поэтому сразу открыли окно. Из него спасительно потянулся прохладный воздух, и стало заметно легче. Садиться по традиции никто не стал. Все оживлённо болтали, когда пришёл директор Валерий Медведь. За ним шёл мужчина в новом чёрном костюме. На нём были чёрная рубашка и гладкий чёрный галстук. Ему очень шёл этот «траурный» образ. Он был похож на американского актёра, красивого и холёного, которому только что предложили сыграть какую-ту модную роль в Голливуде. Медведь что-то важно говорил, постоянно теребил свою бороду, показывая, что даже он немного волнуется от значимости события.
Вероника ничего не слышала. В голове все слова слились в один протяжный гул. Лица коллег потускнели и словно разблюрились. Как будто она села на монтаж, открыла съёмки, а там – все кадры испорчены, и по картинке ничего невозможно разобрать. Она не шевелилась, только её большие глаза с изумительно нарисованными стрелками выражали удивление и ужас. После непродолжительной речи главного редактора право слова получил новый главный режиссёр. Это был крепкий мужчина. Он был аккуратно причёсан и гладко выбрит. Вероника смотрела на него и даже не моргала. Она чувствовала, что проваливается куда-то глубоко, в подземелье, в большую чёрную дыру. Это было почти невозможно. Новым режиссёром представили Андрея Логинова.
Глава 2. Андрей
Ника познакомилась с Андреем, когда только начинала работать на телевидении. Она, молодая и романтичная, тогда пришла на канал, уверенная, что сразу станет теледивой. Не тут-то было. Днями она пропадала на съёмках, склеивая один сюжет за другим. Часто получалось коряво, ещё чаще юная Вероника теряла веру в то, что у неё вообще что-то получится. А когда впервые услышала свой голос в сюжете буквально пришла в ужас.
– Какой у меня высокий писклявый голос!
Она непроизвольно сморщилась.
– Это всегда так бывает, – монтажёр совершенно буднично озвучил ей прописную истину.
– Как – так?
– Почти всем сначала не нравится свой голос, как и образ в кадре. Мы же в обычной жизни себя со стороны не видим и не слышим. Потом привыкнешь.
– Ты хочешь сказать, это нормальная озвучка?
– Для начинающей корреспондентки – ничего особенного. Ты думаешь, наша главная ведущая сразу пришла такая? Все с чего-то стартуют. Через год, конечно, такой голос уже не пойдёт. Поэтому надо тренироваться.
– Каааак? – девушка умоляюще смотрела на лояльного монтажёра.
– Самое простое – у зеркала. Берёшь короткий текст и проговариваешь его в зеркало. Так ты увидишь свои ошибки в мимике, сразу станет понятно, где что исправить. А по поводу голоса – такая же схема, только на аудио. Начитываешь текст и слушаешь его, ищешь ошибки, пытаешься исправить, потом опять начитываешь и снова слушаешь.
– Андрей, спасибо.
– Не за что, – монтажёр буркнул это себе под нос, даже не взглянув на начинающую журналистку.
Он поругался с женой, плохо спал, давно не был в отпуске и вообще сегодня был не в настроении беседовать с малолетними девчонками. Ника же, наоборот, решила – если что, за советом будет приходить к Андрею, раз уж он сразу помог дельным советом. И ведь ни одного негативного слова не сказал, а голос у неё и впрямь был высоким и писклявым, и дело тут не только в том, что она к нему не привыкла.
* * *
Вероника Войнова смотрела на Андрея Логинова, который когда-то был простым монтажёром, а теперь вот устраивается в качестве главного режиссёра, и ничего не понимала. Она не слышала, что говорит Медведь, какие вопросы ему задают. Она видела только Логинова, а память катала по нервам картинки из их совместного прошлого. Всё вертелось в голове, всё крутилось. Этот сериал как будто опять начали показывать, когда уже все про него забыли.
* * *
«Сначала я совсем не понимала, что происходит. Тогда наступала весна. Ранняя. Яркое солнце не давало уходящей зиме ни малейшего шанса. Даже ночи, казалось, стали теплее. Всё распускалось, всё неслось навстречу манящей чудесной весне. Она царила везде – в чистом небе, в грязных лужах, в людских организмах. Весна не приходила – она стремительно бежала, она врывалась в открытые двери, принося радостные улыбки, счастливые взгляды, бури эмоций», – уже дома Ника достала свой дневник, который вела в те годы. Это была обычная тетрадочка, на которой вместо традиционного названия «Дневник» было написано «Как я не стала шизофреничкой».
Вероника резко закрыла тетрадку. Как будто чего-то испугалась. Она смотрела на обложку и медленно понимала, что реально боится того, что там написано. Она долго и очень сложно закапывала то время в своей памяти, что сейчас даже одна строчка текста вызывала почти физическую боль. Спустя годы, ей уже стало казаться, что всё это было не с ней. Словно кто-то другой пожил в её теле, а теперь вышел, и она снова смогла жить спокойно.
Тогда ни о каком спокойствии речи не было.
Сюжеты монтировались потоком. Один, второй, 25-ый, 228-ый. Каждый день. На разные темы. Разного качества. Это людям, которые смотрят экран, кажется, что телевидение – это что-то неземное. На самом деле часто бывает, что журналист так много работает, что результат его труда становится на конвейер. Не успеваешь толком ни в теме разобраться, ни мнения изучить, просто стряпаешь сюжет, как блинчики на завтрак, потому что эфир – время строго регламентированное, он тебя ждать не будет. Но в этом-то и соль продукта – надо за минимально короткое время сделать так, чтобы было и интересно, и понятно. Получается это, особенно на региональном ТВ, не у всех. И тут дело не только в квалификации журналиста. Колоссальную роль играет мастерство оператора и возможности монтажёра.
Андрей Логинов клеить абы как не любил. Хотя и сидел на линейке новостей. Он как-то умудрялся сразу разглядеть хорошие кадры. Монтировать с ним все обожали. И весёлый, и красивый, и монтажёр отличный. Ника, конечно, тоже при возможности бежала с сюжетом к нему.
– Смотри, у тебя текст не соответствует тому, что снято, – Андрей говорил тихо, но недовольно.
– В смысле?
– В смысле, что ты говоришь про дачи, а дач-то вы не сняли.
– Ну, так это же заседание. Можно людьми в зале закрыть.
– Это стрёмно. Зачем тогда телевидение? Чтобы на людские головы посмотреть? Телевидение – это картинка. Хочешь рассказать, что депутаты про дачный закон придумали, будь любезна, сними хоть несколько планов.
Веронике стало неприятно, но она понимала, что Андрей прав.
– Я уже не успею исправить текст. Давай смонтируем, как есть.
– А потом ввалят всем троим – и тебе, и мне, и оператору, – монтажёр снисходительно вздохнул, как будто ребёнок провинился, а он его, неразумного, пожалел, – Сейчас всё устрою.
Андрей залез в архивную папку и нашёл там какие-то дачи. Видео, где сняты дачи.
– Это снимали лет сто назад, – улыбнулась Ника.
– Вот и отлично. Лучше «Досье», чем люди на заседании.
Андрей клеил – Ника молчала. Она аккуратно его рассматривала. Старалась незаметно. Ей он казался таким мужественным и красивым, что прямо слюнки текли.
«Жалко, женат, – подумала начинающая журналистка, – а то я бы его точно совратила».
Это она любила. Она давно привыкла, что нравилась всем и всегда. Мужчинам, разумеется. Подруг – может быть, поэтому – у Ники никогда не было. Даже в детстве она всегда дружила с мальчишками, хотя и переживала, что не с кем обсудить девичьи тайны. В подростковом возрасте Ника продолжала дружить, но парни уже все были в неё влюблены. Она быстро это поняла и стала пользоваться. Мужское внимание постепенно переросло в зависимость – если она чувствовала, что обожания мало, ей прямо плохо становилось. И она включала всё своё обаяние, только чтобы снова и снова почувствовать себя любимой.
Это стало наркотиком. Стало игрой. Сначала она не придавала этому значения – ну, нравится кому-то, и что? – а потом поняла, что реально все – все! – в неё влюблены. И дело было не во внешности или каких-то особых талантах, дело было в принятии и понимании. Парни могли говорить с ней обо всём. Ей всегда было интересно любое мнение. Любую ситуацию она могла объяснить и оправдать. Эмоционально погладить по головке, так сказать. Кивни человеку, что понимаешь его чувства, – и он твой навеки. Ну, может быть, не навеки, но суть та же. И конечно, она всё-таки была очень красивая.
Теперь мысль о том, что мужчина, который ей понравился, женат, ввела её в ступор. С такими данными в задачке она ещё не встречалась, эту тему не проходила, учебников по направлению «Нахрена бабы связываются с окольцованными мужиками» не читала. Программа в голове сбоила, как старенький компьютер отказывается тянуть новые установки. Ника понимала, что у неё есть силы его соблазнить, ей хотелось поиграть в эту игрушку, но что делать сразу после кнопки Пуск, она не представляла. Он женат! Это изначально казалось аморальным. И вообще не понятно, зачем ей такие игрушки.
Время шло, ставки в её игре повышались. Она даже уже как-то не специально, а по привычке, по инерции начала применять все свои давно проверенные штучки. Не то чтобы она разрабатывала план и действовала строго по протоколу! Она вела себя так, как вела всегда, и это было настолько естественно, что Ника даже не заметила, как поставила всё на красное.
Андрей был очарован. Юная девочка, ещё студентка, такая милая и обаятельная, с ней всегда весело и интересно. Она с удовольствием слушает. А как она смотрит! Вероника любила смотреть прямо в глаза. Это было так тонко и волнующе, что многие парни «ломались» именно на этом этапе.
Логинов в какой-то момент тоже не выдержал. «Трахнуть бы тебя прямо сейчас на монтажном пульте», – он даже дёрнулся и отвернулся после того, как поймал себя на такой мысли. Ника только улыбалась. Она была невероятно сексуальна. Она никогда не носила откровенных нарядов, но до неё всегда хотелось дотронуться. Логинов сходил с ума. Он – 30-тилетний мужчина – доходил до тряски, когда приходила эта юная девочка. Вероника стала наваждением. Она снилась ему, она даже мерещилась. Он постоянно о ней думал и постоянно её представлял.
Ника продолжала улыбаться.
Ей было легко с ним. Настолько легко, что она пропустила период, когда совсем заигралась.
* * *
«Он часто смотрел на меня. Если бы ты знал, как он смотрел на меня… Он целовал меня. Он провожал меня домой. И каждый раз целовал меня. Я таяла. И я не понимала этого. Я ещё совсем не способна была даже просто предположить, что ещё чуть-чуть и… И он спокойно уходил домой.
Помню, как он поцеловал меня в первый раз. Он довел меня до подъезда. Стояла весенняя, но ещё прохладная ночь. Я смотрела на него и как-то очень точно понимала, что мне хорошо. Никогда мне не было так хорошо! Просто хорошо. Хорошо от того, что хорошо. Не нужно было думать, о том, что будет дальше, что будет завтра, что – через год. И он целовал меня. Он впивался в меня губами. В нем была та сила, которая приковывала к себе, которая держала. И наступил, как тогда мне казалось, момент, когда он просто перестал держать. Я ушла домой. И мне не стало плохо. Я знала, что он мне не нужен, что я не нужна ему, что он просто классно целуется, что сегодня день удался.
Тогда он ушёл, и я особо этого даже не заметила. Всё было легко – это напоминало развлечение, шуточную игру в короткометражное наслаждение. А потом – в какой-то другой день – он опять поехал с другого конца города провожать меня домой. Когда я закрыла входную дверь, мне очень сильно захотелось рассмеяться. Хорошим, здоровым, радостным смехом. Я чувствовала счастье. Да. Это было именно оно. Так я его себе представляла. Никакого другого слова для того, чтобы объяснить свои ощущения, я не знаю. А я знаю много слов. Я стояла у двери, думала об этом. Но в итоге провела только пальцами по губам и улыбнулась. Хохотать в голос отчего-то не стала». (Из тетрадки «Как я не стала шизофреничкой».)
Такие провожания стали почти нормой. Веронике было очень комфортно. Они не вели задушевных бесед, ничего друг другу не обещали. Просто стало естественным, что Андрей её провожает, целует и уезжает. «Это же не запрещается, – оправдывала себя Ника, – я никого не отбиваю. Просто мне нравится, как он целуется. Я уж точно не собираюсь с ним иметь других отношений».
Но о сексе они говорили часто. Вероника была одной из немногих женщин, которые спокойно могли обсуждать интимные темы. В обществе как-то принято этим заниматься, но никак не беседовать. Ей в этом плане было намного проще. Её мама почти с раннего детства старалась привить ребёнку спокойное отношение к половой сфере. Женщина не смущалась от вопросов дочери, откуда появляются дети и зачем девочке прокладки. Восприятие Никой секса получилось настолько естественным, что к 20-ти годам она не торопилась пуститься во все тяжкие, чтобы скорее всё попробовать. В теории в её голове по этой теме всё было предельно ясно – на практике она всё ещё была девственницей. Это был её выбор, она пробовала разные альтернативные варианты получения сексуального удовольствия, кроме самого проникновения. Правда, теперь это её немного огорчало. Андрей был взрослым мужчиной – ей не хотелось, чтобы он думал, что она неумелая девочка. Ведь в её возрасте мало кто ещё был девочкой.
Но Андрей пока об этом не знал. Ему нравилось разговаривать о сексе. Это было необычно, интересно, так откровенно на эту тему он не говорил даже с друзьями. Жарким вечером после работы они медленно шли к её дому. Несколько дней, как наступило лето. Оно сразу показало свои серьёзные намерения и весь день наращивало температурные обороты. По дороге с оглушающими воплями неслись машины, и они свернули во дворы. Здесь кричали дети, но это уже разговору не мешало и на уши не давило. Какая-то девочка лет пяти пронеслась мимо с веткой от берёзы, Ника с Андреем остановились, рассмеялись и продолжили свои разговоры.
– Что такое секс? Что это для тебя?
– Это… удовольствие. Мне кажется, секс должен приносить наслаждение. И всё. Больше, как говорится, он никому ничего не должен, – Ника рассмеялась. – Если нет удовольствия, то это что-то другое, не секс.
– Странно…
– Что именно?
– Я думал, ты скажешь, что секс равно любовь.
– Нет, я так не считаю. Любовь может быть и без секса, мне кажется. Хотя это, конечно, трудно. Ну, а секс без любви – это вообще банальщина.
– Ты считаешь, это плохо?
– Я считаю, что любовь – штука капризная, её на всех не хватает. А удовольствия хочется. Поэтому я бы не стала тут говорить – хорошо или плохо. Это просто так есть.
– С тобой поговоришь, ты вообще ничего не осуждаешь, – Андрей демонстративно скорчил весёлую гримасу.
– Не вижу смысла. У всех у нас есть свои причуды. А уж в сексе так вообще кто во что горазд. Конечно, в рамках закона. Это да, извращенцев я никогда защищать не буду.
– Интересная ты…
– Почему?
– Ты открытая. И вообще мне как-то очень хорошо с тобой.
– Это совершенно нормально.
Ника загадочно улыбнулась. Так говорили все. Все парни, с которыми она была более или менее близка, всегда произносили эту фразу. С ней было хорошо. Мужчина рядом всегда чувствовал себя понятым и принятым. Он быстро подсаживался на это и старательно пытался удержать это внутреннее чувство.
Андрей и Ника подошли к её дому. Обычная десятиэтажка, которых рядом как будто клонировали в бесчисленных масштабах. Он по традиции хотел её поцеловать. Как большая домашняя собака, привыкшая ко вкусной еде не по расписанию, а по желанию, он эмоционально облизнулся и вожделенно к ней потянулся.
Ника отстранилась.
Неожиданно.
И странно.
Что это за номер?!
– Что-то не так? – Андрей был удивлён и даже немного напуган.
– Мне кажется, хватит, Андрей. Пошутили, поиграли, и будет с нас, – Нике было сложно это сказать, она много дней к этому готовилась, и наконец собралась с силами. Она опустила глаза, что делала крайне редко, и прикусила губу.
– Тебе не нравится? – Андрей даже как будто обиделся. Так обижаются дети, когда им что-то сначала разрешают, а потом вдруг забирают игрушку.
– В том-то и дело, что слишком уж это становится приятно. Андрюш, скажу честно, я не хочу отношений с женатым мужчиной. Мне просто это не нужно, ни в какой форме, – Ника репетировала эту фразу перед зеркалом, как он же сам её учил тренировать себя для кадра. Она повторяла её, как мантру, и вот теперь произнесла её адресату, а не своему отражению. Ей казалось, это самое правильное. Она думала, как только скажет, всё сразу исчезнет, улетит в космос и попадёт в Чёрную дыру. Как будто девочка махнёт веточкой берёзы, скажет заклинание и он, Андрей, испарится и моментально окажется у себя дома на кухне перед тарелкой борща.
