Текст книги "Моя прекрасная повариха (СИ)"

Автор книги: Лариса Петровичева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Я улыбнулась, но улыбки не получилось. Фьярви нахмурился.

– Я не человечишка из этих, просвещенных, – сказал он, – которые каждую чашку чая подсчитывают и делят пополам. Ты моя жена. Теперь у меня есть семья, и я… – он сделал паузу, словно не знал, как сказать. – И я наконец-то нормальный. Такой, каким и положено быть гному.

Я понимающе кивнула. Кажется, мне по-настоящему повезло не тогда, когда я выходила замуж за принца и видела мир широким и ясным. Кажется, мне повезло именно сейчас, когда я стала женой Фьярви Эрикссона.

У меня уже была любовь – горячая, сокрушающая, похожая на цунами. Но цунами проходит, и после него остаются только развалины.

– Я понимаю, что тебе сейчас не по себе, – произнес Фьярви и признался: – Мне тоже. Но я не жалею и не боюсь – и ты не жалей и не бойся. Договорились?

Я кивнула и улыбнулась – уже по-настоящему.

– Договорились. Кофе хочешь?

– Хочу, – кивнул Фьярви. – У меня будет долгая ночь за документами и счетами.

Глава 6

Фьярви

Редактора Саллеви звали Джек Броуди: судя по имени, это был человек, а судя по той скорости, с которой он ответил на мою телеграмму, это был человек, который всегда чуял профиты и никогда их не упускал.

На следующий день под вечер пришло письмо, в котором Джек излагал свое видение кулинарного конкурса. Я несколько раз перечитал его и понял, что работа предстоит огромная. На какой-то момент я даже струхнул, но гномы не из тех, кто отступает.

Сначала нужно было запустить большую статью о Келлемане: древнем городе на бывшем перекрестке торговых путей, который славен источниками минеральной воды, грязевыми ваннами и отличной рыбалкой. Я знал эти грязевые ванны – просто грязь непролазная, будем честны. Рыбалка да, рыбалка была хороша, тут не поспоришь.

Потом, когда народ отыщет Келлеман на карте и решит, что летом можно бы полюбоваться природой, выйдет новая статья – о традиционных блюдах. Рыба с брусничным соусом, мясо на овощной подушке, тушка цыпленка, которую зажаривают, расплющивая – у читателей потекут слюнки, а тут и еще одна статья: о том, что в Келлемане начинается традиционный кулинарный конкурс. Принимаем заявки от поваров со всего королевства, лучшие рецепты войдут в ежегодный «Справочник кулинара», а победитель получит кубок и постоянную колонку в «Большом зеркале».

Я достал счеты, погремел костяшками и подумал, что эта идея нас озолотит. Конечно, Морави будет рвать и метать, когда проиграет – но судей надо позвать откуда-нибудь со стороны, и они будут беспристрастны. А не оценить стряпню Азоры может только… да я даже не знаю, кто.

– Помогите! – прогремел истошный вопль по всей гостинице, и я узнал голос Саллеви. – Помогите!

Он кричал так, словно зашел в уборную, вынул все, что положено, и вдруг увидел перед собой распахнутую драконью пасть.

Я выбежал из кабинета – крик доносился откуда-то со стороны кухонной подсобки, и я понятия не имел, что бы Саллеви мог там делать. Все давно поужинали, домовые убрали со столов, и Азора с Глорией уехали домой.

Для меня непривычно и странно было так говорить, но я видел, что дом им действительно нравится, и они видят в нем не просто крышу над головой, которую им предоставили по доброте душевной, а нечто большее.

– Спасите!

С улицы вбежал Дархан – мы бросились в подсобку, и я ударил по стене, оживляя спящие световые коробки на старых артефактах. По подсобке разлился тусклый свет, и мы увидели Дархана, который лежал на старом столе и смотрел на нас так, словно мы примчались вытащить его из самой глубокой пещеры.

– Фьярви! Дархан! Друзья мои, вот и вы здесь! – воскликнул он, едва не плача. – Где я?

Мы подошли, протянули ему руки, и эльф спрыгнул по стола и недоумевающе стал осматриваться, пытаясь понять, куда его занесли охочие до всякой каверзы и суеты бесы. От него разило – крепко, большая болезнь души не отступила, но теперь Саллеви хотя бы закусывал.

– Это наша старая подсобка, – ответил я. – Ты зачем сюда заполз?

– Право же… не знаю… – эльф выглядел так, словно в самом деле натерпелся страху, и мне не хотелось над ним смеяться. – Вроде бы ел мясо с овощами в вашей столовой, там еще орки какие-то были, мы с ними выпили.

Да, орки были. Теперь Орочья Десятка гранд-майора Сардана у нас не только обедала, но и ужинала. Платили они за это щедро, а в ручке двери на кухню всегда красовался простенький букетик – укроп, петрушка, розмарин и мята. Орки не тратят деньги на то, что потом нельзя съесть. Азора забирала букетик и пускала в дело.

– Ты же вроде девушкам госпожи Бьянки обещал, что покажешь им что-то особенное, – сказал Дархан. – Они вон, предвкушают, почти весь бар выпили.

– Ой, девушки… – Саллеви хлопнул себя по лбу и тотчас же снова посерьезнел. Мне вдруг очень захотелось увидеть, как он выглядит, когда работает и не пьет ничего крепче ключевой воды. – Друзья, вы не представляете! Это было так страшно, так страшно…

– Да что было-то? – не вытерпел Дархан.

– Я проснулся во тьме, – ответил эльф, нервно стряхивая что-то с плеча. Видимо, ему снова мерещились крокодильчики или бесы. – Понял, что лежу на чем-то твердом, пощупал и нашарил край. Пощупал еще и понял, что это нечто вроде деревянной колонны.

Дархан не сдержался и хихикнул. Во взгляде Саллеви появилась искренняя трагедия – он словно хотел посоветовать не смеяться над чужим горем.

– Я не понял, как попал на нее, но решил, что надо слезать, – продолжал Саллеви. – Снял с шеи подвеску… а, вот она, – он нагнулся, поднял с пола кулон на цепочке, – и решил хоть примерно прикинуть высоту. А эта дрянь… – он вздохнул и продемонстрировал нам край своего плаща, богато расшитого серебром и каменьями, – зацепилась вот за эту дрянь. И упала уже потом… в общем, я понял, что этот проклятый столб высотой в милю.

Я представил Саллеви, сидящего на вершине такого столба в полном мраке, и мне расхотелось над ним смеяться. Правда же натерпелся страху.

– Друзья, мне надо выпить, – произнес он. В это время в подсобку заглянул один из домовых и сообщил:

– А, проснулся уже? Это мы его сюда отнесли. Он на пол лег и убирать мешал. У, пьянь! – и погрозил кулачком.

Саллеви рванулся было к домовому, чтобы дать ему пинка, но меховой шарик быстро выкатился в коридор. Я вздохнул и спросил:

– У тебя есть золотой кубок?

Саллеви нахмурился и ответил вопросом на вопрос:

– А тебе зачем?

– Компенсация за домовых, – ответил я. – Ты их напугал.

Саллеви вздохнул и кивнул.

– Придумаю что-нибудь. Будет тебе самый лучший кубок, это я обещаю. Ты уж прости, Фьярви, я и правда еле стою с перепугу.

Я понимающе улыбнулся.

– Ничего, дружище. Пойдем в бар, подлечишься.

Фьярви

Говорят, что завтрак надо съесть самому, обед разделить с другом, а ужин отдать врагу. Но я никогда и никому не отдал бы того, что готовила Азора. Сегодня на завтрак была уже знакомая мне яичница в беконных лодках в компании с сардельками и помидорами с гриля – и я проглотил все за считанные секунды. Мне подумалось, что однажды я уже не буду хозяином гостиницы: стану противным и вредным старикашкой, который сидит на скамейке возле дома и бубнит, не переставая, о том, как обнаглела молодежь – а Азора все равно будет готовить мне вкусные завтраки.

Отправив пустую посуду на кухню, я взялся за работу с документами, но сосредоточиться мне не удавалось. Все мысли были о том, что сегодня я провел ночь без сна на диване, а Азора была совсем рядом, на кровати – протяни руку и дотронешься.

Я, разумеется, не протягивал к ней рук. Гномы хозяева своего слова, и не в том смысле, что сами дали это слово – сами и обратно заберем. Я обещал, что не буду посягать на честь своей жены, и не собирался нарушать этого обещания, но лежать во тьме, слышать негромкое дыхание Азоры и чувствовать едва уловимый сладковатый запах ее волос и кожи – нет, это была настоящая пытка.

Заглянул Дархан, сообщил, что трое постояльцев съехали, и два номера забронированы под, как он выражался, «пожрать». Оценив выражение моего лица, Дархан прикрыл за собой дверь номера и спросил:

– Что, тяжко?

– А то по мне не видно? – хмуро ответил я вопросом на вопрос. Дархан понимающе кивнул.

– И что ж, ни раза, ни полраза?

– Глупости не говори, – буркнул я. – Мы друзья. Я спас ее и Глорию от бывшего мужа. И не хочу быть мерзавцем, который использует ее беду себе на благо.

Дархан вздохнул, произвел в воздухе некие жесты, которым следовало выражать тонкую женскую натуру.

– Эльфийки! – сказал он. – С ними всегда все странно. Вот у моего кума был сосед-орк, а у соседа дядя тоже орк и взял себе жену-эльфийку.

Я даже фыркнул. Бывают же чудеса!

– Ну а что ты смеешься, он был так богат, что нам с тобой и не снилось. Фабрику имел, весь юго-восток одевал да кормил. А она – беднее школьной крысы, полы у него на фабрике мыла. Ну вот, взял он ее в жены, приодел, приумыл, зажили так, что любо глянуть. Дети потом пошли – все в мать, красивые, ну немного такие, зеленоватые, все ж отцовью породу пальцем не закроешь, но почти незаметно.

– И зачем ты мне это рассказываешь? – спросил я, невольно представив, какие дети могли бы быть у нас с Азорой. Мягко говоря, от этих мыслей было больно.

– Все были с придурью, вся семья. Ну выросли, конечно, тоже потом женились, так и внуки были с придурью, – сообщил Дархан. – Все у них поэзия была на уме, да стихи, да театры, да рисование. Ну, хоть не пили, и то слава богу.

– Хочешь сказать, что у нас с Азорой тоже дети будут с придурью?

– Хочу сказать, что может и хорошо, что у вас ничего нет.

Я вздохнул, и Дархан сочувствующим тоном произнес:

– Надо тебе за ней ухаживать.

– Надо, – согласился я и мысленно прикинул, что сделал много, чтобы понравиться Азоре – но все это сделало меня ее другом, не больше. – И что делать?

– Цветы ты ей дарил, – Дархан загнул палец. – Гулять водил. Теперь надо сделать так, чтобы она начала тебя жалеть.

Я вопросительно поднял бровь. Жалость унижает – так гномам говорят с раннего возраста, запрещая реветь из-за сбитых коленок. Но у Дархана, видимо, было другое мнение.

– У моих родителей так было. Папаша сверзился с дерева и повредил спину, – сообщил Дархан. – Мог только лежать, стонать и лопать баклажаны, больше ничего. Мамаша тогда ухаживала за ним, так все у них и завертелось. Ее сначала совесть заедала, он же на дерево-то из-за нее полез. Вернее, из-за ее кошки, кошка забралась и застряла. Дед-то мой говорил, что ничего, слезет, скелета кошки на дереве никто не видел, но… В общем, скоро и я родился, а все из-за жалости.

– Я не полезу ни на какое дерево, – скривился я. – Даже ради Азоры. У меня запасной спины нет.

– Вот и зря, – сказал Дархан. – Азора бы ухаживала за тобой, начала жалеть, а женщины, они, знаешь, сердцем располагаются к тем, кого жалеют. Ну там уж ты и сам не робей.

В дверь постучали, и Дархан не успел дать мне новые советы об ухаживании в орочьем стиле. В кабинет заглянул господин Шарль и сообщил:

– Там Саллеви…

Больше рассказывать было нечего – и мы с Дарханом бросились из кабинета.

Саллеви обнаружился в коридоре второго этажа: он ворочался на ковре, пытаясь встать, но у него ничего не получалось. Рядом с ним пританцовывала одна из девиц госпожи Бьянки – пыталась помочь, но ворочать здоровенного эльфа то еще удовольствие. Я повел носом: кажется, после вчерашнего приключения на столе, Саллеви выпил самую малость. Мы подошли, и я убедился, что эльфоза практически трезв.

– Что случилось? – спросил я, и Саллеви едва не разрыдался.

– Ноги, дружище Фьярви! Ноги не держат!

Мы с Дарханом умудрились поднять его, поставить, и Саллеви качнулся и обмяк в наших руках. Делать было нечего – мы потащили эльфа в номер, и там я налил ему испытанного временем лекарства: бренди из бара. Саллеви глотнул, выронил стакан и с ужасом простонал:

– Помогите…

Делать было нечего, пришлось вызывать врача. Памятуя о вчерашнем разговоре о кубке, я сказал Саллеви, что это за счет гостиницы.

Доктор Смитсон осмотрел стенающего и плачущего пациента, получил несколько ассигнаций за труд и сообщил:

– Это аллергия на спиртное. Допились вы, голубчик. Больше ничего, крепче воды, даже квас не рекомендую.

Саллеви посмотрел на доктора с таким ужасом, словно прямо перед ним разверзлись адские пропасти, и он увидел бесов во всей красе. Я прекрасно его понимал: для пьяницы узнать, что теперь ему предстоит блюсти трезвость, было поистине страшной новостью.

– Буду пить лежа, – решительно заявил эльф, и доктор, не обинуясь, постучал его по лбу.

– Вы дошли до той стадии, что теперь алкоголь отключает части вашего мозга. Хотите стать паралитиком, который если и ходит, то под себя?

Этого Саллеви, разумеется, не хотел. Он вздохнул и завел глаза с таким тоскливым видом, что ему нельзя было не сочувствовать.

– Аллергия, – пробормотал Дархан, который стоял рядом со мной и сочувствующе качал головой, полностью разделяя эльфийское горе.

«Аллергия, – подумал я. – А это мысль!»

Азора

Следующие несколько дней прошли тихо и спокойно. Я готовила на кухне «Вилки и единорога» – гостям-оркам, которые приехали из соседнего городка Тарунстона на один день специально для того, чтобы поесть в гостинице, пришлась по душе моя закуска из маринованных баклажанов и перцев на гриле. День выдался жаркий, окна кухни были распахнуты настежь, и трое орков стояли прямо под ними, обсуждая, к чему подойдет такая вкуснятина.

– С рисом хорошо, – мечтательно промурлыкал один.

– Да можно и просто с лепешечкой, – добавил второй и признался: – Хочу жену с детьми привезти, пусть полакомятся.

Третий ничего не сказал, но было слышно, что он захлебывается слюной.

Блюдо было несложным. Запечь на гриле молодые перцы, баклажаны нарезать кольцами, обжарить в масле до корочки, а потом сложить в кастрюльку, переслаивая зеленью с чесноком и залить маринадом. Орк был прав: такая закуска отлично идет с черным перцем и курицей.

– Но закуска будет готова только завтра, – оборвала я полет их гастрономических мечтаний. – Она должна настояться.

Орки издали разочарованный вздох и тотчас же заявили:

– Тогда мы продляем номера!

В итоге они отправились домой через три дня – довольные и прибавившие несколько дюймов в талии. А тем временем вышел новый выпуск «Большого зеркала», где была статья о Келлемане, его достопримечательностях и кулинарных традициях Крайнего Запада и замечательной гостинице «Вилка и единорог» – там с этими традициями предлагалось ознакомиться в полном объеме. На дагерротипическом снимке, сопровождавшем статью, гостиница выглядела милой, изящной и провинциальной, и я подумала, что Фьярви будет доволен.

Мы по-прежнему жили в одной комнате, он спал на диване, и весь Келлеман был уверен, что у нас идет обычная семейная жизнь. Фьярви, разумеется, завидовали – гном, который женился на эльфийской княжне, не мог не вызывать зависти. Дела в гостинице шли настолько хорошо, что Фьярви задумался о том, чтобы выкупить соседний дом, отремонтировать и открыть там второй корпус «Вилки и единорога». Раз уж мы решили развивать в Келлемане гастрономический туризм, то надо было думать, где размещать гостей.

А я чувствовала неловкость и почти не спала. Фьярви, впрочем, тоже больше притворялся спящим, и я не знала, как нам с этим быть. Мы были друзьями, да. Мы были почти семьей – но я не могла сделать шаг ему навстречу. Просто не могла, вот и все.

Вот и сегодня я уложила Глорию, которая не выпускала из рук Мамзель Тутту в новом платье, переоделась и легла сама и подумала, что нам все-таки надо поговорить.

Фьярви пришел в десять вечера – вернее, его привел Дархан, сам он идти не мог. Когда в гостиной раздался грохот рухнувшего тела, я вскочила с кровати и, набросив халат, выскользнула из комнаты. Спустившись по лестнице, я не сразу поняла, кого Дархан поднимает с ковра. Нет, по одежде, растрепанным каштановым волосам и обуви было ясно, что это Фьярви, но вот лицо… Лицо было похоже на маску – красную, распухшую, с узкими щелочками глаз. Если бы я не знала Фьярви, то решила бы, что он опустил лицо в улей с пчелами.

– О Боги! – я бросилась к нему, и Фьярви едва слышно застонал. Кажется, ему было больно дышать. – Что случилось?

– Да вот, бургомистр заехал, – объяснил Дархан: судя по раздувшимся губам Фьярви, говорить он не мог. – Привез апельсиновый ликер…

– Как апельсиновый? – воскликнула я. Фьярви едва смог разлепить глаза и что-то простонал. – У гномов непереносимость апельсина!

– Да мы в курсе, – буркнул Дархан, и мы вдвоем поволокли Фьярви на второй этаж. – Но бургомистру-то поди откажи. Ну он буквально стопочку принял, его и раскособочило…

– Врача вызывали? – спросила я. Мы уложили Фьярви на кровать, и я принялась стаскивать с него ботинки.

– Конечно, господин Шарль сразу вызвал. Лекарство дал, но сказал, что надо отлежаться. И смотреть, чтобы дышать не перестал!

Я кивнула и принялась расстегивать сюртук. В комнату заглянула испуганная шумом Глория с куклой в руках и ахнула:

– Мамочка, что с дядей Фьярви?

– Выпил апельсиновый ликер, – коротко объяснила я. Мы с Дарханом вытряхнули стонущего Фьярви из сюртука, я взялась за рубашку и напомнила себе, что надо держаться максимально спокойно и непринужденно. Я ведь видела своего мужа без одежды, меня тут нечем удивить.

– Ой, мамочка… – Глория бросилась к нам, и я увидела, как над руками дочки поплыл золотистый дымок – пробуждалась магия. Небеса всемогущие, я так разволновалась, что мне даже в голову не пришло, что Глория сможет нам помочь. – Сейчас, дядя Фьярви! Я сейчас! Потерпите еще минутку!

С пальцев Глории сорвалось сверкающее облако, и в комнате резко запахло грозой и холодом. Фьярви словно ударил невидимый кулак – он выскользнул из наших с Дарханом рук и обмяк на кровати. Глория со вздохом опустила руки и заулыбалась так, словно получила самый лучший подарок.

Лицо Фьярви на глазах приходило в норму. Утекала опухоль, уходила краснота, вот вместо щелочек появились глаза Фьярви, потемневшие и усталые, и он негромко, но отчетливо произнес:

– Спасибо, Глория…

Кажется, пришла пора вздохнуть с облегчением. Дархан заулыбался, провел ладонью по лбу и воскликнул:

– Кажется, у наших докторишек появился конкурент!

Глория испуганно посмотрела на меня.

– Мамочка, я сама не знаю, как это вышло. Я просто хотела помочь дяде Фьярви!

Теперь Фьярви выглядел так же, как и всегда, словно ничего не случилось. Он сел, провел ладонями по щекам и сказал:

– Спасибо, детка. Ты сама не знаешь, что ты для меня сделала.

Фьярви

Я прекрасно понимал, что стопка апельсинового ликера раздует меня еще сильнее, чем Нар и Очир лягушку на соломинке – но мысль о том, что Азора будет заботиться обо мне всю ночь, помогла отогнать дурные мысли. Гномы все способны вытерпеть – особенно если впереди перспектива сблизиться с самой прекрасной женщиной в мире.

И все шло хорошо! Меня вполне предсказуемо разнесло во все стороны, после укола лекарства Дархан поволок меня домой и сквозь полубеспамятство я чувствовал, как тонкие пальцы Азоры расстегивают мой сюртук и рубашку, и натурально млел, представляя, что еще немного, и наши семейные дела пойдут уже совсем по-другому – и через год у нас уже будет сын. Назову его Конрадом, в честь моего прадеда. Конрад Фьярвиссон Палевеллин, отлично звучит.

Но потом прибежала Глория, пожалела всем сердцем страдающего дядю Фьярви и все испортила. Расфеячила мне всю малину, как сказал бы гранд-майор Сардан. Через несколько минут я был здоров и чувствовал себя полным дураком.

Мы распрощались с Дарханом – орк смотрел с искренним сочувствием, и только я знал, что он жалеет меня за рухнувшие планы.

– Дядя Фьярви, все точно хорошо? – Глория спрашивала об этом, кажется, в сотый раз. Я улыбнулся, погладил ее по кудрявой голове.

– Все хорошо, детка, спасибо тебе. Ты меня в самом деле спасла.

В огромных глазах Глории плескалась радость вперемешку со страхом.

– Я очень за вас испугалась, – призналась она.

– И я тоже испугался, – сказал я. – Если бы не ты, то все могло бы кончиться плохо.

Если бы не Глория, Азора сидела бы всю ночь рядом со мной, подавая лекарства и меняя холодную повязку на раскрасневшейся от жара голове – и стала бы жалеть меня, и мы бы сблизились. Но кажется, пока мне лучше забыть о Конраде Фьярвиссоне.

Азора отправилась укладывать Глорию – я тем временем переоделся в пижаму, лег на диван и, когда она вернулась, сделал вид, что сплю, даже похрапывать начал. Хотя какой уж тут может быть сон, когда совсем рядом с тобой находится твой идеал, твоя законная супруга – и к ней невозможно прикоснуться, потому что данное слово это не пустяк.

– В «Большом зеркале» статья о Келлемане, – негромко сказала Азора – она поняла, что я не сплю. Я вздохнул, сел на диване и ответил:

– Да, я видел. Бургомистр поэтому и заехал – ему понравилось. Люди уже едут в Келлеман и везут сюда деньги.

Она тоже села – в полумраке ее силуэт казался нарисованным.

– Те орки сказали, что приедут через неделю с родней. Я уже заказала дополнительную партию баклажанов, – в голосе Азоры звучала улыбка. На сердце стало теплее. Я подумал, что, может быть, нет ничего страшного в том, что у нас не будет настоящего супружества. Мы друзья, мы соратники, мы вместе тянем лямку жизни. Может, этого достаточно?

– Как думаешь, может, все-таки купить соседнее здание? – спросил я. – Сделать между ним и первым корпусом галерею, чтобы гости спокойно шли в столовую…

– Почему бы нет? – ответила Азора вопросом на вопрос. Мне показалось, что ей тоже не по себе. Неудивительно – будешь тут чувствовать себя не в своей тарелке, когда тебя и твою дочь спас гном, когда у вас прекрасные дружеские отношения, но любое твое слово может все разрушить…

Я выбрался из-под одеяла, накинул на плечи сюртук и сказал:

– Раз уж ты не спишь, пойдем, покажу тебе кое-что.

Азора взяла шаль, и мы вышли из спальни – но не стали спускаться в гостиную. Я провел Азору к выходу на чердак, зажег свет и, спустив металлическую лесенку, произнес:

– Я полезу первым, потом подам тебе руку. Не бойся, тут недалеко.

Азора улыбнулась.

– Я и не боюсь.

Мы выбрались на чердак, и я подвел Азору к небольшому окну. Подтащил табуретки – когда-то у меня была мысль перестроить чердак, сделать здесь что-то вроде дополнительной гостевой, мы сели, и я сказал, открывая окно:

– Смотри. Отсюда весь Келлеман виден.

На чердаке плыл сухой и уютный запах, под окном тихо шелестел сад и едва слышно попискивали птицы, устраиваясь в гнездах. Город засыпал – отсюда он казался россыпью золотых брызг на темной ткани. Вот мигнул один огонек, вот второй – Келлеман ложился отдыхать. Сейчас он казался не провинциальным городишкой с мальвами в палисадниках, а маленькой пещерой с сокровищами.

– Красиво, – негромко сказала Азора, и я понял, что ей действительно нравится. Она устроилась поудобнее, почти легла на подоконник. Я пошарил чуть в стороне – надо же, бутылка ванзенского сухого до сих пор была тут. Когда-то я сидел вот так же, положив подбородок на руки, а руки на подоконник, смотрел в окно на засыпающий город и чувствовал себя невероятно, недостижимо одиноким.

Пробка подалась легко, вышла с едва слышным хлопком. Я протянул бутылку Азоре, она улыбнулась и, сделав глоток, призналась:

– Однажды я почти сбежала из дома. Поругалась с родителями из-за какого-то пустяка и убежала в горы.

Я удивленно вскинул брови – надо же, она была бунтаркой. Всегда была, не только в тот день, когда сбежала из Благословенного края. И почему я решил в день нашей первой встречи, что Азора заносчивая и равнодушная ледышка? Сейчас от нее веяло теплом и искренностью.

– Дело было вечером, – продолжала Азора. – Я села на какой-то камень и просидела до утра. Смотрела вниз, на город, и ни о чем не думала. Знаешь, сейчас мне кажется, что тогда это была репетиция моего побега сюда…

Я отпил вина. Подумал – и взял Азору за руку, прекрасно понимая, что сейчас она отдернет руку и отстранится от меня.

Но она этого не сделала.

– Ты храбрая, – сказал я. – И Глория вся в тебя.

Азора усмехнулась.

– Знаешь, когда мы сюда ехали, я думала, что умру от страха. Мне казалось, что нас поймают. Что за нами уже гонятся. Но…

– Не поймали, – произнес я, и Азора кивнула.

– Не поймали. А теперь нам больше не надо убегать. Все никак не привыкну к этой мысли.

Я понимающе кивнул. Не надо было спешить. Не надо было торопиться. Азора просто должна понять, что ей уже никогда и никто не будет угрожать – и принять это. И тогда у нас все получится – сейчас я в это верил.

– А я однажды пошел ловить рыбу в подземной реке, а поймал Глубинного червя, – улыбнулся я. – Ну не самого червя, одного из мелкоты. Вот как было дело…

Азора

Мне снилось, будто бы меня похоронили заживо, и дышать было тяжело, словно я заболела. Но и просыпаться не хотелось: сквозь сон я слышала умиротворяющее постукивание дождя за окном, а под дождь спится спокойно и сладко…

Совсем рядом негромко прозвучала гномья речь, и я все-таки проснулась.

Дышать было тяжело от того, что на моей груди лежала голова Фьярви. Мы расположились на кровати, он крепко спал, и, увидев его, я похолодела.

Впрочем, чему бы тут удивляться? Мы муж и жена, просыпаться в одной постели наше нормальное состояние. Да и не мне выделываться и капризничать, с таким-то лицом… Я подняла одеяло и с облегчением убедилась, что мы по-прежнему одеты. Должно быть, вчерашняя бутылка вина, выпитая под дружеские беседы, была виновата во всем: мы спустились с чердака и упали спать там, куда смогли добраться.

И бутылка была не одна. Теперь я вспомнила, что Фьярви вынул вторую, когда часы на ратуше пробили полночь.

Я осторожно села, дотронулась до плеча Фьярви и окликнула:

– Фьярви, пора вставать. Нам надо на работу.

Гном довольно улыбнулся, открыл глаза и несколько мгновений мечтательно смотрел на меня – потом он понял, что лежит на моей кровати, и сел так быстро, словно его окатили ледяной водой из ведра. Я улыбнулась: кажется, Фьярви был смущен не меньше меня.

– Доброе утро, – рассмеялась я. – Вторая бутылка была лишняя.

Фьярви увидел, что мы с ним полностью одеты, и тоже улыбнулся.

– Как говорит Дархан, вторая никогда не лишняя, – заметил он. – Но…

Он замялся – ему тоже было неловко и не по себе.

– Нам пора на работу, – повторила я, и Фьярви кивнул.

– Да, – согласился он. – Пора.

На завтрак были полюбившиеся всем бутерброды с семгой – сегодня я заменила пасту из авокадо на творожный сыр, а поверх розовых пластов рыбы добавила дольки огурца и маринованные каперсы. Компанию бутербродам составлял омлет с овощами: когда домовые разнесли завтрак, то я заглянула в столовую и с удовольствием убедилась, что гости едят с аппетитом.

Когда-то моя нянюшка кормила меня кашей и приговаривала: «Кушай, кушай моя хорошая, расти большой и крепкой!» Отец возмущался: дескать, нужно говорить не «кушай», а «ешь» – «кушай» это слово убогих и недоразвитых. Но нянюшка махала на него рукой и отвечала: «Ешь, кушай… неважно, лишь бы да!» – и я была с ней полностью согласна.

Сегодня Лоран расстарался: привез отличное филе лосося на коже, и я решила, что у нас будет обед в юго-восточном стиле: запеченый лосось и рисовая лапша. Домовые столпились возле стола, глядя, как я раскладываю рыбу и вооружаюсь ножом, и один из них зачарованно произнес:

– А Пекка никогда не готовила такую рыбу…

– Что ж, ее здесь нет, – с улыбкой ответила я. Блюдо было несложным, но очень вкусным. Филе надо было надсечь до кожи крупными квадратами, а затем смазать маринадом и выложить на форму так, чтобы рыба изогнулась, открывая надрезы – потом это будут порционные кусочки. Когда я смешивала маринад – мед, мягкая горчица, темный юго-восточный соус и кунжутное масло – то под окнами кухни наметилось какое-то движение. Покосившись в сторону окна, я увидела чью-то растрепанную голову: ага, кажется, у нас тут любопытные!

– Молодой человек! – окликнула я. – Не стесняйтесь, можете зайти, если хотите.

– Ой! – услышала я, и голова тотчас же исчезла. Кажется, незнакомец смутился.

Впрочем, я ошиблась. Через несколько минут Дархан заглянул на кухню и сказал:

– Азора, он говорит, что ты разрешила ему войти.

Из-за его плеча выглянул эльф в темно-синем костюме, какие носят врачи, и я ахнула:

– Эвентин! Ты!

– Я! – воскликнул Эвентин. – Азора, ты не представляешь, как я рад!

Обогнув удивленного Дархана, он вбежал на кухню, и мы обнялись. Когда-то давным-давно мы были первой, еще детской любовью друг друга – конечно, мой отец возмутился, сказав, что сын простого инженеришки не пара для княжны Благословенного края. Родители Эвентина правильно поняли это возмущение, отправили сына учиться как можно дальше от родины, и мы расстались. Какое-то время мы еще писали друг другу письма, потом переписка увяла, и я вышла замуж.

И вот теперь Эвентин стоял на кухне «Вилки и единорога» – веселый, энергичный, ни капли не изменившийся, такой, словно не было этих лет в разлуке, словно ничего не было, и мы стоим где-то в доме моих родителей, и верим, что то чувство, которое окутывает нас полупрозрачной вуалью, будет с нами навсегда.

С тех пор прошло много лет и слишком много боли.

– И я рада, – улыбнулась я. – Эвентин, как ты здесь?

Домовые замерли удивленными и испуганными меховыми шариками. Дархан ушел, и я готова была поклясться, что он отправился в кабинет Фьярви – рассказывать о незваном госте.

– Хочу открыть практику в вашем городе, – ответил Эвентин. – Я детский врач. Надеюсь, тебе и дочке мои услуги никогда не понадобятся, но…

Он с сочувствием дотронулся до моего шрама, и прикосновение отдалось легким ударом тока. Все во мне замерло.

– Это последний привет от моего бывшего мужа, – едва слышно сказала я, и Эвентин откликнулся:

– Я знаю. Весь Благословенный край гудит о том, что ты вышла замуж за гнома, а Эленвер заклеймил вас на прощание. Мерзавец.

Я старалась не подавать виду, как сильно в эту минуту мне захотелось разреветься в голос.

– Хорошо, что он уже в прошлом, – только и смогла ответить я. Эвентин мягко сжал мою руку.

– Ты знаешь, я хотел купить то здание по соседству. Сделать там самую крупную детскую клинику в регионе.

– Соседнее здание? – переспросила я. – Мой муж хочет купить его… для второго корпуса гостиницы.

Эти слова отдались в душе, царапнули. Фьярви…

– Я знаю, – улыбнулся Эвентин. – И хочу с ним поговорить. Как ты думаешь, он выслушает меня или сразу спустит с лестницы?

– Выслушает, – ответила я. – Обязательно.