Текст книги "Смерть в экстазе"

Автор книги: Ларри Нивен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Будь кондиционер другим, наш осторожный убийца мог бы подключиться к нему, чтобы убедиться, что Оуэн еще жив и наличествует на месте. Но при данной модели комната 1809 шесть недель вела себя как пустая.

Я снова откинулся в кресле.

Если мой гипотетический убийца наблюдал за Оуэном, он делал это с помощью жучка. Если только он в самом деле не прожил на этом этаже четыре или пять недель, пока тот не умер. Иного способа не было.

Ну хорошо, подумаем насчет жучка. Будь он достаточно маленький, его не заметит никто, кроме робота-уборщика, который отправит его прямиком в мусоросборник. Значит, жучка надо сделать побольше, чтобы робот не унес его. Насчет Оуэна можно не беспокоиться. А убедившись в его смерти, можно включить самоуничтожение.

Но если его расплавить в комок, где-то останется прожженная дыра. Ордас бы ее нашел. Так. Асбестовая подкладка? Сделать самоуничтожение таким, чтобы остатки подмел робот.

Поверив в это, поверишь всему. Слишком рискованно. Никто, никто не представляет, что робот-уборщик посчитает за мусор. Их делают глупыми, потому что так дешевле. Поэтому они запрограммированы так, чтобы не трогать большие объекты.

Кто-то должен был ступить на этот пол – либо для того, чтобы пронаблюдать за самим Оуэном, либо подобрать жучок, осуществлявший слежение. Я готов был поставить все свое состояние, что наблюдателем был человек.

Я пришел сюда, чтобы дать шанс своей интуиции. Это не сработало. Оуэн провел в этом кресле шесть недель; из них по крайней мере последнюю он был мертв. Но я не мог связать одно с другим. Это было просто кресло с двумя столиками. От Оуэна в помещении не осталось ничего, даже неупокоившегося духа.

Звонок застал меня на полдороге в штаб-квартиру.

– Вы были правы, – сообщил мне Ордас по наручному телефону. – В Порту Долины Смерти мы нашли ячейку, зарегистрированную на имя Кубса Форсайта. Я сейчас направляюсь туда. Присоединитесь ко мне?

– Встретимся на месте.

– Хорошо. Я, так же как и вы, горю желанием узнать, что оставил нам Оуэн Дженнисон.

Я в этом сомневался.

Порт находился в двухстах тридцати милях – час на такси. Но оплата будет немаленькой. Я набрал новый адрес назначения, а потом перезвонил в штаб-квартиру. Агент АРМ весьма свободен: ему не надо давать отчет за каждую небольшую поездку. Разумеется, я получил разрешение без проблем. В худшем случае они откажутся оплатить мои дорожные расходы.

– И еще из апартаментов “Моника” придет набор голограмм, – сказал я сотруднику. – Проверьте через компьютер, нет ли среди них известных органлеггеров и подручных Лорена.

Такси стремительно взмыло в небо и помчалось на восток. Я смотрел три-ди и пил кофе, пока у меня не кончились монетки.

Долина Смерти может быть раем для туристов, если отправиться туда между ноябрем и маем, когда погода идеальна. Там находится Гольф-Площадка Дьявола с фантастическими грядами и шпилями соли, Забриски-Пойнт и его причудливые мертвые пейзажи, старые шахты по добыче буры, и всевозможные редкие, странные растения, приспособившиеся к жару и смертельно сухому климату. Да, в Долине Смерти есть много интересных мест, и я намеревался в один прекрасный день посмотреть их. Но пока что я увидел только космопорт. Впрочем, порт впечатлял и сам по себе.

Посадочное поле было когда-то частью обширного внутреннего моря. Теперь это море соли. Чередующиеся красные и синие концентрические круги представляют собой разметку для кораблей, приходящих из космоса. Вековое развитие химических, атомных и термоядерных ракетных двигателей оставило воронки, разукрашенные радужными полосами необычных, часто радиоактивных солей. Но в основном поле сохраняет свою древнюю сияющую белизну.

А среди соли располагаются корабли – разных размеров, разных форм. Вокруг творится сложный танец машин и транспортных средств. Если подождать, можно увидеть и корабль, идущий на посадку. Это зрелище стоит того.

Здание Порта на краю большой соляной равнины выглядело как башня пастельно-зеленого цвета на широком пятне из флуоресцирующего оранжевого бетона. Там пока не садился ни один корабль. Такси высадило меня у входа и направилось далее, чтобы присоединиться к другим себе подобным. А я остался стоять, вдыхая сухой, ароматный воздух.

Да, четыре месяца в году климат Долины Смерти идеален. Но как-то в августе в Фурнейс-Крик-Ранч температура в тени достигла 134 градусов по Фаренгейту .

Человек за стойкой сообщил, что Ордас уже прибыл. Я нашел его вместе с другим полицейским в лабиринте платных ячеек камеры хранения. Каждая ячейка была достаточно велика, чтобы вместить два-три чемодана. Но в ячейке, открытой Ордасом, оказался только легкий пластиковый кейс.

– Может, он зарегистрировал и другие ячейки, – сказал он.

– Маловероятно. Поясники путешествуют налегке. Вы пробовали его открыть?

– Пока нет. У кейса кодовый замок. Я подумал, что, может быть…

– Может быть.

Я опустился на корточки, чтобы лучше рассмотреть.

Странно, но я вовсе не был удивлен. Будто я все время знал, что чемоданчик Оуэна будет здесь. А почему бы и нет? Он как-то должен был попытаться обезопасить себя. С моей помощью, поскольку я уже занимался борьбой с органлеггерством. Оставив что-то в камере хранения космопорта, где Лорен этого не найдет, а еще потому, что я естественно свяжу Оуэна и космопорты. Под именем Кубса, потому что я буду искать это имя, а Лорен – нет.

Задним умом все очень просто.

Замок имел пять цифр.

– Он был уверен, что я смогу его открыть. Посмотрим…

Я поставил переключатели на 42217. 22 апреля 2117 года, день, когда Кубс погиб, неожиданно приколотый к пластиковой переборке.

Замок щелкнул, открываясь.

Ордас тут же схватил бумажную папку. Я же неторопливо подобрал два стеклянных сосуда. Один был прочно запаян, чтобы в него не проник воздух Земли, и был наполовину заполнен невероятно мелкой пылью. Настолько мелкой, что она сползала по стенкам как масло. В другом сосуде находилась почерневшая крупица железо-никеля, едва различимая.

В этом кейсе имелись и другие вещи, но главной наградой была та самая папка. Там была вся история… по крайней мере до определенного момента. Оуэн явно собирался дописать ее.

Когда он вернулся из очередного полета, на Церере в груде почты его ждало письмо. Оуэн, должно быть, немало посмеялся над его отдельными частями. Лорен постарался собрать весьма полное досье на контрабандную деятельность Оуэна за последние восемь лет. Неужели он думал обеспечить молчание Оуэна угрозой выдать досье таможенникам?

Возможно, именно досье внушило Оуэну его ошибочный план. Так или иначе, он решил войти в контакт с Лореном и посмотреть, как дела пойдут потом. При обычных обстоятельствах он переслал бы все послание мне, чтобы дальше я разбирался сам. В конце концов, я был специалистом. Но последний полет Оуэна окончился полной неудачей.

Где-то за орбитой Юпитера его термоядерный двигатель взорвался. Почему, неясно. Система защиты едва успела отстрелить его капсулу. На Цереру его доставил спасательный корабль. Выплаты почти разорили Оуэна. Он нуждался в деньгах. Лорен мог об этом знать и на это рассчитывать.

А вознаграждение за информацию, которая помогла бы захватить Лорена, было столь велико, что Оуэн мог бы купить новый корабль.

Следуя инструкциям Лорена, он приземлился на Аутбек-Филд. Оттуда люди Лорена немало повозили его – в Лондон, Бомбей, Амберг в Германии. История, записанная лично Оуэном, кончалась на Амберге. Как он попал в Калифорнию? Возможности рассказать об этом ему не представилось.

Но до того он узнал немало. В папке имелись наброски об устройстве организации Лорена. Подробно описывались планы Лорена: как отправлять нелегальный трансплантационный материал в Пояс, как отыскивать покупателей и входить с ними в контакт. Оуэн внес в этот план ряд предложений. Большая их часть выглядела правдоподобно, но на практике была нереализуема. Очень типично для Оуэна. Я не мог найти и следа того, что он где-то переиграл.

Но, разумеется, он не узнал, где перегнул палку.

И там были голограммы членов банды Лорена, числом двадцать три. Некоторые из изображений имели пометки на обороте, другие – нет. Оуэн не смог выяснить, какое положение занимали эти люди в организации.

Я дважды перелистал снимки, раздумывая, не может ли кто-либо из них быть самим Лореном. Оуэн этого так никогда и не узнал.

– Видимо, вы были правы, – сказал Ордас. – Он не мог собрать столько сведений случайно. Он с самого начала планировал выдать шайку Лорена.

– Как я вам и говорил. И его за это убили.

– Судя по всему, так. Какой мотив для самоубийства у него мог быть? – круглое спокойное лицо Ордаса вряд ли могло передать его гнев. – Но в нашего непоследовательного убийцу я тоже не могу поверить. Вы мне испортили аппетит, мистер Хэмилтон.

Я изложил ему свою идею про других постояльцев на этаже. Он кивнул.

– Возможно, возможно. Это уже ваша задача. Органлеггерством занимается АРМ.

– Именно, – я закрыл кейс и взвесил его на руке. – Посмотрим, что с этим может сделать компьютер. Я вам пришлю копии всего здесь находящегося.

– Сообщите мне насчет остальных постояльцев.

– Обязательно.

Я вошел в здание АРМ, помахивая этим бесценным кейсом и чувствуя себя повелителем мира. Оуэн был убит. Он умер с честью, если даже – увы, конечно, это было так – не с достоинством. Даже Ордас знал теперь об этом.

Тут мимо промчался Джексон Бера, рыча и кипя.

– В чем дело? – крикнул я ему вслед.

Наверное, я хотел похвастаться. У меня в кейсе было двадцать три физиономии, двадцать три органлеггера.

Бера притормозил, увидев меня.

– Где вы были?

– Работал. Честное слово. Из-за чего переполох?

– Помните того торговца наслаждением, за которым мы следили?

– Грэм? Кеннет Грэм?

– Вот-вот. Он мертв. Мы все провалили.

И Бера помчался дальше.

Я догнал его, когда он уже вбегал в лабораторию.

Тело Кеннета Грэма лежало лицом вверх на операционном столе. Его длинное лицо с выступающей челюстью было бледным и вялым, без всякого выражения, просто пустым. Над и под его головой располагались какие-то приборы.

– Ну, что у вас получается? – поинтересовался Бера.

– Ничего хорошего, – ответил доктор. – Вина не ваша. Вы его заморозили достаточно быстро. Просто ток… – он пожал плечами.

Я тронул Беру за руку.

– Что произошло?

Бера все еще не мог отдышаться.

– Какая-то утечка информации. Грэм попытался дать деру. Мы настигли его в аэропорту.

– Ну подождали бы. Подсадили кого-нибудь в самолет вместе с ним. Накачали бы в самолет TY-4.

– А помните, какая вонь пошла, когда мы последний раз использовали TY-4 на гражданских лицах? Проклятые репортеры.

Беру затрясло. Я его не винил.

АРМ и органлеггеры играют в странную игру. Органлеггеры должны получать своих доноров живьем, поэтому они всегда вооружены инъекторными пистолетами, стреляющими осколками кристаллического анестетика, мгновенно растворяющегося в крови. Мы используем то же оружие и примерно по той же причине: преступник должен быть цел до суда, а затем до государственных больниц. Поэтому никто из АРМ не намеревается убить кого-либо сам.

Однажды я познал истину. Органлеггер мелкого пошиба по имени Рафаэль Хейн пытался нажать кнопку тревоги в своем собственном доме. Если б он до нее дотянулся, поднялся бы переполох, охранники Хейна усыпили бы меня, и я стал бы приходить в сознание по кускам, в его чанах для хранения органов. Поэтому я придушил его.

Отчет об этом был в компьютере, но из человеческих существ об этом знали только трое. Еще одним был мой непосредственный начальник Лукас Гарнер. Другим – Жюли. И пока это было мое единственное убийство.

А Грэм был первым убитым для Беры.

– Мы догнали его в аэропорту, – рассказывал Бера. – На нем была шляпа. Если б я понял, в чем дело, мы действовали бы быстрее. Вооружившись инъекторами, мы начали окружать его. Он обернулся, заметил нас, прикоснулся к своей шляпе и упал.

– Покончил с собой?

– Угу.

– Как?

– Поглядите на его голову.

Я пододвинулся к столу, стараясь не попадаться на дороге доктору. Тот пытался провести стандартную операцию по извлечению информации из мертвого мозга с помощью индуктора. Дело шло плохо.

На макушке Грэма была плоская продолговатая коробочка. Из черного пластика, размером в половину колоды карт. Я коснулся ее и сразу понял, что она прикреплена к черепу Грэма.

– Дроуд нестандартного типа. Слишком большой.

– Угу.

По моим нервам словно растекся жидкий гелий.

– Внутри него батарейка!

– Точно.

– Чего только не придумают. Дроуд без шнура. Вот чего бы я пожелал в подарок на Рождество.

Беру всего передернуло.

– Скажете тоже.

– А вы знали, что он и сам электроман?

– Нет. Мы опасались установить аппаратуру в его доме. Он мог ее найти и понять, что попал под подозрение. Поглядите на эту штуку еще раз.

Я заметил, что форма дроуда была какой-то странной. Черная пластиковая коробочка наполовину оплавилась.

– Перегрев, – произнес я вслух. – А, вот в чем дело!

– Угу. Он разрядил всю батарею сразу. Послал убийственный заряд прямо в мозг, прямо в центр наслаждения. Господи, Джил, меня все еще мучает мысль – на что это было похоже? Джил, что он мог почувствовать?

Вместо вразумительного ответа я похлопал его по плечу. Он еще долго будет думать над этим. И я тоже.

Вот лежал человек, засунувший проволоку в голову Оуэна. Была ли его смерть мгновенным адом или совместила все райские восторги в одной восхитительной дозе? Я надеялся на ад, но не верил в это.

По крайней мере Кеннет Грэм не затерялся где-то в мире, приобретя новое лицо, новую сетчатку глаз и новые отпечатки пальцев из незаконных банков Лорена.

– Ничего, – заявил наконец доктор. – Его мозг слишком выжжен. Не осталось ничего, имеющего хоть какой-то смысл.

– Еще попробуйте, – сказал Бера.

Я потихоньку ушел. Может, потом я поставлю Бере выпивку. Он вроде бы в этом нуждался. Бера был из тех людей, кому свойственно сопереживание. Я знал, что он почти ощутил тот ужасный прилив экстаза и безысходности, с которым Кеннет Грэм покинул этот мир.

Голограммы из апартаментов “Моника” уже несколько часов как прибыли. Миллер отобрал не только постояльцев, занимавших квартиры восемнадцатого этажа за последние шесть недель, но и с девятнадцатого и семнадцатого. Это выглядело излишней роскошью. Я на момент представил, что некто с девятнадцатого этажа спрыгивает со своего балкона на восемнадцатый – и так каждый день в течение пяти недель. Но номер 1809 не имел внешних стен, тем более окон, не говоря уже о балконах.

Не пришло ли в голову Миллеру то же самое? Глупости. Он даже не знал, в чем тут дело. Он просто забросал меня снимками, чтобы показать, насколько он готов к сотрудничеству.

Никто из жильцов искомого периода не был похож на заподозренных людей Лорена.

Я произнес несколько подобающих слов и пошел за кофе. Потом я вспомнил о двадцати трех предполагаемых подручных Лорена в кейсе Оуэна. Я оставил их оператору, не очень представляя, как их правильно ввести в компьютер. Сейчас он уже должен был покончить с этим делом.

Я созвонился с ним. Он закончил ввод.

Я убедил компьютер сравнить их с голограммами из апартаментов “Моника”.

Ничего. Никто ни на кого не походил.

Следующие два часа я писал отчет о деле Оуэна Дженнисона. Оператор должен был потом ввести его в машину. Сам я еще не очень освоил все тонкости этого дела.

Мы вернулись к непоследовательному убийце Ордаса.

И еще к путанице оборванных нитей. Ценой гибели Оуэна мы приобрели два десятка изображений – изображений, которые сейчас уже могли ничего не значить. Органлеггеры меняют лица как шляпы. Я закончил описывать основные моменты дела, отослал его и позвонил Жюли. Теперь мне ее защита не понадобится.

Жюли уже ушла домой.

Я начал было звонить Тэффи, но остановился, набрав половину номера. Бывают моменты, когда лучше не звонить. Мне надо было походить с обиженным видом, зарыться в какую-нибудь нору. От моего выражения лица, наверное, треснул бы экран телефона. Зачем все валить на невинную девушку?

Я отправился домой.

Когда я оказался на улице, уже стемнело. Я вышел на пешеходный мостик между тротуарами, подождал такси. Вскоре одно из них опустилось; на его брюхе помигивала белая надпись “СВОБОДНО”. Я уселся и вставил кредитную карточку.

Оуэн собрал свои голограммы по всему евразийскому континенту. Большинство из них, если не все вообще, были иностранными агентами Лорена. Почему я рассчитывал найти кого-то из них в Лос-Анджелесе?

Такси взмыло в белое ночное небо. Городские огни превратили слой облаков в белый пологий купол. Мы пробили облака и остались над ними. Автопилоту было наплевать, какой вид открывается мне.

…Так чем я располагаю теперь? Кто-то из нескольких десятков жильцов был человеком Лорена. Или это, или же, по Ордасу, непоследовательный убийца, такой осторожный, бросил Оуэна умирать пять недель без присмотра.

…А что, так уж трудно в это поверить?

Это ведь был, в конце концов, мой гипотетический Лорен. А Лорен совершал убийства, самое страшное преступление. Он убивал опять и опять, как будто выполнял обычную работу, с баснословными прибылями. АРМ не могла до него добраться. Не настало ли для него время позабыть об осторожности?

Вроде Грэма. Как долго Грэм подбирал доноров среди своих клиентов, находя всего несколько ничтожеств в год? А потом, дважды за несколько месяцев, похитил клиентов, которых хватились. Неосторожно.

Большинство преступников не слишком умны. Пусть у Лорена мозгов хватало; большинство в его штате будут вполне средними людьми. Лорен как раз и будет иметь дело с глупцами, с теми, кто занялся преступлениями, потому что не мог ничего стоящего предпринять в нормальной жизни.

Если человек вроде Лорена станет неосторожным, то вот как это произойдет. Подсознательно он начнет судить о сообразительности агентов АРМ по своим собственным людям. Опьяненный оригинальным планом убийства, он может реализовать его, проигнорировав единственный ненадежный момент. Имея советчиком Грэма, он знал об электромании больше нашего; возможно, достаточно, чтобы довериться ее воздействию на Оуэна.

Значит, убийцы Оуэна доставили его в квартиру и более с ним не виделись. Лорен пошел на небольшой риск, и тот оправдался – в этот раз.

В следующий раз он станет более неосторожным. И однажды мы доберемся до него.

Но не сегодня.

Такси выбралось из общего потока и коснулось крыши моего многоквартирного дома на Голливуд-Хиллз. Я вышел и направился к лифтам.

Один из лифтов открылся. Кто-то шагнул наружу.

Что-то насторожило меня в его манере движения. Я повернулся, быстро выхватывая пистолет с плеча. Такси могло бы послужить хорошим прикрытием – если б оно уже не взлетало. Из тени появились еще фигуры.

Думаю, я попал в двоих прежде, чем что-то обожгло мне щеку. Милосердные пули, осколки кристаллического анестетика, растворяющиеся в моей крови. Моя голова закружилась, и крыша тоже закружилась, и центробежная сила уложила меня на пол. Надо мной нависли тени – потом удалились в бесконечность.

Я вздрогнул и пришел в себя, когда чьи-то пальцы коснулись моей головы.

Я пробудился в стоячем состоянии, перевязанный мягкими, обтягивающими лентами. Я даже шеей не мог пошевелить. К тому времени, как я это понял, было уже слишком поздно. Человек позади меня закончил удалять электроды с моей головы и ступил в поле зрения, вне досягаемости моей иллюзорной руки.

В нем было что-то птичье. Он был высок и худ, его вытянутое лицо сходилось на подбородке в острый угол. Между залысин в центре лба выступал клин густых, шелковистых светлых волос. На нем были безупречно пошитые шерстяные выходные шорты в оранжевую и коричневую полоску. Скрестив руки и наклонив голову набок, он широко улыбался и ожидал, когда я заговорю.

Я узнал его. Оуэн где-то снял его голограмму.

– Где я? – простонал я, стараясь изобразить, что еще не до конца очнулся. – Который час?

– Который час? Уже утро, – сказал мой похититель. – А над вашим местонахождением можете поломать голову.

Что-то такое в его манерах… Проверяя догадку, я спросил:

– Лорен?

Лорен с достоинством поклонился.

– А вы – Джильберт Хэмилтон из Полиции ООН. Джил Рука.

На что он намекал? Оставим пока.

– Я где-то подставился.

– Вы недооценили, насколько далеко дотягивается моя собственная рука. И мой интерес вы тоже недооценили.

Так оно и было. Сотрудника АРМ захватить не намного труднее, чем обычного гражданина – если застигнуть его врасплох и быть готовым рисковать своими людьми. В данном случае его риск ничего не стоил. Полиция использует инъекторные пистолеты по той же причине, что и органлеггеры. Люди, которых я подстрелил – если за эти несколько секунд схватки я вообще в кого-то попал, – уже давно пришли в себя. Меня же Лорен поместил в эти пелены, а потом оставил под “русским сном”, пока не собрался поговорить со мной.

Электроды и были “русским сном” . По одному на каждое веко и еще один на заднюю часть шеи. Слабый ток проходит через мозг, немедленно погружая тебя в сон. За час отсыпаешься как за всю ночь. Если ток не выключить, будешь спать хоть вечность.

Итак, это был Лорен.

Он по-прежнему рассматривал меня, наклонив голову и сложив руки на груди, похожий на птицу. В одной руке был инъекторный пистолет, который он держал довольно небрежно.

Который час? Я не осмеливался спросить еще раз, поскольку Лорен мог что-то заподозрить. Но если мне удастся потянуть время до без четверти десять, Жюли сможет послать подмогу…

А куда она сможет ее послать?

Тысяча проклятий! Где я? Если я этого не знаю, Жюли тоже не будет знать!

А Лорен явно наметил меня для банка органов. Один кристаллический осколок отключит меня, не повредив ни одной из нежных, бесконечно разнообразных частей, которые делали меня Джилом Хэмилтоном. После этого Лореновы доктора разберут меня на куски.

В правительственных операционных мозг преступника моментально сжигается для последующего захоронения праха. Один господь знает, что Лорен сделает с моим мозгом. Но все остальное во мне было молодым и здоровым. Даже с учетом накладных расходов Лорена, живьем я стоил более миллиона марок ООН.

– А почему я? – задал я вопрос. – Вы желали заполучить именно меня из всех людей АРМ. Почему такой интерес ко мне?

– Это вы расследовали дело Оуэна Дженнисона – и слишком тщательно.

– Недостаточно тщательно, черт возьми!

Лорен выглядел озадаченно.

– Вы и в самом деле не понимаете?

– В самом деле.

– Я нахожу это в высшей степени интересным, – пробормотал Лорен. – В высшей степени.

– Ну хорошо, почему же я еще жив?

– Я любопытен, мистер Хэмилтон. Я надеялся, что вы расскажете мне о вашей воображаемой руке.

Вот почему он сказал “Джил Рука”. Я продолжал блефовать:

– О моей что?..

– Не надо играть со мной, мистер Хэмилтон. Если я решу, что начинаю проигрывать, то применю вот это, – он повертел инъектором. – И вы никогда не проснетесь.

Проклятье! Он знал. Я мог двигать сейчас только ушами и иллюзорной рукой, и Лорен об этом знал! Я никогда не смогу заманить его поближе.

Если только он знает все до мелочей…

Мне придется тянуть время.

– Ну ладно, – сказал я, – но мне хотелось бы узнать, как вы это выяснили. У вас есть доносчик в АРМ?

Лорен хмыкнул.

– Мне бы этого хотелось. Нет. Несколько месяцев назад, чисто случайно, мы захватили одного из ваших людей. Поняв, кем он являлся, я уломал его на деловой разговор. Он кое-что порассказал о вашей примечательной руке. Надеюсь, вы мне расскажете больше.

– Кто это был?

– Полно, мистер Хэми…

– Кто это был?

– Вы что, в самом деле полагаете, что я помню имя каждого донора?

Кто угодил в банки органов Лорена? Посторонний, знакомый, друг? Помнит ли управляющий скотобойней каждого зарезанного вола?

– Меня интересуют так называемые паранормальные способности, – сказал Лорен. – Я отметил для себя ваше существование. А потом, когда я уже был готов заключить контракт с вашим другом из Пояса, Дженнисоном, я вспомнил кое-что необычное относительно одного из его коллег. Вас ведь прозвали Джил Рука, не так ли? Пророчески. В порту вы получали выпивку бесплатно, если могли удержать ее воображаемой рукой.

– Будьте вы прокляты! Вы ведь решили, что Оуэн – подстава? Из-за меня! Меня!

– Битье себя в грудь ничего вам не принесет, мистер Хэмилтон, – в голосе Лорена зазвучал металл. – Развлеките меня, мистер Хэмилтон.

Я разыскивал вокруг меня какую-нибудь вещь, могущую освободить меня из этой вертикальной тюрьмы. Ничего. Я был завернут словно мумия, в слишком тугие бинты. Все, что я мог нащупать иллюзорной рукой, были бинты до самой шеи и шест вдоль спины, державший меня прямо. Под пеленами я был голым.

– Я покажу вам мои неординарные способности, – заявил я Лорену, – если вы одолжите мне сигарету.

Может, это заманит его поближе…

Он кое-что знал о моей руке. Он знал, насколько она достает. Он положил одну сигарету на край маленького столика на колесах и подтолкнул его в мою сторону. Я взял ее, сунул в рот и стал с надеждой ожидать, не подойдет ли он ее зажечь.

– Немного ошибся, – пробормотал он, подтянул столик обратно и повторил все уже с зажженной сигаретой.

Не повезло. Но по крайней мере я получил курево. Незажженную сигарету я отшвырнул как можно дальше – фута на два. Воображаемой рукой я должен орудовать медленно. Иначе то, что я держу, просто ускользает между пальцев.

Лорен глядел с изумлением. Парящая сигарета, безо всякой опоры, подчиняющаяся моей воле! В его глазах читались следы восхищения и ужаса. Это было плохо. Возможно, затея с сигаретой оказалась ошибкой.

Некоторые люди считают пси-способности сродни колдовству, а людей с такими возможностями – слугами Сатаны. Если Лорен меня испугался, я мертв.

– Интересно, – произнес Лорен. – И как далеко она достает?

Он это знал и так.

– Разумеется, настолько же, насколько и реальная рука.

– Но почему? Другие достают куда дальше. Почему не вы?

Он был у другого конца комнаты, в ярдах десяти, развалившись в кресле. В одной руке стакан, в другой пистолет. Он полностью расслабился. Увижу ли я вообще, как он покинет это комфортабельное кресло, не говоря уже о том, чтоб он подошел ближе?

Помещение в целом было не очень большим и в основном пустым, напоминая подвал. Единственную меблировку составляли кресло Лорена и малый портативный бар – разве что еще что-нибудь находилось позади меня.

Подвал мог располагаться где угодно. Где угодно в Лос-Анджелесе или вне его. Если утро в самом деле уже наступило, я мог находиться в любой точке Земли.

– Действительно, – сказал я, – другие могут дотягиваться дальше меня. Но у них нет моей силы. Рука действительно иллюзорная, и мое воображение не удлинит ее до десяти футов. Может быть, кто-нибудь очень настойчивый и убедит меня в обратном. А может быть, это разрушит всю мою иллюзию. И тогда у меня будет две руки, как у любого. Так что лучше не пробовать… – я замолк, так как Лорен все равно собирался забрать все мои руки.

Моя сигарета догорела. Я отбросил ее.

– Хотите выпить?

– Еще бы. Но если найдете стопку; большего стакана я не подниму.

Он отыскал мне стаканчик и отправил его на краю столика-каталки. Я едва нашел в себе силы поднять его. Пока я отхлебнул из него и вернул на место, Лорен ни на миг не спускал с меня взгляда.

Старый трюк с сигаретой. Прошлой ночью я использовал его, чтобы подцепить девушку. Теперь он поддерживал меня в живых.

Неужели я в самом деле хотел покинуть этот мир, сжимая что-то в иллюзорном кулаке изо всех сил? Развлекая Лорена. Удерживая его интерес до тех пор, пока…

Где я? Где?

И внезапно я понял.

– Мы находимся в апартаментах “Моника”, – заявил я. – И нигде более.

– Я знал, что вы в конце концов догадаетесь, – Лорен заулыбался. – Но слишком поздно. Я вовремя захватил вас.

– Не будьте столь дьявольски самодовольны. Это моя глупость, а не ваше везение. Я должен был почуять. Оуэн никогда не явился бы сюда по своему собственному желанию. Это вы велели доставить его сюда.

– Да, я. К этому моменту я уже знал, что он предатель.

– И поэтому вы послали его сюда умирать. Так кто же проверял каждый день, не сбежал ли он? Миллер, управляющий? Он наверняка работает на вас. Это он вынул из компьютера голограммы вас и ваших людей.

– Он самый, – сказал Лорен. – Но отнюдь не каждый день. У меня был человек, который ежесекундно следил за Дженнисоном с помощью портативной камеры. Когда он умер, мы ее унесли.

– А потом выждали еще неделю. Изящный штрих.

Удивительно, что это отняло у меня столько времени. Вся атмосфера этого места… какого рода люди жили в апартаментах “Моника”? Безликие, безымянные, которых наверняка никому не будет недоставать. Они будут себе сидеть в своих квартирах, пока Лорен их проверит, выясняя, кого действительно никогда не хватятся. Подходящие исчезнут – вместе со своими документами и пожитками, и их фотографии испарятся из компьютера.

Лорен продолжал:

– Через вашего друга Дженнисона я попытался продавать органы Поясу. Я знаю, что он меня предал, Хэмилтон. Я хочу знать, насколько серьезно.

– Достаточно серьезно, – он все равно об этом догадывался. – Мы получили подробные планы организации подпольного банка органов в Поясе. Это бы все равно не сработало, Лорен. Поясники мыслят иначе.

– Снимков не было?

– Нет, – я не хотел, чтобы он изменил свое лицо.

– Я был уверен, что он кое-что припрятал, – сказал Лорен. – Иначе мы сделали бы из него донора. Куда проще. И куда выгоднее. Я нуждаюсь в деньгах, Хэмилтон. Знаете ли вы, во сколько обходится организации каждый потерянный донор?

– Миллион или около того. И зачем вы так поступили?

– Он что-то спрятал. Никакого способа найти это не существовало. Все, что мы могли сделать – постараться, чтобы АРМ этого не нашла.

– А! – теперь я понял. – Когда кто-либо пропадает без следа, любому кретину первым делом на ум придут органлеггеры.

– Естественно. Поэтому он и не мог просто исчезнуть. Иначе полиция сразу обратится к АРМ, дело попадет к вам, и вы начнете искать.

– Ячейку в камере хранения космопорта.

– О!?

– На имя Кубса Форсайта.

– Я знал это имя, – произнес Лорен сквозь зубы. – Я должен был это проверить. Понимаете, после того, как мы посадили его на ток, мы пробовали отключать разъем, чтобы заставить его говорить. Это не подействовало. Он не мог сконцентрироваться ни на чем, иначе как на дроуде – вернуть его в свою голову. Мы старались и так, и сяк…

– Я намереваюсь убить вас, – сказал я, вложив смысл в каждое слово.

Лорен наклонил голову набок и нахмурился.

– Совсем наоборот, мистер Хэмилтон. Еще сигарету?

– Давайте.

Он снова отправил ее мне на каталке, зажженную. Я подобрал ее, держа несколько напоказ. Может быть, я смогу приковать его внимание к ней – единственный способ для него заметить мою невидимую руку.