Текст книги "Зацелую, залюблю"

Автор книги: Лариса Грузнякова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

В Зойке ничего привлекательного не было. Ну совсем, ну ни капельки, ни капелюшечки. И внешность не ахти, так, средненькая. И характер никакой. Да Зойке ничего и не нужно было, её вполне всё устраивало – живёт себе и живёт. Зато родители постоянно сравнивали её со старшим сыном, Димкой. Вот он умница! Всё время ему что-то нужно, чего-то не хватает. Все книги в районной библиотеке перечитал – мало! Три языка самостоятельно выучил – мало! В школе все олимпиады выиграл – мало! Он ещё в десять лет мотался на кафедру физмата в МГУ, с ним там профессор один три раза в неделю занимался математикой (понятное дело, высшей) и физикой. Профессор этот увидел Димкину работу на какой-то олимпиаде, оценил, восхитился и предложил заниматься с ним абсолютно бесплатно. Уже в седьмом классе Димка мог спокойно поступить в МГУ (так его профессор поднатаскал), к десятому всю программу вуза освоил. А ему опять мало. Димка поступил в МГУ. Осень, зиму, весну учился, да ещё и репетиторствовал. А летом выиграл грант и поехал к капиталистам дополнительное образование получать. Когда МГУ окончил, у него уже куча заграничных сертификатов и дипломов скопилась. И снова мало! Рванул тогда Димка в Гарвард, в Америку. Кто бы мог подумать, что в их магистратуру поступит русский парень, да ещё и бесплатно. И здесь Димка сдюжил. Да что перечислять все его заслуги – чудо, а не сын! Гордость семьи Балашовых, всей родни. И он теперь эту родню обеспечивает так, что все живут как сыр в масле.

«Может, Зойка – расплата за удачного сына?» – думали родители. Любить её, конечно, любили – и младшенькая, и девочка. Но Зойка как будто сама от себя отталкивала своей инертностью. Читать ей никогда не хотелось, в кружки ходить она не любила, в школе из троек не вылезала. И никакие стимулы не помогали. Чего только мать не придумывала: и новую куклу за годовую четвёрку по математике, и красный глянцевый ранец за поступление в музыкальную школу, и поездку в лагерь в Сочи за секцию фигурного катания. Ничего не действовало. Зойке не нужны были новые игрушки, новые книжки, новые вещи, её устраивало всё, что у нее было и даже то, чего у неё не было. Зойка откровенно не понимала, чего всем от неё нужно. Она не грубит, не дерётся, с плохими девочками не водится, двойки не таскает.

Хотя иногда, нужно заметить, Зойку всё же слегка печалила её внешность. Ребёнком Зоя была чудо как хороша. А как вступила в зону известного своими сложностями пубертата, сразу все прелести растеряла. Тело заплыло лёгким рыхлым жирком, лицо потеряло выразительность, и Зойка стала похожа на кисель. Даже глаза цвета спелого лесного ореха по мере взросления приобрели невнятный болотный оттенок. Волосы тоже выступили предательским фронтом, из приятных светло-русых превратившись в непослушную соломку.

Мама смотрела на Зойку и сокрушалась, как такой хорошенький ребёнок мог стать ленивой полноватой девицей безо всякой изюминки, скучной, как серый дождливый день. Мать пробовала устроить революцию. Держала Зойку на строгой диете, таскала на аэробику, заставляла приседать по сто раз в день, раз в три недели водила её в парикмахерскую красить волосы в экзотический цвет «Венецианский блонд». Но волосы, ни в какую не желавшие покоряться новшествам, становились всё более ломкими и жёсткими. По всей видимости, краска диковинного цвета была слишком ядрёной и ядовитой для них.

Зоя, ужасно страдая, выполняла все материнские требования. Но в этой жизни, полной тягот и лишений, была у неё своя отдушина: втайне от всех Зойка тратила карманные деньги на вкусности. Вечером она закрывалась в ванной, где предварительно прятала свои сокровища, и начинала пир. Эта двадцатиминутная райская жизнь была венцом желаний, наградой за все мучения. Зойка любовно раскладывала на белый хрустящий хлеб шпроты, докторскую колбасу и лопала эти странные бутерброды, закрыв глаза от удовольствия. Затем, блаженствуя, съедала килограмм посыпанного сахаром слоёного печенья из соседней кондитерской, щедро запивая его сливовым компотом «Глобус». А главным призом этой вакханалии была баночка сгущённого молока. Зойка открывашкой проделывала дырочку на крышке, вставляла в неё соломинку для коктейлей и с упоением выдувала всё содержимое за считаные секунды. И ей было плевать, что ночью придётся часами сидеть в туалете, так как желудок, пребывая в жутком стрессе, начнёт бороться за свои права. Наутро Зойка всякий раз чувствовала себя просто ужасно, но ещё ужаснее была жизнь, которую устраивала ей родная мать. Все эти бесконечные диеты: тёртая морковка, редька, прозрачная порция нашинкованной капусты… Как можно наесться этим, когда гормоны бушуют в растущем организме, тело вовсю требует витаминов для роста? А изнурительные тренировки и упражнения? Застрелиться можно!

Мать не понимала, почему дочь не худеет ни на грамм. Ведь не ест же ничего лишнего! Маминого терпения хватило на полгода, а потом она просто плюнула на свою затею. Не всем же быть красивыми и стройными. Пусть кто-то и полненьким будет. Так почему не Зоя? Не за красоту же любят детей, уговаривала себя мама, а просто за то, что они есть.

И вновь всё пошло своим чередом. Вялая Зойка росла, взрослела, скучнела. Таскалась с понедельника по пятницу в школу, потом плелась домой, обедала и заваливалась спать до шести вечера. Просыпалась, убирала квартиру, делала уроки, смотрела подаренный братом видюшник, пока не свалит сон… Жизнь двигалась, словно замкнутая в плотном мыльном пузыре, без свежего воздуха, сладких потрясений юности, горячих конфликтов с лучшими подругами, пылкой первой влюблённости.

Но судьба больше не могла спокойно наблюдать со стороны за таким вялым существованием. Ей захотелось встряхнуть Зойку, устроить цунами, китайский цирк, праздничные салютики – что-нибудь этакое. И она решительно вмешалась в ход Зойкиной жизни.

***

Противным ноябрьским вечером в холодном троллейбусе Зойка возвращалась от тётки. Тётка стала часто прибаливать, и родственники по очереди дежурили у неё. В этот день была Зойкина очередь. Она печально выполнила свою миссию добра: прибралась в тёткиной квартире, разогрела ей еду, приготовленную мамой, подала лекарства, почитала новый выпуск «Литературной газеты», выслушала очередную порцию тёткиных воспоминаний (на этот раз об отдыхе в Керчи в августе 1977 года) и с чувством выполненного долга закончила дежурство. Самым неприятным и сложным в этом деле была дорога. Погода выдалась не просто плохая, а необычайно противная. Студёный ветер завывал с невероятной силой, с неба сыпался дождь вперемешку со снегом.

В ожидании троллейбуса Зойка поскуливала от холода, мечтая побыстрее оказаться дома, чтобы освободиться от мокрой ледяной шапки и застывшего пальто, которое, казалось, стало весить не меньше ста килограммов. Но когда очумевшая от холода Зойка забралась наконец в троллейбус, оказалось, что на улице было гораздо теплее. Зойка готова была всё отдать за горячую ванну и чашку тёплого чая с мёдом. Но до дома предстояло проехать двенадцать остановок, и даже мысль о том, что в этой жизни есть тёплое и сытное место, казалась абсолютно нереальной.

Троллейбус не спеша полз по своему маршруту. На очередной остановке он впустил нового пассажира, такого же продрогшего, как все и всё вокруг. Зойка вяло взглянула на вошедшего, и вдруг её сердце исполнило немыслимый кульбит – камнем упало на дно живота, а потом ракетой метнулось в грудь. Ноги подкосились, и застывшими от холода руками Зойка попыталась ухватиться за поручень. Парень был прекрасен, как сказочный принц. Зойка была уверена, что принц и должен быть именно таким: высоким, плечистым, стройным, с печальными серыми глазами, нежной бледной кожей, тонким лицом и, конечно, с чудесными густыми пепельными волосами. По лицу Принца стекали капельки растаявшего снега, он медленно стряхивал их и пытался привести в порядок намокшие волосы. Но длинная чёлка всё время выбивалась из рук. Эта непокорная чёлка окончательно добила Зойку. Она явственно представила себе, как подходит к Принцу, аккуратно подхватывает пальчиками непослушную прядь, нежно отводит её от его прекрасных серых глаз и начинает целовать каждую растаявшую снежинку на его чудесном лице. «Зацелую, залюблю! – шептала Зойка с закрытыми глазами. – Зацелую, залюблю!» Но Принц не слышал и не видел замечтавшуюся Зойку. Он постоянно растапливал тонкими пальцами кружочек на замороженном стекле, чтобы не пропустить свою остановку. Когда троллейбус остановился, Принц ловко соскочил с подножки, плотнее закутался в шарф и устремился в неизвестном направлении. Зойка опрометью бросилась за ним. Она даже забыла о холоде и голоде. Всё было замечательно, сказочно, необыкновенно хорошо! Зойка была счастлива идти за этим красивым человеком. Вокруг завывала ноябрьская вьюжка, мелкая и колючая, но Зойке казалось, что повсюду звучит волшебная музыка, которая разливалась в девичьем сердце нежными колокольчиками. А троллейбусный Принц быстро, уверенно и бесстрашно шёл через снежную завесу. И только полы его серого длинного пальто развевались на ветру. «Вот бы век так идти за ним…» – мечтала Зойка, топая по влажному грязному снегу. Но век идти не пришлось. Принц скрылся в подъезде пятиэтажного здания из красного кирпича. На стене висела табличка: «Общежитие № 1 Московского государственного института международных отношений». Зойка медленно вошла внутрь. Принца нигде не было, и Зойка обратилась к бабушке-вахтёрше, которая высунулась из своей будочки:

– Тётенька, скажите, пожалуйста, сейчас парень сюда зашёл, красивый такой… Как его зовут?

В другое бы время баба Маня никогда не выдала имени ни одного из своих подопечных – вход она охраняла яростно, как орлица. Но отчего-то тронуло её Зойкино «тётенька» и чистосердечное «парень красивый». Баба Маня улыбнулась:

– Так то Герка наш, Герка Родин. Живёт туточки, на втором этаже. Видный парень, деуки так и вьютси возле него. Шо, и тоби понравился?

– Очень, – серьёзно ответила Зойка.

– Ну ты пойди, погляди на него трошки. Токо недоленько. – И баба Маня сделала то, чего не делала никогда и ни за какие деньги, – пропустила незнакомую девчонку без каких-либо документов в святая святых – в общежитие.

– Спасибо большое! Я быстренько. – И Зойка рванула на второй этаж.

Взбежав по лестнице, дёрнула ручку и попала в абсолютно тёмный коридор. Она на ощупь пошла вперёд и наткнулась на кого-то.

– Простите, но вы наступили мне на ногу, – произнёс приятный мужской голос.

– Кто, я? А вы не скажете, в какой комнате живёт Герман Родин?

– Не скажу.

– Почему?

Незнакомец чиркнул зажигалкой, пытаясь осветить Зойкино лицо.

– А почему я должен сообщать вам номер своей комнаты?

– Не знаю, – честно ответила Зойка, пытаясь ещё раз разглядеть его прекрасное лицо, едва различимое в отблесках зажигалки.

– Вот и я не знаю, – ответил принц Герман. Лицо Зойки было ему совсем незнакомо. Зажигалка сильно накалилась, Герман погасил её и нащупал в темноте дверь своей комнаты.

– Простите, – пролепетала Зойка.

– Прощаю, – великодушно ответил Герман.

Зойка выбралась с тёмного этажа, поблагодарила бабу Маню и медленно побрела к остановке.

Ей было невозможно хорошо, так восхитительно, что хотелось петь и летать. Зойка и пела. Всё подряд, все песни, которые знала. Домой она вернулась совсем поздно, мокрая-премокрая, счастливая-пресчастливая. Обеспокоенные её долгим отсутствием, родители вылезли в прихожую и наблюдали странную картину: Зойка нежно с ними поздоровалась, расцеловали их в щёчки, сняла с себя мокрую верхнюю одежду, всё развесила на батареях и, напевая себе под нос мелодию из мультика «Золушка» «Навсегда, навсегда…», начала убираться в квартире. Этого она по своему почину не делала никогда – только по указке родителей и после десятого напоминания. Сегодня Зойка усердно тёрла полы, пылесосила ковры, перебирала вещи в шкафах, драила ванную и туалет, перемывала посуду на кухне. Родители тихонечко сидели в прихожей на гостевых креслицах, пытаясь навсегда запомнить картину дочкиного ударного трудового вечера. Боялись, что больше такого они не увидят никогда.

Но они ошибались. Дочурка их вырвалась из объятий Морфея, она влюбилась, и в её жизни появилась цель. А цель не какая-то жалкая и простенькая, а великая и недосягаемая – Зойке захотелось, чтобы в неё влюбился Герман Родин. Влюбился и на руках носил. А она бы целовала его, когда захочется, и подхватывала бы его прекрасную чёлку своими тонкими пальчиками. Конечно, она понимала, что, во-первых, ей самой надо срочно стать прекрасной, во-вторых, нужно как-то попасть в этот самый институт международных отношений, ну и в-третьих (самое главное), чтобы Герман влюбился в неё намертво.

Вот такой нескромный план наметила себе наша Зойка, а так как первую часть своей жизни она сыто проспала, то силушки в ней скопилось немало. Теперь Зойке всё было по плечу. Ложась ночью спать, она продумывала план действий и мечтала о заключительном его этапе, когда Герман попадётся в её сети на веки вечные. «Зацелую, залюблю!» – шептала счастливая Зойка.

***

Красота ей сейчас нужна была позарез. Причём полная, тотальная, сражающая наповал всех и сразу. Казалось бы, неприметной Зойке не стоило даже начинать мечтать о таком. Но она намечтала себе золотистые, ласковые волосы до плеч. Глаза она захотела яркие и выразительные. Губы, естественно, алые. Фигуру стройную, чтобы хотелось её, Зойку, на руках носить не уставая. Руки тоненькие, и пальчики пусть тоже будут тонюсенькие, чтобы любимый налюбоваться не мог и нацеловывал бы каждый по отдельности.

И отправилась Зойка исполнять мечты, благо знала как: уроки старательной мамы не прошли даром, и контакты необходимые остались.

Для начала она себе строго-настрого запретила есть всё мучное и сладкое. Да и вообще перестала есть после шести. Серьёзно с собой поговорив, Зойка решила, что отныне так будет всегда. Даже если она неожиданно превратится в самую прекрасную фею на свете, есть мучное, сладкое и после шести не будет ни-ког-да!

Распланировала Зоя и жёсткий распорядок дня. Подъём в 5:45, дальше бег полчаса (вне зависимости от погоды), зимой можно и на лыжах прокатиться), дома полчаса зарядки с приседаниями, отжиманиями, гантельками, затем лёгкий завтрак и бегом в школу. После школы сразу за уроки. Потом убраться в квартире, приготовить родителям ужин – и в фитнес клуб. Оттуда – на занятия с репетитором английского, затем приходил педагог по алгебре. Оплачивать преподавателей Зойка попросила родителей вместо подарка на день рождения. А те были готовы оплатить что угодно, глядя на проснувшиеся дочкины старания, и не знали, какого ангела благодарить за такие перемены.

На ночь Зойка начала читать – попросила брата составить ей список самых его любимых книг. К списку прилагались деньги, чтобы сестрёнка всё перечисленное купила. Зойка была уверена, что зацепить Германа Родина сможет не просто нереальная красотка, но и несомненная умница. Новые познания затянули её, и она понять не могла, как жила раньше без Набокова, Сэлинджера, Моэма, Драйзера, Бунина, Чехова. А как можно было не увлечься алгеброй, историей, затейливым английским? Но тем интереснее становилось жить и ждать встречи с Германом. «Зацелую, залюблю», – повторяла Зойка, улыбаясь, стоило ей только вспомнить героя своих грёз. Её не беспокоило, что она не видела его уже почти месяц, ведь столько дел предстояло переделать перед будущей встречей, столько всего выполнить, столького добиться.

На Новый год ждали Диму. Но больше всех ждала его Зойка. Хоть ей и неловко было обращаться к брату за помощью, но цель того стоила. Зойка знала: Димка не откажет. А он, как увидел сестрёнку, похудевшую килограммов на десять, с горящими глазами, отвёл родителей в сторонку:

– Господи, мама, папа, что с ребёнком?

– Сами не знаем. Что-то с Зоенькой случилось. Словно проснулась она. Спортом занимается, за последний месяц не то что ни одной тройки не принесла – ни одной четвёрки! Сплошные пятёрки! Попросила ей репетиторов по алгебре и английскому нанять, мы, конечно, сразу преподавателей нашли, тянуть не стали. Димочка, не знаем, что случилось, – нервно шептала мать, – но мы так рады! Она и квартиру успевает убирать, а в прошлые выходные новые занавески для кухни сшила, с рюшечками, иди посмотри.

Дима оторопело рассматривал аккуратные белые занавески, обшитые нежно-голубым кружевом.

– Это Зайкина сшила?

– Ну да!

– Братцы мои, да что же это происходит? – Димка побежал в Зойкину комнату.

– Зайкина, ты зачем занавески новые сшила?

– Чтобы красиво было, – резонно ответила удивлённая Зоя.

– А зачем, чтобы красиво было? – допытывался Дима.

– Чтобы приятнее кушать было на кухне.

– Зой, ты в кого влюбилась?

– В Германа Родина.

Зоя перевела дух и решила рассказать брату всю правду, она знала, Дима никогда не выдаст и совет дельный даст. Поведала она и о своих «скромных» планах захвата МГИМО.

– Ну ты, Зой, даёшь. Полюбить – так сразу принца, поступить – так аж в МГИМО! Там же такие связи нужны! Или такие мозги! Со связями, конечно, проще, чем с мозгами. Но раз ты уверена, что сможешь, выдержишь, я помогу. Для начала устрою тебя на подготовительные курсы. А если к маю не сдуешься и докажешь, что тебе это нужно, буду искать возможность помочь с поступлением.

Зойка понимала, что ей безумно повезло и с братом, и с родителями. Она была им очень благодарна и старалась изо всех сил. Но больше всего ей сейчас повезло с мечтой. Зойка была счастлива: где-то живёт Герман, но пока не знает, что скоро случится в его жизни Зоя, и никуда он от этого не денется.

***

Зойка прилагала немалые усилия, чтобы опрекрасить свой несовершенный облик. Начала она чудесное преображение с похода в Институт красоты на Ольховке. Принимала её опытный врач-дерматолог со смешной фамилией Чулочкина. К этой Чулочкиной Вере Васильевне безропотно стояло в очередь пол-Москвы. Зойке тоже перепало счастье попасть на приём – мама постаралась. Вера Васильевна произвела на Зойку неизгладимое впечатление. Это была корпулентная дама лет примерно шестидесяти, с богатырскими плечами и ногами-тумбами. А украшала это великолепие маленькая головка со скромным седым пучком. Чулочкина напоминала гигантского динозавра. Войдя в кабинет Веры Васильевны, Зойка просто обомлела от могущественного образа врача-дерматолога. Она зачарованно молчала, пока именитая доктор-богатырь крутила в своих огромных ручищах её несчастное лицо и рассматривала нездоровый Зойкин эпидермис:

– А меланинчик-то где, Хаврошечка? Чего хилая такая? Глазёнки бесцветные, волосёнки жиденькие… Витамины будешь у меня принимать, много, на процедурки волшебные походишь. Выдуришься в красотку, и приедет за тобой прынц прекрасный. Увидит тебя прынц и обалдеет от красоты твоей нереальной. Спросит, кого благодарить за встречу с тобой, прелестница, а ты ответишь – Веру Васильевну Чулочкину. Договорились, Хаврошечка?

Зойка согласно кивнула и пошла выдуриваться в красотку. Несколько раз в неделю она приезжала на магические процедуры, где её лицо и тело лечили и третировали разными методами: кололи инъекции, массировали, накладывали странные вонючие мази, порошки, таинственные маски. Удовольствия Зойка от всех этих действий не получала, ездила в Институт красоты как на работу, под девизом: «Надо так надо!» Времени на это уходило много. Весь график по покорению Германа Родина пришлось перекроить, чтобы везде успеть. Ещё добавились подготовительные курсы, на которые тоже тратились бесценные три вечера в неделю, а после до глубокой ночи приходилось делать задания. Зойка боялась, что не управится со всем и её план стать красавицей и поступить в МГИМО рухнет. Но каким-то необъяснимым образом времени стало хватать на всё, и Зойка сделала удивительное открытие: чем больше делаешь, тем больше успеваешь. Кому-то там, наверху, нравились её устремления, и ей помогали. Это, безусловно, придавало сил и веры.

***

У Зойки никогда не было подруг. В садике и школе она всегда держалась дичком. Никогда не лезла в знакомства, не напрашивалась на дружбу. Она наблюдала за детьми со стороны, и её это вполне устраивало. И сейчас необходимости в общении с кем бы то ни было Зоя совсем не чувствовала. Но на подготовительных курсах к ней настойчиво стала набиваться в друзья Таня Морозова. Дочь известных московских журналистов, она была не в меру общительна. От напора её словоохотливости уставали даже самые психически устойчивые люди. Эта худенькая нежная девушка, с тоненьким светлым личиком, прекрасными чёрными волосами и невероятными синими глазами, всем своим изящным обликом манила к себе. Ею можно было любоваться бесконечно, но при условии, что Таня не начнёт говорить. Как только она открывала рот, остановить её уже не представлялась возможным. Она говорила и говорила: про солнце на небе, про письма в почтовом ящике, про соседскую бабушку, у которой умер дедушка, про кошечку друзей, про проблемы бывшего, недавно развалившегося Советского Союза, про лучший рецепт торта, про внезапно рухнувший лифт жилого дома в Уфе, про голодных детей Сомали… Как знатный акын, Таня вещала в постоянном режиме радио. Люди шарахались от неё в разные стороны, но это абсолютно не смущало юную болтушку.

На курсах первые несколько занятий она усиленно искала друзей. После этих попыток шансов найти их у Тани совсем не осталось. Её услышали, её испугались. Когда во втором семестре к ним присоединилось несколько новичков, Таня взялась за них. Поняв, что Зоя – единственный человек, который не послал её куда подальше, Таня решила, что это – дружба. Настоящая девичья дружба. Зоя вовсе так не думала, но Таню от себя не гнала, она просто не слышала, что та говорила. Зоя сосредоточенно поглощала информацию педагогов, ловила каждое слово, успевала всё конспектировать, а после перечитывать. Таня же была уверена, что лучшей слушательницы на свете нет. Значит, Зое интересно всё, о чём вещает Таня, а посему они с Зойкой лучшие подруги навеки. Зойка не заметила, как Таня приклеилась к ней. Завидев её в аудитории, Таня бешено махала руками и кричала: «Подружка, иди скорее сюда, я заняла нам лучшие места!»

Но разве у дружбы есть правила? У дружбы, как у жизни, правил нет. Так и наша Зоя привыкла к Тане, как к чему-то неизменному: есть трава на лугу, а есть подруга Таня. Теперь, если Тани не было на занятиях, Зойка по ней скучала. В такие дни её посещало ощущение незавершённости, казалось, что день прошёл не так, как нужно. Становилось грустно. На следующем занятии Таня появлялась, и Зойка с радостью выслушивала все накопившиеся подружкины новости, с удовольствием делилась конспектами по пропущенным лекциям. Дружба их начала расти и крепнуть. Она вышла за пределы подготовительных курсов, девчонки стали встречаться в свободное время в музеях, кафешках, ходили в новые модные, с удобными креслами и красивыми залами кинотеатры, в консерваторию, в парки Коломенского и Кускова. О сколько прекрасных мест открыла ей Таня! И Зойка смогла наконец оглянуться вокруг и понять, что она живёт в перспективном мегаполисе, в столице страны с богатым историческим прошлым. Это открытие не только изумило её, но и подарило новые мечты. Зоя захотела стать успешной, умной, сильной, чтобы соответствовать этому прекрасному современному городу и непременно сделать для него что-нибудь хорошее и полезное. Зойка пока не знала, как дооформить эти мечты, но она верила, что рано или поздно они непременно сбудутся.

***

Неумолимо приближался конец школьной жизни. Зойка отдавала ей лишь небольшую часть своего времени – остальное тратила на более серьёзные вещи. Тем не менее результат её стараний ошеломил всех. Последние две четверти она была отличницей, заняла первое место в региональной математической олимпиаде и первое во всероссийской по английскому языку, а в довершение всего сдала на пятёрки все выпускные экзамены. Завучи и директор хоть и опешили, но были страшно рады. В середине девяностых государство наконец всерьёз взялось за реформу школьного образования, и такие в недавнем прошлом мелочи, как медалисты или победители олимпиад, изрядно повышали рейтинг учебного заведения и позволяли надеяться на приличную финансовую помощь властей. На подходе был новый век, и каждый уважающий себя директор сражался за ремонт, компьютеры, лингафонный кабинет, спортивную площадку, швейные машинки в классе домоводства… Благодаря победам учеников на олимпиадах школа автоматически появлялась в списках Министерства образования для получения материальной помощи.

В этом году выпускалось пять медалистов и чемпионка двух знаковых олимпиад – Зойка. Уже в середине мая директор школы, Майя Валентиновна Ивлева, получила письмо из министерства, где сообщалось, что благодаря заслугам лучших учеников, и в первую очередь Зои Балашовой, школа получает субсидию на полный ремонт и оборудование класса информатики. Майя Валентиновна пребывала в прекрасном расположении духа и решила отблагодарить всех учащихся, которые помогли школе. Медалисты, решила директор, и так получат медали, им можно вручить только памятные подарки. А вот чем наградить Зойку? Медаль за блестящую учёбу в двух последних четвертях ей не выдашь, но отметить Зою по-доброму, по-хорошему очень хотелось.

Майя Валентиновна поговорила с родителями Балашовой и узнала, что та собирается поступать в МГИМО. «Какая смелая девочка! – подумала директор. – И как хорошо, что в МГИМО». Хорошо, потому что проректором по учебной части этого элитного вуза был не кто иной, как родной брат Майи Валентиновны – Иван Валентинович Ястребков. С ним она и поговорила субботним вечером на семейном ужине с фаршированной курицей и пышными блинами с малиновым вареньем. Иван Валентинович был сыт, доволен и пообещал любимой сестре «пропихнуть» чемпионку Зойку на вступительных экзаменах.

Мечта всегда находит способы воплощения, и чем она сильнее, тем более непредсказуемы и удивительны пути её исполнения.

***

Приближался школьный выпускной. Зойке не хотелось тратить на него время, но мать настояла. Она всю жизнь мечтала принять активное участие в трёх самых важных событиях в жизни дочери: в подготовке к выпускному балу, свадьбе и воспитании Зоиных детей. Последние пять лет маме снилась модель прекрасного платья для школьного вечера. Что касается свадьбы, то мама давно решила, что, где и как. Под подушкой у неё «жила» специальная записная книжка с планами и нужными контактами. По мере появления новых товаров и услуг на рынке записи корректировались. Свадебный наряд с невероятным кружевным шлейфом и нежной фатой из тюля «навещал» маму по ночам сразу после модели выпускного платья.

Нарушить эти планы не представлялось возможным, и Зоя просто позволила маме действовать. Всю свою американскую жизнь брат Дима вынужден был присылать домой каталоги модных западных компаний. Ольга Юрьевна прятала их у себя в комнате и почти каждый вечер доставала из огромного кожаного чемодана свои сокровища. Как Кощей, перебирала богатство, оставляя бумажные закладочки на страницах с понравившимися нарядами. Уже в марте она поручила Диме купить два своих любимых платья сразу в трёх размерах, ведь Зойка постоянно худела. В конце апреля платья прибыли, и не было для Ольги Юрьевны большего счастья, чем открывать втайне от всех прелестные коробочки с изящными нарядами и представлять в них свою уже почти красавицу дочь.

В долгожданный для матери день выпускного бала к ним утром приехала именитая парикмахер-визажист. Она уложила похорошевшие и окрепшие Зойкины волосы в нежные русые локоны, нанесла вечерний макияж. Из зеркала на Зойку смотрела прелестная девушка с нежной кожей, светло-зелёными глазами и красивой причёской. Зойка с трудом примеряла на себя образ очаровательной, хрупкой девушки, но отражение ей определённо нравилось. «Хорошенькая какая… – подумала она про себя. – Герман бы оценил».

Ольга Юрьевна в изумлении рассматривала дочь в невероятной красоты платье из тонкого шёлка. И устраивая в Зойкиных локонах синюю шёлковую фиалку, приговаривала: «Доча, ты у меня такая красавица! Такая красавица! Я такая счастливая!»

Зойка обняла её и поцеловала. Ольга Юрьевна, не привыкшая к дочерней ласке, расплакалась. Да Зойка и сама была растеряна, нужно было привыкнуть к тому, что эта красавица в великолепном платье она сама, а ещё к тому, что у неё есть любящая мама.

***

Выпускники шумно толпились в актовом зале: девочки красовались друг перед другом яркими праздничными нарядами, а парни, делая вид, что увлечённо болтают, придирчиво оценивали внешний вид одноклассниц. В этой весёлой суматохе Зойка тихонько заняла место и удивлённо наблюдала за своим классом. Ей было странно осознавать, что она десять лет проучилась с этими ребятами, а так никого из них и не узнала. А сегодня они разойдутся по разным углам жизни, и одноклассники скоро даже не вспомнят её фамилию, как и она не вспомнит их.

На сцене начался концерт. Ученики разных классов поздравляли выпускников. Последний концерт, последний день в школе. Здорово! Какой он, вкус новой жизни, где всё будет по-другому, по-волшебному, по-взрослому! Скорее бы! И эти вчерашние девчонки и мальчишки, возбуждённые и окрылённые предстоящей неизвестностью будущего, любили сегодня всё в своей поднадоевшей за десять лет школе и искренне были благодарны каждому выступающему на сцене, каждому учителю, напутствующему их, и друг другу.

После концерта на сцену вышла нарядная директор школы. Пожелав выпускникам успехов, взлётов и яркого завтра, она перешла к награждению лучших учеников. Некоторые от избытка чувств даже всплакнули. Последней вызвали Зою Балашову, назвав её «открытием года» и «достойнейшей из достойных». Зойка не поняла, что речь идёт о ней, и продолжала спокойно сидеть, с интересом рассматривая награждённых счастливчиков. После того как Майя Валентиновна назвала её имя в третий раз, классная руководительница яростно зашептала: «Зоя, марш на сцену!» Зойка ошарашенно оглянулась и увидела устремлённые на неё взгляды.

Директриса торжественно произнесла: «Наша гордость! Победительница двух сложнейших олимпиад – Зоя Балашова! Мы от всего сердца поздравляем тебя и ждём дальнейших достижений, которые, я уверена, у тебя обязательно будут!» Луч прожектора осветил сцену, выхватив непривычно прекрасную Зою. В зале стало совсем тихо. «Это кто, Балашова? Зойка? – пробежал шепоток по рядам. – Боже, да она красавица! Когда успела?»

От такого внезапного внимания Зойка смутилась. Она мечтала только об одном – как бы тихонечко выбраться из зала и убежать домой. «Вот ведь нашли Эйнштейна. Выиграла она какие-то олимпиады, ну и что?» И невдомёк было Зойке, что удивлялись все не её победам, а её красоте. Вроде бы Зойка всё время находилась рядом, с первого класса учились вместе. Но была она никакушенькая – жёлтые волосёнки, пухлое тельце, пустой взгляд… Кто такую запомнит? А тут… Нефертити… Богиня… Прекрасная, чудесная, волшебная… Такая… Ну просто дух захватывало!