Текст книги "Шоу для завистницы"
Автор книги: Лариса Кондрашова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава одиннадцатая
В самолете у нас места рядом с Найденовым. Хоть он и говорил, что не хочет брать с собой охрану, с ним летят сам начальник службы безопасности и один из его сотрудников. Не возьмет он их с собой, видимо, лишь в зал переговоров.
Теперь, когда я все для себя решила, интересуюсь как бы мимоходом:
– Не будет ли у меня в Москве два-три свободных часа, чтобы я могла навестить свою родственницу?
– Конечно же, будет, – заверяет мой клиент. – Наверняка с четырех до семи часов вечера.
– А почему так жестко?
– Потому что в семь будет банкет, а как же я обойдусь без переводчицы?
То есть Михаил Иванович таким образом, пусть и несколько неуклюже, приглашает меня на банкет.
А с другой стороны, и ничего, что у меня в запасе будет всего три часа. Вот только мне еще надо найти в справочной службе адрес моей бывшей свекрови.
– Какие-то трудности? – спрашивает Найденов, наверняка заметив поперечную морщинку у меня на лбу, которая появляется, когда я задумываюсь.
– Дело в том, что я еще не узнала адрес родственницы. – Я решаю признаться, чтобы в случае чего у моего работодателя не возникали вопросы.
– Адрес? – оживляется он. – Какие мелочи!
Самолет уже набрал высоту, и Михаил Иванович, похоже, заскучал без дела.
– Толя! – зовет он своего начбеза. – Нужно войти в базу московской справочной.
– Легко! – отзывается тот и с готовностью открывает крышку ноутбука, до сих пор без дела торчавшего из его дорожной сумки. – Диктуйте!
– Лаврова Марина Константиновна. Возраст: примерно лет пятьдесят. Раньше жила на Малой Бронной…
Это я хорошо помню по рассказам моего мужа.
Я слышу, как пальцы Анатолия Викентьевича проворно бегают по клавишам, и сердце у меня отчего-то колотится как овечий хвост.
– Лавровых по Москве много, – через некоторое время сообщает он, перегнувшись к нам с соседнего сиденья, – а вот Марина Константиновна на Малой Бронной – всего одна. Адрес запишете или запомните?
– Запомню, раз она никуда не переехала, – бормочу я, стараясь и в самом деле про себя несколько раз его повторить.
– Партнеры выделяют мне машину, – замечает Найденов. – Но завтра с шестнадцати до девятнадцати часов я даю ее в ваше полное распоряжение.
И смотрит на меня, будто силясь что-то понять.
– Я бы не хотела обременять вас своими заботами, – говорю я.
– Подумаешь, бремя! – фыркает он. И бросает коротко: – Спасибо, Викентьевич!
– Да пожалуйста! – говорит тот с каким-то подтекстом.
Хочет, чтобы я еще что-то сказала? Что за родственница, с которой я, судя по всему, до сего времени не поддерживала никаких отношений?
А вот тут, господа хорошие, вы от меня откровений не дождетесь. Помогли – и спасибо!
Теперь я могу просто посидеть и расслабиться. Но что-то мне все равно мешает. Наверное, интерес, который незаметно проявляет ко мне Михаил Иванович. Может, он никогда не видел «живого» телохранителя-женщину?
Я прикрываю глаза, стараясь не обращать внимания на это его разглядывание.
– Интересно, – будто ни к кому не обращаясь, говорит он, – а какие мужчины вам нравятся?
Я молчу, потому что считаю, что его вопрос не имеет никакого отношения к моим обязанностям. Правда, это его не смущает.
– Наверное, молодые красавцы, лет двадцати трех – двадцати пяти, которые играют мышцами по поводу и без, этакие мачо? Или красавцы интеллигенты, обладающие, скажем, певческим даром?
Я чувствую, что против воли краснею. С чего он взял, будто мои интересы распространяются только на молодых парней? Наводил обо мне справки?
– Кто вам это сказал? У вас что, на меня досье?
– Простите, Ванесса Михайловна, но я никогда не беру работников вслепую. Минимум сведений мне всегда представляют.
– Анатолий Викентьевич?
– По крайней мере он за этим следит.
Мне хочется сказать что-то ядовитое, мол, надо же, какие предосторожности, обычный охранник всего на три дня вызывает такое пристальное внимание: о нем узнают все, вплоть до личных увлечений!
Не такая уж я и старая, чтобы увлекаться именно молодыми парнями. Ну был у меня бойфренд по имени Леонид. Двадцать три года. Разницы-то между нами всего четыре года.
Я, между прочим, вовсе не собиралась с ним встречаться, но он так трогательно за мной ухаживал, чуть ли не серенады пел. Выходит, наша связь стала известна всему городу.
Скорее всего потому, что у него было слишком много поклонниц. Еще бы, талантливый артист, только закончивший консерваторию тенор. Он первый год выступал в нашем музыкальном театре, и однажды Катя, которой дала контрамарку знакомая, работавшая в театре костюмершей, взяла меня с собой.
Да, такими голосами наш город не был избалован, потому я получила настоящее удовольствие, слушая его, и после спектакля нас провели за кулисы, где мы с Катей – не слишком оригинальничая – высказали артисту восхищение его талантом. Что называется, безо всякой задней мысли. По крайней мере я никак не рассматривала его в качестве предполагаемого друга сердца.
Но видимо, попали в точку, потому что словно в ответ на наши любезности Леонид проявил ко мне явный интерес.
После моего бывшего мужа тяга к красавчикам у меня исчезла бесследно. Я не собиралась наступать на одни и те же грабли, потому и смотрела на Леонида Бунича, как смотрят на картину или красивый манекен. Отстраненно. Никак не примеряя неописуемую красоту на себя.
Наверное, это-то его и задело. Мое равнодушие. Несколько снисходительный тон – как к красивому талантливому мальчику, а не к мужчине, который поразил бы меня как женщину.
Он стал за мной ухаживать. Но тоже слишком активно. Актер засыпал меня цветами, хотя это было нетрудно при том количестве, каковое он имел после каждого выступления. Думаю, он просто складывал в машину все цветы после концерта и вез их ко мне домой.
– Зачем ты мучаешь бедного мальчика? – ехидничала Катя. – Что, тебе трудно уступить? Представь, сколько баб по нему тоскуют, а он к тебе тянется. Потешь свое женское самолюбие.
И я решила потешить, снизошла к его мольбам, как писали в старых романах. Нет, не вспыхнув в ответ таким же чувством, а всего лишь позволила себе быть чуточку добрее, как женщина к безнадежно влюбленному мужчине. Такую страсть хотелось как-то вознаградить, и вот… Теперь весь город, наверное, говорит, что у меня тяга к молоденьким мальчикам. Догадываюсь, что постарались в распространении этих слухов юные поклонницы Леонида. Конечно, в шестнадцать лет двадцатисемилетняя женщина кажется тебе чуть ли не старухой.
Кроме того, не станешь же признаваться сидящему рядом мужчине – между прочим, твоему клиенту и вообще постороннему человеку, что не так-то и долго я с Леонидом встречалась. Что в конце концов я дала ему понять: мы с ним слишком разные люди.
Он и сам в общем-то понимал, что не найдет во мне столь необходимую ему сейчас женщину, которая восторгалась бы им постоянно, считала правильным все, что бы он ни делал, и ходила перед ним на задних лапках.
И чтобы уж совсем Ленчика не добивать, не стала ему говорить, что я привыкла встречаться со взрослыми мужчинами, а он все еще ребенок, на которого слишком рано свалилась слава. Подозреваю, что со временем она его если и не раздавит, то существенно помнет.
В любом случае мой бывший бойфренд без меня не пропал. И мне, будто невзначай, рассказывали, что он появляется на тусовках то с одной известной личностью, то с другой. Причем его пассии раз от разу становятся все старше…
Те, кто говорил мне о нем – конечно же, женщины, – обычно внимательно следили за моим выражением лица: как я на эти сведения прореагирую? Не будет ли мне больно об этом слышать? Но, честно говоря, мне было абсолютно безразлично, где находится Леня и что с ним происходит.
В свое время я не увидела ничего особенного в этом скоротечном романе, но, как выяснилось, он до сих пор мне аукается. Наверное, человек, заботящийся о своей репутации, должен подобные поступки просчитывать.
По крайней мере эти сведения из уст моего клиента Найденова доставляют мне несколько неприятных мгновений.
– И как повлияли на мою характеристику эти сведения? – холодно интересуюсь я. Еще не хватало рвать глотку перед незнакомым человеком и что-то там ему доказывать.
– Никак не повлияли, – так же равнодушно отвечает он. – Вы считаетесь хорошим специалистом в своем деле. Как и ваши девушки.
Видимо, я чего-то недопонимаю. Такое впечатление, что своего клиента я чем-то раздражаю. По крайней мере равнодушным его нельзя назвать, он хочет таковым выглядеть. Для чего разыгрывать передо мной этот спектакль? Нам с ним детей не крестить. Поработали вместе три дня и разошлись в разные стороны. Если в следующий раз от этой фирмы поступит очередной заказ, я сама ни за что не поеду, пошлю вместо себя Любашу. Вот кто профессионал, так профессионал!
Некоторое время мы молчим, и я поглядываю в иллюминатор на сплошную белую пелену облаков – надо понимать, дождевые тучи остались где-то внизу.
– Вот, оказывается, где весь снег! – говорит Михаил Иванович и тоже смотрит в иллюминатор.
Осознал, что пауза между нами затянулась. Облака и в самом деле похожи на снежные сугробы.
– А с кем вы оставили сына? – спрашивает он, не дождавшись от меня никакой реакции.
– С подругой, – коротко отвечаю я.
– Это с той, которая модельер?
– Послушайте, что происходит? – возмущаюсь я. – Неужели для моей работы так важно, какие мужчины мне нравятся и кто моя подруга?!
– Но должен же я о чем-то говорить.
– Не должны! – отрезаю я. – Вашим работникам вовсе не обязательно было сообщать все эти сведения. Для чего? Из-за трех дней создавать какой-то там особый моральный климат между нами?
Но он никак не реагирует на этот мой взрыв.
– Не понимаю, что вы нашли в этом Леониде? – будто про себя говорит он. – Самовлюбленный мальчишка! Легкомысленный и капризный, как все таланты.
Теперь уже я поворачиваюсь к нему всем корпусом.
– Значит, мне не показалось. Вы и в самом деле имеете на меня целое досье, и я ни за что не поверю, будто бы вы собираете точно такое же на каждого, с кем предполагаете работать столь непродолжительное время!
На этот раз он первым отводит взгляд. Но что это я так возбудилась? Подумаешь, кто-то знает обо мне больше, чем хотелось бы. На самом деле наш город только кажется большим. Краевой центр! А коснись чего, тут же выясняется, что в нем все друг друга знают.
Все дело в том, что я перестала заниматься каким бы то ни было спортом. Даже тренажеры в клубе гораздо реже посещаю, чем нужно. И при этом я столь самоуверенно предлагаю клиентам свой спортивный опыт, словно он не исчезает, даже когда не поддерживаешь свою форму. Если у Найденова и в самом деле такое подробное досье на меня, он должен знать, что я вовсе не так крута, как хочу казаться.
А еще мне становится стыдно. Подумать только, я чуть на него не накричала. Свобода личности, то да се! Человек, который избирает в качестве своей работы защиту другого человека, должен быть отчетливо виден.
– Михаил Иванович, – заговариваю я даже чуточку льстиво, – раз уж вы собрались меня развлекать, то не могли бы мы объединить наши знания?
– В каком смысле? – не сразу понимает он.
– В том, что наши знания о некоей гражданке Павловской Ванессе Михайловне могут быть неполными как у вас, так и у меня. Как говорил юморист, может, вы что-нибудь знаете, может, я чего-нибудь не знаю?
Он улыбается и качает головой:
– Я и не сомневался, что вы умны. Женщина, почти девочка, с ребенком на руках не только закончила институт с красным дипломом, не только выступала в соревнованиях…
– В основном без выезда из города, – заметила я.
– Не только получила уйму всяческих званий и наград, ухитрилась еще защитить кандидатскую диссертацию, притом в последний момент оказалось, что темы диссертаций ее и еще одной соискательницы странным образом пересекаются!
Теперь я уже перестаю улыбаться, потому что такую подробность мог знать только человек, имеющий доступ к самой закрытой информации.
По крайней мере никакого объявления о том, что одна аспирантка – не хочу даже упоминать ее фамилию – просто нагло украла мои разработки, чтобы потом наскоро слепить из них диссертацию. Я не знаю, на что она рассчитывала. Не на то же, что она старше меня почти на пятнадцать лет, долго работала на кафедре, и если кого-то и заподозрят в плагиате, то, конечно, меня – такую непростительно молодую, а значит, и бесцеремонную, непорядочную…
Хорошо, что я защищалась не в нашем городе, а ездила в Воронеж, и там независимая экспертиза однозначно установила мое авторство. Но сколько неприятных минут довелось мне пережить!..
– Да бросьте хмуриться, Ванесса Михайловна. – Найденов осторожно трогает меня за руку. – Просто вы еще с таким не сталкивались, потому открою вам секрет: за деньги о каждом человеке можно узнать все. Или почти все.
– Но вам-то это зачем? – чуть ли не со стоном спрашиваю я.
– Затем, чтобы узнать вас получше.
Я даже не уточняю, зачем ему это узнавать, а лишь тяжело вздыхаю.
– Вся добытая вами информация лишена главного – эмоциональности. Разве вы узнали из нее, что я почувствовала, когда поняла, что часть моей диссертации самым подлым образом украдена, что мне надо или отказаться от защиты, или в спешном порядке ее переписывать, уделяя сну и отдыху не более трех часов в сутки? За те полгода я похудела на семь килограммов и уже шаталась от истощения, а ведь мне надо было уделять внимание еще и сынишке. И зарабатывать деньги, чтобы он ни в чем не нуждался.
– Он что, болел? – осторожно спрашивает Найденов.
– Нет, это я так решила, что у моего сына должно быть все самое лучшее.
– В вашем желании чувствуется надрыв. Словно вы кому-то что-то доказывали. Или с кем-то незримо боролись.
Странно, что он об этом говорит. Никто из моих мужчин ничего такого во мне не чувствовал.
– Может, потому, что по-настоящему не любили?
Что он говорит? Неужели свою мысль я произнесла вслух? О мужчинах. Или уже читает мои мысли?
– Спорное заявление, – говорю я спокойно. – Можно подумать, ВЫ меня любите! Второй день видимся.
– Кто знает, – задумчиво бормочет он.
Но я уже сама завелась. Я не понимаю главного: зачем Найденову это нужно? И теперь уже я начинаю его донимать своими вопросами:
– Так, идем дальше. Что еще имеется в моем досье? – Я стараюсь вернуть разговор в прежнее русло.
– Между прочим, скоро посадка, – ворчливо замечает он. – Видите, табло зажглось: «Пристегните ремни!»
– Не увиливайте.
Он смотрит на меня и как будто думает совсем о другом.
– Господь с вами, Ванесса Михайловна, у нас еще будет время. Нельзя в одну ночь рассказать все сказки.
– Какую ночь, что вы имеете в виду?
– Сказки тысячи и одной ночи, конечно. Такой арабский фольклор.
– Я знаю, что это такое!
– Знаете, а торопитесь.
– Еще бы! Вы так меня заинтриговали! До сих пор никто не собирал на меня досье.
– Ну, вы не можете об этом знать наверняка.
– Тем более непонятно, с какой целью.
– Скоро, совсем скоро вы все поймете. Как я надеюсь.
– Звучит уклончиво, но вызывает надежду, – не выдержав серьезности, смеюсь я.
– Наш самолет совершил посадку в аэропорту «Внуково», – сообщает динамик, и пассажиры салона начинают собирать свои вещи.
Глава двенадцатая
Мы останавливаемся в сравнительно небольшой, но импозантной гостинице с непривычным названием «Ариадна». Поневоле хочется воскликнуть: ну и у кого здесь в руках та самая нить, что выведет человека из лабиринта жизни?
На самом деле вовсе не факт, что нам сразу так и объяснят, кто такая Ариадна. Сейчас многие увлекаются тем, что ныряют за названиями своих фирм в древнегреческие мифы. Моя фирма, к примеру, называется «Афина», и я знаю, что это богиня войны и победы, а также мудрости. Но вот у нас в городе есть косметический салон с названием «Гекуба», что олицетворяет собой символ беспредельной скорби и отчаяния. В это состояние, видимо, впадает всякий, кто пользуется услугами салона.
В аэропорту нас встречали какие-то деловые партнеры Найденова на двух черных «БМВ» – почему некоторые люди так любят черные машины: престижно или модно? – после чего привезли нас сюда.
Номеров наша делегация сняла три: на одном этаже, все рядом. Посередине – номер Михаила Ивановича и по бокам – мой и начальника безопасности с его подчиненным.
Номер у меня шикарный, двухкомнатный «люкс», простому телохранителю и вовсе не по чину. Но, как говорится, дают – бери, а бьют – беги. Эту поговорку любил повторять мой первый тренер, хотя я почему-то была уверена, что ему самому в жизни ни от кого не приходилось бегать.
Я постояла у окна, посмотрела на припорошенную снегом Москву – здесь тоже снег выпал всего два дня назад.
Времени – два часа дня, я не догадалась взять с собой книгу, а в холл спускаться лень, потому я не нахожу ничего лучшего, как принять душ и завалиться спать.
Будит меня звонок Найденова в половине пятого.
– Ванесса Михайловна, – говорит он, – как вы смотрите на то, чтобы нам вместе поужинать?
– Вроде рановато, – откликаюсь я, взглянув на часы.
– Ну а в шесть часов будет не рано?
– Не рано.
– Мне за вами зайти или вы спуститесь сразу в зал?
– Лучше зайдите.
Фу-ты, ну-ты, китайские церемонии! Интересно, он всегда такой томный или только со мной? Со стороны посмотреть, так я не телохранитель при важном шефе, а возлюбленная, которую он взял с собой в командировку тайком от жены.
Поскольку времени до шести у меня остается уйма, я не спеша наношу макияж и достаю свой любимый зеленый костюмчик, сшитый в свое время моей дорогой подругой Катей. Говорят, когда я в нем, мои серые глаза тоже отдают зеленью. А если еще достать зеленые тени, эффект будет то, что надо. Что я и делаю. Если на моего шефа кто-нибудь нападет, буду сражать его взглядом… Даром, что ли, я учу своих подчиненных, что телохранитель не должен выглядеть именно телохранителем? Кем угодно, а лучше всего – слабой женщиной, которая не должна производить впечатление даже физически развитой.
Конечно, если приглядеться, все равно можно увидеть и мускулы, развитые куда больше, чем у рядовой женщины, и пружинистость движений, но, надеюсь, в первую очередь мужчины будут замечать во мне не только это…
Катя говорит, что теперь под костюм часто ничего не надевают, никакие кофточки, но, наверное, я консервативна, потому что все равно достаю из саквояжа свою беленькую кофточку с воротничком-стойкой и низким вырезом, для которого у меня имеется золотая цепочка с крестиком. Волосы я просто слегка приподнимаю вверх нарядными заколками.
Сколько я себя помню, моя жизнь всегда проходила в попытках не опоздать куда бы то ни было, и надо сказать, мне это удавалось.
– По тебе можно сверять часы, – говорили одни.
– Точность – вежливость королей, – торжественно провозглашал Сеня Гурамов.
Но у этой привычки есть и свои минусы, а именно: я все привыкла делать быстро. Некоторые женщины часами могут сидеть у туалетного столика, нанося на лицо штрих за штрихом, как придирчивый художник. А у меня все выверено: два штриха на веки, два мазка тенями, пару минут на тушь для ресниц, по капле тонального крема на подбородок и лоб, по пятнышку румян на щеки и привычным движением – раз-два! – губы. Все, я готова.
А до назначенного времени еще сорок минут.
Можно было бы позвонить Кате, но какие у нее могут быть новости, если обоих мальчишек я отвозила в садик, а она в крайнем случае сейчас едет в машине, чтобы их забрать.
К счастью – или к сожалению, – все проходит. В том числе и время. Быстрее всего оно идет в занятиях. Поняв, что у меня времени много, я опять возвращаюсь к зеркалу и теперь уже не спеша продолжаю заниматься своим лицом.
То есть успеваю как следует наваксить глаза карандашом, удлинить их к вискам и начинаю слой за слоем наносить тушь – обычно у меня на это не хватает терпения, а тут знай макай кисточку в тюбик.
Причем я так увлекаюсь, что после произведенных манипуляций начинаю ощущать каждый взмах ресниц, хотя раньше их не замечала. Вверх – вниз, вверх – вниз! Этакие черные веера.
В общем, я вспоминаю о времени только тогда, когда слышу стук в дверь. Это за мной пришел Найденов, чтобы сопроводить в ресторан.
Чувствую я себя прекрасно. Небольшой дневной сон, и словно после сеанса медитации: готовность номер один! Тем более что еще в коридоре, окинув одобрительным взглядом мой внешний вид, Михаил Иванович говорит:
– К исполнению обязанностей, Ванесса Михайловна, вы приступите завтра, а сегодня прошу вас расслабиться и быть просто дамой нашего стола…
Дамой стола. Обычно говорят, дамой моего сердца. Вроде и нравлюсь ему, но он не хочет, кажется, особо ко мне приближаться.
– Слушаюсь! – Я лихо выпрямляю спину и беру его под руку. – Ваши телохранители тоже… освобождены на сегодня?
– Мои телохранители проинструктированы следующим образом: ни в коем случае не выдавать своего истинного лица, но по сторонам поглядывать.
Двое моих коллег – сотрудников Найденова – уже сидят за столом и медленными глотками пьют минеральную воду. Это таким образом, они считают, не видно их истинного лица? Может, где-нибудь в Европе на них никто и не обратит внимания, но у нас… Двое мужчин, с явно спортивной выправкой, сидят и даже не пытаются налить себе чего-нибудь погорячее? Да если это не больные, то разве что… шпионы!
Поймав себя на этой мысли, я невольно прыскаю. Найденов удивленно косится на меня.
– С вами все в порядке, Ванесса Михайловна?
– Не обращайте внимания, это я так…
При виде нас телохранители Михаила Ивановича оживляются, вскакивают, отодвигают стул мне, а заодно и Найденову, который тут же шикает на них.
– Вы что, мужики? Договорились ведь: я не инвалид. И даже не очень стар. Ухаживать за мной не надо.
– А меня прошу не звать по имени-отчеству, – тем же полушепотом заодно требую я.
Они задумываются.
– А как от вашего имени звучит ласкательное? – подумав, интересуется начальник безопасности Анатолий Викентьевич.
– Можно звать просто Аня.
Я всегда горько сожалела о том, что мама не назвала меня простым русским именем вроде Анна. И только теперь подумала, что давно могла бы себе такое имя сделать. Вот как сейчас – представиться и получить, пусть на время, желательный бейдж. Меня зовут Аня! Можно, кстати, и паспорт поменять. А маме даже не говорить об этом, чтобы не обиделась.
– А что, очень даже хорошо звучит, – соглашается Найденов. – Что будете пить, Анечка?
– Раз вы сказали, что мы будем развлекаться и что мне надо расслабиться…
– Ни от одного слова не отказываюсь, – будто клянется он.
– Я буду коньяк! И если можно, на брудершафт.
– Вы будете вместе со всеми нами целоваться? – оживляется второй телохранитель. Наверное, он неплохо знает свое дело, если именно его Анатолий Викентьевич взял с собой.
Нарочно нас не знакомят, но из разговора я слышу, что мужчины зовут его Вовой.
Вова. Владимир. Двадцать два – двадцать три года. Высокий, худощавый, вес примерно семьдесят два… Не так уж много профессионалов-рукопашников живут в нашем городе… И тут меня осеняет: Владимир Горицкий. Двадцать семь лет, как и мне, просто он выглядит моложе.
Горицкий улавливает мой заинтересованный взгляд и незаметно кивает: мол, правильно, угадала. Хороших бойцов набрал Найденов в свою гвардию.
– Плохих не держим! – как сказал бы друг Сеня.
– Какие-то вы все трое… – Я стараюсь подобрать верное слово.
– Развязные? – подсказывает Найденов.
– Отвязанные? – вносит лепту Вова.
– Предвкушающие? – продолжает угадывать и Анатолий Викентьевич.
– Слишком знающие, что ли. Может, я о чем-то не догадываюсь, так посвятите меня в суть дела, потому что ведете вы себя вовсе не по статусу. Даже при том что Анатолий Викентьевич официально начальник безопасности. С одной стороны, вроде мы все развлекаемся, а с другой – вы продолжаете быть на службе, вон минералкой балуетесь, а я что же – просто дама стола?
Я нарочно повторяю найденовскую фразу.
Михаил Иванович поощрительно улыбается мне и поясняет:
– Время от времени мы устраиваем праздники ублажения пороков.
– В каком смысле? – несколько пугаюсь я.
– Идем предаваться греху азарта.
– В казино?
– Нет, в казино – это слишком серьезно. Вот скажите, вы когда-нибудь играли в игровых автоматах?
– Конечно, играла. Еще в одноруких бандитов, – не без смущения признаюсь я.
В черные дни нашей нищеты я позволяла себе бросать в автомат… немного, десять – пятнадцать монет под девизом: нет денег, и это не деньги. И что странно, иногда выигрывала.
Мой тогдашний муж Женя, увидев дома не предусмотренные нашим бюджетом вкусности типа сырокопченой колбасы, спрашивал:
– Опять играла?
– Совсем немножко бросила. Подумала: а вдруг?
Он хмурился и говорил:
– Я боюсь, что ты пристрастишься. Это якобы труднее излечивается, чем наркомания.
Сравнил! Наркотики и примитивный азарт. Я знала, когда нужно остановиться, и ни разу не проигрывала больше пятидесяти рублей.
А вот Катя к автоматам даже не подходила. Хотя не так давно мы были с ней на рынке и я попросила ее подождать рядом, пока я «побросаю монетки».
– Может, и ты попробуешь? – предложила я.
– Нет! – шарахнулась Катя. – Я не умею вовремя останавливаться. И не контролирую степень собственного азарта…
Тогда еще я не знала про наркотики, но теперь думаю, что и увлечение ими идет из одного: неумения вовремя останавливаться, невладения собственными эмоциями…
– Вы как любите играть: на банкноты или на пятачки? – продолжает допытываться Михаил Иванович.
– На пятачки! – признаюсь я. – Мне приятно слушать, как они звенят, падая в накопитель.
– Наш человек! – кивает Найденов.
Он что-то шепчет Вове. Тот кивает и, поднявшись из-за стола, направляется к выходу.
На столе уже стоят холодные закуски, так что мы вполне можем перекусить. Я сразу подвигаю к себе заливной язык. Салаты, как всегда, предпочитаю с горячими закусками.
– Горячее я попросил принести в темпе, – сообщает Анатолий Викентьевич, – а то их фирменное блюдо готовится не меньше часа. У нас ведь совсем другие планы?
– Наскоро перекусить и заняться делами, – посмеивается Найденов.
А я считала, что мы будем сидеть в ресторане долго, пить и есть, танцевать, то есть все как обычно. Ведь Михаил Иванович приглашал меня именно в ресторан…
Мы не сразу замечаем, что к этому времени появляется оркестр, который начинает играть какую-то медленную мелодию.
– Разрешите? – поднимается из-за стола Анатолий Викентьевич.
– Пожалуйста!
Я люблю танцевать. Если в свое время я бы не увлеклась карате, непременно стала бы заниматься бальными танцами.
– И вы часто в командировках так развлекаетесь? – все же не могу не поинтересоваться я у своего партнера.
Он медлит с ответом.
– Ну не так чтобы часто.
Понятно, откровенности от него ждать не приходится.
– Но вам это не нравится?
– Почему?
Легкое пожатие плечами.
– Тогда расскажите анекдот!
– Почему – тогда?
На его лбу появляется задумчивая складка.
– Если предложенные мной темы у вас не вызывают энтузиазма, ведите разговор сами.
– А это обязательно?
– Обязательно, – утверждаю я. – А иначе чего бы мы с вами вышли подвигаться в пустом зале? Может, пообниматься на виду у всех?
Анатолий Викентьевич тут же несколько отодвигается от меня. Я нарочито тяжело вздыхаю и замолкаю.
Начбез говорит:
– Знаете, почему у нас не может быть женщины-президента?
– Почему?
– Потому что женщины России в основном не любят друг друга.
– Вот это уже лучше! – фыркаю я. – А еще?
– Больше не помню, – честно признается он, но когда заканчивается музыка, незаметно с облегчением вздыхает.
Вот так легко и просто можно отвадить от себя любого мужика.
Когда опять начинает играть музыка, из-за стола подхватывается Михаил Иванович:
– Разрешите?
Мы выходим танцевать, я смотрю в его темно-синие глаза и тут же забываю, что и над ним хотела поприкалываться. Тем более что в отличие от своего главного телохранителя Найденов, что называется, за словом в карман не лезет.
Но почему я только сейчас заметила, какие красивые у него глаза? Главное, мой любимый цвет.
«Потому что раньше ты в них и не смотрела!» – подсказывает внутренний голос.
Оказывается, чтобы прийти в себя, очнуться – надо на некоторое время сменить обстановку. Вот я приехала в Москву, пошла в ресторан с тремя мужчинами, и вдруг будто какой нарыв во мне лопнул. Задышала, стала по сторонам смотреть и, главное, видеть то, что у меня под носом происходит. Понятно, что это я сама над собой издеваюсь, но сколько же можно?!
Я гоню от себя мысли и внутренний голос, который уже делает попытку напомнить мне, что будет завтра. А завтра я пойду к однофамилице своего сыночка на Малую Бронную.
Не думать!
– У вас все время такой вид, – вдруг вторгается в мои мысли голос Найденова, – как будто вы пытаетесь решить некую сложную проблему.
– Правда? – удивляюсь я; до сего времени мне казалось, что я ухожу в себя незаметно для других. Кроме Кати, конечно.
– Правда, и тогда, видимо, мужчины просто боятся спугнуть четкий полет ваших мыслей.
– Действительно, глупо, – соглашаюсь я, – постараюсь впредь следить за собой.
– Может быть, я мог бы вам чем-нибудь помочь?
– Вряд ли, – бормочу я, уязвленная этим разговором.
Конечно, Найденов постарался смягчить свои наблюдения, но и так ясно, что я произвожу на других впечатление женщины, у которой не все дома.
– Да и зачем вам чужое горе?
– Вот как, даже горе?
– Да это просто так говорят… Я хотела сказать, что ничего страшного в моей жизни не происходит. Крыша над головой есть, зарабатываю я тоже достаточно, чтобы ни от кого не зависеть. По крайней мере могу не рассматривать мужчин с точки зрения их материального благосостояния.
– Так ли уж хорошо – ни от кого не зависеть? Не заметишь, как и в самом деле не окажется рядом того, от кого бы хотелось зависеть.
– Не знаю, – сержусь я, – мне всегда казалось, что материальная свобода – мечта всякого нормального человека.
– А я всегда считал, что к женщинам это не относится. Они, наоборот, ищут того, кто согласится их обеспечивать. Зря, что ли, каждая мечтает не столько быть Золушкой, сколько найти принца. А принц – это жизнь в замке и казна к твоим услугам! Получаешь, можно сказать, вечный шопинг.
– Что-то не очень хорошего мнения вы о слабом поле. Мне, например, вовсе не нужен принц, да и шопинг я вполне сама себе обеспечиваю.
– Для нашего времени это редкость, – замечает он.
– Ну почему редкость? У меня есть подруга Катя, которая тоже с успехом обеспечивает себя и своего сына.
– Случайно, это не все та же Самойлова?
– Самойлова… Постойте, вы второй раз уверенно называете ее фамилию… Разве она – единственная Катя в городе?
В моей голове появляются и тут же начинают роиться подозрительные мысли. Почему вообще его начальник безопасности позвонил в мое агентство? Если на то пошло, никакой необходимости приглашать женщину-телохранителя у Найденова не было. Ерунда все это, будто ему нужно время для ответа, пока я стану мучиться с переводом. Ведь вначале он не имел понятия о том, знаю ли я английский язык. А когда узнал, что немного кумекаю, сразу придумал причину… Что же ему от меня нужно?
