Текст книги "Дневник чужой жены"

Автор книги: Лариса Соболева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Звоните, – и пододвинул телефон.

– У меня есть, – промямлила она и достала мобильный телефон.

Следователь подошел к двери, кого-то позвал. Удивительно, но мысль работала четко и быстро. Возможно, интуиция подсказывала, что у следователя мало оснований ее задерживать. Она подумала о Глебе: если он сюда попадет, останется надолго. Нина быстро набрала сообщение: «Я арест. Обыск. Уходи». Отправила. Для видимости поднесла трубку к уху, только после этого набрала номер кафе. В кабинет вошел молодой человек. Нина подняла на него отчаянные глаза, но тут ответили по телефону.

– Минуточку… Это ты, Долька? Меня арестовали… Да, меня в тюрьму сажают. Позаботься о кафе. Пока.

Глава 14

В трубке звучали короткие гудки. Долли будто бревном по голове огрели. Новость настолько была безумной, что некоторое время Долли ничего не видела, только слышала: пи-пи-пи… Постепенно гудки дошли до сознания, именно они привели в чувство. Долли удивленно посмотрела на трубку, не веря тому, что услышала с минуту назад. В одном она не сомневалась: это был голос Нины.

– Ой, мамочка… – схватилась за щеку Долли и закачалась из стороны в сторону. – Это что же творится?! Нинку… За что?!

Долли сорвалась с места и понеслась из кафе. На улице сообразила, что выскочила без пальто. Она вернулась, надела пальто и… плюхнулась на стул.

– Куда же бежать? К кому? Надо что-то делать… А что? Знакомых у меня нет в милиции… К кому же обратиться?

Жора! Такая бандитская рожа с золотыми зубами и с «Хондой» должна иметь массу полезных знакомств. Долли принялась искать его визитку. Она вывалила из сумочки все на стол, перетрясла записную книжку. Лихорадочно перебирая маленькие прямоугольники, говорила вслух:

– Но этот негодяй потребует плату. Он потребует, точно. Потому что негодяй. А разве нет? Порядочные люди на «Хондах» не ездят, порядочные люди ездят на трамвае… Вот! Вот она, его визитка. – Долли набрала длинный номер, наверняка сотового телефона. – Ох, Нинка, Нинка… что же ты натворила, а? Алло! Это Жора?.. Долли с тобой говорит… Слушай, я звоню по делу. По очень важному делу… А можно без шуточек?.. Да, случилось! Давай встретимся… Хорошо, я приеду. – Она с негодованием бросила трубку и процедила: – Намекает! А что будет после того, как я скажу, зачем он мне понадобился? Ладно, за Нинку я расплачусь с ним даже телом.

Она вскочила, закрыла кабинет и побежала через зал к выходу.

– Долли! – окликнул Миша. – Нина вернулась?

– Ой, Мишенька! Ты не отвезешь меня?

– Я вообще-то хочу Нину дождаться…

– А ты ее не дождешься, потому что она в тюрьме.

– Где?!

В это время в кафе вошел следователь Рыков с двумя мужчинами. Он о чем-то спросил официантку, та указала на Долли.

– Здравствуйте, – приблизился к ней он. – Вы Дарья?

– Ну, кажется, я… – пролепетала та, опасливо глядя на незнакомца.

– Мне нужно произвести обыск в кабинете вашего директора.

– Обыск? Но там ремонт…

– Ремонт нам не помешает.

– Долли, что происходит? – встал со стула Миша. Мало сказать, что он был удивлен. – Что за обыск? Вы кто?

– Следователь Анатолий Трофимович Рыков.

Со следователем не поспоришь. Рабочих выдворили из кабинета Нины. Поскольку из мебели там стоял лишь стол, его осмотрели быстро. Рыков заострил внимание на листах в ящике стола, которые не имели отношения ни к документации, ни к другим бумагам. Первые фразы, прочитанные им, велись от первого лица. Прочитав несколько строк, он выпятил губу. Долли, увидев, что именно он держит в руках, припомнила, с какой одержимостью Нина требовала переводы. Вдруг дневник неизвестной женщины как-то связан с арестом Нины и может сыграть плохую роль в ее судьбе? Ведь из-за чего-то Нина загудела в тюрьму. Кстати! Она же говорила, что из-за дневника у нее начались проблемы! Долли потянулась к листам:

– Извините, это мое.

– А что это? – не отдал листы следователь, взглянув на нее исподлобья.

Проще простого ответить: роман. Чисел переводчица не ставила, значит, следователь не догадается, что это дневник. Он обязательно спросит: чей роман? Можно сказать: мой, я написала. Но там же такое написано – не всякому покажешь. Что о ней подумает следователь? Дамочка извращенка? Но больше ничего не пришло на ум, и Долли выдавила:

– Это… роман.

– Чей? И почему на листах? – спросил он, пробегая глазами страницу.

Долли вытянула шею, прочла: «Должна сказать, с Глебом мне нравится больше, чем с другими…» Слава богу, не пикантное место. Она поспешила сказать:

– Это написал один знакомый… еще не опубликовал… дал прочесть мне… а я дала почитать Нине… Александровне.

Рыков мельком взглянул на нее, словно проверял – врет она или говорит правду, и продолжил чтение. Долли заметно нервничала, крутила на пальце кольцо и кусала губы. Он перевернул страницу, тут же его взгляд остановился на Долли – изучающий и подозрительный. Она мужественно выдержала.

– А не могли бы вы познакомить меня с автором? – спросил он.

– Зачем? – напряглась Долли.

– Хочется познакомиться с писателем.

В его фразе Долли уловила двойной смысл. Что же его заинтересовало в тексте? На ум пришла отговорка:

– А его сейчас нет в городе. Он уехал.

– Когда приедет, скажите, что я хочу увидеться с ним, – сказал Рыков. – А сочинение заберу с собой, почитаю на досуге.

– Слушайте, – протянула с возмущением Долли, – это самоуправство с вашей стороны. Произвол. Есть закон об авторском праве! Вы не имеете права…

– Бог с вами, я не собираюсь присваивать его произведение, – спокойно сказал Рыков. – Он же пишет для читателей? Вот! Почитаем.

– Я буду жаловаться! – выдала Долли. Рыков повел бровями, дескать, жалуйся на здоровье. И тогда она пошла на самый отчаянный шаг, на который была способна. – Хорошо! Я скажу, кто автор. Это я!

– Что вы говорите, – с усмешкой сказал Рыков, явно не веря ей.

– Не верите?! – прогремела Долли. – Ладно. Я сейчас!

Она вылетела из кабинета, через минуту прибежала, запыхавшись, кинула на стол четыре общие тетради:

– Вот! Смотрите! Это все я писала! И те листы, что у вас, мои.

Он нехотя потянулся к тетрадям, взял верхнюю, открыл и прочел вслух:

– «Возлюбленная беса». – Взял следующую. – «Вавилонские страсти». Очень интересно. «Зрелость куртизанки». И где же вы берете сюжеты?

– Из головы. Придумываю.

– Но ваши произведения написаны от руки, а здесь отпечатаны…

– Потому что я стала работать на компьютере.

– А где конец истории Глеба и неизвестной героини?

– Не дописала.

– Я все же познакомлюсь с вашим последним произведением. Этот роман меня очень заинтересовал. Знаете, хорошо написано. А где еще Нина хранит документы?

– В сейфе! – гаркнула Долли, чуть не разревевшись. Но дудки, этот самонадеянный человек не увидит слабину Долли! Она повторила зло: – У меня в сейфе!

Сейф тоже осмотрели, но ничего стоящего не обнаружили.

Глеб изредка доставал телефон и просматривал сообщения. Нина не звонила, боясь, что его голос в комнате услышат бабульки, но сообщения отправляла исправно: «Скоро буду. Поешь, еда в холодильнике. Не включай звук телевизора. Еду домой». Собственно, все, кто заимел мобильную трубку, на первых порах пишут всяческую ерунду или звонят по пустякам. Нина не исключение.

Глеб вздремнул. Сидя взаперти и занимаясь лишь поиском выхода из сложившейся ситуации, он уставал до одури. Случалось, нечаянно отключался. Когда же обостренное подсознание выдавало серию снов, в которых Глеб видел себя на скамье подсудимых или за колючей проволокой, он подскакивал и долго не мог сообразить, где находится. Подполье оказалось тяжелым испытанием.

Как только очнулся от забытья, он резко сел на софе, протер лицо и глаза, тряхнул головой. В поле зрения попали кассеты в сумке, которая стояла у шкафа. Посмотрел абсолютно все, а ничего подозрительного не заметил. Следует искать где-то в другом месте, но где? Чтобы активно включиться в поиски, надо быть относительно свободным, а как раз свободы у Глеба нет. Она появится, когда переедет на квартиру. Главное – есть дневник Валентины, на него возлагал надежды. Глеб решил сам найти переводчика, потому что не хотел, чтобы Нина читала откровения его жены.

Он встал с намерением попить воды, увидел мобильный телефон. Звонки отключил, поставив трубку на вибрацию. Телефон всегда держал при себе, а тут вдруг случайно оставил на столе. Просмотрел сообщения. «Глеб Николаевич, отзовитесь. Дайте указания, что делать. Менты трясут. Вика». Это бухгалтер. Она каждый день присылает сообщения. Следующее: «Глеб, где ты? Что происходит? Слон». Это друг. А пошли бы вы все друзья… Следующее: «Я арест. Обыск. Уходи». Без подписи. Да это же Нина! Что значит – арест? А обыск? А уходи? Да что ж тут думать! Обыск будет в квартире Нины! Когда она прислала сообщение? Сколько прошло времени? Глеб похолодел, пересохло во рту – милиция может нагрянуть в любую минуту.

Он оглядел комнату, прикидывая, как собраться мигом и не оставить следов. Кассеты с архивом – обязательно. Кассеты с фильмами пусть остаются. Кейс! В нем деньги, ценности. Одежда! Глеб засунул костюм в сумку – на переодевание времени нет. Чуть не забыл записные книжки Валентины и визитные карточки, лежавшие на тумбочке у софы. Метнулся за ними, бросил в сумку. Кажется, больше его вещей нет в доме Нины. Он схватил ключи, которые она оставила на всякий пожарный случай, а это и есть тот случай. В связке болтался и ключ от гаража, а запасной ключ от джипа лежит в кармане пиджака, Глеб всегда предусмотрителен. Вспомнил про бородку и усы. Они лежали сверху буфета, Глеб и их бросил в сумку, приклеит, когда отъедет от дома. Теперь предстояло выйти. Но как быть с бабульками? Они обязательно расскажут милиции, что у Нины скрывался подозрительный тип, который прятался даже от соседей. При всем при том она написала: уходи. Глеб вышел в коридор.

Из кухни выглянули сразу две старческие физиономии. Глеб вежливо кивнул им, те растерянно кивнули в ответ. Он закрыл дверь на ключ, взял сумки…

Раздался требовательный стук в дверь. Этот стук отозвался в каждом нерве Глеба, заставил попятиться. Стук повторился. Звонки есть, но ни один не работает, поэтому барабанили кулаком по старой входной двери. Из комнаты выглянула третья старушка в очках. Глеб не двигался. Машка Цеткин крикнула: – Кто там?

– Милиция. Откройте.

– Это милиция, – шепотом сказала Машка Цеткин Глебу.

Он прислонился к стене и свесил на грудь голову.

– Откройте! – повторили за дверью.

ИВС – изолятор временного содержания. Очень занятное место, настолько занятное, что Нина осматривалась, ежась от брезгливости. Сюда следует приводить народ на экскурсию, после чего резко упадет количество преступлений, так как вряд ли захочется кому-либо побывать здесь еще разок. А Нина не просто побывала, она попала в ИВС! Как ни странно, присутствия духа она не потеряла. Попадая в передряги, такие люди, как она, мобилизуют волю, ищут выход из безвыходных положений. Раньше Нина была совсем другой – воробышком, неспособным чирикнуть в свою защиту. Когда же хлебнула лиха, поняла: надо меняться, на блюде ничего не принесут. И она приложила массу энергии, чтобы изменить себя. Правда, блюдо тоже было – с папиным наследством, но Нина получила его, будучи уже другой. Наследство помогло стать на ноги, а духом Нина окрепла гораздо раньше. И сейчас она занялась тем, что отбросила наконец панику. Мысль выйти отсюда незамедлительно откинула сразу. Ночь ей точно предстоит провести в камере, а завтра видно будет.

Здесь находилась еще одна женщина, она была в дорогом спортивном костюме, но с внешностью «трижды судимая». Она некоторое время наблюдала за Ниной, видимо, дала возможность привыкнуть к покоям ИВС, затем спросила прокуренным голосом:

– Как зовут?

– Нина.

– А меня Зина. За что кинули сюда?

– Из-за клипсы.

– Украла? – поморщилась Зина. То ли сомневалась, что Нина способна украсть, то ли кража была слишком незначительная, чтобы из-за нее сесть в камеру.

– Нет, – ответила Нина. – Клипсу нашли в доме, в котором убили двух человек.

– Тогда ты влетела круто. Двоих, говоришь? Статья пятая, часть вторая, пункт «а». Но глядим в корень: как они убиты?

– Зарезаны. Зверски. Много ножевых ран…

– Ууу… – протянула Зина. – Тогда это убийство я бы квалифицировала еще и по пункту «д».

– А что это такое?

– Это убийство, совершенное с особой жестокостью. Знаешь, на сколько влетишь? (Нина только широко раскрыла глаза.) Как минимум лет на двадцать, если вообще не пожизненно. Вообще-то там еще смертная казнь предусмотрена, но, слава богу, ее сейчас не применяют. Мораторий! – И Зина назидательно подняла указательный палец.

– Но я не убивала, – испугалась Нина. – Я даже не знаю, как попала туда моя клипса.

– На убийцу ты не смахиваешь, – согласилась Зина с оттенком жалости. – А как узнали, что это твоя сережка?

– Не знаю, – вздохнула Нина. – Я тоже об этом спросила, Рыков не сказал. Но ему стало известно, что я была в том доме в ночь убийства.

– А ты была?

Нина припомнила, что в камеру часто сажают стукачей.

– Нет, не была, – ответила твердо.

– Следователь Рыков? Волчара. Тебе не повезло. Главное – алиби.

– Плевал он на мое алиби.

– На адвоката не плюнет, – заверила Зина. – Говоришь, ему стало известно, что ты была в доме? Так это ж просто. Кто-то стукнул на тебя.

– Как? – переспросила Нина. – А кто же мог стукнуть?

– Заинтересованный. Кто подбросил клипсу. Может, это сделал тот, кто замочил тех двоих. Ты вспомни, когда видела последний раз клипсы, кто был при этом.

Как человек, привыкший все рассчитывать до копейки, Нина занялась вычислениями, к счастью, у нее отличная память. Клипсы она надевала редко, слишком давили на мочки, но носила их в сумочке постоянно. Последний раз… а когда был последний раз? Нина вспомнила, что на этой неделе она уже искала клипсы, но недолго. Это было в… понедельник! Да, в понедельник. Отправляясь к Надежде, она надела черное платье. К двум вещам из гардероба Нина обязательно надевала клипсы. К костюму, в котором была вчера, и к черному платью – аметисты оттеняют черный цвет, а фиалковый цвет глаз дополняют. В этом же платье она была… в четверг! Да, в четверг клипсы были обе. А потом? Куда они делись? Одну нашла в сумочке. Нина снимала их часто, чтобы отдохнули уши, но практически сразу надевала. Снять их могла дома, в машине, когда ехала домой… Стоп, но не в четверг. В четверг около двенадцати пришел Глеб. Клипсы на ней были? Не было, это точно. Потому что слишком долго они пробыли в кабинете, Нина обязательно бы их сняла хоть на минуту. Значит, сняла раньше. Когда? Наверное, до появления Глеба. А до его появления она была в туалете. Да, да, да! Она сняла клипсы перед зеркалом, потому что было уже поздно, бросила их в сумочку. А потом? Что она доставала из сумочки? Ничего… Нет! Платок! Нина доставала платок в доме Глеба, стоя на пороге спальни, чтобы закрыть нос! Вот и все. Теперь ясно, как клипса очутилась в спальне, ее никто не подбрасывал. Нина достала платок, а с ним нечаянно выпала клипса, которая упала на пол. Значит, она сама потеряла ее там! С этим ясно.

Возникает второй вопрос: кто «стукнул», что она была в доме? Об этом знает только Глеб, но Рыков не упоминал его. Неужели Глеб заложил? Чепуха! Он сейчас полностью зависит от Нины и не станет пилить сук, на котором сидит! Значит, кто-то другой. Человек этот видел Нину в доме или возле дома… Но почему он не заложил Глеба, почему? Возможно, следователь специально не говорит, что и на Глеба донесли. Он же, по словам Зины, «волчара», значит, хитрый и коварный, будет подлавливать на допросах. Ладно, этот пункт можно пока отставить. Но «стукач» донес на Нину. Кто же это? Ясно одно: человек этот видел Нину и Глеба в доме или находился снаружи, но все равно видел, как они заходили в дом. Поэтому, найдя клипсу в спальне, следователь сразу пришел в кафе, уже зная имя хозяйки. Кому же понадобилось следить за домом?

А вдруг это убийца? Только убийцу могли интересовать люди, заходившие в дом. Значит, ему выгодно подставить Нину. Почему ее? А если предположить худшее? Он знает, что Нина помогает Глебу и где-то его прячет. Тогда он следит за каждым ее шагом, дабы знать, что она и Глеб предпримут. Следит?!

Нину обдало кипятком: не убийцу ли она видела в окне? К сожалению, не рассмотрела лица, даже не разобрала мужчина это или женщина, не заметила возраста. Он следит… Чем занималась Нина эту неделю? Практически ничем: своим кафе, оформляла машину, ездила к Надежде. Ее суета ничего не даст убийце. А Надежда? Возможно, преступник знает Надежду. Он может поинтересоваться у Надежды, зачем приходила Нина. Не прямо, а обходными путями. Вот! Вот интересный момент. Надо обязательно узнать у Надежды, говорила она кому-нибудь о ней или нет. Ну, двоим растрепалась – папе и маме Глеба. А кому еще?

Он следит… следит. Стоп!!! Если он знает, что Нина была в доме, значит, находился где-то поблизости. Где? Надо бы знать точно. Хорошо, а можно допустить, что он находился в доме? Какие основания так думать? Он убил Валентину и Леонида после десяти, ведь именно в это время Глеб приехал домой, у Лени еще были судороги. Итак, в одиннадцатом часу. А Нина и Глеб попали туда примерно в половине третьего. Он что, полоумный? Зачем столько времени оставался там? Где – там? Да в доме, в доме! Что ему делать на улице и на холоде несколько часов? А зачем он оставался в доме? Ведь это глупо. Значит, были серьезные причины остаться. Какие же у него были причины остаться? Он убил, по логике сразу должен бежать без оглядки с места преступления, но не убежал. Почему, почему не убежал?

Хочешь понять человека, представь себя на его месте. Нина представляла: вот она убила прелюбодеев (хоть это и невозможно), какие ее действия? Ну, уж кофе не пила бы в гостиной. Так что ее могло задержать в доме? Причины не находила.

– Зина, – обратилась она к соседке по камере, – представь ситуацию. Человек совершил преступление в… (а вдруг она подсадная утка?) в квартире…

– Какое именно преступление? – осведомилась Зина.

– Ну… к примеру ограбил квартиру, взял драгоценности.

– Представила.

– И он не уходит из квартиры. Как думаешь, почему?

– А что он там делает?

– Не знаю, потому и спрашиваю: что он может там делать?

– Такого быть не может.

– А если может?

– Тогда он придурок. Ну, ладно, пусть остался. Думаю, ему было известно, что хозяин не придет, поэтому не торопился.

– Хорошо, – сказала Нина, подсев к Зине. – А если грабитель прекрасно знал хозяина, что могло еще его заинтересовать в квартире?

– Даже не знаю, – пожала плечами Зина. – Причина должна быть очень серьезной. Никто из нормальных не задержится на хате. Сцапал и беги – это закон.

Зина подтвердила ее подозрения. Только одно могло задержать его: он не мог уйти без чего-то. Сейф не тронул, обыск не делал… но, может, делал обыск аккуратно, чтоб никто этого не заметил? Все равно ценных вещей не тронул. Нина успела заметить на туалетном столике украшения: браслет, часы, кольца, все из золота. Тогда он что-то другое искал в доме. Это единственное оправдание. И он не ожидал, что Глеб вернется домой вместе с Ниной! Да, он искал. Что?

В расчетах Нины была абсолютная логика. Одновременно она получила подтверждение, что Глеб к убийствам не причастен. Осталось мало-мало: выяснить, что искал в доме убийца и кто он.

Глава 15

– Да не расстраивайся так, я уверен, недоразумение выяснится, ее отпустят, – говорил Жора ревущей Долли.

После обыска в кафе Миша отвез ее к Жоре в магазин. Тот безумно обрадовался, что сладкая малина – Долька – захотела с ним встретиться, раскошелился на выпивку, закуску, даже цветы! А Долли ворвалась в сопровождении парня, с которым он незнаком, и огорошила: Нина в тюрьме. Первое, что пришло ему в голову, – успокоить паникершу.

– Да? – негодующе рыкнула Долли. – Скажи, какой умный! Ее посадили! Понимаешь? Вызвали повесткой к следователю и посадили!

– Но я-то чем могу помочь? – растерялся Жора.

– Нужны связи в милиции и в прокуратуре. У тебя есть? Попроси, чтобы Нину выпустили, а?

– У меня таких связей нет, – развел руками Жора, а она мгновенно потеряла к нему интерес, собралась уйти.

– Погоди, Долли, – вступил в диалог Миша. – Ты не с того начинаешь…

– Еще один умный! – вспыхнула та.

– Никакие связи не помогут, если у следователя были причины задержать Нину, – повысил голос Миша. – Очнись, Долли. Ты хоть знаешь, по какому поводу ее вызвали?

– Нет. – И Долли снова разревелась, уткнувшись лбом в стену. – Я спрашивала, она не сказала. Я подумала, что это все так… ерунда… мало ли кого вызывают.

– А тебе не показалось, что Нина в последнее время немного странно себя вела? – спросил Миша.

– Показалось, – встрепенулась Долли. – Она рассеянная была, а вчера попросила меня взять на себя заботу о кафе. Странно, да? Она же пропадает сутками в своем кафе, для нее ничего не существует, кроме кафе… а попросила меня…

– Почему она это сделала? – допытывался Миша.

– Не объяснила. – И Долли вновь залилась слезами. – А я долго не справлюсь. Я не умею управлять… готовить… я ничего не умею, только балансы-финансы.

– Не реви! – прикрикнул на нее Миша. – Что еще странного было в ее поведении?

– Ничего… кроме… она все время требовала привезти перевод. Ну, помнишь, Жора, ты меня отвозил к переводчику?

– Помню, – ответил тот, обрадовавшись, что хоть мало-мальская польза от него есть. – Тетрадь написана английским языком.

– Что за тетрадь? – подхватил Миша.

– Дневник какой-то, – всхлипнула Долли. – Там такое… такое…

– Да что – «такое»?! – взорвался Миша. – Чего ты мямлишь? Говори все, что знаешь, иначе мы не поможем Нине.

– Там один стриптиз. В прямом смысле, – предупредила она.

– Чей это дневник? – не унимался Миша.

– Ой, да не знаю. Нина знает. – Выходит, ты ничего не знаешь, – вывел Миша. Жора только глазами водил, изредка поглядывая на приготовленные закуски и понимая, что романтический ужин не состоится. – Тогда нам нужен адвокат, вернее, адвокат нужен Нине. Он хотя бы узнает, из-за чего ее задержали. Ну, а я хочу прочесть дневник, который так интересовал Нину.

– Не надо, – перестала рыдать Долли. – Там написано не для мужчин. Кстати, перевод дневника забрал следователь. Вот урод! Я ему – мое, а он забрал!

– А, так это дневник он нашел в столе у Нины? А почему ты соврала, что в его руках роман, который ты написала?

– Да как ты не понимаешь! – басом сказала Долли. – Это чужая тайна, так Нина говорила, она даже меня не посвятила. Мне показалось, что не надо давать следователю дневник, потому что Нина говорила, что из-за дневника у нее возникли проблемы.

– Листы отпечатаны, – рассуждал Миша, – значит, переводчик занес текст в компьютер. Мы попросим еще раз напечатать перевод. А на первом плане у нас адвокат. Жора, у тебя есть знакомый адвокат?

– Есть, конечно. Мой адвокат, – ударил себя в грудь кулаком Жора.

– Тогда поехали к нему.

Адвокат – женщина средних лет с унылыми глазами всезнайки – выслушала сумбурную просьбу, в которой сложно было что-либо понять. На вопрос, берется ли она за это дело, ответила:

– Я не веду уголовных дел, только гражданские.

– Уголовных?! – в ужасе прошептала Долли. – Почему вы решили, что это уголовное дело? Нина не бандитка…

– Раз вашу Нину задержали сразу у следователя, на нее завели уголовное дело, – объяснила адвокат тоном, каким объясняют прописные истины. – Есть адвокаты, которые специализируются на уголовных делах, найдите такого. Но прежде хотя бы выясните, за что ее задержали, ведь должна быть причина. Это все, что могу посоветовать.

Разочарованная Долли принялась реветь в машине:

– Все пропало! Нинка влипла. Что я теперь буду делать?

Да, потерять Нину для Долли была целая трагедия. Они так здорово сработались, сдружились, и зарплата у Долли приличная, и хозяйка Нина не заносчивая, и уверенность в завтрашнем дне… была. Без Нины все пойдет прахом, Долли есть что терять.

– Перестань паниковать! – прикрикнул на нее Миша. – В городе полно адвокатских контор, завтра найдем адвоката.

– Уголовные дела сложные, – вздохнул Жора со знанием дела. – Здесь не всякий адвокат справится. Их развелось как собак нерезаных, а хороших мало. Как ты найдешь нужного адвоката? Они все прикидываются доками.

– Я знаю, к кому обратиться! – воспрянула духом Долли.

– Ну и к кому? – с сомнением произнес Жора.

– К Паше Корейцу! Он к Нинке неровно дышит, я это заметила…

– Только не к нему! – категорично заявил Миша.

– Это почему? – пробасила Долли. – Он в уголовном мире крутится, там у них и адвокаты уголовные есть. Иначе Паша давно бы сидел за решеткой.

– Вот поэтому к нему нельзя обращаться, – сказал Миша. – Потом ни ты, ни Нина от него не отделаетесь. Так, а сейчас поедем за дневником к переводчице.

Долли промолчала, но больше не ревела. Она откинулась на сиденье и о чем-то сосредоточенно думала.

Ключи изъяли при задержании Нины, поэтому без труда открыли ее комнату, пригласили понятых – соседок по квартире, шел обыск. Прошло часа два, бабушки жались к стенке с одинаковым выражением лиц: испуганно-недоуменным. Кроме ведерка в углу, как выяснилось предназначенного для испражнений, ничего сомнительного не нашли, но продолжали обыск. Наконец один из оперативников сказал, протягивая Рыкову листы:

– Похоже на то, что изъяли у нее в кабинете.

Это были записи от первого лица. Страницы нумеровались с единицы, затем шла двойка и так далее. Рыков бегло просмотрел листы, покивал, сложил их и сунул в карман куртки. Затем предложил бабулям:

– Садитесь, мне бы хотелось с вами поговорить.

Бабуле с клюкой он подставил стул, остальные сами взяли, сели в рядок.

– Вы не замечали каких-нибудь странностей за вашей соседкой Ниной?

– Ну, конечно, – взяла слово Матильда Степановна. – Она всегда ведет себя странно. Знаете ли, коллективное проживание требует определенных правил. Нина не выполняет правила, грязную посуду оставляет на кухне, поэтому мы не можем вывести тараканов. Она относится с пренебрежением к обязанностям…

– Кхм, кхм, – предупредительно кашлянула Машка Цеткин, а Матильда Степановна сразу втянула голову в плечи и воровато посмотрела на бабуль.

– Я бы хотел поговорить с вами наедине, – поздно сообразил Рыков и обратился к Матильде: – Останьтесь вы.

Машка Цеткин и Любовь Алексеевна поднялись. Красноречивее взглядов, которыми обе наградили Матильду Степановну, трудно представить. Рыков только криво улыбнулся, но промолчал, искоса наблюдая за старушками. Обе ушли.

– Простите, как вас звать-величать? – спросил Рыков Матильду тоном, который обязательно был должен расположить бабушку.

– Меня зовут Матильда Степановна, – ответила та, придвинув стул к нему поближе. – Я работала учительницей биологии. Давно на пенсии.

– Ну, рассказывайте о Нине. Никто не узнает, о чем мы с вами говорили.

– Не могу, – виновато опустила голову она.

– Почему?

– Потому что Машка Цеткин… ой, простите, так Ниночка зовет Марию Борисовну, но когда никто не слышит… то есть она думает, что никто не слышит…

– Так что там Машка Цеткин…

– Ничего, – опустила она глазки.

– Матильда Степановна, – покачал Рыков головой, – поймите, идет следствие. Это очень серьезно. Нина задержана по подозрению… в совершении преступления.

– Боже мой! – ахнула Матильда Степановна. – Ниночка?!

– Вот я и выясняю, виновата она или произошла ошибка, – поспешил смягчить новость Рыков. – Нина что-то знает и не хочет сказать, что именно она знает. Это для нее опасно, поверьте. Помогите мне и ей.

Матильда Степановна что-то прикидывала в уме, затем выпалила:

– Ну и пусть посидит. Знаете, это полезно для Ниночки. Она бывает такая неделикатная, просто ужас. Может, тюрьма ее кое-чему научит.

– Ну, так нельзя, Матильда Степановна, – более чем мягко пожурил ее Рыков. – Если Нина вас обидела, это еще не повод засадить ее в тюрьму, верно?

– Да, – согласилась она, вздохнув. – Хорошо, я скажу вам. Только умоляю…

– …никому ни слова, – поклялся он, приложив ладонь к сердцу.

– У Нины есть… любовник. Она приводит его прямо сюда. Это так неприлично, понимаете? Нравы упали до основания, бесстыдство стало нормой. Нина не курит, а из ее комнаты несло сигаретным дымом. Потом она заверяла нас, что курит, но это же неправда. А потом я не раз слышала, как она разговаривает с кем-то, стала тщательнейшим образом закрывать дверь, а раньше не закрывала…

Машка Цеткин напомнила о себе громким кашлем, Матильда осеклась.

– А кто ее любовник? – спросил Рыков.

– Не знаю, – шепотом сказала Матильда. – Она прятала его у себя несколько дней.

– Прятала… – задумчиво произнес Рыков. – А потом он ушел?

– Я ничего не могу сказать, – плаксиво сказала она, поглядывая в сторону двери. – Раз его нет в комнате Нины, значит, он ушел.

– А как он выглядел?

– Не видела.

Поняв, что сейчас старуха не станет выкладывать правду, хотя ей очень хочется это сделать, он пригласил Марию Борисовну. Та явилась насупленная, неприветливая, села напротив Рыкова и скрестила на груди руки, всем видом давая понять: я тебя в упор не вижу. Однако вывести его из себя еще никому не удавалось, он начал опрос:

– Итак, Мария Борисовна, у Нины есть друг… Она часто его приводила сюда?

– Нинка, что ли? – сделала вид, что не поняла. – А вовсе не приводила.

– Но я точно знаю, что он ночевал у Нины не один раз. Вы этого не замечали?

– Мотька, что ли, растрепалась? Верьте вы ей. Сплетница! А еще интеллигенция называется. Она и про меня сплетничает, будто я не на собрания хожу, а к любовнику. Дура. В мои годы любовников не заводят, есть другие интересы.

– Вы ушли в сторону, – вкрадчиво прервал ее Рыков.

– Куда я ушла? – покривилась она.

– Не прикидывайтесь. Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю.

– А вот и не понимаю, – грозно возразила она. – Не мое это дело – любовники Нинки. Они мне не мешают. Нынче все развратные, научились…

– Так у нее не один друг? – дотошно выяснял Рыков.

– А хоть пять! Мне какое дело? Вот пристал! Не буду больше говорить.

– Вы не хотите помочь следствию?

– Не хочу, – заявила Машка Цеткин, и вид ее был притом победоносный. – Вот не хочу. А что ты мне сделаешь? Небось не посадишь.

– Тогда подумайте о Нине, ей сейчас несладко в камере.

– Вот о ней я и думаю. А то наговорю чего лишнего, а ты ее потом не выпустишь. Нет уж. Нинка пашет сутками, нас тут всех подкармливает, от себя отрывает. На пенсию не разгуляешься. Много вас сейчас таких найдется, чтоб старикам кусок какой перекинуть? Нинка хоть и с характером, а девка добрая. Да оно ж и мы не рафинад. Так что топить ее не стану. Одно тебе скажу: ничего плохого она сделать не могла, на глазах наших выросла. Мы тут все ее нянчили. Все, я пошла.

Мария Борисовна удалилась, на ее место без приглашения приковыляла Любовь Алексеевна. Рыков удивленно произнес: