Текст книги "Необоримая стена"
Автор книги: Лариса Черногорец
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]
Долгие часы он, упав перед иконой Божьей Матери, молился ей. Множество народа, окружив маленькую церковь, едва вмещавшую духовенство, молились вместе с ним с воплем и слезами, все знали, что еще день и решится судьба Великого Новгорода.
Священники запели кондак. Потолок, пол и стены храма задрожали. Святая икона Богоматери вдруг сама собою заколебалась и пошла по воздуху.
Народ упал на колени. Словно волна прокатилась по площади перед храмом…
Тысячи голосов радостно кричали: «Господи помилуй!» С благоговением принял святитель чудотворную икону на свои руки:
– Несите к стене, отцы, – он передал нести её двум диаконам.
Икону внесли на стену и выставили на виду врагов. Внизу кипела жестокая битва. Народ со слезами молился Царице Небесной о пощаде города. Зимний полдень был красным от крови заливавшей все вокруг. Тучи стрел летели на стену. Вдруг одна стрела вонзилась в икону Богоматери.
– Смотрите! – старец Иоанн показывал на образ. Лик Пречистой обратился к городу, и все увидели, что она плачет.
– Спаси господи! Господи помилуй! – Народ пал на колени. Люди перешептывались:
– О дивное чудо! Как из сухого дерева источает слезы Царица Небесная? Она являет нам знамение, что со слезами молится Сыну и Богу своему об избавлении нашего города!
– Веруйте! Веруйте и господь нас не оставит.
Словно в бреду суздальцы, обернули свое оружие друг против друга. Ни одно копье, ни один меч не мог больше коснуться новгородцев. Бесчисленная рать осаждавших легла кровавым ковром у ворот Новгородских. Старец Иоанн со слезами смотрел на возвращавшихся с победой воинов.
– Матушка наша! Спасительница! Стена Необоримая! Спасибо господи…
Настя очнулась, Аника с удивлением смотрел на неё.
– Что с вами, вы словно спали. Вы мне не ответили…
– Она показала мне…
– Кто? Что?
– Икона. Это икона «Необоримая стена» она показала мне, почему её так назвали.
– Верно, вы просто устали и заснули на пару минут.
– Может быть и так. – Настя прижала к груди образ, – но теперь я точно знаю, что не могу отказаться от своего пути. Она меня приняла.
* * *
Час тянулся за часом, но наблюдатель за окном не сходил со своего поста. Впрочем, Аника видел, что он заметно занервничал. Когда его глаза случайно встретились с глазами Аники, наблюдавшим за происходящим из окна, тот рванулся наверх. Следом за ним, откуда ни возьмись, еще пара здоровяков. Аника схватил Настю и потащил к плотной тяжелой занавеси у окна.
– Спрячьтесь! Спрячьтесь здесь, чтобы вас не заметили. Не выходите оттуда ни за что!
В дверь начали ломиться. Аника открыл засов на двери. В следующую минуту в воздухе мелькнул кулак и один из незваных гостей оглушенный упал на пол. С двумя остальными Аника расправился тем же способом. Упавший, было, на пол Лука поднялся, в руке его сверкнул нож.
– Отдай икону, – сплевывая кровь, и вытираясь рукавом, он злобно смотрел на Анику, – отдай, слышишь, не то худо тебе будет.
– Да ты постой, постой не горячись. – Аника сделал вид, что не понимает о чем речь. – Да какая икона – нет у меня никакой иконы, что ты! Я думал, ты грабитель, какой!
– Ты меня не дури, парень, мертвеца в участок ты определил, стало быть, то, что у него было теперь у тебя!
– Да нет у меня ничего! – изловчившись, Аника выбил нож у Луки и ударил его кулаком в челюсть. Лука остался лежать на полу без движения.
– Бежим! – Аника схватил Настю за руку и выскочил из комнаты. – Они теперь ненадолго, но отстанут.
Выскочив на улицу, Аника потянул Настю за собой в глубину дворов и двориков:
– Нам теперь до вокзала надо добраться, а там, на поезд до Москвы. Оттуда будем думать, как до Тобольска добираться…
– Аника! – Настя остановилась и посмотрела ему в глаза. – Спасибо, Аника!
– Не время сейчас благодарить. После …
Разношерстная публика вагона третьего класса как могла, устраивалась на ночь. Старушка, сидевшая напротив Насти и Аники, расстелила шаль и, завернувшись в неё, полусидя, прильнув к стенке, задремала.
– Представляете, еще каких-нибудь десять лет назад, чтобы взять билет на поезд до Москвы, нужно было за неделю писать заявление в полицейском участке, и только после получения специального разрешения, можно было купить билет и поехать в Москву. А паспорта пассажиров были у проводника и выдавались им по приезду на место, в обмен на сданный назад билет.
– Да и таких сговорчивых проводников тогда, наверное, не было.
– Ну не так уж он и сговорчив – я отдал большую часть нашего капитала за возможность ехать здесь сейчас. Да! День был не из легких! У вас сонный вид.
– Вы тоже не прочь поспать. Аника? – Настя, глядя на него своими широко распахнутыми серыми глазами, искренне улыбаясь.
– Как вы догадливы, мадемуазель, вторые сутки без сна – даже мне это не под силу. А, учитывая, что в кровати последний раз я спал…не помню когда…
– А давайте я пересяду к старушке напротив, а вы расположитесь на лавке как вам удобно, – она вспорхнула и пересела на противоположную скамейку, рядом со старушкой. Аника прилег и сквозь полузакрытые ресницы разглядывал её, задумчиво смотрящую в окно на проносящиеся мимо деревья. Строгое серое платье, застегнутое на все пуговицы, скромный платок, наброшенный на хрупкие плечи, холщовая сумка, купленная на вокзале и привязанная к тонкой таллии поясом, в которую она спрятала так драгоценный её сердцу образ – она была сама скромность, и при этом прекрасно сложена. Он любовался тайком её правильным профилем, нежным румянцем щек, длинной русой косой, завитками локонов у виска. Он практически не мог понять, даже на подсознательном уровне, зачем ввязался в эту историю и что его привлекает в этой девушке. Он не знал о Насте практически ничего, но что-то нежное, трепетное в её образе, голосе, манерах тянуло его к ней невидимым магнитом. Ресницы смыкались, становясь неподъемно тяжелыми. Под стук колес Аника проваливался куда-то в темную теплую яму…
Теплая ладошка потрепала его по щеке:
– Просыпайтесь, – Настя теребила его с испуганным лицом, – смотрите! Кажется, это он был у вас дома!
Аника протер глаза. В окна вагона радостно било лучами летнее солнышко. В конце вагона стоял, разговаривая о чем-то с жандармом, Лука. Под глазом его сиял фонарь. Аника мысленно похвалил себя за точность и красоту удара левой. От его неожиданного удара левой руки в бою неоднократно страдал не один соперник. Жандарм кивал головой и, оглядываясь по сторонам, неловко прятал купюру за пазуху.
– Повяжите голову платком, Настя, вашу косу ни с чьей не спутаешь. Я выйду в конец вагона – Жандарм будет искать девушку с парнем. По отдельности меньше вероятности быть пойманными, – он, неловко пригнувшись, старался ускользнуть от взгляда жандарма, который двигался в их сторону, вглядываясь в лица пассажиров. – На станции сходим. Встретимся там… – Аника, воспользовавшись тем, что жандарм пристально уставился на молодую парочку и потребовал у них документы, проскользнул в самый дальний угол вагона. У Насти тряслись коленки. При ней не было ни денег, ни документов, жандарм приближался. Настя положила руку на образ, лежавший в её сумке, мысленно прося помощи, образ, словно живой, был теплым. Жандарм мелькнул по ней, присевшей к старушке, взглядом и прошел мимо. Настя с облегчением вздохнула. Поезд, скрипя колесами, остановился на станции. Аники нигде не было видно. Это ведь еще не Москва. Настя тихонько спустилась на платформу и пошла к маленькому одноэтажному зданию станции. Ей стало страшно. Неужели Аника оставил её, или того хуже – его забрал жандарм… Она озиралась по сторонам. Немногочисленные прибывшие расходились, платформа пустела. Настя вошла в помещение станции.
– Наконец– то! – её потянули за руку и зажали рот, она попыталась вырваться.
– Тише, тише, это я, – она обернулась и увидела Анику, – смотри!
В дверную щель она смогла разглядеть спину Луки. Подобострастно раскланиваясь, он передавал что-то начальнику.
– Уходим, – теперь до Москвы рукой подать, а там нас сам черт не отыщет. – Они побежали вдоль дороги от станции к поселку, видневшемуся вдалеке.
Утреннее солнышко ласково пригревало. На порог станции вышел щуплый всклокоченный человек. Две темные фигурки удалялись по дороге, превращаясь в темные точки.
– Ну-ну, бегите, голубчики, скоро поквитаемся… – Лука злобно глядел им вдаль со станционных ступенек.
* * *
Небольшой станционный поселок расположился прямо возле пролеска в версте от станции. Настя еле поспевала за Аникой:
– Погодите, Аника, погодите, я так быстро не могу.
– Нужно торопиться, ведь вы не хотите давать объяснения в полиции, где ваши документы и что за икона у вас в сумке.
– Я…мне кажется, я сейчас умру от усталости и голода! Мне надо отдохнуть. – Она остановилась и села на лавочку у забора на окраине поселка. Аника обернулся. По её решительному взгляду было видно, что спорить бесполезно.
– Ну, хорошо. Попробуем разыскать харчевню или трактир, должно же здесь быть хоть что-то!
Как на грех ни харчевни, ни трактира в поселке не было. Умирая от голода, они постучали в ворота избы на окраине. Собака залилась лаем. Через несколько минут ворота приоткрылись и пожилой, седой человек осторожно выглянул в щель:
– Вам чего?
– Мы хотели купить немного еды – Настя просящим тоном попыталась разжалобить старика, – мы издалека, очень голодны, а харчевни у вас тут нет.
– Харчевня на станции, туда и ступайте!
– Нельзя нам на станцию, батя! – Аника смотрел прямо в глаза старика. Тот помялся, махнул рукой и отошел отворот, оставив их открытыми:
– А! Леший с вами, проходите!
Настя с Аникой прошли в избу. Грозный с виду, здоровенный пес, лаявший так, что в ушах закладывало, на поверку оказался ласковым и совершенно не страшным, крутился волчком под ногами хозяина, норовя сбить его с ног и облизать лицо. В покосившейся избе было неуютно и пыльно. Сразу было понятно, что живет здесь старый холостяк. Дед достал из печи чугунок с вареной картошкой в мундире, выложил на стол краюху хлеба и поставил жбан кваса:
– Вот, садитесь, ешьте, чем богаты…
Аника с Настей с такой жадностью накинулись на нехитрую еду, что даже на первый взгляд было ясно – не ели они не один день. Дед смотрел на них исподлобья, усмехаясь в бороду:
– Что, намаялись детки!
– Третий день ни крошки во рту, отец! – Аника оторвался от трапезы, – а что, отец, до Москвы далеко ли?
– До Москвы-то верст двадцать, только вот не знаю я, ребятки, как вам лучше – поезд следующий только завтра…
– А если не поездом?
– Ну, тогда и все пятьдесят будет – проселком, да через лес, потом на тракт выйдете, а там уж прямо, может, кто и подбросит, если повезет.
Настя оглядывала стены избы, у входа на гвозде висела упряжь:
– А что, дедушка, у вас и лошадь есть?
– Есть-то, есть, милая, да она у меня одна!
– Так, может, вы её нам продадите? – Аника оживился, – а мы вам цену дадим хорошую.
– Эх, ребятки, да я бы с удовольствием превеликим, только врать не могу – больно старая она, грех за такую хорошие деньги брать, а на новую мне не хватит, поэтому останусь я при своем. Да и на тракте двое на одной лошади заметней, чем десяток путников на случайной подводе. Вы уж не обижайтесь. Оставайтесь, если хотите, отдохните, поешьте, а завтра с утра в путь. Через лес напрямую я вас к тракту выведу. А там уж – как бог даст.
– Настя вопросительно смотрела на Анику. Было видно, что ей очень хотелось отдохнуть.
– Ну что ж отец, коли не прогонишь, так и сделаем, – Аника тоже оглядел избу, – а что – один ли живешь?
– Один. Всю жизнь один!
– А что ж так?
– Не много больно охотниц со мной жить было. Я охотой да рыбалкой живу, да вот, что земля родит – тем и перебиваюсь. Как с войны пришел, так все один да один.
– А чем занимаетесь?
– Бортничаю! В этих местах мед знатный. Вы ешьте, ешьте, я чаю поставлю, да медом вас угощу! Такой мед – редкость, настоящий, лесной, – он вышел в сени и через час пришел с большущим дымящим самоваром:
– Вот сейчас чаю попьем, – он разливал по глиняным кружкам ароматный травяной чай, – а вот и мед! – плошка с янтарным, душистым медом тут же появилась на столе. – Пробуйте, детки, пробуйте!
Ничего вкуснее на свете в своей жизни Насте пробовать не доводилось. Бабушка её была любительницей меда, но то, что продавалось на городском рынке и то, что стояло на столе у деда разительно отличалось друг от друга. Насте было стыдно, но она не могла остановиться и как маленькая облизывала деревянную ложку от сладкой массы. Старик улыбался полубеззубым ртом. Она осмелела и спросила:
– А как вас зовут?
– Иваном, а вас?
– А меня Настя, а это, – она кивнула на Анику, – Аникей.
– И куда же вы путь держите, Настя и Аникей, и почему это вам на станцию нельзя? Беглые, что ли?
– Что-то вроде того, – Аника кивнул, – только не от каторги, а от лихих людей.
– Эвон как! А чего ж им от вас нужно?
– Вот это! – Настя вынула образ из сумки. Дед Иван выдохнул:
– Вот это да! Так это ж … Это ж…
– «Необоримая стена». – Настя подсказала деду, её украли, и хотели продать за границу, а мы теперь…
– Погоди, дочка, погоди, – он взял образ в руки, – я её видел, только называли её по другому, «Знамение», она из Сибири, точно! Вот видишь, святой Николай и святая Мария Египетская, это её отличие, это почти точная копия знаменитой иконы Романовых, что в Царском Селе, что Русь спасла.
– Откуда вы знаете?
– Я когда еще ребенком был, привозили её святые отцы в Москву, тогда многие из нашей деревни ходили поклониться ей, и мать меня водила. Точно, «Знамение», по-другому – «Стена Необоримая». Да как же она к тебе попала?
Настя вздохнула. Аника поглядывал на неё с осуждением, а на деда с опаской. Нельзя быть такой доверчивой!
Вечерело, когда Настя закончила рассказывать деду Ивану историю своих злоключений. Дед задул свечу и полез на печь:
– Ложитесь вот, хоть на лавке. А можете хоть на полатях. Там в углу рогожка и покрывала. Спать давайте, утром рано проведу вас через пролесок.
Он долго кряхтел и не мог улечься поудобнее. Настя растерянно глядела на Анику. Вдруг раздался громкий стук в ворота и пес заливисто залаял.
– Не к добру это, голуби! – Дед, словно молодец, спрыгнул с печи и открыл крышку подпола:
– Ну-ка, полезайте в подпол, сидите тише воды, ниже травы, как останусь один – выпущу вас!
Аника спрыгнул первый и помог Насте. Дед закрыл за ними крышку на задвижку и накинул на люк половик. Настя огляделась вокруг. Подпол был обычным, ничем не примечательным не в полный человеческий рост и заросший по углам паутиной. На полу стоял мешок с картошкой рядом в ящике были еще какие-то овощи. Рогожа и старое тряпье, словно пестрая занавеска висело на гвоздях, вбитых прямо в земляную стену. Сквозь редкие щели в полу можно было видеть и слышать, что происходило в избе. Настя испуганно присела на ящик, Аника расположился рядом. Прошло довольно много времени, они сидели плечо к плечу. У Аники было стойкое ощущение опасности и радости одновременно. Ток пробегал по коже оттого, что это маленькое хрупкое создание прижимается к нему. Её локон совсем близко. Он прислонил свою голову к её голове. Она не пошевелилась, может, заснула? Аника повернулся, чтобы разглядеть. В это время послышался страшный грохот. Дверь избы слетела с петель, и дед Иван упал на пол избы. Сквозь щель Аника увидел Луку и тех двоих, что были с ним в его комнате.
– Тихо! – он обнял Настю и прижал к себе, – тихо, ни слова, ни вздоха, – он старался шептать как можно тише, казалось, каждый шорох был слышен там на верху.
– Говори, говори, гад! Где эти двое! Полдеревни на тебя показало, что они к тебе зашли!
– Зашли и ушли! – дед Иван пытался встать с пола. Лука ударил его в живот сапогом, дед снова упал навзничь:
– они поесть попросили, я им хлеба дал, они взяли и ушли!
– Врешь, собака! Говори, где прячешь их, иначе тебе не жить!
– Да вы сами подумайте, ваше благородие – сплевывая кровь, дед Иван приподнялся на полу, – помилосердствуйте! Коли б они были здесь, так вы б их нашли сразу – изба то у меня маленькая.
Лука снова ударил деда в бок ногой:
– Куда они пошли?
– Так не сказались – пошли к лесу, а там – я разве знаю? Чужие они, чужие, зачем мне им помогать, помилосердствуйте.
Еще некоторое время Лука с помощниками избивал деда Ивана, требуя выдать гостей или место, куда они пошли. Один из подручных, видя, что старик уже не реагирует на удары, остановил его, взяв за рукав:
– Погоди, Лука, пусть один здесь останется, обыщет все как следует, а мы через лес пойдем – там верст пятнадцать до тракта будет, может потому и упустили мы их, что они через лес подались, а не через деревню пошли.
– Годится! Ты, Митяй, здесь побудь до светла, а завтра поездом в Москву, на станции встретимся. А мы через лес пойдем. Не иначе как эта шкура! – он поднял старика за шиворот, – им путь подсказала!
В руке Луки сверкнул нож! Что было силы, он ударил им деда Ивана в живот и бросил на пол.
– Э, Лука! – мы так не договаривались, я с покойником здесь ночью не останусь!
– Черт с тобой, сиди в сенях. Если появятся – вот, – он протянул ему револьвер, – кончай обоих, они нам ни к чему, бери икону и в Москву! Если к утру не придут – подпали тут все!
Голоса удалялись. Через щель в полу сочилась кровь. Аника подошел поближе к тому месту, где должен был лежать дед Иван.
– Дверь… – дед Иван хрипел еле слышно, – дверь там, уходите!
– Прости ты нас, отец…
Старик захрипел сильнее и дернулся. Сквозь щели половицы Аника смотрел в открытые остекленевшие глаза. Снова послышались шаги.
– Как же, жди! – Митяй вернулся в избу, – останусь я тут с мертвяком! Он будет кишки выпускать, а я тут оставайся, – шаги затихли в сенях.
Тишина длилась около часа. Аника сидел рядом с перепуганной Настей, гладя её по голове, словно маленькую. Выходить Аника не решался – в сенях слышался шорох и редкие шаги. Затем послышался треск. Оба не понимали что происходит. Дед Иван не подавал признаков жизни. Во дворе жалобно и утробно выл пес.
– Надо выбираться, – Аника попытался поднять крышку люка, – черт! Тяжелая!
– Погодите, Аника, дед ведь её на задвижку закрывал!
– Точно! Ну, ничего, я попытаюсь! – Он подпер люк плечом и надавил что было силы. Тщетно.
– Погодите! – Настя потянула его за рукав, – что это за запах?
Сквозь щели в полу Аника увидел, как избу медленно заволакивает дымом:
– Так вот что это был за треск! Он поджег дом!
– Боже! – Настя в ужасе заметалась, – мы погибли!
Аника вновь и вновь пытался сорвать крышку люка. Минуты шли, сквозь щели в полу дым стал проникать в подпол. Настя закашлялась.
– Тряпки! – Аника кивнул на висящую на гвоздях ветошь, – давайте их сюда! Попробуем заткнуть щели!
Настя кинулась срывать с гвоздей рогожу и другое тряпье и лихорадочно подавать все Анике. Тот, что было сил, старался как можно быстрее заткнуть щели в полу. Был слышен треск огня, Становилось жарко, казалось, что они были в бане по-черному. От дыма почти ничего не было видно. Настя закричала:
– Смотрите!
Аника почти на ощупь нашел в стене под тряпьем небольшую деревянную дверцу на которую она указывала.
– Так вот про какую дверь он говорил! – Он рванул дверь на себя. В непроглядной тьме и дыму угадывался узкий лаз. Сверху послышался страшный грохот, и сноп искр полетел в подпол через щели.
– Скорее! Сюда! – он рванул на себя Настю, которая в полубессознательном состоянии от ужаса и дыма уже ничего не понимала, – крыша рухнула, давай сюда, за мной!
В узком лазе, где можно было протискиваться, только полусидя, полулежа, ползком, ему не один час приходилось тянуть за собой Настю, которая обмякла и не шевелилась.
– Давайте же, мадемуазель! Давайте! Помогите же мне хоть немного!
Внезапно лаз кончился, и руки Аники не нащупывали ничего кроме пустоты.
– По-видимому, обрыв! Ну же! Настя! Очнитесь, наконец!
Настя застонала, потом закашлялась, рука её нащупала руку Аники.
– Вы…где мы? Что с нами?
– Мы в каком-то подземном туннеле. Дверца! Под тряпьем была маленькая дверца, – он говорил, прерываясь, и пытаясь отдышаться, – сейчас проход закончился, что там я не знаю, рукой ни внизу, ни вверху я ничего не могу нащупать. Похоже на обрыв.
– Что будем делать?
– Надо прыгать. Настя, останьтесь здесь, – если со мной что-то случится, выходите обратно, к подполу деда. Пожар рано или поздно закончится. Вы его можете переждать здесь, а когда все утихнет, выбирайтесь наверх…
– Аника! Подождите, не делайте этого я не… – она осеклась, – я не прощу себе, если с вами что-нибудь случится…
– Правда? – В темноте Аника дотянулся до её щеки и погладил её, – я тронут, но у нас нет выбора.
Он развернулся и прыгнул в пустоту. Послышался негромкий стук, а потом тишина. Сердце Насти готово было разорваться на мелкие кусочки. Она сидела, не шелохнувшись, казалось целую вечность. Дрожащим голосом она позвала:
– Аника… Аника, где вы?
Внезапно, кто-то схватил её за руку, она закричала.
– Тише, это я, – Аника расхохотался, просто хотел немного пошутить.
– Пошутить? Пошутить! Да я чуть не умерла от страха.
– Ну, полно! Спускайтесь, здесь совсем невысоко, пол – каменная кладка, только вот в каком направлении идти? Тьма кромешная.
Он взял её на руки и бережно поставил перед собой.
– Решайте, может ваша икона вам подскажет. Пока она нам не очень помогла.
– Как вы можете, ведь мы могли погибнуть, а до сих пор живы – это она, она нас спасла!
– Простите великодушно! Я человек маловерный, полагаться привык на себя и на свой разум. Родители мои придерживались атеистических взглядов. Признаться, мне даже немного завидно, вы действительно так верите?
– Не знаю как так. Верю, как учила бабушка. Верю, что кроме господа нам уповать не на кого. Верю что матушка богородица – наша заступница и спасительница, верю…
– Довольно. Пойдемте!
В затхлом воздухе подземелья изредка слышались звуки падающих капель воды, странные шорохи. Внезапно Аника запнулся обо что-то. Опустившись, он ощупал предмет:
– Факел! Держите, Настя, сейчас, я вспомнил, – он лихорадочно хлопал себя по карманам, – у меня же есть спички.
Вспыхнувший огонек тусклым светом осветил подземелье. Аника зажег факел. От непривычно яркого пламени резало глаза. Они огляделись вокруг. Тоннель с мрачными влажными, местами скользкими каменными стенами и таким же полом шел в двух направлениях.
– Да, задача не из легких, пойдем наугад?
– Я не знаю… – Настя растерянно озиралась вокруг, – я думаю…туда!
– Идемте! – Аника взял её за руку и пошел по тоннелю. – Интересно, что это за подземелье?
– Да! Непростой был этот дед Иван, упокой господь его душу, почему он прорыл подземный ход сюда?
– Вот тебе и бортник!
Они шли по каменному подземелью, ход петлял, в стене за поворотом появилась небольшая дубовая дверь.
– Что там?
– Откроем? – Аника отодвинул щеколду.
– Ааааа! – Настя завизжала от ужаса. В открывшейся их взору нише лежали белые человеческие черепа и кости.
– Тише! Тише, и после этого вы будете рассказывать мне о религии? Настя. Даже я знаю, что так монахи хранят мощи своих ушедших братьев.
– Вы полагаете это кости монахов? – Она вцепилась в руку Аники мертвой хваткой.
– Смотрите, – Аника подошел к нише и взял один из черепов, – вокруг сырость, по стенам стекает испарина, а здесь в нише сухо, и кости, смотрите, – он поднес череп к её глазам, Настя в ужасе отшатнулась, – смотрите какие белые кости!
– И что это, по-вашему, значит?
– Один мой знакомый дьяк…да, да, не удивляйтесь, у месье Шарля есть знакомый дьяк. Так вот, он рассказывал, что каждые три года монастырская братия спускается, чтобы посмотреть какого цвета кости умерших братьев – если темные – значит надо еще молиться за упокой души усопших, а если белые – все, умерший в раю. Отмолили.
– И после этого вы будете рассказывать мне, что вы атеист.
– Я и не говорил, что атеист, я говорил, что мои родители были атеистами, на самом деле и в моей жизни был случай, когда я был на волоске от гибели, и, кто знает, если бы не чудо, случившееся во время представления…
– Расскажите, прошу вас, – Настя семенила следом за Аникой, умирая от любопытства.
– Ну что ж, мы с вами идем уже не первый час, а конца туннелю не видно. Хотите отдохнуть?
– Я бы с удовольствием подкрепилась!
– Похоже, пока это невозможно. Присядем? Ну, рассказывать особо не о чем. Обычный трюк под куполом цирка. Я был мальчишкой совсем, униформист упустил страховку и я полетел из-под купола на манеж. И знаете, – было ощущение, что меня придерживают чьи то руки, словно замедляя мое падение. Я упал, точно с двухметровой высоты, отделавшись легким испугом и парой переломов. А ведь при падении из-под купола не выживают – поверьте. Вот после этого я и усомнился в правильности взглядов моего отца. Мать все же его поддерживала, но не так рьяно – она тайком крестила меня в раннем детстве. Отец не знал…
– Как все сложно… – Настя придвинулась поближе к нему.
– Озябли. Настя?
Она кивнула головой.
– Тут сыро.
Он обнял её за плечи:
– Так теплее? Неизвестно сколько мы проведем времени в этом подвале.
– Хочется есть и спать.
Ну, с первым ничего не выйдет, пока мы с вами не выберемся наружу, а вот вздремнуть – вздремнуть, пожалуй, не помешает.
Поудобней устроившись у стены подземелья, Настя прикрыла глаза, погрузившись в сон.
* * *
В питейном доме на Московской окраине, как и во всех питейных домах всех городов в вечернее время публики было много и публики не самой трезвой. Работяги, торговый люд, мелкое сословие собиралось в шумные компании, и отмечали завершение рабочей недели. Двое за угловым столиком выпадали из общей картины. Один – худощавый, всклокоченный, смуглый, чем-то похожий на цыгана, второй – холеный, упитанный и как видно обеспеченный господин в добротном дорогом костюме.
– Как же вы могли, раззявы! Упустить девку! У меня покупатель нервничает, сделка горит!
– Так может, барин, ты сам попробуешь?! Вон, Тимоха – тот того, на том свете уже из-за безделушки этой!
– Да ведь никто и не говорил, что задание из простых. Заказ уж полгода как поступил. Ты знаешь кто у меня заказчик? Знаешь?
– Плевать я хотел на ваших заказчиков. Жизнь дороже. С девкой этой мужик – циркач, силищи в нем немерено – троих раскидывает влёт! Здоровый бугай. Я и жандармов подключил и людей по улицам поставил – только нет на него управы. Да и хитры, лисы! Ушли в прошлый раз из-под носа.
– Где хочешь сыщи мне их, слышишь, вокруг образа этого такая каша заварилась, что не добудь мы его – не жить ни мне ни тебе, понял?!
– Бросьте, Акакий Петрович, это вам не жить, а Лука – что Лука? Перекати поле – сегодня здесь, завра там – ищи свищи…
Акакий Петрович ухватил Луку за грудки и, брызгая слюной, зашипел:
– Ааа! Смыться решил, шкура! Так я сейчас городового кликну, то-то радости будет – семь лет душегуба ищут по всей России – матушке, а он вон где – в Москве ошивается по кабакам.
– Ты меня не пугай, не пугай пуганые мы!
– А про пащенка своего забыл? Мои ребята глаз с твоей бабы и дитя не спускают – телеграфирую и все– каюк обоим!
Лука злобно сверкнул глазами, и Акакий Петрович почувствовал укол холодной стали в бок под столешницей.
– Ты, Лука, помни, а ежели что со мной случится – так и с ними в тот же день приключится страшное горе – пожар спалит избу дотла вместе с бабой и малолетним сыном твоим.
– Черт с тобой, – Лука опустил нож и стукнул кулаком по столу, – но деньжат добавить придется – уж больно расходов много!
– А вот это уже другой разговор. – Акакий Петрович, радостно потирая руки, достал пачку червонцев, – бери Лука, бери, не скупись на расходы – все к нам потом сторицей вернется.
Ты никак осерчал на меня? Лука, ты зла – то не держи, я ведь так, для порядку, – он вновь наклонился к Луке и зашептал на ухо:
– Ты мне образ скорее добудь, а девку с хахалем в яму и известью негашеной, слышишь, чтобы и следа не осталось! Заставы по всему Сибирскому тракту поставить, а коли там их не поймаете, тогда ждать в Тобольске – им больше некуда деваться, понял?
Лука кивнул и, опрокинув в рот рюмку горькой, вышел прочь.
Спустя полчаса Акакий Петрович взял извозчика и добрался до телеграфа. Текст послания, продиктованного им служащему для отправки, гласил:
«Дело осложнилось задержкой еще ориентировочно на две недели.
Прошу вашего содействия и привлечения особых служб для задержания опасных преступников: девицы Егоровой Анастасии и циркового акробата мсье Шарля Тулье. Необходимая вещь у них. Их задержание прямо приведет к скорейшему выполнению вашего поручения.
Семенов»
– Вот и славно – еще пару дней, и весь сибирский тракт будет обклеен объявлениями об их розыске. На каждом углу – человек из тайной полиции, – он весело мурлыкал себе под нос, напевая какую-то песенку и, сев в экипаж, укатил вдаль по мостовой.
* * *
Насте казалось, что они шли по темному туннелю целую вечность. Живот подводило от голода, сил становилось все меньше. Темный узкий проход вывел их к небольшому помещению. Аника осветил его факелом – оно казалось пустым.
– Странно, похоже, здесь бывают не так уж и редко – почти нет паутины, стены сухие, ровные и выбелены гладко. Здесь выемка, – он вложил руку в небольшое отверстие в стене. Под рукой сдвинулся камень. Идеально ровная, казалось, стена разомкнулась надвое, образовав небольшой проход.
– Что там? – Настя прошла первой
– Смотрите! Похоже, это монастырская сокровищница! – он перебирал лежащую в сундуках церковную утварь. – Это все серебро!
– Смотрите, Аника, – Настя держала в руках несколько монет, – это же золото!
Монеты блестели в свете факела.
– Возьмем немного, а то после наших приключений от вознаграждения вашего хозяина осталось немного!
– Нет! – Она покачала головой, – это чужое, этого брать нельзя!
– Ну вот, что, святая вы наша, мы возьмем совсем чуть-чуть – надо же нам доставить вашу икону до Тобольска, а в дороге нам нужна одежда, еда, надо платить за проезд…
– Ни за что! – Настя прижала к груди образ в холщовой сумочке, – она сама нам все даст – все что нужно.
– Расцениваю, что именно она нас сюда и привела, и дает нам это – ну не для себя же брать придется, в конце концов.
Настя нахмурилась и отвернулась. Аника фыркнул:
– Все! Можете отвернуться и ничего не брать – я сам все возьму. – Он взял гость монет и положил их в карман.
– И зачем я с вами связалась, – едва поспевая за Аникой, Настя пробормотала себе под нос, – Мелкий воришка.
– Вы что-то сказали?
– Вам послышалось.
– Ну, не такой уж и мелкий…
Они вновь пошли по туннелю. Узкий ход казался нескончаемым со своими замысловатыми поворотами.
– Интересно, когда он закончится?
Сюда! Настя, здесь выход, – Аника вывел её к небольшим металлическим воротам, которыми заканчивался тоннель. Воздух здесь был сухим и чистым. Факел Аники освещал небольшое хозяйственное помещение. На полках стояли плотно укупоренные глиняные сосуды, на полу, на толстом слое песка ящики, мешки и бочки. Аника кинулся к мешку:
