Текст книги "Награда для генерала (СИ)"

Автор книги: Лена Обухова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава 6

Палатка не предполагала размещения семи человек, даже если это хрупкие девушки, но зато нам было не холодно. Было душно. Я оказалась у самой дальней стены, и поначалу меня охватила паника. Подумалось, что тут воздух кончится быстрее всего, и к утру я задохнусь. Однако вскоре обнаружилось, что плотная водонепроницаемая ткань палатки крепится к земле лишь в отдельных местах, а между ними ее можно приподнять – она неплохо тянулась – и дышать. В эту щель, конечно, дуло, отчего ноги в тонких, местами уже порвавшихся чулках покрывались мурашками, но зато я чувствовала приток свежего воздуха, что немного успокаивало.

Совсем немного, потому что будущее сейчас виделось таким же темным и безрадостным, как холодные глаза генерала Шелтера. Рассказ Нады поселился в груди холодной змеей. Она ворочалась, складывалась кольцами, шипела и жалила изнутри, медленно убивая. Слишком медленно. Одинаково пугала как перспектива ночи с некромантом, так и вероятность стать игрушкой на ночь для толпы стражников.

Надо было выйти замуж. Да, пришлось бы терпеть пощечины и подзатыльники, как терпела моя мать. И она, и Анна Кроули в свое время терпела. И обе спали с мужчинами, с которыми не очень-то хотелось спать. Никто не умер. Зато своим браком они были защищены от любых других притязаний, пользовались почетом и уважением в обществе.

Впрочем, нет. Мама умерла. И мне до сих пор казалось, что умерла она именно от тоски жизни с нелюбимым человеком. Но все равно это не то же самое, что бесчестие, насилие и издевательства в чужой стране. У нее хотя бы была я, и какое-то время мы были по-настоящему счастливы вместе.

А что будет у меня?

От этой мысли дышать снова стало тяжело: душили слезы. Я приподняла ткань палатки выше, прижалась к зазору лицом, подставляя его холодному ночному воздуху. В лагере уже все стихло, только двое караульных остались бдеть: следить за кострами, которые должны отпугивать варгов. Сейчас они, судя по приглушенным голосам, сидели в центре небольшой поляны, на которой разбили лагерь, у центрального костра.

Я вдруг поняла, что если приподнять ткань еще немного, я смогу вылезти из палатки с той стороны, с которой меня не увидят.

«Босиком ночью в лесу, в котором бродят варги, ни одна из них добровольно лагерь не покинет», – сказал генерал. И был прав: это сущее самоубийство. Шансов выжить почти нет, но их все равно чуть-чуть больше, чем в столице Варнайского Магистрата. Я не смогу жить ни после ночи с Магистром, ни после ночи с дворцовой стражей. Поруганная честь лишит меня возможности хоть когда-нибудь вернуться к отцу и – что гораздо хуже – покровительства Тмара. Да и просто я стану противна сама себе, останется лишь один путь: все-таки сигануть вниз с ближайшего достаточно высокого обрыва.

Так зачем проходить через это, если можно попытаться сбежать сейчас? Да, босиком по лесу. Да, рискуя угодить в пасти варгам. Но отсюда я еще могла вернуться в Оринград. Малюсенький шанс все-таки оставался. Мы уехали далеко, но пока еще расстояние можно одолеть пешком. Пока еще я могла вернуться в отцовский дом.

Варнайцы не станут преследовать. Если только удастся нырнуть в темноту леса незаметно для караульных. Никто просто не сможет меня найти. Да и искать не будут. У них нет собак, которые могли бы взять след, а я далеко не так важна для коллекции, чтобы тратить на мои поиски драгоценное время генерала Шелтера, который очень торопится в столицу.

Убедив себя, я попыталась просунуть голову в щель между землей и незакрепленным краем палатки. Соседка, которая, несмотря на все волнения, спала, недовольно заворочалась из-за моей возни. Я замерла, стараясь не дышать и дожидаясь, когда она успокоится. А то еще поднимет шум случайно, привлечет внимание караула…

То ли Лилия, то ли Роза не проснулась. И тогда я продолжила свои попытки. Однако зазор между тканью и землей оказался слишком мал. И лежала я так, что не извернуться, не выползти. Вот если бы вынуть из земли один из колышков, державших край и сделать зазор побольше…

Мне повезло. Ближний крепеж был вбит в землю на совесть, но вот дальний… Дальний угодил в более рыхлую почву, у меня хватило сил вытащить его. Прижимаясь к земле словно та змея, я передвинулась внутри палатки, чтобы приблизиться к расширившемуся зазору, и осторожно выползла, то и дело холодея от ужаса. Мне все казалось, что сейчас я дерну палатку слишком сильно – и та рухнет. Или караульные пойдут обходить костры не вовремя…

Но снова повезло: я вылезла из палатки, не обрушив ее и никого не разбудив, а солдаты продолжали тихо переговариваться, сидя у костра. Палатка скрывала их от меня, а меня – от них. Костры защитного круга горели достаточно ярко, чтобы ими не пришлось скоро заниматься. Оставалось надеяться, что их свет не выдаст меня варнайцам.

Для верности, чтобы не лишиться прикрытия палатки, я не стала вставать, а поползла на четвереньках, не обращая внимания на мелкие камушки, острые веточки и колючие шишки, которые попадались то под ладонью, то под коленкой. Поднялась на ноги лишь тогда, когда добралась до деревьев и смогла спрятаться за одним из них.

Перевела дыхание, успокаивая сердце и прислушиваясь. Голоса караульных все еще доносились до меня: парни перекидывались отрывистыми фразами, которые я не могла разобрать, время от времени приглушенно смеялись.

«Интересно, что им будет за мой побег?»

Непрошенная мысль на мгновение парализовала.

– Куда ты смотрел?

– Виноват, господин генерал. Отвлекся.

– Тебе же хуже…

Я снова услышала звук выстрела и глухое падение тела на землю, как наяву.

«Нет, – попыталась я убедить себя. – Нет, он не станет. Их осталось мало, он не станет их убивать».

В любом случае сейчас я была не готова принести в жертву свой последний крохотный шанс на спасение ради жизней этих ребят. Никто из них не жалел меня, почему я должна жалеть их?

Избавившись от последних сомнений, осторожно шагнула глубже в лес, закусывая от боли губу: босую ногу кололо так, словно я ступила ею на битое стекло. Но надо молчать, не охать, не торопиться, чтобы не шуметь. Сначала отойти подальше.

Шуметь и двигаться быстрее позволила себе только тогда, когда свет костров и звуки голосов окончательно исчезли. Я осталась один на один с ночным лесом. Вот теперь можно дышать, не сдерживаясь, торопливо переставлять ноги и звучно охать, натыкаясь ногой на что-нибудь слишком твердое или колючее.

Где дорога, я примерно понимала, но знала, что на нее выходить нельзя. Лучше двигаться параллельно, сквозь лес. На дороге меня будет легко найти и догнать. Повозки варнайцев двигаются очень уж резво, несмотря на громоздкость и тяжесть.

Однако очень скоро стало понятно, что лес если не убьет меня, то искалечит. Ветки то и дело цеплялись за волосы и за одежду, несколько раз я едва не выколола себе глаз, не заметив в темноте хитрый сучок. Ступни уже не чувствовали ни шишек, ни камней, ни веточек, каждый шаг просто пробивал жгучей болью всю ногу. Теперь я шла не по битому стеклу, а как в огне. Еще немного – и уже не смогу наступать.

Я решила все же выйти на дорогу. Если за мной погонятся на повозке, я услышу ее тарахтение издалека и успею спрятаться. Однако там, где должна была находиться дорога, ее не оказалось. Сколько бы я ни шла, мне никак не удавалось на нее выйти.

Ужасное осознание свалилось тяжелым камнем, придавливая к земле: я заблудилась. Возможно, иду вообще не туда, не к Оринграду, а лишь ухожу глубже в лес. Я обессиленно упала на колени, чувствуя, как по щекам катятся немые слезы, а грудь сдавливает и охватывает огнем. Я с трудом втянула в себя воздух, позволяя громкому рыданию прозвучать в тишине ночи.

Что ж, шанс был мал, я знала это с самого начала. Попробовала – и проиграла. Какая разница? Уж лучше так, чем во дворце Великого Магистра. Уж лучше здесь, чем в чужом краю. Пусть мне не удалось сберечь жизнь, но я сберегла честь. Тмар должен быть добр ко мне и забрать к себе уже скоро.

Оставалось только лечь, свернуться калачиком и дождаться этого момента, потому что идти теперь было некуда и незачем. Да и силы кончились. Зачем терпеть боль от каждого шага? Хотелось лечь, уснуть и больше не проснуться.

Тихое рычание рядом внезапно оборвало мои рыдания. В кустах что-то зашуршало, я вскинула голову, покрутила ею и остановила взгляд на паре горящих в темноте глаз. Варг. Как минимум, один. Глаза сразу исчезли, видимо, он уже учуял меня или услышал, но пока не нашел в темноте, осматривается.

Что-то древнее и мощное внутри заставило замереть, затаиться, не издавать ни звука. Эта нечто оказалась сильнее страха, сильнее боли, сильнее слабости. Желание жить. Жить любой ценой, бороться за каждый вздох до конца. Тмар не послал бы мне такую страшную смерть. Значит, мне было рано сдаваться.

Я снова поползла на четвереньках. Медленно-медленно, едва слышно, прижимаясь к земле настолько, насколько могла. Беззвучно дыша и морщась от боли тоже без единого звука. Лишь отойдя на приличное расстояние не выдержала, вскочила и побежала. Ноги снова горели, но я не обращала внимания. Шорохи за спиной красноречиво давали понять, что меня преследуют.

Легкие разрывало, ног я почти не чувствовала, дороги перед собой не разбирала, просто бежала, пока могла. Пока не зацепилась за что-то и не рухнула плашмя, едва успев подставить и без того расцарапанные ладони.

Надо было встать. Встать и бежать дальше. Или найти себе укрытие, потому что растянулась я в самом неподходящем месте: на плешке, где по какой-то причине росла только трава. Слишком открытое пространство, я оказалась вся на виду. Посреди плешки высилось очень-очень старое, судя по толщине ствола, дерево с раскидистой кроной, шатром накрывшей почти всю поляну. Возможно, именно из-за него здесь не росло ничего, кроме травы: оно вытеснило более мелкие деревья и кусты.

Нижняя ветка находилась высоко, но если подпрыгнуть, я могла бы за нее зацепиться. Если упереться ногами в ствол, смогу подтянуться и забраться на нее. А потом еще немного выше. Там варги не достанут: они не умеют лазить по деревьям.

Я попыталась встать, но не удержалась и с пронзительным вскриком снова рухнула на землю, заплакав еще горше, чем раньше. Пришлось снова ползти на четвереньках, но удалось лишь добраться до дерева и привалиться к нему спиной. Ни подпрыгнуть, ни даже просто встать на ноги я не могла, а парочка варгов уже появилась из-за кустов, рыча и брызжа слюной.

Они были похожи на диких собак, если бы только строение собачьего тела позволяло им вставать на задние лапы и бегать на них. Передние тоже больше походили на человеческие руки с огромными когтями, острыми как бритвы. Зато морды были абсолютно собачьи. И сейчас они скалились, обнажая ряды белоснежных клыков.

– Стойте, стойте, стойте, – в отчаянии зашептала я, вжимаясь спиной в дерево. – Не подходите, стойте, где стоите.

Я шептала и шептала, понимая бесполезность едва слышной мольбы, но просто не могла остановиться. Варги почему-то медлили, и казалось, если я замолчу, они точно бросятся. Звери из пекла и так медленно, но верно подбирались ко мне, как будто их что-то сдерживало, но они превозмогали невидимую силу.

Тому, что приближался быстрее, оставалось всего несколько шагов, когда прямо перед ним в землю ударил огненный сгусток. Сухие ветки мгновенно вспыхнули, так же быстро прогорая, в траве остался выжженный след. Варг рыкнул и отпрянул, удивленно хлопая глазами. Секунду спустя перед ним приземлился еще один огненный сгусток, заставив отскочить назад и болезненно заскулить: на этот раз сухой сор вспыхнул более яростно, опалив твари морду.

Оба варга обернулись на внезапную угрозу. И я вместе с ними. У края плешки стоял генерал Шелтер. Мундир был застегнут лишь на часть пуговиц, волосы оставались все такими же растрепанными, а в ладони перекатывалось пламя, готовое сорваться с нее в любой момент.

– Прочь, – лаконично велел Шелтер, глядя в глаза зверю.

Варг зарычал, ощерившись, и Шелтер кинул в него еще один сгусток пламени, на этот раз серьезно подпалив бок. Еще одно пронзительное скуление – и обе твари повернулись и скрылись в кустах.

Я им даже позавидовала, потому что в отличие от варгов отползти в кусты не могла, а Шелтер шагнул ко мне, грозный и неотвратимый, словно сама смерть. Подошел, присел на корточки, окинул пристальным взглядом. В темноте, в неверном свете звезд и луны, его глаза поблескивали.

– Ну что, далеко убежала? – спросил он. Голос его прозвучал грубо, но тихо.

Я торопливо вытерла щеки и шмыгнула носом, стараясь привести себя в более или менее приличный вид. Пусть даже в темноте меня толком не рассмотреть. Я снова была во власти варнайца, но выглядеть побежденной не хотела.

– Уж как смогла, – хрипло отозвалась я. – Как вы меня нашли?

– Земля подсказала, – лаконично объяснил Шелтер.

Я соединила его ответ с воспоминанием о перекатывающемся в ладони пламени и ахнула:

– Вы маг? Стихийник.

– Молодец, – все тем же низким, тихим голосом отметил генерал. В его тоне мне почудилась усмешка.

– Тогда почему вы военный? Почему не в магистерской ложе?

– Потому.

Исчерпывающий ответ.

– Какие стихии? – зачем-то поинтересовалась я.

Минимум две – это он уже продемонстрировал.

– Все.

И еще один короткий, но вполне ясный ответ.

– Зачем ты сбежала? – вдруг спросил генерал. – Так жить надоело?

– Жить? – возмутилась я, лишь краем сознания удивляясь тому, что у меня остались силы на возмущение. – Вы везете меня к бесчестию и смерти. Я просто пыталась использовать свой последний шанс на спасение.

Внезапно взметнулось яркое пламя. Настолько внезапно и настолько яркое, что я вздрогнула и на секунду испуганно зажмурилась. Снова открыла глаза, когда огонек стал меньше и уже не слепил. Он прыгал на ладони генерала, освещая нас обоих и часть поляны. Я заметила, что в волосах Шелтера запуталась пара мелких тонких веточек.

Одному Тмару было известно, что такого генерал разглядел во мне, но когда он снова заговорил, тон его смягчился:

– Да ничего с тобой там не случится такого. Магистр никакой не некромант и уж тем более не живой труп. Он не молод уже, конечно, и едва ли ты сочтешь его привлекательным, но он обычный мужчина с сексуальной дисфункцией.

– С чем? – не поняла я, но внутренне напряглась: звучало устрашающе.

По губам Шелтера все-таки скользнула усмешка.

– Не встает у него больше пары раз на одну и ту же женщину.

Объяснил так объяснил. Что не встает? Причем тут какие-то функции?

Генерал тяжело вздохнул и покачал головой, пробормотав:

– Надо же, действительно невинна.

Как будто до сих пор в этом сомневался! Как бы я тогда прошла их извращенную проверку? От воспоминаний об «осмотре» у меня загорелось лицо.

– В общем, пару раз он тебя тра… Кхм… Пару раз он с тобой переспит и отправишься на все четыре стороны. Содержать всех женщин, привезенных ему за годы завоеваний, Магистру не по карману. Поскольку после пары совместных ночей вы теряете для него ценность, то самое долгое через полгода вас отпускают. От тебя не убудет. Подозреваю, что приятного мало, но еще ни одна девица не умерла в процессе, насколько мне известно. А если не пройдешь отбор, так и вовсе выгонят. Никто не отдает девушек, предназначавшихся Магистру, его страже. Разве что кому-то из Верхней Ложи в качестве особого подарка правителя, но это редкость. Правда, ты, кажется, понравилась Драгзу, судя по тому, что он тебя отобрал. Поэтому если Магистр откажется, тебя, скорее всего, на какое-то время возьмет себе он. Поиграет и отпустит. Сможешь вернуться домой.

У меня перехватило дыхание. Снимай… что?

– Зачем? – онемевшими губами уточнила я.

Шелтер раздраженно закатил глаза.

– Затем, что у тебя на месте ступней – кровавое месиво, – жестко отчеканил он. – А чулки местами еще целы. Когда все это подсохнет, отдирать будет очень больно. Сейчас снять проще.

Он сжал ладонь в кулак, гася горящий на ней огонь. Снова стало достаточно темно, чтобы я смогла залезть себе под юбку и отцепить чулки от пояса. Стянула, нерешительно скомкала их в руках. Шелтер заметил это, отобрал пропитавшийся кровью комок и одним быстрым движением спалил дотла.

А потом взял меня на руки. Я вновь задохнулась, но на этот раз от изумления, растерялась, не зная, как реагировать. Генерал Варнайского Магистрата по прозвищу «Кровавый» подхватил меня как пушинку, но пушинку отчего-то ценную, потому что в его руках оказалось удобно и тепло. От мужчины, хладнокровно застрелившего собственного солдата, я ожидала чего-то более брутального. Даже если он решил, что идти я не могу или буду идти слишком медленно. Я поняла бы, если бы он перекинул меня через плечо, головой вниз. Или схватил за волосы и потащил волоком по земле.

Но Шелтер взял меня на руки как принцессу из детской сказки. От незнакомых ощущений – а на руках меня последний раз носила мама, но в таком глубоком детстве, что теперь уже было и не вспомнить – сердце вновь забилось быстрее. Не так, как от бега по лесу или страха. Меня прижало к горячему телу, и только сейчас я поняла, насколько замерзла. Захотелось вдруг прильнуть к нему теснее, чтобы согреться, положить голову на плечо, блаженно задремать, вдыхая яркий аромат крепкого, необычного табака, который исходил от мундира.

Но я, конечно, лишь нерешительно замерла, прижимая ладони к груди и задерживая дыхание, глядя на его лицо, оказавшееся вдруг так близко, сквозь ночную полутьму. Точнее, глядя на ту половину, что была видна. Впрочем, вторая, как я подозревала, была похожа на такую же непроницаемую маску. На лице Шелтера не отражалось никаких эмоций. Он просто шел, глядя перед собой, ступал легко и уверенно, словно мой вес для него ничего не значил, а глаза прекрасно видели в темноте, безошибочно определяя направление к лагерю. Может быть, генерала вела земля, как привела она его ко мне?

Лишь один раз Шелтер оступился и покачнулся, а я от неожиданности вцепилась в его шею, но как только он выровнялся, тут же снова убрала руки. Он никак не прореагировал. А я все смотрела на его профиль, мучительно пытаясь понять, почему генерал несет меня так осторожно, что я даже не чувствую боли в сбитых в кровь ногах.

– То, что говорят о вас… – вдруг произнесла я, испугав саму себя.

– М?

– Это ведь не совсем правда? – закончила, ненавидя себя за нотки надежды в тоне.

Какое мне дело? Уже понятно, что не отпустит. И будь он даже лучшим из людей, мне от этого какой прок?

– Ты про то, что я злобный ублюдок, безжалостный и беспощадный, словно демон? – спокойно поинтересовался генерал, вдруг поворачиваясь ко мне и пытаясь прожечь взглядом сквозь темноту ночи.

Удивительно, как точно он воспроизвел фразу, брошенную Мораном несколько месяцев назад. Наизусть заучил, что ли?

Я не удержалась: протянула руку и вытащила из его волос веточку, которую приметила раньше, отчего Шелтер вдруг удивленно остановился. Я тут же отдернула руку, снова прижала ее к груди и уронила тихое:

– Да.

Генерал помолчал пару секунд, отвернулся и пошел дальше, лаконично процедив:

– Людям видней.

– Вы так считаете? – не поверила я.

Губы Шелтера скривились в ухмылке. Я могла бы назвать ее горькой, если бы не злой блеск его глаз. Впрочем, возможно, темнота играла со мной шутки, или я выдавала собственные фантазии за действительность. Но в итоге ухмылка показалась мне скорее едкой, ядовитой.

– Мой отец не был женат на моей матери, так что как минимум в одном люди правы: я действительно ублюдок.

– Бастард, – зачем-то поправила я.

– А есть разница? – удивился генерал.

– Это у простых людей рождаются ублюдки, – пояснила я, смутившись. – А вы явно из… благородных, так у нас это называлось.

Глава 7

Магистр Этьен выполнил распоряжение генерала в точности. Мои ступни больше не кровоточили, но когда утром нам вернули обувь, я с трудом смогла ее надеть. А когда встала, из глаз снова брызнули слезы: ощущение битого стекла под ногами осталось. Я все равно выпрямилась, расправила плечи, вытерла глаза и пошла за остальными девушками. Правда, очень медленно, потому что каждый шаг давался с трудом.

Когда мы вернулись на дорогу, дерево уже убрали, из расплющенной повозки вытащили тела, которые не смогли извлечь накануне. Двое солдат копали своим менее удачливым товарищам могилы. Капитан Моран снимал с мертвых медальоны на металлических цепочках и убирал их в карман. Полковник Ридд и господин Драгз молча курили в стороне от происходящего.

Все повозки, которые еще могли ехать, стояли на дороге, в том числе и наш громоздкий фургон. Солдаты, сопровождавшие нас, принялись укладывать в багажные отделения сложенные палатки и прочие вещи. Генерал Шелтер стоял у той повозки, в которой ехал накануне, упираясь в нее правой рукой. Мундир и рубашка на нем были расстегнуты, а магистр Этьен водил рукой по его грудной клетке, что сначала можно было принять за странную ласку. И лишь приглядевшись, я заметила, как генерал морщится, а на том месте, по которому Этьен водит рукой, расплывается почти черный кровоподтек.

– Вот нечего теперь страдать, – проворчал магистр. – Вчера надо было мне о переломе сказать. А не таскать с ним по лесу сбежавших девиц.

– Я не заметил, – сквозь зубы процедил генерал.

– Как можно не заметить трещину в ребре? – возмутился магистр.

– Высокий болевой порог, – последовало лаконичное объяснение.

Продолжать генерал не стал, потому что заметил нас. Точнее, меня. По крайней мере, его хмурый взгляд остановился именно на моем лице. Потом скользнул ниже, отмечая неуклюжую походку. Я только задрала подбородок выше, стараясь выглядеть невозмутимой. Если он думает, что я снова стану умолять – на этот раз о позволении магистру полностью меня вылечить, – то он ошибается.

– Все, – резюмировал Этьен, убирая руки. – В следующий раз, когда ваша машина слетит с дороги и перевернется, я сразу проведу полное обследование, раз вы не в состоянии вовремя заметить у себя повреждения.

– Благодарю, – сдержанно отозвался генерал, застегивая рубашку и больше не глядя на меня.

Когда солдаты похоронили своих и повесили на деревьях мертвых сиранских партизан, как приказывал генерал, мы двинулись дальше.

Следующую остановку сделали в столице Сиранской Республики – Райнате, в доме, где сейчас размещалось командование армии варнайцев. Проторчали там довольно долго – несколько часов. Как я потом поняла, мы ждали, пока генерал уладит свои дела. Зато нам в это время позволили помыться, выдали новую одежду и обувь, больше подходящие для путешествия, и даже весьма неплохо покормили. Если бы не жгучая боль в ступнях, я бы почувствовала себя почти хорошо.

До столицы Варнайского Магистрата, которая так и называлась – Варнай, мы добирались еще два дня, лишь один раз остановившись на ночлег. В город въехали ранним утром, поэтому я пропустила это событие: дремала, свернувшись на жестком сиденье. Проснулась лишь тогда, когда открылись дверцы и нам велели вылезать.

Это были уже не те солдаты, что сопровождали нас, к тем я успела привыкнуть. У этих и форма выглядела иначе, и лица казались более… высокомерными, что ли. О том, что я едва могу идти, они не знали, а потому поначалу меня упорно толкали в спину, поторапливая. Лишь через пару минут, когда я стала хромать на обе ноги очень уж заметно, до них дошло, что что-то не так.

Я не успела понять, куда нас привезли. Это определенно был дом в черте города, небольшой особняк, окруженный парком и забором. Внутри нам повстречались две девушки: очень разные по внешности, одинаково ухоженные, красиво одетые, но с какими-то мертвыми взглядами. Они лишь скользнули ими по нам, тут же отвернулись и скрылись каждая за своей дверью.

Лишь после завтрака я поняла, что это за место. Здесь хранилась магистерская «коллекция» женщин. И нас сюда привезли, чтобы подготовить к встрече с ним. Если «проверка на невинность» в лагере военных была грубой, унизительной и быстрой, то «приведение в товарный вид», как я назвала это про себя, оказалось грубым, унизительным и длительным. Пусть и занимались ею дородные женщины, каждая размером с две меня.

Нам ничего не позволили делать самим. Мыли всех вместе, поливая из шлангов с рассекателями и растирая мочалками, беспардонно засовывая руки между ног, трогая везде и сопровождая это комментариями, каких не позволяли себе даже солдаты. Мы были словно куклы в руках безликих для меня женщин. Куклы, которых им нравилось унижать.

В какой-то момент я постаралась отстраниться от происходящего. Повторяла шепотом и про себя снова и снова: это всего лишь мое тело, оно в их власти, но им не добраться до моей души и не сломить дух. Помогало слабо, если честно. Я не плакала только потому, что плакать уже не могла. Отвлекала себя воспоминаниями о том, как в детстве мама купала меня, потом вытирала мягким полотенцем, расчесывала волосы. Она улыбалась и шептала, какая невероятная меня ждет судьба. Мама часто разговаривала со мной шепотом, чтобы отец не слышал.

Невероятного в своем нынешнем положении я видела мало. Постепенно на меня накатывали усталость, апатия и смирение. Убежать уже не получится, настала пора думать, что буду делать дальше, как жить. Почему-то чем ближе подбиралась страшная участь, на которую меня обрек господин Драгз, тем меньше хотелось прыгать головой с обрыва. Я смотрела на пепельноволосую девушку – не то Розу, не то Лилию – на ее вздернутый подбородок и уверенный взгляд. В нем читалось: я это все переживу. И мне хотелось брать с нее пример. Только я не знала, как жить, если люди и Тмар отвернутся от меня.

Но Тмар, судя по всему, уже отвернулся. И я не могла понять, чем так провинилась перед ним.

После того, как нас отмыли, отшелушили, побрили, намазали какими-то ароматными маслами и облачили в длинные сорочки без рукавов, уже другие женщины занялись нашими волосами. Потом – лицами. И в самом конце каждую переодели в подходящее платье.

Глядя на себя в зеркало, когда все закончилось, я отчетливо понимала две вещи: во-первых, еще никогда я не была такой красивой, а во-вторых, до конца жизни буду ненавидеть зеленые платья.

Мои волосы превратились в аккуратные, выверенные локоны. Они выглядели естественно и небрежно, словно я только встала с постели и едва расчесала их пальцами, но я-то знала, какой на самом деле бывает моя прическа по утрам. И никто сейчас не назвал бы меня рыжей – волосы отливали золотом, как никогда раньше.

Кожа лица казалась прозрачной и словно светилась изнутри. Глаза благодаря теням и подводке стали больше, выразительнее и насыщенно-зелеными, в тон платью. Губы… Я даже не знала, что у меня могут быть такие. Им почти не придали цвета, но они соблазнительно блестели.

И платье. Такого я даже никогда не видела, не то что не примеряла. Гладкий шелк струился по телу, повторяя каждый его изгиб. Декольте дразнило поднятой непривычным нижним бельем грудью, руки оставались полностью открыты, а подол хоть и опускался почти до пола, был таким тонким, что казался мне прозрачным. Еще никогда я не чувствовала себя настолько выставленной напоказ. И при этом настолько соблазнительной. Мне одновременно нравилось и становилось страшно. Для кого вся эта красота? Для Великого Магистра или господина Драгза? Магистра я еще не видела, но мысль о том, что могу достаться Драгзу, вызывала тошноту.

Ноги мне залечили до конца. Приглашенный младший магистр ругался, не понимая, какому злыдню потребовалось делать лишь полдела и заставлять меня мучиться несколько дней.

– Генералу Шелтеру, – безразлично отозвалась я, когда он повторил вопрос в третий раз.

Больше магистр со мной не разговаривал, но после его действий я смогла надеть туфли на непривычно высоком тонком каблуке, почти не морщась. Да и морщилась я исключительно от непривычного изгиба и давления. Меня заставили полчаса ходить по комнате, пока я не смогла делать это, не шатаясь и не кривясь.

* * *

Резиденция Великого Магистра оказалась недалеко. Наши повозки доехали лишь до конца улицы, повернули, взобрались на пологий холм и оказались у высокой стены из серого камня, вдоль которой ехали еще с минуту, а потом нырнули в арку и миновали распахнувшиеся перед нами ворота. Отсюда стал виден достаточно высокий (я насчитала четыре этажа) и занимающий огромную площадь дворец с покатыми крышами и замершими на них статуями, большими окнами в светлых, песочного цвета стенах, изгибами карнизов и выдающимися барельефами.

Вокруг хватало и других строений, но дворец Магистра выдавал дополнительный забор с каменными львами у столбов и почетным караулом у замысловато выкованных ворот и флаг Варнайского Магистрата, развевающийся на крыше.

Нас высадили у заднего крыльца и сразу провели внутрь, моя кожа едва успела покрыться мурашками от временами пока еще холодного весеннего ветра. В сопровождении дворцовой стражи мы поднялись на второй этаж и остановились у высоких дверей. Наверное, при других обстоятельствах я бы глазела по сторонам, изучая незнакомую помпезную обстановку, но после чая, которым нас напоили незадолго до выхода, меня окутало пеленой спокойного безразличия.

– Когда войдете и увидите Магистра, вам следует поклониться – вот так.

Господин Драгз присел, скрестив ноги и низко склонив голову. В исполнении мужчины его комплекции поклон выглядел смешно и нелепо, но ни одна из нас не улыбнулась.

– И оставаться в таком положении до тех пор, пока не выпрямится генерал. Ясно?

Несмотря на охватившую меня апатию, я непроизвольно вздрогнула. Генерал? Уж не Шелтер ли? Честно говоря, я думала, что больше его не увижу, но сейчас сердце вдруг радостно встрепенулось, а я разозлилась на него. Было бы чему радоваться!

И все равно у меня перехватило дыхание, когда, чеканя шаг, в коридоре появился генерал Шелтер в сопровождении своего адъютанта. Его волосы вновь были аккуратно зачесаны, мундир выглядел более нарядно: к блестящим пуговицам и непонятным мне значкам добавились медали и кресты, золотистые вставки и плетеная веревочка, назначение которой мне было непонятно, но смотрелась она красиво. Его также теперь опоясывал широкий черный кожаный ремень с крупной блестящей пряжкой. Сочетание черной ткани и золотистых «украшений» казалось мне очень красивым, а на высоком, относительно молодом, идеально сложенном мужчине и вовсе завораживало. Мой взгляд так и приклеился к генералу, тогда как он едва скользнул своим по мне. Точнее, одинаково равнодушно по всем нам.

– Полагаю, все в сборе? – уточнил Шелтер и посмотрел на настенные часы.

На них минутная стрелка как раз передвинулась на двенадцать, соединяясь с часовой. В следующее мгновение двери, у которых мы стояли, распахнулись. Ничего не говоря, генерал шагнул в них первым, Моран остался в коридоре, а нам Драгз жестом велел следовать за собой. Я поймала ободряющий взгляд молодого капитана. Улыбался он вновь сочувственно.