Текст книги "Приманка для двоих"

Автор книги: Лариса Кондрашова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

Глава семнадцатая

Максим взял чистый лист, аккуратно перенес на него нарисованную прежде фигуру Маргариты – теперь у него так не получится, – сунул в папку, буркнул секретарше Лене:

– Я буду через час. Если понадобится что-то срочно, позвони мне на сотовый.

И пошел к своей машине. Но с полдороги он вернулся.

– Да, Лена, я совсем забыл, у меня же теперь другой номер мобильника.

Он продиктовал секретарше обновленный – будь он проклят! – телефон и поехал в мебельный цех.

Организовать его рядом с салоном не удалось, но за два километра отыскалась старая база металлолома, которая теперь не использовалась. Вот ее-то друзья и взяли в аренду. Пока на пять лет. Туда направлялся сейчас Максим.

Первым делом он прошел на задний двор, как они называли склад под открытым небом, и посмотрел привезенную Димкой грушу. Древесина и вправду была хороша. Потом он заглянул в цех, где заканчивали большую партию кроватей для вновь открываемой гостиницы, дал новые распоряжения и поехал, предварительно созвонившись, к Илларионычу.

Иннокентий Илларионович – в прошлом полковник ракетных войск – после выхода в запас увлекся резьбой по дереву. Однажды он появился в салоне «Пиноккио» с предложением открыть цех по производству сувениров. Обещал найти художника, который только что окончил университет и будет брать недорого за эскизы, наладить производство оригинальных вещиц. Например, шахмат с фигурками ручной работы и настольных игр, каких в магазинах сувениров явно не хватает. Да мало ли!

Для этого, как говорил он, достаточно одного-двух небольших токарных станков, древесина – можно даже использовать отходы, кое-какие инструменты для резьбы по дереву.

В дальнейшем, конечно, найти магазины, которые станут продукцию сбывать. Словом, он бурлил идеями эксклюзивной деревообработки.

Максим проектами Илларионыча увлекся, а вот Димку такая идея не заинтересовала, и давать деньги на нее он категорически отказался.

– Ты что, Макс, охренел! – говорил он с раздражением. – Мы же только начали проникать на рынок мебели. Здесь работы – выше крыши, а ты предлагаешь отвлечься на какие-то финтифлюшки. Посчитай, сколько их надо выпустить, чтобы на них заработать. Например, прикинь хотя бы по цене одной деревянной кровати.

Максим извинился перед Илларионычем – тот предложил называть его только по отчеству. Мол, произносить все вместе – язык сломаешь.

– Нравится мне ваша идея, но поддержать пока не могу – партнер против, а без его согласия, у нас такой уговор, я не имею права ничего предпринимать.

У самого полковника не было главного – стартового капитала, а мебельщики, к которым он обращался, не выказывали желания его идею подхватить. Пока Илларионыч работал охранником в банке, но от своей мечты отказываться не собирался.

– Ну что ж, – сказал Илларионыч, – подождем до лучших времен.

Вот к нему Максим и поехал со своим эскизом и куском дерева, которое по его просьбе отпилили для него в цехе.

Илларионыч отдыхал после ночной смены, но в ответ на извинения гостя лишь отмахнулся:

– Оставь, на том свете отоспимся. Говоришь, заказ принес?

– Не хочу вас зря обнадеживать, но, кажется, лед тронулся. Будем считать, что вам надо создать опытный образец.

– Много пока не могу заплатить, – сразу сказал Максим. – Две тысячи и процент – в случае реализации.

– Это работа не одного дня, – заметил Илларионыч, задумчиво глядя на эскиз.

– Ежу понятно! – Максим невольно повторил присказку друга Димки.

– С натуры рисовал или из журнала какого?

– С натуры, – признался Максим.

– Хороша.

– А то! – вздохнул он.

– Я попробую. Это ответственная работа.

– Ежу понятно.

Да что же он заладил, словно в лексиконе других слов нет. Но Илларионыч не обращал на его слова внимания, словно уже представлял себе будущую скульптуру.

– Я тебе позвоню, когда она будет готова.

– Желаю удачи и вдохновения, – кивнул Максим. Он вернулся в свой кабинет при салоне, где его уже поджидали посетители. Работа наконец привычно закрутила его – сидеть и мечтать просто не было времени.

Не то чтобы Максим не вспоминал о своем приключении, но просто старался о нем не думать, потому что едва он начинал представлять себе Маргариту, как на него словно находил столбняк. Взгляд его уставлялся в одну точку, и он переставал слышать звуки извне.

В конце дня приехал отоспавшийся Димка и привез ему справочник с телефонами фирм города.

– Доверяешь? – спросил он.

– Доверяю.

Максим углубился в бумаги, но краем уха услышал, как Дмитрий звонит и спрашивает кого-то:

– Подскажите, пожалуйста, как зовут вашего заместителя главного бухгалтера?

– Валентина Семеновна? Спасибо.

– Зачем она мне? Бумаги забрать. Какие – не ваше дело!

– Зачем грубишь-то, – не выдержав, вмешался Максим.

– А чего он привязался, что да зачем, – невозмутимо отозвался Димка. – «Любопытство не порок, а большое свинство» – как говорит Илона.

За час он успел обзвонить только девять предприятий. У кого-то был занят телефон, кто-то не хотел отвечать, и ему приходилось изворачиваться, придумывая причины таких странных вопросов: как зовут зам главбуха? В одном месте ему даже сказали: «Мы по телефону таких справок не даем».

– Слушай, Макс, какая это тягомотина – сидеть на телефоне! – наконец сказал Димка. – Давай это Ленке поручим.

– Не надо, я сам, – заупрямился Максим.

Ему казалось, что девушка может что-то напутать, куда-то не дозвониться, а от этого теперь зависела его жизнь.

– Справочник оставь, как только появится свободное время, я буду перезванивать.

В беготне и звонках пролетела неделя, но ничего нового ни в работе, ни в личной жизни Максима не происходило. На радость матери, он стал заниматься по вечерам с племянником. Купил ему электронную игру, научил играть, и теперь Виталик с нетерпением ждал дядю, потому что бабушка категорически запрещала ему в отсутствие Максима включать игру.

Дарья Вениаминовна Боброва совершенно не разбиралась в электронике, и даже щелканье джойстика заставляло ее вздрагивать. Ей казалось, что ребенок может не на то нажать и его ударит током. Никто бы не убедил ее в том, что детская игра имеет не одну степень защиты и совершенно безопасна.

Сегодня с утра Максим договорился встретиться с Димкой. Посчитать, попланировать, как сказал друг. Сейчас они сидели рядом за столом, голова к голове, и прикидывали, хватит ли у них древесины до конца декабря. С января партнер Максима организовывал завоз большой партии и требовал освободить для нее место на складе.

– Вот смотри. – Димка вытащил из кармана замурзанный листок, вдоль и поперек исчерканный всевозможными расчетами, и стал на небольшом свободном месте в углу его быстро писать. – Бука у нас осталось двенадцать кубов, дуба – восемь, липы – тридцать один куб…

– А что это у тебя за листок? – Взгляд Максима задержался на бумажке, которую друг и партнер держал в руке.

– Какая тебе разница? Сейчас начнешь опять меня лечить, чтобы я свои расчеты не писал на чем попало. Вот такой я мастодонт! Мне удобнее черкнуть несколько цифр на бумаге, чем садиться к компьютеру, открывать файл… Уж лучше так, наскоро.

– Нет, я не о том. Где ты его взял?

– Слушай, Бобров, спроси что-нибудь попроще. Мало ли у меня таких листков! Хочешь, покажу: полные карманы!

– Ну-ка дай его сюда!

Максим выхватил у товарища бумажный листок и с побледневшим лицом стал вглядываться в него.

– Ты чего, Макс, – обеспокоился Димка, – можно подумать, это договор или какой-нибудь банковский документ. Листок как листок.

– Да на нем же телефон Маргариты записан, скотина ты этакая! Как он к тебе попал?

Дмитрий наморщил лоб, вспоминая, а потом хлопнул себя по колену:

– Наверное, это когда я заходил к тебе. Ну, помнишь, ты как раз встречался на своей квартире со своей Маргаритой, а я к тебе приходил за мобилой, чтобы поменять твою sim-карту, как ты и просил. А напоследок с твоего номера я позвонил одному козлу. Нарочно. Думаю, станет тебе перезванивать, а такого номера-то и ку-ку!

– Что – ку-ку?

– Погоди, дай еще подумать. Нет, это я звонил Лехе. А он сказал, сколько предлагают ему бука и почем. Калькулятора у меня с собой не было, вот я и взял первый попавшийся листик, чтобы с ходу посчитать.

– Листик! Может, из-за него я потерял свою единственную женщину!

Максим нервно сплел руки, чтобы не врезать как следует этому рассеянному типу. Димка вроде невзначай отодвинулся от него.

– Уже нашел, Максик, уже нашел! – И, заметив, что тот набирает записанный номер, хмыкнул: – Вряд ли тебе кто ответит, рабочий день на дворе.

– Дать бы тебе в лоб! – процедил Максим, но злость на друга уже ушла, ее сменило предвкушение звонка, на который откликнется наконец знакомый голос…

Но в тот вечер на его звонок никто не ответил. Как и на второй вечер, и на третий. Максим уже стал подозревать, что Маргарита тоже поменяла номер, как в трубке откликнулся мужской голос.

– Простите, а Маргариту можно к телефону? – от неожиданности робко чуть ли не проблеял Максим.

– Вы кто такой? – строго спросил его мужчина.

– Знакомый. А вы ее муж?

– Рита с мужем в разводе, и он здесь не бывает. Я ее брат… Что же вы, знакомый, не знаете – Рита уехала в Москву, на курсы повышения квалификации.

– А она скоро вернется?

– Через месяц.

– После Нового года?

– Нет, до Нового года.

– Спасибо.

– Пожалуйста, знакомый. Имя-то у вас есть?

– Максим.

– А меня звать Вячеслав. Я тут, видите ли, цветы поливаю. Как будто женщин в семье нет! Скоро на мне уже ездить будут, на таком безотказном. Простите, Максим, под руку попались. Ну, бывайте!

– До свидания.

– Там-та-там-тара-там-там! – Максим исполнил перед улыбающейся матерью танец – смесь гопака и лезгинки.

– Произошло что-то хорошее, сынок?

– Пока не знаю, мама. Время покажет, но кое-что прояснилось… Давай я тебе картошку почищу.

– Ну почисть! У нас на кухне не больно растанцуешься, а энергию тебе надо куда-то истратить. Выходит, мне повезло.

– И мне тоже!

В конце концов, ждать осталось не так уж долго. Даже меньше месяца. Вот тогда все и встанет на свои места. Кто знает, может, прежние его романтические воспоминания – всего лишь невозможность встречи с женщиной, которая только показалась ему исключительной?..

«Перестраховщик ты, Бобров», – сказал бы ему Димон.

Но на всякий случай по своим каналам Максим уточнил адрес Маргариты, ее отчество и фамилию – теперь она от него не сбежит! По крайней мере объясниться с ней, пусть и последний раз, он наконец сможет. Почему последний раз? Потому что она не обязательно с таким же трепетом, как он, вспоминает их встречу. И за это время, возможно, нашла себе кого-нибудь, не такого туго соображающего, как Максим.

На другой день он пораньше съездил в цех, предыдущий день оказался малопродуктивным, и теперь его мучила совесть. Поговорил с мастером – тот пожаловался, что заканчиваются крепежные болты, а также гобелен расцветки «желтый осьминог».

– Я, честно говоря, брал его с опаской, – признался Максим. – Думал, народ мебель с обивкой такого цвета покупать не станет, а все будто с ума сошли. Последний комплект – диван-кровать с креслами – купили прямо из салона. Женщина упросила. Комплект к чему-то там очень подходил… Хорошо, я закажу на базе. Прежний заказ заведующая отпускала мне со скидкой – другие мебельщики ткань не брали, а сейчас небось цену поднимет.

– А вы на готовое изделие цену повысьте, – сказал мастер.

– Не хотелось бы. Мы же держим марку производства дешевой мебели хорошего качества. Хотя слова «дешевый» и «хорошего качества» как-то не очень вместе уживаются. Остаётся одно – пожертвовать собой, уговаривая заведующую базы оставить цену прежней.

– А какая она?

– Ткань или директор?

– Директор, конечно. Ткань мне уже во сне снится.

– Такая рослая, пышная блондинка.

– Может, махнемся с вами, Максим Викторович, местами? Я поеду заведующую уговаривать, а вы пока производством покомандуете.

– Иди работай, уговорщик! Ты лучше своего обивщика уговори, чтобы ткань не экономил без надобности, а то в салоне его художество стоит – диван, у которого из-под деревянной окантовки ткань вылезла, едва кто-то попробовал на нем посидеть.

В салон Максим приехал к восьми часам, но его кабинет уже был открыт, и в нем сидел его друг Дмитрий. Чернее тучи.

– Что случилось, Димка? Сын заболел?

– Ох, и не спрашивай! Нет, с Костиком все в порядке, а вот жена…

– Людмила заболела?

– По-моему, у нее что-то с крышей.

– В каком смысле?

– В смысле дурью мается. Нутром чую, что-то случилось с ней, а что – попробуй догадайся! Вчера приехал из леса, она лежит в кровати, стонет. Я к ней, хотел погладить, то да се, а она как закричит: «Не прикасайся!» И лицо перекосилось, будто от сильной боли. То ли она упала, то ли заболела чем… Молчит как партизан! Я думал, не вызвать ли ей врача? А она отказывается: «Ничего мне не надо». Да с таким надрывом! Словно вот-вот сорвется. Как будто терпит меня из последних сил. «Может женщина испытывать недомогание, или ты совсем неграмотный?» Это она мне так кричала…

– А если она деньги потеряла или документы какие?

– Хорошо бы!.. То есть, конечно, в этом нет ничего хорошего, но случилось бы такое в самом деле, остальное становится понятным.

– Может, просто нездоровится. Полежит, и все пройдет. Мой племянник говорил: «Бабушке плохо здоровится».

– Хорошо тебе шутить, а я будто потерянный. Не знаю, как себя вести, что говорить. Да и Милка-то как побитая собака. В глаза заглядывает, разве что сапоги не лижет. То потом будто вспомнит что-то и опять злится, но уже как собака здоровая. Откормленная и злая. Одним словом, ведет себя непредсказуемо. Веришь, в своем доме живу как на вулкане, не знаю, когда извержение начнется. А пока что – ногам горячо, и внутри что-то булькает, варится. Трясет, одним словом.

– А если она влюбилась в кого-нибудь?

– Вряд ли. По большому счету ведь я ее возле себя насильно не держу. Давно могла бы уйти, если бы захотела… Нет, это не то!

– Тебя не поймешь. Совсем недавно ты чуть ли не рыдал, как Паниковский, что тебя девочки красивые не любят, а теперь рассуждаешь про отношение к тебе жены. Если я правильно понял, его можно назвать каким угодно, только не равнодушным?

– Ты меня не поймешь: прожить с женщиной семь лет, знать ее, кажется, вдоль и поперек, и вдруг – непредсказуемое настроение, неадекватная реакция. Прежде она делала вид, что ничего не знает ни о том, что я хожу налево, ни вообще моих пассий по именам, а вчера вдруг пригрозила, что им всем мало не будет. В первую очередь Илоне.

– Так прямо и сказала – Илоне?

– Вот именно, назвала по имени. Выходит, знает откуда-то.

– И что ты решил?

– Позвонит Илона, скажи, чтобы больше не звонила. Я уехал на полюс, к экватору, к черту на кулички, навсегда! Я обещал Милке вернуться домой до обеда. Она позвонила на свою работу и взяла неделю в счет отпуска. Мол, надо дома кое-что переделать, а сама ползает, как больная корова… Нет, с ней что-то не в порядке… Слушай, Максим, если мне придется почему-либо уйти из дому, можно, я поживу в твоей квартире?

– Не возражаю, конечно, поживи. Там, кстати, в холодильнике полно еды, я только сейчас об этом вспомнил.

– И ничего ты с меня за это не возьмешь?

Димка не мог долго переживать. Вот он уже и повеселел, и даже огрызается.

– Возьму, конечно. Ты за это повесишь мне новую люстру в гостиной.

– Какой ты корыстный! У друга горе.

– Подумаешь, горе: у жены крыша слегка съехала. Другие всю жизнь живут с бабами, у которых крыши вообще нет.

– Это ты, парень, загнул. Но веришь ли, я пообщался с тобой, и мне полегчало. Возможно, и вправду не так все мрачно.

Димка опять сел в машину и уехал.

Хоть Максим с женой друга и не контачил, но всем его перипетиям сочувствовал и в глубине души желал, чтобы змея-Людмила наконец влюбилась бы в кого-нибудь и ушла к нему, оставив Димона в покое… Глупо, наверное, так думать о супружеской паре.

Он до конца рабочего дня проработал на производстве, мотаясь от цеха к салону и обратно. И мысленно все недоумевал, почему у большинства семейных пар общее только горе, а счастье… Многие и не знают, что это такое. Что-то случилось у его жены: то ли заболела, то ли хандра навалилась, но вот Димка уехал, чтобы в трудную минуту побыть с ней рядом. Прямо-таки подставляет свою незащищенную грудь под ее ядовитое жало…

Каждый человек, создавая семью, думает, что у него будет не так, как у других, а получается порой и хуже.

На другой день он позвонил другу на сотовый узнать, как чувствует себя его жена, и тот, понизив голос, сообщил:

– Настроение поднялось. Недомогание как рукой сняло. Причем настолько, что уже на меня наезжает. Илонка звонила?

– Нет.

– Позвонит, ничего ей не говори. Вернее, скажи, что я ей сам перезвоню.

Глава восемнадцатая

На другой день Маргарита встала в шесть часов утра, нарисовала лицо – кажется, она стала привыкать пользоваться косметикой. Выбрала себе наряд – короткую юбку и белый пушистый свитер, который подарила ей мама. Выглядела она в таком прикиде очень даже неплохо.

В девять часов, без опоздания, Маргарита уже сидела в аудитории с двумя десятками таких же бухгалтеров, как она, приехавших на учебу со всех концов России.

Учиться оказалось интересно. Преподаватели – все как один с учеными степенями – были знатоками отечественной экономики и современной бухгалтерии, так что время для нее пролетело незаметно.

На последней паре занятий к ней подсел один из коллег и предложил посидеть где-нибудь сегодняшний вечерок вчетвером. Одна пара, мол, уже сложилась. Но Рита вежливо отказалась под предлогом того, что она как раз сегодня занята.

На самом деле во время перерыва она купила новый детектив Бориса Акунина «Пелагия и красный петух» и хотела спокойно полежать в номере, почитать. Отчего-то ей не хотелось ни с кем вступать в какие бы то ни было отношения. А к этому после вечера в ресторане непременно все и придет. Люська сказала бы, что это тревожный симптом.

Однако после окончания занятий, когда Маргарита шла к метро вместе со своими коллегами, возле нее остановился «мерседес», из которого с букетом цветов вылез улыбающийся Игнат.

Маргарита хотела спросить, как он узнал, где находятся се курсы и во сколько у них окончатся занятия, но вопрос застрял у нее на языке: позвонил в институт, и ему сказали. Уж, наверное, телевизионщики знают, как собирать информацию, и умеют это делать.

– Понимаете, Маргарита, я как раз был в этих краях, – начал было говорить Игнат, но, глянув на ее недоверчивое лицо, первый и рассмеялся. – Вы правы, я узнал, когда закончатся занятия у профессиональных бухгалтеров России, но на всякий случай приехал пораньше и ждал вас вот за этим киоском.

– Хорошо, что вы это сказали. А то, знаете, я ужасно не люблю делать вид, будто верю, когда меня обманывают.

– Вы всегда это чувствуете?

– Наверное, нет, когда это делают искусно.

– Значит, к записным лжецам вы относитесь лучше, чем к неумелым?

– В каждом деле предпочтительнее профессионалы.

Они оба рассмеялись.

– Шутки шутками, но зачем я вам понадобилась? – спросила Маргарита.

Она и в самом деле не могла понять интереса молодого человека к ней. Наверное, потому, что сама никакого ответного чувства к нему не испытывала.

– Я всего лишь хочу пригласить вас на ужин, – сказал он. – И вы же не станете уверять меня, будто есть вовсе не хотите.

– Не стану, – улыбнулась Маргарита, но украдкой вздохнула.

Почему человек не может быть свободен от других людей, которые навязывают ему свое общество, ничуть не озабочиваясь, нужно ли ему оно? Кто может быть свободен от соседей по человеческому общежитию? Разве что невоспитанный хам, который не станет оглядываться на какую-то там воспитанность и деликатность, а просто скажет: «Отстань, ты мне не нужен. У меня свои планы».

Игнат распахнул перед ней дверцу и осторожно поддержал, когда она усаживалась на переднее сиденье.

То ли Маргарита где-то читала, то ли кто-то ей говорил, что по этикету женщина должна садиться на заднее сиденье, но она больше любила сидеть на переднем.

К тому же с некоторых пор она ревниво следила, насколько умело мужчины водят машину, а сегодня еще и поймала себя на движении, которому подивилась. Какой-то лихач грубо подрезал Игната, а Маргарита изо всей силы нажала ногой на коврик машины, там, где мог бы быть тормоз.

– Вы так внимательно наблюдаете, как я веду машину, – заметил Игнат, – не доверяете или боитесь?

– Смотрю и завидую, – призналась Маргарита. – Неделю назад я сдала на права – машину, заметьте, я только собираюсь покупать, но права уже заимела, – но вот так, как вы, сливаться с машиной у меня пока не получается. У вас машина как бы продолжение ваших рук и ваших ног, а у меня пока что машина сама по себе, а я – сама по себе… Если не секрет, Игнат Витальевич, куда вы меня везете?

– Как это куда? – удивился он. – Ужинать, как мы и договорились. Есть одно уютное кафе. Кстати, совсем недалеко от вашей гостиницы.

– Наверное, у меня слишком деловая одежда, – неуверенно произнесла Маргарита.

– Пустяки, в этом кафе очень демократичная мода. Кафе оказалось действительно уютным, но, на взгляд Маргариты, чересчур затемненным. Прошло время, прежде чем ее глаза привыкли к густому полумраку в зале. На столике, за который они с Игнатом сели, мерцала одна-единственная тонкая свеча.

– Кажется, они нарочно не включают свет, чтобы посетители не видели, что едят.

– Но к счастью, у посетителей есть обоняние, и принесенную пищу они могут ощущать вкусовыми рецепторами.

Разговор между ними никак не желал выливаться в легкий треп. Игнат, как и Маргарита, тщательно подбирал слова, от чего, понятное дело, атмосфера общения не желала теплеть.

– Скажите, Игнат, у вас есть девушка? – напрямик спросила Маргарита.

– Можно сказать, нет, – отозвался он, чуть подумав. – А почему вы меня об этом спросили?

– Пытаюсь понять, почему вы сегодня за мной приехали.

– Раз вы любите, чтобы с вами говорили честно и открыто, скажу: я не теряю надежды уговорить вас принять участие в моей передаче. Помните, мы говорили о ней в самолете? А еще во мне, видимо, говорит неудавшийся психолог. Такого трудного субъекта мне еще не приходилось обхаживать, но, судя по всему, я весь в отца: чем задача труднее, тем мне интереснее. И я надеюсь…

– Блажен, кто верует, тепло ему на свете! – хмыкнула она.

Игнат шутливо застонал:

– Рита, вы когда-нибудь пускаетесь в авантюры? Или позволяете себе быть хоть чуточку легкомысленной?

«Совсем недавно я позволила себе побыть легкомысленной вовсе не чуточку, а можно сказать, на полную катушку!» – грустно подумала она, но вслух сказала:

– Позволяю. Иначе разве пошла бы с вами в это темное кафе, прямо-таки подозрительное для скромной девушки, которая на чужбине должна себя блюсти.

Игнат расхохотался так эмоционально, что пламя свечи от его дыхания заколебалось и погасло.

– Ну а что я говорила! – в наступившей темноте торжествующе произнесла Маргарита.

Игнат, посмеиваясь, достал зажигалку, и свеча на их столике вновь загорелась.

– Впервые мне встретилась девушка, чьи слова и действия невозможно предугадать, – покачал головой он.

– Считаете меня кокеткой?

– Думаю, это слово слишком обыденно для вашей характеристики. Вы – таинственная женщина.

«Наверное, со мной и в самом деле что-то происходит. В характере появляются некие новообразования. Я веду себя не так, как всегда, совершаю поступки, которых прежде не совершала. И не обязательно этому должно было способствовать какое-то событие. Просто подошло время, и я стала женщиной. На этот раз психологически… Вот это я опять накрутила!»

Посидели в кафе, поужинали, а потом Игнат отвез Маргариту в гостиницу, не делая попытки обнять ее или поцеловать. Другую женщину такое поведение умилило бы, а Маргариту насторожило. Она еще помнила свой печальный опыт с бывшим мужем. Чаще всего нетрадиционному поведению находится не лучшее объяснение… Кто знает, что у него на уме, у этого Игната!

Но, в общем, Маргарита была ему благодарна, потому что, как и собиралась, смогла и почитать, и отдохнуть от людского общества настолько, что наутро с удовольствием пошла на занятия.

На следующий вечер, однако, Маргариту никто не встречал, хотя она невольно поглядывала по сторонам. Днем одна бухгалтерша вроде невзначай спросила ее:

– Вчера тебя встречал красивый парень с цветами. Это твой московский знакомый?

– В одном самолете летели, – ответила Маргарита.

– Ох, я погляжу, на юге и девчата шустрые! – хмыкнула женщина, в ее голосе явственно прозвучала зависть.

Игнат около десяти часов вечера позвонил в номер, и молодые люди минут пятнадцать поговорили, после чего Маргарите самым учтивым образом пожелали спокойной ночи.

«Это он меня к себе приручает, – решила Маргарита. – Может, он сам с собой пари заключил, что влюбит меня в себя?»

Еще через день в восемь часов вечера, когда Маргарита только вошла в номер после ужина в кафе гостиницы, позвонила незнакомая женщина и сказала:

– Здравствуйте, Маргарита! Вас беспокоит мама Игната. Сын сказал, что у вас нет знакомых в Москве и вы целыми вечерами сидите в номере одна…

Голос у женщины был молодой, звонкий, и Маргарита подумала: не разыгрывает ли ее кто-то из его подружек? Но потом поняла, что у нее слишком правильная и хорошо поставленная речь для молодой девчонки.

Вообще-то Маргарита проводила в номере всего третий вечер. А еще точнее, в первый вечер она почти сразу же заснула, во второй после ужина в кафе у нее осталось совсем немного времени на чтение перед сном, а третий – то есть сегодня – только начала проводить. Сменила сапоги на домашние тапки.

Женщина между тем говорила так доверительно, словно знала Маргариту много лет.

– Мы посоветовались с Виталием Александровичем и решили позвать вас сегодня к нам на семейный ужин. – Маргарита хотела сказать, что она только поужинала, но женщина продолжала: – Игнат поехал за вами. Наверное, он уже подъезжает к гостинице.

Это называется поставить перед фактом. Маргарита тяжело вздохнула – тапки опять отменяются – и стала переодеваться: во что? В костюм от Самойловой. Судя по всему, такие сейчас в моде, так что на семейном ужине она не должна ударить в грязь лицом.

Игнат и вправду подъехал пять минут спустя, и хотя Маргарита обычно не заставляла молодых людей ее ждать, на этот раз своему правилу изменила. Хватит собираться за пять минут, не уделяя особого внимания своему внешнему виду.

Игнат же ничуть не удивился, когда она усадила его у торшера и пояснила:

– Мне нужно еще минут десять.

– Пожалуйста, я вас не тороплю, – великодушно отозвался тот.

Маме Маргарита позвонила в первый же день, как только устроилась в номере. Иначе она опять бы места себе не находила, а папа потом отругал бы ее как следует. Зато Люське…

Она так забегалась – ужин с молодым человеком, посещение его родительского дома, потом отдых от ужинов и посещений, – что позвонила Люське на следующий день после того, как посетила шикарную квартиру телевизионных дел мастеров.

На ее месте Люська стала бы взахлеб рассказывать про свои новые знакомства, но первый вопрос, который Маргарита задала подруге, был:

– Люсь, как прошла твоя встреча по объявлению?

Отчего-то на душе у нес все время скребли кошки: у подруги неприятности. Собиралась позвонить ей вчера, но мать Игната заставила ее изменить планы. Из дома Лисовских – такова фамилия Игната – ее привезли незадолго до полуночи, так что она позвонила подруге сегодня.

– Как прошла! И ты еще спрашиваешь!

Да, предчувствия ее не обманули! Раз Люська завела привычную песнь – когда у нее случались неприятности, она никогда не могла объективно оценивать все, что с ней происходит. Раз подруга обрушивается на Маргариту с обвинениями, значит, с ней произошло что-то плохое.

Ее нисколько не смущало, что она и сама давно взрослая женщина, чтобы отвечать за свои поступки, и то, что Маргарита просила ее этого не делать – все было забыто. Оставалось только спросить:

– Люся, случилось что-то плохое?

– Случилось. И ты в этом виновата!

– Такая неприятность, – неизвестно откуда взявшимся медовым голосом проговорила Маргарита, – маленькую Людочку поймали за руку, когда она воровала из столовой коржики. И научила ее всему гадкая Савина.

– Какие коржики, что ты несешь! – чуть ли не взвизгнула Люська.

Таким приемом Маргарита тоже прежде не пользовалась, но где-то читала: когда человек закатывает истерику и ждет от тебя привычной реакции – например, оправданий, остановить его можно вот такой абракадаброй, никак не относящейся к тому, что на самом деле происходит.

Можно было бы и бросить трубку – обиду даже не пришлось бы разыгрывать, но Маргарита не смогла. Голос у Люськи дрожал. И чувствовалось, что она едва сдерживается, чтобы не разрыдаться. И это Людмила Левик, женщина-кремень, которая всегда осуждала слабость в других женщинах.

– Слабыми мы должны быть лишь в части физической силы, – всегда говаривала она. – Что же касается чувств, эмоций, то тут мы должны давать мужикам сто очков форы. Убей меня, никогда не пойму, почему прерогатива женщин – плач? У нас более развиты слезные железы? Или это единственное наше оружие?

А тут – и голос дрожит, и слезы, кажется, вот-вот брызнут. Маргарита вздохнула: правду говорят, если Господь хочет наказать человека, он лишает его разума. Что Люська хотела доказать, идя на встречу по объявлению? Что и у нее получится не хуже, чем у Маргариты?

Что же это получается? Когда ты совершаешь глупый поступок, надо думать не только о том, что ты можешь за это поплатиться, но что в случае удачи кто-то последует твоему примеру и уж получит полной мерой, за двоих!

Почему Маргарита должна чувствовать ответственность за чужую глупость?

– Никогда в жизни меня так не унижали, – всхлипывала Люська. – Слышишь, никогда! Мне хочется найти его и убить. Причем заметь, у меня ни одного синяка или царапины снаружи. Он… он привязал меня к кровати и издевался как хотел. Притом снимал все это на камеру. Говорил, на случай если вдруг мне захочется пожаловаться моему мужу. И заставлял меня делать такое… вроде добровольно. И шипел мне в ухо: «Улыбайся, а то хуже будет!» Мне было так больно!.. Нет, я это дело так не оставлю. Я ему все равно отомщу!

– Ты чего, Люсь, перестань, не будешь же ты гробить свою жизнь из-за какого-то ничтожества.

– Такое нельзя прощать, Марго! Я не какая-то там…

Она заплакала. Маргарита растерялась.

– Наверное, ты думаешь, так ей и надо! Я ее предупреждала, и все такое.

Маргарита и в самом деле думала почти то же, но теперь отчаянно запротестовала:

– Ничего подобного я не думаю. Люсь, перестань, мне тяжело это слышать. И утешить тебя я никак не могу, слишком далеко сейчас от тебя.