Текст книги "отЛИЧНОЕ... где, с кем и как"

Автор книги: Лена Ленина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

Глава пятнадцатая
От Лены до Сены

О том, какая страна является первым туристическим направлением в мире и почему российских туристов селят в плохие районы

Но страна эта не сразу стала домом. Сначала она была детской мечтой. Самая модная и высокомерная девочка в классе всегда, мечтательно закатывая глаза, говорила, что она обязательно эмигрирует во Францию. Чувствовалось, что модное в советское время слово «эмиграция» она услышала или от папыпрофессора или от мамыдоцента. Я же, на уроках французского, а недостатка в них во французской спецшколе не ощущалось – они были ежедневными, старательно изучая достопримечательности Парижа, мысленно видела зазнайку то забравшейся на самую верхотуру Эйфелевой башни, с которой она пищит и не знает, как спуститься, то потерявшейся в Лувре, в котором даже при беглом осмотре каждого экспоната, хотя бы в течение одной минуты, по статистике потребуется потратить шесть месяцев.

Когда папенька, проверяя мой дневник, видел постоянные пятерки по французскому и иногда четверки по русскому, он артистично вопрошал: «Не могу понять, у меня ребенок русский или французский?» На что я ему рекомендовала посмотреть дневник братца с намеком на то, что некоторые его дети вообще непонятной национальности. Эти легко дающиеся успехи во французском, да и еще неожиданное 2е место в областном конкурсе по декламированию стихов Мориса Карема на французском языке перед многотысячной аудиторией изучающих язык Мольера, твердо закрепили во мне уверенность в том, что «Франция и я – близнецыбратья, мы говорим Ленина… и т. д.».

Поэтому после того, когда первые насущные материальные потребности были удовлетворены – новая квартира и розовая сумочка «Леди Ди» от Диора, – я могла спокойно позволить себе выезд за границу. И как вы догадываетесь, выбор направления не стоял. Впоследствии оказалось, что Франция не только для меня, но и для всего мира – первое туристическое направление на планете – 70 миллионов туристов в год, больше чем собственное население. Для справки: второе туристическое направление в мире, с большим отрывом, – Испания – почти 40 миллионов туристов, и так далее.

Купив туристическую поездку за хитроумно некруглое число сотен долларов на восемь дней и семь ночей, я заподозрила, что ночи в Париже дороже дней, и, набив чемодан лучшими вечерними платьями, непредусмотрительно позабыла про то, что шопинг не только снимает стресс, но и увеличивает объем багажа.

Поселили нас, как это до сих пор водится у алчных, прикидывающихся экономными руководителей туристических агентств, в грязном арабском 9 м парижском округе под предлогом близости к центру, под которым, по советским обычаям, принимают Грандопера. Это роскошное, как внутри так и снаружи, здание действительно угораздило расположиться на границе с неприличным 9 м округом, куда, под этим предлогом, теперь всех российских туристов и селят. Настоящая же причина заключается в том, что только с мелкими арабскими собственниками небольших отелей акулам туристического российского бизнеса удается договариваться на большие скидки изза пресловутой и привычной нам оплаты наличными. Приличные французские фешенебельные отели такой формой оплаты высокомерно и опасливо пренебрегают.

Мне достался номер, который по размерам вполне подошел бы для пуделя, а вот для королевского дога был, пожалуй, маловат. Позднее я привыкла к высокой стоимости квадратного сантиметра в центре Парижа. Зато я была в номере покоролевски одна. Остальные товарищи по группе вынуждены были селиться парами.

Глава шестнадцатая
Роскошь

О том, почему в Париже не развит бизнес чистильщиков обуви, о том, какие марки дорогих автомобилей предпочитают французские пенсионерки, о том, почему в престижных кварталах я хожу с огрызком в кармане, а также о том, чем вредны хорошие продавцы

Первая роскошь, поразившая меня в Париже, имела нематериальный характер. Вечером после прогулки по туристическому центру я, наклонившись по провинциальной привычке с тряпочкой протереть новые лакированные туфли, так и застряла в этой эротичной позе с неэротично выпученными глазами – пыли на туфлях не было! Я чуть было не протерла приготовленной для обуви тряпочкой свои глаза, но вовремя поняла ужасную истину – в этой стране нет пыли! Или мне, если очень уж захочется, придется ее еще и поискать. Мне не захотелось. К хорошему привыкают быстро.

Дальше роскошь посыпалась на меня как из рога изобилия. Ювелирные магазины без перстней и цепочек советского образца для буфетчиц, роскошные бутики авеню Монтень и улицы ФобурСантОнорэ с продавщицами, носящими аристократические фамилии и аксессуары. Булочные с такими красивыми пирожными, белковый крем которых так хорошо действовал на мой язык, что хотелось напроситься остаться у них работать хоть бухгалтером. Восьмидесятилетние бабушки на «Ягуарах» с десятикаратными бриллиантами на наманикюренных, но слегка тронутых полиартритом пальчиках и безупречными укладками, еще пахнущих порхающими голубыми мальчикамистилистами. Фруктовые бутики, иначе не назовешь, с впервые в жизни попробованными манго, папайей и личи. Резиденциальные аристократические кварталы, в которых не знаешь, куда забросить огрызок от яблока, даже успокаивая себя тем, что этот продукт органического происхождения облагородит их и так уже благородную почву, завозимую из специальных магазинов. Все равно рука поднимается лишь до уровня кармана, куда ты стыдливо прячешь огрызок.

Первое устойчивое ощущение провинциального человека, впервые попавшего в роскошный бутик, – чувство неловкости перед этими безупречными, улыбчивыми и услужливыми продавщицами, которым просто неудобно сказать «нет», и ты покупаешь массу красивых и ненужных тебе вещей. А потом, оказавшись на улице с пакетами не только нескольких пар обуви, но и еще десятков флаконов различных кремов по уходу за ними, а также всевозможных стелечек и щеточек, ты пытаешься судорожно вспомнить, что там было написано в этой психологической брошюрке «Учимся говорить “Нет”».

Глава семнадцатая
Улыбки

О том, в чем состоит фундаментальное отличие французских мужчин от русских

Вы знаете, чем отличаются наши соотечественники от иностранцев? Вы догадались, конечно. Наши не улыбаются! Когда я впервые в жизни увидела взрослого француза в ночном клубе в России, я узнала его именно по этой полублаженной улыбке, которой озарялось его лицо каждый раз, когда он встречался взглядом с кемнибудь из присутствующих, при этом смешно танцуя. Тоже, кстати, отличительная черта иностранцев – наши мужики сидят хмурые и не танцуют. Моя подруга отреагировала, как и все нормальные сибирские девушки: «Во идио‑о‑т…» А мне захотелось предостеречь его от карманников.

Попав в первый раз во Францию, в этот улыбающийся рай, я подумала, что здесь все люди счастливы и беззаботны. Так уверенно и настойчиво они улыбались. Потом оказалось, что они просто очень хорошо воспитаны, а проблем у них не меньше, чем у нас. Но сначала, когда мне улыбались даже французские женщины, я, не привычная к такому отношению со стороны конкуренток, поверила в то, что этот мир прекрасен. Но когда одна из них, которую я неосторожно подрезала на повороте на площади Триумфальной арки, злобно оскалилась мне за рулем, как это делают российские автомобилисты, думая, что я не вижу ее в зеркало заднего вида, я, вернувшись с небес в реальность, поняла, что все здесь так же, как и везде.

Мама одной из моих подруг, вышедшей очень удачно замуж за французского молодого и обходительного аристократа, както сказала мне, что очень боится за своего зятя, когда тот приезжает к родственникам в Россию. «По нему же сразу видно, что он не отсюда! Я всегда так нервничаю, когда он с этой идиотской улыбкой садится в машину к таксующему бритоголовому».

А когда мне случается переводить на секретных бизнеспереговорах между российской олигархической структурой и крупной иностранной компанией, французская сторона вечно взволнованно спрашивает у меня: «Он чемто недоволен?» А он просто не улыбается. Как это им объяснишь?

Глава восемнадцатая
Издержки переезда за границу

О том, что отвыкать от плохого труднее, чем привыкать к хорошему, и о том, почему мой сыночек облысел задолго до того, как состарился

Моя мама на родине ходила на работу пешком. Несколько сибирских километров. Даже в минус тридцать. Но когда я предложила ей переехать в Париж всей семьей, она воспротивилась. «Я здесь уважаемый человек», – заявила она. Это означало заведование отделением провинциального института, ночные дежурства у постелей умирающих кардиологических пациентов и необходимость выпекать сладкое раз в месяц на всю ординаторскую. Легче было бы отвезти «на неделю» в турпоездку, отобрать паспорт и купить в подарок квартиру с видом на Булонский лес. Но я – не сторонница кардинальных мер, так что пришлось уговаривать и покупать квартиру.

Сыночка уговаривать было необязательно, тем более что он еще не понимал некоторых слов типа «образование», «безопасность» и «социальная защищенность». Хотя чуть позже свою ноту в бабушкин хор протеста против иммиграции он внес – по приезде у него появилась небольшая лысина на белокурой головенке. Проклиная французский детский сад, я повела его к дерматологу. Тот заявил, что это не в его компетенции, и порекомендовал аллерголога. Аллерголог, проверив на 138 типов аллергенов, особенно интересовался реакцией на березовую пыльцу, несмотря на мои активные заверения, что этого добра навалом в Сибири, а вот залысин у нас там не было. Тогда он отправил нас к невропатологу. В общем, пока мы переходили от одного специалиста к другому, лысина прошла, а диагноз носил труднопроизносимое буквосочетание и означал психологический стресс организма и неприятие им новой воды, климата и в особенности непонятного еще французского языка, на который едва научившийся говорить порусски ребенок отреагировал молчаливым недоумением – эти коллеги по детскому саду рты открывают, звуки произносят, а он ничего не понимает. Понятие «иностранные языки» им осозналось несколько позже и особенно отчетливо на первом уроке географии.

Глава девятнадцатая
Ясновидящий французский стоматолог, или Парижская несредняя школа

О том, за что французские стоматологи недолюбливают советских коллег, о том, кто болтливее – парикмахеры или зубные врачи, о том, как пристроить ребенка в крутую парижскую школу, а также о том, является ли икра взяткой или знаком внимания

Моим первым знакомым представителем этой неблагородной и дурно жужжащей профессии стал школьный приходящий стоматолог, пару раз в году профилактически («У вас все хорошо, молодой человек!») и отнюдь («А вот вам, молодая леди, придется вырвать этот зуб!») осматривающий учеников на предмет выявления кариеса. Мне часто не везло, и кариесы появлялись у меня с генетической к ним предрасположенностью, доставшейся по наследству от папеньки. Поэтому полюбить стоматологов и их благородный труд мне так и не удалось. Особенно того первого, школьного, который, как оказалось впоследствии, использовал проклинаемые французским крутым стоматологом пломбы из какогото неведомого материала, по предположению француза, используемого лишь секретными советскими спецслужбами. Выкорчевывая такую пломбу из моего зуба, он пробормотал какоето выразительное слово. Это слово можно часто услышать от шоферов грузовиков или колхозников, работающих на полевых работах, или от писателей, нечаянно стеревших в компьютере после напряженной работы весь текст, однако я не ожидала, что оно могло использоваться представителями французской аристократии.

В отличие от парикмахера, который в основном слушает, стоматолог в основном говорит. Что логично, так как рот пациента стоматологического кабинета постоянно занят чемто неприятным типа пылесоса для слюны. Слова слетали с языка стоматолога, и он трещал так, как будто бы я ему именно за это заплатила и помирала от нетерпения услышать все о его жизни. Так я узнала, за выковыриванием школьной пломбы, многое из биографии Доктора Филиппа, а главное, что ухватил мой ум, жадно нуждающийся в реализации первостепенных задач по благоустройству на новом месте в городе Парижске, было то, что в детстве он учился в престижной французской школе для детей из очень высокопоставленных семей «Станислас». А я, только что приехавшая молодая и ответственная мама, была озабочена поиском приличной французской школы для моего неприлично российского ребенка. В высшем по уровню снобизма обществе во Франции все российское считалось неприличным. Даже мой белокурый ангелочек. Тигрица, а не мать, в кресле встрепенулась, и, улучив минутку в промежутке между блестящими инструментами и фактами биографии, я вцепилась в белоснежный рукав Доктора с нежнейшей улыбкой, но с настойчивым желанием запихнуть свое чадо в едва наметившуюся щель Знания и Благополучия. Он посмотрел на меня, вцепившуюся в его руку, и наверное, испугался того, что люди могут подумать, что он отец моих детей и задолжал мне алименты. Руку пришлось убрать.

Но доброжелательность Доктора была или врожденной, или основывалась на той легкости, с которой я несправедливо оплачивала мои мучения. А последняя инфляция не отразилась на его тарифах, поскольку они уже были так высоки, что резкий скачок выглядел бы вульгарно. Заполучив от Доктора Филиппа адресованное Директору Школы Детей Всех Великих Парижан рекомендацию бывшего ученика «Станисласа» с описанием достоинств их будущего ученика Климентия, я впервые осознала, что Французский Высший свет падет перед нашей целеустремленностью, а также поняла, почему Наполеон не устоял перед силой духа Русского человека.

Остальное было делом техники: собеседование с директрисой, на которое я пришла в безотказном подобострастном сером костюме, но уже с аристократическими французскими знаками отличия в виде нитки жемчуга и платка «Гермеса» на шее; оплата счетов и подношение в полупоклоне полукилограммовой банки черной икры, а также глубочайшие заверения в том, что сын хоть и русского, но вундеркинда, не может не оправдать доверия столь именитого заведения. Так мой ребенок стал учиться с детьми министров и еще не разорившихся аристократов.

А Доктор Филипп продолжал за дорого исправлять издержки социалистического детства. Или уж он проникся симпатией и участием к моим зубам, или он действительно обладал талантами экстрасенса, потому что однажды он заявил, что я стану очень знаменитой и что даже стану нечто вроде культурного посла, точнее послицы России во Франции. То ли я ему искренне поверила и не хотела разочаровывать милого дядечку, то ли интуиция всетаки существует, но все так и вышло.

Глава двадцатая
Французский адвокат

О том, кто хуже – адвокат, банкир или страховой агент

Советское общество не приучило нас к адвокатам. Некоторые соотечественники знакомятся с этим явлением, лишь когда яркоперая, задиристая и рано встающая птица клюнет. Кого куда. А вот соотечественникам, прибывающим на проживание в уже развитые страны, приходится знакомиться с адвокатами по прибытии. И желательно раньше, чем с агентами по недвижимости или по трудоустройству.

О том, что адвокаты стоят на третьем месте по степени недоверия к ним населения в Европе после страховых агентов и банкиров, я узнала теоретически много позже в Щвейцарии, а практически намного раньше, приехав во Францию. Первый же встреченный мною адвокат, импозантный седой прощелыга, запросил так много, что я поняла, что норковая шуба неуместна не только на встрече у налогового инспектора. При этом гонорар требовалось оплачивать после каждого посещения адвоката, а он в свою очередь каждый раз лишь красноречиво расписывал, как удачно продвигаются наши дела с оформлением документов. Когда сроки стали критическими, а гонорары возросли до неприличных, моя интуиция в полный голос потребовала сменить адвоката.

Следующий адвокат был невысокого роста, имел огромного породистого пса, возлежащего на ковре у письменного стола, и специализировался на разводах, хотя при виде моей шубы со рвением вызвался работать в любом направлении. Если бы меня сразу насторожил тот факт, что его молодая и, не в пример ему, высоченная жена работает моделью женского белья, я бы не допустила, чтобы на одной из встреч он как бы невзначай положил мне руку на колготки в том месте, где проходила грань между профессиональными и личными отношениями. Пришлось поменять и этого адвоката.

Третий по счету адвокат убедил меня в том, что хоть у любого адвоката есть право на жизнь, я свято верю в то, что, когда адвокат откинет копыта, в его гроб не полезет ни один уважающий себя червь. Знаете почему? Потому что его тут же заставят подписать какуюнибудь дурацкую бумажку.

Вот так, сменив нескольких защитников угнетенных и вечно невиноватых, я, с каждым этапом теряя процент доверия к этой особой породе соб…, то есть людей, наконецто, в лучших библейских традициях, была вознаграждена за страдания моим сегодняшним адвокатом с редкими представлениями о благородстве, с графским титулом и таким количеством нулей на счету, которое не позволяло ему мелочиться, а мне волноваться на счет своих. Сегодня он единственный человек, которому я могла бы дать подписанный, но не заполненный чек и забыть об этом.

Глава двадцать первая
Страхование французского автомобильного транспорта

О том, почему подругам нельзя доверять не только мужей, но и страховку, и о том, на сколько можно застраховать женскую дружбу

Вокруг каждого приезжающего из России, извините за самокритику, лоха всегда собираются нечистоплотные желающие на нем заработать. Один мой приятель, возвращаясь нищим из Израиля, куда он приехал эмигрантом с несколькими миллионами наличкой, любит пошутить, что это был лучший урок в его жизни, потому что самый дорогой.

Я тоже не знала, что никому нельзя доверять. Особенно «подругам», желающим помочь тебе оформить автомобильную страховку.

Когда ты приезжаешь в страну, где не знаешь никого, то лучше выучить язык и обращаться в справочную службу, в которой за 0,08 евро ты узнаешь дватри адреса ближайших страховых агентств, сравнив предложения которых ты сможешь сделать достойный выбор. Я же, видимо, решив сэкономить восемь центов, обратилась за помощью к одной новой «подруге». Моя арабская «подруга», хотя она, конечно, не была жертвой преждевременных родов, роковую черту уже давно перешла и достигла того возраста, когда ты уже ничего не можешь дать и надо благодарить судьбу, когда дают тебе. При этом она обладала определенной смекалкой. Поэтому на вопрос о страховании моего первого парижского, слегка подержанного «Мерседеса» она отреагировала быстро: «У меня очень хороший страховой агент». В результате, осчастливленная королевской скидкой в пять процентов, я приобрела себе страховку на сумму, в десять раз превышающую реальную, зато на все виды страхований. А когда ктото надо мной бесчувственно посмеялся, услышав сумму страховки, я, зайдя в соседнее агентство, получила предложение, в десять раз меньшее, на тот же автомобиль. Пытаясь расторгнуть предыдущий контракт, я с удивлением узнала, что моя «подруга» получила комиссионные за привод клиента в размере 20процентной суммы. Самое неприятное известие заключалось в том, что расторгнуть контракт можно только при продаже транспортного средства. Так что мне пришлось быстро избавиться от того злосчастного «Мерседеса», зато теперь мои страховки имеют приемлемые размеры и заключение контракта на них я теперь считаю делом интимным.

Глава двадцать вторая
Перелеты

О том, почему при виде детской коляски можно разреветься, о том, как я научилась спать сидя и почему выгоднее летать экономическим классом

Необходимость оплачивать жизнь на дорогом новом месте, где не только воздух облагается налогом, но и право смотреть телевизор и иметь богатство, не говоря уже о гонорарах адвокатов, агентов недвижимости и страхования, эта необходимость вынуждала меня продолжать работу в России по производству телепродукции. Причем единовременная необходимость выстаивать очереди с людьми всех цветов радуги и целой гаммы запахов в отдел иностранцев в префектуре парижской полиции или решение других разнообразных хозяйственноадминистративных проблем вынуждали меня прерывать эту самую работу по производству и снова возвращаться в Париж. Да и не возвращаться не получалось. Несмотря на загруженность работой по 18–20 часов в сутки (ведь приходилось за две недели выполнять месячный объем работы, чтобы не пострадало производство роликов и телепередач), полностью отогнать мысли о голубоглазом херувимчикесыночке не удавалось. Как только хоть чтонибудь или хоть ктонибудь напоминал о детях, мои глаза оказывались на мокром месте, а если уж я слышала про детей песню, так я рыдала навзрыд. Единственный путь к спасению, точнее к сыночку, лежал через аэропорт. И так минимум один раз в неделю. Через несколько месяцев мой летный стаж сравнялся со стажем заправского штурмана, а проходя сквозь магнитную рамку в аэропорту, я звенела, наверное, уже не только от количества украшений, но и от повышенного радиационного фона. Каждый раз, после многочасового перелета и ожиданий в аэропортах, ступая на промерзлую землю терминала на пронизывающем вечнозимнем ветру и прилипая голыми пальцами к заледенелым металлическим поручням аэропортовских автобусов, я проклинала необходимость зарабатывать себе на жизнь. Я научилась спать сидя в кресле самолета и не просыпаться под орущего в динамике командира корабля, зачемто объявляющего, над какими городами мы пролетаем, и стюардессы, беззастенчиво коверкающей французский язык текстом, который, если разбудить меня среди ночи, я отдекламирую наизусть. Замкнутый круг – чем больше стираются колесики на чемоданах, тем больше нужно работать и соответственно летать, чтобы купить себе новые чемоданы. Причем сначала я, из провинциального новорусского снобизма, летала только первым классом. Но однажды, оказавшись в высокомерном гордом одиночестве в первом классе, я поняла, что так свои социальные проблемы я не решу, а падают в случае аварии все классы одновременно, и приняла мужественное решение бороться со своим снобизмом. Борьба проходила нелегко, несмотря на существенную и приятную разницу в оплате билетов. Первые свои демократические полеты я осуществляла в кепке, надвинутой на лоб, в огромных темных очках и в кольце с бриллиантами, повернутыми внутрь. Зато, привыкнув, научилась гордо предъявлять купон экономического класса, восхищаясь собственной победой над низменным снобизмом. И хотя любезность бортпроводниц оказалась прямопропорциональной оплате за билет, в качестве компенсации, к моему удовольствию, обнаружилось, что в экономическом классе намного больше красивых молодых парней. Понимая, что с возрастом эта категория мужчин станет меня еще больше привлекать, я решила заранее изучать материал.