Текст книги "Давай отпразднуем развод"
Автор книги: Лаура Дейв
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]
Гвин
Знаете, ходят слухи. Всегда ходят слухи. Слухи, которые люди принимают за правду, даже не пытаясь разобраться. Не пытаются докопаться до истины.
Гвин волнуется. Из-за слухов, полуправды. Например, как в случае с тортом. Красным бархатным тортом[11]11
Популярный в англоязычных странах торт темно-красного, ярко-красного или красно-коричневого цвета. Традиционно готовится как слоеный пирог с глазурью из сливочного сыра.
[Закрыть]. По слухам, торт придумали и впервые приготовили в ресторане гостиницы «Уолдорф-Астория» в Нью-Йорке в начале 1900 года. Говорили, что работавший там кондитер однажды приготовил торт с использованием красной краски, и одной постоялице так понравился десерт, что она попросила рецепт, но перед уходом ей пришлось отдать за него пару сотен долларов. Несмотря на ее жалобы, отель отказался изменять счет. Чтобы как-то отомстить, женщина рассказала о рецепте своим друзьям по всей стране. А они – всем своим друзьям. История, конечно, занятная, но полная выдумка. Гвин знает наверняка. Она знает настоящую историю красного бархатного торта, в которой на самом деле больше предостережения, чем веселья. Гвин недавно уже столкнулась с тем, что любая правдивая история больше напоминает предостережение.
Что все пойдет не так.
Что с ними и произошло.
От всех этих мыслей Гвин тяжело вздыхает, что ей несвойственно. Смотрит на часы в машине: девять пятнадцать утра.
Гвин уже полчаса сидит в красном «Вольво-универсале» на маленькой стоянке аэропорта Ист-Хемптон. Томас, по идее, уже должен был прилететь. Но, естественно, его еще нет. В таких маленьких аэропортах не стоит рассчитывать, что все пойдет по плану. Да и винить Гвин должна только себя.
Именно она спланировала все так, чтобы Томас вернулся с медицинской конференции в день их вечеринки. Без хитрости не обошлось: ночной перелет из Лос-Анджелеса в Нью-Йорк, второй перелет. Томас должен вернуться только сейчас и включиться в игру в последний момент, Гвин необходимо понять, что с ним делать, как его занять и как вечером без помех воплотить в жизнь задуманный план.
Хотя Гвин не уверена. Ни в чем, что должно идти по плану. За исключением торта. В торте она уверена. Ведь она отлично готовит любимое лакомство Томаса. Из всего, что готовит Гвин, Томас больше всего любит торт. Она впервые приготовила его на их первом свидании, когда они сидели вдвоем на крыше ее дома.
В Нью-Йорке Гвин жила только в доме на Риверсайд-драйв. Там она поселилась из-за близости к Колумбийскому университету (она поступила там в педагогический колледж) и крыши, откуда открывался вид на реку. Томас принес с собой бутылку «Шато Мутон-Ротшильд» 1945 года. Они сидели на крыше до двух ночи, ели красный торт и пили вино из бутылки.
Вино могло быть из любого соседнего магазинчика. Но Мэгги и представить себе не могла, что на самом деле оно стоит сотни тысяч долларов. (Томас тоже. Он просто схватил бутылку из отцовского винного погреба перед свиданием.) Если бы Гвин знала его цену, то не согласилась бы выпить такое вино в двадцать два года. Той ночью не по собственному желанию Гвин поняла кое-что важное. Последний кусок торта доел Томас. Они мило спорили, кто возьмет последний кусочек, и его доела не она, а Томас. Становится понятно, почему и сейчас за ним последнее слово.
У нее разрывается телефон. Гвин ищет мобильный на дне сумки, надеясь, что звонит Ив. Только бы это была Ив. Гвин наняла ее для обслуживания сегодняшних гостей. Ив Стоун из банкетной службы «Кухня Ив», Квог, штат Нью-Йорк. Гвин тщетно пыталась дозвониться до нее все утро и за это время поняла, что не знает, как все организовать. Она не представляет, как организовать отмечание развода. Гвин была лишь на нескольких таких пати. Она нашла массу книг о том, что развод должен стать исцелением, своеобразным праздником: «Развод – это еще не конец»; «Ваш последний танец»; «Прощание может стать приветствием». Эти книги для людей, которые не высмеивают празднование развода, а верят в то, во что хочет верить Гвин.
Что все может хорошо закончиться. Может просто закончиться.
Она отвечает на телефон только после четвертого звонка.
– Ив? – спрашивает она. – Это ты?
– Кто такая Ив? Нет, мам. Это я.
Звонит Джорджия. Дочь Гвин. Она даже не представляет, что на самом деле происходит между ее родителями. Ни она, ни ее брат. Конечно, оба знают, что родители разводятся. Но от подробностей Гвин пыталась их оградить. Или, по крайней мере, ей так казалось. Может, помыслы Гвин не так чисты? Может, она не рассказала им всей правды, потому что пути назад не будет? Стоило ей озвучить правду, как исчезла бы вера во все остальное.
– Как дела, милая? – интересуется Гвин и удобнее берет телефон. – Все в порядке?
– А что для тебя в порядке?
– Ты рожаешь?
– Точно нет.
– Хорошо, – кивает Гвин. – Тогда все в порядке.
Гвин рада такому ответу. Несмотря на то что Джорджия каждый раз злится, после него Гвин становится легче.
Джорджия приехала из Лос-Анджелеса и последние пару недель жила у Гвин, пока ее парень-француз Дэнис (Джорджия часто повторяла, что произносится «Дени», как будто они вечно ошибались) записывал диск со своей группой в городе Омаха, штат Небраска. Двадцатипятилетняя Джорджия сейчас на девятом месяце беременности. Восемь с половиной месяцев она беременна от мужчины, которого знает десять с половиной месяцев. По мнению Гвин, не самое удачное развитие событий. Но ее никто не спрашивал. Никто не спрашивал ее мнение и по поводу Мэгги. Гвин разговаривала с Мэгги только по телефону, но ей сразу понравился ее смех, он заслуживает доверия; за много лет Гвин поняла, что смех отражает человеческую душу. Образ жизни. Смех Мэгги – добрый и эмоциональный. Нейту не хватает одного из этих качеств. Точнее, обоих.
– Мама.
– Да, Джорджия.
– Папа уже прилетел? Мне нужно с ним поговорить. Дэнис поранил руку штопором и не хочет улетать, если там что-то серьезное. Вдруг ему придется поехать в больницу в Омахе? Повредил левую руку. Ему важно, чтобы с ней все было в порядке. Он же басист.
– А если бы он был барабанщиком? Тогда не так важно?
– Мам, будь серьезней. Пусть папочка скажет Дэнису, что делать.
Папочка. Джорджия все еще ждет от отца указаний, ей нравится быть его маленькой девочкой. Будет ли у ребенка Дэниса и Джорджии такая же бесконечно сильная любовь к отцу? Почему так всегда? Больше любви достается тому, кто меньше в этом нуждается и, кажется, меньше заслуживает?
– Я передам, он перезвонит.
– Спасибо, – говорит Джорджия. И вдруг она начинает говорить громче, словно что-то вспомнила: – А можешь еще передать, что опять звонила женщина из медитационного центра? Я не поняла, что ей было нужно, но она просила отца перезвонить. У него мобильный не работает. Сказала, что он поймет, зачем она звонила.
Гвин чувствует, как у нее сжимается сердце. Еще один звонок Томасу. Из центра медитации. Как они достают его домашний? Гвин – дочь священника с Юга, лидера конгрегации из двадцати пяти тысяч человек вблизи Саванны, штат Джорджия. Первые месяцы брака она с трудом заставляла Томаса приезжать к ним домой на Пасху и Рождество. Томас нехотя соглашался, каждый раз жалуясь, что он чувствует себя лицемером. Ведь он только делает вид, что верит. Томас – врач, ученый. Он посвятил себя науке.
– Необязательно выбирать между верой и наукой, – обычно говорила Гвин.
– Нет, – отвечал он. – Обязательно.
Но спустя девять месяцев Томас как-то вернулся с семинара Саутгемптонского университета по системе здравоохранения и сказал Гвин, что задумался о духовности. О вере Востока. Сказал, что будет задерживаться по понедельникам на занятиях по буддизму, а по четвергам ездить в Ойстер-Бэй на утреннюю медитацию. По выходным будет мотаться до Манхэттена на двухдневные тренинги в буддистский центр «Чакрасамвара». Где он сможет побыть в уединении три дня подряд.
– Я хочу видеть, – сказал Томас.
По-настоящему проблемы начались только после того, как ему захотелось не только видеть.
– Думаю, моя жизнь двигается в другом направлении, – как-то раз обронил он за ужином, пока они ели жареного морского окуня и салат с чечевицей.
Томас сказал это так, словно в его словах нет ничего особенного и ему просто надоели такие застолья.
– Пока мне неясно, как это повлияет на… – он не договорил. – Ну, ты понимаешь.
– Нет, Томас, – сказала Гвин. – Не понимаю.
– На наш брак.
Гвин смотрится в зеркало заднего вида и держит у лица телефон. В ней все гармонично. И Гвин сейчас очень приятно об этом думать. Ее красота – длинные светлые волосы под стать длинным ногам, голубые глаза холодного оттенка и красивая кожа – ввела ее в заблуждение. Отчасти из-за внешности Гвин почувствовала себя защищенной. На протяжении пятидесяти восьми лет Гвин полагала, что благодаря своей красоте она в безопасности.
В браке, семье, собственном теле. Но она ошибалась. Ее муж ведет себя как незнакомец. Сын не хочет приезжать домой. Дочь не хочет из дома уезжать.
Гвин вовсе не в безопасности. Она готова поделиться своим секретом со всеми, кто готов слушать, и хочет их предупредить: красота не защитит. Не до конца. Защитить может только то, что нельзя спланировать. То, что нельзя сохранить, искать и даже найти. Оно настигнет вас и больше никогда не покинет. Время. Много времени. Много времени на попытки все уладить. И сегодня Гвин к этому близка.
– Мам, – говорит Джорджия. – Ты меня слышишь? Кто такая Ив?
– Ив?
– Ты взяла трубку и про нее спросила. Кто это?
Гвин смотрит на взлетно-посадочную полосу вдалеке, и у нее возникает ощущение, что ее сейчас застукают. Гвин не знает, кто и зачем ему это надо. После звонка Джорджии приземлился один маленький самолет, который коснулся полосы и остановился. А она и не заметила.
– Ив из кейтеринга, – отвечает Гвин Джорджии. – Она обслуживает сегодняшнюю вечеринку. Ив ведь не звонила домой?
– Нет, если позвонит, что от нее требуется?
– Все, – отвечает Гвин.
Джорджия смеется. Смешно? Видимо, да. Видимо, Гвин пошутила.
– Милая, я перезвоню, когда папа прилетит, ладно? Я спрошу у него про руку Дэниса, и папа перезвонит. Мне надо бежать.
– Куда?
Что ей ответить? Гвин не знает. Она вообще не хочет обсуждать ситуацию с Джорджией, сейчас не время во всем признаваться. Но в чем именно? Завеса тайны приоткроется прямо сейчас: кто-то громко-громко стучит по стеклу, так, что слышно даже Джорджии. Гвин видит стоящего перед ней гладко выбритого и слегка загорелого молодого парня, по виду – выпускника колледжа. Он ей и нужен. Курьер. В руках у него – металлический футляр, внутри которого регулируется температура.
Футляр для Гвин. Она вручную опускает окно «Вольво», чтобы поздороваться. «Вольво» больше пятнадцати лет, и автоматически стекло не опускается. Гвин даже нравится, что у нее есть секунда успокоиться. Когда стекло опускается, она видит широкую улыбку курьера, такой же улыбкой ее одаривают все восхищенные незнакомцы. Сейчас такие улыбки ее успокаивают. Они напоминают о том, что вскоре и Гвин снова сможет улыбаться мужчинам.
– Мисс Хантингтон? – спрашивает курьер.
– Слушаю.
– Я Портер Блевинс с винодельни, – продолжает он. – Извините за опоздание, самолет задержали.
– Не стоит извиняться. Не вы же управляли самолетом, правда?
Кажется, Портеру понравилась ее шутка:
– Нет, мне бы тогда все было под силу.
Все под силу? Гвин удивляется его словам и визитке, которую Портер вручает в качестве доказательства, что он не врет. Курьер открывает футляр и достает заказанную Гвин бутылку.
Бутылка вина, которая перелетела океан, вручена Гвин лично в руки для празднования их с мужем развода. «Шато Мутон-Ротшильд» 1945 года.
– Буду рад ее для вас открыть, – начинает он. – Сможете убедиться, что вино вам по вкусу.
– Уверена, что вино отличное.
– По инструкции я должен его открыть, – волнуется парень.
– А меня, – отвечает она резко, – не волнуют инструкции.
Он кивает, и Гвин становится интересно, сколько человек проверяют, настоялась ли бутылка вина за двадцать шесть тысяч долларов. Особенно та, что перелетела Атлантический океан на частном самолете.
– Господин Маршалл шлет вам сердечный привет, – продолжает курьер.
Подумать только, размышляет про себя Гвин. Какой сервис! За двадцать шесть тысяч долларов плюс перелет курьера вы получаете не только бутылку вина, но и сердечный привет от незнакомого человека.
– Передайте ему тоже привет, – отвечает Гвин.
И вдруг в мобильном раздается крик дочери:
– Мам! Тебе что, самолетом доставили бутылку вина? Это шутка? Ты поэтому в аэропорту?
– Да, – отвечает Гвин и поднимает стекло. – Вино для сегодняшнего тоста.
– Ты сошла с ума?
Гвин задумывается и убирает футляр под сиденье.
– Думаю, немножко.
– А как же папа, мам?
– Мне надо поехать домой и испечь торт.
– А папу кто заберет?
Кто заберет папу? Об этом Гвин говорить не хочет.
Она готова поговорить только о торте. Рассказать правду о красном бархатном торте. Женщина, впервые его испекшая, была с Юга (из города меньше чем в пятидесяти милях от места рождения Гвин), она хотела приготовить пирог, который будет нести какой-то смысл, символизировать контраст между добром и злом: добро – лиловато-белая глазурь, а зло – красный торт. Женщина думала, что даже если на вкус в торте не будет ничего особенного, люди сами увидят его отличие. Потому что в нем есть смысл. Добро и зло. Священное и низменное. Хорошее и плохое. И она была права, правда? Людям понравился торт, непонятно почему. Они не понимают, что на него рассчитывают. Вроде как он их спасет. Хочет ли ее дочь об этом слышать? Гвин так не думает. Ей кажется, ее дочь не готова.
– Мама, – начинает Джорджия снова. – Кто забирает папу?
– Твоему папе все под силу.
– К чему это?
Гвин заводит мотор.
– Он может взять такси.
Мэгги
Нейт и Мэгги стоят на углу 41-й и 3-й улиц перед рестораном «Au Bon Pain» и ждут автобуса. Они ждут уже минут двадцать, Мэгги постоянно рассматривает руки и периодически так увлеченно грызет ногти, что, кажется, энергии ни на что другое не хватит. У Мэгги просто нет сил. Она не хочет смотреть ни на Нейта, ни на парня в костюме на другой стороне улицы. Парень болтает по телефону, тут же что-то печатает на «блэкберри» и при этом неотрывно пялится на зад Мэгги. Работает в режиме многозадачности.
Когда они пересекаются с Мэгги взглядом, он ей подмигивает и беззвучно шевелит губами: «Ты с ним?» Намекает на Нейта.
Нейт смотрит под ноги и ничего не замечает. Поэтому Мэгги подходит к нему и берет за руку. Она впервые потянулась к Нейту после возвращения в квартиру, после его громкого признания, возможно, именно поэтому Нейт тоже приближается к ней с небольшой надеждой, подтягивает рюкзак чуть повыше.
– Дождь пойдет, как думаешь?
– Что?
Он показывает на голубое и безоблачное небо.
– Кажется, вот-вот ливанет, да?
– Ты погоду хочешь обсудить, Нейт?
– Нет. Но думал, это хорошее начало разговора.
Мэгги не знает, что сказать. У нее болит голова, точнее, пульсирует в висках: хоть Мэгги и измучена, она никак не может смириться с признанием Нейта о полумиллиарде долларов. Как такое возможно? И почему он сказал «полмиллиарда», а не, допустим, «пятьсот миллионов»? Ему кажется, что так сумма будет звучать меньше?
Мэгги этого не понимает. Еще ее бесит, что, узнай она обо всем заранее, можно было бы взять другие вещи. Не то чтобы в глубине шкафа или нераспакованных коробках есть что-то очень красивое. Но можно было поискать. Бабушкино кольцо с рубином или черный кашемировый свитер. Да, на дворе сентябрь, и, возможно, для кашемира рановато. Но будь у нее побольше времени, Мэгги взяла бы с собой свитер, положила в сумку или накинула на плечи. Уже что-то. В крайнем случае хотя бы поняла, что для кашемира еще слишком рано.
– Итак, – Нейт проводит рукой по волосам, – я пытаюсь дать тебе свободу, и если тебе все равно, то мы доедем до Монтока и так ничего и не решим. Так будет только хуже.
– От кого я это слышу, Чемп?
Нейт придвигается поближе, обнимает Мэгги, наклоняется, чтобы посмотреть ей прямо в глаза.
– Мне нравится, когда ты пассивно агрессивна и рассержена, – говорит он. – Как на фотке, где ты в первом классе.
– Супер, – отвечает Мэгги. – Рада, что тебе весело. – При этом она улыбается.
– Разве деньги так важны? – говорит Нейт. – Если бы я не сказал, ты бы и не узнала. Или знала, что деньги есть, но не знала сколько. Стоило мне сознаться, как теперь не могу остановиться.
– То есть ты сознался?
– В чем?
– Что нужно в чем-то сознаваться?
Нейт качает головой и нарочито вздыхает, словно пытаясь подобрать нужные слова:
– Люди, у которых много… отличаются от людей, у которых не так много. Они не выставляют богатство напоказ. У моей мамы даже нет кольца с помолвки, лишь свадебная лента. Они ездят на машинах, которым уже по пятнадцать лет.
– А еще они устраивают вечеринки по случаю развода.
– До того, как ты узнала про деньги, вечеринка тебя не так уж и волновала.
– Я просто раньше не знала, что они бывают. Но сейчас мне начинает казаться, что и знать не хочу. Как о балах дебютанток или, не знаю, о швейцарских пансионах для шестилетних гениев.
Нейт никак не реагирует, что с его стороны очень мудро.
– Я рассказал о финансовом положении семьи, так как не хотел, чтобы ты растерялась, зайдя в дом.
– По-твоему, я не растерялась, узнав об этом за час до встречи?
– На автобусе три часа ехать.
– Очень смешно.
– Нет, не смешно. Ко второму часу совсем не смешно. Даже подташнивает. Но вообще не смешно.
Мэгги смотрит на Нейта и чувствует, как внутри что-то оттаивает. Она улыбается просто оттого, что он есть. Улыбается, потому что Нейт, как обычно, не опускает взгляд, пока Мэгги не улыбнется в ответ. Он смотрит так, словно ему хочется разглядывать только Мэгги.
– Нейт, я не собираюсь раздувать ссору. Но ты бы на моем месте не был напуган? Если бы так случилось с тобой? Ты говоришь: люди с деньгами. Но это же не обычные люди. Это твои близкие, твоя семья. Странно, что ты от меня все скрывал, особенно после всех разговоров о финансах ресторана.
Мэгги не знала, как сформулировать свои мысли. Раньше ей казалось, что Нейт абсолютно все о себе рассказывал. Думала, они все друг другу рассказывают. Проблема не в деньгах, а в том, что из-за них все пошло не так. Нейт знает о Мэгги все. Плохие и скучные события жизни, то, чем ей совсем не хотелось делиться. Именно Нейт, по-своему, заставил ее все рассказать. Теперь Мэгги интересно, чего она не знает о Нейте.
– Я про это и говорю. Дело не во мне. Деньги принадлежали дедушке или прапрадедушке. С тех пор как я ушел из дома, я к ним и не прикасался. Я так решил много лет назад. Сам заплатил за учебу. Ты же знаешь.
Мэгги знает. Нейт упоминал об этом, когда выяснилось, что они оба учились в Университете Виргинии, в одном небольшом кампусе – Нейт двумя годами позже Мэгги, после двухлетнего перерыва, – но, как ни странно, никогда не пересекались. Мэгги приходят в голову собственные займы на тысячу сто долларов, которые она должна выплачивать из зарплаты разъездного кулинарного критика какой-то женщине по имени Салли Мэй пятого числа каждого месяца (ей и в будущем предстоит каждый месяц платить Салли Мэй тысячу сто долларов).
– Ты явно сглупил, – говорит Мэгги.
Нейт прикасается к ее голове, словно хочет сказать спасибо. Спасибо за шутку, за смех. Спасибо, что можно быть самим собой. Мэгги дергает его за ухо, вспоминает о его учебе в Университете Виргинии, удивляется, почему они не встретились лет на десять раньше.
Мэгги смутно припоминает, как однажды дождливым утром видела Нейта в кампусе у студенческого клуба: он пытался вытереть руки воскресной газетой; и еще раз на баскетбольном матче: он сидел со своими друзьями в ярко-красных университетских свитерах на последнем ряду фанатской зоны соперников. Воспоминания настолько живые, что ей трудно понять, реальны они или она все выдумала. И какой из вариантов лучше?
Нейт наклоняется и губами касается ее волос.
– Можно я скажу тебе то, что никогда раньше не говорил? – Он медлит. – Ты мне нравишься больше всех.
Мэгги внимательно на него смотрит. Нейт всегда ей так говорит – так они всегда говорят друг другу – вместо «Я люблю тебя» или «Я всегда буду рядом». «Ты мне нравишься больше всех» – звучит как обещание: я хочу тебя, и так будет всегда.
– Ты мне тоже нравишься больше всех, – отвечает Мэгги.
В этот момент – до того, как еще раз взглянуть на типа с «блэкберри», до того, как опять начать все анализировать, – Мэгги видит автобус с большой зеленой табличкой, на которой белыми буквами написано «Hampton Jitney». Они встают в очередь к автобусу за пожилой парой, которая спорит с водителем из-за доски для серфинга: под автобус – на автобус – под автобус.
Первые ряды в автобусе уже заняты. Проходя мимо третьего ряда, Мэгги ловит взгляд девушки модельной внешности, очень худой и скорее своеобразной, чем миленькой; девушка пристально смотрит на Нейта и с любопытством его разглядывает. Кажется, Нейт в отличие от Мэгги не замечает этого взгляда. Мэгги все еще не привыкла к тому, как на Нейта смотрят женщины. Вначале такой интерес ей даже нравился. Но сейчас Мэгги не обращает внимания, когда кто-то считает Нейта привлекательным, потому что все эти женщины слишком напоминают хищниц. Словно им интересна только его внешность. Словно его человеческие качества или то, что он на них не оборачивается, – неправда.
В первом свободном ряду Мэгги садится поближе к окну, Нейт закидывает вещи на верхнюю полку, садится у прохода и протягивает Мэгги коричневую сумку.
– Что здесь? – спрашивает она.
– Тебе понравится.
– Понравится? – переспрашивает она, заглядывая внутрь.
На самом деле Мэгги знает, что там, даже не взглянув. Нейт приготовил свой знаменитый попкорн с домашним арахисовым маслом и множеством соленых и сладких трав. Возможно, это отвратительно, особенно утром, но для Мэгги нет ничего вкуснее. Забавно, что из всех блюд, которые Нейт потрясающе готовит, именно попкорн она любит больше всего.
– Когда ты его успел приготовить?
Нейт наклоняется поближе и целует Мэгги в щеку.
– Удивительно, сколько я всего могу сделать, пока ты отказываешься со мной разговаривать.
Мэгги улыбается.
– Ха-ха, – ухмыляется она и берет немного попкорна, затем еще чуть-чуть, вдыхает аромат секретного ингредиента (кокоса), и ей сразу становится лучше.
Сразу же намного лучше. Все будет хорошо. Все наладится. Нейт не говорил прежде о деньгах только потому, что ему это было неважно. Его это не касалось и их отношений – тоже. Мэгги и Нейта это никак раньше не касалось. В отношениях ничего не изменилось. Они увидят его родителей, как и планировалось, пойдут на их странную вечеринку и вернутся в Нью-Йорк, в ресторан на окраине Бруклина. Пройдут всего сутки, и все будет позади.
– Вкусно? – спрашивает Нейт.
– Очень, – отвечает Мэгги. – Спасибо.
– Пожалуйста.
Она убирает волосы с лица Нейта, придвигается поближе и не догадывается, какой неожиданный сюрприз ее ждет. Рядом с ними стоит девушка-модель, сидевшая впереди. На ней короткое зеленое платье, крупные очки, и с этого ракурса она выглядит лучше: не тощая, а изящная, не поразительно худая, а просто поразительная – как будто именно с этого ракурса, снизу вверх, ее и нужно рассматривать.
– Нейт Хантингтон, – произносит она. – Я так и думала, что это ты.
Кажется, Нейт на мгновение теряется, затем быстро вспоминает девушку и теряется еще больше, как будто его поймали врасплох. Мэгги глядит на то, как он мечется взглядом между ней и незнакомкой, и ей становится интересно, за чем же его могли застукать.
– Мерфи, – произносит Нейт, встает и обнимает ее. – Мир тесен.
Когда Нейт размыкает объятия, Мерфи – Мерфи? Да ладно! – продолжает по-свойски обнимать его за шею.
– Не так уж тесен, мон ами. Или не так уж много лет прошло, с тех пор как я положила на тебя глаз.
Мэгги ставит бумажный пакет с попкорном, при этом выпрямляет спину, из-за чего весь попкорн рассыпается на ноутбук и сиденье. К счастью или нет, Нейт и Мерфи так увлеченно разговаривают, что Мэгги успевает все убрать, пока они не заметили.
– Мерфи Бакли, это Мэгги Маккинзи. Мэгги, это Мерфи, моя подруга детства.
– Можешь звать меня Мерф, – говорит девушка, протягивая Мэгги руку. – Рада познакомиться. Видела, как вы садились в автобус. И обратила внимание на твои балетки.
Они ей что, понравились? Мэгги смотрит на свои поношенные золотистые тапочки и сразу отвергает эту мысль. Мэгги инстинктивно подгибает ноги и убирает волосы за уши. Когда Мэгги нервничает, она часто так делает или теребит волосы, свое главное достоинство, – длинные, темные волосы в сочетании с темными глазами и кожей, придающие ей особое очарование, отчего ее могут назвать хорошенькой. Хотя про нее могут и по-другому сказать. Мэгги не такая, как Мерф. Про нее только так и можно сказать.
– Мы с Мэгги женимся, – заявляет Нейт.
– Серьезно? Ушам не верю! – удивляется Мерф. – Вы помолвлены? Не думала, что этот день настанет. Я не осуждаю, ничего подобного. Сама постоянно говорю, что не создана для брака, хоть и была замужем уже два с половиной раза.
Нейт перебивает Мерф, хотя ему это несвойственно, Нейт никогда не перебивает собеседника. Возможно, в первый раз или, по крайней мере, в первый раз Мэгги видит, как он кого-то перебивает. В этот момент в его глазах что-то меняется, он переходит в оборону – что случается с Нейтом крайне редко. Его поведение удивляет Мэгги, лишает сил и мужества.
– Мы с Мерф жили на одной улице, – говорит Нейт. – Считай, в соседних домах.
Он рисует в воздухе треугольник, словно хочет точно указать расположение домов, дом Мерфи – большие пальцы, а дом Нейта – указательные.
– Мы вместе ходили в среднюю школу, – говорит он.
– Если это можно назвать школой, – добавляет Мерф. – Никаких вечеров выпускников и фанатских встреч. Нас было одиннадцать человек, мы каждый день сидели в родительской гостиной с частными репетиторами, потому что наши родители не признавали «Ист-Хэмптон-Хай».
Блестящие белые зубы Мерф сияют, когда она улыбается Мэгги.
– Не так сложно стать самой популярной, когда на кухне хранятся запасы диетической колы.
Мэгги хочется перехватить взгляд Нейта. Полумиллиардеров так обучают?
– Мэгги любит диетическую колу, – вставляет Нейт.
Мэгги кивает, понимая, что так он пытается включить ее в разговор, но от этого становится еще хуже. Нельзя было выбрать для разговора тему получше, чем кола?
– А кто не любит? – ухмыляется Мерф.
– Наверно, те, кто ее производит, – замечает Мэгги.
Она удивлена злости в голосе и собственной шутке на грани, но Мерф ничего не замечает. Или, по крайней мере, делает вид, что не замечает. Вместо этого она громко смеется, закинув голову назад.
Мерф загораживает путь другим пассажирам, из-за чего у Мэгги появляется надежда, что Мерф, скорее всего, вернется на свое место. Но, кажется, она не замечает, что мешает пройти. Или Мерф просто все равно.
– Кстати, у меня с тобой счеты.
Ну конечно.
– Как ты мог не явиться на нашу встречу? Оставить меня одну со всеми этими психами, зная, что после этого мне конец?
– Прости. Мы тогда еще были в Калифорнии и пытались организовать поездку.
– Отговорки, пустые отговорки. Ужинали мы в ресторане «Сохо хаус». Грэйсон приехала из Бостона, а Лиз и Марло прилетели из Дубаи. Ведущим пригласили Бедлана Блумберга, но он, конечно, слишком тянул одеяло на себя. Так о чем я? В общем, всего мы выпили бутылок девять шампанского. Клянусь, я за столом чуть сознание не потеряла. К трем часам ночи мы уже изрядно выпили, и тут Бадди встает произнести тост, говорит, что ему надо что-то нам рассказать, и заявляет: я гей. Бадди, да что ты, блин, несешь? Мы об этом всю жизнь знаем. Но спасибо за подсказку, осел. – Она замолкает и вздыхает. – Вот это была попойка.
Нейт начинает слишком громко смеяться, отчего Мэгги кажется, что она что-то пропустила. И такое может быть. Что они с Нейтом рассказывали друг другу о школе? Сейчас и не вспомнить. Может, почти ничего, раз она решила, что школа Нейта не отличалась от обычных школ? Школ с большим спортзалом, гадкой едой в столовой и еще более гадкой футбольной командой? Какой рассказ о школе заставил ее так думать? Она пристально смотрит на Нейта. О чем еще стоит спросить прямо сейчас? Что еще она узнает о его детстве за следующие двадцать четыре часа?
Мерф держит руку на груди Нейта, на его сердце.
– До меня тут слухи дошли. Ты навсегда возвращаешься из Сан-Франциско и открываешь крутой ресторан?
– Я бы не стал сразу называть его крутым, мы открываем ресторанчик в Бруклине, точнее, в Ред-Хук, – говорит Нейт.
К счастью для Мэгги, Нейт отстраняется от Мерф, и ей приходится убрать руки с его груди. Нейт смотрит на Мэгги и в извинение пожимает плечами. Она пожимает плечами в ответ, пытаясь показать, что все в порядке. Но, честно говоря – если ей можно быть честной с собой, – не все в порядке, по крайней мере не совсем.
– Ред-Хук, говоришь? – переспрашивает Мерф. – Не знала, что там вообще кто-то живет. Вау! Да ты, кажется, первооткрыватель!
– Ага, типа того, – отвечает Нейт.
– Когда открытие?
– Пробное открытие на Хеллоуин. И если все пойдет по плану, то мы все доработаем и запустимся на праздниках.
– Очень интересно.
Мужчина позади Мерф громко кашляет. Она немного отодвигается, так что он едва может пролезть. Ожидая, что ему все-таки дадут пройти, он снова робко кашляет, Мерф оборачивается и окидывает его недовольным взглядом.
– Ладно, лучше я вернусь на первые ряды. Меня сзади всегда мутит, так что с вами я сидеть не буду, Капитан.
Капитан?
– Надо потусоваться на выходных. Может, собрать всех вместе и отправиться в таверну «Liars Saloon». Немного выпить. Повеселиться. Как в старые добрые времена в школе. Будет круто.
Нейт кивает.
– Если удастся вырваться. Нам просто предстоят довольно сумасшедшие выходные, мы здесь только из-за…
– Точно-точно. Как я могла забыть? Я слышала, что Гвин и Томас вечером празднуют развод. Меня, честно говоря, удивило их расставание. Уверена, это на время, уверена. Я даже готова поспорить, что на время.
Мерф поворачивается к Мэгги:
– Как можно не любить Гвин и Томаса? Стоит только на них посмотреть. Они идеально друг другу подходят, лучшей пары для каждого из них не найти.
Мэгги качает головой:
– Честно говоря, я их еще не видела. Мы часто говорили по телефону, но увидимся только сейчас, – похоже, Мэгги понесло. – Лично не встречались, мы-то были в Калифорнии – а они здесь, мы работали над рестораном – они решали свои проблемы.
Мерф удивленно поднимает брови: ты со мной разговариваешь или сама с собой?
Мэгги хотелось бы знать ответ, но в душе она понимает, что просто озвучила все причины, по которым Нейт еще не познакомил ее со своей семьей. Пока она говорила, ей стало интересно, известна ли ей настоящая причина.
