Текст книги "Встретимся у Ральфа"

Автор книги: Лайза Джуэлл

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава двенадцатая

До чего же быстро влюбляются мужчины. Джемм это давно заметила. Полная и безоговорочная капитуляция в форме полноценного признания обычно следовала через неделю после знакомства, а то и раньше. В ранней юности, шокированная подобными сантиментами, она неловко повторяла затасканные штампы, лишь бы подтолкнуть неловкий момент к финишу. Джемм быстро научилась распознавать близость момента «я тебя люблю» и обнаружила, что ответное «не глупи, ничего подобного» неминуемо ввергало пациента в еще большую страсть.

Потому-то теперь, после почти двух месяцев романа со Смитом, ее не смущал тот факт, что заезженная фраза еще не была произнесена. Смит ни разу не сказал, что любит ее. И отлично. Это было бы лишним. Джемм и так знала, что он ее любит. Более того, его молчание стало для нее еще одним знаком избранности Смита. С ним так легко, так просто. Он не давит на нее, ничего от нее не требует.

Джемм была довольна, что Смит не напрягает ее романтическими сюрпризами, напыщенными заверениями в вечных чувствах, подарками и прочими знаками любви, от которых ее мутит; не осыпает комплиментами и не твердит на каждом шагу, что она самая лучшая в мире, самая сексуальная, самая замечательная и вообще особенная. Всем этим она была сыта по горло и знала, что «любовь до гроба» достается обычно в наборе с ревностью и собственничеством инфантильного партнера.

Большинству женщин такое отношение непонятно – в этом Джемм вполне отдавала себе отчет. Сколько девушек проводят полжизни в мечтах о НЕМ, единственном, который наконец-то заметит и оценит чарующие янтарные искорки в ее глазах, неповторимый изгиб шеи, фарфоровую гладкость кожи; о том, кто не устанет ласкать ее и нежить, шептать слова восхищения и мечтать о волшебном будущем с ней и только с ней.

Да пожалуйста. Только Джемм все это не нужно. Ее от такого блевать тянет.

В первый раз, само собой, понравилось, еще как понравилось, тем более что чувство родилось под занавес угловатого отрочества, когда Джемм окончательно убедила себя, что ей уготована судьба одинокой девственницы.

ЕГО звали Ник. Славный парень с квадратной челюстью и обаятельной улыбкой. Он только-только переступил порог не менее нелепого отрочества и в солидном девятнадцатилетнем возрасте был готов смириться с целомудренной жизнью до конца дней своих. Как вдруг на горизонте появилась Джемм.

Роман развивался по классическим летним канонам – пикники, походы в кино на последний сеанс, хмельные вечера в пивнушках и ерзанье часами на переднем сиденье машины его матери, где Джемм, столько лет с трудом удерживавшая руки приятелей на безопасном расстоянии от своих трусиков, с удивлением обнаружила, что сама покушается на белье Ника.

Тем летом оба распрощались с опостылевшей девственностью, и событие это, случившееся на следующий день после восемнадцатилетия Джемм, вопреки пугающим откровениям подруг, стало настоящим чудом, не обманув ожиданий обоих. Они были влюблены, безумно влюблены.

Жизнь была прекрасна, а Джемм – счастлива.

Целых пять недель, до того вечера… Она уже приканчивала третью пинту и с головой ушла в пустяковую болтовню с безалаберной подругой на беззаботном девичнике, когда в баре появился Ник. Прочесал помещение смущенным, но настырным взглядом, выискивая Джемм.

– Я соскучился, – сообщил он. – Приятели достали. Хочу быть с тобой.

Притиснул ее к себе, зарылся лицом в волосы… а Джемм изображала ответную улыбку, изображала ответные чувства, но актриса из нее никакая, и на деле она чувствовала себя жертвой, объектом насилия. С тех пор ее отношение к Нику изменилось. Они больше не были на равных, чаша весов сместилась, и, сколько Джемм ни пыталась, вернуть прежнее легкое, теплое, свободное чувство ей не удалось.

В конце лета она отправилась в лондонский университет, Ник – в ньюкаслский, и поначалу все было сносно, но со временем встречи по выходным становились все невыносимее. Ник часами дотошно пытал Джемм вопросами о ее новых университетских друзьях, заставлял описывать ее лондонскую жизнь, расспрашивал о парнях, с которыми она целовалась до него. Дальше – хуже. В его репертуаре появились истерики со скорбными слезами. «Я и в Ньюкасл-то поехал, только чтобы доказать самому себе, что могу без тебя жить. Но я НЕ МОГУ! Не могу без тебя, Джемм!» А когда речь зашла о его переводе в лондонский университет, Джемм решила, что с нее хватит.

Ничего тяжелее ей в жизни не доводилось делать. На ее звонок Ник отреагировал отвратительно: вышвырнув стипендию на перелет из Ньюкасла в Лондон (поездом невыносимо долго), дом за домом прочесывал столицу и обнаружил-таки Джемм в Линкольн-Инн-Филдз, где она пыталась пересидеть его налет. Три мучительных часа они обсасывали свои отношения, Ник исступленно рыдал, умоляя дать ему шанс. И лишь когда солнце село, а окрестные бродяги принялись устраиваться в парке на ночлег, Ник сдался.

Вторым в списке значился Джейсон. Этот никому не верил на слово и в течение десяти месяцев упорно требовал от Джемм заботы и внимания, впадая в черную меланхолию всякий раз, когда считал доказательства недостаточными.

Третий, Дэнни, настаивал, что Джемм обязана порвать со всеми друзьями, – ему было не понять, к чему ей друзья теперь, когда они нашли друг друга.

Клем через полтора месяца после знакомства предложил руку и сердце, а выслушав отказ Джемм, погрузился в глубокую депрессию и перестал с ней встречаться, поскольку «это чертовски больно».

Ну и наконец, Фредди. Фантастически обаятельный, убийственно смешной и немыслимо сексуальный саксофонист, в которого Джемм готова была влюбиться до смерти. Он был полной противоположностью всем предыдущим «славным парням», и она впервые готова была вручить свое сердце на тарелочке с голубой каемочкой. Увы, Фредди ее обскакал. И двух месяцев не прошло, как он обкорнал длинные лохмы, дал отставку джинсам с жилетками, перелез в твидовые брюки с рубашками и всерьез заговорил о продаже саксофона и поиске места на бирже – чтобы «собрать на первый взнос за жилье и, пожалуй, подумать о браке».

Изумлению Джемм не было границ. Разве это мужской подход к жизни? Разве не девушкам положено мечтать о семейном гнезде, о муже-защитнике и детях, в то время как парням – напиваться с приятелями, развлекаться и до последнего бегать от женитьбы? Казалось бы, таково общепринятое положение вещей, а вместе с тем опыт Джемм доказывал обратное: сильный пол куда как сильнее женщин нуждается в стабильности и надежности семейного положения. Иначе чем объяснить тот факт, что в девяти случаях из десяти предложение делает мужчина? Не всех же под венец силком затаскивают!

Из предыдущих романов Джемм почерпнула и еще кое-что, касающееся другой половины человечества: мужчины отчаянно боятся тех женщин, кто не стремится к браку, не рвется к алтарю, не пускает слюни перед каждой витриной с обручальными кольцами и не тает как масло на солнышке при виде розовощекого сопляка в коляске. Сколько бы мужики ни стонали по поводу чисто женских слабостей, им по крайней мере понятно, с чем они имеют дело, – «нытьем», «грызней», «бабьими заморочками». Все это прожито и изучено их отцами и дедами; женщины классического семейного типа стали притчей во языцех и уже никого не страшат. Более того, какое заслуженное удовольствие – провести с дружками вечерок за кружкой пива, удрав от надоедливой карги, что пилила тебя всю неделю. Ритуал, непринужденно вплетенный в жизненное кружево, года через два приводит к алтарю, причем мужчина идет на заклание в ясном уме и твердой памяти, якобы исключительно ради сохранения традиции, хотя на деле сам только об этом и мечтает.

Так все и обстояло испокон веков, но теперь… В наши дни разгрома традиций пивные мальчишники далеко не так приятны; радость праведной мужской мести, когда в голову ежеминутно лезут дурные мысли об эмансипированной подружке, которая тоже слиняла куда-то с приятелями, летит к чертям. Да и возвращение домой за полночь не приносит былого удовлетворения, если твоя подружка вползает под утро, вдребадан пьяная и донельзя довольная проведенным без тебя временем. Извечное преимущество мужского пола испаряется, когда тебя лишают права годами дразнить партнершу самым что ни на есть законным браком. А если она не живет мечтами о замужестве, кольце, детях – то какого дьявола ей вообще надо? То-то и оно. Джемм убедилась, что любой – или почти любой – парень, столкнувшись с девушкой, которой ничего от него не требуется, кроме него самого, теряет почву под ногами и начинает прикладывать гигантские усилия, чтобы привязать девушку к себе, сломить ее свободолюбивый дух и добиться права контролировать каждый ее шаг.

Смит тем и хорош, что он другой. Идеальный партнер. Он только рад, что Джемм продолжает жить своей жизнью. Он великодушен, добр, легок в общении и небрежно-нежен. Такие парни Джемм еще не встречались. Когда они вместе – ни на секунду не оставит ее в одиночестве, то поцелует в макушку, то руку сожмет, то по плечу погладит, а то и обнимет. Джемм знала, почему он так себя ведет. Смит в первую же ночь признался, что у него пять лет не было женщины. Еще один знак судьбы. Пятилетний целибат не может быть простым совпадением. Смит неосознанно ждал ее, и теперь она счастлива возместить ему упущенное время.

От него классно пахнет, он классно выглядит, классно одевается и хорош в постели. Не цацкается с чувствами и комплексами Джемм, полностью ей доверяет, не покушается на ее свободу. Ей нравятся – честно – все его друзья; Смиту нравятся – честно – друзья Джемм, а тот факт, что состояние его счета позволяет ей не чувствовать себя виноватой, когда он платит за выпивку или такси, – это приятная мелочь, как вишенка поверх горки взбитых сливок.

О'кей, о'кей. Пусть не все между ними так идеально гладко, как видится в юношеских мечтах. Пусть не обошлось от набивших оскомину ритуалов-жарких ночных бесед с выпивкой, долгих постельных часов изучения родимых пятнышек и детских шрамов на теле друг друга, бесконечных телефонных переговоров и пикников с пиццей на прихваченных инеем парковых скамейках. Пусть даже вкусы кое в чем не сходятся – догадка Джемм насчет пристрастия Смита к сухому белому и дорогим ресторанам оказалась верна. Но им ведь так легко и хорошо друг с другом. Часто ли бывает, чтобы уже на старте романа двое могли просто молчать – и не испытывать неловкости? Неважно, что Смит не самый бесшабашный парень на свете, что ему недостает непосредственности и авантюризма, – ну и пусть. Романтикой Джемм сыта по горло.

Она ничуть не обиделась за то, что Смит проморгал и дату первого их юбилея – месяц со дня знакомства, – и дату второго. Ей-богу, ничуть не обиделась. Ее нисколько не злило, что Смит не забрасывает ее комплиментами и не обращает внимания на ее новую прическу или новый наряд. Нисколько не злило. И уж конечно, она не расстроилась, когда он с готовностью отпустил ее на встречу со старым другом Полем. Она была только рада, что он по-прежнему засиживается в офисе, даже не думая менять рабочий график ради лишней минуты общения с ней. Слава богу, что не думает. Не нужны ей водопады внимания и фонтаны красивых слов – вместе с ними на твою голову изливаются и потоки моральных исков. Довольно. Розовые очки она в свое время достаточно поносила и благополучно от них избавилась. Теперь ей нужен только такой, как Смит.

Глава тринадцатая

Ральф давно отказался от чтения дневников Джемм. Последнего из дневников уж точно. Чистейшее безумие: Смит то, Смит это, Смит пятое-десятое, черт бы его побрал. А Ральфа будто бы и в природе не существует. Испарился – с того самого момента, когда она переспала со Смитом. Он-то в душе надеялся вычитать в дневнике хоть намек на сомнение в том, что Смит ей подходит, хоть какие-то мысли насчет несовершенства Смита и скоропалительности ее решения. Тщетно. Джемм ослеплена любовью, она «без ума» от Смита, и ее откровения в дневнике – сплошь нескончаемые, сиропные, тошнотворные дифирамбы «идеальному партнеру» в жизни и постели.

От тайных визитов в комнату Джемм он, однако, не отказался. Приходил через день, сидел подолгу, думал, наслаждался приятным запахом. В окружении вещей Джемм было почти так же хорошо и покойно, как в присутствии хозяйки. Ему здесь нравилось, здесь он был к ней ближе.

Вот и сейчас Ральф сидел на кровати Джемм, листая старый атлас Лондона, разглядывая отмеченные красными крестиками места и гадая, ради чего она их отмечала. На вечеринки ездила? Работу искала? Или квартиру?

На часах два пополудни. Клаудии нет в городе. Приятелей всех по подружкам разметало – вечер пятницы. Одинокий и заброшенный, Ральф отправился тосковать в комнату Джемм.

Атлас вернулся в верхний ящик стола, а взгляд Ральфа снова упал на стопку дневников. Сколько он уже борется с искушением? Приличное время прошло с тех пор, как он в последний раз влезал в мысли Джемм. Без борьбы с собой, разумеется, не обходится, зато это дисциплинирует, помогает чувствовать себя мало-мальски достойным человеком. Он долго сверлил дневники взглядом. Отвернулся. Нет, нельзя. Снова глянул. А-а-а, плевать! Выдернул из стопки нижний – потрепанную толстую тетрадь, всю в цветастых наклейках и намалеванных смеющихся рожицах. «1986», – значилось на первой странице. Желтоватый лист с легким хрустом перевернулся. Ральф начал читать.

Шесть часов спустя, пролетевших как одно мгновение, он знал о Джемм в тысячу раз больше. О детстве ее знал и об отрочестве; о том, как она ненавидела свои завитушки, худосочную комплекцию и маленький рост; о том, как ее одноклассницы теряли невинность, «залетали» и гордо разгуливали по школе с ожерельями из засосов, а Джемм при виде мальчишки-сверстника перебегала на другую сторону улицы, потому что стеснялась себя. Ночами она оплакивала свою непривлекательность и уготованное судьбой одиночество, а первый поцелуй случился только в пятнадцать, да с таким гнусом, что она потом долго отплевывалась, терла рот и тряслась от отвращения.

После этого неудачного опыта она стала бегать на свидания, но все с какими-то уродами, распускавшими руки, – до тех пор, пока однажды ее не пригласил Джастин Джонс – первый, судя по всему, школьный сердцеед, смуглый коллекционер разбитых девичьих сердец. Джемм была изумлена.

– Но почему? Почему именно я? – спросила она, намекая на общепризнанных школьных куколок, каждая из которых с радостью сбила бы ноги в погоне за Джастином, лишь бы добиться его благосклонного взгляда.

– Не знаю, – с кривоватой улыбкой признался он. – Внешность тут ни при чем; просто в тебе есть что-то такое… особенное. Свое. Ты мне здорово нравишься.

Сам не зная того, Джастин Джонс совершил невозможное: одной-единственной невразумительной похвалой он вселил в Джемм уверенность, которую не подарили бы и тысячи витиеватых пошлых комплиментов. Джастин оценил индивидуальность Джемм, польстил ей как личности, и она поняла, что вовсе не должна ни под кого подстраиваться. Она привлекательна и интересна сама по себе, и пусть катится тот, кто этого не видит.

С тех пор, если верить дневнику, Джемм пережила череду романов с невыносимо славными парнями, которые на поверку оказывались полнейшими кретинами, давили ее заверениями в любви и требовали хрен знает чего. Вот тут-то и возник Смит.

Одно хорошо: Ральфу по крайней мере стало ясно, что Джемм нашла в Смите, почему так на него запала. Смит на нее не наседал, не ограничивал, не контролировал.

Ну не ирония ли судьбы? Она влюбилась в Смита потому, что ему на нее наплевать. Просто смешно. Нет, скорее грустно. Джемм решила, что Смит не такой, как прежние ее парни, но на самом деле он не осыпает ее подарками, слащавыми знаками внимания и предложениями руки и сердца только потому, что давно любит другую.

Ральф достал из холодильника пиво, плюхнулся на диван, нашарил пульт на захламленном журнальном столике. Эх, «Симпсонов» пропустил. Любимый сериал уже сменился «Жизненными историями» – скучной программой о счастливчиках, спасенных из бушующих морских вод и горящих зданий.

Смита сегодня можно не ждать, он на пресс-конференции. В перспективе вечер наедине с Джемм. А что, если не валять дурака, а воспользоваться шансом и попробовать навести мосты?

Услышав женские голоса за окном, Ральф повернулся на диване и заглянул в щелку между шторами. Джемм! Как всегда, увешана пакетами с провиантом – в жизни не встречал девушку, которая столько времени проводила бы в супермаркетах, – и… ну и ну… болтает с этой блудливой блондинкой с верхнего этажа. Ральф навострил уши, но слова снаружи не долетали, лишь невнятные звуки. Забавно. Он невольно улыбнулся. Девушка Смита запросто завела знакомство, о котором сам Смит бесплодно мечтает целых пять лет. Ральф поднялся с дивана, критически осмотрел свое отражение в зеркале, взъерошил волосы и вернулся на место.

Входная дверь наконец открылась, и секунду спустя в гостиную ворвалась Джемм – жизненная энергия у этой крошки бьет ключом, она всюду и всегда врывается, – упакованная с головы до пят в широкое черное пальто с густо-лиловым меховым капюшоном.

– Потрепалась с верхней соседкой. Милая, правда?

«Какая угодно, только не милая». Ральф терпеть не мог Шери, но предпочел не возражать. Может быть, Джемм просто лучше разбирается в людях?

– Представляешь, она занимается танцами. Раньше балериной была, но пришлось бросить из-за высокого роста. Теперь понятно, откуда в ней такое изящество. Здорово держится, да?

«По мне, так большей стервы в целом свете не найти, а гонора в ней на десяток баб хватит».

– Какие планы на вечер, Ральф?

Он пожал плечами и почесал в затылке:

– Э-э… никаких, черт побери. Я в миноре. Пятница, как ни крути.

– Отлично! Друзья меня бросили, так что я решила приготовить карри, выпить упаковку пива, курнуть и пораньше лечь спать. Присоединишься? Во всем, кроме последней части, понятно. – Она хихикнула.

О чем еще можно мечтать?! «Ты чудо, Джемм». Ральф едва сумел скрыть восторг:

– Здорово придумано. С удовольствием. Помощник из меня не ахти, но в качестве подмастерья сгожусь. Почистить там что, порезать…

– Заметано.

Когда Джемм ушла к себе, Ральф чуть головой потолок не прошиб от возбуждения.

– У меня идея! – сообщила Джемм, вернувшись в гостиную в толстых шерстяных колготках и темно-зеленом трикотажном платье с длинными рукавами и кокетливой юбочкой. – Видел шоу «Сам себе шеф-повар»?

Ральф недоуменно посмотрел на нее.

– Да ладно тебе! Наверняка видел, целыми днями ведь дома сидишь. Неважно. Это программа специально для тех, – она ткнула в Ральфа пальцем, – кто поставил на себе крест как на поваре, ни разу не подойдя к плите. Ведущий предлагает двум таким неумехам приготовить что-нибудь вместе с ним, – точнее, повторяя каждое его действие. Шоу дерьмовое, но не в этом дело. Лично я считаю, что каждый холостяк обязан уметь приготовить хоть одно фирменное блюдо, и поскольку ты любитель карри, на нем и остановимся. Я тебя научу! Давай-давай, поднимайся. – Джемм протянула Ральфу руку, и он, улыбаясь, пошел следом, впитывая тепло тонких пальчиков в своей ладони.

– Разве мы не договорились, что с меня чистка, а все остальное – за тобой?

– Договорились. Но я передумала! Итак, как тебе наверняка известно, существует великое множество видов карри. Сегодня я решила приготовить так называемое « chicken jal frezi »… кстати, пока идет теория, ты вполне успеешь косячок свернуть. На чем я остановилась? Ага. Сегодня в меню « chicken jal frezi » – совсем простенькое карри, которое может приготовить любой, причем по своему вкусу. Я, к примеру, кладу много-много зелени и жуть сколько перцу! Основная составляющая – мясо. Я купила цыплячьи грудки… займемся ими чуть позже, хороший пучок кориандра и целую кучу меленьких и зверски острых зеленых перчиков чили. Большие не бери – никуда не годятся. Успеваешь за мной?

– Да-да, пока все просто. – Устроившись за столом, Ральф скатывал травку в прямоугольник прозрачной бумаги. Фантастика! И почему ни одной из подружек такое в голову не пришло?

– Отлично. Переходим к соусу. Можно, конечно, использовать готовые, но домашние куда лучше – кладешь туда все что хочешь, по своему вкусу: побольше кориандра, свежие листья и сухие коренья шамбалы… ты только понюхай! – Джемм сунула Ральфу под нос открытый пакет. – Вот чем от тебя пахнет на следующий день после ужина с карри.

Вскоре Ральф уже увлеченно строгал цыплячьи грудки, крошил лук, отмерял уксус. С ума сойти. Съев за жизнь добрый миллион порций карри, он слыхом не слыхивал о половине ингредиентов. Топленое масло? Тмин? Листья карри? Но самое потрясающее, что он с головой ушел в процесс, даже подбрасывал Джемм идеи насчет других компонентов, добровольно напрашивался на помощь и чувствовал себя с ней так непринужденно, как только в самом начале знакомства, до ее романа со Смитом. Они трепались и хохотали как старые друзья, хором подпевали и кружились по кухне под магнитофон.

В четыре руки накрыли на стол, и Ральф, млея от удовольствия, торжественно поставил перед собой тарелку с рисом и карри, в котором был и его вклад. Положив в рот первую порцию, он сомлел окончательно. Пища богов!

– Ральф… можно вопрос? Опасное начало.

– Как ты смотришь на наши со Смитом отношения? Только честно.

И что отвечать? «Я хочу тебя, хочу тебя, хочу тебя – вот как я смотрю на твои отношения со Смитом»? Хотела честно? Пожалуйста. Честнее не бывает. «Смит не знает тебя так, как знаю я; ты не знаешь Смита так, как знаю я; ты совершаешь ошибку, а я подыхаю от ревности».

– Я рад за вас обоих, – сказал он. Честностью и не пахнет, да и черт с ней.

– He чувствуешь себя преданным, отверженным? Ничего такого?

– Ну что ты, нисколько! Мне очень приятно, что ты живешь с нами. – Хоть в этом врать не пришлось.

– Ты ведь сказал бы мне, если бы возникли какие-то проблемы, да? Не дай бог жить и мучиться в собственном доме.

– Никаких проблем, поверь. Смит так давно один, что ваша… дружба для меня в каком-то смысле облегчение. – Так-то вот, Пиноккио. Терзайся, но держи язык за зубами. – Я рад, что он наконец счастлив. Никогда не видел его таким счастливым, если честно; ты ему здорово подходишь.

«Но мне ты подходишь еще больше».

– Ф-фу, прямо камень с души! А почему ты сегодня не с Клаудией?

Клаудия… Клаудия?.. Не вписавшись в крутой вираж разговора, Ральф с трудом вспомнил, кто такая Клаудия, а тем более – почему он сегодня не с ней.

– А-а… Ах да. Она уехала на выходные в Париж. Что-то там по работе, – кажется, показ мод.

– Ух ты. Шикарно. Кстати, я ее ни разу не видела. Что она за человек?

– Честно?

– Мы же договорились. – Джемм оторвала бумажное полотенце от рулона и высморкалась-жгучее карри начало проявлять характер.

– Хороша собой, высокая, худая. Бывает очень милой, но чаще заноза… Что бы я ни сделал – все мимо. Позвонил – не вовремя; не позвонил – совсем забыл, сукин кот. Пригласил в кафе – мои друзья ей не подходят; не пригласил – бросаю одну в четырех стенах. Твердит, что я неряха и что нужно следить за модой, а стоит что-нибудь купить – оскорбляется: дескать, на шмотки денег хватает, а ресторан зажимаю. Словом, все не слава богу.

– Ты ее любишь?

– Нет.

– Она тебе нравится?

– Временами.

– Зачем же встречаешься?

– М-м… Наверное, ради секса.

– По крайней мере откровенно. Хотел бы найти кого-нибудь по сердцу?

Ральф тоже потянулся за бумажным рулоном – карри и его не щадило.

– Знаешь, с некоторых пор действительно мечтаю о чем-то большем. До сих пор трусил. Как там говорится… душевная привязанность приводит к ранимости… и так далее.

– Обжигался в прошлом?

– Не то чтобы обжигался… Скорее слишком глубоко нырял и выплывал совершенно выжатый. Все силы отдавал… поэтому и не хотел серьезных отношений. А сейчас, должно быть, созрел для чего-то настоящего. – Ральф рассмеялся, неловко и нервно, не желая верить собственным ушам. Неужто это он уже полчаса ведет беседу о любви? Давненько он ни с кем так не откровенничал.

– Выходит, просто не встретил свою единственную?

Ах, Джемм, Джемм. Если бы ты только знала.

– Угу, что-то вроде того. – Пожалуй, пора сворачивать со скользкой дорожки. – Ну а у вас со Смитом? Это то самое? Большая, светлая и вечная?

Джемм улыбнулась:

– Точно. Лучше не скажешь. Смит – тот, кого я искала. Мистер Совершенство.

Ошибаешься, Джемм. Смит – мерзавец; он тебя не заслуживает.

– О да, отличный малый.

Ральфа так и подмывало хоть чем-нибудь очернить Смита, свергнуть с пьедестала, но это было бы уж совсем подло. Ему хотелось выложить историю страсти Смита; хотелось рассказать, что он потешается над ее «вещими» снами, но тем не менее использует как способ затащить ее в постель. С каким удовольствием он сорвал бы с Джемм розовые очки, предупредил, что Смиту достаточно одного взгляда Шери в его сторону, чтобы предать свою нынешнюю подругу. Он многое мог бы сообщить Джемм, если бы… если бы мог. Джемм спасла его от мрачных мыслей:

– Почему ты перестал писать?

Чем дальше, тем… Похоже, сегодня и впрямь вечер откровений.

– Хороший вопрос. Не сказал бы, что вообще перестал, просто сейчас не пишу. Пытался, но вдохновения нет. Может быть, заелся. В юности, когда много размышлял, писалось легко.

– А теперь отгородился, верно? Отгородился от чувств. Держу пари – стоит встретить настоящую любовь, как все вернется, все запертые на замок эмоции хлынут наружу. Любовь, Ральф, любовь – таков рецепт от доктора Джемм. Влюбись.

Шутки судьбы порой жалят похлеще гадюки.

У Ральфа уже слезились глаза; перчики чили делали свое дело медленно, но верно: во рту пылал пожар, губы распухли, нос потек. И голова шла кругом от слов, что он не имел права высказать.

– Не слишком остро для тебя, Ральф? А хвастал, что ему любое карри по зубам! – поддразнила Джемм.

– В самый раз. – Очередная ложь, но он лучше сгорит на месте, чем признает поражение перед этой девушкой. – А вот вы, мисс Ах-я-самая-крутая, похоже, не в своей тарелке.

– Ерунда! До моих обычных карри далеко. Тебя пожалела.

– Неужели? Претендуешь на титул королевы зеленых перчиков?

– Не претендую. Давно ношу. На свете нет человека, который бы меня переплюнул.

– А вот и есть. Спорим? – Ральф выскочил из-за стола, зачерпнул из пакета на стойке горсть глянцевых стручков. – Каждому по перчине. Целиком и без дураков. Поглядим, кто кого.

– По рукам. Давай сюда.

Господи, что за мука, что за жгуче-сладкая мука! Сочный хруст кожицы на зубах, бьющий в нос пряный аромат; жидкий огонь на языке, который слюна не в силах остудить.

– Чур, не глотать. Разжевать как следует и показать язык, – предупредил Ральф.

Жар опалил нёбо, хлынул в горло; бешеным стуком в висках организм посылал сигналы SOS. Джемм и Ральф отчаянно работали челюстями, резко вдыхая и выдыхая через горящие рты, как женщины в родах, и обмахивались ладонями в бесплодной попытке усмирить жалящие языки пламени.

– Черт, черт, черт! Дырку в языке прожжет!

– Нет, в глотке, в глотке!

С залитым потом лицом и выпученными глазами, Ральф дубасил кулаками по столу. Сердце готово было проломить грудную клетку.

– Ну все, все, все! Показываем, пока эта дрянь меня не сожгла! – завопила багровая Джемм. – Язык, показывай язык!

Оба разом вывалили зеленые языки и судорожно проглотили огненную кашицу.

– Воды! – взвыл Ральф.

– От воды только хуже. Пива!!!

Соперники жадно припали к банкам, но и прохладная жидкость была бессильна против огненного овоща.

Ринувшись к плите, оба горстями гребли рис из миски и набивали рты.

– Лед! Лед в этом доме есть?! – взвизгнула Джемм.

Ральф дернул на себя дверцу морозилки и запустил туда обе руки.

– Есть, есть! – Он перевернул поднос и что было сил грохнул по столу. Ледяные кубики раскатились во все стороны.

– О-о-о!

– А-а-а!

Каждый сунул в рот по кубику и присосался к нему, чтобы не упустить ни капли ледяной благодати.

– Господи! – выдохнул Ральф. – Во придурки! – Огонь внутри затухал, но переживший шок организм все еще корчился в блаженных муках, словно от дозы экзотического наркотика.

– Боже… – Джемм остужала вспухшие губы льдом. – Класс! Все равно что секс!

– Лучше, чем секс, – возразил Ральф, медленно опускаясь на место за столом.

– Ну? Кто победил? – спросила Джемм.

– Ничья.

– Ну уж нет, так не пойдет. Кто-то должен выиграть. Придется повторить.

Когда Смит переступил порог, квартира ходила ходуном от истерического хохота, рыданий и воплей. Двинувшись на дикий смех, доносившийся из кухни, Смит обнаружил Ральфа с Джемм в странных позах – головами в морозилке.

– Какого хрена тут происходит? – Он кое-как пристроил «дипломат» на столе среди груды опустошенных пивных банок, грязных тарелок и тающего льда.

Противники вынырнули из холодильника и повернули к нему виноватые, мокрые от слез, красные лица.

– Куб-бок п-по п-поед-данию ш-шили, – пробубнил наконец Ральф, хрустя льдом и как мельница махая ладонями. – Пять штук… ш-шырых… До полной победы.

– Что?! Рехнулись. – Смит покачал головой и добавил, поймав взгляд Джемм: – Погляди на себя – лунатик. Готовая кандидатка в психушку.

Ничего подобного! На взгляд Ральфа, Джемм выглядела на все сто: черные, чуть влажные локоны упали на пылающие щеки, глаза блестят… и заблестели еще сильнее, когда она бросилась к Смиту и повисла у него на шее. У Смита. Тошно смотреть, как быстро она сбросила завертевший их обоих кокон веселого безумия ради Смита – будто ребенок, которого весь вечер нянчила чужая тетя, пока наконец не пришел обожаемый родитель. Только что, казалось бы, их было двое – Джемм и Ральф, но вот вошел Смит и своим чертовым кейсом, как кувалдой, вдребезги все разбил. А ведь на один-единственный миг почудилось, что именно Смит здесь третий лишний, а он, Ральф, – вместе с Джемм.

Вечеру настал конец. Джемм прибирает разгромленную кухню, Смит развязывает галстук и вещает о встрече со шведскими банкирами. Баста. Все кончено.

Ральф сгорбился.

– Э-э… пойду, пожалуй, – едва слышно буркнул он. – Спасибо за прекрасный вечер, Джемм. Спасибо за пари, за карри… за все.

Он наклонился к ее щеке, но в этот момент Джемм повернула голову, и их губы встретились. Нежданное прикосновение волной прокатилось по телу – обожгло губы, встряхнуло сердце, скачком достигло желудка и завершило свой путь сладостным теплом в паху. Чили проиграли.

– Что ж… Спокойной ночи. – Варварское желание взять Джемм тут же, силой, боролось в нем с не менее мощным желанием исчезнуть.

Спотыкаясь, Ральф добрел до туалета, захлопнул дверь и тяжело упал на унитаз. Его трясло.

Я люблю тебя, Джемм. Я по уши, безумно, по-идиотски и бесконечно втрескался в тебя.

Блин.