Текст книги "Право палача"
Автор книги: Леда Высыпкова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Леда Высыпкова
Право палача
I. Не прятать лицо
…люди, по нищете и скудости жизни своей, вообще любят забавляться горем, играют им, как дети, и редко стыдятся быть несчастными. В бесконечных буднях и горе – праздник, и пожар – забава; на пустом лице и царапина – украшение…
М. Горький
В тот злополучный день Клавдию никто не разбудил. Обычно её мать на рассвете приходила пожелать доброго утра, но в спальне так и не появилась даже горничная. Догадки были одна хуже другой. Наскоро одевшись, девушка выглянула из своей комнаты в коридор. Она увидела распахнутую дверь отцовского кабинета, отчего тревога усилилась и вынудила её оглядеться вокруг в поисках подсказок. Внутри было пусто и зябко. Несмотря на сквозняк, чувствовался незнакомый тяжёлый запах дублёной кожи и табака. Ветер из открытого окна скинул на пол бумаги и носил их из угла в угол. На ковре остался песок с мелкими камешками: несколько чужих человек топтались у стола. Слуги никогда не входили в кабинет.
Компаньонка, не успевшая снять пальто и шляпку, подбежала к Клавдии по пути в столовую, её маленькое лицо было мокрым и раскрасневшимся. Задыхаясь, она выпалила:
– Крепитесь! Ваших родителей увели, мадам. Увы, бунтовщики не посмотрели на их заслуги и добрую славу.
– Кто дал им право забирать людей? – плечи Клавдии нервно дёрнулись. – Что нам теперь делать, Жюли? Спрятаться?
– Будем вести себя тихо. Вряд ли они будут вас искать, вы слишком молоды, в государственных делах не участвовали.
– Можно подумать, участвовала мама!
– Она – графиня, – всплеснула руками компаньонка, – этого довольно для взбесившейся черни.
В ту минуту происходящее казалось нелепой игрой. Как будто родители решили проучить своенравную дочь, дать поволноваться, а на самом деле уехали в гости.
Клавдия заставила себя выпить чаю под причитания Жюли и съесть крохотный ломтик румяного хлеба с маслом. Она никогда ещё не завтракала одна. Казалось, вот-вот пропавшие вернутся – возмущённые, раздосадованные, но свободные и живые. Однако тяжёлая входная дверь ни разу не хлопнула, а любимая фарфоровая чашка с маленькой розой, нарисованной на дне, уже дважды опустела.
Спасаясь от гнёта непривычной тишины, Клавдия распахнула окно, выходившее на площадь с ратушей и собором. Порыв осеннего ветра, носившего дым очагов, окатил холодом её открытые плечи, с замшелой крыши соседнего дома сорвалась в ненастное небо стайка грачей. Площадь пустовала, будто была ради чего-то расчищена и ждала своего часа. Клавдия уловила странный рокот, менее всего похожий на звук и более – на вибрацию. Будто в подворотне рычал громадный разозлённый зверь, но оставался невидимым. «Просто моё сердце от волнения выпрыгивает из груди, колотится о рёбра», – подумала она и снова затворила окно.
В два часа пополудни дворецкий сообщил о том, что явился некий господин и просит принять его срочно. Клавдия велела пригласить его в гостиную. Когда она вошла, визитёр поднялся из кресла и вытянулся во весь рост. Это был со вкусом одетый высокий мужчина, которого она никогда раньше не видела.
– Слава богу, вас не тронули! – произнёс он, накрыв ладонью кармашек сюртука. – Право, это чудо! К вашим услугам Гордон Лейт, мадам. – Учтивый поклон украсил сказанное. – Я давний друг вашего отца.
– Очень приятно. Ваша фамилия на слуху. Жаль, что мы познакомились в такой ужасный для нашей семьи день, – Клавдия мягко опустилась в реверанс. – Известно ли вам что-то? Есть ли повод волноваться?
– О, к сожалению, есть, и очень веский. Ваших родных доставили в крепость Флют. Господин Раймус успел направить мне короткую записку, и милостью божьей она достигла адресата.
Слёзы сдавили горло юной графини.
– Ведь они ничего не сделали! Они не преступники! У мамы слабое здоровье, она не выдержит темницу!
Незваный гость опустил взгляд и, помедлив, сказал:
– Я полагаю, вы слышали, что произошло на днях с маркизой Кафаль. Это был сущий ангел, избегавший любого участия в политике. Её…
– Не нужно! Мне всё известно, и ещё одного пересказа зверств я, право, не вынесу.
– Я лишь за тем упомянул бедняжку, чтобы обратить ваше внимание на невинность терзаемых.
– Господи, что же происходит?.. Где гвардейцы, почему всюду такое беззаконие?
– Обстановка пугает и меня. Мадам, я приехал за вами. И готов укрыть в своём имении. Понимаю, вы видите меня впервые, но умоляю, прислушайтесь! Здесь центр города и небезопасно, говорят, в столице бунтовщики налетают на подобные дома с богатым убранством, бьют окна, выламывают двери. Нередко доходит до поджогов. Сейчас день и большинство простолюдинов заняты работой, вечером они наводнят кабаки и могут утратить миролюбие. Боюсь, штормовую волну бунта уже не остановить.
– Как же мы проедем по улицам? – удивилась Клавдия. – В закрытом экипаже?
– Нет, исключено. Это ещё опаснее. У меня есть все документы и пропуска. Вам придётся ехать верхом, чтобы видели, что вы под моей протекцией.
– Но… откуда пропуска? Папе их не давали.
– Я меценат, до сего момента строил больницы и школы для малоимущих. Такое пришлось по вкусу голодранцам. Тем не менее, я пламенный роялист и не скрываю, – на этих словах Гордон Лейн непримиримо скрестил руки на груди.
Жест приковал внимание Клавдии, она перестала колебаться и покорно кивнула.
– Ещё утром я раздумывала о том, где бы укрыться. Иного выхода нет. Надеюсь, мой визит будет вам не слишком неудобен.
Ехали со скромной поклажей и медленно, чтобы не вызывать подозрений. Обманчиво равнодушны были улицы: жались к стенам прачки с корзинами, чистильщики обуви отводили глаза, но в окнах то и дело мелькали лица. На всадников взирали десятки глаз.
В неудобном дамском седле сразу стало затекать бедро. Клавдия наблюдала за тем, как колышется хвост чёрного коня господина Лейта и уже начинала скучать по своим нарядам и дорогим сердцу вещицам, оставшимся дома. Все эти ничтожные мелочи помнили прекрасные времена, когда не начался ещё бунт, когда император был непоколебим на троне и никто не думал, что будет иначе. Её провожатый то и дело оборачивался, проверяя, всё ли в порядке и мягко улыбался, встречаясь взглядом.
Глубоко внутри себя Клавдия боролась с приступом любопытства. Этот видный мужчина явился за ней, спасает её жизнь, беспокоится. Вместе с тем, никому на свете больше не было дела до семьи Раймусов, каждый пёкся только за себя. Черты его лица, на которое легла тень тревоги, разгладились и перед девушкой предстал настоящий лев. Тёмные от усталости глазницы только придавали ему драмы. Безукоризненная осанка, гордо поднятый подбородок, выгнутая широкая спина – так выглядела судьба, которой предстояло всецело довериться. Его легко было представить и с оружием в руках, и скачущим галопом.
Когда выехали из города, внезапный спаситель поравнялся с Клавдией и сказал:
– Имение, надеюсь, вам понравится. Нынче главное в нём – безопасность, но, помимо этого, я обязуюсь вернуть вам привычное окружение. Позже можно будет послать за компаньонкой, ну, а пока вас ждут преданные горничные. И все самые свежие новости тоже будут в нашем общем распоряжении днём и ночью. Стоит ли мне рассказать побольше о своей персоне, мадам? Такое способствует доверию, – Лейт кротко пожал плечами.
– Расскажите всё, что посчитаете нужным.
– Мы с сыном Робертом на свете совсем одни. Несколько лет назад супруга скончалась и теперь я хлопочу о его будущем, – господин Лейт опустил глаза, и их серая искорка утонула в тени ресниц.
– Остаться без мамы очень горько. Но думаю, вы – замечательный отец, раз даже моей судьбой решили озаботиться.
– Надеюсь, господь и правда одарил меня талантом родительства. По крайней мере, я не жалею никаких средств ради счастья моего Роберта. Сын – продолжение меня. Моё бессмертие.
«Поэтично, – распробовала Клавдия фигуру речи, – наверное, о возрасте спросить будет не слишком учтиво. Но раз Лейту самому едва за тридцать на вид, то сын его – ещё совсем ребёнок».
Дом мецената показался Клавдии очень изысканным и поразительно светлым. Стены в нём были выкрашены в самые модные цвета, в некоторых комнатах были прелестные тканевые обои. В изразцовых камельках потрескивал огонь, их топили не углём, а дровами, отчего в воздухе царил пряный запах тлеющего луба. Девушку проводили в её комнату, и она сразу догадалась, что раньше покои принадлежали матери Роберта. На стенах остались вышивки в рамках, в комоде – бельё. Клавдия дождалась, когда горничная уйдёт и осмотрелась тщательнее. Внимание привлекало огромное круглое окно напротив кровати, которое, наверняка, стоило целое состояние. Оно глядело на юг, а значит, ни рассвет, ни закат не тревожили сна прежней обитательницы.
Графиня принялась приводить себя в порядок, обдумывая случившееся с ней. Копна рыжих волос была тяжёлой и вечно рушила все причёски, которые она пыталась соорудить, вонзая шпильки дюжинами, вот и теперь едва не рассыпалась от тряской езды. «Впрочем, ничего страшного, – думала Клавдия, вынимая их, – утратить накладные пряди – вот настоящее фиаско. А все мои, на счастье, растут из головы. Вышло бы неловко, но очень красиво. Ах, о чём только я думаю в такой час! Нужно сосредоточиться на серьёзном».
С одной стороны, родителей поместили в крепость, с другой – не подвергли насилию. Многих аристократов арестовывали, выясняли необходимое и отпускали. Никто из родных Клавдии не вращался в кругах радикальных роялистов. «Значит, всё обойдётся. Да только… – рука с костяным гребешком бессильно упала на колени, – Вернутся разговоры про замужество. Вернётся та трясина, в которой я уже не нахожу себе места. Кругом дурацкие препоны. То приличия, то честь фамилии, то воля старших. Господи, как невыносимо! Хорошо бы теперь постараться отвлечься хотя бы на один вечер, раз выпал шанс».
Через несколько часов в дверь тихо постучали костяшками пальцев.
– Мадам! – послышалось из коридора, – Господин Лейт приглашает вас отужинать.
– Скажите, что я спущусь через минуту! – обрадовалась Клавдия.
Она полагала, что к настоящему моменту её спаситель разжился новостями. Подобрав украшения к тёмно-фиолетовому платью, соответствующему лёгкой печали, юная графиня неспешно спустилась и её проводили в щедро освещённый зал.
Гордон Лейт снова приветствовал её, учтиво привстав с резного стула.
– Прошу к нашему столу! К сожалению, мой сын уже спит, и я представлю вас завтра. Произнесём же молитву и приступим. Раймус проклянёт меня, если подумает, что я плохо вас кормил.
Море всяческих яств наводняло стол, сервированный только для двоих. А это значило, что соединять длани в хвалебной молитве тоже полагалось двоим. Меценат осторожно взял над блюдами обе руки Клавдии, сказал пару слов и слуги перекрестились. «К дьяволу твоего сына! – подумала девушка, с аппетитом глядя на деликатные песочные корзиночки с солёной икрой, – Надеюсь, ребёнок и впредь будет есть где-нибудь отдельно».
Безопасность и приятная атмосфера дома вернула Клавдии её природное лукавство. Попивая старое вино, она украдкой следила за новым другом, объятым задумчивостью. «Бедненький рыцарь Гордон Лейт. Думает, приютил скромницу, оранжерейный цветок. Или умело играет роль? В любом случае, я благодарна за приключение и кров. С радостью понаблюдала бы за тем, как он смущается, думая, что некоторые его мыслишки могут оскорбить мою добродетель. Если бы от неё осталось хоть что-то».
– Чему вы улыбаетесь? – тихо спросил хозяин прекрасного дома, – Не думайте, не осуждаю! Лишь рад, что вы обрели душевное равновесие. Новостями я пока не располагаю и сам этим огорчён.
– О… – растерялась Клавдия, – Вкус этого соуса напомнил мне нечто приятное из детства.
– Коль это не тайна, я бы послушал, – он тоже просиял, подцепив вилкой кусочек пустившего сок бифштекса.
– Сущая ерунда, но она может развлечь вас, – мило хохотнула Клавдия.
После ужина девица с наслаждением выскользнула из вечернего наряда и упала на кровать. Понимая, что до утра ничего не решится, ибо спят все: негодяи и праведники, ангелы и черти, она усилием воли избавилась от мрачных мыслей. Когда дрёма, обеспеченная сладким вином и сытостью, стала наваливаться на неё тяжёлым одеялом, Клавдия вдруг подумала, что круглое окно напоминает исполинский глаз.
«Что ж, дорогой Лейт, я тоже буду за тобой наблюдать. Утро подарит новые мысли», – решила графиня и забылась беспечным сном.
II. Не платить за еду
Едва открыв глаза, Клавдия стала прислушиваться к звукам за окном. Она надеялась, что вдалеке уже гремят залпы ружей гвардейцев, приехавших восстановить порядок. Но снаружи разливалась тишина, только деревья шелестели остатками листвы. Настроение графини и так пострадало от лёгкого похмелья, а ускользающая надежда омрачила его окончательно.
Служанка принесла тёплую воду в медном кувшине и всё, что требовалось для умывания. Гостья стала вынимать из своего саквояжа различные средства во всевозможных флаконах и баночках. Вскоре они выстроились на туалетном столике, словно разномастный полк оловянных солдатиков. Очистив кожу, она начала привычно втирать их одно за другим.
Будучи ребёнком, Клавдия перенесла оспу и едва не оказалась в лучшем мире. Судьба пощадила её, с болезнью удалось справиться, но всё лицо осталось изуродованным. Рубцы и рытвины со временем не исчезли и вынудили научиться их прятать. Специально для этого Раймусы даже наняли художника, который подобрал маскирующим составам нужный цвет. С годами мастерство дало о себе знать: заметить следы кропотливого труда стало возможным только если подойти вплотную, чего не дерзал делать никто, кроме родственников.
В доме мецената всё же было слишком много света, он предательски очерчивал на коже каждый бугорок, угрожая выдать секрет. Графиня подумала, что весной и летом, должно быть, приятно впускать столько солнца в комнаты и залы, но теперь, в такую угрюмую пору, дни ненастны и куда больше ждёшь уютных вечеров, полных живого огня.
Когда с гримом было покончено, Клавдия надела утренний наряд, заколола волосы повыше и в голову ей пришло, что можно попробовать взбодрить чувства господина Лейта. Она отрезала тонкую красную ленту от шляпной коробки и завязала на шее. Яркая полоска на бледной коже холодного оттенка так и бросалась в глаза.
Ход оказался безупречным. Когда она явилась к завтраку, меценат, чуть рассеянный поутру, несколько секунд подбирал слова, затем нервно обхватил себя руками, будто не давая воли слишком сильному порыву восхищения.
– О, да. Соболезную вам, мадам. И вместе с тем, вы носите наш символ! Право, я тронут!
– Как же иначе, господин Лейт? – с деланым равнодушием отозвалась Клавдия. – Прошлый день дорого мне стоил. Все мы под ударом. Если двор падёт, ровно по этой линии наши головы отделят от тел. Появились ли новости о моих родителях?
– Увы, пока ничего существенного узнать не удалось. В обед произведут допрос, после него многое решится.
Клавдия сделала глубокий вдох и попросила хозяина о молитве. На этот раз их прикосновение на несколько мгновений затянулось и девичье сердце чуть дрогнуло.
– Ваш сын снова отсутствует, – заметила гостья, опустившись на стул. – Здоров ли он?
– Да, вполне, – взгляд Лейта изменился и остыл, – просто с утра он немного не в себе от перемены погоды.
Клавдия подавила усмешку. Догадка коснулась её мыслей. «Что-то здесь нечисто. Не удивлюсь, если у бедняги вдовца шалит рассудок. Может и нет никакого Роберта? А ещё вполне вероятно, что он – собака. Или кукла. Но если я покажу испуг или возмущение, то Лейту это не понравится. Что ж, один из королей Хелонии считал себя сделанным из стекла, но ведь был счастливо женат. Лёгкое сумасшествие можно и простить, кто в наши дни им не обзавёлся?»
Пока Клавдия мысленно спускала грехи своему заступнику, у того за спиной возник лакей с запиской. Господин Лейт развернул её и, едва пробежав глазами, отправил в камин ловким щелчком. На оживившийся взгляд гостьи он пояснил:
– Снова светские пустяки, соседи любят ими досаждать.
В обед, наконец, явился и младший Лейт. Его вынес на руках гувернёр. Это был глубоко больной юноша, которому было тяжело даже держать голову без посторонней помощи. Очевидно, он и родился таким, дожив до своих лет только благодаря уходу близких. Он почти не разговаривал и с трудом понимал, кого перед собой видит. Бессмысленный взгляд надолго прилип к Клавдии. Так глядят животные и младенцы – без капли смущения, зато тот, на кого смотрят, чувствует неловкость.
– Вот, радость моя, познакомься. Это Клавдия Раймус, наш друг, – Лейт вытер платком влажный от слюны рот своего сына, – надеюсь, вы поладите.
«Был бы выбор!» – подумала графиня и изобразила самую любезную из своих улыбок.
Усталое солнце быстро скатилось за горизонт, но вместе с ним исчез и господин Лейт, похитив надежду на очередной приятный ужин.
Ночью постучали в дверь, спугнув беспокойный сон Клавдии. Она выбралась из постели и подошла к двери, ощущая как стискивает грудь тревога.
– Да?
– Миллион извинений, мадам. Это я, – послышался голос вдовца. – Не трудитесь открывать, я лишь хотел сообщить вам новость. К сожалению, ваших родных заподозрили в тесных связях с семьёй императора. Суда ещё не было.
– Какого суда? – выдохнула Клавдия в ужасе. – Кто их будет судить, по какому закону и праву?!
– Августейшее семейство оставило резиденцию. Никто не знает, где они, но понятно, что в безопасности, иначе все птицы бы запели о перевороте. Судьи и жандармы многих городов теперь во власти восставших. Конституция, которой мы были верны, для них ничего не значит. В армии раскол, на неё мало надежды. Поговаривают, генералиссимус – предатель.
Клавдия привалилась к полотну двери и сползла вниз, на холодный пол. Её фарфоровый мир разбился на тысячу осколков. Её полудетский, сладкий, привычный мир. Недоразумение в один миг стало настоящей драмой.
– Как бы там ни было, – продолжал Лейт, – нужно всеми силами пытаться вызволить ваших родителей, пока не стало слишком горячо. Я обязуюсь поразмыслить о том, что можно сделать.
Сквозь пелену слёз пробились лучи рассвета. Беззвучные рыдания сотрясали тело Клавдии Раймус несколько часов кряду. Нет, она не загоняла себя в капкан отчаяния. Она решила опередить события и попрощалась с домом навсегда. Иногда, чтобы выжить, стоит предположить наихудшее. Хоть принять его и нелегко, рассудок подготовится к настоящей трагедии, а в душе поселится надежда. Людей юных и жизнелюбивых нередко обвиняют в эгоизме, но лишь он – их спаситель до той поры, когда они обретут зрелое стремление жертвовать, защищать и сочувствовать.
Шею графини вновь обвила красная лента. Господин Лейт весь день отсутствовал и некому было освежить похвалу за мрачный знак роялистов, но теперь она носила его для самой себя. Заглядывая в безупречно чистые зеркала, Клавдия видела там молодую даму, встречающую удары фатума с достоинством, и была этим довольна. Слёзы были теперь заперты глубоко внутри и не стали грошами, упавшими в копилку её уродства.
Не зная, куда себя деть и чем занять, Клавдия скиталась по полупрозрачному дому. В гостиной она обнаружила портрет покойной хозяйки, сущей Афины. Стоя перед художником в алом старомодном платье, мадам Лейт держала розу словно кинжал. Теперь графиня жалела, что наверняка выглядела напуганной девчонкой в первую встречу с Лейтом. Он явно питал больше симпатии к особам величественным и стойким.
Клавдия воровато огляделась: не глазеют ли слуги? Затем она будто бы обратилась копией мадам Лейт: расправила покатые плечи, подняла подбородок, чуть опустила уголки непримиримо сомкнутых губ. Несколько секунд её тело запоминало роль и, достигнув нужного образа, вновь обрело волю. Клавдия ещё в детстве демонстрировала удивительные таланты подражать и убеждать, лепить из себя кого угодно. Они стали её вуалью, под которой таилось неистовство инстинктов, жадное наслаждение жизнью, непозволительное человеку её происхождения. Обстоятельства ещё никогда не испытывали её столь сурово, но всё её существо, словно маятник, стремилось вернуться к прежнему покою вопреки начавшему закипать миру вокруг.
Отобедала она без удовольствия. Компанию на этот раз составил только Роберт, которого кормили с ложки и не всякий раз слуге удавалось упросить его раскрыть рот. Иногда ребёнок резко вскрикивал, заставляя графиню вздрогнуть. Порадовал её только вкус хорошо приготовленной дичи да кое-что, случившееся после того, как она окончила трапезу.
К Клавдии подошёл лакей в гербовой ливрее. На его лице отпечаталось то знакомое выражение готовности к пощёчине. Даже обратился он опасливо, уголком рта:
– Мадам, господин Лейт оставил вам послание.
На блюдце, которое он держал, лежал отнюдь не конверт, а половинка раковины с устрицей, украшенная тонким ломтиком клубники.
Сердце Клавдии сжалось от тоски. Она вспомнила, как летом спряталась вместе с компаньонкой возле пруда, чтобы почитать особую брошюру, добытую тайно в городе. На картинках были изображены различные закуски, а подписи расшифровывали значение каждой. Подтягивая на плечи тонкую шаль, чтобы полуденное солнце не обожгло их и не испачкало веснушками, Жюли улыбалась и читала вслух:
– Одинокая устрица с клубникой. Таковой комплемент не стоит подносить благородной даме на виду у всех, ибо символизирует он вещи, пикантные до неприличия.
Обе тихо рассмеялись, после чего компаньонка смогла продолжить:
– Если его подали вам, то знайте, что лучше отказаться. Принимая блюдо, вы соглашаетесь на близость с пославшим его, не только платоническую, – Жюли тогда подняла мечтательный взгляд и погладила пальцами корешок брошюры. – М-м-м. Что за мужчина догадается так сделать?
Воспоминание растаяло в холодном свете, наполнявшем зал. Осень забрала все забавы, все секретные радости и даже всех близких. Клавдия со вздохом взяла ракушку и без раздумий проглотила устрицу. Лакей заметно расслабился, это не понравилось графине.
– Не отводи взгляд.
Слуга вздрогнул. Он чем-то неуловимо напоминал живую игрушку, которая осталась дома. Эту игрушку Клавдия хранила на конюшне, периодически возвращаясь к ней (а точнее, к нему), чтобы извлекать особую смесь блаженства, боли, стыда и удовлетворения. «Нет, – с сожалением заключила Клавдия, – совсем не то. Выбритые щёки, слишком молод. Слишком холёный и чистенький, слишком пресный. Да и опасно. Может, потом».
Вдоволь насладившись чужой растерянностью, она обронила:
– Ступай.
Лейт вернулся только вечером, окрылённый, сосредоточенный. Он ринулся к гостье с канделябром в руках и столкнулся с ней в коридоре возле покоев супруги.
– Я изыскал пути спасения. Применил свои связи, и вот, из крепости Раймусов готовы перевести под домашний арест, а там… – голос мецената дрожал, – может, их дело и развалится или вернётся с подмогой император, повесит всех этих негодяев. Вероятно, он под протекцией своего брата в Толомео. Тогда можно ждать наилучшего исхода.
– Вы просто чудотворец, милый господин Лейт! – искренне восхитилась графиня.
Не прошло и часа, как вдовец растерял пыл. Словно вылетевший из камина уголёк, который потускнел, остыл и подёрнулся серым пеплом. За ужином он молчал и только нервно прикладывался к бокалу, это встревожило Клавдию.
– Что случилось? – не выдержала она, – Чем вы так огорчены?
Хозяин дома опустил глаза, сминая в длинных пальцах белоснежную салфетку.
– Я счёл за долг попытаться выручить вашу семью. Кажется, все свои силы растратил и все чувства пережёг, и теперь вспомнил, что сам в беде. Признаться, в моей душе таится смертельная рана. Она беспокоит меня всё сильнее с каждым днём.
– Что же угрожает человеку с такими возможностями?
– Рок. Природа. Жизнь моя утекает сквозь пальцы, словно вода.
– Вы больны?
– Нет. Но я нахожусь в затруднительном положении, связанном с самыми… земными материями, и вопрос мой… совершенно лишён изящества.
Хозяин дома говорил с такими болезненными паузами, будто из него в этот момент извлекали пули. Он жестом отпустил слуг и в гулкой тишине, под потрескивание свечей, продолжил:
– Мадам Раймус, в вашей власти спасти меня.
Графиня рассудила, что больше можно не таиться и улыбнулась длинным ярким ртом, едва заметно тронутым кошенилью.
– Сударь. Вы – вдовец. Разумеется, ваша потеря ставит вас в трудное положение. Не стоит стыдиться желания жить дальше. Я вполне готова к тому, что вы собираетесь сказать. Ещё днём своим комплементом вы прекратили попытки играть в рыцаря Тристана, так и не кладите меч между нами.
– Вы столь проницательны для юной барышни. Я поражён! – чуть потеплел тон вдовца.
«Усадьба – просто загляденье. Хозяин – тоже. Чего ещё желать? Странно, что мама и папа никогда не упоминали о Лейте как о перспективном женихе. Он благороден, обеспечен. Вдовец? И пусть! Его увечный отпрыск нам не помешает, всё равно им занимается гувернёр. На десяток лет старше? Может и так, но аппетит вызывает нешуточный. Куда там женоподобным придворным мальчишкам! Однако какой-то он слишком нервный нынче».
Лейт сделал несколько жадных глотков из бокала и произнёс:
– Мы с Робертом – потомки короля Волена Святого. Об иных его детях ничего не известно. Только представьте себе, что случится, если прервётся столь славный род, если эта кровь просто уйдёт в землю!
«Видимо, настанет конец света. И звёзды посыплются с неба, словно гвозди из старого сапога. Если бы это было столь важно, нынешнего правителя бы звали Гордон Первый», – графиня едва удержалась перед тем, чтобы закатить глаза.
– Я прекрасно понимаю, что на ваше сердце посягать не могу, но учитывая все обстоятельства…
– Вы скромны вопреки происхождению. Достойное качество. Также смелы, статны и честны. Отчего бы моему сердцу не открыться вам? В случае самого страшного исхода я останусь совсем одна на этом свете в такое суровое время. Вы посланы Богом!
– Благодарю за тёплые слова, мадам. Однако моё предложение будет звучать не совсем так, как вы ожидаете. И это та причина, по которой я до сей поры несчастен, а надежды всё меньше. Дело в том, что потомство должен произвести на свет мой сын.
Клавдия тихо кашлянула. На противоположном конце стола заныл Роберт, словно поддерживая разговор.
– Верю, найдётся на свете святая душа, что предпримет попытку. Однако почему не вы сами?
– Я не способен на это. Смерть любимой слишком глубоко меня ранила. Роберту пятнадцать. Увы, шансов у него больше.
Гостья чуть скривилась и подумала: «Даже знать не хочу, каким способом он это выяснил».
– Но отчаяние – грех, господин Лейт, господь вас любит, он непременно подарит вам наследника, если хорошенько постараться, – изо всех сил тянула в свою сторону Клавдия.
– Исключено. Думаю, я достаточно ясно обрисовал то, в чём нуждаюсь, – отрезал меценат с внезапной резкостью.
– Как вы себе представляете подобную авантюру?
– Я готов заключить брак на его или своё имя. Выплачивать значительные суммы той, что согласится. Я буду приглядывать за процессом консуммации брака, эффективностью известных действий.
Лейт сменил позу на стуле, как будто что-то стало ему мешать. Движение встревожило Клавдию ещё до того, как она начала догадываться о его сути. Пересохший вмиг язык еле слушался, но рассудок заработал с утроенной силой.
– Но… Тут, скорее, нужен медик. Ещё я слыхала, как извлекают нечто даже из тел уже погибших на поле боя офицеров, переносят в чрево жены, и тогда, даже без всякого участия почившего, жизнь его рода продолжается. Можно было бы…
– Нет, знаете ли, я консерватор и человек богобоязненный, наука для меня пропитана искушением гордыни, – неразборчиво отмахнулся Лейт, – ничто не заменит естественных сношений и присутствия того, кто был в них успешен. Всё может пойти немного не по плану, ведь заболевание Роберта – наследственное, а ребёнок от него необходим здоровый. Вы, разумеется, хрупки и неопытны… Мадам, так вы принимаете условия?
Повисла невыносимо тяжёлая пауза.
– Вы непременно хотите наблюдать за тем, как ваш обложенный смирением сын совокупляется с женщиной? – голос Клавдии подвёл её и чуть сорвался.
– Да, – Лейт уронил это слово, даже не моргнув. – Кроме того, в процессе я могу обрести воодушевление и раз уж я вам, кажется, симпатичен, то присоединиться для закрепления результата.
Непередаваемое отвращение обрушилось на графиню и лишило дара речи. Казалось, извилины мозга, справляясь с услышанным, оглушительно скрипнули друг о друга. Тем временем Лейт, с которого вмиг схлынула вся кротость и любезность, поднял на неё волчий взгляд.
– Я полагал, вы будете более патриотичны и благодарны за всё, что я сделал ради вас. Кстати, остался последний этап, полностью зависящий от моей воли. Подумайте хорошенько. Эту ночь чета Раймусов проведёт в холодном каменном мешке, а завтра – кто знает, может, их будут ждать привычные удобства. На самом деле выбора вам не дано. Как и мне.
– Не дано? А если я просто скажу «нет» и исчезну?
– С моей тайной в голове? – улыбнулся меценат. – Поздно, Клавдия. Рекомендую хорошенько выспаться перед завтрашним днём. С браком мы что-нибудь придумаем, а вот луна, сообщающая вам фертильность, не будет ждать. Как и мы с Робертом.
– Я никому ничего не расскажу, даю слово! – Клавдия в панике ощутила, как красная шёлковая лента обращается грубой пеньковой петлёй.
– Слово юной барышни, узнавшей такую щекотливую тайну, ничего не разболтать? Кажется, вы не слишком уверены в моих умственных способностях. Напрасно.
Не ожидавшую шантажа Клавдию разговор обескуражил. Лейт встал и ушёл без лишних слов, а она так и осталась сидеть за столом, глядя перед собой на натёртую до блеска серебряную вилку. Два зубца, словно рожки, грозили пузатому винному бокалу.
«Дьявол! Во что я влипла!».
Отправляясь назад в свою комнату, Клавдия столкнулась в полумраке портала с горничной и вцепилась в её локоть.
– Отдай мне своё платье. Хочешь чулки за него? Серьги?
Служанка вся сжалась и испуганно мотнула головой:
– Сбежать вам не удастся. Вас поймают в моей одежде, а меня растерзают на псарне.
– Ваш господин – сумасброд, развратник. Бежим вместе! Только покажи, где чёрные выходы!
– Нет, мадам. Я сожалею! Если попадётесь кому-то, вас выдадут.
Девушка вырвалась, задула свечу, которую держала в руке, и исчезла. Вмиг ослепшая Клавдия уже ничего не смогла предпринять.
В своей спальне она как следует осмотрелась, обнаружила несколько вентиляционных решёток, но те держались в стенах слишком прочно. Зато без усилий открывалось круглое окно.
«Что ж, – подумала графиня. – Второй этаж. Внизу почва. В крайнем случае, я попробую бежать так, но каков риск! Надеюсь, утром Лейт одумается, ведь он замыслил настоящее преступление».
Кувшин снова ждал её возле постели. Пока вода не остыла, Клавдия решила вылить всю её на себя, оттереть кожу от незримой грязи, в которой её изваляли. Когда она сняла одежду и встала в центр медного таза с высокими бортами, чуткий слух уловил за дверью шорох или вздох. Шаги лакеев звучали иначе. Минутная пауза ничего не дала, ночное безмолвие так ничто больше и не потревожило. Однако когда в таз полилась вода, посторонний звук вернулся. Это был шорох одежды.
