Текст книги "«На суше и на море» - 70. Фантастика"
Автор книги: Лайон Спрэг де Камп
Соавторы: Владимир Михановский,Джером Биксби,Юрий Моисеев,Николай Петров,Олег Гурский,Илья Верин,А. Пирожков,Эдуард Михеев
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Операция «Сросшиеся брови»
Жюль появился в «Уэстерне» всего год назад. Правлению компании сразу же пришлась по душе его редкая способность устраивать разные темные делишки. В этом Жюлю помогали природная находчивость, жестокость, некоторые познания в технике и целый ряд других качеств, которые вряд ли можно было считать положительными.
Вершиной деятельности Жюля был, конечно, футбольный матч.
Пожалуй, только дьявольская его изобретательность могла породить такой план.
Когда Жюль изложил свою идею президенту, тот восторженно похлопал его по плечу и воскликнул:
– Ну и голова! Видно, давно по ней петля плачет. С такими способностями, Жюль, вы можете стать преуспевающим бизнесменом, если, разумеется, по дороге вам не придется присесть на электрический стул. Что вам нужно, чтобы успешно осуществить свой замысел?
– Деньги на расходы.
– Получите. О вознаграждении мы также договорились.
– И тогда я буду свободен?
– Как ветер.
– Принимаю ваши условия.
– Итак, – резюмировал президент, – вы немедленно вылетаете на юг, к этому, как его…
– Майклу Кардингу, – подсказал Жюль.
– Вот-вот. А без него и в самом деле не обойтись?
– Он единственный, кто может тут нам помочь, – твердо сказал Жюль.
Это была правда. Молодой малоизвестный ученый, мрачноватый на вид, сумел за короткий срок создать такую биотоковую установку, которой компания могла только гордиться. Но она предпочитала держать установку в секрете и особенно о ней не распространяться.
После того как Майкл Кардинг сделал свое дело, в «Уэстерн-компани» стали считать его лишним. Это не значило, что Кардинга нельзя было эксплуатировать дальше. Наоборот, работы нашлось бы, и немало. Но дело в том, что Майкл позволил себе несколько смелых выпадов против всесильной верхушки компании. Об этом услужливо сообщили в правление многочисленные осведомители, штатные и добровольные. Президент знал, что в подобных случаях заткнуть рот чеком не всегда удается. В конце концов решили устранить Кардинга.
Эту деликатную операцию поручили Жюлю, и он выполнил ее безукоризненно. По шутливой просьбе Жюля Кардинг даже написал странную записку о самоубийстве, не догадываясь, что подписывает свой смертный приговор…
И вот теперь Жюль летит на запад, чтобы выполнить еще одно щекотливое поручение компании. Господи, как он не хотел браться за это дело. Но выбора не было. И так он в последние дни чувствовал себя на краю гибели. Но теперь-то он будет умнее. Еще немного – и он развяжется с проклятой компанией.
Когда самолет приземлился и Жюль с небольшим саквояжем сошел на бетонированную дорожку аэродрома, к нему, оттеснив всех своих конкурентов, подскочил таксист. Он подхватил ношу Жюля и предупредительно сказал:
– Мой вертолет к вашим услугам, мистер.
Жюль сел в удобное кресло, назвал нужный ему адрес, и серебристая стрекоза поднялась в небо.
В пути Жюль почувствовал, что его охватывает необоримый сон. В голове билась какая-то неотвязная мысль, но Жюль бессильно сполз с сиденья на мягкий пластик пола…
– Принимай гостя, Флет, – сказал долговязый пилот. Он сгреб за шиворот своего бесчувственного пассажира и поволок к люку.
– Осторожнее, не повреди его досрочно, – усмехнулся человек, стоявший на земле, у спущенного с вертолета трапа.
Занавес приподнимается
Начальник сыскного бюро ликовал. И надо сказать, у него были для этого основания. Допрос Жюля под излучателем, способным парализовать волю, дал настолько интересные результаты, что для охраны здания, где велось расследование, пришлось выделить усиленные пикеты. Каким-то образом «Уэстерн-компани» узнала, в чьи руки попал Жюль, и подозрительные личности шатались у сыскного бюро, как собаки у бойни.
Шеф несколько раз получал письменно и по видеофону заманчивые предложения от враждебной компании, но оставался неподкупным: не мог же он изменить тем, кто платил ему больше.
На Флетчера, который впервые видел допрос под облучателем, эта картина произвела неизгладимое впечатление. Долго потом стояла у него перед глазами круглая комната, залитая резким синим светом, серые, словно у мертвецов, лица коллег и полуобнаженный Жюль в глубокой прострации. Руки, ноги и грудь допрашиваемого были обвиты черными проводниками, которые, как змеи, тянулись к аппарату. На выбритую макушку Жюля из облучателя падал узкий сноп лучей. Жюль отвечал на четко задаваемые вопросы невнятным, еле слышным шепотом. Но робот-дешифровщик тут же «переводил» его ответы монотонным, лишенным всякой выразительности голосом.
На допросе выяснилось, что перед Майклом Кардингом Жюль поставил задачу – любой ценой добиться проигрыша «Добрых волков». Подписав выгодный контракт, Кардинг рьяно взялся за дело. Вскоре он нашел остроумное конструктивное решение идеи Жюля. Она состояла в том, чтобы воздействовать на игроков биотоками. Майкл объяснил, что любое движение человеческого тела связано с определенными импульсами-командами. Эти импульсы посылает по нервам мозг. Они и образуют биотоки, которые имел в виду Майкл Кардинг.
Токи эти весьма слабы, тем не менее ученые сумели не только зафиксировать, но и измерить их.
Майкл Кардинг решил воздействовать на «Добрых волков» импульсами, противоположными тем, какие будет посылать их мозг. Например, скомандовать вратарю замереть в воротах вместо того, чтобы броситься на мяч. Для этого, очевидно, необходимо было мгновенно передавать импульс строго определенной величины определенному игроку. Задача усложнялась тем, что индуцировать этот импульс нужно было на значительном расстоянии: ведь не станешь с аппаратом в руках гоняться по полю за игроками! Для наладки биоизлучателя Кардингу понадобились записи биотоков головного мозга всех одиннадцати «волков». За крупную мзду все нужные измерения проделал в течение нескольких ночей врач команды. Он и не подозревал, что за этим кроется. Впрочем, это его мало интересовало.
Когда прибор Майкла Кардинга был готов, он оказался чрезмерно громоздким. Оставалось сделать его портативный вариант. Но это было уже, как говорится, делом техники. На помощь пришли искусственные белковые клетки для записи информации, микроэлеменгы и другие средства миниатюризации.
В конечном счете аппарат разместился в плоском спортивном чемоданчике. Здесь был биорефрактор, который излучал энергию необходимой частоты, и информация о биотоках каждого из «волков». Важную роль играла инкрустированная серебром трость с набалдашником. Каждый завиток инкрустации отвечал определенному игроку. Стоило нажать, например, на серебряную гроздь винограда – и центр нападения вдруг замедлял свой стремительный бег, сам не замечая этого. Четкость координации у него притуплялась, и мяч, посланный партнеру, оказывался совсем не там, где ему надлежало быть…
Судебный процесс был грандиозным.
Газеты клеймили тех, кто вносит в любительский спорт отвратительный дух наживы. На скамье подсудимых оказался лишь Жюль, на которого пали все грехи компании. Тузы «Уэстерна» ни в одной статье обвинительного акта не упоминались. Владельцы газет знали, как длинны руки могущественной компании. И все-таки фирма понесла значительные убытки. Блестящие фейерверки речей юристов иногда ненароком освещали такие стороны деятельности «Уэстерна», которые компания предпочитала оставлять в тени.
Чернил, изведенных хроникерами на заметки и репортажи, вполне хватило бы на то, чтобы заполнить ими вместо воды залив Дохлого Кита…
Все это дало основание прессе назвать судебное разбирательство процессом столетия.
Об авторе
Михановскпй Владимир Наумович. Родился в 1931 году в Харькове. Член Союза писателей СССР. Автором опубликовано несколько книг: сборники стихов «Люблю», «Прими нас, даль широкая», «Шаги»; сборники фантастики – «На траверсе Бета-Лиры», «Тайна одной лаборатории», «Да, я был здесь», «Оранжевое сердце». В альманахе публикуется второй раз. В настоящее время работает над повестью, посвященной людям науки, занимающимся исследованием Земли.
Э. Михеев, А. Пирожков
ДАНАЙСКИЙ ДАР
Фантастический рассказ
Рис. В. Носкова.
1
В девять утра Аллен сидел в своем кабинете и, как всегда, надеялся, что его вызовет комиссар. Кабинет – звучит слишком громко для комнатушки, где с трудом помещался письменный стол, столик с телефоном и сейф, но называть ее иначе Аллен не мог из чувства профессиональной гордости.
Уже несколько месяцев младший следователь Аллен Дени занимает эту комнату. Но, увы, в тихом парижском предместье Сен-Мартен не случается сенсационных убийств, не разыскивают рэкетиров, а грабежи столь же редки, как визиты английской королевы. До сих пор Аллену пришлось вести лишь одно дело – сумасшедшая старуха завещала свое скудное имущество старому лавочнику, отказав в нем родственникам. Довольно быстро оно перекочевало в архив, не оставив никаких следов в послужном списке Дени.
Изучая юридические науки, Аллен часто представлял себе, как будет раскрывать самые запутанные преступления. Но после окончания университета его воображение очень скоро истощилось вместе с надеждой найти paботу, и нечаянное предложение стать младшим следователем в Сен-Мартене Аллен принял как подарок судьбы.
Резкий телефонный звонок прервал его размышления.
– Вы давно сидите без дела, – начал комиссар, едва Дени вошел к нему, – а тут как раз подвернулось одно, и я подумал, что вас оно заинтересует. – Он протянул тоненькую папку. «Дело об убийстве Джошуа Гало» – прочел Дени.
«17 числа сего месяца я, сержант Фердинанд Солье, обходя в два часа десять минут вверенный мне участок, услышал два выстрела. В сквере на скамье обнаружил труп человека, убитого выстрелом в голову. Рядом с трупом лежал пистолет американского образца калибра 7,65. Труп доставлен в морг при городской больнице. Сержант Фердинанд Солье».
– И это все?
– Да, да! Именно все! Может, вы скажете, что нужно было зафиксировать положение трупа, провести техническую и медицинскую экспертизы, сделать гипсовые отливки следов и прочее, прочее? Как будто вы не знаете наших «криминалистов». Хорошо, что хоть сразу же установили личность убитого. Джошуа Гало, двадцать семь лет, уроженец Солони, приехал к нам прошлой весной из Парижа и поселился по адресу: Ла-Ферте-д'Анженю, 34.
2
Фердинанд Солье, невысокий, лысоватый, только что сдав дежурство, собирался домой.
– Младший следователь Дени, не могли бы вы подробнее рассказать о ночном происшествии?
– Доброе утро, господин следователь. Конечно, я всегда готов. Значит, так. Ночью в два часа ровно я вышел из участка. Подхожу к скверу, вдруг слышу – выстрел, еще один. Я, понятно, туда. Пробежал по скверу с одной стороны – никого. Тогда я пошел по правой аллее, что на площадь выходит, и тут смотрю – темнеет что-то на скамейке. Подхожу. Вижу: лежит, только рука правая свесилась, и пистолет рядом. Я подумал: «сам себя кончил» – да вспомнил, что два выстрела было. Ну, вызвал наряд, отправили его в морг. Вот, пожалуй, и все.
«Итак, – размышлял Дени по дороге в морг, – было два выстрела. Возможно, Джошуа Гало защищался? Или первый выстрел не попал в цель? Надо установить, есть ли отпечатки пальцев на пистолете. Хотя после лап наших полицейских вряд ли это удастся. Корова коровой, – припомнил он сержанта, – ни малейшего понятия о технике сыска. Да и остальные не лучше… Комиссар, кажется, лишь краем уха слыхал о словесном портрете, о фотографировании в инфракрасных лучах. Кто здесь оценит психологические изыски? А именно этим предстоит мне заниматься».
В морге старик прозектор провел Дени в большую темную комнату, где лежало несколько трупов.
Обезображенное выстрелом в правый висок и уже посиневшее лицо Джошуа Гало, видимо, и при жизни не было красивым. Удлиненный череп, чуть с горбинкой нос и тонкие губы не гармонировали с квадратным подбородком. Костлявое, сутулое туловище со впалой грудью. Дени подумал, что убитый наверняка не пользовался успехом у женщин. Женщины любят стройных и сильных, а к таким вот их привлекает только кошелек.
После обеда Дени опять вызвал шеф.
– Я думаю, вы уже много успели. Докладывайте.
– Как удалось выяснить, – обстоятельно начал Дени, – убийство произошло не раньше двух и не позже четверти третьего. Было сделано два выстрела, рана на теле убитого только одна. Отпечатки пальцев на пистолете идентифицировать не удалось из-за многочисленного их наложения. Я нашел обе стреляные гильзы от этого пистолета. Любопытная деталь: одна из них была затоптана в песок перед скамьей, а вторая лежала на газоне за скамьей.
– Квартиру убитого осмотрели?
– Собираюсь туда идти.
– Тщательно просмотрите все бумаги. Возможно, найдете интересные документы, письма… Из Парижа мне сообщили, что два года назад Джошуа Гало закончил университет в Лозанне, затем занимался исследованиями в лаборатории профессора Порелли, не то биофизикой, не то бионикой – я в этом плохо разбираюсь.
3
Хозяйка дома 34 на бульваре Ла-Ферте-д'Анженю, узнав, что Дени из полиции, сразу затараторила:
– Я так и знала, что полиция им займется, господин сыщик.
Дени поморщился от такого обращения.
– Вы подумайте, на целый день запирается в комнате, всю завалил какими-то штуками, электричества жег столько, сколько я за год не сожгу. А вчера вечером такой грохот устроил, хоть из дому беги. За квартиру уже два месяца не платил. Я уж думаю…
Дени попросил показать ему квартиру постояльца. Проводив следователя до двери, хозяйка еще немного поворчала и ушла делиться новостями с соседками.
В комнате, куда вошел Дени, царил полнейший хаос. Приборы, провода, катушки, лампы валялись где попало. Даже на кровати лежали какие-то пластины со свесившимися проводами. Письменный стол завален книгами и схемами. Почти все приборы были разрушены, разбиты, превращены в груду лома.
Дени сразу взялся за бумаги на письменном столе. Справочники по радиотехнике, журналы на английском и русском языках и схемы, схемы, схемы. Казалось, им не будет конца. Но никаких писем или записок.
Неожиданно на дне ящика под толстым словарем Дени увидел фотографию. Красивая, даже очень красивая девушка в «бикини» стояла на палубе роскошной яхты и, небрежно улыбаясь, смотрела в объектив аппарата. Здесь, среди этих схем и расчетов, фотография была как полотно Рембрандта на выставке сюрреалистов.
Не обнаружив ничего интересного, Дени подошел к окну. На пыльном, давным-давно не мытом подоконнике стояла клетка, обтянутая частой металлической сеткой, от которой тянулись тонкие разноцветные провода к черному прибору с разбитым матовым круглым экраном и множеством ручек. В клетке сидела, греясь на солнце, огромная бабочка. Она принялась порхать, едва Денис дотронулся до клетки.
Стук в дверь вывел Дени из задумчивости. Это, не дожидаясь приглашения, ворвалась хозяйка и сразу же выпалила, как на пулемета:
– Вы себе представить не можете, какой ужас: его убили! Так ведь? А он задолжал мне за целых два месяца! С папаши его и на гроб не взять.
– Вы знакомы с его отцом? – спросил Дени, листая справочник.
– Как же, станет он со мной знакомиться: папаша-то у него денежный мешок. А у этих дельцов всегда так: сынка выгонит – гроша не даст. Вот у моей сестры…
– Простите, а у вашего жильца здесь не было знакомых?
– Говорю вам, господин сыщик, ни души. Больше года он у меня жил, а всего раза три уезжал куда-то. И всегда со свертками да ящиками. Вон комнату как захламил. А последнее время из дому вылезал на почту разве.
– На почту? Он что-нибудь отправлял или получал?
– Не знаю, не знаю. Последний раз; правда, заметила – относил он подряд два пакета.
– Когда это было?
– Позавчера, ближе к вечеру. Вышел хмурый, в руках сверток небольшой. Вернулся быстро. А утром выскочил как шальной, меня чуть с ног не сбил – я кофе ему несла. Тоже пакет в руках был. Возвратившись, заперся в комнате. А вот как он ночью ушел – не слышала.
4
До почты было два квартала, но Дени не пошел к автобусу. Он не торопясь шагал по расплывшемуся на солнце асфальту, глотая горячий воздух. Движение всегда помогало ему обретать уверенность в себе. Со временем длительные пешие прогулки вошли в привычку.
«В конце концов, – размышлял Дени, – если Джошуа Гало не завел здесь друзей, это еще не значит, что их у него вообще не было. Кому-то он отправил две посылки. Что он мог послать? Записи, расчеты? А может, статьи в научный журнал?
Известны три близких Гало человека: отец, мать и девушка на фотографии. Уж если такой отшельник хранит фотографию женщины, то явно не в память о далеком детстве».
Дени остановился в тени каштана.
«Все-таки Гало слишком увлекался своей работой. Может быть, для него женщины – дело десятое. Во всяком случае не верится, чтобы он из-за смазливой мордашки вогнал в себя пулю. Отец?… Выгнал из дому, оставил без средств и не подумал, на что существует сынок. На скачках играл? Не похоже… Если объединить эти две причины – жестокосердие любимой женщины и отсутствие денег, резонов для самоубийства достаточно. Достаточно ли? Для прошлого века – пожалуй. Но сейчас… Девяносто девять мужчин из ста попадают в такое положение, тем не менее самоубийцы не валяются на каждом шагу».
После уличной жары в прохладном кондиционированном воздухе почтового отделения Дени сразу весь покрылся испариной. Начальник оказался ветхим старичком с лентой Почетного легиона в петлице неопрятного серого пиджака и с новеньким слуховым аппаратом, которого, несомненно, стыдился. Дени молча показал удостоверение, и старичок принял до комизма строгий и торжественный вид.
– Меня интересуют адреса, по которым отправлены две бандероли неким Джошуа Гало, – сказал Дени, сдерживая улыбку – уж слишком серьезно играл в «сыщик-ищи-вора» этот чудак.
– Если бандероли отправлены ранее пятьдесят первого года, к сожалению, ничем помочь не смогу, – отрапортовал чиновник. – Мой предшественник, знаете ли, очень небрежно вел архив…
– Нет-нет, они отправлены вчера и позавчера.
– Тогда один момент. Я принесу квитанционную книгу. Обе записи отыскались быстро. И первая, и вторая бандероли были отправлены по одному адресу: Ивонне Муанель, рю де Распай, 12. Париж.
5
«Явное самоубийство, – размышлял Дени, – остается лишь подтвердить. Стоит ли копаться в психологии? Конечно, этому Гало теперь на все наплевать, но все же неприятно сознавать, что суешь нос в дела, которые тщательно скрывали от всех. Впрочем, на то и полиция, чтобы совать нос…»
Следователь кривил душой перед самим собой: ему всегда хотелось понять истинные причины тех или иных поступков людей. Началось это еще в детстве. Однажды соседский мальчик Жан, года на полтора старше, предложил Аллену обменяться перочинными ножами. Ножи были одинаковыми, только Аллен сломал у своего штопор. Выгода была явная, и он недоумевал, почему Жан так опростоволосился. Оказалось, отец заподозрил его в откупоривании бутылок со старым вином; вот так Жан и доказывал свое алиби. И хотя ему не удалось усыпить подозрения отца, на Аллена эта хитрость произвела сильное впечатление.
С тех пор Аллен стал задумываться: может ли человек прожить без лжи? Мать, отец, кюре, учителя – все в один голос твердили: лгать нехорошо. Но вот однажды семейство Дени пригласило кюре осмотреть их виноградник, и Аллен увидел, как святой отец, приотстав, справил малую нужду, а потом сказал, что любовался кистью винограда.
Позже Дени понял – существует «ложь во спасение». Но еще тверже стала его уверенность, что истинные мотивы поведения человека редко бывают обнажены. Поиск подспудных причин стал для Аллена настоящей страстью. А позже, на юридическом факультете, его поразила наследственная теория преступлений. И он мечтал, что сможет, зная привычки, склонности, темперамент человека, предсказывать его поступки в определенных ситуациях.
«Действие рождается мыслью. Но мне ничего не известно о внутреннем мире Гало. Биофизик, магистр наук… Замкнут, необщителен. А посылки? Вот чем надо заняться: если их посылал человек, решившийся на самоубийство, содержимое может кое-что подсказать…»
6
Пригородный автобус тащился около часа. Дени успел за это время возненавидеть слащаво-многозначительный стиль политического обозревателя «Леттр Франсез», еще раз поразился повальным увлечением спортом и наконец добрался до страницы с хроникой.
Как всегда, большинство заметок было посвящено автомобильным катастрофам и мелким кражам. Но вдруг на глаза попалось несколько строк, набранных курсивом:
«Профессор биофизики Лозаннского университета Леопольд Порелли, прибывший вчера в Париж на симпозиум биофизиков, считает, что современная наука близка к управлению с помощью электромагнитных волн действиями не только насекомых, но и более высокоразвитых живых организмов. В беседе с нашим корреспондентом он заявил… Симпозиум продлится пять дней».
«Удача! Из Лозанны, биофизик… Ну, уж часа два из этих пяти дней я заставлю достопочтенного профессора провести в компании со мной!» – подумал Дени, сворачивая газету.
Дом 12 на рю де Распай оказался огромным параллелепипедом из стекла и бетона, одним из тех, где создан максимальный уют и современный сервис для хорошо обеспеченных людей. Вместо консьержа на первом этаже оказалось что-то вроде универсального бюро обслуживания. Выяснилось, что мадемуазель Муанель сегодня уехала из Парижа. Она просила переключить ее телефон на бюро обслуживания и посылать ей телефонограммы только в двух случаях: если позвонит мадам Фуа или придет сообщение из Нью-Йорка.
– Куда вы должны тогда сообщить?
– Сен-Назер 6-16-85. Прошу вас, мсье, если вы свяжетесь с мадемуазель Муанель, не упоминайте, что узнали ее адрес у меня.
– Но вы обязаны дать ее адрес полиции!
– Прежде всего мы обязаны заботиться об удобствах и спокойствии клиентов. Прошу прощения, меня вызывают, я на минуту отлучусь.
Вошел почтальон.
– Семьдесят шестую обслуживаете? Та самая, квартира Муанель!
– Да.
– Туда бандероль. Распишитесь.
«А вот и штемпель Сен-Мартена. До чего четкий! Видно, ставил его мой знакомый – аккуратист с лентой Почетного легиона».
Бандероль была маленькой, но увесистой. Дени, не раздумывая, опустил ее в карман пиджака. От этого бюро обслуживания трудно ожидать содействия.
«Это вторая, последняя отправленная Гало бандероль, – думал Дени. – Что это может быть? Только не бумаги. Драгоценности? Реликвия обманутой любви?»