Текст книги "Гипнотизер"

Автор книги: Ларс Кеплер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 21

Вечер пятницы, одиннадцатое декабря

Йона Линна мчался по Вальхаллавеген, мимо Стадиона, где в 1912 году проходили летние Олимпийские игры. Перестроился, объехал по внутреннему ряду большой «мерседес». За деревьями мелькнул кирпичный фасад клиники Софиахеммет. Шины загремели по металлической вставке. Комиссар сбросил скорость, пропуская синий рейсовый автобус, который выворачивал с остановки. Кто-то длинно и раздраженно засигналил у него за спиной, когда он поворачивал перед автобусом. Вода из грязной лужи обдала припаркованные автомобили и тротуар около Королевского технологического института.

Возле Норртулла Йона проскочил на красный свет, промчался мимо ресторана «Сталльместарегорден» и разогнался почти до 180 километров в час на коротком отрезке Уппсалавеген, там, где съезд резко уходит под шоссе и поднимается к Каролинскому институту.

Припарковавшись возле главного входа, комиссар увидел несколько полицейских машин – они стояли со все еще включенными мигалками, и казалось, что по коричневым кирпичам больничного фасада мечутся страшные крылья. Группа журналистов окружила нескольких медсестер с испуганными лицами. Они дрожали от холода у широкого входа, две женщины не скрываясь плакали перед камерами.

Йона хотел пройти в больницу, но его остановил молодой полицейский, топтавшийся на месте то ли от адреналинового шока, то ли от возбуждения.

– Мотай отсюда, – сказал полицейский и толкнул его.

Йона посмотрел в бессмысленные голубые глаза. Снял руку полицейского со своей груди и тихо сказал:

– Государственная уголовка.

В глазах у полицейского блеснула подозрительность:

– Удостоверение, пожалуйста.

– Йона, живей, это здесь.

Карлос Элиассон, шеф Государственной уголовной полиции, стоял возле стойки регистратуры в бледном желтоватом свете, махая ему рукой. Через большое окно Йона увидел Сунессона – тот с перекошенным лицом сидел на лавке и плакал. Полицейский помоложе сидел рядом, положив руку ему на плечо.

Йона предъявил удостоверение, и полицейский с недовольным видом пропустил его. Большой участок холла был огорожен пластиковой лентой. Сверкали вспышки фотоаппаратов – журналисты через огромные окна, а эксперты внутри снимали место преступления.

Карлос в этой ставке был главнокомандующим – отвечал и за общее стратегическое руководство, и за минутно-оперативное, тактическое. Он быстро дал указания бригадиру судэкспертов и повернулся к Йоне.

– Поймали? – спросил Йона.

– Свидетельница говорит, что он выбрался из фойе, опираясь на роллатор, – нервно сказал Карлос. – Роллатор там, на автобусной остановке.

Он заглянул в свой блокнот.

– Отсюда ушли два автобуса, семь такси и такси для инвалидов… с десяток легковых машин и всего одна «скорая».

– Выезды перекрыли?

– Слишком поздно.

Карлос махнул рукой, подзывая полицейского в форме.

– Автобусы отследили – ничего, – сказал полицейский.

– Такси? – спросил Карлос.

– Разобрались с «Такси Стокгольм» и «Такси Курир», но…

Полицейский растерянно взмахнул рукой, словно забыл, что дальше.

– Связались с Эриком Барком? – спросил Йона.

– Позвонили сразу же. Он не отвечает, но мы пытаемся его найти.

– Ему нужна защита.

– Рулле! – позвал Карлос. – Нашел Барка?

– Только что звонил, – ответил Роланд Свенссон.

– Позвоните еще раз, – велел Йона.

– Переговорю с Омаром из центра связи, – сказал Карлос и огляделся. – Надо объявить Эка в розыск.

– Что мне делать?

– Оставайся здесь, проверь, не упустил ли я чего. – Карлос подозвал Микаэля Вернера, специалиста из отдела убийств, и приказал: – Сообщите комиссару Линне, что удалось обнаружить.

Вернер без выражения глянул на Йону и гнусавым голосом начал:

– Убита медсестра… Несколько свидетелей видели, как подозреваемый уходит на роллаторе.

– Покажите, – попросил Йона.

Они поднялись по пожарной лестнице, так как криминалисты еще не обследовали лифты и шахту до конца.

Йона увидел красные отпечатки ног, которые оставил босой Юсеф Эк, направляясь к выходу. Пахло электричеством и смертью. Кровавые отпечатки ладоней на стене, примерно там, где раньше стояла тележка с ужином, указывали на то, что мальчик споткнулся или был вынужден опереться на стену. На металлической двери лифта Йона увидел кровь и что-то вроде жирных отпечатков лба и кончика носа.

Комиссар с Вернером пошли дальше по коридору и остановились в дверях палаты, в которой комиссар беседовал с Юсефом всего несколько часов назад. Лужа почти черной крови растеклась на полу вокруг тела.

– Медсестра, – стиснув зубы, выговорил Вернер. – Анн-Катрин Эрикссон.

Йона увидел светло-ржаные волосы и безжизненные глаза. Медицинский халат задрался на бедрах. Как будто убийца пытался задрать ей платье, подумал он.

– Скорее всего, орудие убийства – скальпель, – сухо сказал Вернер.

Йона что-то буркнул, достал телефон и позвонил в следственный изолятор Кроноберга.

Ему неразборчиво ответил сонный мужской голос.

– Это Йона Линна, – быстро назвался комиссар. – Скажите, Эвелин Эк еще у вас?

– Чего?

Йона сердито повторил:

– Эвелин Эк еще в тюрьме?

– Это вам надо у караульного спросить, – недовольно ответил голос.

– Приведите его, пожалуйста.

– Минуту, – сказали на том конце и положили трубку на стол.

Йона услышал шаги дежурного и скрип двери. Кто-то с кем-то переговаривается, что-то гремит. Комиссар взглянул на часы. Он в больнице уже десять минут.

Йона подошел к лестнице и стал спускаться к главному входу, прижимая телефон к уху.

– Ян Перссон, – сказал приветливый голос.

– Йона Линна, Государственная уголовная полиция. Хочу услышать, как там Эвелин Эк, – коротко потребовал комиссар.

– Эвелин Э-эк, – вопросительно протянул Перссон. – Эвелин Эк, ага. Мы ее отпустили. Это было нелегко, она отказывалась уходить, хотела остаться в тюрьме.

– Вы потеряли ее из виду?

– Нет, нет, здесь был прокурор, она сейчас в…

Йона услышал, как Ян Перссон листает каталог.

– Она сейчас в одной из наших охраняемых квартир.

– Хорошо, – сказал комиссар. – Поставьте у ее двери нескольких полицейских. Слышите?

– Мы не дураки, – обиделся Перссон.

Йона попрощался и вышел к Карлосу, сидевшему на стуле с ноутбуком на коленях. Какая-то женщина, стоя рядом с ним, указывала на что-то на экране.

Омар из узла связи повторял по рации кодовое слово «эхо». Им пользовались участвующие в следствии кинологи. Йона предположил, что на данный момент они проследили почти все машины – безрезультатно.

Йона помахал Карлосу, но тот не отрывался от экрана. Комиссар бросил свои попытки и вышел в одну из нешироких стеклянных дверей. На улице было темно и холодно. Роллатор стоял на пустой автобусной остановке. Йона огляделся. Не обращая внимания на людей, глазевших на работу полиции, на синие проблески, нервные передвижения полицейских, на вспышки фотоаппаратов, он сосредоточился на парковке, на темных фасадах и пространстве между строениями больничного комплекса.

Комиссар пошел – сначала медленно, потом быстрее, подлез под трепыхающейся пластиковой лентой, огораживавшей место преступления, протолкался сквозь толпу любопытных и бросил взгляд на Северное кладбище. Спустился к дорожке возле церкви Сольны, прошел вдоль забора, пытаясь рассмотреть что-нибудь между черных силуэтов деревьев и камней. Сеть более или менее освещенных дорожек растянулась на шестьдесят гектаров: рощи памяти, посадки, крематорий и тридцать тысяч могил.

Комиссар прошел мимо будки возле входа, взбежал по ступенькам, глянул на светлый обелиск Альфреда Нобеля, прошел мимо высоких могильных крестов.

Внезапно стало совершенно тихо. Тревожный шум, царивший возле больничного входа, здесь не был слышен. Шумели обнаженные ветки деревьев, слабое эхо шагов комиссара отдавалось между надгробиями и крестами. Где-то по шоссе проехал грузовик. Под кустом шелестели сухие листья. На могилах тускло светили свечки в высоких стеклянных фонариках.

Йона пошел к восточной окраине кладбища, той части, которая выходит к выезду на шоссе, и вдруг заметил, как в темноте между высокими надгробиями, в направлении конторы что-то шевелится. Метрах в четырехстах. Комиссар остановился и стал присматриваться. Фигура двигалась угловатой походкой, сильно наклонившись вперед. Йона бросился бежать между надгробий и деревьев, дрожащих огоньков свечей и каменных ангелов. Он видел, как фигурка торопливо шагает по заиндевевшей траве между деревьями. Фигурка в развевающейся белой одежде.

– Юсеф! – крикнул Йона. – Стой!

Мальчик зашел за большой семейный склеп с чугунной крышей и взрыхленным гравием у двери. Йона вытащил оружие, быстро снял его с предохранителя и побежал боком, не теряя из виду мальчика и крича, чтобы он остановился. Комиссар целился ему в правое бедро. Внезапно у него на пути очутилась пожилая женщина. Она стояла склонившись над могилой и вдруг выпрямилась. Ее лицо оказалось прямо на линии огня. От злости у Йоны заныло в желудке. Юсеф исчез за кипарисовой изгородью. Йона опустил пистолет и стал высматривать мальчика. У себя за спиной он слышал хныканье женщины – она-де только хотела зажечь свечу на могиле Ингмара Бергмана. Не глядя на нее, комиссар крикнул, что он из полиции. Уставился в темноту. Юсеф скрылся между камней и деревьев. Редкие фонари освещали лишь маленькие участки, зеленую скамейку или несколько метров гравийной дорожки. Йона достал телефон, набрал номер центра связи и потребовал немедленно прислать поддержку – ситуация опасная, ему нужно целое подразделение, хотя бы пять групп и вертолет. Он побежал вбок, вверх по склону, перепрыгнул через невысокий забор и остановился. Вдалеке лаяли собаки. На гравийной дорожке что-то хрустнуло, и Йона бросился в направлении звука. Кто-то крался среди надгробий. Комиссар следил взглядом за фигурой, пытаясь подойти поближе, просчитать линию огня, если ему удастся узнать крадущегося. Взлетели черные птицы. Перевернулась урна. Вдруг комиссар увидел, как Юсеф согнувшись бежит за коричневой, покрытой инеем живой изгородью. Йона поскользнулся и съехал вниз по склону, на подставку с лейками и вазами-стаканчиками. Когда он поднялся, Юсеф уже пропал из виду. В висках пульсировало. Комиссар почувствовал, что ободрал спину. Руки окоченели от холода. Он перешел гравийную дорожку и огляделся. Вдали, за конторским строением, показалась машина с эмблемой Стокгольма на дверце. Она медленно развернулась, красные огоньки погасли, свет фар заметался по деревьям и внезапно осветил Юсефа. Он, пошатываясь, стоял на узкой дорожке. Голова тяжело наклонена. Мальчик, хромая, сделал несколько шагов. Йона бросился к нему. Машина остановилась, открылась передняя дверца, и из нее вышел мужчина с пушистой бородой.

– Полиция! – крикнул Йона.

Но они не услышали.

Комиссар выстрелил в воздух, и бородач повернул к нему голову. Юсеф со скальпелем в руке стал приближаться. Счет шел на секунды. Добраться до мальчика и бородача было невозможно. Йона оперся на надгробие, метрах в трехстах от них – в шесть раз больше, чем нужно для прицельной стрельбы. Мушка покачивалась у Йоны перед глазами. Было плохо видно, комиссар щурился и напрягал зрение. Серо-белая фигура сужалась и темнела. Ветка дерева то и дело попадала на линию огня. Бородатый человек снова повернулся к Юсефу и шагнул назад. Йона, пытаясь не упускать его из вида, положил палец на курок. Отдача от выстрела пошла в локоть и плечо. Крупицы пороха обожгли окоченевшие руки. Пуля бесследно исчезла между деревьями. Прокатилось эхо выстрела. Йона снова прицелился и увидел, как Юсеф всаживает бородатому лезвие в живот. Полилась кровь. Йона выстрелил, пуля задела одежду Юсефа, он пошатнулся, выпустил скальпель, попятился и сел в машину. Йона бросился бежать, чтобы выскочить на дорогу, но Юсеф уже успел завести машину, проехал прямо по ногам человека с бородой, а потом нажал полный газ. Когда Йона понял, что не успеет, он остановился и прицелился в переднюю шину. Выстрелил и попал. Машину занесло, но она не остановилась, набрала скорость и скрылась на дороге, ведущей к шоссе. Комиссар убрал пистолет в кобуру, вытащил телефон и сообщил в центр связи, где находится, спросил, можно ли поговорить с Омаром, и повторил, что ему нужен вертолет.

Бородатый был еще жив, темная кровь из раны в животе струилась у него между пальцами, обе ноги, похоже, раздавлены.

– Он же просто школьник, – потрясенно повторял он. – Просто школьник.

– «Скорая» уже едет, – сказал Йона и наконец услышал над могилами треск вертолетных лопастей.

Было уже поздно, когда Йона у себя в кабинете снял телефонную трубку, набрал номер Дисы и послушал гудки.

– Оставь меня в покое, – протянула она.

– Ложись и спи, – попросил Йона.

– Естественно.

Они помолчали.

– Вкусный был ужин?

– Да. Вкусный.

– Понимаешь, мне пришлось…

Он замолчал, услышал, как Диса зевает и садится на кровати.

– С тобой все нормально? – спросила она.

Йона посмотрел на руки. Он постарался отмыть их, но ему все равно казалось, что от пальцев исходит слабый запах крови. Комиссару пришлось стоять на коленях возле бородача, чью машину угнал Эк, и зажимать ему рану на животе. Раненый все время был в сознании, взволнованно, почти истово говорил о своем сыне, который только что стал студентом и в первый раз совершенно самостоятельно поехал в Северную Турцию повидаться с бабушкой и дедушкой. Бородатый смотрел на Йону, прижимал его руки к своему животу и с изумлением констатировал, что ему совсем не больно.

– Поразительно, правда? – спросил он и посмотрел на комиссара по-детски сияющими ясными глазами.

Йона старался говорить спокойно. Он объяснил человеку с бородой, что эндорфины действуют как болеутоляющее. Тело пережило такой шок, что решило избавить нервную систему от дополнительной нагрузки.

Мужчина замолчал, а потом спокойно спросил:

– Так и умирают?

Он почти попытался улыбнуться Йоне:

– Это совсем не больно?

Йона открыл было рот, чтобы ответить, но в этот момент подъехала «скорая», и он почувствовал, как кто-то осторожно убирает его руки. Его отвели на несколько метров, пока санитары укладывали мужчину на носилки.

– Йона? – снова спросила Диса. – Как ты?

– Со мной все в порядке.

Йона услышал, как она заворочалась. Кажется, пьет воду.

– Дать тебе еще один шанс? – спросила она.

– Пожалуйста.

– Хотя тебе на меня наплевать, – глухо произнесла она.

– Ты же знаешь, что это не так. – Комиссар вдруг услышал, как устало звучит его голос.

– Прости, – сказала Диса. – Я так рада, что с тобой ничего не случилось.

Они попрощались.

Йона немного посидел, слушая редкие звуки в тишине полицейского управления, потом поднялся, вынул пистолет из кобуры, висевшей возле двери, разобрал его и принялся медленно чистить и смазывать каждую деталь. Снова собрал, подошел к оружейному шкафчику, запер пистолет. Теперь руки резко пахли оружейным маслом. Йона сел за стол, чтобы написать рапорт Петтеру Неслунду, своему непосредственному начальству, о том, почему он счел необходимым и обоснованным выстрелить из служебного оружия.

Глава 22

Вечер пятницы, одиннадцатое декабря

Эрик смотрел, как печется пицца. Попросил положить побольше салями на ту, что для Симоне. Зазвонил телефон, он посмотрел на дисплей. Не узнав номера, сунул телефон в карман. Наверняка опять какой-нибудь журналист. Сейчас он не в состоянии отвечать на вопросы. Направляясь домой с двумя большими горячими коробками, Эрик думал о том, что надо поговорить с Симоне, объяснить, что он разозлился на несправедливые обвинения, что он не делал того, о чем она думает, что он ни разу не изменял ей, что он любит ее. Эрик остановился было возле цветочного магазинчика, подумал и все-таки вошел. По магазину разливался насыщенно-сладкий запах. Окна, выходящие на улицу, запотели. Эрик решил купить букет роз, когда телефон снова зазвонил. Симоне.

– Алло?

– Ты где? – спросила она.

– Уже иду домой.

– Мы голодные как собаки.

– Отлично.

Эрик торопливо дошел до дома, вошел в подъезд и стал ждать лифта. Через желтые начищенные окошки входной двери внешний мир казался сказочным, заколдованным. Эрик быстро поставил коробки на пол, открыл люк мусоропровода и отправил туда розы.

В лифте он пожалел об этом, подумал, что Симоне, может быть, все же обрадовалась бы. Может быть, ей и в голову бы не пришло, что он пытается откупиться, избежать конфликта.

Эрик позвонил в дверь. Беньямин открыл и забрал у него коробки с пиццей. Эрик разделся, пошел в ванную и вымыл руки. Взял упаковку маленьких лимонно-желтых таблеток, быстро выбрал три штуки, проглотил их без воды и вернулся на кухню.

– Мы уже за столом, – сказала Симоне.

Эрик посмотрел на стакан воды возле тарелки, буркнул что-то насчет общества трезвости и достал два винных бокала.

– Прекрасно, – одобрила Симоне, когда он откупоривал бутылку.

– Симоне, – начал Эрик, – я знаю, что разочаровал тебя, но…

У него зазвонил мобильный телефон. Эрик и Симоне переглянулась.

– Кто-нибудь хочет ответить? – спросила Симоне.

– Сегодня я больше не разговариваю с журналистами, – объяснил Эрик.

Симоне нарезала пиццу, откусила и сказала:

– Пускай звонят.

Эрик разлил вино по бокалам. Симоне кивнула и улыбнулась.

– Вот, – неожиданно сказала она. – Сейчас уже почти пропало, но когда я пришла домой, пахло сигаретным дымом.

– Кто-нибудь из твоих приятелей курит? – спросил Эрик.

– Нет, – ответил Беньямин.

– А Аида курит?

Беньямин промолчал. Он ел быстро, но вдруг перестал жевать, отложил вилку и нож и уставился в стол.

– Старичок, что случилось? – осторожно спросил Эрик. – О чем задумался?

– Ни о чем.

– Ты знаешь, что можешь нам все рассказать.

– А надо?

– Ты же не думаешь, что…

– Ты не поймешь, – перебил Беньямин.

– Так объясни мне, – сделал попытку Эрик.

– Нет.

Они ели в молчании. Беньямин смотрел в стенку.

– Хорошая салями, – тихо сказала Симоне.

Она стерла отпечаток губной помады с края стакана и повернулась к Эрику:

– Жалко, что мы больше не готовим вместе.

– А когда бы мы успевали? – отговорился он.

– Хватит ссориться! – крикнул Беньямин.

Он выпил воды и посмотрел в окно, на темный город. Эрик почти ничего не съел, но зато дважды доливал себе вина.

– Тебе сегодня делали укол? – спросила Симоне.

– А разве папа когда-нибудь забывал?

Беньямин встал из-за стола и поставил тарелку в раковину.

– Спасибо.

– Я видела кожаную куртку, на которую ты копишь, – сказала Симоне. – И подумала, что смогу добавить, сколько не хватает.

Беньямин расплылся в улыбке и обнял ее. Симоне крепко прижала сына к себе, но разжала руки, как только почувствовала, что он хочет освободиться. Беньямин ушел в свою комнату.

Эрик оторвал корочку и сунул в рот. Под глазами у него были мешки, а когда он серьезнел, вокруг рта ложились глубокие морщины. Страдальчески напряженный лоб.

Снова зазвонил телефон, завибрировал на столе.

Эрик взглянул на дисплей и помотал головой.

– Не друзья, – только и сказал он.

– Устал быть знаменитостью? – мягко спросила Симоне.

– Я сегодня разговаривал всего с двумя журналистами, – вымученно улыбнулся он. – Но мне хватило.

– Чего они хотели?

– Из журнала «Кафе» или как он там называется.

– Это который с красотками на обложке?

– Вечно какая-нибудь девица, которая умирает от восторга, что ее фотографируют в одних трусах. С английским флагом.

Симоне улыбнулась ему.

– Чего они хотели?

Эрик откашлялся и сухо сказал:

– Спрашивали, могу ли я загипнотизировать женщину, чтобы она захотела заняться сексом, и прочую фигню.

– Сурово.

– Ага.

– А второй разговор? – спросила Симоне. – Интервью для «Ритц» или «Слитц»?

– «Данегс Эко». Интересовались, как я смотрю на заявление уполномоченного по правам человека.

– Зануды.

Эрик потер глаза и вздохнул. Он как будто стал ниже сантиметров на десять.

– Если бы не гипноз, – медленно проговорил он, – Юсеф Эк, может быть, убил бы свою сестру, как только его выписали бы из больницы.

– И все-таки тебе не надо было этого делать, – тихо вставила Симоне.

– Не надо было, я знаю, – согласился он и провел пальцем по стеклу. – Мне жаль, что я…

Он замолчал, и Симоне вдруг ужасно захотелось прикоснуться к мужу, обнять его. Вместо этого она села на стул, посмотрела на мужа и спросила:

– Что мы будем делать?

– Делать?

– С нами. Слово «развод» сказано вслух. Эрик, я больше не знаю, что о тебе думать.

Эрик крепко потер лоб.

– Понимаю, что ты мне не доверяешь, – сказал он и замолчал.

Она встретила его усталый стекленеющий взгляд, увидела постаревшее лицо, полуседые растрепанные волосы и подумала, что когда-то им почти всегда было хорошо вместе.

– Я не тот, кто тебе нужен, – продолжал Эрик.

– Перестань, – попросила она.

– Что так?

– Ты говоришь, что я тобой недовольна, но сам меня обманываешь, не думая, что с меня хватит.

– Симоне, я…

Эрик коснулся пальцев жены, но Симоне отняла руку. Глаза у него были мутные, и Симоне поняла, что муж принимал таблетки.

– Мне пора спать, – сказала Симоне и поднялась.

Эрик пошел за ней, с пепельно-серым лицом и усталыми глазами. По дороге в ванную Симоне тщательно заперла входную дверь.

– Можешь лечь в гостевой спальне, – бросила она.

Он с равнодушным, почти одурманенным видом кивнул. Только сходил за одеялом и подушкой.

Среди ночи Симоне проснулась – что-то вдруг застучало по раме. Полежала на животе, повернулась на бок и провела по руке. Мышцы напряжены, рука ноет. В спальне темно.

– Эрик? – шепнула она, но вспомнила, что муж спит в гостевой комнате.

Она повернулась к дверному проему и увидела какую-то тень. Паркет скрипнул под тяжестью человеческого тела. Симоне подумала, что Эрик заходил за чем-нибудь, но сообразила, что он крепко спит, наглотавшись снотворного. Она зажгла ночник, протянула руку к свету и увидела, как бусинка крови вытекает из маленького красного прокола на коже. Наверное, где-то укололась.

Что-то мягко упало в прихожей. Симоне выключила свет и встала на ватные ноги. Идя в большую комнату, помассировала онемевшую руку. Во рту пересохло, горячие ноги плохо слушались. Кто-то что-то прошептал в прихожей, засмеялся приглушенно, воркующе. Совсем не как Эрик. Симоне затрясло. Входная дверь открыта настежь. На лестничной клетке – темно. В квартиру вползал прохладный воздух. Из комнаты Беньямина донеслось слабое поскуливание.

– Мама?

Похоже, Беньямин напуган.

– Ай, – услышала Симоне. Беньямин заплакал, тихо и хрипло.

В зеркало, висевшее в коридоре, Симоне увидела, что кто-то со шприцем в руке склонился над кроватью Беньямина. Множество мыслей пронеслось в голове. Симоне попыталась понять, что происходит, что же она видит.

– Беньямин? – встревоженно позвала она. – Что вы там делаете? Можно войти?

Она кашлянула и сделала шаг к комнате сына, как вдруг ноги у нее подкосились. Симоне ухватилась за буфет, но не устояла. Она растянулась на полу, ударилась головой о стену и почувствовала, как в голове разливается боль.

Симоне хотела подняться, но не смогла пошевелиться, ноги не слушались – нижняя половина тела потеряла чувствительность. Зачесалось в груди, и дышать стало тяжелее. На несколько секунд потемнело в глазах, потом зрение вернулось, но стало мутным.

Кто-то тащил Беньямина по полу за ноги. Пижамная куртка задралась, медленно, растерянно шевелились руки. Мальчик хотел уцепиться за дверной косяк, но не хватило сил. Голова подскочила на пороге. Беньямин посмотрел Симоне в глаза. Он был смертельно напуган, губы беззвучно шевелились. Она потянулась за рукой сына, но промахнулась. Попыталась ползти за ним, но не смогла, глаза закатились, она перестала видеть, несколько раз моргнула и поняла, что Беньямина протащили через прихожую и выволокли на лестничную клетку. Дверь захлопнулась. Симоне попыталась позвать на помощь, но не могла издать ни звука, глаза закрылись, она дышала медленно, тяжело, ей не хватало воздуха.

Перед глазами разлилась чернота.