Текст книги "Маленький дракон с актерского факультета"

Автор книги: Лариса Шкатула

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава седьмая

Такой повеяло молодостью, такою верою в себя и отвагою, что за исход борьбы было не страшно.

Викентий Вересаев

На другой день в институте у Кати было две первых пары лекций. Она встала рано, признавая за собой некоторую безалаберность – продолжать опаздывать становилось уже неприличным.

На столе в гостиной стоял горячий самовар и на расписном блюде высилась гора аппетитных румяных плюшек.

Она больше не протестовала против заботы Венусты Худионовны – тем более, что теперь они станут служить одному общему делу, с которого один из них, кстати, может и не вернуться, хотя историки упорно избегают говорить на эту тему.

Рассуждая так, девушка встретила внимательный взгляд старой профессорши.

– Эх, Катенька, щитом-то ты свои мысли закрыла – хвалю, неплохо это у тебя получилось! – а по лицу твоему все прочитать можно. Неужели ты думаешь, не примем меры безопасности, отправляя тебя с таким ответственным заданием?

Не дают Звягинцевой почувствовать себя героиней! Можно подумать, она каждый день на подобное решается!

На лекциях она никак не могла сосредоточиться и просто автоматически записывала все, что говорил лектор. Сидящая рядом приятельница попыталась было её разговорить: о чем Звягинцева так задумалась, но Катя отбивалась от неё однозначными фразами. Кажется, невпопад, потому что заметив обиженное выражение лица однокурсницы, решила попросту замолчать.

Домой она опять торопилась. Подруги шутили: красивый сосед, что ли? Дома была одна Венуста Худионовна, которая заставила её поесть горячего супа и жаренную картошку, не обращая внимания на протесты девушки.

– Тебе сейчас понадобятся силы, – сказала она.

– А кто со мной будет заниматься? – поинтересовалась Катя, уплетая вкусный наваристый суп.

– Я, кто же еще, – ответила старый историк. – Ты ешь, а я пойду, переоденусь...

Всем бы быть такими старушками!

Из своей комнаты Венуста Худионовна вышла в серой фланелевой рубахе и черных галифе, заправленных в мягкие кожаные сапоги.

На вид сейчас ей было не больше шестидесяти лет. И перед Катей предстала уже не старушка, а подтянутая моложавая женщина в хорошей спортивной форме. Она протянула девушке прямоугольной формы сумку из светлой кожи, изукрашенную узорами тоже из кожи, но более темного оттенка.

– Переоденься, – коротко бросила она и легко села в старинное с бархатной обивкой кресло, забросив нога за ногу. – Поспеши, Катюша, у меня мало времени.

– Вы торопитесь?

– Конечно, молодильное снадобье действует всего два часа.

– Так мало? – разочаровалась Катя.

– Если бы удалось добиться более продолжительного действия, мое снадобье называлось бы уже "лекарством от старости".

– Значит, это все сказки, что в обмен на душу можно получить вечную молодость?

Венуста Худионовна расхохоталась.

– Очень мило! Ты ассоциируешь меня с нечистым?

Она встала, чтобы помочь Кате застегнуть вполне современный комбинезон, ладно обтягивающий тело.

– Иди за мной, – кивнула девушке историк и направилась к двустворчатому шкафу, стоящему рядом с сервантом; шкаф темнел отшлифованными временем боками и прежде ничем не привлекал Катиного внимания. Как она теперь поняла, напрасно.

Профессорша распахнула шкаф, внутри оказавшийся пустым, толкнула противоположную стенку, легко отошедшую в сторону, и шагнула вперед.

Катя поспешила следом. Казалось, промедли она хоть мгновение и этот внезапно открывшийся коридор опять станет заурядным шкафом.

Она ступила на зеленую, мягко спружинившую под ногой траву и зажмурилась от яркого, явно весеннего солнца, потому что ноздрями уловила именно весенний, свежий, наполненный ароматами пробуждающейся природы воздух.

– Но, если мне не изменяет память, на дворе сейчас осень, – растерянно заметила Катя.

– А ты имеешь что-нибудь против весны? – с улыбкой поинтересовалась Венуста Худионовна. – Приступим к занятиям.

Она сунула пальцы в рот и залихватски свистнула.

Катя посмотрела из-под руки на огромный луг, огороженный редкой деревянной изгородью. Навстречу им мчался черный с белым пятном на лбу легконогий конь.

Он остановился точно перед женщинами и шумно фыркнул. Историк-магиня опустила руку в карман галифе и вынула кусочек сахара. Конь осторожно взял сладость с её ладони и будто человек признательно кивнул. Венуста ласково похлопала его по морде.

– Это наш ворон.

– Ворон? – разочарованно переспросила Катя. – Я думала, у него прозвище позвучнее. Что-нибудь вроде Быстрый, или Агат, или...

– Россинант, – насмешливо подсказала историк. – Зовут его вороном, потому что он ворон и есть.

– Ворон? В смысле – птица? Но у ворон нет никаких белых пятен.

– Ах, вон ты о чем... Это так, для куража. Уверяю, Ворон – самая настоящая птица. Он и не скачет, а будто летает. Трудно найти более умную лошадь... Чего ты медлишь?

– Но я никогда.., – растерянно проговорила девушка, – никогда прежде не ездила верхом.

– А в седло сесть сможешь? Обопрись на мое колено.

– Обижаете! – вздернула подбородок Катя. – Какая же я самбистка, если в седло сесть не смогу?

Правда, повод её учительница придержала, но когда Катя взобралась в седло и невольно сжала ногами бока лошади, Ворон тут же помчался по лугу. От неожиданности Катя завалилась вперед и судорожно ухватилась за гриву коня. От быстрой езды она начала медленно съезжать вбок. К счастью, до её сознания донесся спокойный голос Венусты Худионовны:

– Ворон, прекрати немедленно!

Откуда-то в её руке появился хлыст, которым она громко щелкнула перед собой. Конь остановился и медленно побрел к ней со своей неуклюжей ношей.

– Это что за фокусы? – гневно спросила его Венуста. – Если она, глупая девчонка, ненароком тебя обидела... Подумать только, и этой птице исполнится скоро двести лет! Теперь стой смирно, пока я не научу Екатерину сидеть в седле.

Катя в это время разжала сведенные испугом руки и чуть не упала, но профессор поддержала её.

– Видишь, как внимательно нужно относиться к словам, которые произносишь.

– Он обиделся? Но на что?

– Тебе не понравилось его имя. А ещё ты удивилась белому пятну, которое Ворон сам попросил меня изобразить. И вороны любят покрасоваться.

– А если я попрошу у него прощенья?

– Думаю, он простит. Ворон не злопамятен.

Часа через полтора, когда Екатерина смогла более-менее уверенно держаться в седле, Венуста Худионовна распорядилась:

– На сегодня хватит. Мне пора.

Она хлопнула Ворона по крупу и тот затрусил прочь. Но когда Катя отправилась было за нею, та усмехнулась:

– А вы-то куда, мадемуазель? Вам ещё из лука стрелять.

– Но я не умею, – пожаловалась девушка. – – Ничего, тебя научат. Вон учитель спешит-торопится. Мужчины – до смерти мальчишки. Не удержался, целый стакан выпил. Я же говорила, что ты ему понравилась.

Из одиноко стоящего на краю луга шкафа, который в других условиях выглядел бы карикатурой, показалась фигура молодого, аристократического вида мужчина. Именно такими представляла себе Катя князей и графов прошлого. Подтянутый, с иголочки одетый, он прошествовал мимо Венусты Худионовны, поклонился ей и, хотя они были сравнительно далеко, Катя услышала, как её учительница фыркнула:

– Павлин!

Гордо посаженная голова мужчины не шелохнулась в ответ на её насмешку – он так же прямо и грациозно нес её, глядя прямо перед собой.

– Здравствуйте, Катенька! – склонился он над рукой девушки. Пожалуй, встреть его на улице, Катя историка не узнала бы.

Никодим Аристархович вынул из кармана небольшой, размером со спичечный коробок предмет и щелчком пальцев бросил его вперед перед собой.

Предмет полетел по воздуху, увеличиваясь в размерах, и вскоре в нескольких метрах от них в землю воткнулась мишень с концентрическими кругами и жирно очерченным красным кружком в центре.

За спиной у Вяземского оказался большой лук, а на боку – колчан со стрелами.

– Начнем? – спросил он у ошеломленной Кати, приладил в лук стрелу и довольно улыбнулся: на такой эффект он и рассчитывал.

После занятий девушка смогла увидеться лишь с Венустой Худионовной. Никодим Аристархович неважно себя чувствовал после чрезмерной дозы молодильного снадобья.

– Силы уже не те, Катюша, – вздохнула старушка, – а наш мужчина все никак не может примириться со старостью...

– Вы говорили, что мне ещё придется изучать языки? – спросила Катя; она представила, как будет сутками зубрить незнакомые, труднопроизносимые слова, но профессорша, похоже, не разделяла её опасений.

– Как раз это – наиболее легкая часть обучения.

– Легкая? – изумилась девушка. – Ну, старорусский – я ещё могу понять. А монгольский?

– Неважно: монгольский, китайский, бразильский. Ты будешь знать даже диалекты. Теперь я испробую на тебе свое изобретение.

– Изобретение?

– Ты повторяешь за мной слова, как в древнегреческом хоре, рассмеялась историк. – Да, изобретение.

– Значит, это не магия, а наука?

– Почти. На тонком, аналогичкном человеческому, волоске я могу разместить двадцать-тридцать тысяч слов. И поместить под кожу твоей головы такой микроскопический клубочек, потянув за нить которого ты сможешь в считанные секунды обагатить свою память соответствующим набором слов.

– Погодите, – взмолилась Катя, – такое не слишком просто укладывается в голове. Как же я потяну эту ниточку?

– Я дам тебе ключ – одно магическое слово. Потянуть – сказано в переносном смысле. В тонкости пока особенно не вникай. Все равно методика тебе неизвестна и без меня ты её повторить не сможешь.

– Да зачем мне ваша методика?

– А ещё в актрисы готовится! Представь, дать человечеству ключ к неисчерпаемым знаниям, для которых не нужны ни компьютеры, ни интернет...

"Интересно, маг, знакомый с передовыми достижениями техники!" подумала Катя, а вслух сказала:

– Если языки изучать так легко, что же в моем обучении может представлять трудность?

– Магия, – ответила профессор – историк.

Глава восьмая

"Не нужно мне твоих шатров

Ни скучных песен, ни пиров

Не стану есть, не буду слушать,

Умру среди твоих садов!"

Подумала – и стала кушать.

Александр Пушкин

– А что самое трудное в магии? – продолжала допытываться Катя.

– Научиться растягивать время, – объяснила Венуста Худионовна.

– Растягивать. Но время – не резина. Оно нематериально.

– Много ты понимаешь!.. Не только растягивать, но и замедлять, ускорять, сжимать... И вообще, к магии не применимы законы материального мира.

– А сегодня, между прочим, первое декабря. Пока я всему научусь, ваша Черная Дыра побелеет!

– Что я слышу! – шутливо изумилась Венуста Худионовна. – Девушка, которую нам пришлось так долго обхаживать, уговаривать, теперь сама нас торопит.

Катя смутилась и заговорила уже о другом.

– А почему у вас в доме нет ни радио, ни телевизора?

– Подобные приборы создают слишком сильное магнитное поле, которое влияет не только на индивидуальность человека, его мыслительный процесс, но и на временной фактор, что мешает нам управлять пространством для собственных нужд.

– Можно подумать, вы – не историк, а энциклопедический справочник по физике, – проворчала Катя, отправляясь в свою комнату. – Завтра у меня зачет по драматургии и мне придется элементарно зубрить. Без вашей прекрасной магии!

Она села за стол и пожаловалась невидимому Антипу:

– Так мы никогда не дождемся обещанного путешествия. Назло им буду учить институтские дисциплины по-старому!

Недавно она занималась с Никодимом Аристарховичем, который обучал её скорочтению, умению запоминать страницу с текстом с первого взгляда. И обретенное умение оказалось сильнее её каприза. Сиоило Кате взглянуть на страницу, как она могла воспроизвести её с точностью до запятой. Не прошло и пяти минут, как она была готова к зачету. Захлопнула учебник и с досадой забросила его на кровать.

– Катерина! – послышался голос хозяйки. – Заниматься!

– Опять в лабораторию? – сварливо спросила та.

– В лабораторию, голубушка, в лабораторию.

– Нету на нас инквизиторов, – пробормотала Катя.

Венуста Худионовна внимательно посмотрела на нее.

– Что-то беспокоит тебя? Ты сегодня раздражена.

– Когда я согласилась на ваше предложение, то не думала, что его осуществление так затянется. Меня все учат, учат...

– Нетерпение ребенка, – покачала головой историк. – Значит, нужно обучить тебя ещё и терпению. Древние недаром говорили: торопись медленно. Магию терпеливо изучали величайшие люди Земли.

– Я раньше о таком и не слышала.

– Конечно, в школе нас учат тому, что Пифагор был великим математиком. Но кто знает, что он был знаменитым магом?

В дверь лаборатории постучали.

– Входи, Никодим, – отозвалась Венуста Худионовна.

Вяземский вошел во фраке с белоснежной манишкой. Черный цилиндр он держал в руке. Сейчас ученый выглядел на так молодо, но, видимо, пару десятков лет все же сбросил, потому что свободно обходился без своей палочки.

– Куда это ты так вырядился?

– Сегодня у нас урок этикета. Или ты забыла?

– Боже, в тринадцатом веке цилиндры не носили.

– Думаешь, мне следовало надеть красную шелковую рубаху, праздничные порты да сафьяновые сапоги? Или халат с чалмой? Опрятно одетый учитель стимулирует усвояемость знаний, – он покосился на черную, глухо застегнутую хламиду Венусты, в которой она предпочитала работать в лаборатории. – Как ваши успехи, Катенька?

– Пока освоила мелочи: гадание на костях, перемещение душ из тела человека в иело животного... Сейчас мы готовим зелье, превращающее человека в медведя... Да, ещё я овладела телепортацией...

– Простите, не понял.

– Ну, перемещением в пространстве.

– Видите, дитя мое, я не всегда поспеваю за современной терминологией.

– Вы не думаете, Никодим Аристархович, что занятия нам пора закруглять?

Катя невольно кокетничала с Вяземским, пытаясь нехитрыми женскими уловками привлечь его на свою сторону. И была крайне удивлена, когда из-под маски аристократа, вальяжного и с виду несколько легкомысленного человека выглянуло лицо волевого, решительного и даже жесткого человека. Как если бы из под легкой рубашки выглянула не майка, а кольчуга.

– Не думаю, Катюша, ибо всякая наша недоработка здесь может обернуться для тебя бедой там. Ты знаешь, как смотрели русские девушки на своих мужчин: женихов, мужей? Как приветствовали незнакомых. Как кланялись. Позволялось ли женщине, например, смотреть в лицо монгольского хана. Возможно, вы читали, на каких мелочах порой проваливались наши разведчики в тылу врага, не умея вести себя в ресторане или, пардон, в туалете?

– Но разве я разведчица?

– А как же! Вы отправляетесь в незнакомый мир с определенным заданием, будете жить среди чужих людей, может, и среди врагов. Венуста права: вы должны уметь готовить лекарства и яды, уметь избавлять от сглаза, наводить порчу... Не хмурьтесь, дитя мое, зато после обучения этикету я покажу вам парочку приемов, пользуясь которыми вы сможете безо всякой магии одним пальцем лишить силы самого могучего богатыря...

– Правда? – обрадовалась Катя.

– А я знаю заклинание, которое заставит влюбиться в тебя любого мужчину, – проговорила Венуста Худионовна, и все трое весело расхохотались.

Прошла неделя. Еще два дня. И наконец вечером, прийдя из института, Катя увидела в гостиной обоих нарядно одетых историков и празднично накрытый стол. В вазе Катю дожидался роскошный букет цветов.

– Сегодня у нас, можно сказать, выпускной бал.., – торжественно начал Никодим Аристархович.

– И у выпускницы кавалер с палочкой, – подсказала Венуста Худионовна.

– Женское ехидство не стареет, – со вздохом прокомментировал Вяземский и любовно оглядел Екатерину. – Теперь я уверен: мы не ошиблись.

– Прошу за стол, – пригласила хозяйка дома. – Выпускницам тоже нужно есть. Как поживает психология?

– Пятерка, конечно, – вздохнула Катя, – я становлюсь круглой отличницей и, как следствие, любимицей преподавателей.

– Тогда почему такой тяжелый вздох? – улыбнулся Вяземский.

– Некоторые педагоги считают меня обычной зубрилой. Вслух удивляются, как я ухитряюсь все так дословно вызубрить. Понимаете, вызубрить! Слово запомнить – никто не хочет произносить.

– Что поделаешь, – сочувственно кивнул Никодим Аристархович. Издержки метода, который опередил свое время... Но давайте веселиться, нам предстоит скорое расставание.

– Значит, уже завтра, – обрадованно начала Катя.

– Сегодня, голубушка, сегодня ночью.

– Так быстро? – растерялась девушка.

– На вас не угодишь! – хмыкнул Вяземский. – То спешила, со мной, стариком, заигрывала, чтобы поспособствовал, ускорил дело...

– Меня занудстывом донимала, – поддержала его Веунста Худионовна.

– Что я возьму с собой?

– Только то, что усвоила на занятиях. Разве ты не научилась изготавливать себе любой наряд и превращать несъедобные растения в съедобные...

– Мне нужно ещё кое-что, – твердо сказала девушка.

– И что же ты хочешь взять с собой? – вроде удивился Никодим Аристархович, но его удиление показалось Кате наигранным.

– Хочу взять Антипа. И учтите, без Антипа я никуда не пойду!

– Да я не посмотрю на твое упрямство и просто вышвырну тебя в Черную Дыру! – возмутилась Венуста Худионовна.

Катя впервые увидела старую женщину разгневанной, но почему-то не убоялась.

В их размолвку вмешался Вяземский.

– Венуся, может, пойдем навстречу? Согласись, в её требовании что-то есть.

– Девчоночий каприз! Антип... Ты же знаешь, он со мной с самого детства. И он не сможет жить без дома.

– Тогда отдай его вместе с домом. Все равно ведь до возвращения Кати пользоваться им не будешь.

– И как я смогу?

– Успокойся, – Никодим Аристархович похлопал подругу по руке. – Не мне рассказывать магине высшего класса, как это делается.

– Вредная девчонка! – вздохнула старый историк. – Все-таки настояла на своем. Да и без Антипа, чувствую, здесь не обошлось... И с домом, если честно, ей полегче будет, в любом месте поставь и пользуйся...

– О чем вы говорите? – спросила Катя, но историки продолжали рассуждать и вовсе о непонятном.

Девушка ещё немного подождала и вспомнила, что между парами в институте она успела съесть лишь сосиску с булкой. Потому и сказала:

– А чего я сижу, чего я гляжу?.. Антип, ты ел когда-нибудь сэндвич? Строго говоря, это то же самое, что наш бутерброд, но съев его, ты как бы приобщишься к американской кухне. Ты же не хочешь чувствовать себя настолько отсталым, чтобы не попробовать то, что усиленно лезет к нам из-за океана?

Она сделала сэндвич и отнесла его к серванту, положив на пол у ножки. Тотчас мохнатая лапка, мелькнув на мгновение, утащила его с глаз долой.

– Подкрепимся, пока они совещаются.

Под сервантом согласно угукнули.

– По-моему, у них обоих хороший аппетит, – заметил наконец Вяземский, обратив смеющийся взгляд на Екатерину.

– Этот тоже, предатель! – буркнула Венуста Худионовна.

Антип протестующе завозился под сервантом.

– Молчи уж... Радуйтесь! Мы решили отправить вас обоих. Вместе с домом. Его будешь носить на шее в ладанке. Ежели кто спросит, скажешь, талисман. Вряд ли кто на него польстится. Просто вырезанный из дерева крошечный домик. Катя обняла старую женщину и крепко поцеловала.

– Спасибо!

– Ты береги себя, поосторожнее, на рожон не лезь, – сказала та, как сказала бы любящая бабушка, а не просто знакомый человек. – Не будет что получаться, лучше подожди, выбери время и попробуй ещё раз. Кто умеет ждать, получает все...

– Ой, – вдруг вспомнила девушка, – я же не написала родителям!

– Я напишу, – успокоила её Венуста Худионовна.

– А как же.., – Катя хотела было сказать про почерк, что мама сразу догадается, и расхохоталась.

Не только старый маг – она сама могла бы теперь одним движением пальцев изобразить любой почерк!

Глава девятая

В тот миг, когда он увидел

Анжелу, его охватила пла – менная страсть и – одновре – менно невыносимая боль от сознания полной безнадежно – сти.

Эрнст Теодор Амадей Гофман

Катя очутилась в поле среди высокой травы, слегка шевелящейся под теплым ветром. Прямо над нею высоко в небе распевал жаворонок. Похоже, она попала в лето.

Девушка могла бы в полной мере наслаждаться царящим вокруг покоем и душистым, настоянным на травах воздухе, если бы не была... обнажена. Хорошо хоть висящая на простеньком шнурке ладанка оказалась на месте.

Катя осторожно выглянула – вокруг не было ни души, но все равно следовало торопиться. В любом времени голый человек вызовет у окружающих... некоторый интерес.

Она стала перебирать растения – попался бы хоть стебелечек льна! Попался. Она быстро освободила от травы небольшой участок земли и положила на него стебелек. Вытянула над ним руки и произнесла: "Отдай трава, тепло свое, силу свою. Спряди, ткачиха, нить, сотки полотно. Сшей, швея, рубаху!" Перед нею возникла простая белая рубаха из льна.

Катя поспешно собрала несколько маков, васильков, ромашек, кинула их на рубаху и дунула. По подолу и вороту соткался немудреный, но очень симпатичный узор из полевых цветов.

Из травы она сплела поясок и ленту. Поспешно оделась и принялась плести косу. Оставались босыми ноги, но невдалеке виднелся лес, и Катя надеялась надрать в нем лыко на лапти.

Приведя себя в порядок, девушка стала приподниматься и замерла: из травы в упор на неё смотрели чьи-то глаза. Так глупо попасться! Учителя ведь её предупреждали: будь внимательнее. Могла прежде обострить слух – это же так просто! Но она сказала себе: спокойнее.

Теперь Катя разглядывала молодого бородатого мужчину. Русич, определила она и мысленно, как учила её Венуста Худионовна, дернула за разговорную нить.

Чувство паники покинуло её сразу, как только Катя поняла, что вполне свободно может разговаривать с незнакомцем, как если бы говорила на этом языке с детства. И правда, в нынешнем времени современный русский язык звучал бы странно и малопонятно.

– И давно ты на меня эдак смотришь? – строго спросила она. Подглядывал?

– Станет ястреб за горлинкой подглядывать, – вроде обиделся он.

– Что же ты тогда здесь делаешь? Рыбу ловишь?

Нет, как ни учил её этикету историк Вяземский, а привычка подшучивать над парнями оказалась сильнее. Вот и этот: сперва нахмурился, соображал, не насмехается ли над ним красна девица, а потом докумекал, что речи её необидные, заулыбался:

– Издалека почудилось мне, будто с неба в траву что-то упало. Я подумал было, не сокол ли мой озорует? Ныне он с руки нового ловчего слетел и до сего времени не вернулся. А это ты, выходит, с неба упала.

Ага, теперь юноша решил пошутить, но, кажется, и не подозревает, как он близок к истине.

– Ты нахмурилась? Я чем-то тебя обидел? Про небо сказал – так разве это обидно. Ангелы тоже на небе живут.

– Но они оттуда не падают.

Теперь он расхохотался. Заразительно, громко. Либо, подумала Катя, не привык себя сдерживать, либо вырос на природе не то, чтобы дикарь, но воспитанием не обремененный... Имелся, впрочем, ещё один вариант: он выдавал себя не за того, кем был на самом деле.

Парень между тем продолжал её обхаживать.

– Хочешь, отгадаю, что ты здесь делала?

– Попробуй.

– Гадала. На жениха.

– Отчего ты так подумал?

– Когда я подполз, ты как раз косу заплетала. Значит, перед тем у тебя волосы распущены были. А для чего ещё девица может поутру косу расплетать?

Катя украдкой облегченно вздохнула: значит, обнаженную он её не видел. Незнакомец выпрямился перед нею во вест рост и подал руку, помогая подняться. Девушка усмехнулась про себя: кто-то из историков уверял, будто люди в средние века были гораздо ниже нынешних. Но вот она не из маленьких, а русичу чуть выше плеча.

– Хочешь, отгадаю, как тебя зовут? – опять предложил он; Катя подумала, что хотя и парню на вид никак не меньше восемнадцати, его до сих пор тянет играть.

– Голуба! – торжествующе вымолвил он.

По легенде отправивших её историков имя Екатерины было Купава. Никодим Аристархович "слизнул" его из "Снегурочки" Островского. Но незнакомцу она не стала в том признаваться, а изобразила на лице неподдельное удивление.

– Как... как ты догадался?

Юноша довольно ухмыльнулся

– Гадалка давеча нагадала. Мол, встречу суженную, и имя её будет на "г" начинаться. А ты и впрямь на голубку похожа. Значит, тебе имя отец с матерью по сути дали...

Она слушала его, кивала и вдруг девушку точно холодом обдало: Катя напрочь забыла о главной заповеди разведчика чужого мира, которую ей упорно втолковывал Никодим Аристархович – прежде, чем вступить в контакт, проверь, кто перед тобой? Обычный человек, оборотень или посланник черных историков? И сама не забудь щитом от его прощупывания прикрыться. Катя немедленно закрылась – лучше поздно, чем никогда! – и, почувствовав себя свободнее, улыбнулась парню.

– А ты красивый.

И вроде кокетливо коснулась его шеи, а на самом деле нажала на шее нужную точку, приказав: "Замри!"

На самом деле, он продолжал двигаться, но теперь на одну секунду его движений приходилось триста шестьдесят Катиных.

Парень ещё не успел моргнуть ресницами, как она смогла выяснить то, что хотела. Потянула на себя лишь чуть-чуть его одежду и та стала клочьями рваться в руках девушки. Она не просто раздевала его для удовольствия Катя искала отметину. А когда нашла, расстроилась: по её небрежности чуть было в самом начале не сорвалось так тщательно подготовленное её путешествие – у юноши под левой подмышкой отыскался крохотный магический знак пентаграммы черных историков.

Интересно, они следили именно за ней или поставили здесь свой пост на всякий случай? Теперь все зависело от того, как быстро он сможет прийти в себя. Он все равно догадается, кто Катя на самом деле, если не знал этого с самого начала.

Что он сделает? Кинется в погоню? На всякий случай она изготовила три призрачные фигуры с себя самой и пустила их в трех разных направлениях.

И побежала. Вернее, переместилась сразу километров на двадцать. Прошу прощения, на много верст вперед! Все свои силы в этот бросок вложила, потому что поняла: шутить с нею не будут. Не о собственной безопасности она пеклась, а о деле, которое чуть было не провалила.

Правда, у леса ненадолго остановилась – лапти себе соорудила. Венуста Худионовна научила её плести их самым обычным образом, но на рукомесло сейчас не было времени, пришлось прибегать к помощи магии. Тоже получилось неплохо.

Если бы её спросили, куда, в какую сторону Екатерина спешит, она бы и не смогла ответить. У страха глаза велики. Сказала бы: подальше отсюда.

Она бы ещё так долго мчалась, не глядя, если бы на её пути не возникло препятствие. Катя успела лишь догадаться, что это шатер, и упала, запутавшись в его шелковом пологе. Барахтаясь в складках, она почувствовала, как закачались шесты, поддерживающие шатер.

И тут же со всех сторон услышала тревожные возгласы:

– Вражеский лазутчик! Подслушивал! Вишь, подкрался в обход стражи! Знать, глаза отвел! Измена!

– Позволь, княже, заколоть нехристя, – раздался ломкий юношеский басок.

Екатерина от ужаса съежилась, но не могла почему-то издать ни звука в момент пересохшим горлом.

– Так сразу и колоть, – не согласился мужской голос постарше. – Новый шатер портить. Экий торопыга! Давай, хоть глянем, кто в наши шелка попался. Может, коза какая со страху кинулась.

Полог шатра развернули, освободив Катю, слегка оглушенную падением.

– Девка! И красивая...

– Вишь, а ты хотел её копьем. Молод ишшо, не знает, чем девок-то тыкают! – хмыкнул чей-то насмешливый голос.

Раздался дружный мужской хохот, и Катя, пунцовая от стыда, смогла наконец подняться и оглядеться.

– Здравствуйте, добры молодцы на многие леты! – она поклонилась им в пояс.

– Спасибо, голубушка, – сдержанно поблагодарил мужчина лет тридцати, одетый побогаче других. – Токмо поясни мне, неразумному, как тебя угораздило посреди стана моей дружины оказаться?.. Проверь, Догляд, стражей у реки и на южном окоеме. Ежели к нам посреди дня девки красные беспрепятственно в гости ходят, так скоро, может, посреди войска и балаган развлекательный поставим, проезжий народ веселить?.. Я слушаю тебя.

Он обратил к девушке проницательный взор.

Катя уже не осмелилась на глазах дружины проверять князя. Смогла лишь мысленно обследовать его фигуру – не излучает ли каких чужеродных импульсов? Но, похоже, воин был всамделишный... Но он, кажется, ждет ответа. И Катя изобразила на лице заполошенность, волнение, соответствующие её дальнейшим словам.

– Леший мне встретился, батюшка князь, леший! Я тут... там, – она махнула в сторону леса, – ягоду-землянику собирала, а он возьми и выйди: весь заросший, бородатый, вот здесь не то шишки какие, не то сучки. Поглядел на меня и эдак машет: мол, иди сюда. Я хоть и одна в лесу живу, а напугалась, страсть! В трясину заведет – не выберешься. Лукошко даже потеряла...

– Что-то я твоего лица не припомню, – слегка нахмурился князь, – а ты меня, выходит, прежде видела?

– Не видела. Догадалась, – потупилась Катя, мысленно над ним посмеиваясь: всякий бы догадался – и по костюму его, и по властности, с какой он обращался с дружинниками.

– Ты далеко отсюда живешь? – продолжал допытываться князь.

– Недалече. В лесу, на поляне. Не боле версты будет.

– Неужто и впрямь одна? А где же твои батюшка-матушка?

– Померли, – вздохнула Катя и смахнула слезинку, как сделала бы на её месте другая сирота.

– И не боишься одна жить? Никто не обижает?

– Никто, – простодушно ответила она, – да и защитники у меня есть...

Вопрос о защитниках, похоже, вертелся на языке князя, но он остерегся его задавать, чтобы не заподозрилиего в излишней осторожности. Подумал лишь, а Катя его мысли прочла: кто там может быть?Разве пес большой, на медведя обученный...

– А ежели я, к примеру, надумаю к тебе в гости наведаться. Примешь?

– Изволь, гостям я завсегда рада... кои с добром приходят.

Она украдкой посмотрела на дружинников князя: некоторые глядели на неё сожалеючи, другие с явной насмешкой. Видно, репутация у князя по женской части была не из лучших.

Екатерина решила все же немного подурачиться. Учителя её бы в том не одобрили, но девушку будто черт в бок толкал: покажи нахалу этому, где раки зимуют. Вишь, как он по тебе глазками шарит, будто раздевает. Легкой добычей ему кажешься.

– А позволь мне, княже, на руку твою взглянуть, – попросила она.

– Ворожить станешь? – принужденно засмеялся он.

– Хочу судьбу твою рассказать. Или боишься?

Он и вправду боялся. Или о хиромантии ничего не знал, или считал её колдовством. Но, конечно, не мог показать своего страха при дружине.

А воины князя между тем подошли поближе. Чудная девица их заинтересовала.

"Плохое скажет, отдам своим робятам на потеху" – вдруг с удивлением прочла Катя мысль князя. Выходит, умение читать мысли, против которого она всегда так восставала, сегодня сыграло ей добрую службу.

– Счастливый ты, княже, – вслух сказала она. – Ты женат на хорошей женщине. Детишек у тебя двое...

– Это ты от других могла слышать, – проговорил уязвленный князь, пытаясь выдернуть у неё свою руку.